Вера 7-9

   Моей бабушке Соболевой (Маньковой) Вере Сергеевне посвящаю

   (На фото Виталий Михайлович Маньков с портретом своего отца Михаила Михайловича Нефедьева)

   
    «Не говори людям о Боге, если тебя
    не хотят слышать. Живи так,
    чтобы тебя спросили о Нем.»

                Патриарх Сербский Павел


                7

        Дед всегда был хорошим хозяином. Над его хозяйственностью мы иногда подшучивали.  Все инструменты у него всегда были в отличной готовности: будь то нож, топор, или что иное. Но мы время от времени разыгрывали с ним такую сценку. Кто- то начинал резать хлеб к обеду и, подмигивая остальным, говорил:
 
 – Что-то, у тебя, деда, нож тупой.

 
А он, будто не замечал подвоха, тотчас же брал нож в руки и, пробуя лезвие заскорузлым пальцем, начинал править его оселком. К тому времени дед уже плохо видел и наших улыбок не замечал. Кто-нибудь из нас не выдерживал:

 – Да нормальный нож, деда!


        Но в следующий раз все повторялось.  И дед снова всерьез воспринимал наш розыгрыш. Он не обижался, потому что любил нас, а мы любили его. С раннего детства, приезжая и уезжая, мы целовали наших стариков.  До сих пор помню, как касалась губами теплой и сухой, пахнущей  табаком щеки деда и горячей, солоноватой от пота щеки бабушки.


         Помню верстак под навесом, развешенные по стене инструменты, гора стружек. В молодости дед делал все, что нужно было в конной деревне: сбрую, дуги, колеса, сани и ходки, деревянные грабли и вилы. Инструменты делал не только для себя, но и для соседей. Я любила наблюдать за его работой. На крыше сарая всегда лежал запас новых инструментов.


        Тут же под навесом каждый год гнездились ласточки. Помню, что однажды летом все ласточата погибли. Возможно, родители накормили их ядовитыми мошками (поля тогда еще опылялись ядохимикатами), или по другой причине. Только  зимой этого года дедушка с бабушкой переехали на другое место жительство. Сначала опустел домик ласточек, а потом и дом хозяев.  Вскоре, он стал заброшенным, а сейчас там и вовсе пустырь.


       Но в моей памяти этот дом теплый, ухоженный, полон жизни. Какой хлеб пекла бабушка! Это было настоящее священнодействие. Хлеб пекли в русской печи, обычно в холодное время года. Вечером варилась картошка в мундире и протиралась через сито, сеялась на столе мука – для прогрева. Бабушка вставала часа в три-четыре ночи и на протертой картошке заводила опару.


      Следующий подъем – в пять-шесть утра – нужно завести тесто на хлеб. Потом идут хозяйственные дела: коровы, телята, птица. В восемь часов  растапливалась русская печь дровами, припасенными с вечера. Весело было смотреть на открытый огонь, языки пламени вырывались из зева печки и улетали в трубу. Было уютно и спокойно. За окном мороз, а здесь тепло от печи разливается по всему дому. Пока топится печь, бабушка выкатывает булки на столе – для расстойки. Их ровно девять. Девять булок в три ряда умещались внутри бабушкиной русской печки.


      Наконец, печь протоплена. В ход идут кочерга, совок, метелка – инструменты для выгребания углей все насажены на длинные шесты. Лопата для высадки хлеба плоская, деревянная тоже на длинной ручке. Хлеб высаживается в зеве печи прямо на чисто выметенные кирпичи. Печь закрывается заслонкой. Булки пекутся примерно час, за который бабушка несколько раз смазывает булки водой с помощью гусиного крылышка, прикрепленного к длинной ручке, чтобы корочка не подгорела.


      По дому разливается вкуснейший запах хлеба. Из остатков хлебного теста бабушка выкатывает калачи. После выемки булок, в печь уже на противнях идут калачи. Вот и калачи на лавке стоят бочком друг к дружке, накрытые чистым рушником. А в печь отправляются либо булочки-шанежки, либо пряники. И когда только бабушка успела завести тесто? И после всего в почти уже остывшую печь идет пара противней с чисто вымытыми семечками. Поджариться они, конечно, уже не успевают, но за час-полтора становятся сильно высушенными, приобретая свой неповторимый оттенок вкуса. Моя сестра до сих пор любит именно такие семечки.  А моя институтская подруга,  приехав с Камчатки, и, попав на бабушкины горячие калачи со сметаной, так была ими пленена, что долгие годы в каждом письме передавала бабушке приветы, памятуя о незабываемом вкусе ее калачей.


      Вот еще из детства. Каникулы, летнее утро, бабушкин дом, просыпаться и вылезать из бабушкиной перины не хочется. Солнце бьет в окна, уже позднее утро. Слышу тихие шаги. Я проснулась, но глаза не открываю. Слушаю, как бабушка жалостливо вздыхает и охает, потихоньку придавливает тюлем мух на окнах, заставленных цветастыми геранями. Знаю, что она пришла меня будить, но всячески оттягивает этот момент. Лежу и думаю о том, что бабушка встала в четыре часа утра, чтобы в пять проводить коров за пастуха, переделала кучу домашних дел, накрыла на стол и, подгоняемая нетерпением деда, пришла будить меня, «принцессу».


       Мне становится ее нестерпимо жалко, и я открываю глаза. Смотрю на рога косули, повешенные над кроватью, на которых мне знаком каждый бугорок, потом перевожу взгляд на бабушку. Она глядит на меня и счастливо улыбается: проснулась! В изголовье кровати всегда был прикреплен на крепкой нитке бабушкин нательный крестик.
 
– Почему ты его не носишь?

– Не разрешают.

Кто не разрешает и почему – на этот вопрос она ответить не могла или не хотела. Забегая вперед, надо сказать, что в последние годы жизни крестик свой бабушка не снимала.


      Зимнее меню  было обильным и разнообразным. А летом, когда шел сенокос, и других неотложных дел было немало, старики наши питались очень скромно. Горячая еда готовилась редко, но с нашим приездом, - регулярно. Это было дополнительной нагрузкой для бабушки. А в наше отсутствие на столе была простая и полезная пища. Например, бабушка говорила:
 
– Ох, и нахлебалась я творогу!

Я не понимала, как это можно творог хлебать. Оказывается, очень просто. Хлебали творог, обычно после бани. В заранее принесенной колодезной воде размешивали протертый творог – вот и готова похлебка, очень хорошо, кстати, утоляющая жажду.


       Или готовили холодный редечный суп: тертая на мелкой терке редька разводилась рассолом с водой, в нее добавлялся вареный резаный картофель, огурчики, горсть творога, лук,  а в конце – ложка сметаны. Или готовилось «макало». Это яйца взбивались с солью – вот и готово макало, в которое обмакивался хлеб.  В погребе всегда хранились кастрюльки с солониной – бараниной и свининой, которая после вымачивания отваривалась и подавалась к столу в холодном виде. Никакой колбасы не надо!

      Зимой же бабушка делала лакомство «сырчики», которые заменяли нам мороженое: творог размешивался со сметаной и сахаром, затем раскладывался на противень лепешечками, в каждую из которых втыкалась лучинка. После заморозки сырчики приобретали удивительный вкус. Мои дети часто просят полакомить их сырчиками.



                8

       Бабушка обладала удивительной памятью. Она получила всего два класса образования. Но, говоря о любом своем знакомом, точно называла день рождения его и членов его семьи, дни свадьбы, дни поминовения и другие памятные даты. Соседки, желая вспомнить забывшуюся дату говорили:

– Надо у Веры спросить, – знали, что она никогда ничего не перепутает.


       Имея светлую голову, она не препятствовала образованию любимого сына.  Последние классы Виталя оканчивал в городе.  Учиться было сложно, потому что жить приходилось на квартире. А люди попадали разные. Но желание учиться пересиливало все. После школы Виталий работал трактористом в совхозе.Однажды, подошел к нему приятель и пригласил за компанию попробовать поступить в сельхозинститут. Виталий согласился поддержать друга и поступил, а его приятель нет. Вот такая ирония судьбы.


      В то время не принято было отправлять детей на учебу так далеко от дома. Но у родителей Виталия хватило мудрости не препятствовать образованию сына.


      Однажды, произошел трогательно-курьезный случай. Как-то зимой бабушка решила навестить сына в Иркутске. Для такого случая нарядилась во все самое лучшее – новые валенки, шаль, и пальто с цигейковым воротником (мечта ее детства). Все бы ничего, да пальто было длинновато  - полы касались земли. Виталия, тогда уже современного студента, это несколько смутило. И он, взяв свою маму под локоток, повез ее к родственнице-портнихе, которая вмиг обрезала и подшила пальто до нужной длины. А бабушка всю жизнь потом вспоминала, мол, столько материала зря пропало. Люди того поколения, познав нужду,  были очень бережливы.

 
       Гордилась ли мать сыном? Думаю, что да. Но говорила об этом без хвастовства и даже с присущей ей иронией:

– Раньше звали меня всё Верочка да Верка, а как Виталя институт окончил, стали звать Вера Сергеевна.


       Виталий в то время стал первым дипломированным молодым специалистом на много деревень в округе. Получив специальность, папа всю жизнь проработал главным агрономом. Много раз получал предложения о повышении по служебной лестнице. Но всякий раз отказывался, боясь представить себе жизнь вдали от мамы. У них – матери и сына были очень теплые, трогательные отношения. Для матери сын был в буквальном смысле светом в окошке. Она часто, по ее словам, простаивала у окна, из которого видна была дорога на Шубинский бор. Именно по этой дороге ездил сын. А папа вспоминает, что старался чаще посещать отдаленные отделения совхоза – Кутугун, Чемодариху, чтобы по пути заехать к маме.



                9

        Каждый знает, как трудно бывает простить обидчика.  И я благодарна бабушке, что она преподнесла мне такой урок христианского прощения. Она любила свою работу няни в детском саду, потому что очень любила детей, которые отвечали ей своей чистой и детской взаимностью. Поэтому, когда подошел пенсионный возраст, расстаться с любимой работой не смогла. Но так случилось, что помимо ее воли она была смещена на должность прачки, оторвана от своих любимых деток. Как она тогда плакала! Но старалась ни на кого не держать зла. И здесь удивляюсь я великому смирению этой поистине русской женщины. Когда сломалась старенькая стиральная машина, бабушка около двух лет стирала белье детишек на руках. И пусть садик был небольшой – около двадцати человек, но воду в прачку нужно было заносить на руках, слива воды тоже не было, вода грелась на угольной печи, которую тоже топила бабушка.  А она не озлобилась, со всеми была по-прежнему приветлива.


      Помню, на чьих-то похоронах бабушка встретилась с одной из женщин, которая участвовала в ее смещении с работы няни. Эта женщина плакала и просила у бабушки прощения, жалуясь на свою жизнь. А та плакала вместе со своей обидчицей, искренне жалея эту женщину, из-за которой она столько пережила. Потом я громко возмущалась:

–  Баб, ну, как ты можешь!  Эта женщина столько плохого для тебя сделала! Ты столько слез пролила!

 На что она с неизменным смирением виновато ответила:

 – Чего уж теперь. Видишь, и у нее жизнь несладкая.


       Она никогда не превозносилась, не ставила себя выше других. Всегда искренне хвалила человека, подбадривала. Будучи в гостях за столом, просила рецепты выпечки. Я спрашивала:
 
 – Зачем ты просишь рецепты? Ведь твоя выпечка – лучшая в мире!

Бабушка вздыхала:

– А мне кажется, что у людей вкуснее.


                Окончание см. по ссылке


http://www.proza.ru/2015/01/09/581