Разговор

   В полумраке деревенского бара, шатающиеся танцоры и их скачущие тени, окруженные разноцветными зайчиками от цветомузыки и зеркальных шаров, праздновали Новый год. Двое мужиков за столом были уже достаточно пьяны. Они не танцевали, а лишь провожали взглядом заходящих и уходящих посетителей.


- В этом баре скучно, пойдем в другой,  - один, в расстегнутой зимней кожанке, из-под которой торчала серая вельветовая рубашка, сгорбился над столом  и мрачно глядел на дно заполненной до краев стопки.

- Не-а, - второй смотрел на молодых девчонок, скачущих в середине зала, - Там полы линолеумом застелены. Скользко.

- Ну, тогда еще по одной.

- Давай.

Они выпили по очередной стопке и закусили дольками лимона.
Тот, которому было скучно был на вид лет тридцати, тридцати пяти, он разогнулся, потёр ладонями лысину и жидкие волосики на висках и затылке. Его маленькая голова почти утонула в двух огромных ладонях.
 
- Пойдем, покурим, - он встал. Высокий, но худой.  Распахнул теплую куртку, из-под которой виднелись подтяжки ватных штанов, - Заодно проветримся.


Сидящий за столом, напротив, был в возрасте. Седой, с короткой стрижкой. Добродушно улыбаясь он блеснул рядом желтых, железных зубов, повел широкими, крепкими плечами и согласился, - Пойдем.

Они вышли на улицу быстро покурили и вернулись. Разлили еще по стопке и продолжили начатый разговор.

- Я опять по северам шастаю. Сейчас в «Роснефти», в Красноярском крае. Новый КАМАЗ получил. Зарплата  в такой солидной организации, думал будет большая, а получаю копейки. Вон за декабрь тридцать пять вышло, - седой бухнул кулаком по столу.

- У нас тоже бардак, - худой наморщил отвислый, загнутый соленым огурцом-корнишоном  нос. Мы стояли в четыреста километров от Магадана, новую золотодобывающую фабрику строили. Два года назад начали, в прошлом году инвесторы ушли, нас разогнали в б. с. В августе снова заманили. Я четыре месяца без передыху отбарабанил, как чувствовал. Всё. Снова свернули работу, отдали трудовые. Разогнали всех.

- Кругом развал, - подытожил седой. Хотя, на вахтах часто такое случается. Нет постоянных заработков. Надо все время метаться, искать новые проекты.
- Да. В новые проекты обычно в начале  деньги вбухивают, отмывают. Потом накалывают инвесторов и уходят. Инвесторы разоряются. В результате никто ничего путного не получает, - худой как  знаток сделал умное лицо.

- Суки. Это всё олигархи. Привыкли воровать, никак не остановятся, - седой огорченно вздохнул, - Не будет в России порядка. Путин говорят, тоже ворует, и его министры. Нам же не дают даже литр солярки стырить, всё в джипиэсках. А сами, сами то что?  Из казны миллиарды волокут. Ну их, - он отмахнулся,  - Выпьем, - они чокнулись и залили по стопке в иссохшие рты.
 
- Литра кончилась, давай еще возьмем. Только у меня две сотки. Добавляй, - худой достал из кармана две мятые бумажки.

- Скажи, пусть на меня в долг допишут. Закуски возьми. Нарезки мясной,  фруктовой, - седой любил командовать, пусть даже за свой счет, и это явно прочиталось на его довольном, пьяном лице.

Худой принес и расчал новую, литровую бутыль. Молодая барменша, в зеленой шерстяной кофте, принесла через несколько минут две тарелки с нарезкой, - Я тебе дядя Федя ещё четыреста пятьдесят дописала. Уже больше двух тысяч. Не забудь завтра рассчитаться.

- Ты же меня знаешь я всегда плачу, моя хорошая, - седой ласково обнял девушку за талию и нежно чмокнул в щечку, - О, крепкая какая. Как моя дочка, кровь с молоком. Иди, - он оттолкнул её, - Дай нам поговорить, - он снова переключился на товарища. - Я же два года назад пробовал устроиться на новую стройку. Думал, как ты говоришь, будут хорошо платить. Нас набирали строить железную дорогу Курагино – Кызыл.  Мы купили на сто двадцать миллионов только МАНов, ещё катки, бульдозера катапиллеровские с экскаваторами, вагончики. Ну и что ты думаешь? Простояли полгода, я сторожем там просидел с тремя такими же баранами как я. Пили водку, рыбачили и смотрели видики на компьютере. Вот и вся работа.

- Чё, не заплатили навегно? – худой подпил и начал слегка картавить, - Я габотал там еще в 2002 что ли, мы там газведку делали. Нас уже тогда кинули.

- Ну их, - седой отмахнулся, - Козлы.

- О. Это же их год наступает. Год козлов, - засмеялся худой.

- Не, - указательный палец седого торжественно вознесся над его головой, - Это наш год. Год баранов.

Они посмеялись, обсудили охоту и рыбалку, сельскую молодежь, сплошь состоящую из пропойц и неудачников. Поохали над выросшими ценами, а через полбутылки, как полагается, вернулись к работе и политике.

- Ты чё, думаешь я дурак? – уже порядочно захмелевший седой трепал за грудки сидящего рядом товарища.

- Не, дядя Федя, ты чё, - худой обнимал его за шею.

- И не зови меня дядя.  Пилюлей  отхватишь, - огромный кулак седого замаячил перед носом собутыльника.

- Хогошо, дядя Федя, - лицо молодого уже не выражало никаких эмоций, - Мы с тобой говогили пго железную догогу в Туве, а меня ведь позвали туда габотать. Говогят опять начали строить из Кызыла. Двести миллиагдов с лишним денег дали.

-  Два года назад давали сто миллиардов. Я же служил в ГБ, знаешь ли. Я всё знаю. У меня сноровка еще осталась, - седой зло посмотрел на собутыльника и добавил, - Я у геологов много тогда узнал об этой дороге. Говорю тебе не езди туда. Наеб.т.

- Знакомые ездили уже, говогят платят немного, но стабильно, - худой не хотел соглашаться.

- Дурак. Хотя, твое дело, - седой отмахнулся, - Пиз.уй хоть сейчас. Пошел вон, - он больно ткнул в грудь товарища. Долго сидел насупившись, потом, глядя исподлобья прищуренными глазами, прошептал.

- Знаешь, почему началась первая мировая война?

- Нет, дядя Федя.

- Потому что тогда начали копать гробницы египетских фараонов.

- Почему началась вторая мировая, знаешь?

- Нет.

- Раскопали гробницу Тамерлана.

- Знаешь, почему перестали строить железную дорогу в Туве? – седой многозначительно помолчал,  - Потому что наткнулись на древние курганы.  Ихний Шолбан Кара-Оол позвонил Шойгу, который тоже тувинец, и строительство прекратилось. Шойгу после этого назначили  министром обороны, за то, что он спас Россию от войны. Понял, дурак. Поэтому никто там никогда и ничего строить не будет, а все кто приедет строить, будут прокляты и сдохнут, понял?

- Вы чё, дядя Федя, - молодой изменился в лице.

- Я служил в ГБ, я всё знаю.  Я даже взрывчатку по запаху могу учуять. Недавно в поезде сел один мужичок с чемоданом, я сразу проводнице сказал, что он перевозит аммонит, того полиция обшманали и на следующей станции сняли с поезда. Я оказался прав. Я служил. Нас обучали. Я, не то, что ты, который пороху не нюхнул. Пошёл вон, - седой зло оттолкнул собутыльника, - Из-за таких как ты, продажных, начнется война. Ненавижу, - седой схватил со стола недопитую бутылку и с размаху хлестанул её об пол.

- Мне не надо водки. Я не жадный на выпивку. Я хочу правду. Путин, КГБшник, он – мужик. Шойгу – тоже мужик. Будешь говорить, что они воруют и наживаются за наш счет, убью, нафиг.

Седой  шатаясь побрел к выходу. Танцующие замолкли, провожая дебошира  испуганными взглядами. Худой же подскочил, приобнял уходящего товарища и подлез к нему под плечо.

- Шапку дядя Федя забыл, на возьми,- он накинул черную, вязаную шапочку на седую голову, и заскулил, - Пойдем ко мне домой. У меня еще осталась самогоночка с Нового года, не допили. Посидим, попьем.

- Чую я в тебе сволоча, Ваня,- пьяно пробормотал седой, - И не люблю тебя за это. Не настоящий ты, но всё равно, пойдем.

На улице светало. На удивление много народу брело из гостей и из баров к себе домой. Наступил новый, 2015 год.