Клуб Апатия. Глава X

Х



Мир за окном превратился в сплошную глухую черноту. Софья Сергеевна как всегда сидела на диване, механически перебирая в руках какое-то вязанье, которое ей оставила Муся Владимировна, и невидящими глазами смотрела прямо перед собой. Лампа на столе была включена, верхний свет тоже. Минуты, часы, отрезки времени перестали существовать. Пожилая женщина просто перестала чувствовать время. Может быть, прошло 15 минут после двенадцати, а, может, три часа – ей было безразлично – если б ей было суждено просидеть на этом диване целую вечность с глупым вязанием в руках, она бы не пошевелилась – какая разница: вечностью меньше, вечностью больше. Однако в комнате что-то происходило – жёлтый свет ламп не всегда был одинаковым – он иногда на долю секунды ярко вспыхивал от скачка напряжения, когда в коридоре начинал работать холодильник. В какой-то момент свет потемнел и остался таковым, но все предметы в комнате сделались как будто ярче. Потянуло холодком. Всё это время Софья Сергеевна смотрела в сторону стола, приставленного к стенке, но ничего не видела. В коридоре как будто послышались шаги – женщина вздрогнула – кому это приспичило разгуливать среди ночи по коридору? Дальше ей почудилось, что заскрипела входная дверь в квартиру – нет, этого не может быть – ведь она всегда закрывает её на защёлку. Какие-то осторожные шаги, кто-то крадётся в прихожей. Нет, всё показалось. Софья Сергеевна продолжала сидеть на диване. Руки, щелкая спицами, сами делали свою работу, без участия головы.

Сначала ей как будто померещилось на мгновение, показалось, что кто-то сидит за столом, какие-то два силуэта. Просто померещилось – мгновенная картинка промелькнула и всё. Такое бывает. После этого она стала ощущать, что находится в квартире не одна. Странное и пугающее ощущение, как будто чувствуешь тепло дыхания человека, спрятавшегося за шторами или за твоей спиной, но самого дыхания не слышишь и человека не видишь. Софья Сергеевна разволновалась и отложила своё вязание. Испуганно она стала озирать комнату, но озирать-то было особенно нечего – зал небольшой, предметов в нём немного, все серые и знакомые. Может быть, пойти к Мусе Владимировне, разбудить её? Но что она ей скажет? Что испугалась чего-то непонятно чего? Это глупо, в конце концов, и неприлично.

 Софья Сергеевна вздохнула и снова принялась вязать. Теперь она старалась смотреть на свои руки, на то, что они делают и, оказывалось, что они вяжут какой-то носок. Но долго сидеть, уткнувшись в свое рукоделие, было невозможно. Ощущение чужого присутствия не оставляло. Женщина вскинула взгляд и окаменела: за столом на двух стульях сидело два человека. Они были полупрозрачны. Полупрозрачность их испускала лёгкое светло-серое свечение. Они сидели, так как будто давно уже здесь сидят, не обращая на Софью Сергеевну никакого внимания и, судя по всему, тихо о чём-то беседовали.
Стулья, которые ранее были задвинуты, оказались отодвинутыми от стола. Один человек сидел так, что было хорошо видно  его лицо, фас; это был молодой человек, юноша, почти мальчик. Второй человек сидел боком, показывая профиль – это была девушка. Софья Сергеевна сразу, как только увидела их, отвела глаза, уронила их вниз и даже закрыла. «Вот я и сошла с ума», - прошептала она про себя. Потом снова посмотрела на стол, очень надеясь, что там никого нет, но девушка и парень по-прежнему сидели на своих местах и беззвучно о чём-то беседовали.

Не помня себя, Софья Сергеевна вскочила и побежала в коридор к раковине, пустила струю холодной воды, ополоснула лицо, потом ещё раз. Осторожно вошла в зал. Призраки продолжали сидеть, как и сидели. Женщина, как полоумная, выбежала из квартиры, загремела какими-то вёдрами в  тёмном коридоре и побежала к квартире Муси Владимировны. Перед дверью она остановилась. Дыхание было таким, как будто она преодолела не каких-то несколько метров коридора, а стометровую спринтерскую дистанцию. Она сказала себе: «Если я сошла с ума, то Муся Владимировна ни в чём не повинна. Пусть спит». И вернулась в свою квартирку к призракам. Тех там, однако, уже не было.
   Дело в том, что около двери Муси Владимировны Софья Сергеевна простояла не 5 минут, как ей показалось, а два часа. Когда она вернулась в квартиру, время подходило уже к 5-ти утра, и призраков никаких не было.
На следующую ночь они снова появились и были ярче, плотнее, живее. Штора и батарея сквозь них просвечивали с  трудом.

Софья Сергеевна, надо сказать, ждала их появления. Специально даже приготовилась: принесла в зал чай, пепельницу и папиросы, поставила всё на стул перед диваном, расположилась.

Ещё один немаловажный момент: после исчезновения призраков, всё осталось так, как было до их появления – стулья оказались придвинутыми к столу.
Женщина боялась приближаться к столу. В течение всего дня она изучала его с безопасного расстояния – ничего необычного, всё на своих местах: старая настольная лампа с облупленным абажуром, хлопчатобумажная салфетка в центре, на краю ближе к стенке – жестяная вазочка с засохшей розой.

Юноша и девушка появились примерно в то же время, что и прошлой ночью.
Они всегда потом появлялись в одно и то же время, и в один и тот же час исчезали. Софья Сергеевна, беспрестанно контролируя ясность своего сознания с помощью самонаблюдения, хорошо рассмотрела своих ночных призрачных гостей. Выглядели они несовременно, хотя ни в одежде, ни в  прическах ничего такого особенно древнего не наблюдалось. Юноша в белой рубашке и чёрных брюках, верхняя пуговица рубашки  расстегнута, волосы светло-русые, короткие, прямые, симпатичный. Был заметен даже румянец на его нежных, почти ещё детских щеках, но бритву они уже знали. На вид ему можно было дать лет 18-ть. А девушке – семнадцать. Девушка - очень симпатичная, длинные чёрные слегка волнистые волосы заплетены сзади в небрежную косу, которая доходит до середины спины. Стан стройный, плечи широкие, грудь высокая, но ещё, видно, девическая. Девушка-призрак была одета в скромное синее с белыми вставками платье с короткими рукавами. Платье длиной доходило до середины голени. Высокий чистый лоб, тонкие черные брови – потом Софья Сергеевна разглядела, что у неё голубые, очень красивые глаза, глаза открытого, романтичного, честного, влюблённого человека, обрамлённые длинными ресницами, слегка тронутыми тушью, тонкий нос, розовые губы средней полноты, чётко обрисованные.

Да ещё на шее у девушки наподобие галстука был повязан голубой шёлковый платок. Она сидела, облокотившись на стол, и внимательно смотрела в глаза парню, который ей что-то говорил.

Софья Сергеевна дождалась момента, когда они исчезнут, ей хотелось узнать, как это происходит. Появлялись они внезапно, не совсем, конечно, вдруг, - их появление предупреждалось потемнением электрического освещения и появлением какой-то световой дымки в области стола. Они находились всё время в этой яркой прозрачной дымке, окутанные ею. Прямо на глазах, надо сказать, они не появлялись, как будто стеснялись. Надо было отвести взгляд от стола и потом снова посмотреть, чтобы обнаружить их присутствие. Если беспрерывно, не отрываясь, смотреть на стол, то они могли и не появиться в течение всей ночи, смущенные столь пристальным ожиданием. Однако несколько часов к ряду, не отрываясь, не теряя фокуса внимания, смотреть в одну и ту же точку невозможно. Нет, нет, да и отвлечешься на секунду, отведёшь взгляд или просто на мгновение перестанешь воспринимать – и они тут как тут. И не понимаешь, как так умудрился пропустить момент их непосредственного возникновения из ничего. Мгновения отсутствия внимания им вполне хватало.
Софья Сергеевна и не занималась никогда специальным выжиданием этого конкретного момента. Один раз попробовала и бросила, поняв, что ничего не получится. Зато легко было наблюдать их исчезновение. Ближе к пяти утра они начинали медленно таять, становились всё прозрачнее и прозрачнее, пока наконец полностью не растворялись в воздухе. Когда они наполовину уже исчезали, сквозь их прозрачные тела и прозрачные стулья становились видны реальные твёрдые задвинутые стулья. Однако вскоре Софья Сергеевна, поначалу посчитавшая их просто видением, миражом, почти ничем, просто своеобразным преломлением света, поняла, что ошиблась – призраки обладали энергией и могли передвигать реальные предметы. Они являлись не просто миражом, а какой-то особенной энергетической субстанцией.

О своих привидениях Софья Сергеевна никому не сообщила и не столько из-за страха, что её сочтут помешанной, а сколько из-за чувства, что её привидения стали её личным, интимным делом.

Как голодных, озябших в зимнюю стужу птичек, она прикармливала их своим вниманием. Уже после второй ночи она перестала  их бояться. Всё-таки это были очень симпатичные привидения. Не бесились, по квартире не шастали, ничего не ломали, просто тихонечко сидели за столом и беседовали. А Софья Сергеевна благостно на них смотрела. Очень ей хотелось услышать, о чём они разговаривают.

Если чего-то очень сильно хочешь, то рано или поздно получаешь желаемое. Однажды, это на третью неделю визитов призраков, Софья Сергеевна услышала их голоса. В начале это был просто гул, похожий на жужжание пчелиного роя, доносящееся издалека. Женщина прислушивалась к этому звуку и понимала, что с улицы он доноситься не может, в доме и в квартире нечему жужжать. Оставалось одно - этот звук связан с привидениями. Тем более, когда их не было, то и звука не было. Догадки вскоре подтвердились. Из сплошного жужжания стали выделяться отдельные слова, а потом и целые фразы. А затем звук полностью преобразовался в чистую человеческую речь. Правда звучала она как-то неестественно, не так как два живых человека в комнате за столом разговаривают, а как будто слушаешь диалог двух актеров из старого радио. Всё же громкость их речи была пониженная. Софье Сергеевне пришлось подсесть поближе, чтобы услышать, о чём они там говорят:

- А я попробовал первый раз в 15 лет и сразу напился. Не смейся, я не вру. С Сашкой в саду, где волейбольная площадка, в акациях выпили почти по стакану самогонки. Он стащил со свадьбы полбутылки, - говорил юноша-призрак, - выпили, закурили папиросой, сразу в голову ударило.
Девушка-призрак посмеивалась.

Юноша продолжал:
- Собственно, выпили, закурили, как взрослые, и пошли шататься по аллейке. Там всё было акациями засажено. Ничего не видно. Мы всё время там с ребятами сидели и курили. Ходим, руки друг другу на плечи положили, шатаемся и песню какую-то запели. Потом нас дядя Коля увидел. Он пришёл козу свою отвязывать, а тут мы – два веселых гуся. Он встал – руки в бока и тока головой покачал. Молодец, не сказал родителям, а то бы отец мой нам голову оторвал. Сашке-то чё, он безотцовщина. А мой – строгий.
- Наказывает тебя? – спросила девушка-призрак и лёгким движением руки убрала со лба прядку волос.
- А то как же. Один раз три дня сесть не мог. Это за то, что курил. Опять с  Сашкой – нам было лет по десять. Сашка раздобыл где-то махорки, мы и обкурились до посинения. Может, потому и не курю я теперь из-за того раза. Так-то из-за махорки плохо было, ещё и отец ремнём отлупил. На всю жизнь запомнилось.
- А я впервые напилась в прошлый Новый год. Шампанским, представляешь? Потом голова жутко болела. Встретила я дома с родителями, а потом ушла к Вальке в квартиру. Там нас собралась дружная компания. Жаль тебя не было. Так вот мы все как-то умудрились напиться шампанским. Чё вытворяли! Вспомнить страшно. Сначала просто плясали, потом давай на голове стоять. Выбежали на улицу и давай кричать, поздравляя всех с Новым годом. Потом дядьку какого-то в снег уронили. В общем, весело было.
- А мальчики были?
- Ну а как же без мальчиков, - девушка кокетливо повела головой. – Только, к сожалению, их было всего двое на семь девушек, Валькин 13-летний братец и его товарищ – ему 14-ть.

Юноша усмехнулся. Усмешка его прозвучала, как потрескивание помех в радиоэфире. У Софьи Сергеевны, внимательно подслушивающей их разговор, внезапно заломило в висках. Она сидела и без того очень близко от призраков, но, вслушиваясь, всё тянулась и тянулась  к ним, нагибаясь всем корпусом и привставая со стула. Она обнаружила, что может протянуть руку и прикоснуться к девушке, которая сидела ближе, чем юноша. Призраки, по всей видимости, никак не обнаруживали её присутствия, поскольку совершенно не обращали на неё никакого внимания. Софья Сергеевна подняла руку, собираясь прикоснуться к плечу девушки, и в этот момент у неё заломило в висках. Ощущение было такое, как будто к ним кто-то прижал две холодные железки.

«Давление подскочило», - подумала Софья Сергеевна. Такое с ней и раньше случалось, давление подскочит, и голова разболится.

 Она встала со стула и пошла на кухню выпить холодной воды. Краем глаза она увидела, или ей показалось, что призраки повернули в её сторону головы и посмотрели на неё. Попив на кухне холодной воды и выкурив папиросу, Софья Сергеевна вернулась в зал и снова села около своих ночных гостей.
Гости продолжали свою неспешную беседу. Говорили они о всякой ерунде. Однако напряжение взаимного притяжения висело между ними потрескивающим искрами свечением. Вся комната с появлением призраков заполнялась энергией любви. Пожилая женщина, старая дева, чувствовала эту энергию и видела свечение напряжения между головами призраков. От этого у неё поднималось давление, она волновалась и слушала – слушала их бесконечные беседы.

- Я решила в медицинский поступать, - говорила девушка, - хоть и сложно, но надо попробовать. Хочу стать педиатром. Если не получится, пойду на химический. Ты же знаешь, у меня всегда по химии отлично было. С детства неравнодушна. Люблю похимичить. А ты почему решил на географический?
- Я люблю географические карты. Обожаю рассматривать их, изучать. В комнате у меня висит большая карта мира. Подарили в детстве, и любимой моей игрой всегда было путешествовать по этой карте. Я карандашом рисовал маршруты своих воображаемых путешествий на этой карте. Отправлялся прямо из нашего города в Туркестан, потом в Африку, в Анголу, Зимбабве, на западное побережье или в Испанию, потом через океан в Южную Америку, делал отметки по пути следования маршрута, там привал, там я купался в океане, там я ловил рыбу или крокодилов, там охотился на львов, а там я построил хижину и остался на три месяца… Много плавал по океанам на различных парусниках, фрегатах, катамаранах, даже просто на плоту. Терпел кораблекрушение, жил, как Робинзон, на необитаемом острове – нашёл какой-то необозначенный островок в архипелаге в Тихом океане, назвал его своим именем. Встречался с аборигенами-людоедами, охотился на каких-то фантастических хищных животных, потом - они на меня. Короче, много я поплавал в Тихом, Атлантическом и Индийском океанах. Отправлялся, ясное дело, на Северный и Южный полюса, как без этого.

- Как интересно. Ты, получается, таким образом, всю мировую карту изучил?
- Почти всю. Я тебе покажу её потом. Она вся исчерчена карандашом, изрисована всякими рисунками и знаками.
- Обязательно покажи. Из тебя получится замечательный географ.
- Я еще, кстати говоря, сомневаюсь между географическим и геологическим. Так же хочу быть геологом-разведчиком.
Тут девушка повернула к себе свою ладонь и сказала:
- Мне линии на ладони напоминают некую карту. Посмотри, – девушка протянула ладонь парню.
Тот неловко взял её и стал изучать.
- Это какие-то реки со множеством притоков, - говорил он, рассматривая ладонь девушки.
- И куда они текут? – девушка наклонила голову вбок, корпусом она навалилась на край стола.
- Наверно, в какую-то страну… или страны.
- Страну счастья? А может быть, страну любви?
Парень выпустил руку девушки. Он был взволнован и смущен.
Возникла какая-то пикантная пауза. Девушка и юноша синхронно опустили глаза и покраснели.

Софья Сергеевна, затаив дыхание, сидела рядом. Вдруг ей захотелось встать и уйти, покинуть квартиру, оставив влюблённую парочку наедине друг с другом. Она почувствовала, что невольно очутилась в интимной зоне двоих и, как тайный соглядатай, упивается чужими сокровенными взглядами, интонациями, движениями. Ей стало неловко. Но в то же время она чувствовала, что не может и не хочет уйти. Призраки были её призраками, её собственностью. Она никому о них не рассказывала. Их появление и беседы стали для неё настолько интимным делом, что она почти не отделяла себя от них. Слушая их, ощущая их присутствие, она была одновременно и юношей, влюблённым в девушку, и самой девушкой. А то, что они всё же самостоятельны, и невозможно предугадать, о чём они будут говорить дальше, по-настоящему завораживало. Никогда и нигде больше Софья Сергеевна не могла оказаться в чужой интимной зоне в непосредственной близости от влюблённых и воспринимать эту отделённую от всего мира зону, как и свою тоже, то есть фактически становиться третьим невидимым участником любовных отношений. Чем глубже она погружалась в эту пикантную ситуацию, чем сильнее проникалась интимностью её атмосферы, тем ей становилось горше – ей открывался целый мир, какой обычно строят только двое, совершенно какой-то особенный, сокровенный мир.

Ей открывался мир, который она потеряла, к границам которого она так ни разу и не подступила, и всё, что она воображала о нём, не было похоже даже на бледную тень его. Ведь в нём, этом мире, о котором никто, кроме двоих, не должен  знать, от каких-то глупых нелепых слов так вскипает кровь, что, кажется, будто нет ничего важнее на свете.

- Почему ты не вступил в  комсомол, когда все вступали? – спросила девушка после паузы.
- Я хотел вступить, - отвечал парень, - но собрание постановило, что я к этому морально не готов. Я и сам так полагаю. А совершать этот важный шаг в жизни только за компанию мне не с руки. Из нашего класса в комсомол не вступили ещё несколько человек, и все они натурально не подходящие люди для комсомольской организации. Один – кулацкий потомок, еще у двоих отцы в лагерях, еще один – очевидный хулиган-нигилист, не принимающий ничего на свете, и еще один, можно сказать, безграмотный. Так получилось, что в одной компании с ними оказался и я. За какой-то мелкий случайный проступок, досадную детскую шалость. Но, ясное дело, я сам виноват, не должен был. Теперь собираюсь доказать, что достоин быть комсомольцем.
- А что ты сделал? – серьезно спросила девушка.
- А… даже вспоминать не хочется. Глупость.
- И всё же. Мне интересно, - настаивала девушка.
- Мы влезли с Сашкой на школьный чердак по пожарной лестнице. Набрали зачем-то голубиных яиц. И когда я спускался, внизу некстати проходила Людмила Трофимовна. Одно яйцо выкатилось у меня из кармана и упало прямо ей на голову. И всё.
Девушка прыснула.
- Долго нас пытали директор, организатор и учитель истории, зачем нам понадобились голубиные яйца. Сашка сказал, что из них получается вкусная яишница. Вот. Но его почему-то приняли в комсомол, хотя он с третьего класса пьет и курит, а меня нет.
- Ну он же чистого крестьянского происхождения. Из бедноты. К тому же сирота. Как такого не принять? – сказала девушка.
- А я что? Из господ? Чистая рабочая линия. Мне намекнула историчка, что я подвержен влиянию хулиганских элементов. Вроде того, что моя репутация подмочена. И я всё должен сделать, чтобы поправить её. Ну да ладно, время еще есть.
- И правильно. Не расстраивайся. Главное - это насколько сам ты себя ощущаешь готовым к комсомолу, а после и в партию вступить или нет. Я вот считаю, что много среди нас, комсомольцев, людей не осознающих, где они и зачем находятся, инертных. Плыли, плыли по течению и заплыли в комсомол. А ведь так не должно быть. Тоня Синеглазова, например, знаешь ведь её? Весьма легкомысленная особа. Я считаю, что таких вертлявых кокоток в комсомоле быть не должно.
- Вертлявых кокоток? – хмыкнул юноша. – Как точно ты её охарактеризовала.
- Ну а что? Ведь это правда. Никогда ни о чём кроме нарядов и флирта с парнями, по-моему, и не думала. Хорошо, школу закончила. Не знаю, что с ней дальше будет. Собиралась вроде в актрисы податься. Знаешь, сколько у неё уже связей было? Это по секрету: три мальчика в школе, какой-то военный из гарнизона, потом ещё какие-то сомнительные парни из училища, не менее десяти. И еще ходят слухи, что у неё была интрижка с физруком.
- Это со Степан Петровичем что ли?
- Да.
- Не может быть! Он же старый!
- Сорок с небольшим – не такой уж и старый.
- Но у него же протез!
- А что, думаешь, протез интрижке помеха? Он же бывший кавалерист. Вместе с Буденным воевал.
- Не знаю… - засомневался парень.
- По крайней мере, их видели, как они в помещении для снарядов целовались.
- Да ты что?!
- Да. И протез ему нисколько не мешал целоваться.
- Ты так говоришь, как будто сама видела.
- Нет, не сама. Но источник заслуживает доверия. Мне Гликерия рассказала.
- Но как он мог? Он же коммунист! – искренне возмущался парень.
Девушка лукаво посмотрела на парня и сказала:
- Что, если коммунист, то уж и не мужчина? Ты бы видел, как она его завлекала и в чём на физкультуру ходила.
- Ну, ну это просто в голове не укладывается, наш Петрович, старый коммунист, бывший буденновец и с Тонькой в бендюжке для матов…
Парень выглядел потрясённым. Глаза у девушки лукаво блистали.
- Да ладно тебе, - сказала она, - пошутила я. А ты поверил. Ничего у них не было.
- Ну и шуточки у тебя, Алевтина.
На следующую ночь беседа призраков продолжилась. Буквально тема беседы вроде бы была прервана и началась с нового предмета, хотя Софья Сергеевна в точности не помнила. Однако, в общем, это была всё та же беседа, и, не вдаваясь в частности, можно было сказать, что юноша и девушка беседуют об одном и том же каждую ночь. Так призраки могли разговаривать каждую ночь до скончания времён.
 Сначала они опять разговаривали о жизни, о школе, об общих знакомых, делились мечтами, планами на будущее. Софья Сергеевна даже слегка задремала. Её внимание обострилось после фразы девушки, внезапной, прерывающей ровное течение разговора - девушка спросила парня, и примерно таким же тоном, что и о вступлении в комсомол:
- Ты умеешь целоваться?
Юноша ответил не сразу. Он глубоко задумался, будто ему задали сложный вопрос на вступительном экзамене в институт. Девушка, внимательно глядя ему на лоб, ждала ответа, как настоящий экзаменатор. Лоб, да и всё остальное у него уже не просвечивали, как и у девушки, только светились слегка, почти незаметно, голубоватым светом.
- Да, – ответ был продуманным, чётким. Юноша не сомневался – он действительно умеет целоваться.
- Научишь меня? – спросила девушка.
Юноша снова ответил не сразу, но опять утвердительно.
Далее разговор пошёл собственно о любви. Почему юноша сразу не приступил к преподаванию целования – непонятно. Но непонятно только со стороны. И непонятно людям поверхностным, легко всё обобщающим.
- А ты веришь, что у каждого человека есть на земле своя половинка? – спросила девушка.
- Не знаю. Может быть оно и так. Но жить лучше, не думая об этом. Ведь если это так, то половинки должны встречаться очень редко. И те, кому не повезло её встретить, будут несчастливыми в любви, потому что их любовь – по случаю, по месту жительства или работы  - не совсем настоящая, не та, какая могла бы быть, – рассудил юноша.
- Мне кажется, что половинкам находить друг друга помогают ангелы. Комсомолке, конечно, не пристало такое говорить, дабы не обвинили в религиозном мистицизме. Но ты ведь не выдашь меня? Я считаю, что в делах душевных, а именно в любви, если верить во что-то, то надо верить до конца. Веришь в половинки, то надо верить и в ангелов, которые их сводят. Например, жил-был себе человек, встречался с девушками, влюблялся иногда, но всегда чувствовал, что это не то, и любовь не настоящая, и работа не та, какая ему нужна, и жизнь вообще будто бы фальшивая. И до того это всё его заколебало, что он собрался однажды весной и уехал в Африку, и вот там-то встретил свою вторую половинку и обрёл жизнь настоящую.
- Она была африканкой?
- Нет. Просто жила где-нибудь в Северо-Американских Штатах и тоже чувствовала всегда, что ей чего-то не достаёт. И тоже однажды весной бросила всё и уехала в Африку учить или лечить бедных африканских детей. И там встретила нашего Антона.
- Почему Антона?
- Ну, допустим, его так звали. А её – Сара. Они поженились. Вот так иногда бывает полезно бросить всё и уехать, куда глаза глядят, чтобы встретить свою любовь. Когда отказываешься от стратегического руководства логического разума в принятии решений, руководить тобою начинают ангелы. И они, как правило, приводят туда, куда нужно. Нужно просто иногда прислушиваться к себе, своему внутреннему голосу. В мелких тактических вопросах, конечно, нельзя переставать думать головой, а в большом и главном нужно слушать сердце.
- Я бы хотел вот так уехать в Африку, - сказал юноша.
- Зачем? Это осознаваемое желание или смутная тяга сердца?
- Меня всегда тянуло путешествовать.
- Это другое. Тебе, чтобы отыскать свою вторую половину, ехать никуда не нужно. Вполне возможно, что она здесь, недалеко от тебя, рядом, под самым носом.
- А как ты узнаешь, что это твоя половинка? На ней ведь не написано.
- Ну не будь таким глупеньким! Непременно узнаешь. Это ведь твоя вторая половинка! Сразу почувствуешь. И после, где бы вы не оказались по стечениям обстоятельств, какой бы досадной и непреодолимой не получилась разлука, вы будете спокойны в знании, что никогда уже не расстанетесь, то есть вскоре снова будете вместе. Потому что это судьба. Любовь это и есть судьба.
- В таком случае большинство людей на земле должно быть счастливо, а если они не нашли ещё своей любви, то только по собственной глупости, маскирующейся под трезвый рассудок.
- А ты счастлив? – спросила девушка.
- Сейчас да.
- Почему?
- Не знаю. Такое ощущение, как будто, вот, если бы я был альпинистом и покорил вершину Эвереста, встал на этой вершине и посмотрел на небо, на огромную землю. Вот нечто подобное я испытываю сейчас. Голова даже слегка кружится, как будто от нехватки кислорода.
- Правда?
- Да.
- Это потому что ты со мной?
- Наверно. Скорее всего. Да.
- Я не представляю, как многие люди умудряются жить без любви. Ну, влюбятся поначалу, поженятся, через несколько лет любовь проходит, остаётся бытовая привязанность, удобство совместного проживания. А если и этого нет, то расходятся, или мучаются. Я бы так не смогла. Наверное, я идеалистка. Для меня, если любовь, то навсегда, и я всё отдам любимому. Понимаешь, всё! - девушка пронзила юношу взглядом.
- Я бы тоже всё отдал, - сказал юноша вдохновенно. И потом негромко добавил, – тебе.
Девушка взяла его руку в свою и сжала. Их взгляды встретились.
- Но ты ведь понимаешь, что это очень серьёзно, - взволнованно говорила девушка, - что это… это сильнее всего и это навсегда.
- Да.
- Ты это так думаешь или чувствуешь?
- И чувствую, и думаю… Я… Я тебя…
- Нет, нет, не говори этих слов сейчас, - девушка приложила свои пальцы к его губам, - давай будем говорить так, как будто это ещё не мы. Это слишком огромно и немного страшно. Отдать жизнь человеку. Я всегда хотела это чувствовать. И, вот, это начинается. Мне будет трудно расстаться с тобой даже на час.
- Мне кажется, что мы половинки…
- Да… Когда они встречаются, они не сразу соединяются, потому что ещё слишком страшно. Ведь это значит потерять себя прежнего, стать новым,  целым.
- Мне тоже страшно. Но ещё страшнее утром уйти от тебя. Несколько дней, что мы не будем видеться, покажутся вечностью. Вот видишь, я уже как ты заговорил, высокопарно.
- Не смущайся, говори, как удобно. Лишь бы ты не уехал в другой город.
- Я не уеду теперь.
Они замолчали, взволнованные взаимным признанием.
Вообще-то признание произошло гораздо раньше – 25-го мая, вечером по окончании последнего звонка. Весь вечер они не сводили друг с друга глаз – он в чёрном костюме, она в красивом голубом платье. Потом они кружились в вальсе, и признание произошло безмолвно. Сегодня ночью они просто его озвучили.
- Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Поступим в институт, будем учиться, хорошо учиться. По вечерам будем гулять, ходить в театр, кино. Мы каждый вечер, и все выходные будем вместе. Ведь так?
- Да. Я тебе не надоем?
- Никогда. Мы повстречаемся с тобой так до зимы, а после Нового года поженимся.
- Мне бы хотелось весной, в апреле. Но если хочешь зимой, то давай.
- Зимой так хорошо. Всё чисто и бело. Ну давай же сделаем свадьбу зимой? Хорошо?
- Хорошо, хорошо, пусть всё будет, как ты хочешь.
- Только давай договоримся детей до окончания института не заводить, - строго сказала девушка.
- Да. Я тоже так считаю. Надо выучиться, а потом детей.
- Мальчика и девочку.
- А я бы хотел троих.
- Ну ты совсем меня не жалеешь. Двоих – куда ни шло, а  троих… Ну там видно будет. Ты даже не представляешь, как хорошо нам будет вместе!
- А ты знаешь, я с седьмого класса в тебя влюблён, - признался юноша.
- Конечно, знаю, - засмеялась девушка.
- Ты знала?
- Конечно. Какая ж девушка этого не знает.
- Постой, ты слышишь?
- Что?
- Гул какой-то.
- Нет.
- Будто гудит что-то.
- Гудит?
Девушка и юноша замерли, прислушиваясь.
- Наверно, показалось.

С этого момента Софья Сергеевна пропустила часть беседы. У неё закружилась голова, и всё поплыло перед глазами. Слова и фразы слились в жужжание.

 Какие-то прекрасные картины счастливой жизни поплыли в голове женщины. Её жизни. Она откинулась на спинку стула и вполне отдалась этим радужным, так отчётливо видимым, словно это было правдой, картинам. Руки её повисли, как плети. Вот она с любимым человеком собирает красные листья в осеннем парке. Они падают в кучу листьев, барахтаются в ней и смеются. Вот она ловит ртом крупные снежинки. А рядом стоит он. Потом весна, май, они целуются до посинения губ. Потом свадьба, белое платье, она почему-то верхом на серой в яблоках лошади. Потом… Обычный набор фотографий из фотоальбома счастливой семьи, фотоальбома, которого у неё никогда не было. И не будет.

Софья Сергеевна очнулась, стала разбирать слова и почувствовала желание что-то сделать для гостей, может быть, сказать им что-то приятное. Слезинка скатилась у неё из глаза.
Девушка сказала:
- Я иногда бываю пьяна просто от чая. Вино пить даже совсем не обязательно.
- Я тоже.

В этот момент юноша и девушка светились наиболее ярко. Если раньше ещё можно было сомневаться, приняв свечение за отсветы лампы на их юной гладкой коже, то сейчас явственно виделось, что они сами изнутри излучают какой-то мягкий лазурный свет. Софье Сергеевне вдруг в голову пришла странная идея, и она немедленно приступила к её осуществлению. Вскипятила на кухне чайник, заварила свежего чаю, разлила по чашкам, поставила на круглый поднос и принесла гостям. Призраки не видели ни Софью Сергеевну, ни преподнесённый ею чай. Чашки просто стояли неподвижно. Белый парок поднимался от них и растворялся в свете настольной лампы. Между чашками стояли две вазочки – одна с конфетами, другая  с печеньем. Потом на столе стараниями Софьи Сергеевны появился пузатый фаянсовый заварочный чайник с медным ситечком, стеклянная пепельница с двумя смятыми окурками папирос; возле ножки стола на пол Софья Сергеевна поставила большой чайник. Создалась уютная атмосфера.
 Призраки ненадолго умолкли, словно бы наблюдая за действиями хозяйки, которая налила чашку чая и себе, пододвинулась к столу по правую руку от девушки и успокоилась. Теперь она могла беседовать со своими призрачными гостями, хотя они её и не слышали. Да и она, собственно, вслух не говорила, обращаясь к гостям лишь мысленно.

Вот такую историю поведала мне старая женщина. На вопрос «что случилось с теми призраками, куда они потом подевались» Софья Сергеевна ответила, что никуда не подевались, что они и теперь здесь, просто не всем появляются на глаза. Кому появляться, а кому нет, они выбирают сами. А так, конечно, они всегда сидят здесь, каждую ночь, и ведут бесконечные беседы о жизни, о планах на будущее, о любви, и, несомненно, будут находиться здесь до конца, пока дом не снесут. Откуда они вообще взялись в этой квартире объясняется просто и легко.

И Софья Сергеевна рассказала мне следующее. Девушку звали Алевтиной. Она на самом деле жила в этой квартире до декабря 1941 года. Жила она с мамой и младшей сестренкой. В декабре 41-го года они все вместе уехали в Челябинск. Больше в эту квартиру Алевтина не возвращалась. Она всю жизнь прожила в Челябинске. Да и сейчас живёт там. Пишет редкие письма Мусе Владимировне, своей родной тётке. Сейчас Алевтине 83 года, она совершенно одна, сестрёнка её умерла ещё в войну в Челябинске от воспаления лёгких. Мама умерла 25 лет назад.

Парень тоже реально существовал. Звали его Владимиром. Он учился в параллельном классе с Алевтиной и с седьмого класса был в неё влюблён. На вечере танцев 25-го мая после «последнего звонка» он осмелился пригласить её на вальс. Между ними произошло безмолвное объяснение. Владимир тоже всегда нравился Алевтине, но раньше он всегда казался ей каким-то ещё не повзрослевшим, не серьезным, шалопаем. А в 10-м классе он вдруг повзрослел, стал носить строгий чёрный костюм. Алевтина влюбилась.

Двадцать первого июня на выпускном вечере они сидели рядом. Выпили немного шампанского и по окончании официальной части с присутствием родителей и учителей решили не идти со всеми на реку, а вдвоем пойти к Алевтине домой. Дома у неё никого не было – мама побыла немного на выпускном и уехала ночевать к своей подруге, где её дожидалась 5-летняя  дочь, сестрёнка Алевтины. Дело в том, что у сестренки были слабые лёгкие. По рекомендациям врачей ей нужно было жить в  основном за городом, желательно в сосновом бору. Там и жила подруга мамы, недалеко от санатория, где работала врачом. Это была главная ещё с детства подруга мамы. Сестренка Алевтины с 4-х лет большую часть времени жила у неё, привязалась к этой доброй  одинокой женщине и считала её своей второй мамой. Алевтина тоже часто бывала там, тоже любила мамину подругу и, наверно, глядя на нее, решила стать врачом.
 В 43-м году эту женщину убило осколком авиационной бомбы при авианалёте. С началом войны она сразу ушла на фронт, врачи были нужны как воздух; будучи по образованию терапевтом, она всё делала, все операции, всему пришлось научиться. Неоднократно была на передовой, в окопах. В тот авианалёт она выбежала из лазарета, чтоб помочь забрать тяжелораненого, которого только что привезли. Недалеко разорвалась бомба. Осколок прошил её шею насквозь.
После официальной части выпускного вечера Алевтина и Владимир по инициативе Алевтины решили не идти со всеми на реку, где намечалось гулянье на всю ночь, а пошли к Алевтине домой. Дома у неё никого не было. У неё частенько дома никого не было, и она ночевала одна. Мама часто уезжала за город, как уже сказано.

Пришли они в квартиру. Это была уютная веселая квартира в коммуналке. Точнее, комната в общей коммунальной квартире. Комната была большая. Потом от неё отделили закуток, и получилась кухня.
Скруглённые углы у потолка, сервант, ковёр, диван, круглый стол, ширма, за ширмой - кровать.

Юноша и девушка всю ночь сидели за столом, пили чай и разговаривали. Горела новая настольная лампа с круглым зелёным жестяным абажуром. Когда шли к девушке домой, оба сильно волновались, говорили друг другу, уверяя себя, что просто идут попить чаю, посидеть, поразговаривать. Так  и получилось. Они были влюблённой парочкой. Смущались.

Ночь на 22 июня разливалась по земле необычайной тишиной, спокойствием; в уютных квартирках, где горел свет, люди не спали, они были счастливы, хотя и не замечали этого. Наши юноша и девушка не могли не ощущать своего счастья. Ведь это была самая счастливая, сама сильная ночь в их жизни. В неё уместилось всё счастливое совместное будущее, все мечты о человеческом счастье.  Любимым выражением Алевтины на тот момент было: «Человек рождён для счастья, как птица для полёта».

Утром Владимир ушёл. Больше они никогда не увиделись.
В суматохе начала войны у Алевтины не получилось попасть на вокзал, чтобы проводить его на фронт. Провели срочную мобилизацию. Владимиру уже было восемнадцать. Днём 22-го, приехала мама и увезла Алевтину за город к младшей сестрёнке. Сестренке не с кем было оставаться. Алевтина несколько раз вырывалась в город из бора, несколько раз звонила из санатория, чтоб найти Владимира, но не могла дозвониться. У Владимира тоже не получилось её найти. В первом же бою в сентябре 41-го Владимир погиб. Почти весь их взвод, взвод неопытных необстрелянных юнцов, прошедших только курс молодого бойца, был раздавлен немецкими танками. Что они могли поделать со своими винтовками, бутылками с зажигательной смесью и одним пулеметом против стремительной вражеской брони? Владимир погиб от разрыва танкового снаряда в двух метрах от него. Он даже подумать ничего не успел, просто погиб и всё.

 До гибели он написал Алевтине несколько писем, но они не дошли. Или же дошли, но поздно, когда уже Алевтина уехала в Челябинск. К тому же Владимир не знал точного адреса Алевтины. Она до декабря, когда они уехали в  Челябинск, всё время жила вместе с сестренкой за городом в бору, в доме у маминой подруги. Мама практически всё время находилась на заводе – проводилась срочная эвакуация оборудования. Появлялась только на ночь и то через раз. Мамина подруга уже в декабре уехала на фронт военврачом.

Можно сказать, что в своей родной коммуналке Алевтина больше никогда не ночевала. Появилась  пару раз днём, когда надо было взять кое-какие вещи, и в день переезда. В день переезда она плакала, уже зная, что ничто никогда не повторится. И эта ночь с Владимиром… Последняя ночь в этой квартире осталась самой счастливой, когда они были вдвоем и даже ни разу не поцеловались. Зачем-то принялись обсуждать планы женитьбы, совместной жизни, будущее… в то время, когда надо было просто целоваться и, возможно, заниматься любовью.
Впоследствии, постаревшая, так никого и не полюбившая и не узнавшая любви Алевтина часто, очень часто вспоминала эту ночь. Вспоминала и другие моменты до этой ночи, когда они общались с Владимиром. Особенно после 25-го мая. Но эту ночь она вспоминала так сильно и ярко, что практически перемещалась в неё. Из всего счастья земной любви ей была отпущена только эта ночь.
Так появились призраки.

Софья Сергеевна, дорассказав свою историю далеко за полночь, допила остывший чай и ушла, несколько раз извинившись, что так задержалась.
Оставшись в одиночестве, я с тревогой оглянулся.