Путь предков

Путь предков

Мудрость приходит с годами. Чтобы осознать это, нам требуется вся жизнь: когда вдруг начинаешь понимать, что на те , уже тысячи раз повторенные события, смотришь иначе – как-то по-новому. Возникающие при этом вопросы, как правило, естественны в своей простоте и даже наивны в повседневности. Раньше как-то и мысли не приходили их задавать из-за их кажущейся второстепенности, а теперь они стали значимы.
Один из таких вопросов не отпускает меня уже больше десятка лет: почему я родился и живу в Сибири, и именно на Алтае? Случайная ли я песчинка или часть некоего движения? Если второй вопрос, то когда зародилось это движение и куда мы держим путь? Где наши пределы, грани и межи? Что нам нужно в дороге? Мне очень важно знать ответы на эти вопросы, чтобы осознать себя. И осознать для великого дела – передать сыну то, что передал мне мой отец. И если я этого не сделаю, то жизнь моя окажется  пустоцветом, ибо выполнив биологическую функцию, я не исполню духовный смысл своего бытия. Иными словами, я прерву традицию рода человеческого – от отца, как первообраза, сыну не будет передана история этого рода. А если не передал – значит, не жил, значит, ты не звено, не боец, а обрыв в цепи – пустота, бездна.
Смутно помню рассказы деда Захара, нелюдимого и сурового человека, отвоевавшего с японцами в 1904 году, а затем в смуту гражданской войны лихого разбойника, много людей погубивших. От него запомнил об его отце Емельяне и деде Прохоре. Тоже не мирного характера мужики были. По крымским да турецким войнам поисхлестались родимые. Казаками они произошли, с Дона. А когда обнаружил след своей фамилии в Тобольске, затем в Каинске разночинца Ремизова нашёл, то забилось ретивое сердечко. И не зря. В 1809 году Ремизовы строят деревню на реке Чумыш, недалеко от нынешнего райцентра Кытмановского района. А спустя 27 лет они же образуют ещё одну деревню чуть выше по течению. До сих пор потомки тех Ремизовых проживают в Кытмановском районе.
Так и навеялись мысли, и унесло меня в историческую даль. Будто вправду я там в то время оказался. И увидел.
Почти все старые города Сибири выросли из острогов. В богатырской кладке могучих лиственных плах до сих пор просматривается облик исконно русских домов, с их укоренённостью, надёжностью. Ставились они навечно. И всегда их объединяло одно – одинаковый выбор места. На Дунае, Днепре ли, Бие-Катуне, Чумыше, Оби, Иртыше, Яике, Дону, Колыме, малых ли речках – везде заметно стремление поставить твердыню именно в устье и стоять здесь насмерть. От большого шло к малому. Да и где оно было малое-то. Везде большое. Пётр построит Петербург в устье Невы, капитан Невельский на другом океане, в устье Амура – Николаевск-на-Амуре, Северную Двину ранее закроет Архангельск. Бийск встал на слиянии двух рек – Бии и Катуни, Усть-Каменогорск прикрыл Убу при впадении в Иртыш, Кузнецкая крепость на Томи казаками устроилась, а Белоярский острог на охрану Чумыша встал.
Стало ясно, почему так повелось – преградить проход внутрь родимой территории – Отчизны. Вот какой оказалась эта величайшая тайна. И осознал я её тогда, когда корни рода моего обозначились в устье Дона. Тут-то я и взволновался, когда понял, что воплотил в себе некие начала, разгадка которых давала возможность прикоснуться к тайне родной истории.
Я всегда чувствовал, что рано или поздно размышления приведут меня на Дунай, Днепр, Дон. Меня тянуло в тот край, где длинным мечом у Очакова лежит узкая полоска земли – Тендровая коса, возлюбленная казаками и воспетая ими. Античные греки назвали её «Дромос ахилесос», что означает «ахиллесов бег». По преданию, на этой косе герой Троянской войны Ахилл, устроил состязание в беге. Здесь Ахиллес отомстил своему врагу, привязав мёртвое тело Гектора к колеснице и погнал коней… А жена Гектора Андромаха:
На стену быстро взошла и, взглянув, увидала: по полю
Гектора прочь волокли от стены быстролётные кони.
Ни в этом ли краю, где Эллада встретилась с Русью, на берегах Русского моря начало пути моего рода?
Устья Дуная, Днепра, Дона при любых нашествиях степных орд всегда оставались суверенной территорией «русского народа», а Сечь и Дон – его полномочными представителями при чрезвычайных обстоятельствах. Исторические судьбы обоих войск оказались неразрывными. И в морских боях, и на суше они были созидателями «русского товарищества», о котором пророчествовал на костре Тарас Бульба. Шесть веков от Батыя до Суворова, они дрались в одиночку  у черноморских берегов. Но, увы, ни в одном черноморском городе так и не поставили памятник казакам. А вот в Казахстане на реке Иртыш стоял памятник Ермаку. Да только казахи стали его сносить, будто забыли, как русские их оберегли от джунгар и Китая. Тогда алтайские казаки поехали выручать Ермака Тимофеевича. Выручили. И на своей территории устроили памятник. Слава им, этим простым русским мужикам, Слава!
У народа границы державы нерушимы. Он знает, что невидимые границы – самые крепкие в мире. Народ не уступал устьев и морей ни на один час и ждал Петра. И Пётр появился. Здесь нет мистики. Не может народ-моряк тысячу лет владеть устьями и от одного нашествия Батыя забыть их, отдать ордынцам, которые испытывали к воде отвращение. Не зря Чингисхан ни разу в жизни не мылся…
Известно: в периоды упадка флот утрачивает активные черты. После Петра самые активные черты флот приобрёл в пушкинскую пору. Мысль об упадке флота в периоды бездуховности чрезвычайно важна, ибо через неё исторически прослеживается связь молодости обществ с морем. Когда Пушкину было четыре года, подняли паруса корабли молодых капитанов Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского – «Надежда» и «Нева». Они ушли в первую кругосветку. За год до дуэли на Чёрной речке из океана вернулся, обогнув земной шар, двадцать третий русский корабль – то был военный транспорт «Америка». За краткую жизнь поэта двадцать три кругосветки, не считая полукругосветных плаваний мимо страшного мыса Горн или мыса Доброй Надежды! И почти всех офицеров Пушкин знал лично. Почти все офицеры, прошедшие океанскую купель, стали адмиралами, и на них будет держаться русская наука, флот, государственность. Океанский воздух ворвётся и в коридоры  пушкинского лицея. И Фёдор Матюшкин станет повторять при каждом случае: «Плыть охота!». С тех пор прозвище «Плыть хочется!» закрепится за будущим адмиралом навсегда.
Флот всегда аккумулировал в себе высшие умственные, материальные и духовные усилия нации. Мир любит духовно собранных и учит цельности, такту, любви и природе, «ибо всё, как океан, всё течёт и соприкасается, в одном месте тронешь, в другом конце мира отзовётся», - говорил Ф.Достоевский.
Свой первый корабль Пётр назвал «Предестинация», что значит с латыни «предопределение». Он же просил в завещании  сохранить для потомков любимый линейный корабль «Ингерманланду», построенный по его собственным чертежам и при неусыпным бдении. Печальна судьба этого судна: ещё при приемниках Петра оно сгнило на виду у Адмиралтейства, а позднее было сломано на дрова. Даже предсмертная просьба царя оказалась бессильна перед слабоумной памятью временщиков. Однако предопределение уже свершилось, и Россия, по словам Пушкина, «войдёт в Европу, как спущенный корабль при стуке топора и громе пушек».
Мечта Петра воплотилась только в XX веке, когда Советский Военно-Морской Флот вышел в мировой океан. Однако история «Ингерманланда» вечным укором будет взывать нас к духовной собранности и исторической зоркости.
Провалы в исторической памяти, а тем более её атрофия, - страшное бедствие для всякого народа. Из-за них нация, сколько бы она могущественной не была, духовно беззащитна перед внешними влияниями, подчас враждебными, теряет лицо, не дорожит своей культурой, самобытностью и, в конечном счёте, обречена на исчезновение. Тем более это важно сейчас, когда российский флот подобен «Ингерманланду». Но это ещё и глубокая политическая идея, которая продолжает живую традицию решения общенациональных задач, что позволяет каждого стать вровень с великими целями, усилить в себе державность мышлений и поступи.
Учёные всё чаще задаются вопросом о глубокой взаимосвязи человека и территории. Зверь охраняет свою территорию и дерётся за неё насмерть, потому что она даёт ему пищу, а значит и даёт ему жизнь.  Люди умирают за свою территорию потому, что родные просторы – это свобода, это священные предания, очаги, могилы. Двадцатидвухлетний Александр Невский страстно шептал перед лицом неумолимонадвигающегося тевтонского клина в день Ледового побоища: «Боже великий и крепкий, основавший землю и положивший пределы народам и повелевший им жить, не переступая в чужую часть! Рассуди меня, господи, с обидящими меня, побори борющихся со мной…». Эту же молитву слово в слово в последний раз повторил будущий патриарх Сергий в обращении к русским, украинцам, белорусам и всем православным России 22 июня 1941 года.
Десятки кочевых степных народов, знакомых нам по истории, не потому ли исчезли, что не знали строгой территории, смешались и растворились в других племенах? С ослаблением территориального инстинкта распадается и сообщество, потому как слабеют и распадаются родовые и нравственные связи. В такие периоды хроникёры отмечали «упадок нравов» и обвиняли современников в забвении традиций.
Мы вправе задать себе вопрос, не умаляя ни одной из известных историкам причин упадка древних цивилизаций: не потому ли сошли с исторической сцены культурные народы, что угасал в них становой инстинкт территории, единого отечества, переставший со временем быть для них империативом – одухотворяющей, а значит и возвышающей силой. Ах, Украина, Украина, как же ты это забыла!...
В золотой век Перикла в Афинах на несколько десятков тысяч свободных эллинов приходилось полмиллиона метеков, рабов и вольноотпущенников. «Свободнорождённые» были островком в море эллинизированных рабов, выходцев, в основном, с Востока. При таком соотношении коренного и пришлого населения «век Перикла» не мог не быть только прекрасной предзакатной вспышкой духа Афин. Гордые афиняне ушли с исторической арены, уступив свою территорию рабам…Европа и Америка, вы забыли или не помнили историю?...
Рим, куда, увы, и впрямь вели все дороги, через столетия разделил участь Афин. Деньги вольноотпущенников расшатали и снесли строжайшие законы о гражданстве. Так сработали хорошо известные первые «котлы наций» на перекрёстках мировых дорог. Меня не занимает в данный момент вопрос, хорошо это или плохо. Важнее знать, что новую эру в Афинах встречали уже не прямые потомки тех, кто сражался под Троей, хотя говорили они на языке классической Греции. По крови, а значит и по духу, уже другой народ принял христианство – Идею, Веру, Убеждения, а значит и Надежду. Как же это похоже на Россию XX века.
Племена древних славян селились по берегам рек и озёр. Реки были первыми и вначале единственными дорогами. Чтобы контролировать их, городки, остроги и погосты ставили на мысах при слиянии рек.
История не знает ни одной великой державы без выхода к морю. Стало быть, без мировых дорог не может быть и мировой державы. До конца XV века Чёрное море на европейских картах отмечалось как Русское море. Таковым оно и было. Парадокс заключается в том, что именно с XV века, после падения Константинополя, русские стали не только хозяевами, но и грозой этого моря, хотя называлось оно теперь не «Русским», а «Чёрным».
Донские и запорожские казаки бросали вызов вооружённой до зубов Османской империи, наводившей ужас на Европу. А тогда Турция и её крымские и ногайские вассалы были в поре военного расцвета.
Вот с этого времени казаки на увёртливых стругах и чайках стали постигать морскую науку и открыли в себе талант первоклассных моряков, в совершенстве овладев тактикой абордажного боя. Пылали окрестности Гурзуфа, Трапезунда, Стамбула, Варны… За три века до Переяславской рады сформировался естественный союз русских и украинцев перед лицом общего врага. Казаки имели в тылу хоть и набиравшую силу, но ещё терзаемую, то смутами, то войнами Россию. На флангах они были стиснуты враждебными им народами. И, тем не менее, они искали открытого боя. Три столетия длился этот поединок за выход к открытому морю.
Струг, атакующий галеас – вот символ этих столетий!
Движение к мировым дорогам не смогло прервать даже татаро-монгольское иго. Эту историческую миссию взял на себя народ, создав «военные демократии» на окраинах, когда границы державы были искусственно отодвинуты от моря. Жаль, но историки не оценили в полной мере эту важнейшую страницу в отечественной истории.
Другой отряд казаков и гулящих людей прошёл в XVII веке от Урала до Великого океана. Это был мощный стихийный порыв, за которым с трудом поспевало государство. В таком столетии не мог не родиться Пётр. Казаки так спешили, будто предчувствовали его рождение. Так и возникла территория между двумя океанами, созданная самим народом и достойная его.
И где-то здесь в пространстве и времени я вижу место моего рода, его шаги и его устье. Вижу идущего прадеда Емельяна и прапрадеда Прохора. И вижу отца, себя и сына. Они – отбивающие набеги степняков на юге России, отец – на западе в Отечественную,  я – на её востоке подполковником Советской Армии, а сын – на севере майором Российской Армии. И горжусь собой, что выпала честь не в посрамленных быть, а Честь блюсти и примером быть для внука Егора. Судьба отвела мне место это, и этим я счастлив. Откликнулось эхом близким в роду моём время, когда море Чёрное Русским звалось…
Лучшие умы России всегда задумывались над глубокой материнской связью родной почвы и человека, не придавая этим узам мистической таинственности. Достоевский в 1861 году, рассылая подписчикам объявления о выходе своего журнала «Время», прямо писал, обращаясь через будущих писателей ко всей мыслящей России: «Без почвы ничего не вырастет и никакого плода не будет. А для всякого плода нужна своя почва и свой климат, и своё воспитание». Это не программа национального обособления, а мудрый призыв сбалансировать поток новых идей с самобытным творчеством, ибо развитие есть гибкое и мудрое сочетание изменчивости и постоянства, и перекос в ту или иную сторону приводит к необратимым последствиям. К этому времени Россия прочно вышла на мировые дороги. Достоевский гениально предугадал, что для любой мировой державы не будет проблемой недостаток новых веяний, идей, контактов, как, в прочем, и чужих товаров. Само положение даст ей эти преимущества рано или поздно. На первое место в национальной программе выйдет охрана и развитие родных традиций и устоев.
Во времена Достоевского считалось более надёжным отправить груз из Петербурга на Камчатку не по собственной территории, а мировым океаном. Ни у одного другого народа тема дороги не занимает так много места в литературе, музыке и фольклоре. Вот как Гоголь описывает один из отрезков русской дороги: «И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать вёрсты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протёртых лаптях, плетущийся за восемьсот вёрст, городишки, выстроенные живьём, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные по ту и другую сторону, помещичьи рыдваны, солдат верхом на лошади, жёлтые и свежее разрытые чёрные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца». Положи его слова на сегодняшний день – одинаково будет восприниматься.
Гоголь не дожил одного года до Крымской войны. Европа уже тогда покрывалась сетью железных дорог. Мы же не имели ни одной железной дороги от столицы к морю. Тысячи, сотни тысяч пудов зерна гнили каждый год в Петербурге и Ревеле только потому, что прибывали туда после того, как замерзали порты. Разворовывался, портился, обесценивался не только хлеб на складах…
Крымская война была уже прообразом новых войн – войн ресурсов. Противники снабжали свои армии по самым дешёвым дорогам – морским, широко пользуясь пароходами. Наши дороги от Петербурга, Москвы, Киева, Нижнего Новгорода до Севастополя были забиты реквизированными у крестьян телегами с продовольствием, фуражом, боеприпасами. Парадокс этой войны заключался в том, что русские, воюя на своей территории, в большей степени, чем их противники напоминали армию без тыла.
Дезорганизующая сила бездорожья, помноженная на бюрократизм режима, была столь велика, что тыл объективно выглядел враждебной стороной. Во всяком случае, он способствовал поражению даже в большей степени, чем военные силы врага. Командиры и матросы, проявляя чудеса героизма на бастионах, были беспомощны перед собственным тылом. Только фантастический просчёт или глупость противника могли спасти в этой ситуации героическую армию. Глупыми оказались мы. В русской армии до сих пор чистили гладкоствольные ружья кирпичным порошком, когда у противника с нарезным винтом ружья поражали прицельно наших солдатиков на километр.
Османская империя «больной человек Европы» агонизировала и по большей части бюрократизма была главным соперником русской монархии в Европе. Неожиданная спасательная глупость, более чем у русских, могла прийти только от турок. Но на этот раз англичане и французы бдительно следили за своим азиатским союзником. Итоги Крымской войны известны, но если сравнить  тылы воевавших европейских стран, то символом этой войны была бы телега, соперничающая с паровозом.
В литературе часто можно встретить такие выражения, как «транспорт носит всеобъемлющий характер», «дорога – это жизнь», и другие. Став стереотипными, они почти не воздействуют на наше сознание, и мы привыкли к ним. В том и коварство штампа, что он убивает первоначальный смысл значений. Современные экономисты относят дороги по смыслу к подъездным путям, обозначив их термином «инфраструктура», и будет по-своему прав. Но дороги обладают свойством не вмещаться ни в какие социальные категории, как и сама жизнь. Эти понятия поистине всеобъемлющи.
Быть может, лучше всего смысл и значение дороги могут оценить арктических побережий, где посёлки и города – это как полустанки станции на единственной в своем роде дороге, которую кратко именуют Севморпуть.
Дорога обладает свойством пробуждать пространство, вдыхать в него жизнь и преобразовывать. И наоборот, бездорожье, как известно, застой, а последний – упадок и вырождение.
 Когда Путин ехал на машине от Владивостока до Читы, ему не помешала погода. Синоптики подсказали, когда погода будет хорошей. Я же вспомнил годы учёбы в интернате, когда нам, мальцам 5 и 6 классов приходилось пешком ходить за 15 км домой по субботам. Особенно тяжело было зимой идти голодными по забураненной дороге… А Путину было ехать весело, его сопровождали десятки машин.
Люди издревле жили по берегам рек, озёр, морей, стояли насмерть у горных переходов, ставили замки на господствующих над дорогами скалах. Защищать дорогу, значит защищать жизнь. Не дать врагу войти в сердце страны.
Издавна замечено, что из села, мимо которого проходит хорошая дорога, молодёжь мало уезжает в город. Гул трассы как бы даёт ощущение сопряжённости со страной. Ощущение этой связи – могучий психологический стимул.
В своё время ямские службы по 20-30 дворов на Московском тракте и его ответвлениях стали основой будущих больших и процветающих сёл. Когда в середине XVIII века тракт соединил Западную и Восточную Сибирь, население Красноярского уезда к концу XIX века увеличилось  в 19 раз. Когда дорога от Овчинниково до Кытманово в Алтайском крае была оживлённой, то на её протяжении в 67 км размещалось 11 деревень. Но когда её значение утратилось, то  четыре поселения распались, а ещё четыре влачат жалкое существование.

Сибирский тракт поведёт людей на восток и продлит родословную участникам пугачёвского восстания – яицким казакам, сосланным в каторжные работы на Нерчинские заводы. Отбыв каторгу, оставшиеся в живых пугачёвцы пошли на поселение в окрестностях рудных гор, на землях государевых и потому называвшихся «кабинетскими». Приписанные к заводам доставляли они туда руду, жгли уголь, возили лес, выращивали хлеб, вели торг с соседями – аборигенным населением. Все повинности они выполняли не только за себя, но и за всех престарелых, увечных и недушных членов крестьянской общины. Свободного времени для работы на себя оставалось им в самый обрез. Их не брали в солдаты. Более страшная участь была уготовлена им: каждый здоровый парень, едва достигнув семнадцати годов, уходили на двадцатилетнюю барщину самых богатых российских помещиков – царей. Многие встречали свой смертный час в горных шахтах и рудниковых выработках, подкошенные цингой или тифом, запоротые на кобылинах розгами или батогами.
Так продолжалось до тех пор, пока не началось с экспедиции капитана Невельского, завоевание Амурского края. Далёкий Амур, обширное царство «Пегой орды», давно манил к себе русских. Ещё в середине XVII века смелый опытовщик Ерофей Хабаров якутских казаков пришёл на великую реку. Разбив дауров, занял он город Албазин и построил на его месте укреплённый казацкий острог. Из Албазина Хабаров спускался в низовья Амура, брал и зорил даурские крепости, облагал налогом население. По его следам пришли на амурские берега приказчики и воеводы. Тогда-то под Албазин неожиданно нагрянуло монгольско-китайское войско со 150-ю пушками. А казаков было две-три сотни. Выторговали они у китайцев право беспрепятственно уйти и сдали Албазин. Китайцы отвели душу на безлюдных улицах городища – сожгли всё до тла и ушли восвояси. Подкрепились казаки, и осенью вернулись назад. Острог поставили, а через полгода китайцы вновь пожаловали и обложили Албазин.
В то время впервые в Пекин был послан русский посол Головин. Китайцы этикет соблюдая, осаду сняли, но в Срединное царство к богдыхану нашего посла не пустили. Китайские уполномоченные с большим войском прибыли в Нерчинск, где Головин вынужден был подписать Нерчинский договор, по которому Амур оставался за китайцами. Границей были признаны Аргунь и Становой хребет. Однако русские не примирились с потерей великой реки, являющейся ближайшей дорогой в Охотский край и на Камчатку. Для обратного захвата Амура и было создано, по царскому повелению, Забайкальское казачье войско. Государственные и горнозаводские крестьяне Забайкалья в 1851 году стали казаками. Так, потерянное прадедами казачье звание, было обретено снова. А после Амурского похода царь щедро одарил казаков из фонда кабинетских земель пахотными, лесными да сенокосными угодьями.

На целинных распаханных землях снимали они богатые урожаи пшеницы, ставили в падях сотни стогов и зародов сена, которым и откармливали скот на пропитание себе и копейку прибавить какую. Так и жили казаки, охраняя границу в великом соблюдении веры православной и любя русский народ. Так и дошло до сего дня.
Россия испокон веку никому в мире не уступала в протяжённости озёрных и речных дорог. Но к рождению Пушкина в стране не было построено ни одной версты шоссе, хотя восемь великих сухопутных трактов сплетались в древнем сердце страны – Москве. Самый короткий из них – Петербургский – был более тысячи вёрст. Да Литовский, что шёл в Кенинсберг и Варшаву и далее в Западную Европу – 1664 версты. Астраханский через Тамбов и Царицын едва не набирал две тысячи вёрст. Восемь напряжённых трасс державы и среди них самая длинная и суровая дорога – Сибирский тракт, шедший через Нижний Новгород, Казань, Пермь, Екатеринбург.
Каждая дорога – свой мир. Свои предания, порядки, ухабы. И всё же любые дороги России – это речные дороги. И это не отсталость, а особенность уклада. Предки наши искусно приноравливались к ландшафту, климату, свойствам родной земли. Они шли от здравого смысла. Выгодность речных дорог была столь очевидна, что в старину не находили иного объяснения
этому подарку судьбы как только дару небес – отсюда и единодушная убеждённость: «реки – божья дорога».
А что же сегодня? На этой же земле мы порой аукаем в трёх соснах, как только утрачивакм тот самый здравый смысл. А здравый смысл подсказывает, что производительность одной лошадиной силы на реке выше, чем на рядом идущих рельсовых путях. Для сухих грузов в 10 раз, для нефтяных – в 24 раза!
Мы уже говорили, что гигантских трактов в России было восемь. Но три четверти грузов двигались по необъятным просторам России водой – росшивы, насады, паузки, ладьи, дощаники, коломейки, межеумки, барки и каюки, под парусами из рогожи  и на вёслах, с каютами, рубками и без них, наполненные солью, железом, дровами, пшеницей, рыбой… Для каждого груза свой тип судна. Только на Волге и Каме было шестнадцать типов судов – по течению сплавные, против течения – гребные, плоскодонные и килевые. Все они снимались с якорей по высокой весенней воде, двигались по большим и малым рекам под протяжные песни мужиков. Во времена Карамзина 30 тысяч топоров звенело по Руси у водоёмов, озёр и рек – это трудились артели речных судостроителей. Типичная средняя артель – дюжина крестьян из разных селений мастеров на все руки. И эта интересная, деятельная и богатая страница русской жизни осталась без внимания русскими литераторами и историками. Это невосполнимая потеря, так как нигде в мире ничего подобного не было. Артели работали настолько споро и качественно, что даже Адмиралтейство считало возможным заказывать им небольшие военные суда. Только для постройки одного военного  катера нанимали 65 плотников, четырёх кузнецов и столько же конопатчиков.
Главным судном на крупных реках  была барка. После разгрузки тянуть её обратно вверх по течению бурлаками или лошадьми было накладно. На месте разгрузки она продавалась на дрова или стройматериалы. Сенат поощрял тех, кто тянул барки обратно. Правительство всеми средствами боролось против «топорного тёса» и выступало за внедрение пильных машин. Корабельный лес был очень дорогим, а потому сводился хищнически. Гибли коренные породы. От богатейших российских лесов оставался никому ненужный, разве что для топки, березняк.
Против «топорного тёса» непрерывно издавались указы, взыскивались большие штрафы, пошлины. Главным районом речного судостроения была Верхняя Волга. Судостроение являлось основным делом всей Тверской губернии с центром в Осташкове. На разных участках реки можно было увидеть несколько типов судов. И всё это со смыслом, выгодой, разумением.
В верховьях Днепра от Дорогобужа до Орши ходили небольшие лайбы. Между Оршей и Смоленском – берлины. Ближе к морю – бриги и шхуны. На Днепре самые крупные гончаки брали на борт до 500 пудов груза. Они были прочной постройки, служили до 20 лет. Только паруса и канаты меняли через пять лет. В одном Нижнем Новгороде – «внутреннем Российского государства порту» - работали четыре канатные фабрики. Они снабжали Петербургское и Казанское адмиральтейства.
В Рыбинске в начале XIX века в первые месяцы навигации скапливалось до пяти тысяч судов! Одних бурлаков останавливалось до 160 тысяч человек! Ещё надо прибавить сюда водоливов, гребцов, кормовщиков, на каждое судно по два лоцмана. Море людей, судов, грузов. Крики, песни, говор у причалов соединялись в многоцветную и полную энергии жизнь. Только в Москву в 1813 году после пожара и наполеоновского разорения поступило 25 тысяч пудов солёной рыбы, 9 тысяч пудов свежей и 3 тысячи пудов икры с Нижней Волги.
Когда Радищев проезжал из Петербурга в Москву, Вышний Волочек был одним из  самых замечательных мест в Европе. Каждую навигацию тогда через город проходило пять тысяч судов. Здесь постоянно проживало около полутысячи лоцманов, по-старому – вожей. Народ грамотный с норовом, за обиду били жестоко, но и дело знали крепко. Вышневолоцкие лоцманы славились независимостью и даже, как тогда говорили, «непорядочным бесстрашием» - т.е. ухарством.
Присяжные лоцманы освобождались от рекрутской повинности. Денег они получали в три раза больше бурлаков и водоливов. Вожи знали каждую струйку реки, все камни, мели, весенний и осенний ход воды. Попробуй проведи через пороги тридцатисаженную белену, да не посади на мели вместе с семьюдесятью тысячами досок. Ещё Пётр передал вышневолоцкие шлюзы во владение и содержание новгородскому купцу и выдающемуся гидротехнику-самоучке М.И. Сердюкову.
Реки вообще дали много талантов. Особенно отличились военные инженеры. Екатерина повелела создать к существующим инженерным, артиллерийским кадетским корпусам ещё один – гидравлический. Самым прославленным «директором водных коммуникаций» был генерал Я.Е. Сиверс. Он набрал дельных офицеров и поставил их «командирами порогов».
Лоцманская наука в России была заложена Петром. Он сам сделал съёмку берегов Дона от верховьев до Азова, знал реки как никто в стране. Иван Кириллов, выходец из народа, станет при Петре обер-секретарём Сената, а после его смерти главным двигателем Великой северной экспедиции, которая будет работать на всех побережьях и реках Сибири, где военные моряки сделают, быть может, самый свой великий вклад в создание державы. Иван Кириллов основал на реке Урал город Оренбург. Он же «своим коштом» (на свои деньги –  В.Р.) издал первый том «Атласа Всероссийской империи» и написал книгу в 1727 году «Цветущее состояние Всероссийского государства, в каковое начал, привёл и оставил неизречённым трудами Пётр Великий, отец Отечества». И таких, как Кириллов несть, числа. Благодаря им, сегодня северные морские дороги не являются тайной.
Когда моряк Фёдор Соймонов в 1759 году управлял Сибирью, Ломоносов уже вынашивал главную идею жизни: о проходе «Сибирским океаном» из Белого моря в Тихий океан. Он же составил программу экономико-географического обследования России. В этой программе было тридцать вопросов, и треть из них была посвящена изучению рек.
Если бы можно было окинуть взором реки и озёра России, храмы на их излучинах и берегах, то можно было бы изречь истину, почему русский народ после Христа и богоматери самым чтимым героем своим сделал святителя Николая. Но нет. Доселе над этой загадкой бьётся немало учёных. А разгадка – в укладе русской душе и в чаяниях народа- моряка.
Летом 1789 года Потёмкин  велел «именовать нововозводимую верфь в
Ингуле – город Николаев» в честь святого Николая, в день которого пал Очаков. Памятью Очакова Потёмкин дорожил, ибо за него он получил долгожданного Георгия  первой степени. За все предшествующие  войны только 25 человек удостоились этой степени. Среди них: Румянцев, Суворов, Кутузов… И как бы не хотелось, но это не вся правда. Потёмкин, вспомнив Николая-угодника, обращался прежде всего к народу. Николай-угодник был в числе народных любимцев. Тайну его популярности не могли объяснить ни церковники , ни государственные историки, ибо летописи о нём молчали, а государственных декретов на сей счёт не было. И в самом деле один из главных святых на Руси, а жил где-то за морем. Похоронен не то в Италии, не то в Испании… На Руси вовсе не бывал. Происхождения неизвестного. А народ его чтит. В чём же тут дело?
Святой Николай – покровитель путешествующих. Вот где тайна всенародной привязанности к нему. Он же покровитель плотников, тех, кто строил избы, храмы и корабли. Народ, освоивший 1/6 часть суши, всегда находился в пути. Просторы были таковыми, что, выйдя за околицу своего села и направляясь к ближайшему городу, человек уже становился «плавающим» или «путешествующим» - так обширна была искони родная земля.
Моряк всегда был в России символом всенародного любимца. Ещё в Крымскую войну, и даже ранее, когда под предводительством Ушакова штурмовали неприятельские крепости, Суворов как-то воскликнул: «Зачем не был я при Корфу хотя бы мичманом!». А разве померкнет слава о 68 десантниках, что насмерть бились в Николаевском порту в 1944 году? Единственный случай, когда всем морякам отряда было присвоено звание Героя Советского Союза. И никогда потомки не забудут мужества моряков-подводников с атомной подлодки «Комсомолец», что свои жизни отдали взамен катастрофе.
А кто, этих вчера ещё кадетов из Барнаула брата и сестру Ганжу Максима и Ганжу Настю, послал учиться морскому делу в город Петра. Медалисты, они с успехом могли бы поступить в любой вуз страны. Ну, парня понять можно, а девчонка-то, зачем туда пошла? Всё просто: родные они брат с сестрой, дед у них майор-танкист, а учителем истории в кадетском корпусе был подполковник в отставке. Вот и откликнулось в них стремление охранять Родину путешествуя. Жива, жива традиция, оберегать свою территорию, как предки её оберегали…
И вспомнил я один случай. Всю войну Иван Ситников из деревни Новокытманово Алтайского края прошёл на море. Когда война закончилась, вернулся он снова в деревню. И затосковал без моря, забился. Да так, что односельчане признали в нём помешанного, ибо каждый день на протяжении более чем 50 лет он начинал с выписки накладной по продовольствию личному составу корабля, на котором служил в войну. Жил он один за деревней, домишко обветшалый, с полусгнившими брёвнами. Ни радио, ни газет, ни электричества. Так, какой грибник или заезжий охотник случайно набредёт на его домишко – вот и всё человеческое общение. Но носил Иван всегда тельняшку, а поверх сапог выпускал брюки. Другого не признавал. Придёт, бывало, в деревню и укоряет всех, что душно живут и грязно. Зимой 1999 года сильные морозы были, и Иван не уследил за старой печкой, уснул. А во время сна загорелся дом и сгорел Иван – моряк Тихоокеанского флота.
А думал ли когда мой одноклассник из села Зорниково Григорий Титов, что дважды придётся обогнуть ему земной шар. И как. Не всплывая ни разу. Протекает через его деревню маленькая речонка, и если бы не омута, то так ручьём бы и именовалась. А нет, и эта тропинка вывела на большую дорогу не одного сибирского мужика.
Да только рано умер мой школьный друг, не снимая тельняшки…
И как не приветствовать капитана третьего ранга Игоря Пантюхова из Барнаула, которому в страшные дни Карибского кризиса пришлось являть собой морское мужество рядовым моряком крейсера «Свердлов». И ведь явил, что впоследствии стал офицером  и членом союза писателей. Это он написал о моряках Барнаула: «Балтийская улица орденской лентой на грудь Барнаула легла». В морском кителе «кап-3» был похоронен.
Русский моряк, что казак – первопроходец. Триста лет «морская пехота» казаков наводила ужас на Османскую Турцию. Будем помнить, что и Разин, и Ермак, и Дежнёв «сотоварищи» были, прежде всего, морской пехотой на судах, как теперь говорят, «река-море».
Казаки хорошо понимали свою историческую миссию, это видно хотя бы из их «азовского сидения». Сибирь к России присоединили тоже они, а уж потом Ермак послал гонцов к Ивану Грозному с победным сообщением. И опять я не нахожу никакой мистики, когда узнаю, что Ульян Ремезов первым дал сведения в «Историю государства Российского» Карамзина об обстоятельствах смерти Ермака. Об этом я узнал после того, как свою дочь мой сын, тоже Ремизов, назвал Ульяной… Памятник Ермаку стоял в Казахстане. Однако после развала СССР казахи вдруг узнали, что Ермак для них оказался оккупантом. Да понятно, что казахи искали своего героя. Вот как об этом писали казахские газеты: «В городе Ермаке прошёл митинг казахского и русского населения в память батыра Сатбека, участвовавшего, по легенде, в XVI веке в походе против дружин Ермака и погибшего в неравном бою. Сатбек был уроженцем здешних мест. В ходе митинга принято решение демонтировать памятник Ермаку, по решению местной администрации и экспертизы художников». Из газеты «Звезда Прииртышья» от 14, 19 марта 1992 года.
Нынешние сибирские казаки не бросили своего кумира. Установили памятник в Змеиногорске Алтайского края. Потому, что русский казак своих не бросал никогда. В том и крепость была духа русского и чести его великой.
Одно «забыли» казахи: если бы Россия не взяла под свою защиту Сибирь, то в XVIII веке джунгары окончательно завладели бы ими. И как знать, сохранились бы они доныне, если бы русские казаки не начали этого предприятия. «Короткая память не делает жизнь длинной»,- говорили казахские акыны. Хорошо, что поняли казахские братья и вовремя передумали рвать отношения с Россией...
Ни один народ мира не создал народного типа моряка, кроме русских. Ни у одного народа моряк не выходил на авансцену в переломные моменты истории, кроме как на Руси. Даже владычица морей, Британия, не родила народного типа моряка. Япония, к слову, может иметь какой угодно флот и промысловый и военный, даже выиграть морское сражение, но японец – не моряк по духу, по традиции, как немец, китаец, турок или американец. Ну, нет у них врождённости к этому делу. Только у нас стоит кому-либо запеть «Раскинулось море широко», как все, кто находится рядом, подхватывают песню. Она народная по духу, крови и происхождению.
Почему же это  проявляется только у русских? А это как у музыкантов. Есть много профессиональных исполнителей, тем не менее, знатоки скажут: «Не музыкант!». Случается, что человек командует всю жизнь лайнерами, водит корабли в Атлантике, но по натуре не моряк, хотя и дело знает, и человек хороший, и товарищ надёжный. Есть люди, которым всё равно, где трудиться: в море ли, на мясокомбинате ли, или в проектном институте. Истинный моряк тот, для которого море – сама жизнь.
Помимо типа моряка народ создал и тип морского вожака – тип атамана, капитана. В старом флоте говорили: «На небе – Бог, в мааре – капитан!» Путь в капитаны шёл через суровый отбор. Было откуда отбирать. Считай, каждый крестьянин на Руси мог сработать судно, корабельная архитектура была у него в крови. Кто соорудит корабль, то поставит и острог, и храм, и дом. И всё это одним топором. Испокон веку речные суда строили на Руси и на всех реках. А сама Русь, как уже говорилось, зародилась в поймах рек у воды текучей
И ещё надо открыть одну тайну – тайну устья Западной Двины. Русские пришли сюда на заре своей истории из Полоцкой земли. Селились и жили здесь вместе с родственниками схожими с ними по занятиям и духу. Таковыми были Ливы. Немецкие средневековые хроники упоминают, что на берегах Двины жили селы, ливы, русские, летты и другие. Ливы посылали полоцким князьям отряды воинов, те в свою очередь приходили в трудные минуты на помощь им. Когда меченосцы появились в Прибалтике, для них самым большим открытием было то, что сильные русские князья даже не помышляли о порабощении коренных жителей. Прибалтийцы искали защиты у русских князей против Ордена. Поначалу немцы, продолжив традицию, признавали свою вассальную зависимость от Полоцка. В 1198 году, накануне нового, самого страшного для Руси столетия, в устье Двины возникла немецкая крепость Рига. Основателем города был епископ Альберт фон Аппельдерн. Он и создал Орден меченосцев. Знаменитый своей неумолимостью папа Иннокентий III дал ему строгий устав Ордена тамплиеров (храмовников). Отличительным знаком их был меч и крест на плащах. Они именовались «братьями воинства Христова», в хрониках попадались под именем «братьев», «божьих воинов», «божьих рыцарей», «божьих дворян». Ядро Ордена составляли только те, чьи отцы были рыцарями. Рядовым членом мог быть каждый, кроме раба. Ливы и летты яростно сопротивляются и шлют гонцов в Полоцк. Орден меченосцев, рыцари которого называли себя «братьями святой Марии», залили Ливонию кровью. Началась длительная борьба ливов и русских против Ордена за устье Двины, захваченное рыцарями-монахами ещё в 1184 году с разрешения доверчивого полоцкого князя Владимира. Немцы клялись князю, что построят только церковь. Но, привезя каменщиков с острова Готланд, поставили замок. Узнав об этом, Владимир несколько раз осаждал его, но устье было уже закупорено.
Недалеко от моря при впадении речки Кокны в Двину, русские поставили на мысу город Кукенос (немцы переиначут его в Кокенгаузен). В Кукеносе правил князь Вячко. Чуть поодаль стоял город Герцике (так немцы произносили «городище»). В Герцике правил Всеволод, женатый на литовской княжне. Он был пленён вместе с семьёй в 1209 году. Столетиями русские, ливы, летты, эсты жили здесь мирно и дружно. Орден же осквернил эту мирную жизнь пожарами и виселицами. Альберт собирает силы, потому коварно заигрывает перед Владимиром, платит ему дань и заключает «вечный мир». Тем временем меченосцы принимают устав Тевтонского ордена и сливаются с ним в 1237 году. Они сплачиваются, когда на востоке Русь заливается кровью монголами. Два смертельных врага – Орда и Орден – почти одновременно оскалились на неё.
Во всех битвах с Орденом ливы и летты дрались с русскими плечом к плечу. Их объединяла единая вера и родство взгляда на мир. Ревель (ныне Таллин) русские знали как город Колывань.
В  булле римского папы (1234 г.) говорится о русском конце (районе) Ревеля под названием Вендерфер. «Венды» - древнее название западных славян. Латыши называли церковь словом «бозница» от русского божница. Пост и говение по-латышски – «гаваэт». Крещение – «крустайне».
Ярослав Мудрый в 1030 г. основал город Юрьев. Немцы переименуют его в Дерпт. Сейчас это эстонский город Тарту. Ярослав назвал его Юрьевом по своему христианскому имени. Город этот возник на старинном водном пути славян. Начинался он в Пскове, затем переходил по реке Великой, Чудскому озеру и реке Эмбах (Эмайыги) до её верховьев. Оттуда волокли по Койве (или Сапису) до моря. В тех же краях севернее Двины возник Изборск.
Папа даровал отпущение грехов всем, кто «примет на себя знак креста и вооружится против ливов». Спрашивается, что плохого сделало небольшое мирное племя ливов, чем прогневало бога, чтобы убийство их детей приравнивалось к паломничеству в «святую землю»? Генрих Литвийский в хронике Ливонии пишет: «Папа, назначая пилигримство в Ливонию с полным отпущением грехов, приравнял его к пути в Иерусалим». Нелишне вспомнить ещё раз, как удивились «пилигримы», когда застали русских, ливов, эстов, леттов и других, живущих рядом и, главное, мирно. Так позже будут удивляться иностранцы, увидев мирное сосуществование русских поселенцев с казахами, бурятами, горцами…
Что же противопоставили этой жизни рыцари? Они, основав город Ригу, запретили местным жителям не только селиться в нём, но даже ночевать. Ливы и летты могли находиться там только днём, да и то на чёрных работах. Длилось это ровно пять веков, пока в Прибалтику не пришли снова русские – регулярные полки Петра. Они – то и положили конец изуверским порядкам. И хочется сегодня напомнить западным политикам, которые усиленно раскручивают «проблему Прибалтики». Нелишним будет, если они узнают историческую правду, хотя подобное с их стороны просто немыслимо. Когда там стали уничтожать памятники советским солдатам, освобождавшим прибалтов от фашистов, когда изувечили памятник Петру, я понял: они начали отсчёт новых 500 лет. И делать это стали потомки тех уже далёких – далёких тамплиеров, втянув в это и украинцев...
И всё-таки мы там остались, остались для того, чтобы в случае опасности для Прибалтики, мы вновь к ним пришли бы на помощь.
Движение славян к морям началось за многие столетия до принятия христианства Русью. И никакие преграды и жертвы не могли их остановить на этом пути. Раннее средневековье застаёт русских на берегах Белого, Балтийского и Чёрного морей. Неотвратимо было их стремление на Восток. За тысячу лет до появления русских у берегов Великого океана Центральная Азия, это древнейшее «темя земли», была котлом, откуда выплёскивались кочевые орды, полчища которых доходили до Рима. И вот впервые европейцы остановили эту разрушительную экспансию и, миновав Забайкалье, мимо древних гуннских городищ, вышли к Амуру и Тихому океану. Этими европейцами были русские землепроходцы.
 За ними в Сибирь хлынули крестьяне. И хотя в XVII веке треть национального дохода России приходилась на сибирскую пушнину, символом этих веков должен быть плуг. Русские крестьяне продвинули земледелие не только на восток, но и далеко на север.
И вновь так же, как когда-то в европейской части, на южных границах русских поселений в Сибири от Каспия до Амура протянулись укрепления вольных землепашцев, получивших привилегии казачьих войск. Они взяли под свою защиту, как крестьян, так и их соседей – мирных местных жителей.. Так и случился быть, в том числе, и город Бийск на Алтае. С того времени ведёт отсчёт своей летописи сей город, начатый с казачьего караула на слиянии двух рек Бии и Катуни, уходящих в вольную Обь, а та - в простор океанский.
Казачьи «линии» даже отдалённо нельзя сравнить с «фронтиром» американского Дальнего Запада. И не только потому, что у них разная историческая миссия. По сравнению с казачьими вылазками похождения «ребят, стрелявших с бедра» выглядят опереточным действом. Казачий вал, оградивший рубежи отечества со времён «старого казака» Ильи Муромца – антипод знаменитых укреплённых валов – границ на окраинах Римской империи с гарнизонами легионеров. Следы эти до сих пор видны на севере Англии, в Испании, Африке. В границах отпечаталась главная ипостась Руси, её коренное отличие от всех стран – соседей, ибо живой казачий вал, рождённый народом, а не государством, особенно контрастен, когда сближается на Востоке с Великой Китайской стеной. Укреплённые линии стали естественными рубежами Сибири, в пределах которых крестьяне, поколение за поколением, превращали действенную территорию в плодородную почву. Каких людей вырастила эта почва, мы увидим позже. Даже Байкало-Амурская магистраль, поразившая мир размахом, - только третья часть Северо-Сибирской магистрали, идущей к океану параллельно Транссибу. Таков размах этого движения на Восток. В статьях, посвящённых БАМу, не зря часто встречаются слова «дорога» и «океан». Эти слова точны и лаконичны, как безупречный дорожный знак, и оправданы по смыслу. Однако то, как порой некоторые сверхлиберальные экономисты объясняют назначение дороги, вызывает высшую степень тревоги. Прежде всего искажены экономический смысл магистрали. Трасса строилась вовсе не для того, чтобы загребать экскаваторами богатства недр, вынесенные природой к самой поверхности. Они не составляют и тысячной доли процента тех надежд, которые возлагало народное сознание. Это тот же казачий вал, но в современном техническом исполнении. Ту сторону России, куда уходит БАМ, теперь прикрывают подвижные железнодорожные ракетно-ядерные комплексы.
Изображая Сибирь только краем каторги и ссылки, советская идеология так усердствовала, что не только свой народ, но и иностранцев убедили в этом. Прекрасное слово «Сибирь» стало чуть ли не синонимом тюрьмы. Первые два героических века не имеют никакого отношения к каторге – это общеизвестно. Но даже XIX век с его изнурительными этапами не определял лицо гигантского края. Сибирские губернские города намного опередили по культуре, просвещению и народной самодеятельности города европейской России с их крепостным укладом.
Когда заговорили о богатствах сибирских недр,  кое-кто попытался представить дело следующим образом: дескать, поди ты, какие кладовые обнаружены во вчерашней тюрьме! Что прикажете делать с нежданным богатством? Вывезти поскорее, да и дело с концом. А как вывозить? Придумали метод – «десантом» называется. Принцип позаимствовали у саранчи. Прилетели, высадились (наземные дороги десанту не к чему), собрали времянки, технику помощней, и выгребай. Выгребли всё, что можно было из недр, оставили развороченную землю с зияющими ранами – и дальше полетели. Хоть и ненавидели мы люто американцев в советское время, а теорию разграбления недр взяли у них. Они её опробовали в Африке, на Аляске, Северной Канаде, Ираке, Афганистане. Сегодня оголтелые капитаны российского рынка грабят там, где они родились, и грабят, будто чужую территорию. Ибо в генетическую структуру капитала не заложен территориальный императив. Торговцы не имеют отечества. Прибыли чужды и враждебны понятия «отечество» и «почва». Конечный продукт голого рационализма – всегда разрушение. И всё это со словами «несметные», «необъятные», «безграничные». К слову, у хорошего хозяина не бывает несметных богатств – они и подсчитаны, и взвешены. Так же как и не бывает у хорошего хозяина «безграничных» просторов. Некоторые демократы всё чаще и чаще говорят о Курилах. Что, мол, нам с ними делать. Продать японцам, и все дела. Японцы тут как тут… А тут и границу с китайцами, считай, открыли, и уже миллионы китайцев переженились на русских девчатах, дома понастроив…
Территория наша была и отстроена, и ограждена прочно и каждый квадратный метр её требует ухода и защиты. В 1904 году не были мы готовы к войне с японцами, не были. Но эскадра Рождественского шла на выручку своим собратьям, зная наверняка, что идут на смерть. Но другого выбора у них не было. На карту было поставлена Честь русского моряка. И её они не могли посрамить. О потому эти воины повторили подвиг древнего русского воинства – защитить родную территорию. И достойны вечной памяти.

Приказ №243 от 10-го мая 1905 года. Тихий океан.
Быть ежечасно готовыми к бою.
В бою линейным кораблям обходить своих поврежденных и отставших передних мателотов.
Если поврежден и не способен управляться "Суворов" флот должен следовать за "Александром", если поврежден и "Александр" - за "Бородино", за "Орлом".
При этом "Александр", "Бородино", "Орел" имеют руководствоваться сигналами "Суворова", пока Флаг Командующего не перенесен, или пока в командование не вступил Младший Флагман. Миноносцы I отделения обязаны неусыпно следить Флагманскими броненосцами: если Флагманский броненосец получил крен, или вышел из строя и перестал управляться, миноносцы спешат подойти, чтобы принять Командующего и Штаб. Миноносцам "Бедовому" и "Быстрому" быть в постоянной готовности приблизиться с этой целью к "Суворову", миноносцам "Буйному" и "Бравому" - к другим Флагманским броненосцам. На миноносцы II отделения возлагается та же обязанность по отношению к крейсерам "Олегу" и "Светлане".
Флаги Командующего будут при этом переноситься на соответствующие миноносцы пока не представится возможным перенести их на линейный корабль или крейсер.
Вице-адмирал З.П.Рожественский
Пройдёт время, сменится режим и мир содрогнётся и одновременно восхитится мужеством советских моряков, когда в атомной  подлодке «Комсомолец» её экипаж своими телами закроют жерло атомного реактора. Они погибнут, но жить останутся миллионы. И теперь русские моряки защищали мир от  ядерного врага. Читатель прочитай их последние минуты жизни и восхитись, и склони голову, ибо это мог сделать только русский моряк
ВАХТЕННЫЙ ЖУРНАЛ подлодки «Комсомолец»
 
...Резко сработала пожарная сигнализация: возгорание в седьмом отсеке. Подача ЛОХ, то есть включение специальной системы пожаротушения, зафиксирована в вахтенном журнале подводной лодки 7 апреля в 11.03. Эта система обычно справляется с любым возгоранием. Однако на этот раз принятые меры результата не дали. Лодка находилась на глубине 50 метров.
- Всплывать в надводное положение! - скомандовал командир подлодки капитан 1 ранга Евгений Ванин.
«... 11.21. Пожар в IV отсеке. Горит пусковая станция насоса. Насос обесточен.
11.34. Увеличивается крен на левый борт. Продут главный балласт.
11.58. «Всем, у кого есть связь, выйти на связь с ЦП». (Команда, переданная командиром из центрального пункта. - Авт.). С IV отсеком связи нет. Там примерно 9 человек.
12.12. Головченко, Краснов во II отсеке потеряли сознание. Команда из ЦП: «Переключить их в ИДА (индивидуальные дыхательные аппараты. - Авт.), включить кислородные баллоны».
12.41. Задымленность в IV отсеке очень большая.
 13.27. Выведен из V отсека Кулапин. Начался сеанс связи. Нет пульса у Кулапина.
 13.39. Состояние главной энергетической установки: заглушен реактор всеми поглотителями. У Кулапина пульса нет.
 13.41. В V отсеке людей нет, V отсек осмотрен. Бондарь поднят наверх (без сознания).
 14.02. Кулапин и Бондарь - умерли. Заключение врача.
 14.20. Дан ЛОХ в отсек VI на V.
 15.23. Температура (носовой) перегородки VI отсека - больше 100 градусов.
 16.24. Наблюдаются удары, похожие на взрывы, в районе VI - VII отсеков. Предположительно - регенеративные патроны.
 16.42. Приготовиться к эвакуации. Исполнителям сдать секретную литературу.
 16.45. Разгерметизирован I отсек. Приготовить аккумуляторную яму к вентилированию».
На этом вахтенный журнал умолкает...
А потом будет забытая память о моряках «Курска». Либералам будет не до этого. Им грабить надо было.По истине сказано: «Не принадлежащий к своему отечеству, не принадлежит к человечеству».
Окинем взором край, по которому проходит БАМ. Что дала Сибирь? Какое место она занимает в общем национальном духовном наследии? Вспомним слова Гоголя: «Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где есть развернуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь в глубине моей; несвойственной властью осветились очи мои: У! Какая сверкающая, чудная незнакомая земле даль! Русь!»
Здесь ли не быть богатырю? – спрашивает великий писатель. К тому времени, когда были написаны эти строки, Сибирь видела уже богатырей. «Необъятный простор» не даётся как подарок судьбы, его нужно освоить и отстоять. Сибирь отстояли люди свободные, не ведавшие крепостного права. Биологи знают, какое значение имеют для популяции так называемый «принцип основателя».
Проследите за генеологией землепроходцев, она приведёт вас на север России – Великий Устюг,  Вологду, Архангельск – к поморам. Более поздняя южная волна шла с вольного Дона. Сибирь стала местом исторического ристалища для русского народа, где впервые вместо холопских прозвищ зазвучали полновесные имена, известные всему миру.
Много ли мы знаем из нашей истории полных имён не знати, а простого народа?  Первым был Ермак Тимофеевич. За Ермаком был Дежнев, которого звали Семёном.
Помним, что Хабаров был Ерофеем (прозвище носил Святитский), Поярков – Василием, Атласов – Владимиром, Московитин – Иваном, а за ним Крашенинников – Степаном. Заслужить полное имя в народе было куда как труднее, нежели получить княжеский титул. Во всяком случае, их деяния в том же ранге заслуг перед отечеством, за которое они были отмечены княжескими титулами Меншиков, Потёмкин, Суворов…
В Сибирь шли и раскольники – непоколебимые идеалисты, самая жизнестойкая часть русского крестьянства. Что мы знаем о расколе, кроме того, что это был социальный протест в религиозной форме?
Раскол уходил в глубину веков и был отзвуком никогда не умирающей в народе неистребимой веры в победу добра и правды.
Все утопии в поисках идеала смотрят назад, ищут опору в прошлом, но устремлены в будущее. Одухотворённость землепашцев достигала такой силы, что отречению от своей идеологии они предпочитали самосожжение. Раскольники горели сёлами, вместе с детьми и стариками. Сибирское небо видело эти страшные костры. Пусть поверхностное мышление относит это на счёт фанатизма, но очищающий огонь палов осветил до самых глубин народную душу. Не могли они по высшей мере опоганить и загрязнить свою душу и променять её. Не нашлось там места для полуправды и полумер.
Они верили, что душа в огне не горит. Но то, что сгорело, стало навеки частью сибирской почвы.
Декабристы, дивные герои Бородина, Лейпцига, Кульмы, Парижа, Сенатской площади, Акатуя и Петровского завода, от которого мы, по словам Герцена, «ведём свою героическую генеалогию», были современниками Гоголя. Шевченко назвал сказание о декабристах «богатырской темой». Только с них сняли кандалы, как они сразу же стали окультуривать почву вокруг себя. Учили детей грамоте, вели наблюдение за природой, писали статьи, Создавали библиотеки, сажали картофель, выводили тонкорунных овец, лечили людей… Они не смерились с поражением, а продолжали путь мучеников, избранных ими не по воле случая, а по судьбе. Заслуживают особого внимания за выполнение своего профессионального долга врачи и лекари, жизнь которых была прервана в ещё молодом возрасте, когда они вступили на путь борьбы с самодержавием.
Умерли в цветущем возрасте:
А.И. Шахирев – 29 лет в г. Сургуте;
И.Ф. Шимков – 34 года в с. Батуринском;
И.И. Иванов – 38 лет в Верхне-Острожном;
Я.М. Андреевич – 40 лет в Верхнеудинске;
И.Ф. Фохт – 46 лет в Кургане.
Декабристы всячески помогали народу, в меру своих сил и возможностей они оказывали лечебную помощь населению. Ещё в Чите по предложению А.Г. Муравьёвой, на средства жён декабристов была устроена небольшая больница, которой пользовались не только ссыльные, но и местные жители.
Известным врачом – гуманистом был Ф.Б. Вольф. В Петровском Каземате Вольф добился разрешения коменданта Лепарского лечить рабочих железоделательного завода и каторжан. На поселении в с. Урикс, а затем Тобольске он оказывал медицинскую помощь, отказываясь брать какое-либо вознаграждение. А когда пришло время окончания его ссылки, то он остался по просьбе супругов Волконских, чтобы оказывать постоянную врачебную помощь их малолетним и болезненным детям.
Недаром адмирал Мордвинов до их ссылки предлагал царю совершенно серьёзно, создать на Востоке академию из декабристов, чтобы была от «злоумышленников польза обществу».
Император не согласился, но вопреки его желаниям так и случилось.
Вспомнить надо и других современников Гоголя. Рассказ о тех, кто строил державу, действует освежающе, как всякое созидание. Это нам особенно полезно было бы усвоить, если учесть нашу застарелую привычку разговорами о недостатках доводить себя до полного изнеможения.
Два столетия военные моряки, самая образованная часть русского общества (здесь нет оговорки) не просто бороздили дальневосточные моря вдоль «берега Отечества», они не оставили здесь без внимания ни одного мыса, банки, залива, речушки, острова. Глубины были промерены, берега исследованы, составлены карты и написаны такие отчёты о путешествиях, что некоторые тогдашние писатели называли их образцом русской прозы. Только за XIX столетие 150 человек из них стали адмиралами. После дальневосточной школы, моряки возглавляли министерства, сталелитейные заводы, академию, создали целые направления в науке, строили корабли. А сколько их товарищей утонуло, замёрзло, умерло от цинги и голода, пропало без вести! Кресты на прибрежных скалах и судовые колокола – память о тех, кто повторял перед смертью: «Долг и Честь!».
Что скажет читателю перечислению ста пятидесяти имён? Все они до одного есть на карте дальневосточных берегов, а это лучшая память о них.
И что это были за лихие моряки! Прежде чем появиться на крайнем востоке России, они прошли Трафальгар, Чесму, Синоп. Избежавшие гарнизонной тоски, рутины и скуки офицерских собраний, испытав суровый морской отбор, они представляли собой интереснейший социальный тип, не замеченный русской литературой. Почему это случилось – тема другого разговора.
В отличие от другой части своего сословия, до конца жизни они остались верны духу «осьмнадцатого века», века мореплавателей и плотников. Неспроста многие начали службу волонтёрами английского военно-морского флота. Работящая Голландия и Англия – «мастерская мира» - притягивали их куда больше, чем ночной Париж. Они не были богатыми бездельниками и собирались всю жизнь строить, а не разрушать или с комфортом сладко мучиться «проклятыми вопросами».  Мы до сих пор не задали себе вопроса, почему же эти молодые люди (а их были тысячи) не стали «лишними людьми». Когда Чацкий устраивал бури в тёплых салонах и метал нервические молнии в «служивых», последние шли  под ревущими парусами сороковыми широтами в одной семье, в едином братстве с матросами. Они и сегодня не предлагают «московских проектов»,как обустроить Россию, они даже не реагируют на Министра Обороны никогда не служившего в армии. Они просто строят и охраняют Россию, как и сто, и двести лет назад. Они всегда были далеки от политики, там более её интриг, но всегда были близки к делу и в деле. И символично, что в сегодняшних болтливых думах, нет ни одного депутата – моряка: они в море, в деле.
Имена их шлюпов и корнетов, бригов и клиперов, фрегатов и шхун навсегда запечатлены на картах морских дорог и стали вехами для нас и смены этим  вехам не будет никогда. Писатели, чтобы увидеть Россию со стороны, нередко покидали её. Мореходам не было в этом нужды. Палуба была их «Капри». Возвышенный образ родины они носили с собой всю жизнь. Раньше японцев пришли на Курилы, раньше других европейцев – на Аляску, раньше китайцев – на Амур. Хотя Амур для китайцев и Курилы для японцев – вот они, рядом, руку протяни
Атласов Владимир Владимирович (около 1661–1711), землепроходец, казачий голова, первый исследователь Камчатки, один из первооткрывателей Курильских островов. Службу начал в 1682 году в Якутске. До 1689 года собирал ясак в бассейне реки Алдан и по рекам Уда, Тугур и Амгунь (левый приток Амура), до августа 1694 года — по рекам Индигирка, Колыма и Анадырь. Из похода по восточной части Чукотского полуострова (лето 1692 года) доставил краткие сведения о Чукотке, Аляске и об эскимосах. В августе 1695 года был назначен приказчиком Анадырского острога. Во время камчатского похода (конец декабря 1696 года — середина июля 1699 года) прошел сушей почти все западное побережье полуострова Камчатка (1100 километров), не дойдя 100 километров до мыса Лопатка. К концу лета 1698 года вышел к побережью Тихого океана у 51° 21; с. ш. (мыс Инканюш). Собрал первые сведения о вулканах, в том числе о высочайшей в Евразии Ключевской Сопке и о многочисленных минеральных источниках.
В середине 1700 года вернулся в Якутск и был отправлен с докладом в Москву. В Тобольске вместе с С. Ремезовым составил один из первых чертежей Камчатки. В Москве Атласов представил ряд "скасок" (сохранились две) с первыми точными сведениями о природе и населении Камчатки, ее животном и растительном мире, о морях, омывающих полуостров, их ледовом режиме.
За успешный поход, закончившийся присоединением Камчатки к России, Атласову был присвоен чин казачьего головы и выдана награда в размере 100 рублей. Эти деньги он истратил на товары, взятые со склада недавно умершего купца. Наследники покойного подали на Атласова жалобу, и он на четыре года был посажен в тюрьму. После освобождения (1707) был направлен приказчиком на Камчатку. В этой должности он пробыл всего полгода. Взбунтовавшиеся служилые люди посадили Атласова в темницу, из которой он бежал и до января 1711 года находился в Нижнекамчатске, где во время очередного мятежа казаков был убит.
Атласов первым из россиян достиг берегов Тихого океана. Именем Атласова названы остров, бухта и вулкан Курильской гряды; населенные пункты на Камчатке и Сахалине; ледник в хребте Черского.
Нет, не взорван и не затонул фрегат «Паллада» в Императорской гавани. Белые паруса красавца-фрегата будут видны там до тех пор, пока стоят эти берега. Бухты дальневосточных морей полны парусов, белые птицы ждут ветра – их не видит только слепой.
Мореходы всегда в пути. И куда бы они ни направлялись – к Царьграду, Гангуту или Камчатке, - курс их ни разу за тысячу лет не отклонился от выбранной народной дороги. Их белые паруса, как стаю белых журавлей, можно считать символом предопределения – знаком судьбы.

Поярков, Василий Данилович— письменный голова; происходил из хорошего, но захудалого рода. Прадед его, Петр Андреевич, служил по Московскому списку и был убит под Казанью, а жена его Аксинья Петровна была верховной боярыней в царствование Иоанна Грозного; но скоро обстоятельства переменились, и сыновья П., а в числе них и Владимир Петрович (дед Василия Даниловича) были записаны по выбору и стали служить "городовыми дворянами" по г. Кашину. Дед Пояркова, Владимир Петрович, "за московское сидение" получил вотчину. В 1638 году (6-го февраля) вышел указ стольнику П. П. Головину и дьяку Еф. Филатову отправиться на Лену для строения острога и для приведения в русское подданство сибирских инородцев. Тогда же было велено отправиться из Москвы, в качестве письменного головы, и Вас. Дан. Пояркову. Посылая воеводу с товарищами, московское правительство учреждало особое Якутское воеводство. Наказ, данный воеводе и его товарищам, отличался обширностью. Еще в Москве возникло местническое дело между назначенным в товарищи Головина — M. Б. Глебовым и Поярковым, но оно кончилось не в пользу Пояркова. По прибытии на Лену отношения всех посланных между собой были очень враждебны. Воеводы дозволяли большие злоупотребления, как потом открыло следствие (сыск) их преемников по якутскому воеводству. В 1648 г. П. послан был воеводой Головиным для розысков серебряной, медной и свинцовой руды и для приведения под цареву руку новых людей, живших по pp. Шилке и Зеи. С ним было послано около 130 человек, преимущественно из промышленников, перечисленных в казаки. Двинувшись 15-го июля 1643 г. вниз по p. Лене, П. с товарищами плыл по ней двое суток, затем повернул на p. Алдан, пока не достиг чрез 4 недели до устья p. Учура, оттуда по этой реке в 10 дней — до устья p. Гонома, вошел в нее но она оказалась чрезвычайно неудобна для плавания. На этой реке, вследствие трудности переправ, П. потерял много ядер и свинца, полученного из казны (в количестве 6 пудов 16 фунт.). Сентябрь приближался уже к концу и ожидалось замерзание рек, а потому П. пришлось расположиться на зимовку, но он не мог успокоиться и уже через две недели, оставив 40 казаков на зимовье, сам с 90 казаками, забрав провизию на небольшие сани ("нарты"), потянулся вверх по p. Гономе, затем, с неимоверными усилиями перевалив через Становой хребет ("камень"), спустился по долине р. Брянды, впадающей в Зею. Только к весне дошел он до Зеи, затем пошел мимо рек Гиляя и Уры и по Зее дошел до устья p. Умлекана. Здесь жили дауры. Желая добыть сведения об этих землях, П. захватил в заложники даурского князька Допмыула Кенчюлаева и через него и других проведал о предстоявших на пути его землях, расспрашивал про руду, про синюю краску и про дорогие камни. Вскоре некоторые из окрестных тунгусов стали добровольно приносить ему ясак, который он стал получать и от дучеров, племени даурского, жившего по устью р. Зеи и Амуру. П., построивши острожек на p. Зее, отпустил 40 казаков, под начальством Юр. Петрова, к низовьям Зеи, чтобы забрать ясак, запастись в этих хлебородных местах провиантом и, если возможно, то и покорить два туземные острожка. Но партия Петрова потерпела неудачу, и казакам пришлось отступить; вскоре среди них начался голод; некоторые из них умерли, и их трупы, а также и трупы захваченных туземцев, поедались остальными. Пришлось тем более обратиться к трупоядению, что Поярков оставшихся в живых из отряда Петрова, рассердившись, что они пришли с пустыми руками, как говорят, не пустил их в свой острог, не давал хлеба, а когда заметил, что те стали питаться какой-то травой и травяными кореньями, то, будто бы, приказал выжечь то поле, где они доставали себе пищу. Если верить "жалобе", поданной впоследствии на Пояркова его спутниками, то характер его нам представится в самом непривлекательном виде: приписывают ему такие поступки, которые не могут искупаться ни его славой, ни его подвигами. Говорят, что Поярков, не делясь оставшимся хлебом, сам указал казакам, что они могут есть мертвых туземцев, да еще презрительно добавлял: "не дороги (мне) служилые люди; вся цена им: десятнику — 10 денег, а рядовому 2 гроша". Голод, наконец, дошел до такой степени, что из 90 человек умерло 40. К тому времени (был уже 1644 год) к Пояркову прибыли те 40 человек, которые зимовали на p. Гономе. С их прибытием Поярков оставил острожек и спустился вниз по p. Зее в Амур. Он не признал эту часть реки за Амур, считая ее за продолжение р. Шилки, как и назвал ее в своем "донесении". Собственно за Амур он считал реку Уссури и продолжение Амура от устья реки Уссури до моря (это надо иметь в виду при чтении его донесения). Проходя Амуром, Поярков обложил попутные народы ясаком. Через 3 недели плавания по р. Амуру П. достиг р. Сунгари и для разведывания, далеко ли устья Амура, отделил от себя и отправил 25 казаков, но они были убиты дучерами. Узнав об этом, П. с оставшимися у него 65 человеками отправился вниз по Амуру сам и чрез шесть дней достиг до устьев р. Уссури где еще жило племя дучеров; затем стали попадаться и другие инородческие племена, а при устье р. Амура на большом протяжении — гиляки. Он признавал невозможным в зимнее время пускаться в неизвестное море, а еще более безрассудным считал возвращение вверх по Амуру, так как боялся при малочисленности спутников плыть среди враждебно настроенных к ним приречных племен; поэтому он решил остановиться на зиму в стране гиляков. Гиляки были свободны, никому не подчинялись и не платили ясака, и Поярков решил их объясачить; для этой цели у устьев Амура он захватил трех гиляков, и те рассказали об улусах и народах, живущих по берегам Охотского моря. Во время зимовки он собрал с гиляков ясак (12 сороков соболей и 6 собольих шуб). Весной 1645 года Поярков отправился по Охотскому морю к северу, придерживаясь берега. Достигнув через 12 недель устьев р. Ульи, он остановился, построил острожек, взял заложников — туземцев и соболей и перезимовал; а с наступлением весны, оставив в острожке 20 казаков для покорения этого края, взяв суда, двинулся волоком на p. Маю и по ней спустился на Алдан, а по нему в p. Лену. Поярков вернулся в Якутск 18-го июня 1646 г., пробыв в своем путешествии с лишком три года. Он привез с собой большие трофей: ясак и пленных туземцев из завоеванных стран. Прибыв в Якутск, Поярков уже не застал Головина, от которого был отправлен, и подал донесение об открытых и покоренных им землях новому воеводе В. Н. Пушкину, который отписал об этом в Москву. Почти одновременно была подана на Пояркова жалоба за зверское его обращение с подчиненными, о чем уже было говорено раньше. Жалоба эта была включена в мирскую челобитную, поданную на Головина. В 1648 году Пояркова, все еще занимавшего должность письменного головы в Якутске, приказано было отпустить к Москве. В 1658 году он был "дворянином московским", т. е. перестал служить, как дед и отец, "по городу" Кашину. В 1662 году он имел должность "приказного человека" Киргинской слободы. До какого времени был там Поярков, не знаем, но имя его, как московского дворянина, встречается еще под 1668 годом.
Человек широкого кругозора и выдающихся способностей, прозванный в морском корпусе «Архимедом», Невельской прекрасно разбирался в политической обстановке того времени, видел рост колониальной экспансии Англии и Америки, растущую угрозу захвата иностранцами Дальнего Востока. Он тяжело переживал также техническую отсталость России, имевшей только парусный флот, обреченный ежегодно на длительное бездействие в замерзающих портах. В то время как английские и американские пароходы бороздили теплые восточные моря, а чужие китобойные судна бесчинствовали вблизи Амурского лимана.
В то время считалось, что Сахалин — полуостров, а устье Амура теряется в песках. Таковы были сведения, полученные от ученых-мореплавателей (Браутона, Лаперуза, Крузенштерна), на авторитет которых не решались посягать.
Но Невельской был убежден в необходимости новых исследований. Он осуществил их во время кругосветного плавания на парусном бриге «Байкал», доказав при этом, что Сахалин — остров. А река Амур судоходна и может стать большой водной артерией, благодаря которой Россия превратится в великую океанскую державу. Открытия Невельского противоречили не только утверждениям тогдашних ученых авторитетов, но и политике царского правительства, краеугольным камнем которой были поддержка реакционного Священного союза в Европе и невмешательство в восточные дела (царский министр иностранных дел Нессельроде состоял в тайном сговоре с Англией и предавал интересы России). Распространялись также слухи о наличии в устье Амура маньчжурских крепостей; высказывались опасения, что активизация русских в тех местах может осложнить отношения с Китаем, нарушить Кяхтинскую торговлю.
В столь трудной обстановке за самое признание открытий Невельского, и тем более за решение амурской проблемы, предстояла длительная борьба. Помимо важнейших географических открытий очень существенным явилось сообщение Невельского о том, что Амур — «ничей»: «На устье Амура живут независимые гиляки, дани никому не платят и никакой власти над собой не признают». Это полностью опровергало легенду о маньчжуро-китайских крепостях на Амуре. Земли там фактически были незанятыми, но уже возникла реальная угроза проникновения в район Амура западных колониальных держав.
Это понимал и H. H. Муравьев, оказывавший Невельскому деятельную поддержку. Муравьев отдавал должное отваге и самоотверженности капитана и ясно осознавал, что «Невельской уже сделал для России больше, чем все предыдущие исследователи подобного рода. Его открытие даже важней, чем открытия наших, по заслугам увенчанных, знаменитостей — Литке, Крузенштерна, Врангеля». В противоположность Муравьеву, Невельской — характер открытый, редкий по своей целеустремленности, неспособный к двоедушию и лукавству. А. П. Чехов писал о капитане Невельском в очерковой книге «Остров Сахалин»: «Это был энергический, горячего темперамента человек, образованный, самоотверженный, гуманный, до мозга костей проникнутый идеей и преданный ей фанатически, чистый нравственно».
Невельской принадлежал к передовым людям своего времени, он разделял многие идеи петрашевцев (хотя и не был связан непосредственно с кружком Петрашевского). Патриот и ученый, во всех своих действиях руководствовавшийся интересами науки и отечества, он мечтал вернуть России Амур и тем самым способствовать укреплению позиций страны на Востоке. Невельской считал, что «потеря Амура равносильна для России отказу от великого будущего».
Решению проблемы Амура мешало новое обострение международной и внутренней обстановки. В связи с революционными событиями в Европе, разгромом кружка Петрашевского в Петербурге в стране усилилась реакция. Как показало следствие, некоторые члены кружка Петрашевского видели залог будущего России в связях с азиатскими странами. Отдельные петрашевцы интересовались Восточной Сибирью в революционных целях, что особенно напугало правительство. Реакционным деятелям чудилась крамола уже в самом упоминании об Амуре.
Муравьев хорошо понимал, что в этих условиях открытие Невельского могут истолковать, бог знает как.
 Невельскому пришлось вести ожесточенную борьбу с тупыми царскими сановниками за осуществление своей идеи. Созданный царем Второй гиляцкий комитет решил снять установленный Невельским в устье Амура Николаевский пост, а самого «Невельского за самовольные действия, противные воле государя, лишить всех прав состояния, чинов и орденов и разжаловать в матросы». Это было победой консервативной политики Нессельроде, который всегда призывал «не касаться Востока». «Как только мы коснемся Востока, мы потеряем своих союзников на Западе…» — заявлял он.
Ограниченный и жестокий царь все же понял суть дела (Муравьев в личной беседе с ним особо подчеркивал опасность, грозящую Приамурью от иностранцев). И Николай «простил» Невельского, хотя категорически запретил ему продолжение исследований. Это, однако, не остановило отважного русского патриота. Невельской позднее все же произвел исследование тихоокеанского побережья к югу от устья Амура. Итогом этих и позднейших исследований явилось присоединение Приамурья и Приморья к России, осуществилась давнишняя народная мечта о возвращении на Амур.
Наша история накопила множество фактов, благодаря которым мы можем проследить становление поселений как деревенского, так и городского типа. Одним из таких является город Бийск.
… С начала семнадцатого века русские пытаются закрепиться на слиянии Бии и Катуни. Сибирские воеводы главной причиной указывают богатство здешних земель: «…потому что места пашенные и всякого зверя: соболей, лисиц да бобровых речек великое множество, и  прибыль Великому Государю будет немалая…». Что же так тянуло казаков сюда, неужели только желание разбогатеть?
Ещё одной своей уникальной особенностью район слияния Бии и Катуни обязан тому факту, что именно здесь русло только что родившейся Оби пересекала одна из самых древних и наезженных дорог, ведущих в Центральную Азию. В этом месте находилось единственно удобная на десятки вёрст округи «плавёжная» переправа  - «Вихорёвка». Так может военно-стратегическая задача, играла более существенную роль?
А ещё одна причина, по которой планируемый острог просто обязан был находиться у слияния Бии и Катуни: по неписанным дипломатическим канонам того времени, государство, завладевшее устьями каких-либо рек, могло уверенно заявлять о своих правах на обладание землями всего их бассейна.
Но что это за название такое – «Вихорёвка»? На древнетюркских языках топоним звучал как «Би-Хайра» - «святое устье реки». Возможны и другие расшифровки, но суть остаётся прежней – обозначение сакральной, священной для окрестных народов местности. Именно поэтому у слияния Бии и Катуни могло располагаться святилище божествам покровителям, куда съезжались из многих отдалённых земель. Поставленный же в этом районе русский острог стал символом победы христиан над местными богами, которые уступали победителям власть над окружающими землями!
И по именному Указу Петра Первого в 1709 году появился первый Бикатунский острожек, который год спустя сожгли джунгары. Но он вновь возродился в Бийской крепости, которая и дала благородному купеческому городу Бийску начало.
 До самого города Бийска добежала Катунь. Красивы ее берега, привлекательны острова - Малиновый, Владимирский, Топольный, Иконников. Последний своеобразен по форме - в виде приспущенного сапога с узким мысом в месте слияния рек. Здесь из разных по цвету вод Бии и Катуни рождается великая сибирская река Обь. Бия - типичная озерная река с голубой прозрачной телецкой водой, Катунь - ледниковая река с белесовато-серой водой. Образовав реку Обь, Катунь и Бия некоторое время несут свои разноцветные воды рядом и лишь у поселка Фоминского смешиваются они в единый речной поток, устремляясь к Северному Ледовитому океану.
К слиянию Бии и Катуни были приурочены миграционные пути животных четвертичного периода (100-70 тыс. лет до нашей эры): мамонтов, бизонов, шерстистых носорогов, большерогих оленей. Более 50 находок, хранящихся в Бийском краеведческом музее имени В. В. Бианки, были обнаружены на острове Иконникове, на отмелях р. Бии, у Катунской протоки, на мысу-стрелке у слияния Бии и Катуни, на песчаной косе у села Одинцовка.
Вверх по Бии от коммунального моста до поселка Борового можно пройти берегом реки или проехать на рейсовом автобусе к бывшему монастырскому саду с вековыми тополями-осокорями, а затем спуститься к Бийской пойме, где река делает величавый изгиб напротив Малинового острова. Здесь через слой голубой глины выбивается из-под земли Святой ключ с серебросодержащей водой. Погуляв по поселку, через борок можно выйти и полюбоваться на безбрежные степные просторы Бие-Чумышской возвышенности. В этих местах не раз бывал бийский художник Д. И. Кузнецов в 30-х годах XIX века, запечатлевший на своей картине Тихвинский монастырь. Молодые браться Анатолий и Виталий Бианки со своими семьями ходили здесь пешком в сосновый бор по грибы и ягоды, любовались бийскими просторами. В 1942 году здесь жил в общежитии учащийся автомобильного техникума Вася Попов - будущий В. М. Шукшин.
А еще удивительны леса Бийска. Сосновые, смешанные и березовые леса тянутся по дюнно-холмистому рельефу вдоль левобережья Бии через весь город до западной его окраины. Если подняться на крутой правый берег Бии - Красный Яр, то можно любоваться панорамой виднеющихся вдалеке Алтайских гор, темно-зеленой каймой хвойного леса, голубой лентой Бии с островом Иконниковым и Катунской протокой. Красный Яр - живописное место бывшего Бикатунского острога, заложенного в 1709 году.
 Уникальность и ценность этой части Бийска подтверждается тем, что здесь была самая удобная переправа через Обь в XVII-XVIII веках, а ранее это было самое северное ответвление Великого шелкового пути, важнейшая региональная дорога, так называемая «калмыцкая», уходящая из Сибири в Монголию и Китай.               
Слияние Бии и Катуни.  Два потока рек встречаются друг с другом на стрелке Иконникова острова, неподолеку от села Верх-Обского. Мутная белесоватого цвета вода Катуни и прозрачная голубоватого цвета вода Бии долго текут, не смешиваясь друг с другом.
В месте слияния Бии и Катуни на правом берегу Оби в начале века построен храм Александра Невского. Сам остров Иконников является уникальным объектом природы с довольно хорошо сохранившимися островными ландшафтами. По документам XVII века он был известен как "Остров Великий" - это был крупный культурный центр Азии.
Богато историческое прошлое этого острова. Здесь жили еще 6-7 тысяч лет до н.э. первобытные охотники неолита. Сохранилась древняя стоянка, которая является археологическими памятником государственного значения. Это место считалось сакральным у окрестных алтайских племен, здесь свершались обряды поклонения статуям разных богов cо своеобразными изображениями, иконами. Остров Иконников выделен памятником природы еще в 1918 году. Его можно обойти пешком. На острове есть места, где почти не ступала нога человека, дикие и даже непроходимые. Природа нетронутых участков поражает своим великолепием. Поверхность почти ровная, однообразная. Но есть высокое место, возвышение подковообразной формы высотой 15 метров над уровнем Катуни. Это Глядень - высокое лобное место, откуда можно осмотреть окрестности: реки Бию и Катунь, горы, весь остров.
Красота горного пейзажа Бийска и его окрестностей переходит в изумительную по своей красоте лесостепь. В Алтайском крае находятся основные массивы ленточных боров. Название ленточных боров созвучно с названиями небольших речек, протекающих по ним: Барнаулки, Касмалы, Бурлы, Кулунды. Самой длинной является лента Барнаульского соснового бора, протянувшаяся на 550 км от реки Обь в окрестностях Барнаула до реки Иртыш в окрестностях Семипалатинска. Ширина бора на значительном протяжении, и в частности, в окрестностях Барнаула, составляет 8-10 км. Но на юго-западе, около села Новоегорьевское, лента бора срастается с соседней лентой Касмалинского бора. Образовавшийся таким образом Сросткинский сосновый бор имеет ширину около 40-50 км. Кучук-Кулундинский бор растянулся на 110 км от села Верх-Кучук до райцентра Завьялово. Прослауха-Кулундинский бор располагается между сёлами Ключи и Баево. Бурлинский бор, самый северный, начинается у Новосибирского водохранилища в 35 км севернее города Камня-на-Оби и проходит по территории Крутихинского, Панкрушихинского районов, его длина 100 км, ширина 6–7 км. Учёные считают, что ленточные боры остались после ледникового периода, когда территория между Обью и Иртышом находилась между двумя огромными ледниками — Северным, который располагался по руслу Оби до впадения в неё Иртыша, и Алтайским. Последнее оледенение было примерно 10 тысяч лет назад. Потоки талых ледниковых вод несли большое количество песка, который постепенно накапливался на днищах ложбин. На отложившихся песках позднее начала произрастать сосна. В итоге теперь по ложбинам произрастают боры, а на пространствах между ними, господствует степная растительность. Благодаря способности лесов аккумулировать влагу, ленточные боры являются естественным оазисом для обеспечения жизни. Относятся к категории ценных лесов.
Начавшая свой путь  высоко в горах река Обь,  как бы усмиряя буйство Бии и Катуни, плавно выносит воды на равнину, собирая по пути реки, речушки и ручьи и унося их в Северный Ледовитый океан.
По проложенному первопроходцами пути пойдут переселенцы. Их путь будет не менее трудным, но им будет легче, и они окажут всякую благодарнось предшественникам, навечно сохраняя их имена в памяти.  Первыми группами, переселившимися в Сибирь из России стали казаки с южных границ Руси, имевшие в XVI веке альтернативу быть уничтоженными властями как сословие, а также черносошное и посадское население севера Руси, слабо затронутое Смутой и потерявшее традиционные связи с Новгородом.    «Ермак проложил путь в Сибирь для массы из казачьего юга и новгородского севера», – заметил по этому поводу Г. Н. Потанин – путешественник и общественный деятель 19 века.             Таким образом, первыми поселенцами Сибири были служивые люди – казаки, пушкари, стрельцы, направляемые сюда по указу царя.    Они начали создавать в Сибири сеть острогов для удержания завоеванных земель. Однако для обеспечения служивых людей во вновь открытом регионе необходимы были производители материальных благ.    
 В связи с этим государство стало перемещать в Сибирь пашенных крестьян, наделяя их за это поощрениями.     Так, известно, что денежная компенсация крестьянам составляла на тот момент до 135 рублей. Крестьяне перемещались в Сибирь двумя путями:      
- по указу царя (т.е. не по их воле);
- путем вербовки крестьян по их собственной воле.

 К 1699 году количество крестьянских дворов уже составляло 9428, а число людей 105230 человек.      
Помимо служивых людей и крестьян, значительную часть переселенцев в Сибирь того времени, составили ссыльные «воры», «мятежники», «изменники», «колодники» или как их еще называли – ссыльные маргиналы. Как охарактеризовал их один из сибирских воевод: «Все мужики охочие из разных городов, всякого воровства бегаючи».      
Стоит выделить то, что значительная часть сибирских крестьян того времени, перемещались из западной части России без своих семей. Возможно, это было вязано с незнанием того, что ожидало переселенцев. Может в их дальнейшие планы и входило переселение оставленных на Руси семей в Сибирь, однако, забыв про это, крестьяне-мужчины писали прошение царю, жалуясь в нем на нелегкую холостяцкую жизнь J. И согласно указу царя Михаила Федоровича было «…велено на Вологде, на Тотьме, на Устюге Великом и в Соли Вычегодской прибрати в Енисейский острог служилым людям и крестьянам  на женитьбу 150 человек женок и девок».       Стоит отметить, что еще до переселения в Сибирь казаков, т.е. в 16 веке, там жили негосударственные люди – торговцы, занимающиеся в основном пушниной. В XVII и XVIII веках вольнопереселенческая деятельность практически прекратилась. Все дороги имели, как это принято сейчас называть, контрольно-пропускные пункты. В связи с этим прирост населения Сибири от беглых крестьян был незначительным. Таким образом, практически все переселения того периода носили легальный характер. Так, указ Сената 1734-1745 годов о разрешении переселения в Сибирь семьям из Московской, Казанской, Архангельской губерний позволил переселиться за Урал тысячам людей. Известны также и другие подобные указы, позволявшие семьям из западной части России переселяться в Сибирь.  В конце XVIII века в Сибирь бежали старообрядцы, для того чтобы сохранить свою веру. Известно, что в 1764 году сюда проследовало 23 партии старообрядцев по 150-250 человек, выведенных из польских пределов. Они    были расселены в Западном Забайкалье и к середине 19 века составляли 57% всего русского населения территории (17 827 чел.). Таким образом, подводя итоги переселений в Сибирь, входящих в условный первый этап, можно  сказать, что основную массу   переселенцев составляли казаки с южных границ Руси и крестьяне из северных губерний России, свободные от крепостничества. Большая их часть были крестьяне-середняки, имевшие опыт устойчивого хозяйствования, трудолюбивые и настойчивые. Уже за первые годы жизни в Сибири они обрастали своими подворьями, разрабатывали захваченное ими количество земли. Стоит отметить интересный момент, что уровень жизни тех же крестьян в Сибири был гораздо выше, чем в европейской части России. Это можно проследить по количеству лошадей в крестьянском хозяйстве:      
Европейская Россия: бедные – 0-1 лошади, средние – 1-3 лошади, зажиточные (кулаки) 3-5  лошадей;    
 Русская Сибирь: бедные – 1-3 лошади, средние 3-7 лошадей, и кулаки имели более 7 лошадей.    
Наверное, наличие в Сибири в XVII-XVIII веках переселенцев с юга (казаки) и с севера (крестьяне из северных губерний) и объясняет такое разнообразие в типах сибирских домов, особенно, большое количество домов южного типа с четырехскатными крышами. Однако наступил век девятнадцатый – весьма противоречивый в отношении к переселенческой политике. Можно сказать, что закончилось то вольное переселение крестьян в Сибирь, позволявшее им наделять самих себя землей по принципу «захватничества». Отныне вся деятельность в этом направлении велась в рамках определенных правил и законов.   
 Завоевание страны всегда является лишь первым шагом к овладению ею. Настоящее овладение начинается с миграции населения коренной области в новые открытые районы. Начинаются процессы переселения народа. В ходе этих процессов всегда рождается нечто новое. Так из англичан, переселившихся в Америку, получились янки, из других англичан - австралийцы, из французов, переселившихся в Северную Африку - алжирцы, совсем непохожие на французов из Южной Франции и на арабов, живущих в Алжире. Вообще, процессы переселения и освоения новых стран всегда (при определенном уровне цивилизации) порождают одинаковые или схожие процессы. Однако заселение Сибири имело ряд отличительных особенностей.
  Первоначальное освоение Сибири, выразившееся в быстром продвижении землепроходцев к Тихому океану и создании опорных пунктов - острогов, обуславливалось двумя факторами - насущной потребностью государства в условиях лихолетья (Смутное время) пополнить казну и наличием определенных социальных групп, которые были способны осуществить это путем быстрого присоединения и промыслового освоения колоссальной территории. Такими группами стали казаки, поставленные государством в XVI-XVII вв. перед альтернативой: быть уничтоженными как сословие или включенными в систему "государевой службы"; а также черносошное и посадское население севера Руси, слабо затронутое Смутой и потерявшее свои традиционное связи с Новгородом. "Ермак проложил путь в Сибирь для массы из казачьего юга и новгородского севера", - заметил по этому поводу Г. Н. Потанин.
 Первыми поселенцами фронтирной зоны стали служилые люди - казаки конные и пешие, стрельцы, пушкари, направляемые сюда по царскому указу. В дальнейшем их среда пополнялась за счет ссыльных и казацкой старшины с Украины и Дона, "прибранных новоявленно" (ранее не служивших) крестьян и городских жителей, а также за счет так называемой "литвы" (белорусов, поляков, немцев, украинцев, литовцев), подданных Речи Посполитой, попавших в плен или перешедших на русскую службу. К концу XVII века в регионе насчитывалось около 10 тыс. служилых людей (9823 чел.), в том числе 3170 человек "литовского списка". Вот это-то разнообразие национальностей позволило сложить новый тип населения – сибиряков.
Самое сокровенное в душе народ запечатляет в песне. Если тема не созвучна чаяниям народа, песня не переживёт даже одного поколения. Все этапы дороги к океану отмечены народными песнями, не будь их, любые рассуждения остались бы только отвлечёнными умствованиями. Нет, наша дорога песенна, она многоголоса и звучна. Партию Сибири в этом музыкальном исследовании всегда ведёт мужской голос, то непреклонный, то задушевный… Поднимаясь на высоту печали и гнева, он всегда окрашен в родные тона среднерусской равнины, где нет места ожесточению. Иначе их не пел бы весь народ. «…И ветры в дебрях бушевали» - Сибирь начинается с Ермака. На сибирской равнине родилась одна из самых красивых песен в мире. Стихи сочинил ямщик Пермской конвойной роты Иван Макаров, а положил на музыку А. Гурилёв. Эта песня начинается со слов «Однозвучно звенит колокольчик». Иван Макаров, как и отец его, был ямщиком. Как и отец, замёрз в пути, «в степи глухой» на сибирских просторах.
Байкалу, как и Волге, «главной улице России», выпала честь стать национальным символом. В память народную он запал навсегда как «славное море, священный Байкал». Навечно суждено быть и Амуру Батюшкой. После «Амурских волн» и «На сопках Маньчжурии» оттуда же к нам пришла и тема «Варяга» - бессмертного поединка, воодушевлявшего новые поколения. А тут и подоспела «На границе тучи ходят хмуро»…
Много песен родила Сибирь. Где-то в вышине все её песни сливаются в одну и, сплетаясь с шумом лесов, грохотом волн и вулканов, рёвом пурги, гулом городов и дорог, становятся голосом России.
Три свершения за последние двести лет получили титул Великих. Все они связаны с Сибирью. С Севера Ледовитый океан, с Востока – Тихий, а юг ограничен живым валом русских земледельческих поселений вдоль старой казанской линии. Мы так легки на подъём, когда дело касается перемен наименований, что молодому человеку для уяснения простых исторических фактов необходимо рыскать в специальной литературе.
Речь идёт о трёх Великих кампаниях.
Первая из них была начертана самим Петром, называлась она то «Первой академической экспедицией», то «Второй академической…». Но в литературе закрепилась под именем «Великой Северной экспедиции». По охвату территории, результатам научных данных, привлечению сил и средств она до сего дня не имеет себе равных среди всех экспедиций, когда-либо снаряжённых каким-либо государством. Пётр умер в тот год, с которого принято датировать начало экспедиции. Она длилась более десяти лет. Многие труды её не опубликованы на русском языке до сих пор. Инерция столь мощна, что экспедиция в Сибирь не прекращалась ни на один день даже при приемниках Петра. Большинство учёных были молодыми людьми. Они возмужали в Сибири. Многие остались там на веки. Членов экспедиции называли «странствующей академией». Она и была по существу первой сибирской академией.
Два других предприятия связаны с прокладкой дорог. Как и подобает, они появились после рекогносцировки научных экспедиций. Если Великая Сибирская железная дорога строилась на русские средства и русскими мастерами, то Великий Северный морской путь, проложенный после 1917 года и начавшийся с поморских шитиков, в большей степени, чем Транссиб, можно именовать русской дорогой. И не только потому, что великий Северный морской путь проходит по внутренним морям. Он был проложен на русские деньги, и пробит ледоколами, изобретёнными в России. Ни одна страна не испытывала такой « тирании льдов», зато она же первая из их и преодолела. Историческая логика требует, чтобы мы первенствовали и в наземных дорогах, ибо никто не сталкивался с таким сопротивлением пространства, как мы.
Дерзкая идея о сибирской сверхмагистрали вновь становится первоочередной национальной задачей. Если поезда будут идти к Владивостоку на той же скорости, что ходят между Москвой и Санкт-Петербургом, дорога от столицы до океана займёт несказанно малое время. И всё это сказочно изменит территорию и принесёт выгоды поистине неисчеслимые.
На каждое столетие приходится по одному Великому свершению. Но это не значит, что остальные предприятия на этой земле были заурядными. Отнюдь. Они были под стать им: Комсомольск, Кузбасс, каскад электростанций, целина, тюменская нефть, кемберлитовые трубки, золото, корабли и порты, Сибирская академия, БАМ, наконец – это этапы усилий до 90-х годов XX века. А сколько ещё не упомянуто свершений! К сожалению, в 2011 году России похвалиться нечем…
В XIX веке Россия стала столь великой, что даже её губернии стали иметь символы государственности.
Русский человек по природе созидатель, гармонитель. Он милосерден и добр. Но есть ещё в природе разрушители, властители, которые несут зло. Вот и вошла сегодня матушка – Россия в ведение этих чёрных людей. Ни кровь, ни трупы и ни слёзы – всё им нипочём. Лишь бы уничтожить Русь. Где наступят они, там не вырастит злак. Лишь огонь, да пепел, а после ветер погонит с поля такого полынную горечь. И название этому полю – дикое. Но ведь было уже так, было! И выживала земля родная, напитавшись соком и духом русским. И пропадало, издыхало стоглавое да стозевное чудище, смрад изрыгающее. Землепроходцы бросили вызов потомкам, махнув до Великого океана. Наследники приняли богатырский вызов и оказались достойны своих предшественников. Следующее поколение сделало разбег столь могучим, что и не заметило, как перешагнув океан, «привели под высокую государеву руку» всю Аляску, добрались аж до Калифорнии. В изначальную Сибирь был заложен здоровый и весёлый дух. Только безнадёжно унылый человек этого не понимал. К примеру, во времена Радищева в Иркутск на ярмарку прибывало 100 000 подвод. Да разве можно ли было собрать на столь грандиозный торг вялых и угрюмых людей? Да разве могли сюда прийти вялые люди?
За два столетия (XVII-XVIII вв.) в Сибири сложился характерный русский сибирский тип людей. Этнографы, историки, путешественники, краеведы единодушно наделили сибиряков следующими чертами: «Хороший рост, сухопарость даже в старшем возрасте; характер настойчивый, смелость в сочетании с осмотрительностью, отсутствие поспешности в действиях, но без следов вялости, хорошая ориентированность в обстановке, живость без склонности к повышенной чувствительности».
Три столетия Россия отдавала Сибири лучшие силы. Территория от Урала до Океана стала гигантской школой, своеобразным историческим полигоном, где проходили испытание на прочность поколения русских людей.
Мы говорим о трёх Великих предприятиях, но есть ещё одно свершение, поистине Великое и с этим словом всегда произносимое – Великая Отечественная война. Трёхсотлетний посев должен был дать отдачу…
Сибиряки, как великолепные солдаты обратили на себя внимание ещё на Бородинском поле. Последующие военные кампании закрепили за ними эту репутацию. В первую мировую войну они вызывали восхищение своим мужеством. Но то, что они совершили под Москвой, Сталинградом и Курском, не имеет аналогий в мировой военной истории. Сибиряки наголову разбили отборные немецкие  дивизии «Райх», «Фюрер», «Мёртвая голова». Во время Великой опасности давала земля сибирская воинов и гениев. Только здесь мог родиться конструктор знаменитых «АК» сержант Калашников из Курьи, что на Алтае. Ват и пошёл сибирский казачий вал, но теперь уже на Запад, ибо там Отечество было в опасности. Их появление на фронте сеяло панику среди немецких солдат, а последние, как известно, не были плохими солдатами. Хирурги в госпиталях ставили в пример сибиряков другим раненым. Никакие муки не могли заставить их стонать во время операции. Четырнадцать раз укорачивали руку Ивану Сафрошкину, военному шофёру. Но стерпел, а после войны с одной рукой водил машину и плотничал.
За потерю руки ему не дали инвалидность, и государство выплачивало 5 рублей за медаль «За боевые заслуги». И только в 1968 году, после операции на желудке, ему дали 3-ю группу инвалидности. Сопутствовал ему, видно, Николай Чудотворец. Поистине Великой силы русский солдат!
Сибирские добровольческие соединения стали родоначальниками гвардейских полков. В историческом плане этот факт чрезвычайно важен, ибо сибиряки стали преемниками «семёновцев» и «преображенцев» Петра.
Как рождалась гвардия? Под Ельней в 1941 году во время Смоленского сражения немцы провели при поддержке танков самую крупную за всю историю второй мировой войны психическую атаку. Горизонт был чёрным от эсэсовских мундиров. Немцы шли во весь рост, и казалось, нет им числа и нет силы, которая могла бы устоять против них. Полк за полком появлялся из-за холмов. Это был апофеоз немецкой военной машины. На место упавших становились новые солдаты. Огонь наших батарей как бы не действовал на них. Чёрная орда подавляла своей жуткой непреклонностью. Наши солдаты занервничали, некоторые побежали. И вдруг всё переменилось. Это подошли сибирские добровольческие полки. Будто во весь свой испорлинский рост встала Сибирь. Словно волна, которая незаметна на океанских просторах, хотя и несётся с колоссальной скоростью, но, встретив препятствие, вздымается на тридцатиметровую высоту и сметает всё на своём пути, Сибирь взмыла над полем битвы и разбила немцев в едином штыковом ударе.
В этом поединке как бы закреплена философия духа соперников. Отдать должное противнику – вернейший признак подлинного величия. Умалить силу врага – значит принизить собственную победу. На поле боя был повегнут цвет лучшей в Европе армии. Германский монолит не устоял против русского вдохновения.
Сибиряки оказались верны штыковому удару, зародившемуся ещё ещё во времена древних дружин. Штыковой бой – продолжение атаки копьями ударного типа. Вспомним клич Святослава: «Иду на Вы!». В штыковом бою нет улюлюкающего натиска кочевой конницы, способной с такой же скоростью рассыпаться при серьёзном препятствии. Нет в нём французского «элана», с его вспышкой боевого энтузиазма. Штыковой удар немыслим без подъёма всех духовных сил. Это первый и последний выбор. Он беспощаден к себе и врагу, и бывает только один раз. Русский штыковой удар – акт «самосожжения» во имя Родины.
Вот при каких обстоятельствах рождалась новая гвардия. В добровольческих соединениях сибиряков вновь ожил дух и облик древних дружин, когда-то начавших путь к океану.
Пожалуй нигде так не чувствуется дух русской истории, как в устьях родных наших рек: Амура, Волги, Невы, Дона, Кубани, Урала, Северной Двины, Лены, Оби, Енисея , Колымы… Дух тот ускользал от внимания даже лучших дворянских историков. Он был им неведом, ибо они воспринимали историю подчас как смену династий. Главное же действующее лицо ими не было замечено. Историки не воздали должное народу, считая народом только крепостных, потому их летопись лишена души. Разве по справедливости в галерее героев войны 1812 г. в Эрмитаже нет ни одного портрета простому русскому солдату, который в смертельной штыковой схватке сходился с французом под Бородино. А генралы, участвующие в этом сражении, представлены все.
Из рассказов придворных историков нельзя увидеть, как скользнут на стрежень и выплывут из Дона казацкие белокрылые струги, а на встрчу им из Днепра и Буга выйдут чайки запорожцев. Как сотни судов под тугими парусами объединятся в армаду и под богатырские удары вёсел грянет над Русским морем в виду берегов Днепрвско-Бугского лимана, а котором пел Глмер как о «земле окутанной влажными туманами и мглою туч», тысячеголосый хор лучших в мире моряков.
За триста лет до Переяславской рады под барабанный бой и ликующие крики: «Чтоб, если во веки веков вси едино были», - русский и украинский народы в лице своих самых бесстрашных представителей в морских боях закрепят нерушимую дружбу. Повторяю, за триста лет до рады. История не знает случая, чтобы в столкновениях держав когда-либо Дон воевал против Сечи, как не знает и более яростных морских битв, чем волнующий трёхсотлетний поединок одинокого отряда добровольцев-казаков с хищной Османской империей.
Казаки бились пока на помощь не пришла регулярная русская армия. Под стенами Очакова запорожцы и донцы дрались плечом к плечу с фаногорейцами Суворова. Казаки сражались то как истинные моряки – «флот против флота», то пользуясь сегодняшней терминологией, атаковали крепости «флот против берега». Думается вовсе неслучайно помимо казаков – старых хозяев Черноморья – собрались тут ещё и такие личности, как Потёмкин, Барклай-де-Толли, Ушаков. Все они и сейчас стоят в бронзе на аллее героев военного собора в Очакове,ставшего музеем. Крепость Очаков запирала вход в Днепровско-Бугский лиман, а значит, и в сердце страны. Точно так же, как в устье Дуная – Измаил, Дона – Азов.
Все три крепости устьев связаны с именем Суворова. Вот где тайна его признания в народе.
Он был всегда там, где сходились жизненные центры страны, где были выходы в море. В дельте другой реки – Волхова – Суворов построит собор в честь Георгия Победоносца и напишет книгу о науке побеждать. Вот где предопределила судьба быть Суворову – в начале и в конце пути  «из варягов в греки», в самых жизненных точках Древней Руси. За Очаков он получил алмазный плюмаж на шляпу. И вот я думаю: Суворову за спасение России всего лишь игрушку алмазную на шляпу, а первому президенту России, её разрушившему, высшую награду Святой Руси – Орден Андрея Первозванного. Обиделся бы на это Суворов? Думаю, нет, ибо он Русь и русских людей любил глубокой и безмятежной любовью, а не так, как обозначенный президент относился к «дорогим рассяянам»…
В 1944 году Москва отсолютовала освобождению Очакова от немцев. Казалось бы, всего-навсего районный центр, и такая честь. Но он был городом-символом, городом устья. Москва салютовала двум ранам Суворова и ране Кутузова, салютовала всем, кто сложил голову за выход к морю.
Почему мы бьёмся насмерть за устья наших рек, какая сила толкает нас к морю? Почему во всех древних источниках, будь то Тацитова «Германия» или «Естественная история» Плиния Старшего, или «География» Птолемея, обязательно подчёркивается: всюду, где славяне, там непременно реки, озёра, побережья морей? Они же называют Балтийское море Вендским (одно из славянских имён).
Всякая вода, будь то река или море, были для славян дорогой. У южных славян и поныне «драга» (дорога) означает путь вдоль воды или водоёма, а у чехов – канал или ров, наполненный водой. Такие слова как «море», «прилив», «отлив», «пучина», «залив», «пристань» встречаются во всех славянских языках.
Византийцы, возможно, заимствовали у русских слово «корабль», как шведы слово «ладья», ибо славяне слыли добрыми моряками  ещё за несколько столетий до выхода на историческую арену норманнов. И кто знает, не руссы ли приобщили варягов к морю? Ведь древнейшие всеславянские очаги, их прародина и колыбель лежат в верховьях Эльбы, Вислы, Днепра, Западной Двины, Оки, Днестра, Южного Буга, Дуная.
Все реки текут в море, все речные дороги идут к мировым морским дорогам. Если народ чувствует в себе силу, он неудержимо будет стремиться к морю. Когда Петра поздравляли с завоеванием новых земель на берегу Каспия, он ответил, что земли у него много, а вот «воды» ему не хватает.
Теперь наступил новый исторический этап. Впервые с петровских времён России угрожает опасность с моря. И не надо поддаваться на утешение агрессора, что они миролюбивы. На словах так было всегда, а на деле, наоборот. В этой связи все средства пропаганды должны быть направлены на развитие в юношестве и народе  в целом «океанического мышления». Что это значит?
Мировой океан занимает 2/3 площади планеты, а значит наши материки – только острова в океане. Главное в «океаническом мышлении» - осознание того, что где бы мы ни жили – в глубине ли Каракумов, в центре ли великих сибирских равнин, в тайге или в горах – все мы на берегу океана… Плохо приходится тому государству, чьё правительство этого не понимает. Море это вечная дорога и по ней враг придёт в наш дом в любое время.
Мечту Петра воплотила до конца народная воля. Сын его любимого сподвижника – генерал-адмирала Фёдора Головина, тоже адмирала, Николай Фёдорович Головин, президент Адмиралтейств-коллегии, главный двигатель Великой Северной экспедиции, важнейшую пользу отечеству от посылки русских судов в мировой океан видел в том, что «моряки будут непрестанно обучаться морской практике и от того всегда… флот будет снабжён добрыми и искусными людьми, с которыми и адмиралу или какому командиру в случае войны выйти против неприятеля будет несумнительно и не так, как ноне есть». Головин был убеждён, что «в один такой путь (в Тихий океан – В.Р.) могут те офицеры и матросы обучиться более, нежели при здешнем (Балтийском – В.Р.) море в десять лет». Эту мысль он высказал в 1732 году, и она никогда не умирала в русском флоте.
С чего начинается историческое мировоззрение? С исторической памяти. Без неё нет ни благородства, ни истинной отваги. Память – как подземный ключ живой воды, питающий нашу жизнь. Почему флот развил и с особенной ревностью бережёт свои традиции, ритуалы, символику и преклоняется перед дисциплиной? Потому что с ними легче выжить на узкой палубе в однообразии будней и вдали от родины. Память есть оборонный фактор, без которого человек не может знать, что он защищает. Не зря фашистские главари кричали: «Разрушайте их памятники, и через поколение они перестанут существовать». В 1945 году Ален Даллес говорил: «Русских победить физически невозможно, их можно разрушить только изнутри, разрушив их духовность». Черчиль, когда встречался с русскими солдатами, пристально всматривался в их лица. Но тщетно, он так и не понял, в чём же сила этих русских парней. Они до сих пор не могут вникнуть в то, что память русского человека аккумулирует в себе всю историю и трансформирует её в таких понятиях как «честь», «долг», «Родина», «земля». Для них это запредельно.
Пржевальский просил похоронить его вдали от родины, чтобы его могила, как он сказал, «оживляла холодный край». Цвет России покоится в России. Их могилы не только оживляют этот край, они делают эту землю священной.
Мысль Ломоносова об особом предназначении Сибири в будущих судьбах России сбылась. Его пророческие слова можно поставить девизом ко всем грандиозным свершениям за Уралом: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным Океаном и достигнет до главных поселений в Азии и в Америке». Как только Россия осознала, что Тихий океан в самом деле становится «средиземным морем человечества», она неминуема столкнулась с хищной Японией, которая принялась натравливать на Русь всех наших дальневосточных соседей. Маршал Шапошников в мемуарах вспоминает, что после Цусимы в Петербурге сухопутные офицеры не отдавали честь морским офицерам.
Боль Цусимы ощущалась всеми. То было первое поражение русского флота после Петра. Менделеев не пережил горя поражения. Накануне войны, как ведущий и авторитетнейший советник правительства по главным вопросам державы, он пытался повернуть русскую общественность лицом к Тихому океану и к Северному морскому пути. Дмитрий Иванович ещё в 1901 году представил С.Ю. Витте записку. Великий мыслитель проявил в ней себя как муж и «отец отечества». Он предлагал пробить путь на ледоколе «Ермак» в Тихий океан через Северный полюс и страстно мечтал принять вместе с сыном участие в этой экспедиции, чтобы тем самым привлечь внимание русского народа к жизненно важной для страны идее. Менделеев и более других помогал адмиралу Макарову создать «Ермак». Он писал в той записке: «Завоевав себе научное имя, на старости лет я не страшусь его посрамить, пускаясь в страны Северного полюса».
Сын Менделеева изобрёл первый в мире танк-бронеход на гусеничном ходу. В такой семье не могло быть проблемы «отцов и детей». К Менделееву-сибиряку подходят прекрасные слова, сказанные профессором Дм. Анучиным о Пушкине: «Каждая творческая личность, вносящая в духовное богатство общества нечто новое и значительное, может быть рассматриваема как более или менее резкий скачок в духовном развитии данного общества и народа, как крупный плюс к накопленному веками духовному богатству».
Нигде так не раскрывается тайна русской судьбы, как на Дальнем Востоке. Иван Москвитин поставил первое зимовье на берегу Охотского моря в 1639 году. Он был казак, но пришёл к морю. Ни одно государство в истории не создало такого социального типа, как казаки, которых Екатерина II искренне считала вооружёнными крестьянами и откровенно побаивалась их. В войну 1812 года казаки показали миру, какую грозную силу они представляют: «Грянули чада Тихого Дона – мир изумился, враг задрожал». Ва многих странах, с почина внимательной Англии, стали создавать военные поселения и регулярные конницы.  Но нигде это не удавалось. Последнюю попытку перед первой мировой войной сделал турецкий султан Хамид, собрав из курдов Турции  полки «хамидис». Однако и эта затея жила недолго. «Казаки создали Россию», - говорил Лев Толстой. Он прав. По крайней мере, без участия казаков ни один серьёзный вопрос русской истории не подлежал разрешению.
Только на Охотском море, самом суровом и самом прекрасном, можно уяснить мечту Петра – взять у Европы знания, создать сильный флот, крепкую державу и, как он говорил, «повернуться к Европе задом». Петру, наверное, простителен столь не «высокий штиль» речи. Как-никак – это Пётр, который, по Ключевскому, «работал как матрос, одевался и курил как немец, пил водку как солдат, ругался и дрался как гвардейский офицер». По крайней мере, он продемонстрировал такую глубину и мощь исторической памяти, какую никогда, ни один государь не показывал. Может быть, самое великое деяние его жизни было не создание флота и города в устье Невы, а перенос праха Александра Невского из Переславля на место его битвы со шведами.
Когда перевозили раку с мощами полководца, сам царь встал к рулю, а на вёсла посадил генералов и адмиралов. Найдите ещё картину, столь волнующую и полную предопределения! Вот что значит устья, дороги и судьба!
И как же наивно, притянуто к попытке серьёзного исторического осмысления выглядела картина с захоронением, якобы, останков царя Николая II. Нет, похожим на величие русского духа быть нельзя. Им надо родиться, чтобы вершить предопределение. Разрушителю создавать не дано.  Поэтому и лживо выглядели похороны, разрушившего Россию, последнего императора…
Капитан Геннадий Невельской перекрыл и побил все рекорды скорости, чтобы прийти на Камчатку с выигрышем целого лета. Зачем? Почему капитан транспорта «Байкал» рискует навлечь гнев министров и быть судимым, но выполняет замысел и приходит с Камчатки в дельту Амура? Первого (тринадцатого) августа 1850 года Невельской на мысе  в низовьях Амура поднимет русский флаг на том месте, где  им будет основан первый русский город в Приморье – Николаевск-на-Амуре. Несельроде, как всякий лукавый министр, склонный перехитрить, а не утвердить, был главным врагом Невельского. Он просил Николая I разжаловать капитана в матросы, пугая царя международными осложнениями и гневом Англии. Николай произвёл Невельского в адмиралы и заметил: «Там, где однажды поднялся русский флаг, он уже опуститься не может».
Восточносибирский генерал-губернатор Муравьёв по праву будет назван Амурским. Этим выдающимся деятелем будет основан Владивосток. Муравьёв знал, почему рискует карьерой Невельской. Вот что он скажет писателю Гончарову, когда тот сойдёт с палубы фрегата «Паллада»: «Сибирью владеет тот, у кого есть устье Амура». Позднее Невельской напишет книгу «Подвиги русских морских офицеров на Крайнем Востоке России» Из неё видно, что капитан, конечно же, хорошо понимал историческую значимость своего поступка. Народ по достоинству оценил подвиг своего сына. 26 октября 1897 года во Владивостоке ему поставили памятник по всенародной подписке.
Но вернёмся в Охотское море – колыбели Сибирской флотилии. Помните, первую навигационную школу Пётр обосновал в Москве. Располагалась она в Сухаревской башне. Не прошло и 12 лет, как государь  послал в Охотск опытных архангельских корабелов  (в самом Охотске навигационная школа откроется в 1740 г.) И внимание на этот факт надо обратить потому, что в нём сплелись в пучок две тысячи лет славянской судьбы. Здесь ключ к великой разгадке.
Помор Кирилл Плотницкий строит морскую ладью «Восток» в Охотске. Русский север спускает на воду первый корабль будущей Сибирской флотилии, которая станет Тихоокеанским флотом. В первое плавание через Охотское море ладью эту поведёт капитан-казак Козьма Соколов. Кстати, Пушкин упоминает его в своих записках.  Колыбель казачества – русский юг, устья Дуная, Днепра и Дона. Устья и степи. Поморы и казаки пели песни с припевом «Дунай, мой Дунай» и зимними вечерами слушали былины о киевских пирах князя Владимира. На той же ладье «Восток» ушли вдоль Камчатки и Курил выпускники морской академии, офицеры-геодезисты Иван Евреинов и Фёдор Лужин. Это был 1720 г.
Вот мы и нашли тот момент, когда казаков на мостике одного и того же судна сменили офицеры императорского военно-морского флота. А через 20 лет в Охотске откроется навигацкая школа. Сибирская флотилия будет крепнуть. Пётр не забыл обосновать ещё одну навигацкую школу – в Иркутске. Там же, в Иркутске епископом будет служить Инокентий Кульчицкий, бывший обер-иеромонах русского флота. Натура богато одарённая. «Обер-иеромонах» - такое словосочетание могло родить только петровское время, когда свежий ветер перемен ворвался даже в монашеские кельи.
Инокентий Кульчицкий будет со временем канонизирован. Пётр заставил монахов переносить переносить тяготы военных походов и ходить под парусами. Для многих монахов мир с качающейся палубы  кажется  и глубомневыразимо интересным и не менее таинственным, чем при монастырских лампадах. Кульчицкий принял море и ступил на столбовую дорогу своего народа. Пётр, который трудился не покладая рук, приходил в крайнее раздражение при встрече с ленью, инертностью, нерадивостью, но ничего его так не бесило, как византийская манера русских клириков вести под руки крепких и дородных епископов. Он запретил это специальным указом. При Петре даже монахи стали усваивать морскую терминологию.
Сколько не листай пожелтевшие страницы, а не найдёшь судьбы, в которой бы запечатлелась традиция русского человека столь же сильно, как в Фёдоре Соймонове. Вот этапы-вехи его жизни. Окончил Московскую навигацкую школу. Он у самых истоков. Обер-прокурор Сената. Вице-президент Адмиралтейств-коллегии (заместитель министра военно-морского флота). Не угодил Бирону, за что был сослан в Охотск. Прошёл по этапу  с выдранными ноздрями от Петербурга до Охотска, от океана до океана. Руководил Нерчинской экспедицией. Зоркий страж русских интересов на Дальнем Востоке. Организовал экспедицию на Тихий океан. Сибирский губернатор, московский сенатор. Крупнейший гидрограф. Он из тех петровских офицеров, которые с поля битвы быстро перешли на мирное поприще, а тогда особенно ценились гвардейские офицеры – преображенцы и семёновцы.
 Через 100 лет, когда казак Козьма Соколов поднял паруса на ладье «Восток», в ещё одну кругосветку отправился Отто Коцебу – всего у него их будет три. «Бессмертный Коцебу», - скажет о нём адмирал Макаров.
На палубу двадцатичетырёхпушечного корабля «Предприятие», построенного Адмиралтейством в 1823 году, взойдёт несостоявшийся богослов Эмилиё Ленц. Это трёхлетнее путешествие выстроит ему всю жизнь Кто из нас не знает со школьной скамьи закон Джоуля-Ленца или правило Ленца! Он изобретёт барометр и глубомер, будет преподавать кадетам Морского корпуса и юнкерам Михайловского артиллерийского училища, а умрёт на посту ректора Петербургского университета.
Русское географическое общество было создано адмиралами Литке, Крузенштерном и Врангелем. Все они возмужали в кругосветках и прошли суровую школу у Тихоокеанских берегов. Традиция открытия была столь велика, что она мощью своей увлекла лучшие силы вчерашних исторических врагов России – потомков рыцарей Ливонского ордена. Дети меченосцев удостоились памятников от благородной России за беспорочную службу. Лучших немцев-моряков дал русский флот. Знаменательно! 19 сентября 1845 года адмиралы собрались на квартире у Владимира Даля и учредили Географическое общество. В числе их был и Ленц.
Пусть с 1871г. базой Сибирской флотилии станет Владивосток, но Охотское море станет колыбелью флота.
Соймонов правил Сибирью с выдранными ноздрями (есть версия, что за участие в заговоре Артемия Волынского), и правил мудро и весело. Даже свой путь по этапу он положил на благо Сибири и уже губернатором навёл порядок на страшных переходах обречённых на каторгу.
Соймонов ввёл содержание каторжан на пересыльных пунктах в отапливаемых помещениях, с оказанием врачебной помощи. Путь на каторгу был долгим (во времена Соймонова каторжан гнали в Охотск).
Пушкинское время было самым морским после Петра. Это чувствовали все поэты. «Так ныне, океан! Я жажду бурь твоих!» - восклицал Баратынский. Ему вторил Николай Языков – «Будет Буря: мы поспорим и помужествуем с ней». А накануне Наполеоновского на шествия – 1812 году, только моряк так мог написать, как написал Шишков свою книгу «Рассуждение о любви к отечеству». На следующий год, в самую страшную годину столетия он станет Государственным секретарём России, хотя царь не любил его за прямодушие, и будут воззвания его электризовать страну от столицы до самых глухих урочищ. Шишков, адмирал, получивший шпагу «За храбрость», никогда не нарушал петровского наказа юным стольникам «сколь возможно, искать того, чтоб быть на море во время сражения» Пётр в устье Двины, в Поморском ураю у Белого моря, спустил на воду корабль «Святое пророчество». В верховьях Тихого Дона (а «тихий» в старину было синонимом слова «святой» или «белый») – «Предистинацию», чтобы вернуть России Днепровский лиман, который называли казаки «Белобережьем». Это на русском Севере и на русском юге.
А что же на «сибирских украинах»  России? С Приморьем народ со времён Албазина  и хабаровской дружины связал самую сокровенную свою мечту – о справедливой стране без утеснений. Эту страну, где царствует правда он называл Беловодьем.
Видимо, Белое море  - на севере, Беловежье – на юге, Беловодье – на Тихом океане. А как же Балтика?
Александр Невский начал, Пётр закончил строительство в устье Невы самого русского из всех городов, когда-либо существовавших на земле, - города предопределения всего будущего России.
Блокада сделала град Петра самым священным городом страны. Порукой тому – 400 тысяч ленинградцев на Пискарёвском кладбище. Это те, кто предпочёл смерть отказу изменить традициям русского духа. Если перевести на древний язык, то Финское взморье стало в блокаду - «Белобережьем», Финский залив -  «Белым заливом», а город стал «Тихим» городом среди «Беловодья»
В 1970 году, когда наши военно-морские силы провели маневр четырьмя флотами, корабли, прежде, чем встретиться на мировых просторах, покинули четыре «белобережья» отечества, четыре моря, освящённых подвижничеством и тысячелетней русской мечтой – всё Русь замкнула на себе мировой океан и этим, как бы, предложила миру стать Тихим. Но тогда не случилось…
История помнит, как в конце 20-х годов острова и отдалённые побережья отечества стали терзать вооружённые морские хищники – то под видом торговцев, то зверобоев, то рыбаков. Национальные богатства растаскивались среди белого дня. Попробуй, догони их без быстроходных кораблей. Надо было немедленно переводить часть сил на Белое море и в Приморье – Беловодье. Весной 1933 года из Балтики к Белому морю по новому Беломорканалу ушли эскадренные миноносцы «Урицкий» и «Куйбышев», сторожевые корабли «Ураган» и «Смерч», подлодки «Декабрист» и «Народоволец». Переход получил кодовое название «ЭОН» - экспедиция особого назначения. Путь был непрост, но старая петровская мечта, «государева дорога» из Кронштадта в Неву, потом в Ладогу, затем в реку Свирь - Онежское озеро, осуществилась. Это была уникальная операция. В начале августа весь Мурманск вышел встречать корабли. Путь занял 2,5 месяца. Ещё корабли будут в пути, а уже вышло решение о создании Северной военной флотилии с базой в Мурманске. Всё. Россия замкнула устья всех океанов.
На гранитных скалах вырастут казармы, склады, батареи, пирсы. Попробуй сунься, Сила! Северной флотилией командовал тогда Константин Душенков, бывший матрос. Склада он был исконно русского. Представлял собой тип, которого русские выставляли на своё побережье, доверяя только таким первенство в начинаниях. Его кредо слово в слово  совпадало с петровскими наставлениями, и было полно казачьей неукротимости. Вот оно: «Плавать надо в наиболее сложной обстановке! Но каждый выход сопровождать глубоким расчётом и глубокой подготовкой. Туман, «заряд», шторм надо сделать нашими союзниками».
В 1932 году пароход «Сибиряков» в одну навигацию прошёл из Архангельска в Тихий океан. На такое плавание способно только новое, молодое общество. Рейд был и по государственному мудрым, и героическим, и по-юношески отчаянным.
Дорога по внутренним морям нужна была как воздух, как жизнь. «Сибирякова» вёл знаменитый полярный капитан Владимир Воронин. До этого они с 1920 года настойчиво пробивались к устьям Оби и Енисея. Эти экспедиции назывались Карскими. Из Сибири тогда в центр надо было вывозить хлеб. Как знать, если бы не этот рейд, сколько бы людей умерло в европейской части страны от голода.
1923 год. Уже был освоен путь до устьев Лены и Колымы. Эти рейсы назовут «колымскими». «Сибиряков» (водоизмещение 1383 тонны, машина 2 тысячи л.с.) шёл вдоль устьев великих русских рек, овеянных именами легендарных предшественников. Шёл вдоль «фасада России», пороги которой купаются в ледяных водах «Сибирского океана», как сказал бы Ломоносов. В устье Лены с ним повстречался колёсный пароход «Лена», тот, что пришёл сюда с запада в 1878 году. Историческая встреча! Экипажи обоих пароходов были взволнованы. «Сибиряков» искал полыньи, бил льды, растаскивал их лебёдкой, взрывал аммоналом, но упрямо двигался на восток. В Колючинской губе поломал все четыре лопасти винта. Груз перебросили с кормы на нос, задрали над водой корму и сменили лопасти. Пошли дальше. У мыса Сердце-камень обломался конец губного вала. Корабль замер. Вал не сменишь, и «Сибирякова» понесло по воле льдов. Выйдя случайно на полынью, команда сшила из брезента паруса. С великими муками «Сибиряков» добрёл-таки до Берингова пролива и был взят на буксир траулером «Уссуриец». Случилось это 1 октября 1932 года А уже 17 декабря того же года Совнарком  образовал управление Севморпути. Вся страна тогда с волнением следила за этой одиссеей.
Купленный у датчан пароход «Челюскин» на следующий год должен был повторить рейд «Сибирякова» и по пути снять с острова Врангеля зимовщиков. Из-за  льдов к ним четыре года уже никто не мог пробиться. Этими же льдами «Челюскин» раздавлен. Экспедицию, как и на «Сибирякове», возглавлял Отто Юльевич Шмидт. За спасением челюскинцев следил весь мир. Семеро морских лётчиков, спасших их, стали первыми Героями Советского Союза.
Русская морская дорога родила первых Героев страны. В 1934 году ледорез «Литке» прошёл с востока на запад Северным морским путём. Натупает лето 1936 года. Жертвы, принесённые на берегах «Сибирского океана», были не напрасны. Два эскадренных миноносца «Войков» и «Сталин», прошли с Северного морского театра на Тихоокеанский театр. В Архангельск эсминцы прибыли из Кронштадта Беломорканалом. Весь путь от Балтики до Владивостока военные суда пройдут внутренними водами страны – впервые со дня существования государства. Эсминцев, сменяя друг друга, вели ледоколы «Литке», «Красин» и, что особенно важно, неувядающий флагман ледовых судов, детище Макарова – «Ермак». Ледовыми лоцманами на эсминцах стояли два лучших полярных капитана П.Г. Мировзоров и Н.М. Николаев. Когда они прошли Беренгов пролив, радисты приняли телеграмму из Кремля: «Поздравляем с выполнением задания. Ваша победа в Арктике имеет большое значение для обороны страны».
На следующий год командующий Тихоокеанской флотилией, флагман флота 1-го ранга М.В. Викторов станет начальником морских сил РККА. Так вновь возродится традиция русского флота. Суровая школа тихоокеанского театра начнёт поставлять стране лучших флотоводцев. Вскоре командование Тихоокеанским флотом примет на себя Н.Г. Кузнецов.
А с весны 1939 года его место займёт И.С. Юмашев. Вот какие имена! Школа Сибирской флотилии продолжает служить отечеству. Северным путём с Белого моря во Владивосток каждый год идут военные корабли. Наконец,  в 1939 году у причалов Владивостока пришвартуется подводная лодка «Щ-423». Это первая в истории подлодка, прошедшая Севморпутём в одну навигацию с запада на восток.
Пробьёт час смертных испытаний, и труды подвижников русской дороги дадут всходы. Неистребимая тяга казаков – поставить крепости в устьях всех русских рек и защитить родную землю – не пропала даром.. В 1942 году впервые в истории в разгар войны с нацистскими захватчиками на север придут суда из Владивостока, чтобы выполнить древний завет и стать «за други своя». Суда эти пройдут из «Беловодья» в Белое море, соеденив ратной ледовой дорогой народную мечту.
Когда фрегат «Паллада», также пройдя вокруг света, бросит якорь в императорской гавани в виду русских берегов, один из самых спокойных, смышленых и могучих матросов фрегата сказал стоящему на палубе писателю Ивану Гончарову слова, которые могут быть признаны главными словами последнего русского тысячелетия и служить девизом жизненной дороги русского человека. Обогнув земной шар и увидев вновь родные земли, тот взволнованно и удивительно обронил: «Свет мал, а Россия велика!»
В алтайской вольнице затерялось село Порошино. Село как село. Ничем особым не выделяется. Разве что народом, неугомонным, резким на слова и характером весёлым. В дни праздников веет над селом дух вольницы казачьей, хотя никто себя к таковым не причисляет. Уехал тут как-то парень в город жить после армии. Прошло два года и вот он, вернулся.  А когда спросили о причине приезда, он ответил: «По коням скучаю». Из этой деревни 30 мужиков отслужили на границе, 18 – в морфлоте.

Каждый год они отмечают свои праздники. Пограничники: и уже деды, и молодые парни, вешают на куст фуражку и отдают ей честь. А моряки гуляют чинно, на мелочи не размениваются, дома не скандалят. Из этой же деревни братья Юдины отслужили на Тихом океане, а племянника взяли на Балтику.
А сколько таких сёл по России. Вот он где вал казаками проложенный – пограничники на суше, моряки – на море. Вот она дорога русская, идущая из вечных страданий о рубежах Отечества. Да можно ли победить таких людей? Никогда!
«На диком бреге Иртыша сидел Ермак объятый думой…» О чём думал Ермак? Не о том ли, что кто же после его пойдёт дальше по реке-дороге. И пошли, и отдают честь пограничной фуражке, как бы этим подтверждая свою внутреннюю готовность. Слиться в едином порыве с валом. Который проложил в Сибири Ермак. И сядут за струги, и возьмут вёсла. И слова, но только уже другой песни сами будут проситься в песню: «Едины парус и душа, душа и Родина едины». В этом величие нации.
Напомнила о себе морская вольница и в судьбе писателя Игоря Пантюхова, проживавшего в Барнауле. В его судьбе определяющую роль сыграл отец – Михаил Осипович, старый моряк-балтиец, начавший службу во флоте ещё до 1917 года.
 Это он, когда Игорь окончил педагогический институт, и имел право не служить, настоял на его службе. И ни где-нибудь, а на флоте. На Балтийском, где и сам служил. На Балтике Игорь получил своё морское крещение на крейсере «Свердлов». Море разбудило в Пантюхове-младшем талант писателя-мариниста. Да какого! Здесь же на корабле он будет принят в Союз писателей СССР. Такое не каждому даётся. Он выбрал свой путь к океану как и тысячи других русских моряков.
 Лобное место у русского человека – дорога, а это море, это неизвестность, это риск. Таков знак судьбы у русского от его древних корней до сегодняшних крон. Распустилась она, расшумелась, и радостно от этого и волнительно.
В блокадном Ленинграде вместе с голодными его защитниками умирали и священники. Единственный случай, когда всё высшее духовенство епархии было награждено боевыми наградами. Это ли не святыня русской души, это ли не подвиг! Крест и медаль – символы единения веры, которую Александр Невский отстоял на этих же просторах.
Как отстоял её молодой алтайский парень Василий Христенко – разведчик в войну. Четыре ордена Славы он своим именем отметил, а положено-то по статусу три. Затерялась одна награда, когда битвы шли. 87 «языков» Василий доставил  После войны отыскалась, а у него по окончании уже три было. А на мирном поприще он стал Героем Социалистического Труда. 500 тысяч алтайских мужиков ушли на фронт, более половины не пришли назад.
А было и так, что из призванных на фронт из какой-либо деревни, никто не возвращался. Тогда деревня умирала, и в ней никто не селился, а только приезжали иной раз себя вспомнить.
В декабре 1941 года призвали на войну Харламова Фёдора, что проживал в деревне Новокытманово Кытмановского района Алтайского края. Шестеро ребятишек остались. А 3. 01 1942 года Фёдор погиб под деревней Пшеничное Ленинградской области.  Звучное и истинно русское название деревни… Иван, сын, стал хлеборобом, и 53 года отдал русскому полю всего себя. Внук Фёдора, родившийся после войны, отслужил в армии и пошел по стопам отца. Они тоже выбрали свою дорогу, которая привела их к океану, только хлебному.
Космический океан первыми наши покорили. А иначе ибыть не могло. Только тот, кто в пути, тому и дали открываются первыми. Сибирь здесь, ну, никак не могла отстать! А потому, когда Титов, Леонов и Лазарев слетали в космос, то всеми это было воспринято как естественное событие. Конечно, только сибиряк мог первым выйти в открытый космос, ибо в этот народ природа вложила всё: мудрость, казачью вольницу, любовь к земле своей до боли, радость от жизни неимоверную и неиссякаемую желание идти дальше.
Ибо сказано же было: свет мал, а Россия Велика!!!   
В том и суть русской дороги…
Думал, что писать больше ничего не буду. Вроде бы высказал мысль, но что-то недосказанное осталось. Грусть одолевает сегодня сильного и вой идёт от слабого. От бессилия и безысходности. Что же с нами происходит? Больше тысячи лет мы шли к океану. Всё было, но одного не было – предательства народа. Того, когда в 1917 году антихрист на Русь пришёл и призвал русских убивать друг друга. И началось… А потому и хочу подытожить подругому – словами Алексея Ремизова.
« раздольная Русь, родина моя, принявшая много нужды, много страсти в последние годы прошедшего века. Вспомянуть невозможно, вижу тебя, оставляешь свет жизни. Вороньё слетелось на измученное тело, не дают подняться, раскаркалось нудно и зло.
Были будни, труд и страда, а бывал и праздник с музыкой и плясками, хороводами и играми. Был голод, было и изобилие, были сказки, была и милость, был застенок, был и подвиг: в жертву приносили себя ради счастья народного.
Где нынче подвиг? Где жертва? Горе и гик обезьяний. Было унижение, была и победа.
Безумный всадник, рад бы прыгнуть на каменном коне из своего любимого гранитного города. Но не прыгнешь, ты уже продан и тебя вороньё терзает. Вижу тебя во сне и в явь. Брат мой безумный – несчастлив час! – твоя Россия погибла.
 Я кукушкой кукую в опустелом лесу твоём, где гниёт палый лист: Россия моя загибла. Закупорены дороги, не шумит море, не виден парус.
Было лихолетье, был Растрига, был Вор, замутила смута русскую землю, развалилась земля, да поднялась, снова стала Русь стройна: как ниточка, - поднялись русские люди во имя русской земли, спасли тебя: брата родного выгнали, краснозвонный кремль очистили – не стерпелось братино, его иноверное.
Русь моя, как же ты допустила дьявола каркающего до себя? До века ведь было же так: стоишь и стоять тебе, Русь широкая и раздольная, непоколебимою  во всей нужде, во всех страстях».
И всё едва не рухнуло. Значит было что-то не так. А как? Как тогда надо было, чтобы всё осталось? Нет, видно, не в силах человека изменить будущее и повернуть время назад. Один закон невозможно открыть – закон Истории. Когда-то мне об этом говорила бабушка. Другими словами о правде, она говорила. Я тогда не верил. Поверил теперь, и сказал об этом внуку.

После чего и постиг смысл Русской Дороги!