Гайно

ГАЙНО


   Гайно. Если вы не знаете, что это такое, то я вас немного просвещу по этому поводу. Гайно, сие странное слово употребляется, по крайней мере, у местных аборигенов, как  гнездо кабанов. Слово это скорее всего малороссийское или, попросту, хохлатское или, как ныне любят выражаться на Ридной Викраине: молвь. Проще всего эта самая молвь придает этому странному слову толкование разное, но у местных хохлатских элементов оно в ходу именно как гнездо кабана. Слово это в полной мере  соответствует самому этому сооружению. Хотя мне скажут, что кабаны гнезд не вьют, поскольку летать они не умеют и по своему наружному строению мало подходят для покорения высот небесных. Правда страусы не на много больше их летают и лазят по деревьям тоже, а гнезда их отнюдь не сооружение из веток и железобетона. Так себе: погребут ногами, проверят свои обширные задние и передние части на предмет излишних  перьевых и пуховых запасов, на том и забота о потомстве и заканчивается, если не считать, что благонамеренный папаша, закрывает будущее потомство своей широкой грудью от холода, а, чаще всего, от жары. Кабаны же обитают в широтах более приближенных к широтам полярного круга, то и строят они себе гнезда обширные, подстать своему статусу, чтобы лапы наружу не торчали, да и крыша чтобы над головой была. Строительство ведутся или сообща, когда зимой собирается несколько молодых кабанчиков, чтобы покоротать долгие ночи в обществе себе подобных, или в одиночку, чтобы выкормить молодых кабанчиков. Первые строят реже, чем вторые, так как поросята подвержены воздействиям температурных условий в большей мере, чем их более взрослые сотоварищи. В дождливые годы гибнет большое количество молоди из-за этих самых холодов. Короче, как говаривал прапорщик, что крокодил -  птица, которая если и летает, но не сильно высоко, но гнезда-то она вьет обязательно.
     Короче, зачем я всю эту бодягу вам заливаю?  Правильно, с этим гнездом кабана связана какая-нибудь занимательная история. Как всякая история, эта история имеет свое начало. Начало было таково: я невесть отчего попёрся среди ночи, точнее  в часа четыре этой самой ночи в лес. Какого фига я там забыл? Не хрена же не видно, да и ночь была подстать – без луны, с одними звездами, да и те светили не шибко. Фонарик, правда, был у меня, но мощность его не превышала трех вольт, так что этот инструмент так себе - под ноги светить, чтоб не споткнуться, а охотится по ночи с таким фонарем – полные штаны надежд и фантазий. Как говаривает нынешнее не весьма продвинутое в литературной части поколение – сплошной и глухой отстой. Но с этим снаряжением, которое весьма слабо подходило к охоте, тем более ночью, я оказался в лесу. Впрочем, если напрячь свои извилины на предмет моего пребывания в лесу в районе собственных на паях с покойницей тещёй, тогда ещё пребывающей в полном здравии, огородах, то можно вспомнить предыдущий вечер и часть ночи, что я провел на дереве созерцая этот самый огород и ожидая козла, который копытил его с особым усердием и вытаптывал при этом набирающую силу картошку.  Этого я никак не мог пропустить и потому водрузился на дерево между двумя огородами, выше названым, и Витьки Богданчика, в ожидании этого самого товарища. Если сказать, что данный товарищ не пришёл – совру. Он не пришёл, а с наглой рожей припёрся и долго ползал подо мной, хрустел ветками и жевал что-то. Было слышно, как он даже дышал, или мне это показалось. Мои попытки снять ему штаны  вместе с головой, не увенчались успехом. Я усердно высвечивал его в кустах, но тот просто бродил. Вот вам и пресловутые три вольта – одно расстройство и гимморой!
  Это брожение продолжалось часов до двенадцати, после чего он, видимо, лёг, так что тишина наступила полная. Я не стал его караулить всю ночь сидючи на дереве, решив сходить домой и несколько перекусить, и покемарить в обстановке отличной от обстановки, которая устраивает обезьян в каких-нибудь джунглях далекого, но призрачного Конго или иного тропического государства, но ни как не обезьяну, что довольно давно рухнула с дерева и даже обломала хвост при своем падении оттуда.
  В общем, это только присказка,  а сказка, как водится, должна быть дальше. Так что если всё сложить в единую цепочку причинно-следственной связи, то мое появление в позднюю ночь с фонарем в руке было скорее закономерным явлением, чем явлением не закономерным. Если следовать обыкновенной логике событий, то я был обязан водрузиться на то же самое дерево в районе огородов и прилежно дожидаться утра и того момента, когда козёл выползет из своих кущей в надежде пополнить желудок, но уже при первых лучах солнца. Этому моему появлению  среди ночи, ближе к утру, могло быть только одно препятствие: лень, да и то моя собственная, но в таких случаях я не страдал этим недостатком, тем более, когда это касалось охоты. В районе же огорода я обнаружил довольно отчетливый и сильный шум. При моём тогдашнем опыте и нынешнем тоже, этот шум издавал не человек, на его многошумные потуги я просто никогда не обращал внимания, а кабан. Так что мои первоначальные намерения сразу вылетели из головы, так что ныне  мне пришлось напрягать свою память, для того, чтобы досконально восстановить ход событий. Я, естественно, послал подальше своего козла, то есть послал его на фиг до лучших времен, а последовал на шум. Точнее не последовал, а покрался в том направлении, где бродил кабан, в надежде, что до рассвета я его не потеряю, а ежели и потеряю, то найду его следы и постараюсь выследить этого неосторожного парнокопытного.
   Кабан кормился, то есть бродил по кустам в поисках съестного, так что мне даже удалось несколько приблизиться к нему, но скоро шум стал отдаляться в сторону бомбоубежища. Точнее это не бомбоубежище, а командный пункт, что был некогда возведен в районе Г-ки в годы пятидесятые. Там был вырыт бункер в горе и нарыто в округе множество капониров. В народе хоть это место называли бомбоубежищем, но для сокрытия множества народа оно явно не подходило. Правда, в этом бункере вполне могло уместиться человек тридцать, но только стоя. Вот в направление к этому сооружению и двигался кабан. Я шёл по дорожке, то есть старался придерживаться этой самой дорожки, которая была проложена под линией электропередач. В настоящее время она почти вся заросла, так что пройти по ней достаточно тихо уже, увы, не возможно.
  Кабан покрутился по кустам и стал спускаться вниз к ручью. Я вновь приблизился к нему, но он перешёл его и дорогу, идущую параллельно ручью  и стал подниматься на склон горы. Я последовал за ним со всевозможной осторожностью, но призадержался. Так что, когда я поднялся на сопку, за которой скрылся кабан, то его я  не услышал. В надежде, что он вновь объявится, я спустился вниз, где была ещё одна дорога, которая вела к дендрарию, и решил пойти по ней. По моим расчетам кабан должен был кормиться где-то на склоне сопки по правую сторону дороги. Но мои усилия были тщетны. Впрочем, стало светать, к этому времени я уже подошел к другой старой дороге, ведшей прямо на эту сопку. Она была короткой и почти полностью заросла, хотя некогда вела к сенокосам, что были за перевалом.
  Поднявшись по ней примерно до половины сопки, я с удивлением обнаружил множество  кабаньих следов. Среди них были даже довольно свежие. Я нашёл даже натоптанную тропу, по которой я и двинул дальше, несколько поднимаясь в гору. Тропа скоро заканчивалась прогалиной явно искусственного происхождения. В центре этой прогалины возвышалась куча веток разной свежести. Были и только что сорванные. Это было кабанье гайно. Стрелять в него я не стал, поскольку я никак не относил себя к убийцам или просто грубым добытчиком, да и тратить патроны, просто стреляя в кучу, где могло никого и не быть, я не хотел. По тому я решил стволом ружья поднять ветки, из-под которых, при совершении сего действия, неожиданно для меня выскочило штук восемь-десять полосатых поросят. Я даже не только не успел вскинуть ружье, но даже заметить, куда они исчезли, словно растворившись в окружающей среде.  Я прошёл кругом раза два, но кроме  опавшей листвы, травы и папоротника ничего не нашёл. Решив, что, успокоившись, они все-таки появятся возле гнезда. Я залез на молодой дубок стоящий рядом с гайном. Он был не высокий, так что сидел я не далее двух метров от земли. Минут двадцать, что я находился на дереве, я как нельзя прилежней рассматривал землю вокруг него, где по моим расчетам, должно находиться не менее двух-трех поросят, но так и никого и не заметил. Тут я и услышал шум приближающегося кабана. Это явно возвращалась потерянная мною накануне их мамаша. Она почуяла меня, так как шла по той же тропинки, что шёл давеча я. Через несколько минут она оказалась у гнезда прямо под тем деревом, где я сидел. До её спины было может быть больше метра, но не на много. При желании мог даже дотянуться стволом до ее спины, только для этого мне бы пришлось нагнуться. Так близко ко мне зверь не подходил никогда. Это была довольно крупная самка. В ней было пудиков двенадцать или несколько меньше. Стрелять в многодетную мамашу рука у мня как-то не поднялась. Будь у меня на мушке клыкастый кабан, даже если бы я находился на земле и даже на таком же расстоянии, что была эта кабанья мамашка, то я бы непременно угостил его хорошим зарядом картечи под лопатку или насадил  на пулю.  Хотя кабан на таком расстоянии вельми опасен, а тогда у меня рука дрогнула, а сердце сжало неприятное чувство жадности.
  В это время она хрюкнула, и тут же возле неё возникло целое стадо маленьких, сочных поросят. Они лежали прямо подо мной, но никого я так и не увидел, хотя ранее запросто ловил их руками. Они моментально кинулись в кусты и скрылись так быстро, что я на своем дереве не успел развернуться и выцепить хотя бы одного из них. Следом за ними удалилась  и степенная мамаша, но тоже довольно таки быстро.