Книга третья - главы 9 и 10

                Глава девятая

       Н: Когда мы младенцы, мы ещё ничего не знаем ни о превратностях судьбы, ни даже о самой смерти...               
               
       Вдруг – в младенческом возрасте – окажись я... в зрительном зале, на музыкальном спектакле «“Юнона” и “Авось”».
       И – вдруг... взмахни волшебной палочкой некто, также незримо здесь присутствующий...
       И вот:
       Публики – не стало... В зале – я один... И только сцена – живёт и поёт...
       Но я, как любой младенец, ещё ничего не знаю о театре; не ведаю и о том, что сейчас происходит на сцене... Все радости и печали великой любви ещё очень-очень слабо долетают до меня... Будь я взрослым, но таким же, как сейчас, не подготовленным, не знающим, что это только актёры, а я только зритель и участвую в этом не более как зритель, мне, наверное, актёров легко было бы принять за безумцев: они вообразили, что находятся в ином веке, на ином континенте! И хоть говорят по-русски, но не все зовут друг друга по-нашему – много сочнозвучных испанских имён... Но я, младенец, ещё не отличаю «безумцев» от «нормальных», – только вижу, только слышу, быть может, что-то едва-едва начинаю чувствовать – ещё не понимать... Для меня это не артисты, а просто обычные люди, только с виду старше меня и которые существуют со мной в одном мире и в одном времени; а язык их, пусть и не младенческий, сочетается с волшебными звуками – звуками чудесной Музыки, и исходит из уст тех, чьи голоса слиты в этой Музыке; не всё и в ней – её полутонах, переходах, звучании то громком, то тихом – мне понятно... Я ещё не знаю, как оно – нечто! – и в Смерти – говорит о Жизни, и в Разлуке – о Любви. Но что-то в этом есть... Бессознательно – младенчески – я этим уже проникаюсь... Неужели оно обращено ко мне? – То, что даже младенческую душу не оставит равнодушной...
       Вот, уже я начинаю что-то умом понимать и сердцем откликаться всё осмысленней: это удивительно! Невероятно! Одновременно – с ещё бОльшим удивлением – замечаю: я расту! не по дням, не по часам даже, а по минутам – мгновениям!.. Вот уже приподнимаюсь – встаю на ноги; ещё немножечко, ещё чуть-чуть...
       Наконец – иду – к НИМ!..
       Чем ближе к артистам подхожу, тем больше сил в себе чувствую. Душою – всё тот же «младенец», – таким я и вырос: рядом с их, почти детской, простотой; умением с дивной беспечностью – жить и творить, и самим твориться, в театре-храме! Есть зрители, нет зрителей – здесь для меня не может быть глаз «чужих», людей «посторонних»... В пределах сцены и времени – своего – артисты способны видеть дальше сцены, дальше времени. Кажется, им всё подвластно. И я – так же просто и беспечно – сам «забудусь» – рядом с НИМИ, «забудусь» – в НИХ!.. И буду счастлив, беспредельно счастлив...
       И вдруг: в ту самую минуту, когда я – под пропетые артистами слова «Аллилуйя любви!» – восхожу к ним на сцену... тогда, в мгновение ока:
       ВСЁ НЕСЧАСТЛИВОЕ, ПЛОХОЕ, – УЛЕТУЧИВАЕТСЯ!!!.. 
       ...Прежде я, младенец, не понимал, что Любовь и Жизнь, Разлука и Смерть – они шли рука об руку, в двух шагах от меня сценически проживались и пропевались артистами, – пока я по-младенчески зачарованно и доверчиво им внимал... Но потом, когда, от избытка радостного волнения, уже сам я был готов броситься в объятия Жизни, – в этих-то объятиях: Смерть, словно и вправду, была побеждена – Жизнью, а дни, годы, десятилетия Разлуки – в миг единый взяты назад – Любовью!.. (Будто граф Николай Резанов – в лице артиста Николая Караченцова, и Кончита – в лице артистки Елены Шаниной, – они уже меня на сцене с тем и ждали с самого начала; а под конец – и я это понял.)
       Но объятия Любви и Жизни – распростёрлись не мне одному:
       ...сколько бы их, добрых людей, в зрительном зале ни появилось вдруг снова, – а их незримое присутствие мною ощущалось и тогда, когда в зале, казалось, не было ни души, – их дыхание лёгкое, раскрепощающее, овевало всё и вся...

       Н: Так, без всяких условностей – вроде тех, которые между зрителями и артистами на спектакле «“Юнона” и “Авось”» в воображении автора песни-исповеди как в Лету канули...
       Н: ...и когда искренности артистов хватило на большее, чем просто «театр»...   
       Живое Солнце Мира: ...каждый, в ТОТ час будто заново рождённый, также «младенческой» душой проникся бы всем этим, пошёл артистам навстречу и вместе со всеми, НЕ СГОВАРИВАЯСЬ, на чью-то безнадёжную попытку словами донести невыразимое, решающее судьбу человека, – ответил бы: «.......Н Е  Н А Д О,  Я  П О - О - О - Н Я Л [61]!!!!!!!.......»

_______________________________________________________
61 Андрей Вознесенский (из рок-оперы «“Юнона” и “Авось”»).

                Глава десятая

       – Я эту газету сохраню, – сказала мне Ольга Павловна.
       Это, переступая порог нашей квартиры, учительница протянула мне газету, свежий номер. Дала на время почитать – а именно – интервью с астрологом Павлом Глобой. Что же, по Глобе, грядущие десять лет нам готовят? – Сверю, – добавила она по-одесски мелодичным, мягким басочком, – его прогнозы с действительностью: чему бывать, а чему не бывать.
       Нам-то с Ольгой Павловной легко сверять. А каково тем, кого Глоба «похоронил» – в самые ближайшие годы! Ведь большое интервью с ним – нет, не целиком, местами, где Глобой упоминались известные люди – для многих из них ещё при жизни превратилось в их собственную «похоронку»! В ней иных политических деятелей астролог не пощадил от бандитских пуль... Глобе поверили бы они (разрешите мне обойтись без имён) или нет, – но ведь эти люди будут жить – проживут ещё немало лет. Днём им бодрствовать, ночью спать и видеть сны – и... быть может, иногда, вдогонку их капризным судьбам, слышать пророчимое им астрологами на последующие десять – двадцать – сорок лет... 
       Или, наоборот: минует всего лишь один год. Убьют премьер-министра Израиля Ицхака Рабина. Что об этом знают звёзды?.. Звёзды, возможно, знают больше Глобы...

       Пессимист: «...И кто прибавляет знание, прибавляет боль [62]».               

       Как любитель, а не профессиональный астролог, я что-то – так, самую малость – знал в этой теоретически застылой науке. Даже по её теории пробовал делать вычисления, чтобы их проверить на практике. Совпадало – не всё, но многое. Но наверное, даже знай я астрологию лучше, не стал бы строить один за другим далеко идущие прогнозы, кроме тех, что из её теории напрямую можно извлечь. (Донельзя масштабными и сногсшибательными прогнозами только и занимаются астрологи, желающие быть притчей на устах у всех.) Сколько здесь подводных камней! В жизни столько всего переплетено, так закручено! Клубок действительности попробуй-ка распутать – всё охватить, приспосабливая к ней астрологическую теорию!
       Да и, честно говоря, с момента рождения моей Мечты мне меньше всего хотелось самому себе пророчествовать. Уж если со средства воплощения желаемого спадёт покров неясности, – так вперёд: чтобы не с видениями, туманными или ясными, а со всезахватывающим – романтическим порывом – к этому прийти...
       Кроме того, одних пророчеств, хоть бы от самой Ванги, было мне мало. Даже если они оказались бы верны, – главное, из них извлечь что-нибудь полезное. Что мне может помочь, а не помешать. Хорошая возможность? Провидец или астролог, предвидя её, и сам загорится? «Но (эта мысль напрашивалась сама собой) чтобы загореться, не надо быть пророком. Ведь без всяких чьих-то предсказаний «моё» стало для меня той жемчужиной, которую не променял бы на все сокровища мира...»   
       И всё же, думал я, не проскальзывало ли в прогнозах Глобы такое, что втайне и я в мыслях своих лелеял?.. И о чём иная цыганка выдала б так выдала – мол: «Всю-у-у  пра-а-а-вду расскажу!»?

       Н: Ну очень, оч-чень хоч-чется, чтобы нам поведали: Что? Где? Когда?
       Н: Много будешь знать, состаришься!

       На минуточку вспомнилось мне, как я лежал себе да слушал маленький «концерт», пьяной компанией устроенный у нашего дома, на ночь глядя:

                Ну что сказать, ну что сказать,
                Устроены так люди,
                Желают знать, желают знать,
                Желают знать, что будет [63].

       ...Скоро от Ольги Павловны я узнаю: Глоба собственной персоной будет – где бы вы думали? У нас, в Одессе!
 
       Н (про Глобу): Сообщение ТАСС!
       Н: Ещё бы! Даже мэр Одессы Эдуард Гурвиц готовится к торжественной встрече дорогого гостя.

       Но, в отличие от мэра, которому в Одессе жить да ею править... нашей семьи скоро, даже очень скоро, не будет – ни в Одессе, ни в бывшем Советском Союзе!..
       А когда мы уедем – прощай, Одесса, и прощай, Глоба.    
       К счастью, – уже от нашей Юли – я также узнаю нечто потрясающее: оказывается, с мэром Гурвицем «иногда общается» Лёлина знакомая, Рахиль (простите, не знаю, как Рахиль-старушку по батюшке звать)!
       Короче, я захотел своё тощее «Полное собрание сочинений» передать Лёлиной приятельнице, которая на короткой ноге с мэром: чтобы та – ни больше ни меньше! – передала это самому Гурвицу, а сам Гурвиц – ни больше ни меньше! – на встречу с самим Глобой захватил бы это с собой!
       Но мудрая Ольга Павловна, когда я, осенённый, тут же с воодушевлением в голосе сообщил ей по телефону о столь блестящей идее, – она, скажем так, легонечко отговорила меня от неё. Мол, перед Гурвицем лежит вся Одесса-мама, а тут ещё самого Глобу встречать – ой, мама!
       Кстати, по астрологическим прогнозам Павла Глобы (оптимистическим до невозможности, я бы добавил: оказывается, вдохновенный романтический порыв и астрологам не чужд), жители нашего города в 1997-м году непременно почувствуют себя счастливыми. Не важно, поверят ли они своему одесскому счастью 1997-го. Так что – вперёд и с песней! Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё будет хорошо. (Наша кошечка Маркиза, которая останется с Юлей в Одессе, не возражала бы!) И вообще, в прогнозах Глобы всё глобально. Что ожидает наш город в первом десятилетии нового века? О, это десятилетие будет незабвенным! Если верить Глобе, мы могли бы пророчимое им заключить в одно-единственное восклицание, словно с высокой трибуны облетающее всю планету, торжественно и громогласно:
       – Да здравствует Одесская Республика!

       Республика ШКИД [64] (Одессе): И ты уже согласна на свою собственную Республику?
       Одесса: И даже ООчень!
       Республика ШКИД: На Республику единую, могучую, свободную?
       Одесса: Ну, конечно же, не на Республику Ныш Гит или Республику Цурес, которую бы я – извините – киш ин тухес!
       Республика ШКИД: Понятно!
       Одесса: Ещё бы не понятно!
       Республика ШКИД: И какой ты свою будущую Одесскую Республику представляешь?
       Одесса: А кто сказал – «будущую»?
       Республика ШКИД: Пардон?..
       Одесса: Я – уже сегодня, уже сейчас...
       Республика ШКИД: Одесская Республика?!
       Одесса: Я – Республика Жванецкого!
       ...Наконец, человек с портфелем, в котором на прищурившихся страницах острые да шустрые слова соединились в республику, названную именем этого человека, – Жванецкий, с демократической юморинкой в голосе, говорит: Избушка в хохлушке-деревушке! Встань к Республике Жванецкого передом, к кремлёвским старцам прошлого и будущего – раком!..

 
62 Кохелет (еврейское название Книги Экклесиаста), гл. 1, стих 18. 
63 Леонид Дербенёв (песня из фильма «Ах, водевиль, водевиль!»).
64 ШКИД, или Республика ШКИД – Школа-коммуна для трудно воспитуемых подростков имени Достоевского, основанная В. Н. Сорока-Росинским в 1918-м году в Петрограде. (Об этой школе для беспризорных детей рассказывается в повести Григория Белых и Л. Пантелеева «Республика ШКИД», а также в одноимённом фильме по её мотивам.)