Книга четвёртая - часть первая - главы 2, 3, 4

                Глава вторая

       В одном из пригородов Лос-Анджелеса мы с семьёй сняли уютный одноэтажный домик.
       Лос-Анджелес расположен посреди живописных гор. Его пригороды – чем они дальше от города, тем горы выше, и тем ощутимее их фантастическая крутизна. Неравнодушных к этим хребтам горы настраивают на эпическую дальнозоркость...
       ...Дикий Запад давно минувших лет! Сказать про тебя: что хочу, то и ворочу – никого и ничего не опасаясь – конечно, было бы преувеличением. Но твоя репутация была немногим лучше созданной о тебе легенде в знаменитых приключенческих вестернах. Здесь путешественников грабили вооружённые банды; от последних в таком разбое не отставали индейцы (известно, индейцы и белые друг к другу особой любви не питали). Долго представителями закона искоренялись здешние крутые нравы. Также эти пустынные земли заселялись, обживались. Тут, как и в других американских штатах, строились большие города; возводились мосты, прокладывались железнодорожные пути, автомагистрали. Селения – и сегодня именующиеся «деревнями» – постепенно становились похожи на маленькие заасфальтированные городочки. Словом – работали основательно, в темпе, по-американски; бодрились – отдыхая – в задорных ритмах кантри... а то и – гораздо позже – появившегося линди-хопа: головокружительного танца, как лучшего лекарства от лет Великой депрессии, национальных потрясений и мировых катаклизмов. – Это тоже было по-американски!

       Н (к рассказанному выше): Чего не скажешь о сражении в гавани Пёрл-Харбор на Гавайях! Когда Япония наделала там много бед Америке – последней было не до танцев...
       Н: Америка тогда, на Пёрл-Харбор, явно не выглядела суперменом... Впрочем, в подобные часы о том лучше и не помышлять: голова человеку дана совсем не для того...    
       Н: Однако из врагов – чьих-то личных или в лице даже целой страны – не каждый пустится в бесшабашный пляс, узнав о горестях своих недругов. Но и такие враги тоже есть. Это так, к слову...
 
       ...А ведь когда-то, давным-давно, для индейских племён померещились бы как с другой планеты их собственные грядущие потрясения... Спроси тогда индейца: «Что есть такое Старый Свет? Кто есть такие их королевские величества, именем которых одержимые европейцы алчно заарканят ваши племена? Покрывая загаром бледнолицых всадников, горячее солнце будущего Дикого Запада сквозь пробитые бандитскими пулями шляпы ударит в чьи горячие головы? Опалит чьи ковбойские щетины – под завывание койота порыжелой пустыни?!..» Индеец широко разинул бы рот!.. Мама дорогая!!! Краснокожих удивили бы меньше дУхи в невиданных обличиях, чем человеческие лица белых «пришельцев», которых водная стихия к ним принесла невесть откуда!.. Хотя вначале всё казалось очень романтичным и многообещающим: жаром великолепной новизны дохнула на европейцев природа – когда те, после слишком длительного, изнурительного плавания под парусами трёх колумбовых каравелл, наконец-то пристали к её неизвестной обители и впервые повстречали индейцев на лазурном берегу...
       ...Кровожадные насекомые, гремучие змеи! В них конкистадоры – а тем любителям чужеземной экзотики было не чуждо кровососущее слово «моё»! – на двух новых для них материках, казалось, нашли себе подобных. И в Северной Америке, и в Южной Америке этих ползучих гадов и сейчас можно встретить немало. Но дикая природа к себе их больше влечёт, чем медленно убивающая её цивилизация. От их укусов воинственный пыл новоприбывших сорвиголов или умерщвлялся вместе с ними, или доводил колонистов до белого каления...      
       ...А кто-то по здешним субтропикам долго шёл, скакал на коне, плыл на корабле – до самых тропиков: до знойного сердца Земли, делящего её на два полушария, – экватора...
                __________

       Передо мною вечнозелёные пальмы. Они ещё сохранили колорит «индейской» древности. Их ветви колышутся на ветру. – Дует ветер с запада, дует с востока, – дует отовсюду; бывает – с присвистом да воем – то в одну сторону, то в другую; вздымает волны тихоокеанского побережья, ими играя да прихлёстывая, – со всплеском могучим...

       Н (к рассказанному выше): Так и иммигранты не одно столетие прибывали в Америку, со всех концов света... Кого только из них не приносили с собой ветрА мировые!..
       Я: Это про тех, кто однажды взял и – вслед за Христофором Колумбом, Америго Веспуччи и другими мореплавателями – направил стрелку компаса своей судьбы к берегам Нового Света...
      
                Глава третья

                1

       Из Одессы от Ольги Павловны я по телефону узнал хорошую новость.
       Однажды, зимним вечером, Ольга Павловна возвращалась домой. Было тихо и темно... Вдруг – насторожилась: высокий здоровый парень по улице шёл ей навстречу, к ней приближался... Но когда тот окликнул её по имени-отчеству – все ночные страхи мгновенно улетучились: это был не кто иной, как мой друг и одноклассник Дима Газизов (прежде он носил фамилию Бессараб).
       – Я прилетел из Ялты, – сказал он Ольге Павловне. На морозном воздухе приятная встреча ещё более разрумянила их лица, освещённые уличными фонарями.
       Ещё школьником – старшеклассником – Дима несколько лет назад из Одессы переехал в Ялту. Там он школу и закончил. Собирался поступать в университет (но это сделает потом – когда он уже уедет жить в Санкт-Петербург).
       Дальше. Ольга Павловна пригласила Диму зайти к ней; он охотно согласился составить ей компанию. У неё дома его ждал сюрприз – один из экземпляров моего самодельного «Полного собрания сочинений»; этот экземпляр я специально ей оставил для него: когда бы Ольга Павловна Диму ни встретила – если такому будет суждено случиться – пожалуйста, пусть книжечку обязательно передаст моему другу.
       Дима оставил ей номер телефона, по которому я мог с ним связаться. Сейчас, при разговоре со мной, Ольга Павловна его телефон мне тотчас продиктовала, за что её поблагодарил.
       Между прочим, дело было в канун Нового года – первого года, который я буду встречать в Америке. Я решил не откладывать со звонком Диме – раз уж есть возможность опять услышать голос друга, а заодно его поздравить с годом наступающим. 
       Набираю Димин телефон. Трубку берёт его бабушка. (Бабушку Дима предупредил заранее, что я – а она меня знала как давнего школьного товарища её внука – могу позвонить.)
       – Это Слава КОРОЛЬ? – бабушка спрашивает.
       – Это – БАРОН, – слышит в ответ, и тут же зовёт внука.
       Мы были рады наконец-то снова услышать друг друга!
       Оказывается, Дима тоже пишет стихи. Кто их читает, о них хорошо отзывается. (Спустя годы его стихотворения мне самому доведётся читать на интернете; а ещё – его эссе: глубокие, берущие за душу, написанные отличным стилистом и мастером слова.)
       Также Дима поделился со мной впечатлениями о моей книжечке. Да, там есть красивые стихи. Но моё увлечение темой Вечной Юности, о котором он узнал из моих сочинений, Дима не одобрил.
       – Юность глупа, – скажет Дима. По его словам, мудрая старость часто удерживает её, ветреную, от необдуманных поступков и прочих безрассудств; старается угомонить пыл юности, когда он не доводит до добра.
       Может, со своей точки зрения – хоть это говорил мой ровесник – Дима прав. Но я... Не трудно догадаться, какими цветами я всё это окрашивал, вспоминая вечно юных Принца и Принцессу из фильма «Сказки старого волшебника»...
       На мои слова о том, что, если бы наступила Вечная Молодость, всё плохое с лица земли как в Лету кануло бы, – Дима также возразит:
       – Если бы перестало существовать зло, люди не смогли бы отличить хорошее от плохого. Человек не ведал бы, чтО творит.
       Но в мире, думал я, – в мире, где есть добро и зло, нередко именно так и случается. При их опасном, путающем карты соседстве, у человека глаз намылен! Есть чёрное и есть белое; но порой кажется, чёрное не всегда только чёрное, и белое не всегда только белое. Среди и властных и терпеливых полутонов белое не является человеку как откровение, способное привести к Вечной Юности – а ведь для того оно, белое, и существует...
 
       Вечная Юность: Если мудрец, навсегда помолодевший, сделается (по-своему!) «безумным», – так это ...от Счастья!.. А будь Я даром несовершенным, Я не была бы Вечной. Подобно тому как вечные ценности не были бы вечными ценностями, если бы хоть что-то в них устарело – и, что называется, взяло да вместе с самой мудростью утекло... (Вдыхает чистый воздух.)

                2

       Оживающая легенда – в отражении современной были:
       Друг (Христу): Боженька, не заметил ли Ты одну вещь. Некоторые люди, устно обращающиеся друг к другу на «Вы», в письмах это «Вы» пишут с большой буквы. Тогда как люди верующие мысленно к Богу обращаются на «Ты», хотя письменно это делают, уж разумеется, тоже не с маленькой буквы.
       Христос: Люди не видят, что этим «Вы» с большой буквы возвышают человека над Богом: так оно выглядит – письменно, на глаз.
       Друг: Человеку верующему, который считает это в порядке вещей, Ты мог бы сказать – продемонстрировать в дружеском шарже: «О, Ваше королевское многобожие! О, Марс и Аполлон, Юпитер и Сатурн в одном лице! Я, отставной Мессия, ниц припадаю к Вашим стопам!»
       Христос: ОТСТАВНОЙ МЕССИЯ! Теперь обо Мне лучше и не скажешь! (Почему Моими усилиями глупо и беспечно пренебрегли? Рассказал бы – да слов не хватит!..) Зато нынче ко Мне в письмах тоже иные обращаются на «Вы» с большой буквы. Такова ирония Моей мессианской судьбы!.. При этом, в живом общении... как-то очень естественно со Мной переходят на «ты» дети; они могут и не знать, Кто Я, а Я могу им этого не говорить, – но между нами подобное происходит невольно, мы и сами того не замечаем...
       Друг: Взрослые видят: с детьми Ты подчас находишь общий язык слишком быстро. Однако, в отличие от детей, многие взрослые застали время, когда Ты открыто людям называл Себя Мессией. – Тридцать лет тому назад!.. Но ни Ты с остальным миром, ни мир с Тобой от этого не сделались на «ты»... Более того: среди людей нашлись и такие, которые Тебя – как бы выразиться помягче... 
       Христос: «Распяли, но не сильно»!
       Друг: Да, как в песне Высоцкого.
       ...От взрывов вместе падают – убиваются – два близнеца-небоскрёба...

                Глава четвёртая

       Наша первая лос-анджелесская зима разразилась серыми ливнями!
       Дождь лил дни и ночи, лил не переставая. Кое-где с трудом можно было проехать: колёса машин в нескончаемых лужах утопали, их расплёскивали; автомобили, и грузовые и легковые, как бы нехотя сбавляли ход, один за другим понуро волочились; разжиженная грязь со всех сторон к ним прилипала снаружи; передние стёкла протирали щётками включённые водителями «дворники», «омывайки» мыли их брызгами собственных струй...
       Некоторые дома, рядом с океаном, затопило...
       ...Порой, в эти ненастные дни, я ложился и засыпал – с восходом, просыпался и вставал – с закатом, а ночью, когда родители и братик мирно почивали, в неусыпных раздумьях ходил-бродил по дому, изредка прислушиваясь к беспрерывно барабанившему по крыше и в окна постукивавшему дождю...
       ...Это – снова я от жизни чего-то ждал. Ведь моё тощее «Полное собрание сочинений» – теперь уже в качестве рукописи переданное папой туда, где могли бы напечатать книгу настоящую, а не самодельную, – оно лежало в редакции русскоязычной еженедельной газеты «Контакт». Всё-таки, несмотря на все погрешности моего дилетантского пера, литераторы-профессионалы согласились издать мои сочинения отдельной книжечкой. Правда, это стоило бы недёшево.
       Однако этого не случится...
       Ибо наши финансы пели романсы. Наша семья, некогда столь благополучная, в Америке слишком быстро стала напоминать обанкротившеюся семью Бэнксов из фильма «Мери Поппинс, до свидания!»...
       ...Была бы рядом Мери Поппинс!..

       Позже книгу с моими сочинениями издаст лос-анджелесский русскоязычный самиздат. На первый взгляд, книжка будет выглядеть неплохо: с переливами цветов белого и голубого на картонной обложке, с изяществом шрифтовых украшений – особенно в заголовках.
       Но её пятьсот экземпляров как безмолвные свидетели моей тоски так и останутся лежать дома, пылиться в коробках. Книга – написана убого, издана – при всей внешней изюминке – непрофессионально.
       Что мне с нею, такой нескладной, косноязычной, было делать? Луч надежды вспыхнул – и снова погас...
       «Время не стоит на месте, – думал я. – Миры, большие и малые, близкие и дальние, словно живые клетки, рождаются и умирают, делятся и умножаются, чтобы так и дальше – рождаться и умирать, делиться и умножаться – до бесконечности...
       До бесконечности?..
       А – я?!..»
                __________

       ...И было это ночью, и снилось мне, что я проснулся среди ночи, и была тиха, безгласна ночь.
       Вдруг – слышу в том сне – в дверь моей комнаты: тук-тук-тук.
       – Кто это?
       – ...Это – Я, СЕЛЕСТЕН!..