Егор

Мне было тринадцать лет, Егору было семь, когда наш брат Антон заболел и умер. Наши родители были очень религиозны, поэтому они считали, что нет ничего страшного в том, чтобы дети присутствовали на похоронах. Я же несколько волновалась за Егора – мне казалось, он может испугаться. Но, кажется, брат вообще слабо понимал, что происходит. Он носился – сначала по дому, потом по двору, во время отпевания ходил по часовне, размахивая свечкой, хотел выйти на улицу. Родители его не пустили, тогда он бросил на пол свою свечу. Когда на кладбище все прощались с Антоном, Егор даже не подошёл к гробу. Родители сказали ему, что он должен поцеловать покойника в лоб, брат сначала заулыбался, потом сделал то, что от него требовали, явно не понимая, кому и для чего это надо. Если честно, я тоже этого не понимала. Очень тяжело я перенесла смерть Антона, сложно было поверить в то, что восковая кукла в гробу – это и есть наш брат. И прикасаться к этой кукле не хотелось. Подозреваю, что Егор не понял, что в гробу лежит Антон – слишком уж смерть изменила его. Объяснить Егору что-то родителям было некогда, а мне просто не хотелось.

Антон занимался музыкой, у нас в зале стояло пианино, которое никто не стал убирать. Однажды я застала Егора за тем, что он писал корректором на крышке инструмента: «Антон дурак».
- Что ты делаешь! – возмутилась я. – Ведь Антон умер!
- Ну и что? – удивился Егор. – Он всё равно это прочитает.
Я не нашлась, что ответить, и просто стёрла эту надпись. Если бы родители её увидели, Егору бы сильно досталось.

У нас дома было принято ужинать всей семьёй. Родители до сорока дней не убирали пятый стул из-за стола – считалось, что с нами сидит Антон. Мне было несколько не по себе от этого, а Егор, видимо, пропустил слова родителей про стул мимо ушей. На четвёртый день он уселся на этот стул.
- Не надо сюда садиться, - сказала мама. – Это место Антона.
- Он разрешает мне здесь сидеть, если я хочу, - ответил Егор.
Папа прикрикнул на него, Егор захныкал… Кажется, родители решили, что он просто смеётся над смертью брата. Я замечала, что даже спустя годы родители с опаской упоминают об Антоне, если рядом находится Егор. Будто бы они ждут от него слов, которые можно было бы назвать циничными, произнеси их взрослый человек.

Никто ничего не объяснял Егору, почему-то мы думали, что он всё поймёт сам. Ждали от ребёнка взрослой реакции. Возможно, родители помнили о том, как я восприняла смерть бабушки в пять лет, думали, что Егор отреагирует так же. Но мы с Егором очень разные, да и в пять лет мир видится не так, как в семь. Я помню своё тогдашнее сознание как чистый лист, я просто смотрела, слушала, делала выводы, которыми ни с кем не делилась. Всё принимала как должное. Наверно, для родителей я была удобным ребёнком. Если я что-то неправильно понимала, никто об этом не знал. Егора же выдавало его поведение. Я задумалась обо всём этом через несколько лет после смерти Антона, родители не поняли до сих пор. Не знаю, помнит ли Егор свои чувства в семь лет, но надеюсь, что да. Надеюсь, что он всегда будет их помнить.