Тоннель Двадцати пещер

Глава 4
Тоннель «Двадцати пещер»

«Не так уж всё и плохо! Может быть, вместо равнодушных родственников я приобрету друзей. Ведь всё может случиться», — успокаивал себя юный Руторг, последний раз окидывая взглядом комнату, где он провёл первые восемь лет своей жизни. Боль при осознании того, что он, возможно, больше не увидит дорогую Доамэль, только усиливалась. Нет, простого «спасибо» было совсем недостаточно, чтобы выразить благодарность за то, что она была единственным его другом.
Руторг всхлипнул, но тут же прикусил губу, вспоминая о том, как его брат, Глоторг, издевался над ним, когда тот давал волю эмоциям. Вместо того, чтобы распускать нюни, Руторг решил запомнить до мельчайших подробностей комнату такой, какой он её оставляет.
Длинные шёлковые занавеси закрывали высокое окно, и, как всегда считал мальчик, были совершенно бесполезными, так как не в силах были задержать солнечные лучи. Само окно состояло из пятидесяти разноцветных стёкол, бросающих цветные блики на стены и пол комнаты. По всему периметру помещения на стенах в шахматном порядке висели незажжёные свечи в золотых подсвечниках, а сами стены были увешаны старинными гобеленами. В углу комнаты располагался «игральный уголок» — там стояла качающаяся лошадка, на которой, казалось, совсем недавно ещё Руторг любил коротать летние вечера, воображая себя Бравым Рыцарем, смелым и гордым, как его брат. Рядом лежала огромная коробка с большими, в два пальца высотой (и довольно тяжёлыми) солдатиками. В самом центре игрального уголка красовался игрушечный замок, стены которого были вылеплены из бирюзового металла «эльфийских слёз». В замке было три этажа (на каждом из них в ряд стояли кобылы с всадниками), а на самой высокой башне красовался золотой флажок.
Кровать Руторга была в два раза длиннее его самого в длину и в пять раз больше в ширину. Спинка была украшена серебристыми узорами (вязкий металл доставался из плачущих деревьев, и ковался ремесленниками — драгоценнерами). Пол, разрисованный какими-то мелкими изображениями забавных животных, был сделан из мрамора, и зимой был настолько холодным, что ступать по нему было прохладно даже одев зимние башмаки.
Руторга всегда поражало то, насколько роскошно была украшена его комната. Точнее, сначала он попросту не обращал на это внимания, так как был слишком мал, но после того, как он побывал в скромной комнате своей няни, где помещалась всего-то одна кровать и туалетный столик, он всё чаще стал задаваться вопросом, зачем ему такая роскошь, когда она ему и даром не нужна, а такие достойные дамы, как его няня, вынуждены жить в нищете.
Больше всего в комнате Руторгу нравился чёрный камин с потрескивающими поленьями. Он был украшен фигурками рыцарей из чёрного мрамора, и ночью, когда только свет камина освещал просторную комнату, мальчику казалось, что фигуры людей оживают, и они шёпотом переговариваются друг с другом и изобретают план побега.
За обеденным столом мальчик был нем как рыба, несмотря на все безуспешные старания брата, всеми усилиями провоцирующего Руторга. Мать пару раз осаживала Глоторга, но, как казалось Руторгу, лишь следуя общепринятым правилам поведения за столом. В этот день все вокруг казались мальчику настроенными враждебно, и, в особенности, его родители.
Руторгу никогда не нравился обеденный зал. Он был слишком просторным, напыщенным и неуютным. Небольшие мозаичные окна располагались высоко, под самой крышей, но ввиду их огромного количества, они отменно освещали помещение. На стенах висели огромные, в несколько метров высотой гобелены и вышивки, а также древние доспехи и рога каких-то странных чудовищ. Обеденный стол был настолько длинным, что голос человека, сидящего на противоположном конце, был едва слышен. Так как семья лорда Грэнторга состояла из четырёх человек, отец и мать семейства садились за противоположные концы стола, а два сына имели право занять любые места по всей его длине (с разных его сторон). Обычно получалось так, что садились мальчики как можно дальше друг от друга.
 — Отец! То есть... лорд Грэнторг, — быстро исправился Руторг. — Мы поедем в Друздей через тоннель Двадцати пещер?
 — Разумеется, сын мой. Твой вопрос кажется мне весьма странным, — отец настолько часто отвечал данной фразой на задаваемые ему вопросы, что Руторг вспыхнул от гнева, но не подал виду.
Сердце у юного Руторга ушло в пятки. Хотя он и не ожидал услышать другого ответа и задал вопрос скорее затем, чтобы хоть что-нибудь произнести за столом (излишняя молчаливость казалось подозрительной).
Другого ответа не ожидалось, так как всего в стране Глориат было совсем немного способов передвижения: по морю (вдоль побережья), верхом на синаласах, животных, обладать которыми имели право лишь  Бравые Рыцари и очень богатые люди, а также способ передвижения подземный — по тоннелям, проложенным от каждого города Восточной Длани ко всем остальным. Конечно же, никуда не делся традиционный способ передвижения — на повозках, запряжённых кобылами. Но этот способ считался оскорбительным и неподобающим для элиты общества и уместным лишь для самых низов. К тому же, уступал в быстроте перемещения подземному способу в несколько раз.
Наступило время прощаться. Руторгу опять показалось, что родители гораздо более душевно проводили его брата, нежели его, хотя он сам ехал в дом Бравых Рыцарей первый раз в жизни.
Нет ничего труднее для маленького ребёнка, чем сдерживать свои эмоции. И Руторг порой сам не понимал, как у него это выходит. На этот раз он даже не пытался скрыть слёзы, давно текущие по раскрасневшимся щекам, несмотря на бесконечные усмешки брата. Руторг поцеловал мамину руку, сухо протянутую на прощание.
 — Матушка... — сквозь слёзы прошептал мальчик, посмотрев на мать с надеждой. Родители никогда не были близки Руторгу, видел он их только за обедом, завтраком и ужином, остальную часть дня они занимались своими взрослыми делами, в которые он не хотел вникать. Часто он не находил себе места, не в силах выразить словами то, чего ему так хотелось. Хотя порой ему не доставало элементарного родительского тепла, которое были не в силах дать все няньки вместе взятые.
 — Леди! — строго поправил сына отец.
 — Сын мой, я верю, что ты оправдаешь наши ожидания, и вступишь в новую жизнь с достоинством, как это сделал твой брат. В этот важный момент твоей жизни хочу сказать... — женщина замолкла, будто пытаясь справиться с чем-то, по её лицу пробежала тень. Руторгу даже показалось, будто в её глазах таилась какая-то непонятная ему боль. Но не прошло и десяти секунд, как лицо женщины вновь стало холодным и настолько спокойно, как только это возможно, — Во всём держись Глоторга! И, Глоторг, перестань задирать брата!
 — Я люблю тебя, мама! — не в силах больше сдерживать рыдания, мальчик стремглав выбежал из замка.
 — Сомневаюсь, что он сможет оправдать ваши ожидания, лорд Грэнторг, если вечно будет вести себя, как сопля! — усмехнулся Глоторг.
 — Боюсь, что и ты не сможешь постоянно их оправдывать, если вечно будешь выражаться как простолюдин, сын мой, — холодно отрезал отец.
Руторг настолько погрузился в собственные мысли, что уже почти забыл про свой страх перед предстоящей поездкой до тех пор, пока они с отцом и отцовской свитой (пять человек, двое из которых были Бравыми Рыцарями) ни подошли ко входу в подземный тоннель. Сейчас Руторгу казалось, будто он может видеть каждого человека насквозь — видеть как в груди у каждого из них вместо сердца лежит кусочек льда, неподвижный и безмолвный, как ледник в каком-нибудь замёрзшем океане. А как тогда будет выглядеть сердце Доаэмель? — задумался мальчик. Вряд ли оно похоже на льдину. Скорее, что-то, напоминающее разгорающиеся угольки из чёрного камина. От этой мысли Руторгу стало теплее.
Вот и вход в тоннель.
Мальчик судорожно сглотнул. Он ещё не слышал, но уже всем существом своим ощущал, как глубоко под землёй движется нечто гигантское — огромный тридиад.
Тридиадов ещё называли червяками-многоножками. Существа, около пяти метров в длину, издревле обитали под землёй, питаясь земными минералами и корнями растений. Несмотря на свой грозный вид (длинное членистое тело, покрытое серыми щетинками; бесчисленное множество чёрных ножек, напоминающих увеличенные во много раз лапки паука; розовые чувствительные щупальца на голове существа, покрытые слизью) тридиады с охотой поддавались приручению. Они были абсолютно безобидны для людей, не были склонны к агрессии, даже при всём желании покалечить человека они смогли бы сделать это, разве что случайно раздавив его, к примеру, если какой-нибудь несчастный ляжет прямо на земь тоннеля (тридиады не обладают глазами).
Сам тоннель был вырыт сотни лет тому назад и на самом деле представлял собой подземные пещеры, соединённые друг с другом «перемычками». Через каждый километр внутри тоннеля располагались особые «эвакуационные центры», где постоянно находился кто-нибудь из специально обученных людей — на случай, если кому-нибудь из пассажиров станет плохо, или сам тридиад вдруг получит «неисправность».
Скорость движения тридиада восхищает многих до сих пор — несмотря на огромный вес существа, его бесчисленные ножки ловко цепляются за крупные комья земли, за камни и выступы, а сокращение «шейного» и «хвостового» членика помогало приобрести необходимую скорость. Кабина для пассажиров (вырезанная из цельного куска гигантского чёрного дуба, неподдающегося горению) располагалась прямо по центру тела животного и состояла из открытой и закрытой частей, в каждой из которых располагалось по несколько фонарей.
В нос ударил запах сырой земли, каких-то несъедобных грибов и ещё чего-то очень неприятного (по всей видимости, то и был тот характерных запах тридиада, о котором Руторг столько раз слышал). Мальчик в очередной раз поразился логике взрослых. По их мнению добираться до места назначения в чистой тележке на милой и опрятной кобыле — оскорбительно, а нестись под землёй на грязном вонючем непонятном существе — очень почётно и престижно?!
Одна из причин, почему Руторг так сильно страшился поездки под землёй — постоянные рассказы его брата. Конечно, мальчик догадывался, что больше половины этих рассказов — пустое враньё, страшилки, дабы его напугать. Но в нежном возрасте Руторга детям свойственно верить рассказам, пусть даже очень абсурдным, и на всякий случай их бояться.
Ни раз Глоторг, понизив голос до таинственного шёпота, повествовал о том, как свистит ветер в ушах, когда несёшься верхом на огромном тридиаде. Как червяк время от времени изрыгает огонь и издаёт душераздирающие вопли. Как трудно держаться на его скользкой, покрытой слизью спине и не соскользнуть, когда не за что ухватиться.
Руторгу помогли забраться существу на хвост. К облегчению мальчика, спина тридиада не была покрыта слизью, но, шествуя по направлению к деревянной кабине, Руторг с ужасом ощущал, как неровная, мягкая опора то и дело проседает под ногами (видимо, тридиад умел дышать, как и все мы, хотя и делал это гораздо медленнее).
С непривычки Руторгу показалось, будто он ослеп. Ничего кругом нельзя было разглядеть, пока кто-то (видимо, человек из свиты отца) не начал зажигать фонари. Глаза скоро привыкли к темноте, и мальчик смог разглядеть деревянную кабину изнутри. С каждой секундой он чувствовал, как тридиад набирает скорость, но посмотреть, что происходит вне кабины, не было возможности, так как в ней не было окон. Никто не собирался вставать и перебираться в открытую часть кабины, и Руторгу пока что самому не сильно этого хотелось.
Пассажиры сидели молча, как будто соблюдая какой-то тайный обряд. Руторг вперился взглядом в двух Бравых Рыцарей, сидевших напротив. На них сверкали золочёные доспехи из какого-то тонкого, лёгкого, но очень прочного металла, богато украшенные лиловыми камнями шлемы лежали в руках рыцарей, а руки были в одинаковых кожаных перчатках. Глядя на них Руторгу ещё сильнее не хотелось ехать туда, куда они следовали, не хотелось становиться такими же мрачными, одинаковыми и заледенелыми, как эти двое.
Самым странным в сложившейся ситуации мальчику казалось то, что брат впервые за долгое время оставил его в покое. Сейчас как никогда он ожидал от того подколов, так как Руторг не мог совладать со страхом и чувством беспомощности, а колени у него предательски дрожали, будто бы только что кто-то пролил на него ведро ледяной воды. Посмотрев на брата, мальчик заметил, что тот был как будто сосредоточен на чём-то или даже... или он сам чего-то боялся! Эта мысль просто поразила Руторга. До сих пор он и не думал, что брат может чего-то бояться.
С каждой минутой пути люди, находившиеся рядом, казались Руторгу ещё более чужими, чем обычно. Как будто все они молчат ему на зло, как будто все сговорились и замышляют что-то против него.
Духота стала совсем невыносима. Руторгу казалось, будто он разучился дышать, и его лёгкие кто-то сжимает в комок. Он изо всех сил толкнул дверь и выбрался на открытую площадку. Несколько фонарей, прибитых по краям площадки, не давали возможности разглядеть то, что было впереди и позади тоннеля — невозможно было увидеть даже голову и хвост «чудовища», разве что только дубовую поверхность у себя под ногами и резные столбы по краям площадки. Руторг почувствовал на лице лёгкий ветерок и скоро успокоился настолько, насколько было возможно в данной ситуации.
К сожалению, чувство удовлетворения продлилось недолго. Появилось ощущение, будто за ним кто-то следит. Руторг обернулся, но дверь в кабину была закрыта. Мальчик судорожно сглотнул. В животе что-то зашевелилось.
Чёрная рука, чья-та костлявая, растекающаяся чёрная рука показалась на спине тридиада, словно кто-то карабкался наверх. Как будто сама рука источала тьму, как солнце источает свет. И хотя ничего, кроме руки, Руторг разглядеть не смог, более сильного страха он в жизни не испытывал. Обомлев от испуга, мальчик судорожно начал искать ручку двери кабины, но, как назло, никак не мог её нащупать.
Самым ужасном было то, что это чёрное Нечто так и застыло, не поднимаясь выше. Ожидание и совершенная неизвестность (непонятно, кем оно являлось и как выглядело целиком) сводили с ума. Руторгу чудился шёпот, доносившийся с того края. Мальчик отвернулся и зажмурился, но ему казалось, что чёрное Нечто может пробираться сквозь веки, будто оно оставило свой отпечаток на глазном яблоке, как бывает, если долго смотришь на яркий свет. 
Так и не сумев нащупать дверную ручку, Руторг наконец обрёл дар речи и закричал не своим голосом.
 — Папа, папа! Оно убьёт меня! — завопил он и потерял сознание.