A Perfect Darkness
Идея Набокова - рыба, у которой ещё нет названия, учёным неизвестен этот вид, чудом умудрявшийся до сих пор избегать их воспалённых жаждой познания глаз. У некоего художника по фамилии Синеусов умирает любимая жена, находившаяся на шестом месяце беременности. Опустошённый и раздавленный, он неожиданно сталкивается с зятем человека по фамилии Фальтер, которого знал в далёком прошлом, и о о котором говорят, что ему открылась главная тайна мироздания. Цепляясь за любую возможность не раствориться в бездне горя, а быть может и в попытке получить подтверждение существования после смерти, Синеусов встречается с новоявленным провидцем. Он видит перед собой измождённого человека, в котором при этом чувствуется дух, абсолютно чуждый природе homo sapiens, дух того, кто вышел за грани привычных нам понятий о добре, зле, морали... Фальтер сразу же предупреждает художника, что не собирается говорить о своей тайне. По его словам, она открылась ему случайно и так же случайно не убила, хотя будь на его месте кто-либо другой, его, скорее всего, ждала бы именно эта участь. Такое уже произошло с психиатром, под гипнозом вынудившим Фальтера рассказать о произошедшем с ним. Тем не менее, провидец разрешает Синеусову задавать ему любые вопросы, понимая, что самостоятельно тот будет не в состоянии приблизиться к истине. Дальнейший их разговор напоминает пресловутый театр абсурда. Фальтер сводит всё к невозможности понять то, чего ты никогда не чувствовал. Они расстаются, а через некоторое время Синеусов получает записку. В ней Фальтер пишет, что находится при смерти и готов сообщить... Следующие две строчки издевательски вымараны. На этом глава заканчивается.
«Есть ли подобие существования личности за гробом, или всё кончается идеальной тьмой?», - именно это хочет знать Синеусов. Идеальная тьма – какое идеальное определение. Будь я норвежским блэкером, обязательно назвал бы так свою группу. Нет, такую литературу противопоказано читать вечером, когда вещи открывают глазам невидимую доселе сторону. Тебя охватывает всепоглощающая потребность поделиться с миром увиденным, и ты воешь от невозможности это сделать. Мозг и душа скручиваются в едином спазме, и следом приходит мысль, что на следующее утро болезненное очарование исчезнет, и свет вновь привычно заиграет на полированных боках реальности. Подобное нужно осмысливать во тьме, подобное пишется теми, в чьих сердцах хватает населённых демонами комнат. «Рассуждения человечинки», - сказал Фальтер о нашем желании понять смерть. Да, среди счастливых в своём убожестве дегенератов встречаются и думающие, мучающиеся от собственного несовершенства и неспособности осознать и принять мир люди. Какой ужас и омерзение должно вызывать у них понимание того, что им отведена роль букашек, бесцельно ползающих по бесконечным телесам равнодушной Вселенной? И тогда становится объясним блэкерский протест, неистовое желание низвергнуть всё в бездну, без малейших шансов на то, что, уничтожив себя и других, ты сможешь уничтожить и объективную реальность. Есть те, кто задыхается под грузом выматывающих размышлений на тему, теологических виньеток и лже-прозрений. Они хотят ясности, хотят видеть вещи на предназначенных для них местах и страшатся того, что, даже если и существует некто, способный дать окончательные ответы, места в результате окажутся не теми и не там.
Два десятка страниц набоковской прозы дались мне с трудом. Проклятое стремление зафиксировать в памяти все ключевые моменты, выстроить план, руководствуясь которым ты станешь делиться прочитанным с другими, постоянно отвлекало моё внимание. Я не хотел этого, просто, видимо, таков мой личный метод борьбы с энтропией, способ создания иллюзии, что хаос бытия всё же подлежит упорядочиванию. Если следующие строки вам о чём-нибудь говорят, вы меня поймёте. «Тупой укол в сердце, вдруг среди ночи, как мелькание дикой твари промеж домашних чувств и ручных мыслей: ведь я когда-нибудь... Правда, это бывает у вас? Ненависть к миру, который будет очень бодро продолжаться без вас... Коренное ощущение, что все в мире пустяки и призраки по сравнению с вашей предсмертной мукой, а значит, и с вашей жизнью, ибо, говорите вы себе, жизнь и есть предсмертная мука...».
У Александра Грина есть великолепный рассказ «Мат в три хода». Его герой тоже вплотную приближается к пониманию сущности бытия и умирает, неспособный справиться с обрушившимся на него знанием. Забавная мысль: а вдруг Набоков именно поэтому оставил свой роман недописанным?
Свидетельство о публикации №215010600852
... Я сижу в полумраке комнаты и слышу звуки голоса любимейших существ - о да, я боюсь за них, когда-нибудь узнающих, что они смертны, и чувство ничем не уровновешиваемой вины терзает меня. Но проходит мгновение, и снова ликующая многоцветная радость обрушивается на меня. Мир так пленительно свеж, и так молод, и ощущение этого всегда оказывается впервые запечатленным...
Анна Гриневская 06.01.2015 12:34 Заявить о нарушении