Дети зверя Глава 20. Временное заблуждение

После обработки ран дочь Марины Афанасьевны, Таня, предложила Олегу ос-таться у них на несколько дней. Некоторые раны, на взгляд Тани, как бу-дущего медика, были достаточно серьезны, и она опасалась, что может развить-ся абсцесс. Марина Афанасьевна с ней согласилась, с удивлением наблюдая не-ожиданную покладистость и проявившуюся определенную рассудительность своей взбалмошной и неуравновешенной дочери. Так Олега, к облегчению Павла, потому, что даже просить Марину Афанасьевну ни о чем не пришлось, приютили по инициативе Тани на некоторое время у Марковых. Чтобы не дос-тавлять беспокойство дальнейшим своим присутствием этой доброй семье, Па-вел, отказавшись от предложенного чая, попрощался с Мариной Афанасьевной и ушел обратно к себе в общежитие.
Он шел к себе в общежитие и думал, насколько опасная ситуация склады-вается вокруг Олега. Он не одобрял его увлечение боями без правил – они при-носили боль если не Олегу, то его соперникам, а это было нехорошо. Павел присутствовал на одном из боев Олега и поразился, с какой легкостью тот рас-правился со своим соперником. Еле видимый для обычного глаза бросок руки Олега свалил его соперника на пол ринга и оставил того лежащим на долгое время без чувств. Проявленная безжалостность и равнодушие к состоянию со-перника после боя были характерны для Олега. Он – победил, и этим было все сказано. Дальнейшая судьба побежденных врагов – а они были для него в мо-мент схватки только врагами – не интересовала его. Дальше действовал закон леса, где побежденные являлись расходным материалом для  остальных обита-телей…
Прошло три дня. Павел, как всегда, усердно занимался в ВУЗе, ни с кем особо не общался и спокойно жил в общежитии. Питался он скромно, даже скудно, но избалованные современными изысками в виде гамбургеров студенты толпами сходились в его комнату, как только он начинал жарить картошку  с деревенским салом и луком. Бывало, что самому Павлу после их ухода не ос-тавалось ни кусочка, но он не унывал, а снова готовил новую порцию картошки, и ее запах еще долго заполнял коридор общежития.
Все эти три дня он был несколько настороже, опасаясь бандитов, напавших на Олега, но к нему никто не придирался и не пытался выяснять подробности об исчезновении Олега. Постепенно он успокоился, перестал даже оглядываться, хотя однажды ему все-таки показалось, что один из мужчин шел за ним доста-точно долго и Павел, было, засомневался, что это происходит случайно. Но ко-гда Павел резко обернулся, то тот в этот момент ухватил проходящую мимо де-вушку и с криком: «Вера!...» - стал целовать ее. Девушка не сопротивлялась и, похоже, это действительно была неожиданная встреча закадычных друзей.
Боясь выдать месторасположение брата Павел все эти три дня не посещал Марину Афанасьевну, и с нетерпением ждал очередной лекции по истории, чтобы по внешнему виду преподавателя догадаться об обстановке в ее квартире. Но преподаватель почему-то не пришла на занятия, и староста группы, зайдя в аудиторию, объявил, что лекция по истории не состоится из-за болезни Марины Афанасьевны.
Павел был удивлен! Ведь, когда они расставались, она выглядела вполне здоровой, дружелюбно улыбалась и так усердно зазывала его на чай, что он по-том даже запереживал – а не обидел ли он отказом любимого преподавателя?!
Непонятное беспокойство охватило его душу. Ему казалось, что ее отсут-ствие в ВУЗе неспроста. Может, что-то случилось, и он, вместо того, чтобы по-мочь, возможно, в эти дни зря изображал для окружающих невозмутимого и занятого только собой человека.
Павел с трудом дождался окончания последней пары, и, подхватив свой рюкзачок с тетрадками, помчался на квартиру к Марине Афанасьевне. Он так торопился, беспокоясь, все ли у Марины Афанасьевны в порядке, что в этот раз даже не оглядывался. На время он забыл об опасности, нависшей над всеми.
Марина Афанасьевна долго не открывала, и только после длительного третьего звонка, когда Павел уже собирался уйти, понимая, что в квартире ни-кого нет, послышался лязг проворачиваемого в скважине ключа.
Дверь медленно открылась и, полный нетерпения в ожидании встречи, Па-вел шагнул вперед и тут же отшатнулся, поразившись внешнему виду Марины Афанасьевны. Ее лицо потеряло обычную красоту и выглядело опухшим, из глаз непрерывно текли слезы, губы искривлены плачем.
- Марина Афанасьевна!.. – Буквально вырвалось у него. – Что  с вами?!...
- Павел!... Паша… Она… она… - бессвязно всхлипнула Марина Афанась-евна, не в силах сформулировать правильную фразу. – Таня… уехала… бросила меня!... И я не знаю, где она!...
Она, заливаясь слезами, протянула руки навстречу Павлу и обхватила ими его за шею. Взрослая женщина, вся дрожащая от горя, повисла у него на шее, словно маленькая обиженная девочка. И Павел ощутил, как у него самого пере-хватило горло, и где-то в глубине тела стал собираться комок слез.
Он подхватил почти падающую Марину Афанасьевну и на своих сильных руках занес ее в квартиру. Она оказалась легкой, как пушинка, пожалуй, даже легче, чем его сестренка Аня. Он нес ее на руках и первое, что пришло в его гу-дящую от волнения голову, это то, что Марину Афанасьевну, которой было очень плохо, надо уложить на что-нибудь мягкое и удобное. Он понимал, что ничего лучшего, чем кровать, не подходило для такой цели, и несмело понес Марину Афанасьевну в ее спальню. Он всегда опасался, что женская спальня   имеет какие-нибудь тайны, о которых мужчинам не всегда полагается знать, но на его удивление, в спальне был почти идеальный порядок. Только темные кол-готки, лежащие на стуле, выдавали единичное присутствие женских аксессуа-ров…
Мокрое от слез лицо Марины Афанасьевны касалось его лица, и вызывало в его душе настоящее смятение и огромное внутреннее волнение. Внезапная жалость, смешанная с глубокой благодарностью, охватила его. Он жалел эту женщину, одного, как он правильно считал в глубине своей души, из своих лучших друзей в Москве. И готов был сделать в данный момент все, лишь бы она успокоилась, не плакала, и превратилась в прежнюю красивую и уверенную в себе Марину Афанасьевну.
Уложив женщину на кровать, он умчался на кухню и набрал из-под крана полную кружку воды. Марина Афанасьевна по его просьбе послушно приложи-лась полными губами к кружке и жадно сделала несколько глотков, а потом отодвинула ее своей худенькой бледной рукой с удивительно тонкими и краси-выми пальчиками и снова залилась безутешными рыданиями. Эта красивая женщина на его глазах буквально превратилась в уродливую плаксу.
И Павел, уже не понимая, что делает, обнял женщину и несмело прикос-нулся губами к ее соленой от слез щеке. Чувство жалости и какой-то внутренней нежности к этому слабому несчастному созданию совсем вскружило его голову, и он стал целовать Марину Афанасьевну по всему лицу. А потом их губы встретились, и она ответила ему поцелуем. После этого Павла самого бросило в дрожь, но не от холода – ему было стыдно от всего того, что сейчас про-исходило. Ни в каком ужасном сне он не смог даже предположить, что будет целоваться со своим преподавателем наяву, как с обычной женщиной. И он вспомнил поцелуи с Самантой – они были такими волнительными!…
Марину Афанасьевну трясло, как в лихорадке. Ей было холодно, глаза ли-хорадочно блестели, она суетливо двигала руками и неожиданно попросила его:
- Ложись со мной рядом!... Ложись!... мне так холодно… Прошу тебя! Я уми-раю от… холода…
Вечерние сумерки наплывали на комнату, и Павел, идя навстречу просьбам женщины, улегся с нею рядом. Он осторожно обнял ее за талию и прижался к ней, но ее по-прежнему била дрожь и Павлу показалось, что у нее иногда стучали даже зубы.
- Не так! Давай, разденься… ляжем под одеяло… - попросила Марина Афанасьевна. – Я так не согреюсь…
Она приподнялась и сбросила с себя халат. Павел закрыл глаза: она была в узких плавках, грудь выпирала из тесного лифчика, грудь от подбородка до лифчика покраснела от прилива крови.
- У меня приступ! По-другому я не согреюсь! – пояснила Марина Афа-насьевна. – Я когда-то болела лихорадкой.
Павел знал, что его кровь очень горячая, и он никогда не мерз на холоде. Он где-то читал, что переохлажденных путешественников на севере помещали между двумя обнаженными телами, и постоянное равномерное тепло возвра-щало к жизни самых безнадежных и полузамерзших путников.
Он старательно укрыл одеялом Марину Афанасьевну до самого подбород-ка, а с внешней от себя стороны подоткнул под ее тело край одеяла, чтобы тепло никуда не уходило. Ее по-прежнему трясло, и дрожь тела передавалась даже на кровать, слегка поскрипывающую от этого. Он разделся и забрался со своей стороны под одеяло спиной к Марине Афанасьевне и несмело прижался ею к ее мягкому и дрожащему телу.
Некоторое время они не шевелились, а потом она попросила его:
- Мне так плохо!.. Обними меня! Ты такой горячий…. Обними, пожалуй-ста, иначе, я знаю, дрожь перейдет в судороги, вызовет рецидив лихорадки, и тогда придется вызывать скорую помощь… Я не хочу скорую! Помоги мне, пожалуйста!..

Весь полный сострадания к этой несчастной и, как теперь оказалось, боль-ной женщине, он развернулся к Марине Афанасьевне, обнял ее за талию и при-жался к ее спине своей широкой грудью. Он отдавал весь свой жар пылающего от волнения тела, но ей даже это не помогало. Ее по-прежнему колотила дрожь, и тогда он усилил свои объятия и еще сильнее прижал Марину Афанасьевну к своему горячему телу.
Ее ноги  поражали особенной холодностью, казались настоящими льдин-ками, и он обнял их своими ногами, стараясь согреть тоже. На мгновение Ма-рина Афанасьевна затихла, дрожь исчезла, и, ощущая жар его тела, она чуть сильнее прижалась ягодицами к его животу. И к огромному своему ужасу и стыду Павел ощутил, как внизу его живота зашевелилось и стало расти его мужское начало. Еще немного прошло времени, и оно уперлось Марине Афа-насьевне в ягодицы.
Он хотел резко отпрянуть, скрыть свое позорное состояние, но Марина Афанасьевна развернулась сама и хриплым от долгих слез голосом сказала:
- Иди ко мне!..
Только к утру полноценное тепло вернулось в тело Марины Афанасьевны, и они, наконец, уснули, тесно прижавшись друг к другу…
Когда утром Павел открыл глаза, то в постели он оказался один. Марины Афанасьевны рядом с ним не было, и, вспоминая произошедшее этой ночью, Павел ощутил, как волна ужаса начинает накатывать на него: «Что я наделал?!.... Как я мог?!...»
Услышав его шевеление, из кухни вышла Марина Афанасьевна. Ее лицо поражало своей бледностью и бесчувственной отрешенностью, глаза с расши-ренными зрачками смотрели в сторону и никак не останавливались на Павле.
- Вставай, будем чай пить, - сказала Марина Афанасьевна. 
Ее голос удивил Павла своей безучастностью, словно ночью у них ничего и не было. Он жадно взглянул на Марину Афанасьевну, пытаясь найти какое-нибудь реальное свидетельство ее ощущений на произошедшее, растерянность или хотя бы волнение, но она была невозмутима и спокойна, как никогда.
Она подошла к окну и раздернула шторы. Ее движения были обычными, выверенными, и никакого внутреннего напряжения не отражалось на ее бледном почти до настоящей синевы лице.
Может быть, только эта смертельная бледность и говорила о том, что тво-рилось на самом деле в душе взрослой женщины, только что пережившей бур-ную близость с молодым, по возрасту совсем мальчиком, мужчиной. Несо-мненно, в глубине души она корила себя за случившуюся женскую слабость, но что случилось, то случилось. Уже ничего не изменить, ничего не исправить, и так бывает в жизни, что что-то иногда приносит настоящую сумасшедшую сла-дость, а с течением времени – настоящее горькое сожаление.
Павел, после ее приглашения к чаю, спохватился с кровати, и, стеснительно отвернувшись, стал торопливо одеваться. Натянув брюки и надев рубаху, он повернулся к кровати и, по привычке, стал поправлять смятую постель.
- Оставь!… - остановила его Марина Афанасьевна. – Я сама потом прибе-ру…. Пойдем пить чай!
Павел, обжигаясь, пил чай крупными глотками и боялся взглянуть на Ма-рину Афанасьевну. Внутри у него все кипело, и смешивалось в невообразимые до сих пор ощущения. Он был полон стыда от того, что не сдержался и своей восставшей плотью случайно показал взрослой женщине, что желает ее, и в то-же время был переполнен гордостью, что он, неопытный юноша, многократно довел этой ночью Марину Афанасьевну до вершины наслаждения. Она яростно, как самому близкому человеку, отвечала движениями тела, и ее слова: «Мой сладкий… неутомимый мальчик!...» - возбуждали его снова и снова…
- Ты сейчас куда? – спросила Марина Афанасьевна.
Они по-прежнему старались не встречаться взглядами, разглядывая, что угодно, но только не лица друг друга. Вот и свой вопрос она озвучила, уста-вившись в окно  на сумеречное от нахлынувших черных туч небо.
- Пойду на занятия… - промямлил Павел, так и не решаясь взглянуть на Марину Афанасьевну.
Ему впервые почему-то не захотелось идти на занятия, и не столько пото-му, что он был полностью не готов к занятиям, сколько из-за того, что ему сно-ва нестерпимо захотелось обнимать ее и слушать задыхающийся от волнения голос: «Мой сладкий мальчик!».
- Иди…
Она легко встала из-за стола и принялась убирать чашки из-под чая в рако-вину. Павел скользнул взглядом по ее стройной фигуре и решил, что пора ухо-дить, но не знал как это сделать. Он не помнил, как зашнуровал ботинки и надел свою куртку.
- Постой! – остановила его Марина Афанасьевна, когда он, не зная, что и сказать на прощание, уже взялся за дверную ручку.
Он обернулся к ней и, наконец, встретился с ее горящими, словно угольки ночного костра, глазами. На этот раз ее взгляд выражал настоящую любовь к нему, как к мужчине, и, несмотря на отсутствие жизненного опыта, он понял это достаточно ясно.
Она подошла к нему и, привстав на цыпочки, поцеловала его в губы, мягко и нежно. Этот поцелуй был совсем не похож на те поцелуи, которыми она осы-пала его ночью, и от которых у него вздулись и болели губы. И в нем, при таком нежном и мягком поцелуе что-то сломалось, и, забыв обо всем, он стал осыпать лицо Марины Афанасьевны жадными поцелуями. Ему снова захотелось овладеть ею, и он отодвинулся от нее, скрывая свое возбуждение внизу живота.
Догадавшись, она с облегчением улыбнулась своими бледными губами и еле слышно сказала:
- Приходи сегодня вечером… Я буду ждать тебя!
Павел не заметил, как прошел день в институте. Он не слышал преподава-телей и не видел своих сокурсников, а в конце дня никак не мог вспомнить – ел что-нибудь в обед или нет. Картины прошедшей ночи стояли перед глазами  весь день словно наяву и ощущения в его душе переливались потоками не-обычных чувств.
Чувство превосходства над однокурсниками, легкомысленно и безнадежно флиртующими в бесплодных тайных ожиданиях с однокурсницами, до краев переполняло его. Это он, Павел, которого избегали студентки-москвички, не воспринимая всерьез его крестьянскую простоватость, сегодня обладал самой лучшей и самой красивой женщиной ВУЗа. Он получил такие удивительные ощущения и такое необыкновенное наслаждение, которое его ровесникам даже не снилось, и еще долго будет недоступно. И он не узнавал себя: голова кружи-лась от избытка чувств, сердце весь день колотилось, словно палочки в руках хмельного сельского музыканта, низ живота легким нытьем жаловался на мно-гократность семяизвержения, огонь полученных необычных, до потери созна-ния, ощущений полыхал на его разрумянившихся щеках.
- Что с тобой, Паша? – не удержавшись, поинтересовался любопытный од-нокурсник.
- А?!... Что?!! Что случилось со мной?! – растерялся Павел. – Да ничего. Письмо из дома получил хорошее…
- Если бы я не знал о твоей природной честности, то засомневался бы в правде твоих слов, – не унимался однокурсник. – А знаешь, что я подумал бы?
- Что?
- Ты явно не в себе, прямо горишь весь!... – ехидно улыбнулся однокурс-ник. – А такое бывает, когда в первый раз переспишь с женщиной…
- Да ты что?! – возмутился Павел. – Как ты можешь такое подумать?!..
Его лицо залила новая волна краски – не дай бог, если кто-нибудь узнает настоящую правду! По деревенским обычаям он знал, что волна злорадных пе-ресудов может испортить жизнь любому человеку. Но если это коснется Марины Афа-насьевны, то…. Он убьет любого, кто навредит ее репутации!
- Ты что? – накинулся он на однокурсника. – И вообще, я это… уже давно попробовал… с одной девушкой-байкершой!
У него на какое-то мгновение даже наступило облегчение, но новые со-мнения в отношении сказанного заставили задуматься – не навредил ли он своими словами репутации Саманты? Скорее всего, нет, так как с нею все было давно, несколько месяцев назад. Ее никто из сокурсников не знает, да и с бай-керами он расстался тоже давно.
Вечером Павел даже не понял, как оказался у дверей квартиры Марины Афанасьевны. Ноги сами несли его по знакомому переулку, и вскоре он, дрожа от волнения, уже нажимал на кнопку звонка. Дверь открылась сразу, как только первая трель сигнала нарушила тишину подъезда. Его ждали, а он так боялся, что ОНА – он уже не хотел называть ее Мариной Афанасьевной -  передумала и не откроет дверь.
Павел шагнул в открытую дверь, и сердце захолонуло от увиденного. Его встречала настоящая дама, в платье с глубоким декольте, с подведенными гла-зами, с замысловатой прической. Она была настолько красива, что Павел даже оглянулся назад, опасаясь, его ли она встречает?!
От его легкого толчка дверь захлопнулась, и в возникшей звенящей тишине щелчок автоматического замка прозвучал настоящим громом.
- Проходи!....
Ее приглашение почти неслышно прошелестело в воздухе, было неосязае-мым, но почему-то твердо отпечаталось в его сознании. Он понимал, что после приглашения надо сделать вперед несколько шагов и оказаться в зале, где уже находилась Марина Афанасьевна, но ему по-прежнему не хватало смелости.
Тогда она сама подошла к нему, обдав волной аромата дорогих француз-ских духов, и вцепилась в рукав его рубашки. Она буквально втащила его, ни-чего не понимающего в происходящем, в комнату. Потом обхватила его своими руками и, привстав на цыпочки, жадно впилась своими губами в его распухшие губы. И он, как и ночью, снова захлебнулся от недостатка воздуха, и чуть силь-нее обычного прижал ее к своей груди.
- О-о-охх!... – пронесся стон Марины Афанасьевны и он, испугавшись того, что причинил ей физическую боль, торопливо ослабил свои объятия.
- Еще!.. Еще прижми меня!... Пусть мне будет больно! – попросила Марина Афанасьевна. – Ты такой сильный… дух захватывает!..
Он подчинился ее просьбе и еще раз крепко прижал к своей широкой гру-ди, не успевая отвечать на ее многочисленные поцелуи.
И снова  по комнате пронесся стон теряющей самообладание женщины:
- О-о-ох!..
Руки Марины Афанасьевны, когда он, в очередной раз, ослабил хватку, как змеи забегали по его телу, затеребили одежду, расстегивая пуговицы на рубахе. И он растерялся, своими неуклюжими движениями мешая ей раздевать себя.
- Теперь меня! – потребовала Марина Афанасьевна, подставляя свою спи-ну, затянутую в тесное модельное платье.
Сконфуженный своим голым видом, он никак не мог разобраться в много-численных крючках платья и она, в нетерпении, сказала ему чуть громче обыч-ного:
- Рви! Пожалуйста, рви быстрей!...
За неделю Павел ни разу не появился в общежитии, исхудал, скатился на тройки по текущей успеваемости. Все эти дни он был, словно в тумане, не пом-нил, как просыпался и как засыпал. Все смешалось в его сознании, и только Марина – они перешли на «ты» – пьянила его своим нетерпеливым ожиданием невозможного. Все ночи напролет он с ней занимался непрерывной любовью, щедро растрачивая свои жизненные силы и снабжая ими свою любимую жен-щину. Марина Афанасьевна заметно расцвела, и в конце недели стала выглядеть настоящей юной девочкой.
Вдобавок, пришла из Улан-Уде долгожданная весть от дочери Тани. Непо-слушная дочь сообщала, что у нее все хорошо, и она готовиться выйти замуж за Олега. Таня извинялась за внезапный отъезд, и настойчиво просила мать  ни о чем не беспокоиться, уверяя, что причин даже для малейшего беспокойства нет. Ее в Улан-Уде хорошо встретили и она очень счастлива с Олегом. Он – на-стоящий мужчина, а о таком она мечтала с самого детства.
Павел тоже подержал письмо в своих руках, пытаясь найти что-нибудь об Олеге. Но письмо было коротким, лаконичным, и несколько чисто формальным. Это, скорее, было даже не письмо провинившейся дочери для своей оза-боченной матери, а весточка от подруги подруге.
- Иди ко мне! – позвала его Марина, и он, отложив лист бумаги в сторону, шагнул к кровати…
Следующий день принес много неожиданностей. В конце занятий двор в институте заполонили десятки мотоциклов. Однокурсники Павла дружно потя-нулись к окнам, полные неприкрытого восхищения при виде открывшейся кар-тины. Огромные сверкающие никелем мотоциклы и черные кожаные костюмы на байкерах с многочисленными висюльками поражали явлением чего-то фан-тастического и неземного. Некоторые девчонки так разволновались от необыч-ности картины, что громко взвизгивали при выполнении байкерами своих трю-ков, и заполняли аудиторию невообразимым шумом.
Смутное ощущение тревоги прорвалось в залитую бетоном счастья от об-щения с Мариной душу Павла. Не выдерживая шума от всеобщего восторга, он досадливо поднялся со своего места и подошел к окну. Перед входом в инсти-тут действительно носились байкеры, выполняя для потехи собравшейся пуб-лики несложные трюки. Он узнал их – это были байкеры во главе с Учителем.
- Интересно, что за клуб они представляют? – ни к кому не обращаясь, вслух поинтересовался один из студентов. – И где они базируются?..
- Это – «Клыкастые львы», а базируются на Соловьиных горах, - хмуро от-ветил Павел.
- А ты откуда знаешь?! – удивился однокурсник, но Павел, уже не слыша, торопился на выход.
Сказать, что он обрадовался появлению своих бывших товарищей - было бы неверно, но и утверждать, что он к ним равнодушен - тоже было бы непра-вильно. Павел помнил, сколько положительных эмоций принесло ему на первом этапе проживания в Москве общение с байкерами. Невозможно было забыть ни схватки на байкерских ночных ристалищах, ни гонки, а чувство верного братства, пока он с ними общался, никогда у него не проходило.
Его еще издали узнали, и тоненькая фигурка Саманты устремилась ему на-встречу, а остальные байкеры просто взревели, приветствуя своего бывшего то-варища.
Саманта с разгону бросилась ему на шею, громко чмокнула в щеку и ис-кренне восхитилась:
- А ты возмужал за эти месяцы! Настоящий мужик!
- Здорово!.. Привет!.. – хлопали его по плечу своими могучими руками другие байкеры.
Потом байкеры расступились, уступая место возле Павла своему лидеру – Учителю. Павел просто потонул в объятиях Учителя, и студенты, столпившиеся вокруг байкеров, ехидно захихикали – уж больно смешно выглядел тщедушный Павел в объятиях громадного Учителя.
И этот смех немного завел Павла. Он обхватил Учителя за пояс и легко приподнял его, вызвав новые восклицания. Некоторые студенты тут же стали снимать на мобильные телефоны поразительную картину: огромный байкер в воздухе на руках худенького юноши, этакого маленького клопика  по сравне-нию с гориллой – байкером.
Но субординацию Павел не забыл. Он опустил Учителя на землю, а потом с размаху хлопнул по его руке, запрессованной в замысловатую специальную перчатку.
- Поехали?! – полуутвердительно спросил Учитель.
- Куда? Зачем?! – засомневался Павел.
- Разговор есть! Серьезный!..
То, что все байкеры затихли и настороженно уставились на Павла, ожидая его решения, стало понятно, что дело у них, наверное, действительно серьезное, и он согласился:
- Поехали…
Павлу вручили запасной шлем и теплую кожаную куртку, и он уселся на сверкающий «Сузуки» за маленькой Самантой. Сегодня она была главным бай-кером, а он – ее эскортом. Встречный ветер обжигал лицо, и он стал прятаться за спиной Саманты, как когда-то делала так же она, прячась за его спину. Быть на вторых ролях оказалось не очень приятным занятием, так как ему почти ни-чего не было видно, и все решения по вождению теперь принимала Саманта.
На базе у «Клыкастых львов» ничего не изменилось. Единственное, что сразу бросалось в глаза, это горы снега, старательно убранные с территории тренировочной площадки. А так все тоже, все знакомо.
Прямо на площадке, не заходя в теплое помещение, байкеры, оставив свои мотоциклы, дружно сгрудились вокруг Павла и Учителя. Павел сначала на-смешливо – это что еще за такое необыкновенное внимание к его персоне?! – а потом гораздо напряженнее стал наблюдать за всеми. Судя по насупленным лицам байкеров - и мужчин и женщин, серьезность момента зашкаливала, пре-вышая все допустимые значения. И тогда Павел по-настоящему занервничал, не понимая, что же такое чрезвычайное могло случиться, что их всех так встрево-жило,  и что же, в конце концов, нужно его бывшим товарищам! Если снова требуется с кем-то подраться за честь клуба, то он еще в прошлый раз сказал, что драться больше не будет и достаточно ясно объяснил именно почему…
Учитель в тишине – все молчали – долго буравил Павла своими маленьки-ми медвежьими глазками и, наконец, спросил:
- Ты готов?
- Что готов?! – искреннее недоумение отобразилось на лице Павла.
- Саманта беременна от тебя! Ты готов, как настоящий мужчина и байкер, жениться на ней?
- Как…  беременна?! Когда?!.. – невнятно пролепетал Павел, растерянно оглядываясь по сторонам.
В своем растерянном метании он встретился со взглядом Саманты, ее на-пряженными глазами, и внезапно понял, что все это правда. «Неужели это про-изошло тогда, когда порвался презерватив?!» - подумал он, не зная толком, что и ответить на слова Учителя.
- Зная, что ты очень бережно относишься к мнению своей матери, мы за-ручились ее поддержкой, - продолжал Учитель. – Она просто счастлива от та-кого известия, хотя и высказала определенное неудовольствие, что все так не-ожиданно у тебя получилось, мол, молодой еще. Вот ее письмо тебе!
Учитель залез в карман куртки и протянул Павлу лист из школьной тет-радки в клеточку, где мелким и аккуратным почерком матери написано было целое письмо. Его глаза плохо видели строчки, буквы разбегались, одна из них расплылась, наверное, от слез матери, в ушах шумело: «А как теперь Марина?!»
- Я хотела сделать аборт, но врач сказал, что у меня киста на матке и мне нельзя делать аборт. Если сделаю, то у меня, возможно, никогда не будет детей! – зачем-то оправдывалась Саманта. – Понимаешь?!
Она обхватила Павла за шею и стала целовать его, а он стоял, словно ка-менный истукан, пораженный молнией, и, не чувствуя ее поцелуев, думал толь-ко об одном: «А как же Марина?!...»
- Какой врач? – неожиданно для себя спросил Павел, толком не понимая, что же ему рассказывает Саманта.
- Настоящий профессор! Мне сказали, что мне очень повезло, так как он только выборочно принимает пациентов, - радовалась Саманта.
И не понимая его недоуменный и бессмысленный взгляд, поясняла дальше:
- Такой худенький, аккуратный, с бородкой…
- А - а - а…
Какая-то знакомая ассоциация шевельнулась вялыми крыльями прошлого знания в его голове, чтобы тут же захлебнуться в наплыве более сильного и горького чувства от понимания страшной потери – неизбежного расставания с Мариной. Ослушаться мать он не мог, так как любил ее больше всех на свете и верил ей безоговорочно…
Марина Афанасьевна, выйдя на работу, узнала поразительную весть – один из студентов, некто Павел Калгин, простой деревенский парень женился на до-чери местного владельца бензоколонок, известной байкерше. Такое несоответ-ствие статусов молодоженов стало предметом обсуждения среди преподавате-лей вуза на целых три дня. В нем не участвовала только Марина Афанасьевна. В первый же день она почувствовала, как острая боль возникла у нее за грудиной и змеей отдала в левую руку, и уже падая на пол, подумала: «Зачем, Паша?!...».
 Прошел месяц после микроинфаркта, и Марина Афанасьевна запоздало обнаружила, что задержка месячных у нее превышает больше двух недель: «Неужели беременна?!» Первый тест показал на беременность, второй тоже. Значит, ошибка исключена – она действительно беременна! На следующий день она уже была у участкового врача-гинеколога. Тот ее выслушал, но не стал осматривать, а предложил немного подождать – сейчас подъедет профессор Преображенский, главный гинеколог из Московского центра матери и ребенка. Он с минуту на минуту будет с инспекторской проверкой в поликлинике, и только он, как лучший специалист, даст точные рекомендации на удаление плода с учетом условий недавно перенесенного микроинфаркта Мариной Афа-насьевной.
Профессор действительно оказался профессионалом, звали его Лев Ивано-вич. Он категорически запретил делать аборт после микроинфаркта.
- Милочка, ни в коем случае! Вы рискуете жизнью! Чтобы снялся постин-фарктный синдром, нужно не менее трех-четырех месяцев! – уверял он Марину Афанасьевну. – Организм должен окрепнуть!
- Но тогда я не смогу сделать аборт! – вырвалось у Марины Афанасьевны. – Будет поздно!..
- Ничего страшного – родите!...
Она не заметила, как рассказала Льву Ивановичу обо всех своих пробле-мах: и о шальной любви к собственному студенту и беременности от него, и о невозможности, поэтому, работы в собственном ВУЗе, и о бегстве дочери со странным братом Павла в Сибирь…
Все вопросы Лев Иванович, который проникся к ней огромным сочувстви-ем и нескрываемой симпатией, разрешил прямо на глазах у Марины Афанась-евны. Ее он пообещал перевести на работу в Архангельский медицинский уни-верситет, выделить служебную квартиру и обеспечить полный медицинский контроль ее беременности.
- Вы родите славного малыша и еще мне спасибо скажете! – уверял Лев Иванович.
Он хитро сощурил свои глаза и вдруг предложил:
- Хотите, я у вашего ребенка буду крестным отцом?
Она невольно рассмеялась, представляя, как этот дедушка будет крестным отцом ее ребенка. Лев Иванович все понял, но не обиделся, и, провожая ее к двери, поцеловал на прощание руку….
… Совещание у Льва Ивановича было коротким. Все, что связано было с Олегом, было предельно ясно и предсказуемо, да и информации накоплено бы-ло достаточно много. Сегодня никаких докладов не требовалось, говорил в ос-новном сам Лев Иванович.
Он тряхнул стариной и сам провел все оперативные действия и теперь си-дел гоголем, довольно щурясь подслеповатыми глазами на своих подчиненных.
- Все прошло без сучка и без задоринки! – хвастался Лев Иванович. – И Олег пристроен надежно, и Марина под нашим контролем. Теперь им ничто не помешает выполнить дальнейшее предназначение – родить новых внуков зверю. Учитесь, пока я жив!..
Хвастовство Льва Ивановича прервал звонок телефона экстренной связи. Он снял трубку и изменился в лице:
- Что?!.. Убрать ее подальше, поняли?! Куда? Сегодня же ее увезти в Ар-хангельск! Сегодня же!..
Затем он положил трубку и отрешенно сообщил остальным сотрудникам:
- Павел тайно пришел к Марине и снова довел ее до предынфарктного со-стояния, требуя продолжения любви…. А я-то думал, что Павел способен понять свое, временное заблуждение, и в дальнейшем спокойно жить, как человек. Оказывается, что я ошибся…
Он пожевал губами и, ни к кому не обращаясь, сказал:
- Какие они все помешаны на сексе!.. Покопайтесь в их геноме, возможно каким-то воздействием на гены можно немного умерить их прыть.
Лев Иванович распустил сотрудников, достал заветную тетрадь и сделал новую секретную запись. Он, хотя и поставил задачу, но хорошо знал, что зве-риный ген на размножение у детей зверя нельзя изменить ничем.