Just for fan

Land art переводят обычно как “земляное искусство”, хотя правильнее было бы сказать: искусство на местности или в ландшафте. Возникло оно в последней трети XX в. и характерно тем, что особым образом мыслящие энтузиасты, иные из которых не имели прежде даже отношения к искусству, начинают громоздить на пленере всевозможные конструкции из подручных природных материалов – земли, камней, песка и т.п. Для своих инсталляций они, как правило, выбирают безлюдные территории, чаще – на берегу озера, моря или океана, не особенно заботясь о том, что шторм, прибой или дождь  уничтожит результаты их многодневного труда. Другой особенностью этих творений являются их размеры. Зачастую они огромны настолько, что их замысел можно уяснить, лишь поднявшись в воздух.
Не правда ли, тут же возникают ассоциации с рисунками на плато Наска или с Crop Circles (изображениями, чудесным образом возникающими на полях и приписываемыми “проискам” инопланетян). Думается, оттуда ветер и дует. Именно эти таинственные знаки подогрели внезапно вспыхнувшее увлечение гигантизмом некоторых из землян.
Но если неведомые творцы узоров на полях – необычайно сложных, поразительно четких, геометрически и математически выверенных – достигают желаемого эффекта лишь пригибая в разных направлениях, скажем, стебли злаков, то ленд-артовцы отдают предпочтение объемным формам, песку и камням.
Обобщать тут пожалуй не стоит, поскольку стили и методы самовыражения у всех разные, а порой даже несопоставимые. Поэтому лучше рассказать о наиболее типичных представителях данного направления в отдельности. Оговорюсь однако сразу: как человек, получивший классическое художественное образование, я не могу восторгаться ленд-артом, для меня лично это попросту не искусство. Но оно не может не удивлять, не останавливать на себе внимание. Это что-то вроде шоковой терапии.
Здесь главное найти смысл для бессмыслицы, причем желательно не простой, а философский, и тогда даже бесформенная груда камней или земли посреди выставочного зала может вызвать у зрителя восторг. Так, российский представитель ленд-арта А. Голиздрин привез из Швейцарии 16 кг гальки, высыпал ее у железнодорожного полотна под Саратовом и назвал свое “творение” “Похищением Европы”. В остроумии ему явно не откажешь. По крайней мере в данной акции даже больше смысла, чем в знаменитом “Черном квадрате” Малевича, получившем статус не просто искусства – шедевра.
“Классиком” ленд-арта представители этого направления объявили Роберта Смитсона – творца-философа, подводившего под свои творения диалектику природы и бытия. Например такую: “Я за искусство, трактующее прямое воздействие стихий в том виде, в котором они существуют день за днем вне какой-либо репрезентации... Я говорю о диалектике природы, которая проявляется во взаимодействии физически антагонистичных природных сил в их изначальном естестве – и в безмятежном спокойствии, и в яростном шторме.”
А почитатели Смитсона объясняют его концепцию примерно так: “Его творчество существует в силовом поле между тем, что он называет site (место) и nonsite (неместо). Он начинал с поисков места, как бы пограничного с “ничто”. Если Вы, читатель, не уловили тут смысла, не отчаивайтесь, не Вы первый.
Главным, “знаковым” творением Смитсона считают его Spiral Jetty – “Спиральный мол” или “Винтовую дамбу”, в стремлении объяснить которое были написаны тома искусствоведческих исследований. На Большом Солёном озере в Юте Смитсон выложил из камней, земли и соли насыпь в виде спирали, уходящей в озеро и закрученной против часовой стрелки. Длина спирали около 500 м при ширине 5м. Природа довершила его начинание, раскрасив дамбу-мол в голубые и розовые тона (голубизну придали соли меди, осевшие на камнях, а розовый добавили микроорганизмы). Получилось со-творчество человека и природы.
Если большинство творений ленд-арта имеет жизнь от нескольких часов до месяца, то гигантский насыпной завиток Смитсона оказался на редкость живучим. Прошло уже 39 лет, а он все там же. Правда уровень воды в озере поднялся и скрыл его от глаз людских, он лишь смутно просматривается с воздуха. По нему уже не пройдешь, как прежде, к центру спирали, чтобы очутиться перед смитсонским “нигде”. Кроме того, в районе озера планируется разработка месторождений нефти Rozel Point, и трубопроводы намереваются проложить по виткам Spiral Jetty.
Творческий, равно как и жизненный путь самого бедняги Смитсона оказался намного короче его главного творения. Ему было 35, когда во время съемок с воздуха своей очередной и последней работы – “Желтый скат”, в Техасе, он разбился при крушении самолета.
Осенью прошлого года в Музее современного американского искусства Уитни, в Нью-Йорке, была организована ретроспективная выставка Роберта Смитсона (в основном фотографии и рисунки с его работ, а также видеозаписи творческого процесса). В поддержку выставке и в память о его “Дрейфующем острове”, вокруг Манхэттена на протяжении недели медленно плавал сколоченный из досок островок-баржа, заполненный землей и камнями, с деревьями и кустами (не сам плавал, а с помощью катера).
Джим Деневан – художник и повар в одном лице. В конце 90-х он был поваром в Милане, увлекался кулинарией, даже выпустил свою книгу о вкусной и здоровой пище. А потом вернулся в Штаты, купил старенький автобус и пустился в странствие по Америке, собирая вокруг себя народ на фермах и ранчо и угощая их дарами земли – в своей кулинарной интерпретации. Ленд-артом Джим увлекся случайно, заметив однажды, что его машина оставляет на песчаной отмели симпатичные следы. Поскольку, благодаря своей широкой натуре, он уже успел обрасти друзьями, ему не составило труда заразить их любовью к свободному творчеству на пленере, к созданию узоров на песке – Just for fan – которые исчезали с первым дождем или приливом. Единственными инструментами Джима были палка, грабли и лопата.
И вот с таким сельхозинвентарем он создал самую большую в мире картину на земле, состоящую из разбегающихся от центра бесконечных, увеличивающихся в размерах кругов. Рисунок, диаметром около 5 км, прочерчен им на высохшем дне гигантского соляного озера в Калифорнии.
Сам Джим Деневан называет свою работу аллюзией на древний “космодром” на плато Наска. “Может, когда-нибудь одна из моих композиций на самом деле привлечёт внимание инопланетян”, – смеётся он.
Среди довольно многочисленных инсталляций представителей ленд-арта лично меня по-настоящему зацепил лишь один проект – Вальтера де Марина. В Мексике, посреди безлюдной, выжженной солнцем пустыни есть явно аномальная зона, куда чаще всего ударяют молнии. Вальтер де Марина не поленился вбить в эту зону, длиной в милю, 400 семиметровых шестов из нержавеющей стали, расположив их четкими квадратами.
Когда над пустыней зависают грозовые тучи, над его “Светящимся полем”, как он его назвал, начинается истинное светопредставление – молнии, как по нотам, разряжаются в металлические столбы, вспарывая тьму ослепительными ветвящимися загзагами. Природа, в соавторстве с человеком закатывает грандиозное небесное шоу. Это и впрямь впечатляет. Правда терпения дождаться посреди голой  мексиканской пустыни заветного момента в основном хватает лишь у самого автора, но на это чудо можно взглянуть по сделанным им фотографиям и видео-клипам. 
Пожалуй самые широко известные ленд-артовцы – в первую очередь за счет своих эффектно-эпотажных и супер-масштабных изысков – болгарин Христо Явачев и морокканка Жан-Клод (Jeanne Claude). Он – художник, она имеет ученые степени по философии и латыни. Они встретились в Париже, в 58-м, а в 64-м, уже вместе с сыном перебрались в Штаты, где и живут по сей день. В их сплоченом альянсе Христо так и остался художником, а Жан-Клод взяла на себя нелегкую миссию по реализации его бредовых (пардон!) замыслов.
Эта пара сама ничего не создавала, сконцентрировав свое внимание исключительно на обертках, названных ими концепцией “ампакетажа” (empaquetage). Сначала они упаковывали кувшины и банки, потом мотоциклы и всевозможные предметы покрупнее – деревья, машины, памятники, заворачивая их в ткань, бумагу, пленку. А под конец Христо уже начал специализироваться, как это не парадоксально звучит, на мостах, домах и даже – на островах и ландшафтах, что и прославило его на весь мир. Он обернул, например, Кунстхалле в Берне, Музей современного искусства в Чикаго, кусок пляжа рядом с Сиднеем...
Христо и Жан-Клод называют себя художниками окружающей среды, создающими временные произведения искусства. По окончании двухнедельной презентации избранные объекты благополучно распаковывают, возвращая архитектурным сооружениям и ландшафтам первоначальный вид. А творения их остаются жить лишь в эскизах, фотографиях и на кинопленке. Так, в 1985 г на 14 дней был обернут в Париже в красивую ткань Новый мост – Понт Неф, что произвело на парижан неизгладимое впечатление.
Упаковать в эффектные блестящие драпировки здание Рейхстага в Берлине стало для супругов навязчивой идеей, которую, по вполне понятным причинам, им никак не удавалось реализовать – дяди сверху не разрешали. Наконец, лишь спустя 20 лет, их шальная задумка осуществилась. Переговоры, начатые задолго до объединения Западного и Восточного секторов Германии, увенчались успехом в 1994. Причем обсуждение столь необычного проекта впервые в истории Германии было вынесено на сессию бундестага. За него проголосовало 292 члена парламента, против – 223.
Рейхстаг, еще не обретший тогда свой помпезный купол, готовили для инквизиции, как египетскую мумию, тщательно и бережно, защитив предварительно фасад 8-слойными панелями, а статуи – стальными клетками. На пеленание здания ушло 100 тыс кв м полипропиленовой серебристой ткани с алюминизированным напылением и 15,5 тыс м голубого шпагата. “В нашем завернутом Рейхстаге есть некая иррациональная свобода”, – с гордостью сообщал бесчисленным журналистам со всего света Христо, превративший на две недели чопорный Берлин в бурлящую туристами и зеваками развеселую ярмарку.
         Поклонники данного вида искусства говорят, что это было грандиозно, незабываемо, шокирующе-великолепно. Что ни один человек не мог пройти равнодушно мимо. (Еще бы!) Что люди приезжали издалека, чтобы собственными глазами взглянуть на это чудо. Вот на такое обывательское “Ах!” и были направлены усилия Христо и Жан-Клод.
Обернутые в драпировки здания и мосты с одной стороны начисто исчезали – в том виде, в каком их привыкли видеть, а с другой – появлялось нечто совершенно новое, как гигантская – броская и радостная – декорация в пыльном и мрачноватом каменном теле города.
В отличие от чудаков-одиночек, Христо привлекал к осуществлению своих проектов огромное количество людей – от рабочих и разного рода исполнителей до юристов, экологов и прочих консультантов и специалистов.
Среди его ландшафтных проектов “Бегущая изгородь” из пластика и стальных тросов, длиной 40 км, в калифорнийской пустыне Сонома, окруженные ярко розовой синтетической тканью острова у побережья Флориды, недалеко от Майями. Одной из самых масштабных работ Христо считают его трансконтинентальный проект “Зонтики. Япония – США”. Над шитьем, конструированием и установкой 3 100 зонтов трудилось 2 тысячи рабочих. Рано утром 9 октября 1991 г  одновременно “расцвели” на пленере все три с лишним тысячи зонтов – голубых в Японии, на острове Хонсю, и золотистых – в пустыне Калифорнии. Проект этот обошелся супругам в $26 млн.
Средства на свои безумные инсталляции Христо и Жан-Клод ни у кого никогда не просили, более того – от любых инвестиций со стороны наотрез отказывались, не желая ни в чем и ничем ущемлять свою свободу. Все их грандиозные проекты сами себя окупали, а вырученные от рекламы деньги они тотчас вкладывали в следущий проект, не слишком расстраиваясь, что он, как и предыдущие, проживет максимум месяц.
Последней инсталляцией этой, отмеченной манией гигантизма, пары был проект “Ворота” в феврале 2005 г. В Центральном парке Нью-Йорка бригада Христо установила 7 500 ворот из выкрашенных в оранжевый цвет металлических трубок 5-метровой высоты с матерчатой оборочкой того же цвета. С промежутками в 4 м, шеренга яркооранжевых “ворот” растянулась вдоль парковых аллей аж на 37 км.17 дней удивленные и счастливые, как отмечала пресса, посетители парка испытывали настоящий праздник души.
“Семь с половиной тысяч ворот не являются произведением искусства. Ткань шафранового цвета не является произведением искусства. Искусство – это Центральный парк, тропинки, лужайки, деревья, люди и наши ворота”, – сказала тогда Жан-Клод.
Когда супругов спрашивают, зачем им все это нужно, Христо обычно отвечает лаконично и сухо: “Ни зачем”. Жан-Клод практически говорит то же самое: “Для удовольствия. И удовольствия наших поклонников”. Но добавляет при этом: “Наши работы лишены всякого смысла, у них одна цель – быть произведениями искусства.”