Две теории

Пару лет назад, в маленькой пристройке, располагавшейся на территории военного университета,  начальник по воспитательной работе,  только что получивший новую должность (а именно – начальника по воспитательной работе), организовал благотворительный кружок или секцию, подходящего слова никто в вузе не мог подобрать, куда приводил с улиц подростков «без надзора». И можно сказать, тщательно подходил к делу, отбирая худших из них. К тому времени он успешно выпроводил на службу свой последний взвод (в числе которого был и Павел), и буквально не знал, куда девать  таланты, ища новые непаханые поля для  деятельности.
Его план (подсказанный, конечно, собственным тщеславием) заключался в перевоспитании   еще не ставших личностью, но уже деградировавших единиц общества. Ректор не возражал, увидев в этом, даже, некий гражданский подвиг и позицию.
Со временем, единиц набралось несколько десятков. Они активно посещали секцию.  Впрочем, особых изменений в поведении никто не наблюдал. Но ведь и «заведение» не имело официального статуса, поэтому о его существовании предпочитали молчать, и чем там занимались – не интересоваться. А полюбопытствовать стоило, как выяснилось потом, хотя бы ради собственной безопасности.
После нескольких «экспериментальных» лет, после честных попыток  развить интеллект и духовность в своих подопечных, воспитатель вынужден был оставить  затею. Некоторые говорили, что способностей у «учителя» оказалось меньше, чем у его «учеников». Однако, признавать или мириться с фиаско новая должность господину Ливневу не позволяла. И вместо духовных сил, он начал развивать в подопечных  физические.
Тут, естественно,  проректору сопутствовал успех и достиг он гораздо большего. Но в этом же заключалась и  ошибка. Руководство совсем забыло, что гражданский подвиг у нас, это почти всегда -  губительная авантюра,  только в редких случаях сулящая герою картонную грамоту и двухминутный ролик на ТВ. (Позднее,  репортажи с закрытой территории вуза прославили их в городе. И если о грамоте ректор не задумывался, давая согласие на «физдиспансер», то к сюжетам на телевидении оказался совершенно  не готов. И может даже был бы рад, если б не их враждебное  содержание.)
По договоренности, люди в тренировочных костюмах оккупировали сад только после окончания лекций в самом вузе. Проректор наметил границы своего «темного царства» колышками, на которых растянул полосатые ленты. И хотя границы незаметно расширялись, все было спокойно до тех пор, пока туда не забрели курсанты Куратора. Не вся рота, конечно, но вышеуказанные в полном составе. Казалось бы, между блестящей молодежью с обеспеченной и весомой родней и доморощенными атлетами, воспитанными практически на улице, в «кустарных» условиях, не могло быть общих тем. Однако, «разговор» состоялся. Неизвестно, какая надобность занесла  курсантов в садик. Но в сумерках они  зашли «за черту», отделявшую светлую сторону от сумрачной, легко обойдя полосатые ленты, как раз накануне позаимствованные вузовским дворником для оцепления еще какой-то не менее опасной территории – то ли грунт у коллектора обвалился, то ли лепнина с фасада поползла….  В общем, ошиблись в координатах.
Словно в плохом фильме, началось с классического: - «закурить есть?» На разумный вопрос курсантов, не помешает ли подобный допинг тренировочному процессу, услышали категорическое – нет.
  - Как раз и мальчики для битья пожаловали!- успел пояснить кто-то в стане спортсменов.
Произошла перебранка, и только появление сторожа не довело до крайности. Противники обменялись цветастыми угрозами,  на том и разошлись. Страсти вроде улеглись, но не надолго. Той же ночью кто-то выбил несколько стекол в зале для приема присяги. Проректор был вызван к ректору, но категорически открещивался от содеянного. Глава вуза пребывал в беспомощном состоянии. Ведь доказательств причастности участников секции не было, а иных  подозреваемых, по официальным бумагам, в вузе все равно не значилось. Однако, слухи просочились за стены заведения, и к нему с настойчивыми  вопросами стали приезжать встревоженные родственники курсантов. Долго держать в неведении уважаемых людей становилось невозможно…
Начальник по воспитательной работе сидел в своем кабинете, когда глава курса вошел к нему без стука, сразу обозначив тон предстоящего разговора.
  - Я поставлю вопрос о закрытии вашего притона перед руководством! – начал он, усевшись напротив оппонента.
  - Не понял? – едва дернув краем рта, осведомился проректор. Очки съехали на кончик носа, приоткрыв, наконец, миру довольно острый взгляд. - О чем вы говорите? Какой притон?!
  - Тот, что у вас за спиной, кстати! – указал Куратор пальцем в окно, находившееся позади воспитателя. В  нем  действительно был хорошо виден весь сад с постройками.
  - За моей спиной, – повторил тот, сверкнув окулярами,  - только годы безупречной работы, посвященной воспитанию молодежи, не раз, к слову,  оцененные руководством вуза и… страны!
  -  Конечно, - не унимался Анатолий Васильевич, - по бумагам его не существует, но мы-то  с вами знаем, о чем говорим.
  - Отнюдь! Если «притона» не существует, как же вы поставите свой вопрос? Каким боком?- проректор наигранно развел руками. -  Его не к чему прислонить…
От гнева у педагога перехватила дыхание:
  - Ваши годы работы… - Куратор откашлялся, -  оцененные руководством страны, - его видимо ущемило это словосочетание. -...дорого нам обойдутся теперь! И если не прислонить, то привлечь вполне можно!
   - Не считайте моих лет! – воскликнул проректор, тоже возбуждаясь, -  Не в пример вашим, их гораздо больше. Как и опыта! При этом я никогда не пользовался протекцией и не набирал себе особый курс, делая любимчиков из блатных сынков!
Куратор слегка побледнел. Все  в вузе знали, что свой первый курс он получил против желания, когда другие отказались. Это уж был достоверный факт, и тем обиднее прозвучали несправедливые слова коллеги.
  - Кого, в таком случае набираете вы, пользуясь  возможностями, предоставленными вузом?!- вскочил на ноги педагог.
  - Кого?! Сложных подростков! – выплюнул воспитатель.
  - Сложных? – насмешливо переспросил  Анатолий Васильевич.
  - Да! Я никогда не сторонился трудностей…
 - И создавали их другим. – закончил за него оппонент. – Теперь у всех нас могут быть проблемы! Они уже есть!!- повысил он голос.
  - Я беру с улиц малолеток, заблудших… и обездоленных, чтобы направить на путь.
  - С какой целью? Перевоспитать? Вернуть в общество? Вы сколотили банду!
   - Как и вы! – Платон Ливнев тоже вскочил на ноги. -  Дети – это будущее, в них наша сила… - он хотел добавить «и сила страны», но…
 -  Я понял,  вы  держитесь на «соплях»? – ехидно хохотнул Куратор, видимо не правильно поняв слово - малолетних. Оппонент на какое-то время завис. Затем…
  - А вы – на …! -  проректор произнес невозможное в приличном обществе слово. О чем  сразу пожалел, но было поздно. Куратор распрямил плечи и сдержанно заметил:  - Если б вы сейчас промолчали, возможно, еще и сошли бы за умного! - После чего развернулся и медленно вышел, захлопнув дверь.
Увы, но если б и он  тогда промолчал, по-умному, не начиная разговора, последствий, таких тяжелых и длительных, удалось бы избежать. Педагог понял это в тот же день, но изменить ход событий был не в силах, даже наоборот, ускорив обороты.
Машина Куратора, стоящая на парковке вуза, рядом с «садиком», оказалась первой жертвой борьбы двух педагогических теорий. Она была не дорогая, отечественного производства (на дорогих в вуз предпочитали не приезжать), но после того, как с ней «поработали» умельцы, русский стиль проявился гораздо отчетливее… Особенно на капоте и дверях. Витиеватым узором, как морозом, покрылась вся их блестящая поверхность, но узор этот   с оттепелью растаять не мог. При ближайшем рассмотрении оказывалось, что его  вывели неким острым предметом, с надавливанием разной силы и сложности. Проще говоря, обыкновенным гвоздем. Различие  рисунков объяснялось тем, что над машиной потрудилось сразу несколько «мастеров».
Куратор побывал у ректора, ректор на стоянке у машины, (с которой  другие педагоги поспешно убрали свои транспортные средства), но долго не мог добиться от начальства вразумительных слов. Связь вчерашнего инцидента с участием курсантов, и сегодняшнего, с участием машины, ректор категорически отверг. Видя, что нужной  реакции не будет, Куратор подошел вплотную и, понизив голос, вдруг заговорил свистящем шепотом:
 - В свое время вы пошли на уступки вашему заместителю по воспитательной работе. Хотя я  предупреждал о возможных пагубных последствиях. И вот во что вылилась вся эта безумная затея! – он протянул указующий перст в сторону  университета. - Вы держите под боком, на собственной территории «организацию», - (ректор болезненно сморщился при этом слове) –… в состав которой входят неадекватные имбицилы, способные на все!! -  теперь Куратор указывал  на испорченное имущество.
  - Уверен, здесь не было ничего личного. – замахал руками начальник вуза. - Мы даже не знаем точно – кто!
  - Ничего личного! – возмутился Куратор,  после чего заметил ректору, что пострадала только его машина, хотя выбор был достаточно большой. Даже раритетная ракетная установка, годами, и ночью и днем, стоящая неподалеку на постаменте осталась не тронутой. Лишь облупилась кое-где, потрескалась - но  без узоров…
  - Сегодня я имел неприятный разговор с проректором по поводу вчерашней стычки, и вот - итог! Он натравил своих амбалов, проинструктировал их!
  - Ну что вы! – ректор продолжал обмахиваться пятерней.
  - Может даже инструменты выдал! – не унимался Куратор. Вялость и бездействие начальства все  больше раздражали его.
  - Какие инструменты?! Гвозди, что-ли? – улыбнулся ректор, желая свести разговор к шутке.
  - А вы хотите, чтобы они вооружились чем-то более серьезным?! Кажется, ключи от арсенала тоже у него… - напомнил неожиданно Куратор, злобно сверкнув глазами.
Последняя фраза, сказанная, скорее,  для красоты и силы, напугала ректора гораздо больше, чем изуродованный чужой автомобиль.
Поднявшись в кабинет, он долго стоял у окна,  глядя на пристройку в дальнем углу сада. Сегодня в ней не было «занятий», свет в окнах не горел, и она вдруг показалось ему куда мрачнее и опаснее, чем раньше. Что-то еще, затаилось там, среди скрюченных стволов старых яблонь…
Пару  месяцев назад, проректор действительно выпросил дубликаты ключей  от арсенала под предлогом обустройства музея. Сейчас этот предлог казался все более сомнительным, хотя ректор был там и видел развешанные на стенах знамена, остатки древнего оружия, пулеметов и винтовок первой мировой. Большинство находок, как похвалился заместитель, были выкопаны его отрядами, занимавшимися на досуге военно-историческими изысканиями… Глава вуза буквально схватился за сердце, вспомнив фразу воспитателя, гордо произнесенную в конце: - Все оружие восстановлено, и в прекрасном состоянии! 
 Тогда он не придал ей значения, но после слов Куратора, она  представала в  ином свете… Впрочем,  новый удар пришел совсем с другой стороны, и ровно через сутки.
Не смотря на то, что начальник учебной части предусмотрительно пересел на общественный транспорт, его машина стала номером вторым в скорбном списке испорченного имущества. Она стояла во дворе, прямо под окнами квартиры, где вечером следующего дня и была облита ярчайшей краской, которая сильно контрастировала с изначальным цветом и светилась в темноте. Пока воспитатель добирался домой, раскачиваясь  в троллейбусе,  краска успела засохнуть и въестся. Зачинщиков безобразия снова не нашли, хотя  проректор  засыпал начальство уже не намеками, а именами …
В следующем  месяце бесчинства продолжились, произошло несколько инцидентов с парой подбитых глаз и разбитых носов. Но случались и более серьезные ЧП. У некоторых курсантов из раздевалок стали исчезать дорогие вещи. Спрашивается, зачем же приносить их на учебу. Однако, речь шла о молодых людях, у которых все вещи были дорогие – часы, носки и даже шариковые ручки. Разумеется, все пострадавшие числились за взводом  Куратора. Хотя надо отдать должное, понесли потери и воспитанников «спортшколы».  Опять-таки неизвестные злоумышленники взломали двери пристройки и вывели ряд тренажеров  из строя. Ком мелких неприятностей «полетел с горы»… Нехорошие слухи,  подтвержденные, на сей раз, очевидными фактами, стали проникать за стены вуза. Пошли газетные статьи, и даже репортажи.
 Ректор, наконец-то, проявил характер, махнув на гражданский долг,  и вскоре пристройку заколотили. Неизвестно, как к этому отнесся «учредитель», но остальные педагоги  едва ли не аплодировали. Положительную и решающую роль в  деле двух  «хозяйствующих субъектов» сыграло известие о прибытии госкомиссии,  из-за чего стало невозможным   дольше держать у себя неразрешенное «общество». Вуз вздохнул с облегчением. Проректор был повержен, а Куратор  впервые пригласил к себе на маленькое торжество  особо отличившихся курсантов, что затем вошло у них в традицию…
Впрочем, после закрытия пристройки противостояние не закончилось, оно лишь переместилось, и теперь полем битвы стал весь город. Чаще всего, конечно, элитный центральный район, где проживало большинство из участников со стороны армейских, да  и  сам первый зачинатель спора…
И вот новое столкновение, по словам свидетелей, закончившееся угрозами в адрес педагога. 
Внимательно прослушав весь рассказ  до самого конца, курсанты  решили  не оставлять их без последствий. Шумно обсуждая услышанное, все двинулись к злополучному месту. Никто из них, при этом, не брал в расчет тот факт, что перепалка произошла как минимум два часа назад. Однако, сквер не пустовал и в это время. Такой насыщенный мероприятиями день, похоже,  мирно кончиться  не мог...
Несколько человек из числа футбольных фанатов расположились  на том же месте, что и группа оппонентов педагога. Завидя их,  молодые люди пришли в неописуемый восторг. Конкретно своих знакомых по «садику»  никто не приметил. Но это уже не играло никакой роли.  Ведь все признаки противной стороны  представали, как говориться,  на лицо…  Тиффози  были пьяны, к тому же вполовину меньшим числом, чем курсанты. Они отдали все силы на стадионе (отдирая пластиковые сидения от шурупов) и не ожидали, что от них потребуют новых усилий…  Атака была молниеносной, по все законам ведения современной войны. Начался «замес». Правда, старшие товарищи, имевшие звания, осмотрительно не участвовали в драке, выкрикивая советы со стороны, но и тех, что бились, оказалось достаточно для  безоговорочной победы…
И если бы давешние старушки не ушли на покой к этому позднему часу, а присутствовали в сквере, они, вне всякого сомнения,  остались бы  довольны увиденным. В похожей обстановке курсантами действовали гораздо жестче педагогов. Во всяком случае, обошлись без слов…