Клуб Апатия. Глава XV

ХV


Я немного устал от ночных посиделок в «Апатии», от общения с Агатой, и решил несколько дней посвятить собственному одиночеству у себя дома. Спокойно устранил все недоделки своей дворницкой работы, поменял метелку на черенке, поправил лопату, зашил дырку на рабочей спецовке. Сделал в квартире тщательную уборку: всюду вытер пыль, помыл окна, полы, протер старые плафоны, вычистил раковины.

Попил чаю с Мусей Владимировной. Она сообщила, что мне несколько раз звонила какая-то девушка, передала её номер, крупно записанный карандашом на обрывке газеты. Я взял обрывок, пошел к себе, сел на табуретку на кухне возле окна, закурил сигарету. Я знал, что звонила Даша, но не пошел сразу перезванивать. Просто сидел и долго глядел на её номер, на крупные цифры, начертанные старческой рукой. О чем она хотела со мной поговорить, что сказать важного, я даже не думал. А почему я не позвонил ей сразу же, как только получил номер? Решил сделать это потом, дать себе время морально подготовиться к разговору. И вот, когда я начал готовиться, я обнаружил, что не могу ей звонить. Это странно звучит, но точнее не скажешь: я почувствовал, что она не услышит моего голоса, если я позвоню. Так какой смысл звонить?
Я отчетливо почувствовал, что меня как будто не существует, как будто я в самом деле исчез. Остались только контуры тела, да еле слышный шепот вместо голоса. Я сделался даже не призраком, а просто пустым местом. Осталось потерять имя.

Откуда возникло такое ощущение? Всё было как всегда. Я ходил, разговаривал с разными людьми, передвигался с места на место, что-то делал… Всё как и раньше, всё как последние несколько лет. И вдруг меня осенило, что и раньше все эти годы меня почти уже не было. Я начал исчезать уже когда познакомился с Дашей. Мысль эта меня поразила. Необходимо было все понять, проанализировать. Я решил никуда не выходить из дома, сидеть в тишине и думать.

Я сидел весь день дома. Лежал на диване, часто переходил на кухню курить, садился там, на табуретку у окна, думал и курил.

 С какого-то момента жизни, еще в общежитии я решил опереться на что-то внутри себя, на какой-то незыблемый основополагающий монолит в основании души, чтобы не зависеть от переменчивости окружающего мира и разнообразных мнений. Я перестал обращать внимание на то, что говорят люди, на их эмоции и жесты, полностью предавшись углубленному самососредоточению. Люди вокруг постоянно искали внимания и признания, каждый их жест, каждое слово были попытками самоутверждения. Они очень старались и стараются. А мне было всё равно, я ни с кем не спорил, не отстаивал своего «я» в сонме других «я», а искал свое внутреннее сокровище. Я представлял его большим прозрачным алмазом. И… я понял, что никакого алмаза ни внутри меня, ни снаружи не существует. Он есть, если мы верим в его существование, и чем сильнее верим, тем он тверже. Вне нашей веры его попросту нет.

Наступил вечер. Мне захотелось выйти из прокуренной квартиры на улицу и освежиться. Весь день было пасмурно, а к вечеру стало почти темно.
В коридоре лампочку никто не зажигал, во дворике на единственном фонарном столбе возле лавочки - тоже. Я тихонько прошел по коридору, вышел на улицу. Весь большой старый дом был очень тих, ни в одном из окон не горел свет, просто темень наступила вот-вот и еще не явственно, поэтому никто не успел включить свет, а казалось, что все уже давно много-много лет спят и видят одни и те же старые сны.

 Воздух был мягок и прохладен. Я стоял неподвижно и смотрел на лавочку. Краска на её брусьях облупилась, один из брусьев вообще отсутствовал, на его месте зиял темный проем. Так я стоял очень долго, не менее двадцати минут, и абсолютно не двигался. Мне показалось, что я окаменел.

Скоро начнется осень, листва пожелтеет и начнет опадать, черная мягкая земля укроется подушкой из листьев. Станет холодно, а потом выпадет снег. Этот дом простоит здесь еще много-много лет почти неизменным; во внешнем мире будут происходить изменения, возводиться огромные ультрасовременные торговые и спортивные комплексы, многоэтажки, а этот старый дом, спрятавшийся от всех глаз за деревьями, не изменится. Быть может, только стены его еще более поблекнут, еще больше на них появится мелких трещин, да местами обвалится штукатурка. Во внешнем бурном активном мире забыли про этот дом. А так бы его, конечно, давно уже снесли.

Садик разрастется еще больше, еще беспорядочней, и тогда через переплетение ветвей вообще ни один солнечный лучик к нам не проникнет.
Я поёжился и направился обратно к себе в квартиру. Проходя по коридору, я не заметил Софью Сергеевну, Старую Мышь, которая тихо стояла у стеночки возле своей двери. Я только потом понял, что она там стояла, а когда проходил мимо, вообще её не увидел. Она слилась со стеночкой, к которой притулилась.

В новом своем кругу общения, моё «я» никак не проявлялось. В «Апатии» я вообще мало говорил – просто не хотелось. В основном слушал, что говорят другие. Когда было смешно, смеялся, когда было над чем задуматься, задумывался, но всё это как-то пассивно, будто не по своей воле. С Агатой, конечно, я разговаривал, но с ней никогда даже не возникало необходимости отстаивать свою точку зрения; не знаю, почему так получалось. Мы никогда не спорили и не ссорились. Она позволяла мне оставаться в самом себе, но там, как я уже понял, ничего не было, одна пустота. Агата позволяла мне исчезать. Ей было удобно – лучше уж такой любовник, исчезающий, чем кто-нибудь настырно завоевывающий свои позиции, придавливающий своим алчным «я» необыкновенное её собственное «я».

Её «я» находилось в поиске, не знаю еще каком, но поиске – она была не обращена ко мне. А я просто следовал за ней тенью. Можно и так выразиться. Когда пытаешься объяснить тонкие вещи, сложные душевные переживания или странные нюансы психической жизни, то лучше сильно не стараться. Яснее получится, если слегка обозначить штрихами.

Я почувствовал, что исчез, поэтому и не мог позвонить Даше. Но она-то ведь не исчезла. В том-то всё и дело.

Спустя несколько дней, она сама посетила меня… в теле.