Борис Черняков. Есть страна такая...

Была у меня в детстве любимая игра: искать в словах звуковые ассоциации. Слово "Палестина", например, если повторять его быстро и часто, напоминало шелест флага на ветру. Знакомо оно мне было лет, я думаю, с пяти-шести, звучало иногда и в нашем доме, и вне его, но осознанно вошло в мою память после случая, происшедшего года за два до войны.
   ...Суббота собрала нас за вечерним чаем. Нас - это бабушку, деда, мамину двоюродную сестру тетю Риву и меня. Тетя Рива рассказывала что-то очень веселое, сама же первая смеялась - но внезапно смех прекратился, словно кто-то невидимый выключил его, речь нашей гостьи стала медленной, рассеянной и я увидел, как начинает меняться ее лицо: в глазах появился лихорадочный блеск, румянец на щеках приобрел неестественно яркий цвет, лоб покрылся крупными частыми каплями пота.
   Старики бережно уложили тетю Риву на диван, укрыли двумя одеялами. Частая дрожь сотрясала все ее крупное тело.
   - Там, в сумке... хинин... порошки, - еле слышно произнесла она запекшимися губами.
   Бабушка хлопотала возле нее, дед молча сидел поодаль. Поймав мой вопрощающий взгляд, сказал:
   - Приступ малярии. Она привезла эту хворобу из Палестины.
   Потом уже я узнал от самой тети Ривы, что семнадцатилетней девушкой вместе с друзьями она отправилась в эту далекую жаркую страну. Строила дома, прокладывала дороги, осушала болота. Заболев малярией, уехала - не хотела быть обузой для товарищей.
   Я хорошо запомнил тот давний эпизод. А лет через десять слово "Палестина" снова пришло ко мне, но уже в стихотворении собственного сочинения. Я тогда сильно увлекался писанием виршей, главным образом на злобу дня, выдавая примерно по штуке в неделю. Все в них было на месте: и рифма, и размер, и даже сюжет, не хватало лишь самой малости - поэзии. Слава Б-гу, я вскоре понял это и вовремя покинул бесчисленные ряды графоманов. Что же до сочиненного мною опуса, то могу предположить, что появился он, скорее всего, под впечатлением от прочитанной в газете заметки. Тогда, в сорок восьмом, часто писали о недавно созданном Государстве Израиль.
   Стихотворение называлась "Есть страна такая - Палестина"; текст его, за давностью лет, я почти весь забыл, а из тех заключительных строк, что память все-таки сохранила, приведу последние две:
Я - еврей. Но я живу в России,
Мне судьбы не надобно иной.
   В ту пору было мне неполных двадцать лет. Жил я в небольшом поселке километрах в ста двадцати от Ленинграда, работал слесарем в ремонтном цехе местного бумажного комбината. Там и сдружился с нашим цеховым кладовщиком - одиноким пожилым евреем по фамилии Кац, бывшим школьным учителем истории. В тридцать седьмом за ним пришли, из лагеря он вернулся через восемь лет, с видом на жительство не ближе сто первого километра от северной столицы и обязанностью еженедельно являться на отметку к местному оперу.
   Звали его Малкиель Нисанович. Когда кто-нибудь из окружающих пытался переиначить имя и отчество нашего цехового кладовщика на более привычный лад - чаще всего ему предлагали именоваться Михаилом Николаевичем, - он отвечл столь же вежливо, сколь и твердо:
   - Родители назвали меня Малкиелем, имя отца - Нисан, так что ничем не могу вам помочь. Впрочем, если вам трудно это запомнить, называйте меня просто: товарищ Кац.
   Окончив смену, я часто заходил к нему в кладовую. Он вел меня в дальний закуток, отгороженный куском фанеры, ставил на электроплитку старенький жестяной чайник, высыпал на газету горку сушек, рядом клал мелко наколотый сахар - и мы начинали беседовать. Я всегда буду благодарен этому человеку: от него я впервые узнал о многих событиях в истории нашего народа, о многих в ней именах.
   Сейчас уже, конечно, не припомнить, почему зашел у нас однажды разговор о еврейском юморе. Малкиель Нисанович рассказал два смешных анекдота и спросил, есть ли, по моему мнению, какая-нибудь разница между ними. Я ответил в том духе, что поскольку и там, и там действующие лица - евреи, разницы, думаю, нет.
   - Вот вы и ошиблись, молодой человек, - сказал он. - Первый анекдот - действительно еврейский, а второй - о евреях. Объяснить, в чем тут разница, я, пожалуй, не смогу - это надо почувствовать. И тогда вы поймете по-настощему, что такое еврейский юмор.
   Чтобы не ударить в грязь лицом, я тоже рассказал не помню уж от кого услышанный анекдот о том, как беседовали раввин и священник. "Ну что у вас за вера такая несуразная, - сказал священник. - В синагоге во время Б-гослужения стоит сплошной шум, никакого благолепия. А ваши похороны! Завернут покойника в саван, опустят в могилу и дощечками сверху прикроют... Денег на гроб, что ли, жалко? То ли дело наше погребение! Тут тебе и певчие, и дьякон, и воскурение ладана". - "Ваша правда, батюшка, - ответил раввин, - в синагоге у нас и впрямь шумно. А что поделаешь? Вам хорошо, у вас Б-г на каждой стене висит, а у нас он всего один, к тому же и невидим. Пока до него докричишься. Что же до ваших похорон - они мне и самому больше нравятся".
   Я ждал, что мой собеседник рассмеется вместе со мной, но лицо его оставалось серьезным.
   - Еврейский юмор - юмор мудрых и добрых людей, - сказал он. - А ваш анекдот, молодой человек, если судить по последней фразе, сочинил антисемит. Радоваться смерти другого человека только потому, что этот другой принадлежит к иному, чем ты, народу, не по-еврейски.
   ...Но вернусь к своему сочинению.
   Первым его слушателем стал все тот же Малкиель Нисанович. Я очень надеялся на похвалу, хотя, зная характер этого человека, готов был услышать и нечто такое, что никак не могло польстить моему авторскому самолюбию. Но разговор пошел по совершенно иному руслу.
   - Как это у вас написано в конце? - спросил он. - "Я - еврей. Но я живу в России, мне судьбы не надобно иной". Процитировано верно?
   - Да, - ответил я. - Но разве здесь что-то сказано не так?
   - Видите ли, молодой человек, - произнес Малкиель Нисанович своим высоким хрипловатым голосом, - для столь категоричного заявления надо иметь право выбора. Есть у вас такое право?
   Я промолчал - ответить мне было нечего.
   Ответ появился тогда же, когда появился и выбор - через сорок с лишним лет. И я воспользовался им.

(Опубликовано в приложении "Конец недели" 19.08.1994)