Ревность

     Среди всех душевных страданий, к каким присудил нас щедрый, присно терпеливый и милосердный Создатель наш, как то: страх, стыд, тоска, скорбь, уныние, отчаяние et cetera, ревность отстоит совершеннейшим особняком. Тогда как страх, к примеру, при всей своей неприглядности, тем не менее, защищает нашу жизнь от смерти, стыд - оберегает нашу честь от бесчестия, скорбь - делает крепкими и благодарными наши воспоминания, уныние и отчаяние - в конце концов разрешаются в новый наш взгляд на проблему, ну и вообще, всякая боль хоть сколько-то, но продуктивна, полезна хотя бы памятью о себе, и в том, что Создатель наш щедр, терпелив и милосерден, нет ни капли иронии (в коей возможно заподозрил уже автора какой воцерковленный читатель), - ревность отвратительна и одиозна без какой-либо перспективы послужить чему хоть сколько-то полезному. Всякий недуг, борьба с любым недугом всенепременно к чему-то положительному да ведет, но не ведет ни к чему такому ни сама ревность, ни единоборство с нею. Ревность - это яд такого свойства, который, против всех прочих ядов, губителен как в малых, превентивных, так и в радикально повышенных (в целях лечения) дозах. Ревность, вопреки суждениям иных гностиков, не является никаким боком антиподом или даже (до чего только ни додумаются!) условием любви, как не является никакая болезнь условием жизни.

     Ревность есть именно заболевание, которым вряд ли кто не переболел на земле хоть раз. Хорошо бы, было бы просто здорово сравнить ее с какой корью или свинкой, что перенеся раз – навсегда приобретаешь иммунитет - но нет же, - всякий новый рецидив - всегда новый штамм. Определить стойкость одного или другого организма против нее тоже не представляется возможным. Любовь (здесь речь лишь о любви гендерной, - любовь к матери или к родине, например, тоже бывает атакована ревностью, но это не наш сегодня предмет), глубина ее и сила никак не связаны с глубиной и силой поражения вирусом ревности. Можно любить безумно и до смерти, но так и не подвергнуться (едва подвергнуться) заражению, а можно почти и вовсе не любить, но извести себя и жертву совершенно до смерти.

     Возможно, однако, употреблен здесь не очень точный ассоциативный термин – вирус. У ревности не наблюдается проявлений стадности, эпидемических способов распространения. Душевные заболевания – да, бывает, и даже повсеместно, имеют тенденцию массового заражения, - например религиозный фанатизм, культ личности, или поклонение какому-либо актеру или актрисе, - и там тоже наблюдается склонность к раздиранию друг другу лиц в кровь, но ревнование мужчиной женщины, или наоборот, все же скорее заболевание соматическое, то есть недуг сердца, индивидуального, конкретного сердца, а не души, и те, кто платят просто неприличные средства психоаналитикам, что якобы разрешают, абортируют от недуга беременности ревностью, - просто выбрасывают деньги за билет на корабль, идущий в совсем противоположную сторону.

     Сердце… Иной доживает до глубокой старости, к чертям испепелив непотребным отношением, либо вынужденно-непотребным образом жизни своей, свою печень, желудок, почки, кишки, суставы и сосуды, но на вскрытии вдруг выяснится, что сердце его могло бы протянуть и еще сотню-другую лет. А бывает, - человек, ребенок появляется на свет уже с врожденным пороком сердца. Экстраполируя такое положение вещей на ревность, можно предположить, что склонность к ревности вовсе не благоприобретенное, но заранее прописанное уже в паспорте заболевание. То есть ревнивый человек уже есть; он такой родился и не вина, но именно беда той любви, что избрала местом своей якорной стоянки именно этот берег, бухта которого сплошь испещрена подводными рифами ревности, и рифам этим в сущности глубоко плевать, днище какого, чьего корабля распороть.

     Тут есть опасность договориться и до такого, впасть и в такую другую крайность: будто между ревностью и любовью и вовсе не существует никакой связи, кроме фатального совпадения, кабы не очевидный каждому факт, что не бывает первой без второй. Конечно же, ревности, как и раковой опухоли, нужна для зарождения и развития (кроме, как уже упоминалось, патологической предрасположенности) еще и некая комплементарная, если угодно, среда под названием любовь. И совершенно неважно, что, в случае Дездемоны Шекспира или Нины Лермонтова, повод был надуманным, а в сюжете Настасьи Филипповны Достоевского – реальным (ведь факту гибели этих прекрасных героинь нет никакой разницы, почвенной или беспочвенной была ревность), но сухой остаток таков, что ревность всегда есть начало и причина смерти либо любви, либо предмета любви, а вот любви без ревности никто на земле и не встречал, как нет такого средь нас (как бы кто ни врал), кто лицезрел бы Бога.