Глава третья. Чернобыль

                Глава третья
                Чернобыль
1986 год, 26 апреля. В этот злополучный день случилась самая большая и самая страшная техногенная катастрофа на Земле-авария на Чернобыльской атомной станции, что в Украине под Киевом. Можно с уверенностью и без всяких преувеличений сказать, что это был самый «черный» день в истории Человечества. Во всех уголках Земли это тяжкое испытание для Человечества отдалось эхом и никого не оставило равнодушным, что уж говорить о тех, кто пострадал в первую очередь и больше всех. Вдруг все осознали, что и мирный атом может однажды сыграть злую шутку. Коммунистический режим страны Советов и раньше утаивал от своего народа масштабные катастрофы и негативные социальные взрывы типа событий в Новочеркасске в период правления Никиты Хрущёва, где против людей, вышедших на мирную демонстрацию,  было применено оружие на поражение, или события в Челябинске на предприятии «Маяк», где испытывалось атомное оружие, о чем мало кто знал, а другие держали «язык за зубами», подписав соответствующие бумаги о неразглашении гостайны. Таким образом, власти хотели поступить и на этот раз, совсем не представляя масштабы катастрофы и её последствий. Несколько дней сам факт аварии на ЧАЭС держался  в большом секрете, и так продолжалось бы, если б о катастрофе не заговорили в Европе, чьё небо также накрыло радиоактивное облако.  Радиоактивному заражению подверглись огромные территории Советского Союза и Европы. Погибло немало людей в первые же дни после страшной аварии при ликвидации последствий этой аварии из-за отсутствия опыта в проведении подобных работ, нанесён колоссальный экономический ущерб самой стране. И это в самый неподходящий момент для великой страны в период перестройки. В магазинах хоть шаром покати, прилавки пустели на  глазах, в связи с чем были введены талоны на основные продукты питания. Всё вдруг стало в страшном дефиците. Все средства страны были  брошены на ликвидацию последствий аварии. Что это? Результат человеческой расхлябанности на таком стратегически важном и небезопасном объекте, приведшем к такой аварии, или это глубоко продуманная акция наших политических недругов из-за рубежа, направленная на подрыв нашей экономики,  смены  государственного строя, и как следствие распада СССР? Разве они об этом не мечтают? А может это акция инопланетян, предупреждающая человечество о том, что пора с этими АЭС заканчивать и что всему есть мера? В этом ещё предстоит разобраться ученым, политикам и историкам. Те, кого чернобыльская авария никаким боком не коснулась, в том числе и меня, не имели ни малейшего представления об истинных её масштабах и о человеческих жертвах. Мне тоже казалось, что это где-то далеко даже от Москвы, и не так уж серьёзная авария. Поговорят недельку-другую, всё успокоится и забудется, а меня никаким образом эта авария на ЧАЭС не затронет. Так думали многие, но ошиблись. Всё больше и больше приходилось направлять в Чернобыль сил и средств по локализации и погашения ядерного очага. Последствия аварии оказались катастрофическими в мировом масштабе с далеко идущими негативными изменениями в международной политике. Можно предполагать, что авария на ЧАЭС явилась лакмусовой бумажкой несовершенства хвалённой социалистической системы в нашей стране. В политической системе великой страны появились первые серьёзные трещины. Чувствовалось, что не за горами грядут серьёзные политические перемены в стране. Коммунистическая партия, единолично руководившая на протяжении семидесяти лет, стремительно теряла свои позиции по всем направлениям. В семнадцатом году выстрел из «Авроры» возвестил о начале Октябрьской революции, авария на ЧАЭС в 1986году, по существу, стала началом конца этой революции. В воздухе пахло «грозой». Откуда-то издалека дул ветер перемен. Вся эта аналогия с залпом «Авроры» кажется мне не случайной. Интересно, что скажут политики. Жизнь между тем продолжалась своим чередом, и чем дальше от Чернобыля, тем спокойнее. 

В 1987 году у меня родилась дочь, назвали Мариной. Я не очень был рад этому событию, как ни странно. И на это были свои веские причины. Дочь у меня уже была, у супруги тоже есть своя дочь. Вот бы пацана родила, по моим бы следам пошёл в профессии, в моторе машины вместе ковырялись бы когда-нибудь, так нет. Тем более что роды, кажется, были непростыми, поскольку ребёнок родился с деформированной головкой, которая нормализовалась лишь через пару месяцев. Марина была аккуратной,  чистенькой блондинкой с голубыми глазами, но очень «крикливой»,  во всём полная мне противоположность, что очень меня удивляло. Я вообще подумал,  имею ли к этому отношение, поскольку со временем выявлялось всё больше и больше нестыковок по этому поводу, что не могло не тревожить меня. Может поэтому я и не был рад рождению ребёнка. Интуиция подсказывала мне, что здесь что-то нечисто, хотя внешне всё выглядело благопристойно. А кроме того, если это было и так, и благопристойно, то во всяком случае не от любимой женщины. Тем не менее в связи с этим у меня появились дополнительные заботы и затраты; кроватки, коляски, пелёнки, распашонки и бессонные ночи. Старшая дочь от первого её брака в то время училась уже в третьем классе. Так что для меня ни о каком домашнем отдыхе не могло быть и речи. Часто по ночам я задумывался, не поторопился ли на этот раз и не совершил ещё одной ошибки?  Разум мне подсказывал; «Лучше б не женился, и так было неплохо». Второй раз я наступаю на те же грабли и дважды одеваю на свою шею всё тот же неудобный и явно не  по моему  размеру  хомут.  Вот невезуха! Вроде бы я и в семье, а чувствую себя в одиночестве. Скорее от отчаяния, чем от мечты летом следующего года взял на рынке щенка типа овчарки. Поначалу, придя на рынок, такой мысли и вовсе не было.  Я подошел к  молодой женщине-продавцу, в корзине у которой  было трое щенков. Двое из них копошились в этой тесной корзине от холода, пытаясь найти выход из корзины, а третий сразу обратил на меня своё собачье внимание и смотрел мне прямо в глаза словно только и ждал, когда я подойду, пытаясь самостоятельно выкарабкаться из корзины продавца, двигаясь мне навстречу. Я и подошел. Вот тут и пришла  идея; «надо брать». Утром ещё было прохладно, щенки все дрожали от холода и голода. Взял я щенка за пазуху, а его беспомощного и дрожащего бедолагу всё также трясло как при лихорадке. Раньше у меня никогда не было своего щенка. Все дома были ему тоже рады. Ещё бы! Появилось ещё одно маленькое существо, за которым необходим был уход. Щенка почему-то назвали  Динкой. Она была любимой собакой детворы во дворе, а дома игралась с маленькой, умеющей только ползать, Маринкой. Щенки, что маленькие дети. За ними нужен глаз да глаз. Где обои разорвёт, где дверь разгрызёт, а то и обувь какая попадётся на её острые зубы по мере взросления. Тем не менее общение с четвероногим животным сглаживало напряженные отношения в семье и делало нас добрее. За три месяца щенок превратился в хорошую забавную собачонку с явными признаками «дворовой» овчарки. Благодаря новому маленькому живому существу появлялась маленькая надежда, что семейная жизнь постепенно нормализуется и войдёт в своё русло, не у всех же семьях всё в ажуре и в «шоколаде».

Однако, как ни странно, и чего я никак не ожидал, вначале августа  1988 года получаю повестку из военкомата, в которой в категорической форме сообщалось, что я обязан явиться в горвоенкомат для прохождения медицинской комиссии для командировки в Чернобыль. То, о чем я даже не предполагал, стало реальностью. Откровенно говоря, я думал, что меня это не коснётся и что обойдутся без меня. Тогда одно только упоминание о Чернобыле у многих вызывал панический страх, так как ассоциировалось  у многих с огромной черной дырой, которых немало имеется в далёком космосе, которая поглощает поблекшие звёзды. В огромной и  без того неспокойной стране на одну проблему стало больше. В мировой прессе только и разговоров о двух «горячих» точках в СССР; Афганистан и Чернобыль. Перестройка отошла на второй план. В «Афган» и Чернобыль нужны были молодые люди, среди которых случайно оказался и я.  Через неделю я должен быть уже в Чернобыле. Конечно, на медицинской комиссии при военкомате любой врач, с которыми мы были хорошо знакомы, мог дать заключение о моей непригодности, и на этом поставить крест на моей командировке, тем более что по возрасту я уже не очень для этого подходил. Да и в самом военкомате меня хорошо знали. Я ведь одно время работал в призывной комиссии. Конечно, можно послать туда кого-то помоложе и никому неизвестного врача. Никаких проблем в этом плане. Но какой из меня пропагандист, если страна в трудный для неё час призвала меня на службу, а я в кусты, как поступили многие коммунисты и некоторые молодые врачи в самом военкомате, а затем на областном сборном пункте. «Чему бывать, того не миновать»,-решил я. Принцип отбора был прост.



               

               
Призывнику не должно быть больше сорока, и если у него в семье уже есть один ребёнок, а лучше два, с расчетом, что после командировки в Чернобыль на прибавку в семействе рассчитывать вряд ли придётся. Наступил день отправки. Эта тема у меня дома даже не обсуждалась. Горевать по этому поводу некому было. В отличие, возможно, от других я уезжал в командировку в несколько другом настроении. Мне казалось, что для меня будет лучше, если я уеду куда подальше, чем оставаться дома с такими разлаженными семейными отношениями, несмотря на рождение ребёнка и приобретение щенка. В середине августа в конце недели в шесть утра, когда только светало, но было ещё прохладно, все отобранные «командировочные» с повестками на руках и с «провожающими» собрались у горвоенкомата. Народу оказалось много. Они занимали  всю проезжую часть дороги напротив военкомата. Отличить будущих «ликвидаторов» от «провожающих» невозможно ни по возрасту, ни по настроению. Провожали нас как на войну со слезами. Таких великовозрастных призывников оказалось больше тридцати. В красном уголке военкомата дежурный офицер капитан Иванов  ещё раз провёл перекличку по своему списку и дал команду «с вещами на выход» на посадку в автобус.  Небольшой  автобус набился битком будущими «ликвидаторами». Группу в тридцать с лишним человек сопровождал старший лейтенант из военкомата. Подобные поездки в областной сборный пункт с таким «контингентом» для него не впервые за два года. За две минуты до самой отправки одному молодому человеку определённо повезло, что его очень «странным» образом и в спешном порядке отправили домой, где его ждали не на шутку озабоченные и переволновавшиеся родители, которым удалось вовремя «отрегулировать» эту семейную проблему. Однако, как поётся в песне, «отряд не заметил пропажи бойца» и двинулся вперёд в сторону  Владимира. Может это и к лучшему, что «не заметил» бойца, с таким в разведку всё равно не пойдёшь. В автобусе оказалось очень прохладно и некомфортно,  и только подъезжая к Владимиру, мы немного адаптировались к холоду и успокоились. Старший лейтенант, хоть и молодой офицер, оказался совсем некомпанейским товарищем и довольно скучным «солдафоном». В дороге больше молчал, в разговоры «призывников» не вмешивался, вроде и не молодых мужчин-защитников отечества сопровождал, которых следовало бы на всём пути морально подбадривать, всё-таки не на прополку свеклы они едут в соседний колхоз, а вёз ящики с патронами и со взрывчаткой. В общем, привезли нас в областной сборный пункт облвоенкомата, что в центре города напротив Дворца Пионеров. И нет чтобы сразу завести в помещение всех приехавших из других городов, а во дворе поставили всех в строй и ждали местное областное начальство. Хорошо ещё, что не было дождя. Мы стояли в строю, и нас  трясло от переохлаждения, зубы цокали помимо нашей воли, зуб на зуб не попадал. У некоторых лица сменили окраску, приобрели  синюшный цвет. Все топтались на месте, переминаясь с ноги на ногу. Все только и думали, когда же это издевательство закончится. Нас словно проверяли на прочность. Может в этом плане не повезло только муромским «ликвидаторам», поскольку везли нас в холодном автобусе? Ещё одна перекличка. Минут через сорок, наконец, нас завели в помещение и мы расслабились, пошли в курилку. «Ну всё,- подумал я,- после такого бессмысленного переохлаждения в строю простуды не избежать». Затем нас снова собрали вместе, разделили на две большие группы для собеседования. Представитель областного военкомата подполковник Нечаев по списку с каждым в отдельности побеседовал на предмет добровольного согласия отправиться в Чернобыль. Некоторые, и чаще почему-то коммунисты, категорически отказывались, у врачей согласия не спрашивали, и так обязаны по Конституции. Мне запомнился один солидный товарищ из Коврова, коммунист, зам. директора завода по снабжению, и совсем ещё молодой врач из Киржача, только что после института. Оба под разными предлогами  пытались как-то освободиться от такой «добровольной» повинности, но молодому врачу напомнили Конституцию страны, основной закон государства, в которой сказано, что медицинские работники до пенсионного возраста всегда являются  военнообязанными, а  снабженцу намекнули, что он прежде всего коммунист, а потом уже зам. по снабжению, а иначе и не был бы замом. В общем-то, логично с точки зрения партии. Небось, когда он писал заявление о вступлении в партию, писал, что хотел бы находиться в первых рядах строителей  коммунизма. Вот тебе и случай подвернулся себя проявить и отчизне послужить. Очень трудно представить, что было бы, если б все вдруг в один момент отказались от такой командировки. Кто тогда бы Родину защищал? Я тогда не мог представить, что эти оба товарища-«отказника», там в Чернобыле будут иметь ко мне самое прямое отношение. Из более чем тридцати муромских «призывников» в конечном счете отобрали лишь половину, остальных по разным причинам отправили домой. После того как с последними напутствиями и пожеланиями с напоминанием об особо важной нашей миссии перед нами выступил военком области, ссылаясь на приказ министра обороны, нас строем, как молодых призывников когда-то в юности, отправили на железнодорожный вокзал. На перроне для порядка ещё раз проверили по спискам, не растеряли кого по дороге. Тут же из числа призванных офицеров запаса назначили «старших» по вагонам на весь период следования до пункта назначения. Среди назначенных «старшим» был и я, как старший по званию офицер согласно военному билету. Так как до отправки поезда оставалось ещё три часа, начальство решило всех будущих «ликвидаторов» отпустить прогуляться напоследок по магазинам, но с условием явиться к отправке без опозданий и приключений, надеясь на нашу идейную сознательность и моральную устойчивость. Нам полностью доверяли, мы же не восемнадцатилетние малолетки-призывники, понимали всю меру ответственности предстоящей миссии, да и люди были, в общем-то, серьёзные. Все почувствовали последнюю возможность расслабиться и разбрелись кто куда, а скорее всего за «горючим»  в дальнюю дорогу. Мне  некуда было пойти, да и приключения мне ни к чему, и я остался в пределах вокзала. Тем не менее время пролетело быстро. Перед самой отправкой ещё одна уже последняя перекличка на перроне перед вагонами. Выяснилось, однако, что не явился молодой врач из моего вагона и моего временного взвода на период следования, тот салага из Киржача, которому совсем не хотелось отправляться в Чернобыль. Это первая маленькая неприятность для меня как командира и, конечно, для начальника эшелона подполковника из облвоенкомата. Вторая неприятность  состояла в том, что в самом нашем общем вагоне мы оказались не одни. В двух последних секциях нашего вагона перевозили по этапу уголовников. Вот тебе раз! Соседство, прямо скажем, не из приятных. И все неприятности почему-то на мою голову. На всём пути следования и особенно на остановках они шмыгали по другим вагонам и продавали джинсы и другие шмотки, а покупали водку, но вели себя в рамках приличия. Проводник переполненного вагона поинтересовался у меня, как насчет постельного белья, будем ли брать и, конечно, в отношении чая. «Ехать нам далеко, отец,- ответил я,-и экономить нам нельзя». От чего настроение у проводника сразу улучшилось, хотя ему также не по душе были эти «уголовнички», как бы чего не натворили в его вагоне.  В Киев приехали после полудня следующего дня. В столице Украины было солнечно и очень тепло. На перроне  нас уже встречали военные в необычной полевой форме, которые проводили нас строем за пределы вокзала, где неподалёку на площадке стояло несколько  «Камазов». Далее последовала команда начальника эшелона «по ма-ши-нам!...». Офицерам запаса предложили сесть в первую машину, рядовому и сержантскому составу- в две другие. Через полтора часа по дороге в лесном массиве в организованном порядке сделали одну вынужденную остановку по «техническим» причинам на десять минут, после чего «Камазы» с «командировочными» продолжили свой путь в неизвестность. И чем дальше, тем больше в лес. Наконец проехали полосатый шлагбаум и въехали на территорию «хозяйства Петрова», то есть войсковой части, остановившись прямо на плацу перед штабом, который размещался в единственном одноэтажном кирпичном здании в хозяйстве Петрова. Покидаем «Камазы» и нас строем, правда, уже в хаотичном порядке, проводят в столовую, которая располагалась в большом ангаре. Вообще-то  мы на самом деле проголодались и подумали, что, наконец-то, нас покормят, но никто и не собирался этого делать, а нам ничего не оставалось, как ждать несколько часов ужина по расписанию, поскольку обед и не планировался изначально. Начальник кадров воинской бригады, молодой майор приятной внешности, представил начальников различных служб бригады, которые в течение часа инструктировали нас о правилах  поведения на территории части и технике безопасности в радиационной зоне. Затем майор с внешностью больше блондина, чем шатена стал распределять всех прибывших по подразделениям и службам. Из вновь прибывших врачей был один я. Второй, тот, что из Киржача, похоже, опоздал на поезд и неизвестно когда прибудет. Меня тут же определили врачом-радиологом, о чем я не имел ни малейшего представления; ни что это такое, «ни с чем его едят». Мне это совсем не нравилось, так как пользы от меня в таком виде медицины не будет, но своё новое назначение воспринял как должное. Спорить тоже не станешь. Я же не в колхоз приехал грядки со свеклой полоть. Тут же ко мне подошел капитан медслужбы, врач-радиолог, которого я должен сменить, и у которого заканчивался срок службы в Чернобыле. На гражданке этот капитан большой человек, главный санитарный врач в своём городе Таганроге, родине А. Чехова. Ему быть радиологом комфортно, вроде как по профессии и на своём месте, а потому и служба у него была «не бей лежачего». Мне совсем другое дело, я же лечебник по диплому. А  он и в бригаде большой начальник и в авторитете, и многое зависит от него. Так что мы с ним быстро подружились, всё же коллеги и оба капитаны. Его звали Игорем. Он устроил меня в офицерском общежитии типа казармы в комнате на двоих с телевизором и стал вводить меня в курс дела и потихоньку передавать свои дела с таким расчетом, чтобы к вечеру всё успеть,  а утром покинуть Чернобыль. Ещё раньше по дороге из Киева другой врач, старший лейтенант по фамилии Русаков, представившийся начмедом воинской части, который приезжал в Киев за новым пополнением, то есть за нами, узнав, что я врач, в ходе следования на базу агитировал меня на своё место. Я их понимал. Естественно, каждый отслуживший свой срок, хотел побыстрее найти себе замену и поскорее покинуть пределы Чернобыля, что б никогда больше не вспоминать о нём как о страшном сне. «Старолей» медслужбы Русаков выглядел уставшим и изнурённым от жары, да ещё в такой непривычной полевой форме и в кирзовых сапогах, будто только что вернулся с африканского континента, где  колесил всё лето по пустыне Сахары, как тот красногвардеец Сухов из фильма «Белое солнце пустыни». «Неужели и мне всё это предстоит пройти? -подумал я. Но уже через пару часов в сопровождении коллеги, капитана медслужбы из Таганрога, которого я должен заменить, на вещевом складе бригады я получил обмундирование и кирзовые сапоги, а своё гражданское барахло, вместо того чтобы отправить посылкой домой, как это сделали, практически, все другие, отнёс в мусорный контейнер, распрощавшись с ним безжалостно, окончательно и бесповоротно. Я специально оделся во всё плохое и ненужное, чтоб потом на месте легко с этим барахлом  проститься. Теперь оно мне уже совсем ни к чему, так как считалось «заражённым». Перед ужином несколько врачей «стариков» собрались от любопытства у меня в комнате в офицерской казарме. Их, конечно, интересовали новости с гражданки. Среди них был капитан медслужбы врач-радиолог Олег, «старолей» Русаков, и примкнувший к нам старший лейтенант, начальник бригадного медпункта, который перед отъездом в Чернобыль был назначен главврачом МСЧ в Туле. Так что люди собрались вполне солидные в самой бригаде и большие начальники на гражданке. В это время за разговорами я подгонял под себя гимнастёрку, подшивал белый подворотничок и примерял погоны капитана медицинской службы, прикрепляя звездочки соответственно званию согласно военному билету. Я понимал как они сейчас обрадуются, увидев бутылку пятизвёздочного коньяка, которую я не торопясь вынимал из своего пухлого студенческого портфеля, набитого всякой всячиной. Три месяца они не видели ничего подобного из-за соблюдения «сухого» закона на территории бригады, кроме, разумеется, медицинского спирта. Я нарочно прихватил с собой в портфеле бутылку коньяка, чтобы опустошить её с новыми друзьями и коллегами в самом Чернобыле. Потом, правда, пожалел, что не взял две-три бутылки. Словом, «посидели» неплохо. Поскольку я находился среди гражданских главных врачей, у которых подошёл срок пребывания в Чернобыле, под лёгкой эйфорией мне пришлось сказать, что и я тоже не такой уж рядовой врач в недавнем прошлом. После ужина, в восемь вечера как всегда, все врачи бригады собрались в кабинете начальника медслужбы бригады, кадрового майора медслужбы Яцука, побывавшего перед командировкой в Чернобыль ещё и в Афганистане, так что его можно считать настоящим военврачом, побывавшем на войне и понюхавшим порох. Вместе с другими врачами я вошел в его кабинет и представился по форме.
-Товарищ майор, разрешите представиться, капитан медслужбы  Доронин.
 Майор не удержался и вышел мне навстречу из-за своего стола, протягивая руку для приветствия, с улыбкой произнёс:
-Да вы, я вижу, полный капитан. Это хорошо.
Я думаю, что  начмед бригады майор Яцук так выразился потому, что до этого момента его первым заместителем был старший лейтенант медслужбы. На «оперативке» майор прежде всего объявил: «В связи с тем, что старший лейтенант медслужбы Калугин, начальник Бригадного медпункта, по семейным обстоятельствам и окончанием срока службы должен срочно уволиться, вашим непосредственным начальником и начальником Бригадного МП назначается капитан медслужбы Доронин Вячеслав Михайлович, имеющий достаточный опыт руководителя на граждане. Соответствующий приказ уже подписан комбригом».
-Вы ведь были завотделением?- обратился он ко мне.
-Так точно,- ответил я по уставу.
 Не стал я говорить при всех коллегах, что  больше всё-таки работал  главврачом, чем завотделением, что, конечно, только добавило бы мне авторитета.
-Прошу любить и жаловать нового начальника  Бригадного медпункта,- сказал майор, переходя ко второму вопросу совещания.
Для меня такое назначение было полной неожиданностью. Мы даже переглянулись с врачом-радиологом, который сватал меня на своё  «тёплое» место, и я пожал плечами от удивления, что так всё внезапно обернулось. Хотя, честно сказать, этот вариант моего назначения меня больше устраивал, так как всё это мне хорошо знакомо, и когда-то получалось, а кроме того,  приказы в армии не обсуждаются. Все планы врача-радиолога поскорее уехать из 30-и километровой зоны провалились, и ему пришлось ещё некоторое время послужить под моим началом. Вот так бывает в армии. Последующие два дня я принимал дела у своего убывающего коллеги, старшего лейтенанта медслужбы, главврача МСЧ из Тулы Алексея. Хозяйство Бр.М.П. было немалым: и техническое, и аптечное. Из офицерского общежития я сразу перекочевал в БМП. У меня был лазарет на  пятнадцать коек, но почему-то в нём вместо больных проживали двое гражданских продавцов военторга, чьи магазины, продуктовый и  промтоварный, размещались на территории бригады. От них я сразу освободился, у меня не общежитие для гражданских лиц, а от их услуг в качестве компенсации за их проживание я отказался категорически. Видать, у них с моим предшественником был взаимовыгодный договор. Но, как говорится, дело прошлое и новая метла метёт по-новому. Наконец в бригаду с опозданием на два дня прибыл молодой доктор из Киржача Виктор, лейтенант медслужбы, который отстал от поезда. Его-то и назначили врачом-радиологом вместо отбывшего на родину гражданского главного санитарного врача на родине Антона Чехова. Таким образом, всё стало на свои места. «Снабженец» из Коврова попал в автобат с погонами лейтенанта по части снабжения. Однако почти сразу с ним приключилась невероятная вещь. Стоило ему, лейтенанту запаса по военному билету, надеть на свою «больную» голову офицерскую фуражку, случайно найденную в каптёрке, причем все остальные летом предпочитали носить пилотки, в том числе и я, как у него поехала «крыша». У новоиспеченного лейтенанта, который никогда не носил погоны офицера, появилась мания величия. Как минимум в ней он представлял себя в чине полковника, неадекватное поведение которого проявлялось на каждом шагу и прежде всего по отношению к рядовому составу. Я так полагаю, что эти «сдвиги по фазе» начались у него с того момента, как на областном сборном пункте во Владимире ему было отказано в его просьбе отбыть на родину. И на это у него была своя неадекватная реакция, которая реализовалась уже в самом Чернобыле. В частности, он настойчиво добивался разными путями встречи с командующим Киевским военным округом, как будто у него не было непосредственного начальника в лице командира автобатальона, как   прописано в уставе внутренней службы. А в армии не принято обращаться к кому бы то ни было через «голову». И вообще трудно представить, чтоб какой-то лейтенант с нормальной психикой, без году неделю как оказался в армии, домогался встречи с командующим округом. Но этот лейтенант считал себя полковником на полном серьёзе, и переубедить его в обратном  было невозможно.
-Чего вы хотели от командующего,- спросил я его в присутствии начальника политотдела бригады и полковника из политуправления округа, приехавшего накануне из Москвы для инспекции.
-Хочу получить разрешение, чтобы своих «орлов», то есть своих подчиненных,  одеть  в камуфляжную форму.
-А что говорит  ваш непосредственный начальник, ваш комбат по этому поводу?- поинтересовался начальник политотдела бригады.
-Я смогу договориться с командующим, а он нет, -уверенно говорит лейтенант, очевидно,  надеясь на опыт работы снабженцем на гражданке в своём Коврове.   
Конечно, как психоневролог и начальник медслужбы я поставил  вопрос перед командованием о его немедленной изоляции в лазарет до оформления соответствующих документов, чтобы поскорее отправить «психа» обратно домой, пока он чего не натворил. Со мной все присутствующие офицеры согласились. От такого неадекватного лейтенанта можно было ожидать чего угодно, а тем более находясь на таком архиважном объекте. Когда с мнимым «полковником» закончили, начальник политотдела бригады дружески обратился к «гостью» из Москвы.
-Товарищ полковник, капитан Доронин к тому же хороший врач-невропатолог на гражданке, большой специалист по радикулитам. Так что если в этой части у вас…
-Слава богу, радикулитом не страдаю,-заверил он присутствующих офицеров, и для верности постучал по деревянному столу.
-Ну и слава богу,-успокоил себя начполитотдела.
Минут через десять, когда стали все расходиться и полковник пытался резко встать из-за стола, его вдруг так «прострелило» в поясницу, что аж побледнел и весь от боли вмиг перекосился.
-Ну вот, а говорили, что никогда не было радикулита,- констатировал молодой начполиотдела бригады.
-До этого никогда. Впервые. Это вы «накаркали». Надо же. Так что, доктор Доронин, я полностью в вашем распоряжении. Правильно говорят в народе; «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».
-Теперь-то вы, товарищ полковник, понимаете, что без медицины в наше время никуда. Придётся заняться вами всерьёз.
-Сдаюсь, сдаюсь, капитан. Через час ждите меня в санчасти. Так что не прощаюсь.
 Как раз перед этим я привёз из окружного госпиталя кадрового офицера, старшего лейтенанта, который получил серьёзный перелом бедра в результате ДТП и был ещё в гипсе. Оба они,  старший лейтенант и  «ненормальный» не по возрасту «молодой» лейтенант запаса из Коврова с видами на полковника, оказались в лазарете и даже в одной палате. Прошедшая ночь для кадрового офицера была настоящим кошмаром. Только утром он доложил мне, как сосед-псих пытался  сломать ему другую ногу, так, вроде как для симметрии. Я, конечно, не исключал неадекватного поведения лейтенанта из автобата, но не в такой же степени и форме. Пришлось поторопить строевую часть с оформлением документов на «сдвинутого по фазе» лейтенанта, зама по снабжению из Коврова, и поскорее  отправить его куда-нибудь подальше от Чернобыля, пока «дров» не наломал.
 Скоро мне самому приходилось принимать новые пополнения, и некоторых тут же на плацу, ещё не переодевшихся в армейскую амуницию, «разворачивать» обратно домой, как непригодных для службы. У кого-то из прибывших половину зубов недоставало, у кого-то отмечались серьёзные психические отклонения. Один призывник доставил нашей медслужбе немало хлопот прямо на плацу. По дороге в Чернобыль ещё в поезде, а может и раньше, страдая скрытой формой хронической шизофрении, у него развился острый психоз с манией преследования. Прямо в строю на плацу в день прибытия ещё в гражданской форме он вдруг сорвался и убежал наутёк, куда глаза глядят. Нашим саниструкторам с трудом удалось поймать его убегающим за пределами КПП вдоль шоссе и лесного массива в обратном от Чернобыля направлении и с помощью уколов успокоить бедолагу, а затем в тот же день вернуть его домой к родителям. Таково было психологическое влияние на «слабонервных» при одной только мысли о предстоящем пребывании в  Чернобыле. Между тем  в бригаде все жили по воинскому распорядку в соответствии с уставом внутренней службы. По утрам утренний развод со строевым маршем перед командованием бригады, по выходным вечерняя «Зорька» с духовым оркестром, когда на плацу в четких рядах выстраивалась вся бригада. Всё как в войсковых частях, кроме занятий утренней гимнастикой и спортом, чему в армии уделяют особое значение. Такие дополнительные физические нагрузки в бригаде категорически не допускались по медицинским показаниям. В зоне, где мы жили в лесном массиве, тоже соблюдался особый режим, но настолько все привыкли и легкомысленно ко всему относились, что меры безопасности не соблюдали и даже респираторы никто не носил. Вспоминали  о них только при подъезде к самой АЭС.
 В бригадном медпункте у меня в небольшой столовой был свой живой уголок. Там в клетке жили два небольших зелёных попугая с первых дней существования самой бригады. Вокруг них было много зелени в виде комнатных растений и цветов. Этот оазис для нас медиков и больных «ликвидаторов» был местом психологической разгрузки. Здесь любили отдыхать мои сотрудники, а больные из лазарета играли в шахматы, смотрели телевизор, да и сами попугаи в такой компании не скучали. По поведению птиц мы ориентировались, какой на сегодня в бригаде радиационный фон. Мне было  их очень жалко этих попугаев, но у них была своя жизнь, и они как могли скрашивали нашу жизнь. Мы-то здесь каждый в отдельности ненадолго, всего несколько месяцев, а они «старожилы», а отсюда к ним особое уважение. Конечно, мы понимали, что здесь, скорее всего, они и помрут. Через месяц  один попугай всё же умер от болезни, не выдержал радиации.
 Раз в десять дней мне приходилось на санитарном «Уазике» сопровождать больных «ликвидаторов» в Киев в окружной военный госпиталь или в медсанбат за 30 километров от нас. Одних солдат надо было показать врачу-стоматологу, других- проконсультировать у узких специалистов. У меня в МП был неплохой кабинет зубного врача, но не было специалиста. В медсанбате, который размещался в самом посёлке в шестидесяти километрах от АЭС и не относился к зоне отчуждения, работала медицинская рота. Условия и режим там вполне комфортные, не сравнить с «нашими» в лесу, и с радиацией более или менее в норме. В первый же свой приезд в эту роту я проговорился, сказав, что я врач- невропатолог, так мне хотелось помочь разобраться в диагнозе с их больным солдатом. А самым дефицитным узким специалистом в Чернобыле был как раз такой врач, о чем я не знал. Не было его и в этой медицинской роте. Обо мне тут же доложили подполковнику медслужбы командиру медроты и тот пытался уговорить меня дать согласие на перевод к ним. А приказ такой последует незамедлительно, если я соглашусь. Это было неплохое предложение для врача, особенно в той части, что жить нужно в посёлке и подальше от радиации, а не в «зараженном» лесу. И если б я был обыкновенным рядовым врачом у себя в бригаде, очень может быть, что и согласился. Но кто ж меня, начальника БР.М.П. отпустит в Медсанбат. С тех пор туда я больше не ездил, чтобы не было соблазна уговорить меня остаться, хотя жизнь в санбате совсем другая, вольная как на гражданке, потому что медрота располагалась в самом посёлке, где шла обычная поселковая жизнь с сельским клубом. Мне вполне хватало поездок в Киев в окружной госпиталь.
 В бригаде существовал «сухой» закон. По крайней мере он касался рядового и сержантского состава. Об этом все, конечно, знали. Однажды повёз я семерых больных солдат в окружной госпиталь в Киев к тамошним докторам. Нужно отдать должное, в Киеве отношение к «чернобыльцам», то есть к нам, было особое, уважительное, где бы мы ни появлялись. В окружном госпитале наших людей принимали вне очереди, даже раньше, ожидавших своей очереди, фронтовиков с орденами и медалями, которым,  собственно, торопиться-то было некуда, а у солдата, как известно, служба по расписанию. Хотя те и ворчали по-стариковски, но не возражали. Это понимали все. Также вне очереди и с уважением «отпускали» «чернобыльцев» в продуктовых магазинах. Шестерых воинов я быстренько «распихал» по кабинетам поликлиники госпиталя, а одного  повёз к стоматологу в гражданскую стоматологическую поликлинику для оформления на комиссование, поскольку у него не было почти половины зубов,  совсем в другое место большого города. Стоит только удивляться работе военкомата, если «такого» наполовину беззубого парня могли отправить в Чернобыль. О чем только там думали? Чтоб после командировки «ликвидатор» остался вообще без зубов? А кто же потом будет такого протезировать? И за чей счет? Выходит, после меня хоть потоп. Это ещё что! Рассказывали, что до меня в бригаде оказался «боец» с протезом ноги, и не сразу выявили его. Вот было дело! Так в спешке военкоматы отправляли людей в Чернобыль, рапортуя наверх о перевыполнении плана по «ликвидаторам». У того бойца, что без ноги, хирург из военкомата спросил, «есть ли жалобы на здоровье по его части», а тот ответил, что «жалоб нет, как-нибудь справляюсь». Что он имел ввиду под словом «справляюсь», врач не поинтересовался. Ну, а раз справляешься, стало быть, здоров и годен. Обнаружили что у него протез только когда он отказался проходить строевым маршем по плацу перед комбригом на утреннем разводе. Кто же знал, что там станут заниматься строевой подготовкой. Как тут не вспомнить пояснения М. Горбачева, когда у него спросили, «что такое перестройка». «Перестройка,-говорил он,- если говорить кратко, это когда каждый на своём рабочем месте должен заниматься своим делом и трудиться на совесть с полной отдачей. Вот и всё, что нужно». Но судя по работе военкоматов и медкомиссий, трудно сказать, что там приступили к перестройке, и вряд ли дошло до них,  о чем говорил Генсек. Перестройку надо с чего-то начинать, а не вести разговоры о гласности, ускорении и техническом прогрессе. Моё твёрдое убеждение, если оно кого-то интересует, состоит в том, что перестройка так и останется пустым звуком, и ничего в стране и в экономике не изменится, если мы не решим самую главную составляющую той самой перестройки, кадровую проблему. Раньше не зря говорили; «кадры решают всё». Но эту фразу настолько затёрли от частого повторения, что она давно потеряла всякий смысл. А тем не менее это основа основ. Чрезвычайно важно подготовить такие кадры и правильно ими распорядиться,  грамотно расставить их на местах как по вертикали, так и по горизонтали, как те фигуры на шахматной доске. Только в таком случае можно двигаться вперёд. Кадровый стержень должны составлять профессионалы, которых надо искать по всей стране, а не назначать из тех, кто ближе, и из числа знакомых и родственников, как это заведено в России испокон веков. Мы ищем драгметалл для своей промышленности и экономики не в столице, где на её окраинах ещё есть немного угля, а на окраине страны, и тратим огромные деньги, чтобы «перелопатить» миллионы тонн грунта и руды, чтобы найти несколько килограмм того же золота. А способные и талантливые люди и есть «золотой» фонд перестройки. И таких талантливых людей надо искать в глубинке. Взять, к примеру, актёрскую среду. Хороших столичных актёров совсем немного в Москве, большинство-то приехало из провинции. Вспомним хотя бы В. Тихонова, Е. Евстигнеева, А. Абдулова, А. Белявского, В. Ланового, Л.Полищук. И все они народные артисты. А в столицу их никто не приглашал, они сами себя сделали, и достигли вершин в своём деле. А в шоу-бизнесе «таких» абсолютное большинство, взять, к примеру, И. Крутого. И.Николаева, И.Кобзона, Е.Мартынова, М. Евдокимова и сотни других. Конечно, с кадрами всё обстоит гораздо сложнее. Не приедет же в министерство или в ЦК партии талантливый организатор из далёкого алтайского аула выпрашивать должность начальника Главка. Его тут же отправят в больницу Кащенко на десять лет без права переписки. Кто же рискнёт взять такого «гения» с провинции, да и кому он вообще-то нужен? Со своими как-нибудь бы  разобраться.  Так же скрупулёзно надо заниматься кадрами, как это делают в более развитых странах, в США и Европе. Американцы свои будущие кадры вербуют ещё со студентов старших курсов не только в своей стране, но и за рубежом. В России не было бы великого реформатора Петра Столыпина, если бы на обычного молодого, только что получившего высшее образование, но делового предводителя уездного дворянства не обратило внимание губернское начальство, и он не стал бы впоследствии губернатором. А не став губернатором, на него не обратил бы внимание и царь Николай Второй, который увидел в нём делового и порядочного патриота России, назначив его министром внутренних дел и Председателем Правительства. Думаю, что и сам Столыпин не искал себе помощников из числа приближенных его Величества. Это ли не пример, как нужно подходить к проблеме кадров. Сколько нужно затратить средств как людских, так и финансовых, сколько нужно перелопатить горной породы в отдалённых окраинах страны, чтобы добыть килограммы золота. А у нас руки не доходят, чтобы на периферии поискать такие кадры, таких людей, которые приносили стране  «золото».
  По дороге в гражданскую поликлинику к стоматологу мой водитель поинтересовался,  не буду ли я против того, чтоб пацаны из бригады купили Кока-Колу. А чего мне возражать? Можно было и не спрашивать.  Сам когда-то пробовал ещё на гражданке ради интереса, чего там нам американцы суют этакое. Лично мне такая гадость не понравилась. Что в ней хорошего? Наше ситро «Дюшес», помню ещё по детству, и то лучше. Что поделать, реклама-двигатель торговли. Кто только так усердно нам её навязывает, и что, и кто за этим стоит в конечном счете. Кругом только и видать «Кока-Кола», наверно эта «контора» неплохие деньги в валюте приносит нашему государству, если на такое пошли. Когда мы проезжали мимо магазина «соки-воды», который был виден лучше с моей стороны кабины, я сам напомнил водителю про эту Кока-Колу, наивно полагая, что водитель не заметил такого магазина и проехал бы мимо. Однако тот странно усмехнулся, точнее, даже ухмыльнулся, видимо, моей наивности, и сказал, что хлопцы совсем не это имеют ввиду. Когда до меня как до жирафа дошло и я понял, что речь идёт об обыкновенной водке, то твёрдо посоветовал шофёру об этом даже не заикаться, напомнив о «сухом» законе в бригаде. Когда всех больных солдат приняли в госпитале,  к обеду в часть мы уже не успевали. А оставлять солдат без обеда тоже нехорошо, за всё отвечает командир или «старшой». Что бы ни случилось, а солдат всегда должен быть одет, обут по сезону и накормлен. Пришлось нам заехать в ближайшую городскую столовую и там пообедать за свои деньги. Правда, один солдатик отказался пойти в столовую и остался при машине за караульного. Как в тот момент я не подумал, почему он отказался и не пошел с нами в столовую? Может у него денег не оказалось? После обеда на обратном пути водитель попросил разрешения остановиться у продмага, что б парни купили украинскую круглую буханку и какой-нибудь варёной колбасы. Я не возражал, тем более что на свой законный обед они не попали, и к тому же это было по пути. Как только остановились у магазина, всех, кроме одного, как ветром сдуло. Водитель и тот сбежал. У какого точно магазина остановились я не видел, но справа у себя из кабины была только видна галантерея, а за ней, очевидно, продмаг. Хорошо, что долго ждать не пришлось. В магазинах города  «ликвидаторов» отпускали  вне очереди. Минут через пять или чуть больше все были на местах в салоне «санитарки». Шофёр для убедительности и в подтверждении своих слов демонстративно показал мне и буханку, и варёную колбасу, и уверял, что все  взяли то же самое. Для наглядности и большей убедительности из салона через окошечко кто-то из солдат продемонстрировал мне тоже самое что и водитель.  Получалось, что водитель не врал. Ну а то что в украинской буханке свой особый аромат я знал с детства. И уж совсем я успокоился, когда покинули город и выехали на финишную прямую в сторону Чернобыля, покидая столицу Украины Киев. Тут и солнышко пригрело, и глаза чаще стали закрываться, хотелось даже покемарить после  обеда, что б дорога казалась короче. При выезде из самого города нашу «санитарку» вдруг останавливает ВАИ. Меня это не очень удивило, хотя такое случилось первый раз за всё время, как я стал ездить в Киев. Раньше никогда не останавливали. Наверно что-то случилось необычное, экстраординарное, тем более что мы направлялись в особо охраняемую зону.  Подполковник в сопровождении ещё двух офицеров подходит к кабине «Уазика» с моей стороны, приветствует и представляется. Затем они поинтересовались, «нет ли в машине горючих и взрывчатых веществ». Меня крайне удивила сама постановка такого странного вопроса. Тоже нашли  у кого спрашивать про взрывчатые вещества, у медиков.
-Откуда?  - с  удивлением спросил  я.
-С вашего разрешения, товарищ капитан медицинской службы, мы осмотрим салон  машины.
-Не возражаю, если так положено, -спокойно ответил я, будучи абсолютно уверенным, что такого «добра» в машине нет.
 Подполковник открыл дверку салона и попросил всех солдат покинуть  машину. Мы вместе с водителем продолжали находиться на своих местах в кабине, нисколько не сомневаясь, что это простая формальность, и через минуту двинемся дальше. Через пару минут помощники подполковника и тоже офицеры, вытаскивают из салона мешок с бутылками водки. Я не поверил своим глазам. И когда только они успели всё это «провернуть»? Я вышел из кабины, чтобы лично убедиться, что в мешке водка. Вот, оказывается, что имел ввиду подполковник, спрашивая у меня про  «взрывчатые» и «горючие» вещества. В таком случае он не ошибся. Но как он узнал? Неужели всё это время они «пасли» нас в городе?
 По команде подполковника солдаты выстроились в шеренгу в двух шагах параллельно «санитарке». Затем инициативу я взял в свои руки. Осмотрев каждого, словно выявляя инициатора, я сказал:
-Ну, вы даёте, братцы-кролики и «алкоголики». Это когда же вы успели? А как же «сухой» закон в бригаде? Он что вас не касается? Вы хоть понимаете, что подвели меня?
-Да мы не для себя, товарищ капитан,- какой-то рядовой из шеренги пытался оправдываться.- Нас попросили земляки.
-Какие же вы «больные» после этого? К сожалению, мне вы не подчиняетесь, но ваши командиры с вами ещё разберутся.
 Все стояли и молчали, как настоящие партизаны Брянских лесов времён войны. То что они подвели врача, им было до фонаря, а вот то что «конфисковали» водку и подвели пацанов было очень жалко; остались без водки и без денег. И как станут оправдываться перед друзьями? Подполковник спокойно не торопясь, присев на пенёк у посадки, с колен самолично составил протокол изъятия девятнадцати бутылок водки, под которым попросил меня расписаться, и, конечно, как и положено по уставу доложил о случившимся по команде выше прямо командующему. Я так думаю, что ВАИ нас ждала заранее, наверняка зная, что у нас в машине. Полагаю, что они случайно стали свидетелями, как мы подъехали и стояли у продмага и наблюдали, с чем мои солдаты возвращались из магазина. Наш санитарный «Уазик» был заметен для окружающих, и поэтому горожане обходили его стороной, зная, что он из самого Чернобыля. Может кто из гражданских и «звякнул» куда надо, то есть в комендатуру. Радиации в нём, конечно, было в избытке, особенно это ощущалось при перегреве транспорта на жаре под воздействием ещё солнечной радиации.  Поэтому так уверенно с чувством солдатского юмора вели себя при остановке транспорта и досмотре машины служащие офицеры ВАИ. По приезде на базу об инциденте я как и положено по уставу доложил своему непосредственному начальнику. Если кого и надо было наказать, то кого-то из солдат и водителя, но они не были в моём прямом подчинении, и моя власть, увы, на них не распространялась. Но для большого начальства они мелкие сошки в таких ситуациях. За всё несёт ответственность «старший» машины. Когда об этом неприятном инциденте доложили командующему, тот распорядился разобраться с этим делом, а «старшего» машины отправить на гауптвахту. Вряд ли генерал представлял, отдавая такой приказ, что «старшим» машины был начальник бригадного медпункта, офицер. Офицеров  на  «губу» не отправляют по пустякам. Наверняка он имел ввиду фельдшера или санинструктора, как это бывает обычно в строевых войсковых частях. Разобраться во всём этом ЧП было поручено комбригу подполковнику Пастернак. Не мог же комбриг отправить начальника медпункта капитана медслужбы на  «губу». Мало что сказал генерал, не зная подробностей дела. Конечно, командующему, как и комбригу, трудно представить всю картину, не зная меня лично, и что к этому делу я не имею никакого отношения. У них свои армейские, солдафонские представления о «гражданских». Как говорят, «сытый голодного не разумеет». Так и выпивающий человек, если не сказать пьющий, не может понять непьющего. Другая психология, другие мозги. В крайнем случае, следуя  элементарной логике, зачем офицеру связываться с рядовым составом, да ещё на такой почве, если он мог спокойно взять лично для себя одну бутылку вина вполне официально, а во-вторых, на кой черт врачу какая-то паршивая водка, да не дай бог палёная, если у него в аптеке свой чистый спирт, «пей, да не хочу». Однако мой авторитет в бригаде оказался выше всяких интриг. Солдаты из того  «Уазика»  спрашивали у меня только об одном: «ладно с той водкой, а деньги нам вернут?». Вообще-то, если проявлять принципиальность и блюсти «сухой» закон, то было бы справедливо сдать водку в тот же магазин или в другой, проблем никаких не было бы, но деньги «кровные» солдатам всё же отдать, чтоб это не выглядело крохоборством со стороны старших офицеров, к кому в конечном счете и попала эта водка. Если быть принципиальными, то до конца и во всём. Так учила партия коммунистов. И в армии это касалось  в равной мере и рядового коммуниста, и генерала. Обижать солдата в любой форме никому не позволено, как и наказывать его «рублем». К чему тогда в армии существуют политорганы, партийные и комсомольские организации, если в данном конкретном случае все оказались в стороне, когда нужно было защитить солдата. Конечно, подобный поступок оставить без наказания нельзя, но деньги солдатские надо бы вернуть в любом случае. Однако об этом эпизоде из начальства никто не подумал, а куда пошла водка, тоже никто не сомневался. Конечно большому начальству на стол.
26-я  бригада московского военного округа, в которой я служил с первых дней, располагалась непосредственно в лесу. В палаточном городке размещался  рядовой и сержантский состав, в казармах располагались офицеры, а самое большое начальство проживало в вагончиках на двоих, а то и на одного. В лесу самая большая радиационная заражённость. И это естественно, поскольку нет никакого проветривания. Заготавливать дрова для нужд бригады, а это и пищеблок и баня, категорически запрещалось, как и заходить в лес. По этой причине даже дрова, как и воду, привозили из Киева. Вместо питьевой воды регулярно привозили «минералку», у каждого ликвидатора было по две-три бутылки  «ессентуков-17» или «боржоми». Первые дни это даже нравилось, потом только и думаешь, чтобы попить обыкновенную чистую воду, а уж о родниковой воде разве что мечтали. В бригаде несколько воинских частей и в каждой свой полевой медпункт со своими медицинскими кадрами с начмедом во главе. На областном сборном пункте перед отправкой нас уверяли, что в Чернобыле никто не болеет простудными заболеваниями, чему способствует незначительная радиация. Так что пугаться радиации не стоит, и «не так страшен черт, как его малюют». Однако, вновь прибывающие в расположение бригады молодые люди, практически, все жаловались на некую «простуду» с неким «насморком», которая держалась в течение недели и затем самостоятельно проходила. Этот период адаптации каждый переносил по-своему. Однако я полагаю, что не прошёл даром и тот «холодный» автобус, на котором нас отправляли в областной военкомат, не прошла даром и та «тряска» от переохлаждения у областного сборного пункта по нерасторопности и по вине начальства. Уж от кого-кого, а от военных такого  никак  не ожидали, так недобросовестно отнеслись к самой аварии на ЧАЭС, так и к «ликвидаторам». Неудивительно, что человеческий фактор, недисциплинированность и безответственность сыграли существенную роль в самой аварии на ЧАЭС.    Скорее всего, это обстоятельство и явилось ключевым моментом в простуде «призывников», поскольку для реализации болезни, кроме способствующего фактора, необходим и провоцирующий момент. Какое-то лечение и капли в нос как на гражданке не помогали.  Это факт. После «минералки» и технической воды для умывания и чистки зубов у некоторых, в том числе и у меня, темнели зубы. На второй день я обратил внимание, что мои часы то на час и более отстают, то вдруг спешат на такое же время. Пришлось их оставить и распрощаться навсегда. Такие уж издержки радиационной зоны. Можно только представить, как радиация действует на организм. Служба в Чернобыле отличалась от обычной службы в армии хотя бы тем, что меры поощрения сводились к минимуму. Не было увольнений, отпусков, никого не повышали в звании или в должности, хотя в исключительных случаях без гауптвахты не обходилось. Самым обиходным поощрением была «сгущенка», как бартер на гражданке. Ею поощряли на всех уровнях. Комбриг или любой полковник мог поощрить офицера или рядового бойца ящиком сгущенки. А дальше поступай с ней как заблагорассудится. Командиры рангом поменьше могли «отписать» подчинённому десять и пятнадцать банок сгущёнки. Один боец имел неосторожность на радостях отправить  домой  любимой жене с детками десяток банок сгущенки в надежде, что проявил отцовскую заботу о семье, находясь вдали от  родины и семьи. Дней через десять он получает «свою» посылку обратно с сопроводительной запиской от супруги, в которой она написала: «Ты, козёл! Захотел отравить своих детей и отправить их и меня на тот свет? Сам жри эту отравленную сгущёнку». Вот и пойми этих женщин и жён после этого. Хотелось как лучше, а получилось как всегда. И это несмотря на то, что на гражданке всё было в страшном дефиците вплоть до сигарет и туалетного мыла. Кругом господствовал бартер. Учителя получали зарплату в бутылочно-водочном эквиваленте, в колхозах расплачивались навозом. До чего довела перестройка! Всем было плохо. Радовались только наши недруги в Европе и США. Мне и моим подчинённым под конец службы полковник медслужбы также предлагал по ящику «сгущенки», но мы отказались, прослышав невероятную историю и реакцию «гражданских» на  продукты из Чернобыля.
 Каждый день после утреннего развода личный состав на «Камазах» отправлялся на объект рядом с АЭС на дезактивацию прилегающей территории, некоторые из них работали непосредственно на объекте  «Укрытие». Без медицины здесь никуда ни шагу. С бойцами постоянно находился фельдшер или санинструктор. В конце рабочего дня весь задействованный в работе автотранспорт отправлялся на спецплощадку на санитарную обработку и дезактивацию. Как-то через неделю с молодым врачом- радиологом прошлись по палаткам и замерили радиационный фон постельных принадлежностей солдат. Стрелка прибора дозиметра зашкаливала, к чему бы ни прикоснулись прибором. В связи с этим я немедленно дал команду командиру подразделения в срочном порядке вынести все матрасы и одеяла из палаток и провести дезактивацию. И так по всем подразделениям. В одной палатке я заметил, что у кровати стояла обувь солдата. Попросил врача-радиолога обратить особое внимание на эту обувь. Радиационный фон обуви превышал норму в десятки раз. Пришлось распорядиться, чтоб обувь выбросили на помойку. Носить такую обувь смертельно опасно. Жить в лесу, значит сосуществовать с его обитателями. Ранним утром наш сон частенько сопровождал вой волчьей стаи, которая находилась совсем недалеко в километре от нас. Рассказывали наши предшественники, что был случай, когда волчица однажды среди бела дня, когда все были на объекте и в городке почти никого не было, заглянула в палатку, чтобы чем-то съедобным поживиться. В палатке на пятьдесят коек, которая располагалась в конце палаточного городка и ближе к лесу, кроме дневального, никого не было.  Так дневальный спросонья чуть от страха не помер при виде серого четвероногого. Сначала он думал, что была собака, а когда она набросилась как бешеная на него с остервенением,  то, можно сказать, легко отделался несколькими серьёзными укусами правой кисти, которую он инстинктивно просунул подальше между челюстями, а затем и уколами от бешенства. Дневальному ни «холодного», ни огнестрельного оружия не положено, а потому он не на шутку растерялся. Никак не думал оказаться один на один с таким диким зверем. Волчице тоже досталось, но удалось убежать. Жизнь-то дороже. И это неплохо. Они очень сообразительные звери. Больше не повадятся к людям, и другим сородичам сообщат, если, конечно, нужда не заставит снова вернуться в палаточный городок к людям. Страдали «ликвидаторы» и от клещей, причем в основном офицеры, поскольку в отличие от бойцов, носивших сапоги, они ходили в туфлях. Первым пострадавшим оказался заместитель начальника политотдела, молодой подполковник. Конечно, он был напуган, так как знал, что некоторые виды клещей могут вызывать очень опасное инфекционное заболевание как клещевой энцефалит. Это он знал от своей жены-врача, которая, как выяснилось, окончила тот же Первый медицинский институт имени Сеченова что и я, с которой он познакомился во время учебы в военной академии в Москве. Вполне возможно, что я с ней и учился на одном курсе. По-другому, кроме как  скальпелем, удалить клеща у меня не получалось, причем без «заморозки». Это я уже знал по собственному опыту.  А посему приходилось терпеть всем укушенным и пострадавшим «ликвидаторам», обратившимся в Бр.М.П. Хорошо, что именно эти клещи не могли быть переносчиками энцефалита, поскольку леса в Киевской области не являются эндемичными для иксодовых клещей, являющимися переносчиками энцефалита. Вот если бы это были таёжные клещи? Хотя бывают редкие исключения. Почему клещи избирали только офицеров? Может потому, что кровь у них «благороднее»? Ведь раньше в армии так и обращались к офицерам: «Ваше благородие». Но скорее, конечно, оттого, что ходили они в лёгкой летней обуви и брюки на выпуск, что крайне нежелательно, проживая длительное время в лесном массиве, а солдаты как и положено ходили в любое время года в кирзовых сапогах да в портянках. Но это только моё предположение. Чтобы не свихнуться личному составу бригады в таких экстремальных условиях проживания и службы, каждое воскресенье в клубе «крутили» кино или приезжали  артисты из Киева или Москвы. Раньше, год назад, приезжала А. Пугачева, А. Барыкин и многие другие популярные артисты. Встречали примадонну с большой помпой, с телевидением. Она без этого не может, чтобы из всего делать шоу. Нынче, в моё время, приезжала рок-группа В. Кузьмина. Конечно, все они боялись получить дозу радиации, и поэтому меры безопасности в этом плане были на высоте и всё под дозиметрическом контролем, где бы они ни появлялись. К ним не мог подойти близко ни один «ликвидатор», имеющий дозу облучения, а цветы во время концертов до участников концерта предусмотрительно не доходили, да и откуда им было взяться в зоне отчуждения, конечно, привозные из Киева по линии политотдела. Так что в Чернобыле они старались не задерживаться, концерт отработали и сразу «гуд бай, Чернобыль».  Была в бригаде и своя художественная самодеятельность. Мой молодой врач-радиолог принимал активное в ней участие, исполняя хитовые песни под гитару. Однако появлялись и другие «гастролёры». Перед нашим заездом в бригаду должны были приехать японцы, но так и не доехали. У них была своя дозиметрическая аппаратура не сравнить с нашей, которая предупреждала их, что дальше, то есть ближе к Чернобылю,  лучше  не  соваться. Так и развернулись восвояси, только их и видели. При мне такую же попытку предприняли активисты польских профсоюзов «Солидарность», в то время правящая партия в Польше, которую тоже частично накрыло радиоактивным облаком. Мы готовились к встрече с ними основательно. Я даже с большим трудом выписал для лазарета  новое постельное бельё. Знали, что поляки в первую очередь наведаются в санчасть. Но и эти деятели из «солидарности» в последний момент развернулись, сделав от ворот поворот, так и не доехав к нам. Зря только я интендантскую службу бригады разорил на постельное белье перед самым расформированием самой бригады. В сентябре, и особенно в октябре,  стало прохладно. Тем не менее утренние разводы бригады на плацу и вечерняя «Зорька» не отменялись. На  утреннем разводе  многие  тряслись от холода, и только приходили в норму при прохождении строевым маршем перед комбригом, после чего в организованном порядке усаживались в «Камазы» и отправлялись на работу на «объект». До перехода на зимнюю форму одежды было ещё далеко, надо было ещё дожить хотя бы до ноябрьских праздников.  Многие служащие нашли в каптёрках своих подразделений завалявшиеся бушлаты или шинели и чувствовали себя более комфортно, хотя внешний вид солдат из-за нарушения формы одежды больше напоминал партизанский отряд Ковпака, чем воинское формирование минобороны СССР. Даже в лазарете по ночам становилось прохладно.  Один мой санинструктор, рядовой по званию, а на гражданке ветеринарный фельдшер в своём колхозе, отыскал в нашей каптёрке шинель по своему большому размеру, но с погонами подполковника. Вместо того чтобы снять погоны старшего офицера, он так и ходил по территории городка, пока из штаба бригады мне не позвонили, мол, что за «ненормальный» и неуставной подполковник у нас на территории объявился, напоминавший  психбольного, а то и батьку Махно. Пришлось мне его полупридурка наказать по уставу и самолично «разжаловать» до рядового, что соответствовало его военному билету.. Но как говорится, «солдат спит, а служба идёт». Итак, месяц службы уже позади.  В казармах и в лазарете ночами было уже не просто прохладно, а холодно, а отопление даже в лазарете не предусмотрено. Неужели мы останемся здесь до самой зимы? В палатках стояли «буржуйки», да и людей в них по пятьдесят человек, так что солдаты на холод не жаловались. Мой непосредственный начальник, кадровый майор медслужбы, военврач, побывавший перед этим в Афганистане, свой срок в Чернобыле в три месяца давно отслужил и, «перевалив» за сто десятый день, с нетерпением ждал себе замену. А её всё не было и не было, а нервы-то на пределе ещё с «Афгана». Стал майор напрасно срываться на моих врачах, по- всякому их обзывал и унижал за всякую ерунду. В обиду я их, разумеется, не давал, они же мои подчинённые и коллеги. Кто их оградит от нападок и оскорблений «взорвавшегося» майора, если не я. Сегодня он вспылил на моих подчиненных, завтра также обрушится на меня, пока его не остановить. Я пытался объяснить майору, что он кадровый  офицер, ему приказали и он здесь или в том же «Афгане», а врачи с «гражданки» прибыли в Чернобыль добровольно, оставив свои семьи, так сказать, совершили подвиг, и только за это их следует уважать, а не срываться на них и скандалить с ними, тем самым унижать их человеческое достоинство. Как-то в бригаде проходило партсобрание, первое за весь наш заезд. Присутствие коммунистов было обязательно. В армии 98 процентов офицеров являются коммунистами. Не вступить в партию офицеру, значит, карьеры не видать как своих ушей, дальше лейтенанта не вырасти. Мой шеф после партсобрания недоумевал, почему меня не было на том важном собрании. А когда я сказал, что я человек беспартийный, он удивился ещё больше.
-Вы так защищали своих коллег, проведя со мной  политликбез  на таком высоком уровне как политрук, что я даже не сомневался в вашей партийности,- сказал он.
-Товарищ майор, необязательно быть коммунистом, важно быть порядочным гражданином и патриотом своей Родины и при любых обстоятельствах оставаться человеком. А это, к сожалению, далеко не одно и тоже и не каждому дано, -ответил я.
-Ну что ж, это делает вам честь, капитан. Здесь с вами нельзя не согласиться. Хорошо вам на «гражданке» рассуждать. В армии всё иначе. Беспартийных офицеров, практически, нет. Тут вы совершенно правы. Вячеслав Михайлович, хочу проконсультироваться с вами как с коллегой  вот по какому поводу. После этой командировки, надеюсь последней, меня, скорее всего, назначат начальником Медсанбата. Но с учетом службы в «Афгане» и Чернобыле выслуга лет уже имеется, да и надоела мне эта служба уже до чертиков, откровенно говоря. Нервы не выдерживают. Вы же психоневропатолог, понимаете меня.
-Вы хотите сказать об афганском синдроме?- спросил я.
-Очень может быть. Хотя такое выражение слышу от вас впервые. Я ещё относительно молодой, с вами ровесник. Пора подумать о «гражданке». Как вы думаете, трудно мне будет устроиться в вашей системе здравоохранения? Вы ведь у себя на гражданке не рядовой врач, в курсе.
-Как вам сказать, Владимир Сергеевич. Работал я руководителем районного масштаба, возглавлял службу скорой помощи в небольшом городе, предлагали поработать и на областном уровне тоже главврачом «скорой», но это не моё призвание. Так что отказался. Говорят, что я хороший специалист как врач. У меня это неплохо получается и мне нравится. Помните, как доставили нам тяжелого и непонятного больного на носилках поздно вечером, и мы смотрели тогда вместе со всеми растерявшимися врачами прямо в коридоре, которые ходили вокруг носилок и ничего понять не могли, не зная, с какой стороны подойти к больному?
-Конечно, помню. Я в самом деле был удивлён, как вы быстро в один миг с ним разобрались, хотя я, как и другие врачи, сразу ничего не понял. Я даже подумал, вот бы мне такого заведующего отделением в мой будущий Медсанбат, за медицину я был бы спокойным.
-У молодого парня было субарахноидальное кровоизлияние, что очень не характерно для такого возраста,- напомнил я майору тот случай.
-Месяца два назад у нас был такой же непонятный случай. Отправили больного в госпиталь с неясным диагнозом, и даже там с ним разобрались только через неделю, когда сделали спинальную пункцию,-вспомнил майор ту неспокойную для него ночь.
-Вот это уже интересно. Очень может быть, что это не случайность, а следствие повышенной дозы радиации. Потому что в таком молодом возрасте инсульты, в общем, не характерны. Пусть этим занимаются те, кому положено, кто пишет диссертации на эту тему.  Поэтому, что означают военные врачи в частях, мне хорошо знакомо. Так вот. В качестве врача терапевта вас могут взять лишь в сельской участковой больнице, куда вы, естественно, не поедите. Будут большие проблемы на Юге страны. Туда лучше не соваться, кругом родня, блат, взятки. Сам объездил, знаю. А вот в Подмосковье; Подольск, Одинцово, Химки, Серпухово, Зеленоград, Звенигород и так далее на должность руководителя поликлиники или небольшой участковой больницы запросто. Такие кадры всегда востребованы. Так что, думаю, без работы не останетесь.
-Я и не знал, что вы были большим начальством у себя, а теперь и не сомневаюсь. Вашей скромности можно просто позавидовать. Спасибо, что просветили меня и вселили некоторую надежду. Теперь о вас, только между нами. Мне чертовски интересно. Ну, в отношении кадровых военврачей, оказавшихся в Чернобыле, мне всё понятно; приказали, как вы говорите, взял под козырёк, и в путь дорогу в неизвестном направлении.
-А для тебя, родная, есть почта полевая. Солдаты в путь,- напомнил ему известную солдатскую песню.
-Совершенно верно, -согласился он, и продолжал говорить.- К тому же досрочное очередное звание, соответственно повышение в должности, тройной оклад. А что у вас? Ничего. Спрашивается, ради чего лично вы сюда прибыли, при всём к вам уважении? У вас, наверняка, были возможности найти предлог для военкомата, чтоб не ехать сюда. Вы что не понимаете, что через десять лет никого из нас не станет в живых. Это говорю я, как военврач, и со мной согласны мои старшие коллеги, полковники медицинской службы.
-Конечно, обзавестись такой справкой я мог,- соглашаюсь я с майором.- Сами врачи, коллеги из военкомата, тоже отговаривали меня ехать сюда. Меня же все в городе знают... Но кто-то же должен здесь быть! Если не я, то кто же. Государство меня учило бесплатно в школе, отправляло меня в пионерские лагеря тоже бесплатно, потом учеба в институте, даже стипендию получал от государства все шесть лет. Из пацана-босяка, воспитанного улицей, сделало меня человека. Теперь наступил момент послужить своему Отечеству, отдать долги. Что же здесь непонятно? К тому же в своей МСЧ, где я сейчас работаю, являюсь  агитатором-пропагандистом. Отечество в опасности, а я в кусты? Кому же, если ни мне, быть здесь?
-Вот теперь становиться понятно, почему вы так усердно защищали своих врачей. Я тогда после ваших вразумительных бесед понял, что погорячился с врачами и сейчас сожалею. Готов перед каждым из них извиниться. Вы меня понимаете. Хорошо, что мы так откровенно поговорили за всё это время. Мне как-то на душе полегчало. Вам бы, капитан, в политотделе дивизии работать, далеко  пошли бы.
- Вы имеете в виду манеру убеждать? Но я ведь психо-невролог. Это моя профессия,- старался я быть убедительным до конца в беседе с майором.
-Прекрасная профессия,- согласился тот.- А я вот сколько служу, так и не пойму, что я за врач и какой специалист. Всего понемногу и ничего конкретного, а так чтобы основательно… как вы…
-Вот поэтому я и не пошёл в армию после института.
Дня через три после этого откровенного товарищеского разговора поздно вечером в БР.М.П. прибыл молодой, только что испеченный капитан медслужбы из войсковой части, по военному билету ещё старший лейтенант, для прохождения дальнейшей службы на должность начмеда бригады, для которого это первое серьёзное повышение после батальонного М.П., на котором он отслужил пять лет. Сам шеф, который давно ждал замены, в это время находился в клубе бригады. Там шел старый добрый фильм «Кубанские казаки». Я не стал ждать, когда закончится фильм, тем более что его уже все по десятку раз смотрели на «гражданке», сам пошел в клуб, чтоб лично обрадовать майора с его скорым, но «запоздавшим» увольнением. Об этом он спит и видит, можно даже не сомневаться. По моей просьбе дежурный по клубу громогласно вызвал майора срочно на выход, крикнув по-военному кратко: «Майор Яцук, срочно на выход». Тут-то я ему новость и сообщил при выходе из клуба. Не сдержался. Хотел в виде сюрприза ничего не говорить, пока не окажемся в санчасти, а там и познакомить с вновь прибывшим капитаном. Вот была бы сценка! На территории городка хозяйничала темень. Мы направились в сторону санчасти. Нужно было видеть, как мало нужно служивому офицеру, чтобы осчастливить его как ребёнка. По дороге в санчасть от него исходило столько положительных эмоций, сколько не было за весь период пребывания в 30- километровой зоне, точно как какого-то уголовника освободили по «удо». В медпункте мы уже разговаривали втроём, а чуть позднее я оставил их одних. Им есть о чем поговорить; один уже заканчивал свою нелёгкую службу в зоне отчуждения, представляя себя уже начальником Медсанбата при возвращении в свою часть, другой только её начинал, примеряя погоны капитана и прикидывая, каким образом станет отмечать своё повышение по службе в Чернобыле. Выходит, для многих военных Чернобыль стал ступенькой наверх по служебной лестнице. И тем не менее оба понимали, что на самом деле они ничего не решали в бригаде, и главным лицом здесь является начальник БрМП, то есть в данный момент я. В штате М.П. было несколько санинструкторов. Один из них на «гражданке» работал мастером по пошиву мужской одежды.  Теперь он обшивал всё бригадное начальство, в том числе и в первую очередь меня, как своего непосредственного начальника. Нас, гражданских «ликвидаторов», действительно одевали так отвратительно и без всякого вкуса, видать, обмундирование ещё из послевоенных интендантских запасов, что трудно было отличать офицеров от рядового состава, если бы не было погон. Поэтому многие из начальства бригады хотели приодеться у моего мастера и пошить гимнастёрки из камуфляжного материала, что было очень модно и престижно в армии. Так что пришлось его рабочее место закрепить в каптёрке Бр.МП. В медпункте оказался санинструктор, младший сержант запаса,  который  хорошо помнил меня по срочной службе в далёкие «шестидесятые». Конечно, я его не очень-то хорошо помнил. Оказывается, мы служили в соседних батальонах в одном полку. Он служил саниструктором, а я фельдшером батальона, и наверно встречались на ПМП. Я, конечно, его и не вспомнил, если бы он сам ко мне не подошел и не поделился воспоминаниями о службе в Калининграде в ракетных войсках. Всё равно было приятно встретить сослуживца здесь в Чернобыле через двадцать лет. Вспомнили с теплотой  своего старшего врача полка, капитана при мне, а потом и майора Переверзева. Мог ли я, старший сержант медслужбы, фельдшер батальона думать тогда, что пройдут годы и я поступлю именно в тот мединститут, о котором мечтал на последнем году службы перед «дембелем», что стану врачом, и что придёт время, когда в самое тяжёлое для страны мирное время, уже, будучи капитаном медслужбы запаса, буду возглавлять в Чернобыле на самом переднем крае  не медслужбу батальона, а целой бригады московского военного округа. Прав был тогда молодой лейтенант Кравцов, мой шеф по БМП в том, что из меня может что-то получиться в смысле карьеры, и совсем не прав, что никогда его лейтенанта не вспомню. Вот и вспомнил добрым словом за его  дружеские и пророческие напутствия. Небось, дослужился за это время до майора.
Месяца через два нашей службы в Чернобыле командующий группой войск генерал лейтенант Никитенко решил провести однодневную учёбу для всех врачей непосредственно в самом Чернобыле. Кому и зачем это понадобилось в столь неподходящий момент и в таком месте, мне до сих пор непонятно. И была ли в этом вообще необходимость? Неужели нас гражданских врачей сюда привезли только для того, чтобы проводить подобные унизительные для нас мероприятия? А начальник медицинской службы группы войск полковник Невзоров решил перед этим провести ещё строевой смотр врачей, не дай бог кто-нибудь из медиков попадётся на глаза командующему в ненадлежащем виде, поэтому сам лично осматривал врачей-офицеров, выстроившихся в две шеренги перед бывшим кинотеатром в самом Чернобыле. Может кто не брит, может у кого подворотнички подшиты не первой свежести или обувь не чищена, или ремень не подтянут. Накануне нас всех, конечно, предупредили о таком «строевом смотре», и все готовились. Это впервые, когда собрались все врачи из разных бригад и разных округов в одном месте, которых оказалось чуть больше двухсот, представлявших всю географию Советского союза. И надо же было собрать всех в то место, где больше всего радиации и откуда сбежали все жители Чернобыля. Но в армии даже глупые приказа не обсуждаются. Это «сборище», на мой взгляд, и было таковым. Мне это напомнило пионерскую линейку в пионерском лагере в далёком детстве, не хватало лишь пионерского костра. Однако во всём даже из этого надо находить пользу. Каждый рассчитывал встретить своего однокашника по институту, а может даже по школе, а то и земляка хотя бы по области. В строю все выглядели одинаково, разве что отличались по званию. Были и лейтенанты, и капитаны. Во второй шеренге недалеко от меня справа я вдруг обратил внимание на совсем ещё молодую девушку с погонами лейтенанта и с пилоткой на голове. Она выглядела той школьницей из «Зорницы». Эта пилотка ей так шла, как будто только из-за неё она и оказалась в Чернобыле. Она была единственной среди врачей-мужчин, которые шеренгой в первом ряду прикрывали её от начальства. Каким образом она проскользнула в Чернобыль? Кто ей разрешил, оставалось загадкой. А переговорить с ней, хотя бы переброситься двумя словами не было никакой возможности, да и вряд ли она была бы откровенной, если сама держалась инкогнито. Могла просто не приехать на эти сборы, но почему-то явилась. Может, рассчитывала встретить такую же отважную девчонку, как и она сама?  Она улыбалась и разговаривала с близкими сослуживцами-коллегами из соседнего нам округа. Удивительно, но грозный придирчивый проверяющий полковник, начальник медицинской службы войск в Чернобыле, ничего не заметил сам, да и никто ему не доложил о такой «девице». Уверен, если бы о ней узнал командующий, кому-то здорово влетело, а девчонку немедленно отправили бы домой к мамаше, которой следовало бы объяснить легкомысленной дочери, что её предназначение рожать детей и быть здоровой, а не крутиться вокруг одичалых мужиков в зоне отчуждения. После строевого смотра, который прошёл без особых замечаний, все отправились в помещение бывшего кинотеатра и заняли почти весь зал. Вскоре на сцене появился командующий и несколько полковников, начальников служб: медицинской, радиологической, химзащиты. Первым генерал-лейтенант предоставил слово полковнику медслужбы, врачу-радиологу. Во время доклада, когда командующий обратил внимание, что ни один из присутствующих врачей ничего не записывал по причине отсутствия у них тетрадей, он пришел в ярость, прервал занятия, объявил пятнадцатиминутный перерыв и приказал вернуться после перерыва с тетрадками и ручками. Всех как ветром сдуло в поиске школьных принадлежностей. Хорошо, что по соседству с бывшим кинотеатром работал киоск «Союзпечать», наверно, специально по этому случаю политотдел распорядился, потому что в другие дни торговать нет смысла из-за отсутствия людей. Занятия скоро возобновились. Мы просидели, слушая врача- радиолога полтора часа, и так ничего не смогли записать путного и полезного из того, чего сами не знали. Один офицер из числа врачей, но не из моей бригады, шумно себя вёл и чем-то был недоволен, скорее  оттого, что эти «солдафоны» при больших погонах держали врачей за школяров. Командующий обратил на него внимание и сделал ему замечание в грубой форме. Доктора очевидно возмущало неуважительное отношение командования к медикам, будто перед ними школяры или солдаты срочники первого года службы. Генерал в ответ в грубой форме пригрозил недисциплинированного лейтенанта тут же немедленно отправить домой, слава богу, что не «губу», как говорится на «гражданке», «без выходного пособия». Каким всё же «солдафоном» оказался этот генерал, да ещё командующий? Вместо того, и, пользуясь случаем, чтобы поблагодарить прибывших в Чернобыль гражданских врачей в оказании помощи по ликвидации последствий аварии, коль армия своими силами не справлялась, он занялся муштрой и унижением их, словно имел дело с призывниками срочной службы. Мы что прибыли в Чернобыль, оставив свою работу и свои семьи, чтобы заниматься строевыми смотрами? Ну, а отправить досрочно врача домой, выглядело совсем нелепо. С его точки зрения это должно было стать наказанием, с нашей же позиции, как поощрение. Кто же из нас хоть на день не мечтал раньше выехать из зоны «отчуждения», и какой уголовник, если уж на то пошло, не мечтает выйти из зоны по «Удо». Наше общее медицинское заключение в отношении генерала было однозначным; синдром похмелья. Это было видно по его красной и пухлой физиономии и агрессивному неадекватному поведению. Можно только представить, что творилось у него с мозгами. Это, кажется, он, находясь в глубоком похмелье, приказал когда-то отправить меня на «губу», не разобравшись во всём до конца. В общем, как ни крути, а сборами мы остались недовольными и пустой тратой времени. Через пару дней начальник медицинской службы армии полковник Невзоров оказался на территории нашей бригады якобы с проверкой. Его первый помощник подполковник медслужбы действительно прошёлся по моему «хозяйству» и сделал незначительные мелкие замечания по службе, и в основном на пищеблоке, где при желании всегда можно найти что-то в антисанитарном плане, но, что самое главное, он попросил подготовить из моих средств аптечку для своего шефа на все случаи жизни. Вот наглецы! И это ещё не всё. После этого по просьбе подполковника я прихватил комплект нового постельного белья, полученного от интендантов по случаю приезда  поляков, и уже втроём на моём «Уазике» отправились в Чернобыль, где в небольшом свободном от хозяев частном доме уже неделю проживал очень строгий и дотошный  полковник медслужбы. Ему-то и предназначался комплект белья. Тут-то мы с ним и познакомились поближе. Все соседние дома тоже были настежь открытыми. В доме, где проживал начмед армии, в небольшой комнате стояло черное пианино и другая мебель, на тумбочке стоял цветной телевизор «Рубин». В саду ветки яблонь гнулись под тяжестью крупных созревших яблок. Этот год был особенно урожайным.  В общем, всё стояло на своих местах как и при хозяевах, которым пришлось срочно покинуть этот город. И такая картина во всех дворах; ни кошек, ни собак не видать, все, похоже, передохли.
 После вечерней поверки, которая проводилась ежедневно во всех подразделениях и докладывалось потом дежурному офицеру штаба бригады, находилось  немного свободного личного времени. Можно было написать письмо на родину.  Я скучал  по дочери, которой ещё и года не было, да и про старшую дочь не забывал, которая жила в Ефремове. Вспоминал даже про щенка, которого взял на рынке накануне и к которому успел привыкнуть.  Всякие были мысли о смысле жизни, и возникали самые невероятные  несбыточные мечты. Я знал, что в Киеве живёт одна хорошая знакомая Алла Кравченко, с которой мы случайно познакомились много лет назад в Артёмовске. Я тогда по воле рока работал в соседнем Карло-Либнехте и иногда по делам службы приезжал в этот небольшой городок под Донецком. Мы как-то быстро нашли общий язык, нас притягивало друг к другу как магнитом. Встречаются же такие родственные души. Нам бы встретиться раньше лет пять, совсем другая была бы у нас история любви. Теперь она женщина замужняя.  У неё в руках были полевые цветы преимущественно синего цвета под цвет её глаз. Она купила их на рынке для себя, для домашнего уюта. Наверно давно, а может никогда она не получала цветов от мужа, военнослужащего офицера. Незнакомка очень напоминала мне Наташу из Загорска. По пути к автобусной остановке, куда нам оказалось по пути, я прикупил ещё цветы у старушки, торговавшей у тротуара, и подарил ей для общей массы букета. Да и сама она выглядела как красивый цветок, за которым так и хотелось поухаживать. Я провёл её до самого дома, и она пригласила к себе. Жила она на пятом этаже в новой пятиэтажке в служебной квартире. Её соседями по лестничной площадке были также семьи военнослужащих. Оказавшись в её квартире, мы не сдержались и обнялись в крепком поцелуе, стоя в прихожей перед большим овальным зеркалом. Затем довольно быстро очутились в горизонтальном положении на диване в большой комнате, на что я, конечно, не рассчитывал и не был готов. Алла была замужем за военнослужащим  офицером, который почти сутками пропадал на службе. Дочь в это время была в садике. Как бы мне ни хотелось ещё остаться у неё и быть с ней рядом ещё некоторое время, но подвергать её риску, как в том популярном анекдоте, «если вдруг нагрянет муж», мне не хотелось ещё больше. Когда мы прощались, она сама на какой-то бумажке, оказавшейся под рукой, наспех написала свой адрес в Киеве и сказала, что, по всей вероятности, в ближайшее время она с дочкой уедет в Киев к своей матери, откуда она родом. Мне тогда и в голову не пришло выяснять причину такого отъезда её в Киев. Я обещал обязательно ей написать.  Потом я несколько раз заходил к ней  домой в разное время, но было видно по всему, что там уже никто не живёт, а по слухам соседей не трудно было понять, что муж её, старший лейтенант, отбыл в длительную командировку в Афганистан. Тогда там только начиналась «горячая» пора. С тех пор мы никогда не виделись, а с этими переездами по стране адрес её потерял. Конечно, я бы вспомнил его, если б сам писал тогда адрес на бумаге. А так полностью доверился бумаге. Обидно, что за три месяца, находясь где-то неподалёку от неё в самом Киеве, так и не встретились. Обидно даже не то, что нам не суждено было встретиться и мы не встретились, а то, что она,  наверняка, плохо обо мне подумала, так и не получив ни одного от меня письма, наверно, посчитав меня каким-то проходимцем и донжуаном. Если б она только знала, что это совсем не так, и я до сих пор помню её с любовью и нежностью. Не мог забыть и свою бывшую подругу по институту Наташу, наверно потому, что продолжал ещё любить безответно. Какая мучительная эта безответная любовь. Не один раз представлял нашу встречу в Москве, когда закончатся все мои дела здесь и нас отпустят по домам. Это же сколько прошло лет? После окончания института  она куда-то пропала. Всякий раз, когда я бывал в Москве, на протяжении нескольких лет пытался найти её через мосгорсправку. Никак не получалось. Но однажды, за месяц до отбытия в Чернобыль, ко мне на приём  пришла  одна знакомая пациентка, которая сообщила, что на днях она была на приёме в институте Гельмгольца в Москве у одной молодой хорошенькой докторше, очень красивой молодой женщине, которая, узнав, что она из Мурома, поинтересовалась, не работает ли в городе такой-то врач Доронин?
-Как же не знать,- ответила больная. -Известный у нас доктор- невропатолог. Неделю назад была у него на приёме по поводу головной боли. Очень хороший врач, все его хвалят.
-Узнаю. Он всегда таким был,- говорит белокурая с весёлыми голубыми глазами врач, изобразив неподдельную улыбку на милом белоснежном лице.
-Вы что знакомы? - удивилась провинциалка от того, что врача из Мурома  знают даже в Москве.
-Ещё как. Учились в одном институте, жили в одном общежитии,- разговорилась она.- Он был у нас большим начальником в профкоме, и даже дал мне общежитие на втором курсе. Я ему очень обязана. Как это можно забыть... Он тогда мне очень помог... Большой привет ему от… Нет... Лучше я сама ему напишу пару слов, иначе не поверит. Мы с ним были больше, чем знакомые приятели.
- Что вы говорите?  - ни  то спрашивала, ни то удивлялась пациентка.
-Да, так  и было. Я ему очень благодарна. Мы даже чуть не поженились на последнем курсе.
-Как трогательно это слышать. Он один из лучших врачей в городе. Такой серьёзный.
-Не сомневаюсь. Вот только зачем он туда поехал. В сущности, Москва нас познакомила,   она же нас и разлучила.
Эту записку и вручила мне больная сразу по возвращении из Москвы. Когда я увидел знакомый и дорогой для меня почерк, меня словно шибануло током от розетки. Я нутром чувствовал и раньше, что она в Москве, а теперь уже был уверен наверняка. В записке Наталия  сообщала, что у неё всё хорошо, замужем, меня помнит, что фамилию сменила. Теперь она Шапошникова. «Лучше бы она была Дорониной,-с сожалением подумал я. -И на кого ты меня оставила в этой глуши?». Вот почему  ни одна мосгорсправка не вывела меня на её адрес. Если у неё всё так хорошо, то почему я так часто вспоминал и пытался искать её. Может меня чутьё подводило? Почему за столько лет не встретил такую, которую мог бы полюбить как её? Почему мне не всё равно с кем она сейчас живёт, пусть даже хорошо? Какой же я всё-таки болван, когда, будучи студентом, боялся своей и её любви. Почему так тревожно всякий раз у меня  на душе, когда думаю о ней. Моя пациентка сказала, что через несколько дней снова будет в Москве и в том же институте, и снова будет у неё. Я быстро сообразил и написал коротенькую записку. В ней в душевном порыве напомнил, как сильно и тайно любил её и, кажется, до сих пор люблю, что при первой возможности, оказавшись в Москве, найду её. С такими мыслями я часто ложился спать в прохладную постель в холодном кабинете, находясь  в зоне «отчуждения» и вдали от родины.
 Между тем наступила глубокая осень. Ночи становились  холодными. Температура что на улице, что в медпункте, практически, одинакова. Никакого отопления не предусматривалось в этом летнем палаточном городке. А посему можно предположить, что вряд ли при таких условиях нас будут держать до самой зимы. Несмотря на включенный обогреватель-вентилятор, в комнате, где я спал, было некомфортно и прохладно. Меня одолевал ужасный изнуряющий сухой кашель. Говорят, радиация невидима. Это так. Зато могу сказать, что она вполне ощутима. Все, кто прибывает в эту зону, почему-то болеют простудой, и только через неделю адаптируются. Моему бронхиту тоже надо искать разумное объяснение. А в облвоенкомате уверяли нас в обратном, им бы самим отправиться в зону отчуждения хотя бы на месяц, тогда бы не занимались трепалогией  напрасно. Впрочем, ничего удивительного. Мы жили в 30- километровой зоне, зоне «отчуждения». Ни в самом Чернобыле, ни в деревнях вокруг трудно кого можно было встретить из местных жителей, разве что какая старушка, которой за восемьдесят, в саду по привычке хозяйничала. А урожай на яблоки выдался на славу. Из каждого подворья через забор свисали  потяжелевшие ветки с огромными  сочными ароматными и очень привлекательными и аппетитными яблоками. Заходи в любой сад,  срывай без опаски яблок, сколько душа хочет, никто ничего не скажет и собака не залает, потому что в округе нет ни тех, ни других. О таких яблоках я когда-то в детстве мечтал, когда с дворовыми пацанами забегали в совхозные сады и обносили их как саранча. Но здесь на это «добро» желающих не находилось. И обносить сады было некому. Правда, какие-то солдаты-строители, скорее всего узбеки неплохо устроились вокруг здоровенной яблони и потихоньку не спеша за обе щеки снимали «пробу». Судя по их физиономиям, яблоки и в самом деле неплохие, все как на подбор крупные красные, будоражившие аппетит, но кто бы знал, сколько в них радионуклеидов? Откуда этим узбекам знать про это, если они впервые покинули свои кишлаки и аулы, а в школе про физику ничего не слышали.  Редко где увидишь уже одичавшую пугливую кошку, пробегающую через дорогу. Иногда небольшими стаями на территории бригады появлялись собаки-дворняги. Как они в лесу уживались с волками, даже трудно представить, только видеть одних и тех же собак почему-то не приходилось. Собаки, чтобы выжить, держались стаями и только на своей территории. Впереди зима, по весне их вообще может и не быть. В зимнем лесу из животных выживает сильнейший. Из моего кабинета хорошо просматривались высокие трубы, символы четырёх энергоблоков ЧАЭС. Нам жилось и дышалось спокойней, когда шли дожди. Они прибивали  дорожную пыль вместе с радиоактивной пылью  и воздух казался чище, и дышать хотелось на полную грудь. Когда не было дождей и было жарко и душно, палаточный городок и, проходящую рядом трассу, поливали  «водообмывщики» несколько раз в день.
 Как-то по осени во второй половине дня ближе к вечеру мне позвонил начальник штаба бригады и сообщил, что  серьёзно заболел комбриг, и попросил, чтобы я как специалист посмотрел его в удобное для меня время. Когда уже на улице стало темнеть, а световой день таял с каждым пройденным днём, я заглянул в комбриговский вагончик. Комбриг был не один. Накануне  он  поселил  у себя на пару дней прибывшего вчера из Москвы инспектировавшего полковника. Комбриг мужчина средних лет, выше среднего роста, совсем не склонен к полноте, но и не худой, привыкший к спартанскому образу жизни, лежал пластом от боли в пояснице. Его здорово прихватила поясница в этот раз, сковала по рукам и ногам, что вставать приходилось с большим трудом и через ужасную боль. Хороших и эффективных лекарств в виде уколов при таких случаях в армии,  в частности у нас, нет, не бывает и не было. В принципе мне они и не нужны, да и пользы особой от них не будет, если только боль заглушит  на некоторое время. Здесь нужно что-то другое, нетрадиционное лечение. Найти врача, владеющего такими методами лечения, даже в самом Киеве весьма проблематично. Но комбригу сказочно повезло, так как с нетрадиционными методами лечения я вроде неплохо знаком, и успешно занимался этим на гражданке. Чем я, не спрашивая его, и занялся, невзирая на его «охи да ахи». Я сделал всё, что мог в данных полевых условиях, порекомендовав комбригу два дня ещё отлежаться. Заведомо зная, куда и к кому иду, я прихватил с собой  немного чистого медицинского спирта, так на всякий «пожарный», и в качестве врачебной рекомендации для принятия per os перед сном. Для двух здоровых мужиков, конечно, маловато, как говорится, только на один зуб. Я же не знал о приехавшем полковнике из Москвы. Наутро как всегда бригада выстроилась на плацу для утреннего развода. Я стоял на плацу вместе со штабниками, и меня без бушлата немного от холода трясло. Осень-то давно вступила в свои права и даёт о себе знать с каждым прожитым днём, а на нас форма ещё летняя. О том, что комбриг «приболел», кроме меня, знали еще два человека, оба начальника, его ближайшие помощники и друзья. Я стоял и думал, какой из них примет на себя командование бригадой на ближайшие  пару дней, начштаба или начполитотдела. Вдруг слышу громкий, звонкий командный голос  старшего офицера строевика. «Дивизия..., смирно!... Равнение на-ле-во!». Оркестр заиграл «встречный марш». Подполковник, офицер строевик со звонким командным голосом подавший команду, строевым  шагом,  как на параде по Красной площади в столице, направился кого-то встречать. Я не поверил своим глазам, когда присмотрелся и отчетливо увидел, что ему навстречу таким же строевым чеканил каждый свой шаг комбриг. Ну и дела?! Этого быть не может!  Кому сказать,  не поверят. От того что было вчера и следа не осталось. Утренний развод бригады прошел в штатном режиме, как говорится, «без сучка без задоринки». Никто даже не догадался, что комбриг ещё вчера был серьёзно болен и не мог двигаться. Дня через два после этого эпизода и тоже после утреннего развода звонит  мне комбриг и говорит такую вещь.
-Вячеслав Михайлович, комбриг беспокоит. Не знаю даже как и сказать. Понимаешь, капитан, какое дело. Вчера был на оперативном совещании у начальника АЭС и в разговоре он пожаловался на боли в позвоночнике, которым страдает не первый год, и не знает к кому в Киеве лучше обратиться с этим и какому врачу пойти. Я взял, да проговорился. Так уж хотелось ему чем-то помочь. Ты уж меня извини, вырвалось. Сказал, что у меня в бригаде есть такой врач с «гражданки», какого в Москве ещё поискать, не то что в Киеве. Меня за одну ночь на ноги поднял. Мы договорились, что я привезу вас к нему в кабинет. Как вы на это смотрите?
-Ну, как мне на это смотреть? -говорю я.- Комбриг сказал, я поехал.
-Прекрасно. Тогда через полчасика подходите к штабу. Едем прямо к нему и сейчас.
 Мне, конечно, любопытно было бы полечить такого «важного» пациента в его кабинете, в который без разрешения не входят даже генералы, а зарплата у которого чуть меньше, чем у Председателя  правительства страны. По дороге уже в машине мы только надели респираторы, так как въезжали в опасную зону. Посты ВАИ и ГАИ  нас не задерживали, увидев издалека через лобовое стекло спецпропуск «вездеход» комбрига. Минут  через сорок  комбриг привёз меня на ЧАЭС. На станции я впервые. Пропуск на станцию для меня был заказан заранее. Несколько пропусков было и у меня своих. Один пропуск разрешал перемещаться в 30- километровой зоне, другой с правом выезда в Киев,  был какой-то ещё, может, в «Укрытие», но им я ни разу не воспользовался. У начальства, гораздо повыше меня, имелся спецпропуск вездеход «Везде», без права остановки кем-либо, как у моего комбрига, который дважды приходилось показывать его через лобовое стекло, проезжая посты ДПС по пути к АЭС. На самой станции полно военных из числа охраны и обслуживания. Каждый, прежде чем попасть на станцию, должен пройти через раму-металлоискатель, напоминающую процедуру флюорографии в поликлинике. Преодолев благополучно это препятствие, далее меня провели на третий этаж административного корпуса и перепоручили другим людям. Провели меня в приёмную начальника станции и оставили одного. Похоже, начальника АЭС на месте не было. Комбриг ушел выяснять обстановку. Так как на месте начальника станции ещё не было, а мне торчать в его приёмной совсем не хотелось, я вышел в длинный узкий коридор. Там я увидел немало знакомых старших офицеров и того подполковника, у которого звонкий командный голос. Впервые за несколько месяцев я  увидел девушек, одних в «гражданском», других в форме. Они не спеша ходили по длинному узкому не очень освещённому коридору, переходя из кабинета в кабинет. Из окна третьего этажа административного корпуса АЭС вся как на ладони. «Надо же, тут всё рядом, а они трудятся как ни в чем не бывало, -подумал я. -Может не понимают, что такое радиация?». Минут через двадцать  подошел комбриг и сказал, что всё  на сегодня отменяется до лучших времён, так как шефа срочно вызвали в Киев к министру. Один из знакомых офицеров дал мне  талон на обед в столовую, которая находилась на первом этаже, в качестве компенсации за потраченное зря время и от радости и удивления увидеть меня здесь. В этой столовой в основном питалось всё начальство станции и обслуживающий персонал административного корпуса и, конечно, «ликвидаторы». Нужно сказать, что в самой бригаде нас кормили тоже неплохо, но в столовой на станции кормили как в ресторане на  Крещатике. Жаль, что до обеда было ещё не скоро и мы не стали дожидаться. А как хотелось вкусно и до отвала наесться за несколько месяцев пребывания в зоне отчуждения.  Талон на обед оставил себе на память в качестве памятного сувенира. Обратно уехали через полчаса. Ни через день, ни через неделю такая встреча с начальником АЭС так и не состоялась. Часто бывает так, что все болезни уходят, когда появляются важные события большого масштаба. Так получилось и в нашем случае. Нашей 26-й бригаде и бригаде Ленинградского военного округа в связи с предстоящей зимой предстояло во исполнение приказа Министра Обороны до ноябрьских праздников расформироваться и отбыть в места своей постоянной дислокации. Сооружение саркофага на четвёртом энергоблоке давно завершилось и многие работы по дезактивации вокруг АЭС приостанавливались до следующей весны. Забегая несколько вперёд, через два года после нас,  Правительство Украины  приняло принципиальное  решение о приостановке работы ЧАЭС и о назначении начальника станции министром атомной промышленности Украины. Так что с будущим министром мы так и не встретились. Дай бог ему здоровья.
 Как-то в Бр.М.П. неожиданно нагрянул начальник сектора, что означает в армии командир дивизии, генерал-майор. Дежурный на КПП,  пропуская генерала на территорию бригады, тут же доложил в штаб бригады, где его должны встретить согласно уставу. Но генерал почему-то решил сначала заехать к нам на БМП.  Я, конечно, об этом ничего не ведал, сижу на своём  рабочем месте  в кабинете и составляю какой-то отчет. Вдруг открывается дверь кабинета и передо мной появляется генерал, за ним мои подчиненные, а также мой непосредственный начальник, молодой капитан. Признаться, я немного растерялся. Не каждый день приходится разговаривать с генералами, а здесь ещё надо правильно по уставу то ли доложить, то ли только представиться. Служил-то я в армии более двадцати лет назад, устава внутренней службы уже не помню. Так что в этом плане немного замешкался, так как все мои мысли ещё были далеко в отчете. В отсутствии моего непосредственного начальника как доложить большому начальству, я знал ещё по срочной службе в армии, но увидев  своего шефа позади генерала, чуть запнулся, несколько замешкался и, как положено в подобных случаях, всё-таки представился. Затем все вместе прошлись по моему «хозяйству» и остановились у выхода из санчасти. Здесь от любопытства его окружили со всех сторон мои сотрудники и состоялась непринуждённая добрая беседа на самые различные темы от банального вопроса, как он стал генералом, до поездки в Полтаву к доктору Касьяну со своим больным позвоночником, который  подарил ему свою небольшую авторскую книгу по мануальной терапии с автографом. Неожиданно, запыхавшись, появился начальник политотдела бригады. Он представился генералу и стал докладывать о ситуации в самой бригаде на данный момент. Старший офицер  при докладе очень волновался, больше чем даже я, даже немного заикался, как мне казалось. Они ждали начальника сектора в штабе и никак не могли понять, куда он пропал по дороге. По службе в армии я знал, что большое начальство на БМП случайно не появляется. А что ему нужно этому начальству, я хорошо знаю. А мой молодой шеф в таких делах ещё салага, хотя его отец полковник медслужбы и служит на военной кафедре в мединституте в Казани, с которым мне однажды приходилось иметь дело, и у меня  не было  такого  подходящего момента, чтоб объяснить ему ситуацию в связи с неожиданным приходом генерала. Мы оба находились рядом с ним, но по разные стороны от генерала, и отлучиться без его ведома, чтоб обговорить ситуацию, не могли. Если бы не было рядом моего непосредственного начальника, я бы, наверняка, под каким-то предлогом завёл генерала в аптеку и попросил начальника аптеки разлить по «сто» грамм спирта и, конечно, не для себя. Да тут ещё этот «политотдел» все карты спутал своим появлением. Генералу ничего не оставалось, как пожелать нам хорошей службы, и вместе с начальником политотдела бригады покинуть  БМП.
 Я не стал наказывать тех, кто обязан был доложить о появлении генерала в санчасть, хотя изначально такое желание было. Уж кого-кого, а профукать генерала?... Очевидно, они также растерялись, увидев впервые генерала, как и я. Чтобы больше не возвращаться к «генеральской» теме, следует вспомнить ещё один небезынтересный факт. Однажды мне позвонил комбриг и по поручению того же генерала, или даже самого командующего, приказал прислать врача на площадку для дезактивации автотранспорта, так как у генерала после пяти минут пребывания на ней заболела голова. Хоть я и пообещал комбригу, но ни врача, ни даже фельдшера я туда не направил. Мало ли отчего у генерала  голова заболела. Своими людьми рисковать не стал, да и необходимости особой в этом не видел. А может я ещё вспомнил, как он солдат на деньги «развёл» в своё удовольствие, и меня, не разобравшись, чуть на «губу» не отправил. Другой «служака» на моём месте не задумываясь выполнил бы приказ начальства любой ценой. Другой, но не я. К тому же уже не было большим секретом для бригады, что пришел приказ Министра Обороны маршала Язова о расформировании нашей 26-й бригады московского округа, да и срок моей службы подходил к концу. Наказать каким-либо образом меня уже трудно, очередного воинского звания нам не предусмотрено, карьеры по службе тоже не предвиделось. А к ноябрьским праздникам все должны быть уже дома. Кто знает, может тому доктору, которого я так и никуда не отправил, рискуя своей репутацией и возможностью второй раз «отправиться» на «губу», продлил жизнь на несколько лет. Что может быть дороже самой жизни? Всё остальное суета.
 В середине октября в жизни бригады наступил последний этап- расформирование бригады. Для многих эта новость явилась приятной и долгожданной. Её по «большому» секрету поведали офицеры из секретной части. В бригаде только об этом и разговоры, особенно то, что к ноябрьским праздникам все будут уже дома. Одно только это согревало солдатскую душу, а потому почти все поспешили эту новость сообщить своим родным и близким в своих письмах. Согласно  приказу  Министра обороны наша бригада должна прибыть к месту постоянной дислокации  в Киржач к определённому сроку. В связи с этим у нас появилась масса проблем. И в первую очередь, куда девать зараженную медтехнику, если вывозить её за пределы зоны «отчуждения» запрещено. Для оказания содействия в организации по расформированию бригады из Москвы прибыли старшие офицеры из штаба войск химзащиты МВО; врач, инженер и интендант. Все они обосновались у меня в лазарете, поскольку лишних вагончиков для них не нашлось, а в офицерских общежитиях по ночам было уже чертовски прохладно. Толку от них, правда, никакого, но каждый вечер перед сном, чтобы не простудиться в прохладном лазарете, они неплохо соображали на «троих», а когда однажды у них водка закончилась, обратились ко мне за «горючим». Присоединиться к ним за компанию я вежливо отказался, не по рангу мне выпивать с полковниками. Может им и позволено, будучи в командировке, но не мне. К тому же они ни за что не отвечают, а я несу ответственность по части медицины за всю бригаду. Все они одной компанией из Москвы приехали на «девятке» полковника медслужбы. С ним мы чаще имели дело как коллеги, да и по возрасту мы были на равных. Конечно, господам старшим офицерам было скучновато в пределах территории бригады, и дел особых у них не было. Иногда они втроём под выходной день на ночь на своих «Жигулях» отправлялись в Киев и снимали не только номер в гостинице, но и проституток. Потом в лазарете за очередным застольем смаковали подробности общения с девицами столь древнейшей профессии. В общем, господа офицеры-инспекторы даром время не теряли, кутили на всю катушку, как офицеры у А.Куприна. Больше всего их интересовала возможность получить статус «ликвидатора» и получить липовое удостоверение. Такие удостоверения какой-то умелец в штабе бригады изготавливал неофициально для большого начальства, хотя оно и не имело никакой юридической силы. Меня это совсем не интересовало, хотя я и относился с такому начальству. Нас, призванных с «гражданки», совсем не интересовали ни удостоверения, ни льготы, ни награды, ни даже звания. Мы просто исполняли свой гражданский конституционный долг кто как мог. Среди нас были, как и во всём обществе, порядочные люди и подлецы. Военкоматы не очень-то заботились, кого они отправляли, главное для них было количество и план. Подвергались больше облучению недисциплинированные  воины, которые срывались в самоволку,  где дозы радиации значительно превышали пределы допустимого. Одного такого солдата доставили к нам в МП, и с диагнозом лучевая болезнь первой стадии в срочном порядке пришлось отправить в окружной госпиталь. Но это был единственный случай, чаще приходилось иметь дело с другими банальными болезнями, не связанными  с радиацией. О том, что нам, если верить моему медицинскому начальству, отпущено ещё десять лет жизни,  я серьёзно не воспринимал, и поэтому никому из своих подчинённых на эту тему не говорил. Представляю, как быстро это могло распространиться по бригаде и какую могло вызвать панику среди личного состава. Молодому полковнику медицинской службы, прибывшего из штаба округа для оказания в содействии по расформировании бригады, как и мне, чуть за сорок. У него, как и у меня, дома дочь почти одного возраста до полутора лет. Возможно, если бы  после института я подался в армию, а такое предложение было при распределении, скорее всего, тоже носил погоны полковника к этому времени. Помню, как начальник райотдела милиции ещё до института пророчил мне быть полковником. Может, поэтому к молодому полковнику медслужбы у меня было особое благосклонное отношение. Ему, как коллеге, по его большой просьбе, вручил особый нагрудный значок «ликвидатора аварии на ЧАЭС», тем более что для него командировка в Чернобыль была далеко не первая. Других наград ещё в бригаде  не было. Днями раньше такие же значки в торжественной обстановке в строю я вручал своим отличившимся сотрудникам. Конечно, они заслужили большего, чем благодарность по службе. Увы, в семье не без урода. Встречались всякие. Один здоровый да «туповатый» санинструктор из гражданских ветеринаров, нацепивший на себя шинель подполковника, не знающий, что такое дисциплина, нередко её нарушал. У меня была даже мысль досрочно его отправить с соответствующей характеристикой в правление родного колхоза в его деревню, пусть знают, какого подлеца и «патриота» родины они прислали. Но для него это бы выглядело как поощрение по службе в войсковой части вроде тех десяти суток на побывку. «Нет,-подумал я,- пусть это негодяй отбывает до последнего дня и часа». Была бы моя на то воля, оставил этого «недоумка»-ветеринара на весь зимний период сторожить технику в отстойнике в поле под открытым небом в окружении голодных волков. Хотя, наверняка, и это ему доверить нельзя. Ей-богу, оставил бы свой пост и сбежал в деревню к своей Прасковии. Другой «боец», ещё похлеще «недоумок», один из водителей «санитарки». Бывало, оставит машину с утра после развода где-то рядом с БМП, а самого, когда надо, часами нигде найти не могут. Вот и гадай где он, в самоволке или где-то отсыпается подлец. Так и получилось однажды. Надо было срочно отправить в госпиталь больного с острым аппендицитом, а водителя «Уазика» днём с огнём не найти. Пришлось отказаться от такого шофёра-бойца, а инспектирующий полковник медслужбы, у которого прав гораздо больше, по моей просьбе вдобавок нашел основания отправить этого нерадивого солдата на десять суток гауптвахты, как оставившего свой  боевой пост без разрешения. А ведь приедет такой «сукин сын» в свою деревню и станет рассказывать своим односельчанам, как он «героически» защищал в Чернобыле граждан страны, да и о льготах не забудет. И таких бездарей в каждом подразделении хватало. Однажды позвонил комбриг и поручил мне разобраться с одним молодым доктором, который проворовался в одном небольшом сельмаге. Я не мог этому поверить, чтобы врач мог украсть детскую обувь, стоившую всего-то несколько рублей. Украсть взрослую обувь, ещё куда ни шло, это я бы понял. Через неделю, какую обувь не носи в 30-ти километровой зоне, она считается «грязной» настолько, что подошва трескается и отлетает. К тому же не ходить же в кирзовых сапогах с портянками в августе месяце. Я не стал выносить это на всеобщее обозрение перед своим коллективом и поговорил с ним откровенно наедине. Алексей до Чернобыля работал на скорой помощи в Питере, где и учился. И это совсем недавно, каких-то пару месяцев назад.... В армии служить ему не пришлось, «отмазался». Трудностей в жизни ещё не встречал, дома материально обеспечен, женат, имел маленького ребёнка. Что побудило его на такое преступление, от которого  такой позор? Желание вернуться домой с обновкой для ребёнка, чтобы тот сказал «спасибо папа»? А что этот папаша по дороге из Чернобыля с приличной зарплатой в кармане не мог для своего любимого ребёнка потратиться на обувь? Это каким же мелочным и непорядочным надо было быть, чтоб пойти на такое преступление. Мотивы кражи мне были абсолютно непонятны, может, страдал клептоманией? В Чернобыле происходят всякие сдвиги по фазе. Лейтенант клялся и божился, что это случилось первый раз, бес попутал,  и готов искупить свою вину вплоть до гауптвахты, если заслужил, только бы не сообщали по месту работы. Я не мог его ни простить, потому что презираю воровство, но и наказать рука не поднялась, увидев его в слезах и раскаявшегося. Зачем портить парню, молодому лейтенанту только начинавшуюся самостоятельную жизнь.  Так что, можно сказать, ему повезло на доброго, неизбалованного в детстве начальника. Дал ему два дежурства вне очереди по БМП и тем ограничился, доложив комбригу о принятых мерах, наказав своей властью в  соответствии с уставом внутренней службы.
 В плане расформирования бригады  у нас были свои задачи и проблемы. Все вопросы по свёртыванию бригадного медпункта  приходилось  решать мне без полковника медслужбы, прибывшего специально для оказания помощи на месте. Он только присматривался, как и что можно с собой потом увезти домой на своей серебристой «девятке». Наши соседи по складу, работники культуры из политотдела, не знали, куда девать музыкальные инструменты, жалко было выбрасывать или отправлять в чистое поле в «отстойник». Грузили их со всем другим барахлом в «Камаз» и вывозили в «отстойник». Командировочный полковник медслужбы не растерялся и тоже присматривал, чтобы такое взять с собой на память о пребывании в Чернобыле, не с пустыми же «Жигулями» возвращаться в Москву. Когда я увидел, что в «Камаз» бросили почти что новый красивый  с зелёным перламутром баян, у меня аж сердце ёкнуло. Я же когда-то был баянистом, и у меня никогда не было своего инструмента, так как у моих родителей не было материальной возможности его купить в детстве. Приходилось учиться, а потом играть на чужих инструментах. Был, по существу, вроде того сапожника без сапог.  А тут такое добро отправляют  на «свалку» только потому, что оно «заражено». Конечно, я мог взять его с собой, не пропадать же добру на свалке. Солдаты бы с удовольствием мне его отдали, так как у самих душа была не спокойна, но они исполняли приказ своего начальства. Однако мне совесть не позволила брать чужое. Вот если бы мне подарили за отличную службу как Ивану Бровкину за примерную службу в армии, это совсем другое дело. Хотя и в этом бы случае не взял бы. Во-первых, слишком много мороки с ним в дальней дороге домой, а во-вторых, инструмент считался радиоактивно зараженным и вывозу за пределы Чернобыля не подлежал. А раз так, значит, нельзя.  А барахла, от которого надо было срочно избавиться, было немало и у нас самих в санчасти. Возникла проблема, куда девать  сильнодействующие и наркотические средства. Хотел было я по акту передать всё это в соседнюю 25-ю бригаду Киевского военного округа, поскольку им предстояло ещё оставаться на месте на правах хозяина. Начальник армейской аптеки при бригаде майор медслужбы сначала согласился принять наркотики по акту, но потом на следующий день вдруг передумал связываться с наркотиками, мол, много возни с ними и лишняя ответственность, и, главное, хлопотная отчетность по ним. Пришлось подключить бригадного майора КГБ вместе составить акт и в его присутствии все эти препараты уничтожить путём механического воздействия молотка с его и моей подписями в акте. Вот глупость-то какая, добру пропадать. Мало того, что это немалых денег стоит, а как ещё такие лекарства могли бы помочь больным и пострадавшим в самой армии и в госпиталях. Такая бесхозяйственность возможно только в армии. Случайно у себя на складе обнаружил бочку с аскорбиновой кислотой или витамином «С». Её надо было добавлять в рацион питания личному составу ежедневно, но почему-то забыли. И я об этом не знал, когда принимал дела. Предыдущий начальник о ней мне ничего не говорил. Куда теперь девать? На гражданке это дорогая вещь. Я не поленился и отвёз бочку с витаминами в бригаду Ленинградского военного округа, тоже по соседству с нами в километрах пятнадцати. Может им сгодится? Это сказывается моё трудное детство на всём экономить и быть рачительным. Медицинскую технику, которой было немало в БР.МП и она считалась радиационно-загрязнённой, погружали в «Камаз», что меньше габаритами запихивали в «санитарки» и отправляли за несколько километров от посёлка, где дислоцировалась бригада, в специальный отстойник на временное хранение под охрану Киевскому военному округу. Остальное имущество БМП или описывалось интендантами, или списывалось по акту через комбрига. Полковник медслужбы, он же начальник штаба войск химзащиты МВО, даже похвалил нас за очень правильное распределение медицинского имущества, а особенно за рациональное использование санитарного транспорта в целях сохранения другого медицинского имущества. Сам полковник тоже не растерялся. Нагрузил свою «девятку» всяким барахлом. Это и мешок книг из библиотеки, и цветной телевизор для дачи, и электродвижок от зубоврачебной машинки для поливки у себя на даче из водоёма, и многое другое. Но кто-то из моих санинструкторов, похоже, что «ветеринар», доложил главному  «особисту», хорошему моему знакомому, который со мной в дружеской беседе порекомендовал передать уважаемому полковнику, что его с таким «запретным» грузом  по дороге в Москву могут задержать компетентные органы, с чем я, конечно, поделился с полковником-медиком. Книги он оставил, но взамен я ему подарил попугая с клеткой. Может этим осуществил самую заветную мечту маленького попугая выбраться из зоны отчуждения на волю в Подмосковье, хоть там дожить свой век. А может, он вовсе этого не хотел, а предпочитал умереть здесь, как и его подруга, недавно ушедшая из жизни, с которой  прожили несколько лет в одной клетке. В любом случае не оставлять же его одного на произвол судьбы. Хоть «заморский» попугай, а жалко. Он страдал вместе с нами и жил по уставу. Одновременно из бригады почти ежедневно увольнялось человек по двадцать и по одному из санчасти. Жалко было расставаться со своими врачами, фельдшерами и санинструкторами. Мы так сработались, привыкли за эти три месяца. Для них я был вроде «отца родного». Все стремились уволиться раньше других. Их можно понять. Не мог думать об этом только я. Как и принято в армии и на флоте командир покидает свой пост последним. За добросовестную службу командование бригады вручило мне благодарственное письмо следующего содержания. «Капитану медслужбы В. Доронину. Выполняя задание Советского Правительства в необычно сложной обстановке, Вы уверенно прошли испытание на мужество и стойкость, проявили высокие морально-политические и психологические качества. Глубокое понимание личной ответственности за порученное дело помогло Вам внести достойный вклад в дело ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной станции. Выражаем Вам сердечную благодарность за образцовое выполнение патриотического долга перед Родиной. Командир…. Политотдел ...».
 Настроение у всех «дембельское». Я не возражал, если каждый из моих коллег  возьмёт  в качестве сувенира на память о Чернобыле что-нибудь из санчасти, всё равно ему пропадать. Кто набрал медикаментов на все случаи жизни от всех болезней, кто перевязочного материала, кто  туалетного мыла. Всё это на гражданке в страшном дефиците. Мне тоже что-то хотелось взять на память. Ну как же без сувенира. Сначала хотел взять настенные часы из кабинета начмеда, которые постоянно контролировали и регулировали мою жизнь. Свои часики я специально забыл и оставил на своём рабочем столе, так как они  в первые же дни пребывания в Чернобыле навсегда вышли из строя. Однако настенные часы не вмещались в мой студенческий портфель. Пришлось повесить их обратно. Зато хорошо вошли подсвечники, которые придавались этим часам и не занимали в портфеле много места.  И чтоб портфель не казался совсем пустым, взял немного туалетного мыла. В конце октября, наконец, закончилась наша служба в Чернобыле. После завтрака с вещами в последний раз мы выстроились на плацу перед штабом. Трогательное было прощание, но без оркестра. К тому времени половина музыкантов уже разъехалось по домам. Командование бригады поблагодарило весь личный состав за службу, посадили  нас в «Камазы» и отвезли до первого посёлка с железнодорожным вокзалом. Как ни стремились мы поскорее покинуть Чернобыль все эти три месяца, но когда пришла пора уезжать и мы понимали, что это навсегда, то на душе становилось как-то грустно и неспокойно. Дальше двигались в сторону дома кто как мог. Началась долгая дорога домой. Чтобы не ждать поезда, мы с коллегами  взяли такси до небольшого посёлка с крохотным железнодорожным вокзалом, потом поездом добрались до Киева.Таксисты так и крутились вокруг нас, предлагая свои услуги.
-Товарищ капитан!- обратился ко мне пожилой водитель,-садитесь довезу куда надо.
-Шеф, уж больно невзрачная у тебя тачка, как я посмотрю,- говорю ему.- Не для господ офицеров.
-А вы не обращайте на это внимание, -говорит он.- Вид может
и неказистый… Главное, техника надёжная, не подведёт. Доставлю по назначению,- всё уговаривал нас мужик.
-Ну, если даёшь гарантию,- согласился я больше из жалости к его возрасту, чем к его технике. И мы вчетвером поместились в его колымагу, давая ему подзаработать в этот важный для него день. Какому постороннему и любопытному гражданскому не терпелось спросить, как там на самой ЧАЭС. Не сдержался и водило.
-Товарищ капитан. Конечно, если не секрет. Саркофаг уже, похоже, сооружен. Когда заработают остальные три блока?
-Боюсь, что его надолго не хватит, ненадёжный,-говорю ему, как сам понимаю.-Думаю, что ему пришел капец.
-Да, наломали мы дров,-соглашается шеф.-Как же так можно рисковать людьми?!
-Главное, что скрывали до самого последнего. Вот в чем беда.
 За разговорами незаметно и приехали. Доставил он нас к вокзалу действительно без приключений.
 На каждом очередном этапе нас всё убывало и убывало, и в Москву уже ехал я один. В Киеве у меня было ещё три часа  свободного времени. На вокзале, куда ни глянь, всюду столичные проститутки в укромных местах поджидают клиентов. У жриц  любви сегодня большая «охота». Сегодня их день. И откуда им знать, что «ликвидаторы» с большими деньгами возвращаются по домам? Некоторые наши парни в погонах быстро с ними «снюхивались», то есть сходились. Их можно понять, три месяца не видели подруг, соскучились. Особенно преуспевал в этом деле мой портной, у которого эта тема часто обговаривалась в санчасти. Ну, да черт с ним. Теперь я для него не начальство, и вольному воля.  Девицы прекрасно знали, что сегодня клиенты не только с деньгами и не знают, на что их потратить, но и вероятность «подхватить» болезнь или «влипнуть» совсем невелика. И этим обстоятельством они пользовались на все сто. В этот день им здорово повезло, заработали  не только на хлеб с маслом. Для меня всё это казалось диким. В моих мыслях была только одна Наталия, и я по-разному представлял нашу встречу. О жене даже не думал. Да какая она мне жена, если по имени её никогда не называл и чувств особых не испытывал. Вспомнил, правда, как уезжал с облегчением, а теперь возвращаюсь с неохотой и тоской. От хороших жён в такие места не отбывают. Лучше бы меня оставили в Чернобыле на второй срок, да только бы не в зиму.
  С билетами на Москву проблем не было, тем более для нас. Время еще было,  и я прогуливался неподалёку от привокзальной площади, намеренно обходя крашеных девиц лёгкого поведения с короткими до неприличия юбками, которые торчали на каждом углу. По дороге заглянул в маленькое кафе, наверно привык к определённому режиму, а время было как раз обеденное, вот и потянуло меня в «общепит». Взял сосиски с гречневой кашей. С аппетитом съел, видимо оттого, что давно сосиски не ел, да ещё с гречневой кашей, так по-домашнему приготовленную. А вот в столовой на ЧАЭС в меню они были постоянно, о том лишь воспоминание в виде нереализованного талона на обед в моём кармане. В те годы это были настоящие первозданные с особым вкусом и запахом аппетитные и сытные сосиски. С тех пор ничего подобного встречать не приходилось. Каких только разновидностей и сортов сосисок не выпускают спустя двадцать и более лет, но это уже черт знает что, а не сосиски. А вот сосиски в Киеве были что надо, классные, аппетитные и сытные. Такие я часто раньше брал в Москве в небольшом кафе у ЦУМА, будучи студентом.  До отправления скорого поезда «Киев-Москва» оставалось совсем немного времени.
Остановиться в Москве  планировал на пару дней у хороших знакомых на улице Сталеваров, дальних-дальних родственников двух Михаилов, старшего и младшего, они же по отношению друг другу являлись тестем и зятем. Это далековато от центра, и чтоб не терять время, я сразу с вокзала  поехал в институт глазных болезней им. Гельмгольца, что на Большой Грузинской. Хорошо ещё, что на вокзале успел побриться. Мне очень хотелось поскорее увидеть Наташу, убедиться, что с ней всё хорошо, не нужна ли моя  какая-нибудь помощь,  и снова в путь дорогу домой. Я ведь остановился в Москве из-за неё, я же обещал ей в записке, переданной ей через пациентку, что при первой возможности, как только...так сразу... Не виделись мы с ней долгие четырнадцать лет. Боже, как летит время! Очень большой срок для серьёзных перемен. А такое ощущение, что расстались только вчера. Другой бы давно позабыл, столько воды утекло в той  же Оке или в Москва-реке, а я не только помню, но и люблю её. Ведь мне так не везёт после неё. На меня словно навели порчу. Дважды женился и всё неудачно, и всё из-за неё.  Какая она теперь Наталия Алексеевна. Я заглянул в поликлинику института и в регистратуре выяснил, в какие часы и в каком кабинете ведёт приём врач-офтальмолог Шапошникова Н.А. Снова представил вместо этой чудной и далёкой фамилии свою. Как здорово было, если б у нас была одна фамилия. У меня аж в глазах зарябило от моих несбыточных представлений. Оказалось, что приём больных у неё только с тринадцати часов. Ждать очень долго, больше трёх часов. Ничего страшного, можно и подождать. Что эти три часа по сравнению с годами? Сущий пустяк. Хорошо бы позвонить ей домой, да не знаю номера телефона. В регистратуре о врачах никаких сведений не дают, и правильно делают. Три часа ещё где-то надо мне провести.  Конечно, с дороги я устал, да и мой необычный внешний вид, форма, погоны, дурацкий бушлат не моего размера из бэу, пухлый портфель со своим скарбом не располагали к прогулке по Москве. А в Москве осень в самом разгаре. Уже прохладно, без бушлата никак нельзя. Солнышко теперь больше светило, чем согревало. Возможно, было бы разумно сначала отправиться к хорошим знакомым на улицу Сталеваров, отдохнуть пару дней, привести себя в порядок и с цветами явиться в поликлинику института в конце её приёма. Но, думаю, это выглядело бы несерьёзно и даже смешно. Мы уже не те, что четырнадцать лет назад, да и оба семейные люди. А мне бы хотелось так и поступить, ведь для меня пройденные годы ничего не значили и оказались несчастливыми, и всё только из-за неё. Неподалёку от института находился кинотеатр с маленьким сквером. Там я немного отдохнул, выкурил несколько сигарет «Ява» и спокойно трезво подумал. Я часто закуриваю, когда надо серьёзно о чем-то подумать. А так бы, возможно, и не курил. Даже спрашивал себя, собственно, что я здесь делаю? К чему всё это? Ну, увижу её, а что скажу после стольких лет? Может и не стоит ворошить прошлое? Что у неё всё нормально, я уже знал из записки. Что я могу ещё нового узнать от неё? Хотел даже отсюда сразу отправиться на вокзал, не заезжая на улицу Сталеваров, тем более что о моем приезде в Москву они не знали и никто меня, конечно, не ждал. Ну, а не званый гость, как известно, хуже татарина. Особенно это относится к москвичам. Но желание увидеть её, быть может, в последний раз, было превыше моих дурацких сомнений. Зачем же и к кому я приехал, как не к ней? К чему лукавить.  К часу дня, как раз к приёму, я подошел к её кабинету. Напротив кабинета в довольно узком коридоре сидели пожилые люди-пенсионеры преимущественно женщины, видимо, к ней на приём. Они нехорошо говорили о глазнике  Фёдорове, что-то намекали на взятки. Недолго думая, зная, что Наталия наверняка уже там, и пока не начался приём больных, а бабули всё судачили, как будто только для этого сюда и явились, позабыв для чего пришли, я вошел в кабинет. Я часто представлял  нашу встречу в различных вариантах. Она сразу узнала меня и улыбнулась, но явно опешила и заметно растерялась. Ещё бы, столько лет не виделись, и на тебе, как снег на голову. Мы же встретились не на улице случайно, а в её кабинете. Конечно, не ждала. Я думал, что она не сдержит эмоций и бросится мне навстречу на правах хозяйки, и мы, как когда-то, обнимемся, пусть даже символически, и я поцелую её в левую розовую щечку. Но всё получилось прозаично банально и сдержанно. Между нами была хоть и прозрачная, но всё же стена. И ничего удивительно. Я больше фантазировал о том, как мы встретимся, и явно переоценил наши теперешние отношения, спустя много лет безмолвия. Да и мы уже не те беззаботные студенты. Она выглядела великолепно как Мерлин Монро, только лучше и родней. Ей так шел белоснежный  халат. И на этом прекрасном фоне я в солдатском бушлате и с пухлым портфелем в руке, будто в перерыве между боями заглянул к любимой докторше в госпиталь на пару минут, чтоб проститься навсегда. И почему не оставил бушлат с портфелем бабулям в коридоре? Наверно, волновался. Ведь все эти годы я только и думал о ней,  значит, любил. Она работала без медсестры в целях экономии во всём институте, и у нас было мало времени.
-Не удивляйся моему «видочку», -сказал я.- Я только что из Чернобыля. Наверно, знаешь, что там случилось... Прямо с вокзала сюда, к тебе... Всего на пару минут. Очень хотелось видеть тебя, услышать тебя. Знать, что с тобой всё в полном порядке.
-Ты всё такой же, впереди всех. Без тебя не обошлись бы?- как-то странно спросила она.
-Как видишь, не обошлись. Мы много лет не виделись, и я ничего о тебе не знаю, хотя часто вспоминаю. Расскажи, как у тебя всё сложилось. Успокой мою  тревожную душу.
Наташа рассказала, как за это время трудно и болезненно перенесла потерю отца, а потом и неожиданную смерть мужа. Я спросил её, отчего умер такой молодой муж, которого, наверняка, любила, и от которого был общий ребёнок. Она то ли в шутку, то ли всерьёз ответила, что он умер из-за большой любви к ней. Впрочем, я не очень удивился. Почему и нет? Я же её до сих пор люблю. На последнем курсе, как того и хотела, она вышла замуж за москвича, говорит, что по любви. По распределению попала в интернатуру, а затем и на работу  в институт к профессору С. Фёдорову, и что профессор был очень неравнодушен к ней, и из-за его настойчивых ухаживаний вынуждена была сменить место работы и перейти в другой институт. Сейчас у неё всё в порядке, снова вышла замуж, и что не может сейчас пригласить меня  к себе домой, так как у них в данный момент в гостях родственники мужа, приехавшие откуда-то издалека, и спят на кухне. Я, конечно, об этом и не помышлял, и никогда бы не принял её предложения, если б оно и было. Другое дело, если бы она была не замужем. Я сидел рядом с ней у одного стола, где обычно сидят пациенты, слушал её и думал: «Так вот отчего у меня на душе кошки «скребли» и было так неспокойно. Я чувствовал её как самого дорого и близкого мне человека на свете. Поэтому так упорно и настойчиво искал её в Москве, и каждый раз интересовался в «мосгорсправке». Я чувствовал её беду, и мне так хотелось быть рядом с ней в трудные для неё времена. Раньше что-то читал по этому поводу, имел представление о какой-то телепатии между людьми, но не верил. И почему она не дала о себе знать, когда осталась одна. Это так просто; Муром, ЦРБ, Доронину. Всего три слова, которые могли решить наши судьбы. Я бы всё бросил и тут же приехал. Ведь, в сущности, у меня, кроме неё, никого родней не было, только она этого до сих пор не знает».
-Все эти годы я искал тебя через «мосгорсправку», но у тебя другая фамилия и ничего не получалось, -сказал откровенно я.
-Мог бы зайти в деканат и узнать, - ответила она как-то спокойно.
-Прости, не догадался. Столько лет прошло. Какой там деканат?
И потом это было так давно, в деканате уже совсем другие люди. Кто бы со мной разговаривал на такие темы.
-Я очень рада тебя видеть, но ты так неожиданно появился, как снег на голову, что я даже растерялась. К сожалению, сейчас у меня начинается приём, больные ждут.
-Не переживай. Там всего три-четыре бабули. Вообще-то я жду тебя больше трёх часов. Я же не знал твоего расписания. Ну, это не так важно. А ты что, работаешь без сестры? -спросил я.
-У нас сплошная экономия, полставки я за неё. Привыкла. Да и деньги лишними не бывают. Слава, давай встретимся после работы у метро «Красные ворота», здесь недалеко, и обо всём поговорим не спеша. Мне очень хочется с тобой поговорить, как когда-то раньше. Ты мне так здорово когда-то помог. Никогда не забуду.
Я понимал, что больше задерживать её не могу, пора вести приём, да и бабули заждались, «перемыв» всем косточки. Я уходил и надеялся, что  через несколько часов встретимся у метро и ещё наговоримся, поэтому даже не прощался с ней. Однако этому не суждено было  случиться. Этот район Москвы в районе Большой Грузинской улицы мне совсем не был знаком.  У прохожих поспрашивал, как пройти к станции метро «Красные ворота», но так никто толком не показал и не рассказал. За это время я очень устал с дороги, а до рандэву ещё очень долго. Рабочий день у неё только начинался. Собственно, всё, что я хотел узнать-узнал, кого хотел видеть-увидел, что у неё в данный момент всё прекрасно, услышал из её уст. Для чего тогда встречаться? Чтоб каждый из нас по- своему выразил сочувствие и пожалел друг друга? Пусть будет так,  как есть. Поеду лучше к знакомым на улицу Сталеваров, может там обрадуются моему появлению, к тому же я физически очень устал в дороге и выглядел уставшим, неинтересным и скучным собеседником. Когда приехал по адресу Сталеваров, то оказалось, что я забыл какая мне нужна квартира. И в подъезд не в тот вошел, и этаж, на какой надо подняться, тоже забыл. Давно не был, поди, года три прошло, когда был в последний раз. А спрашивать у жильцов дома не было смысла, так как фамилию знакомых напрочь сам позабыл. Наверно Чернобыль всю память отбил. Да если бы и фамилию знал, всё одно в большом доме в двенадцать этажей и шестью подъездами, да ещё в Москве, никто ничего о соседях не знает. Это же не деревня или провинция. А в Москве из  подъезда вышел, и будь уверен, что тебя никто не знает.  Пришлось мне битый час простоять у подъезда и караулить, пока не подъехал на своих «Жигулях» Михаил-младший, зять Михаила-старшего. Моему приезду они всегда были рады, особенно в этот раз. Заодно они хотели проконсультировать у меня как у специалиста свою больную и очень пожилую близкую родственницу, главу всего семейства, мамашу тёщи Михаила. Я не возражал, мне было приятно хоть что-то для них сделать, хотя мой прогноз относительно старой и больной женщины был неутешительным. Во всяком случае вся родня знала, к чему им готовиться в самое ближайшее время. Попробуй в Москве найти хоть какого невропатолога  и пригласить на дом. Так что я оказался в этом семёйстве кстати. Я заметил, что у них в ванной комнате действительно нет туалетного мыла, не говоря уже о шампуни, как и по всей Москве. Значит, на самом деле дефицит в этом плане.  А я и не верил до последнего, сомневался. Неужели и в самом деле страна с этой перестройкой до такой жизни докатилась?  Презентовал им пять кусков душистого мыла. Только потом до меня дошло. Как  же я забыл о нём, когда разговаривал с Наташей. Всё отдал бы ей. Видимо, такое мыло даже в Москве было на «вес золото». Да она и не взяла бы из-за гордости. Её я знаю, вернее, знал. Вся в меня. Видал, как «отшила» академика Фёдорова, от которого напрямую зависела её врачебная карьера в институте, который считал, что ему позволено всё, в том числе не давала ему покоя навязчивая мысль, «а не стать ли ему Президентом страны». Что-то у него с психикой было не в порядке в плане мании величия, мне так почему-то казалось. В этом аспекте он напоминал мне ненормальную Джуну с параненормальными  способностями, царицей некоторых народностей и академиком несуществующих наук.   В Москве мне делать больше было нечего. Без неё Москва для меня вдруг опустошилась, потеряла всякий смысл. И зачем  только я приехал?  Уехал я из Москвы через сутки  на ночь глядя. С вокзала в Муроме на такси приехал домой  в часиков четыре ночи, поскольку не стал дожидаться утра, а с ним и городского общественного транспорта в виде первых ранних автобусов. В это время ещё очень темно. Хотя в письме я и предупреждал о своём скором возвращении буквально со дня на день, однако меня здесь, по всей видимости, явно не ждали. Получилось что-то вроде той картины Репина «Не ждали». Супруга была в явной растерянности; то ли ей слезу пустить от внезапно свалившейся радости, мол, наконец, хозяина дождалась, то ли удивляться неожиданному моему возвращению, вроде того, что приехал это, конечно, хорошо, но ещё бы неплохо предупредить о своём приезде телеграммой, как это делают все порядочные, чтоб можно было достойно встретить. Встреча оказалась совсем не такой «тёплой», как об этом она писала в письмах. Да я, признаться, и не рассчитывал на другой «приём».
О Б Щ Е С Т В Е Н Н А Я   Д Е Я Т Е ЛЬ Н О С Т Ь
  Я думал, что сейчас  откуда-то выскочит Динка, кинется мне в объятия или завиляет хвостом от неподдельной радости, увидев  своего хозяина. Но её в прихожей не было, и она не появилась, когда я снимал бушлат в прихожей и разувался. Супруга исчезла за дверью досыпать, что меня крайне удивило, прикрыв плотно за собой дверь. И неудивительно-глубокая ночь на дворе, а тут сон перебили «какие-то» приезжие. Ничего себе встреча отца семейства и любимого мужа! А писала, что скучает и с нетерпением ждёт. Да, писать она, конечно, большой специалист и с большой фантазией, чтобы одурачить, даже якобы от тоски и печали слезу роняет на письмо, чтоб поверили, как скучает. Я заглянул на кухню и обалдел. На столе было столько немытой и неубранной посуды с остатками салатов, пустых бутылок, а в пепельнице и вокруг неё полно окурков, будто  вчера отмечали, если ни свадьбу, то Новый год. Видать, без меня  совсем не скучали, хотя в письмах писала совсем другое. Вчера, кажется, хорошо «посидели». Дальше- ещё интересней. В комнате, где все спали, нашлось место на полу рядом с диваном жены какому-то парню-«пэтэушнику», а у его ног стоял включенный и очень ненадёжный обогреватель с электрической спиралью, от которого в любое время мог загореться линолеум. Хорошо «устроились», нечего сказать. Для кого этот пацан предназначался, и что он тут делает, пока я не понял.  Я заглянул в свою комнату, а там взаперти на кресле лежала моя любимая собака Динка. Меня она, по всей вероятности, сразу не признала, даже никак не отреагировала, но не лаяла и не злилась, видать, тоже дремала. Выглядела она какой-то заторможенной, вялой и скучной. За три долгих месяца Динка здорово подросла. Неудивительно поэтому, что не узнала меня. Она ещё щенок, и ему всё простительно. Привёз я собаке из столицы в качестве презента симпатичный ошейник и искусственную собачью костяшку для забавы и укрепления зубов. Ошейник тут же надел ей на шею. Мне жалко стало Динку. Ей же не объяснишь, что я вынужден был оставить её и уехать надолго по очень важным делам. Может, считала, что я бросил её навсегда, хуже того, предал. Вот и затаила обиду и быстро забыла меня. Можно представить, как к ней всё это время обращались и как часто закрывали одну на ночь, что она прогрызла всё кресло. Собаки часто грызут вещи хозяев в знак протеста, когда их часто оставляют одних взаперти. Было очень поздно и не до разборок, по какому такому случаю была устроена вечеринка и с кем. Меня даже не интересовал этот парень, и к кому, собственно, он приходил, к её дочери или к ней, и как здесь оказался в ночное время. Наутро Динка стала признавать меня, наверно за ночь всё-таки вспомнила. Утром я ещё лежал, но уже не спал, так сказать, выходил из дремотного состояния, а вставать не хотелось. Дверь комнаты была открыта. Я её специально раньше открыл настежь для собаки, чтоб она могла свободно перемещаться по квартире и почувствовала себя «хозяйкой», а не затворницей, как было, по всей вероятности, до меня. Мне, естественно, не терпелось увидеть ребёнка. Вот, наконец, показалась  супруга с дочерью. Она  потихоньку, медленно вела дочь за руку в ванную умываться. Дочь самостоятельно ещё не ходила, только неуверенно перешагивала, крепко держась за руку матери. Увидев незнакомого человека,  лежащего на кровати, она насторожилась и немного испугалась, схватив  покрепче  мать за руку и ближе к ней прижавшись, вроде как дома посторонние оказались.
- А ты знаешь, кто это? -спросила  мать у крохотной годовалой дочери.
-Дя-дя, -неуверенно ответила она с удивленными, малость испуганными, крупными голубыми глазами.
- Это не дядя, а твой  папа,- стала объяснять мать.
-Дя-дя,- снова повторяла дочь.
Тогда я встал, подошел к ним и взял ребёнка на руки. Дочь сидела у меня на руках и не противилась, была вовсе не напуганной, но абсолютно безразличной ко мне. Я вернулся с ней в свою комнату, присел на диван. Тогда супруга принесла из другой комнаты мою фотографию, которую я недавно прислал из Чернобыля, где я в военной форме офицера. Это я успел сфотографироваться в Киеве, когда привозил больных в окружной военный госпиталь. Фотографии получились нехорошего качества из-за плохой фотобумаги и без всякого художественного вкуса. Что значит, когда таким делом занимается женщина непрофессионал, без души, которой всё до фени. К тому же через месяц или два сама фотография стала покрываться пятнами как после радиации. Показав ребёнку  фотографию, мать спросила у дочки: «где твой  папа, тот, что на фотографии или тот, что стоит рядом?». Дочь сразу показала ручкой на фотку, хотя, глядя на меня,  не переставала  говорить «дя-дя». Было ей на тот момент  чуть больше года.
Пока я был в командировке, с собакой никто особенно не гулял и не заботился о ней. За три месяца ни разу не сводили её хотя бы на речку скупаться, что уж говорить о помывке в ванне в горячей воде и с душистым мылом, а тем более сделать ей прививку, что было бы крайне важно и своевременно. Сейчас от неё ужасно пахло псиной. Я чувствовал себя виноватым в том, что оставил её непонятно кому на долгое время. Да и про прививки я напрочь позабыл и не напомнил супруге перед отъездом, считал, что дворнягам их делать необязательно. Поэтому мне захотелось как-то компенсировать свою заботу и внимание к собаке. Чем же она виновата, если хозяева такие «недотёпы». Через два дня после приезда я решил Динку искупать, совсем позабыв, что зимой собак мыть совсем необязательно и даже нежелательно. Правда, самой зимы по календарю ещё не было, но было уже очень прохладно по утрам и вечерам. Часа через два-три после баньки, она попросилась во двор погулять. Погуляв с ней самую необходимую малость, мы вернулись домой. Всё было нормально. Перед сном прогулялись ещё совсем немного. Но на этот раз ещё во дворе я обратил внимание, что у собаки взъерошилась шерсть как при испуге или переохлаждении. Я быстренько отвёл Динку домой, почувствовав что-то неладное. Она вся тряслась, её сильно знобило. Было понятно, что собака внезапно серьёзно заболела. Я усадил её на кресло на кухне и накрыл тёплым  махровым полотенцем, заставил выпить порошок аспирина с водой. Но озноб не прекращался.  И дёрнуло меня искупать собаку в такой период, к тому же прививки ей так и не были сделаны за полгода её рождения. Наверно в этом есть и моя вина.  Я поначалу думал, что прививать нужно только собак чистокровной породы, родословных, а Динка с «дворянскими» корнями, значит, необязательно. Потом не успел, уехал в командировку, понадеялся на супругу, что та догадается. Куда там. На другой день  болезни я на своей машине  отвёз собаку в ветлечебницу. Так эти болваны-живодёры  из лечебницы даже не осмотрели собаку, лишь успокоили, сказав, что у неё обычная простуда и не стоит мне особо беспокоиться. Какой же ты к черту ветеринар, что не можешь отличить обычную простуду от чумки, если даже был в этот момент подшофе? И я, не имея ни малейших представлений о собачьих болезнях, поначалу им поверил. Не первый же день они работают в этой лечебнице, хоть в чем-то должны разбираться? Однако заболевание быстро прогрессировало. К ветеринарам не стал больше обращаться. Они и в первый раз даже не смотрели собаку, какой же смысл снова к ним обращаться. Обратился я в клуб собаководов, к председателю клуба. Там больше любят животных, и больше знакомые с болезнями  четвероногих, чем в лечебнице, в которой работают не пойми кто. В этом клубе мне дали лекарства от «чумки». Ведь, что была это «чумка», было так очевидно даже не специалисту, особенно когда с этим сталкиваются не первый раз. С этого момента я стал лечить уже конкретную болезнь, да, видно, поздновато. Из-за ветеринарных «болванов и недоумков» было потеряно дорогое время. У Динки началась последняя стадия ужасной болезни, так называемые эпиприпадки, во время которых собака становилась невменяемой и опасной для окружающих. В такой запущенной стадии заболевания собаку уже не вылечить. В такие моменты старшая дочь супруги, школьница младших классов, вскакивала на стол и, от страха быть укушенной, орала со слезами на глазах. Кроме того, в таком неясном сознании, в непредсказуемом состоянии Динка выходила на балкон, где хранились стеклянные трёхлитровые банки, и в период судорог получала резаные травмы от разбитых ею же стеклотары. На это было мучительно безучастно смотреть и, к сожалению, ничего нельзя было поделать. Пришлось всю стеклотару убрать с балкона.  Дальше, только хуже. Она уже не могла вставать, не держали лапы, нос был забит корочками и выделениями, дышала через рот и ничего не ела и не пила. Поили её через трубку, прочищали носовые пути. Всем этим занимался я один. Но, несмотря на предпринимаемые меры по лечению и уходу, с каждым днём Динке становилось только хуже. Исход был ясен. Динка мучилась, и мы вместе с ней. Решили, что лучший выход  в данной ситуации, это скорее  собачонку «усыпить». Нельзя же так мучиться. Если б только могла говорить, она бы обязательно просила только об этом. Как это сделать в домашних условиях я не знал, да и не смог, если бы и знал как. Оставалось только одно. В обеденный перерыв у себя на работе попросил водителя «санитарки» отвезти Динку  к ветеринарам, что б те «усыпили». Хоть этому, надеюсь, они научились. По дороге в ветлечебницу в машине собака стонала, как плачет человек. Она понимала, что везут её в один конец. «Неужели мы вот так и простимся,- думал я, сидя в кабине «Уазика»,- мы же друзья». Я уже хотел сказать шофёру на полпути к лечебнице,  поворачивай, мол, обратно, пусть дома умирает как люди, но также понимал, что это нервы. Лучше ей дома не станет, только мучиться будет ещё больше и дольше, и мучить домашних. Всё-таки усыпить! Там в лечебнице сказали, где собаку нужно оставить, а они сделают, что им положено. Я взял её на руки, вынес из машины и отнёс в указанное место в сарае. Там уже находились две «усыплённые» крупные дворняги, которые  полчаса назад ещё были живы. В углу небольшого деревянного сарая постелил прихваченное с собой покрывало и осторожно опустил Динку  на землю так чтобы наполовину укрыть её тем же покрывалом, не закрывая морды. Погладил её в последний раз по голове, не глядя ей в ещё живые страдальческие умолявшие о помощи глаза, и ушел. Тут же после меня в сарай вошла фельдшерица, женщина лет сорока, с большим шприцем в руке. Уже не оборачиваясь, я сажусь в машину, а на душе чувство вины, опустошения, будто потерял большого и верного друга. Только слезу не хватало мне «пустить» в присутствии водителя. Без любимой собаки мне стало ужасно скучно и грустно, и что её не стало, виноват один я. Почему не сделал вовремя прививку и почему решил вдруг, не подумав вымыть собаку в неподходящий момент? Хотел как лучше, а вышло вот как... Хотя вряд ли без прививки она перенесла бы саму предстоящую зиму.
Вскоре  после Чернобыля  на работе в МСЧ  на общем профсоюзном собрании меня избрали председателем профкома. Это был самый трудный период в жизни страны и нашего коллектива. Начало перестройки. Кругом хаос и неразбериха. Повсюду много болтают, ничего не делают и только обсуждают. Кто же будет перестраивать и с чего всё следует начинать, если все только болтают? И так по всей огромной стране, начиная от Балтики до Тихого океана. В магазинах хоть шаром покати; ничего, пустые полки. Всё в страшном дефиците. Даже сигареты курящим сотрудникам поштучно выдавались через профком. И куда только в один момент пропала мощная советская табачная индустрия? Нам говорят «политиканы», которые всё это и устроили, что это неизбежный процесс в любой перестройки, но мало кто думает, что такая неразбериха и экономический хаос являются условием для революционной ситуации. Вопрос только времени. Но зато на каждом углу и на собраниях в трудовых коллективах только и разговоры о гласности, техническом прогрессе и ускорении. Но такие дела на пустом месте не делаются. МСЧ  полностью зависела от ЗИО,  и мне приходилось вплотную работать с профкомом завода и с его председателем Михаилом Рыбкиным. Приходилось  распределять  дефицитные продукты питания: колбасу, масло, сыр, мясо, а то и рыбу. Помогал и новый главврач Игорь, используя свои связи и возможности; то карася подвезёт из деревни, то колбаски прямо с мясокомбината. Разыгрывали по лотерее велосипеды, сапоги и другие промтовары. Хотелось и самому выиграть маленький велосипед, таким образом осуществить свою детскую мечту, но не повезло. Зато случайно  выиграл сапоги-скороходы «Саламандра» словно в насмешку за не выигранный велосипед, но опять-таки они оказались не моего размера. Пришлось отдать лаборантке из рентгенкабинета, они хорошо подошли её мужу.
На фоне перестройки происходили некоторые послабления и внутри страны. Если раньше, помнится, администрация обязывала каждого приходить на демонстрацию, то теперь я спокойно накануне праздника вместе с поздравлениями объяснял коллективу, что на демонстрацию можно приходить по своему желанию, и что это дело добровольное. Раньше за такие речи меня бы с работы выгнали. Сам я к таким демонстрациям относился отрицательно давно, ещё задолго до перестройки. Что мы можем демонстрировать и кому? Что у нас закрытая страна, и что уровень жизни у нас самый низкий, и в здравоохранении плетёмся за африканцами? Демонстрировать можно на ВДНХ в Москве, если есть что, ну, к примеру, породистую свиноматку-рекордсменку или Владимирского коня тяжеловеса. Конечно, на собрании нашелся один бестолковый коммунист, который пытался обвинить меня в антипартийной пропаганде. Этих коммунистов у нас было всего двое; главврач и этот плотник, пожилой пенсионер из рабочих, который считал меня недостойным председателем профкома, так как я не поддерживал линию партии и «вёл антипартийную пропаганду» в коллективе. Что они могли сделать эти два горе-коммуниста, если весь коллектив был за меня. Против коллектива не попрёшь, к тому же с такими идеями я выступал на собраниях задолго до того, как парткомы были разогнаны и выведены из трудовых коллективов, а демонстрации по праздникам перестали быть актуальными и исчезли вместе с коммунистами. Всё, о чем я думал, и не только у себя на «кухне», свершилось. Политическое чутьё меня не обмануло. Очевидно, ветер перемен коснулся меня раньше остальных, не зря же я был пропагандистом в своё время и в институте, а затем в самой МСЧ. С уходом на пенсию директора завода, известного в городе человека Н. Лаврентьева, на заводе началась неразбериха, разлад и грызня за передел заводского имущества, утечка кадров. На пенсию ушла и его протеже главврач МСЧ Нина Ивановна. Она была неплохим специалистом стоматологом, но как руководитель лечебного учреждения авторитетом не пользовалась, но, по крайней мере, никому работать из врачей не мешала и потрясений в коллективе не было, и в этом я ей, безусловно, помогал насколько  мог, будучи предпрофкома. Несмотря на потрясения в стране и экономические трудности, профсоюзная жизнь не заканчивалась и работала в обычном режиме. Люди ездили по льготным путёвкам в санатории, в дома отдыха и на турбазы. К очередному отпуску уже в сентябре мне как «ликвидатору» выделили опять-таки через завод бесплатную «горящую» путёвку в дом отдыха в Алушту. Одно лишь смущало, заканчивался купальный сезон, и что мне там делать, если купаться нельзя и так далеко надо ехать, а дальние поездки я не любил. Они очень изматывают в дороге. Но и в Муроме оставаться не хотелось из-за семейных неурядиц. Так что пришлось отправиться в дорогу дальнюю, чтоб никого не «лицезреть» из своих домочадцев; ни супругу, ни тем более её мамашу-сплетницу, которая появлялась по выходным непонятно для чего. Сначала я без проблем доехал поездом в Москву, оттуда отправился поездом «Москва-Адлер» в Алушту. Из Алушты на такси к Дому отдыха в тиши! Невольно заговоришь стихами, впервые оказавшись в Крыму. С бензином на Юге всегда проблематично, поэтому таксисты, пользуясь моментом, дерут с приезжих клиентов в «три дорога». Каждый на юге выживает, кто как может. Дом отдыха располагался в двухстах метрах от берега Черного моря. Изначально хотели поселить меня в пятиместную комнату, но я не люблю шумных и пьющих компаний. И стоило так ехать далеко, чтоб месяц прожить впятером и неизвестно с кем. А когда я регистраторше-администраторше показал удостоверение «ликвидатора», та сразу предложила мне «двухместную» и тоже к какому-то льготнику, сказав, «что ж вы сразу не сказали». К «ликвидаторам»  в Украине по-прежнему относились с уважением. Потом я, конечно, пожалел. Соседом по койке оказался какой-то занудный ветеран, которому давно за семьдесят, и с которым говорить-то не о чем, а главное, никуда не уходит, кроме столовой, сидит как курица-наседка на яйцах. Может пенсию свою сторожил и не знал на что, или на кого её потратить? Одним словом, с соседом явно не повезло. Ладно бы комната была просторная и кровати наши стояли по разным углам,  а то в полуметре и параллельно.    Было бы лучше пожить в компании из пяти, но молодых людей. Как говорится, в тесноте,  да не в обиде. Да и молодёжи в доме отдыха особо не было, все давно разъехались. Даже бархатный сезон давно закончился. В общем, как я и предполагал до поездки, предвидя скуку. Хорошо ещё хоть море совсем рядом. Правда, морской прибой мешал уснуть. Если днём он может и успокаивал, то ночами явно раздражал при открытых окнах в номерах. К морю я приходил в любую погоду и каждый день. Пляж как всегда  пустовал. Ходил по берегу и собирал отполированные камешки, ракушки  и стекляшки, выброшенные волной на берег, надеясь, как пацан босоногий, что, может, повезёт и выбросит хоть какой-нибудь жемчуг. Я подолгу сидел на берегу и смотрел в бескрайнюю даль с тайной надеждой, что вдруг там, на горизонте, появится бригантина с алыми парусами и с молодой «красоткой» Ассоль во всём белом на борту. Редко кто из отдыхающих осмеливался окунуться в море в такое время. Холодный морской ветер нагонял волны и мрачные мысли. Как-то прошелся вдоль единственного шоссе, проходившем серпантином мимо дома отдыха в неизвестном направлении. Меня интересовало, куда оно ведёт и куда меня выведет. Слева от меня находился лесной массив на всём протяжении, справа холмистая местность с редкими кустарниками. Я взобрался по склону холма повыше метров на сто и увидел впервые, как растёт лавровый лист. На удивление его было много, но им никто не интересовался. Это же не ахти какие, но живые деньги под ногами. Может не сезон их собирать? Я сорвал пару листьев, для убедительности понюхал и взял с собой на память. Надо же, бери -не хочу, а в Муроме такую ерунду надо покупать. Спустился снова на шоссе. За это время по шоссе не  проехал ни один транспорт. Пройдя ещё немного, обратил внимание на невысокие кустарники справа, на которых не то прыгали, не то летали какие-то непонятные пташки, которых раньше видеть мне не приходилось. Я остановился, потом подошел поближе, но так чтобы их не отпугнуть, долго всматривался в эти прыгающие с куста на куст маленькие существа в надежде увидеть хоть какие-то  крылья, но так и не заметил их. Мне они больше напоминали летучих мышей. Кого они представляли на самом деле, я так и не узнал. На меня они явно не обращали внимания, да я и не хотел этого, чтоб их не спугнуть. Здесь для меня что ни шаг, то открытие. С большой неохотой и разочарованием что так и не удовлетворив своё любопытство, я отправился дальше по дороге, которая извилисто уходила всё глубже в лесной массив. От шоссе то слева то справа стали появляться дома отдыха и санатории и преимущественно Минобороны. Я понял, что мне пора развернуться на сто восемьдесят градусов, что я и сделал.  В самом Доме отдыха такое  скучище, что не было даже танцев по вечерам, никаких развлекательных мероприятий. Такое впечатление, что я оказался не в Доме отдыха, а в доме колхозника в каком-то отдалённом райцентре. Что значит не сезон. На территории Дома отдыха работал ночной бар, куда часто заезжали из города весёлые компании молодых людей на личном автотранспорте или на такси. Телевизор один на этаж, и то мало кто его смотрел, не за этим же приехали, чтобы у телевизора просиживать часами. Столовая находилась на отшибе от остальных корпусов в полукилометре, что крайне неудобно. И какой же это Дом отдыха после этого, если часть своих помещений приходится сдавать в аренду всяким кооперативам, чтобы оставаться самим на плаву? Предлагались только экскурсионные поездки на автобусе в Ялту и Феодосию. Ни с кем я не сдружился и друзьями за всё время так и не обзавёлся. Однако самое поразительное то, как неудивительно, что рядом море, а с водой в санаториях и Домах отдыха на всём побережье была огромная проблема.  Подавали воду по часам и совсем ненадолго, так что утром мог проснуться и не умыться,  и в туалет не сходишь. О горячей воде, о душе и не мечтай, не в этой жизни. Администрация объясняет тем, что от них ничего не зависит, видимо, в этом году не запаслись достаточным количеством воды в виде осадков. А виновата в этом небесная канцелярия. Оказывается, осадки-единственный источник поступления воды в систему водопровода оздоровительных учреждений, расположенных по всему побережью Черного моря. Если  в прошлом году зимой было много снега и по весне шли проливные дожди, то и с водой было более или менее относительно неплохо по сравнению с этим годом. Если б я об этом знал раньше, никогда бы не приехал даже бесплатно, хотя мои затраты были только транспортные. Представляю, какой «гадюшник» творится в этих санаториях и турбазах в разгар сезона. Но как бы то ни было отпуск мой заканчивался и я уезжал из Алушты без сожаления, тем более что дни уже были прохладными, а ночи даже холодными. И это на юге в октябре месяце. Короче говоря, с Алуштой  мне не повезло. Когда мы автобусом двигались в обратный путь в сторону города через лес, там уже лежал первый снег. Больше по путёвке в сторону Крыма не поеду ни за какие коврижки. Одни только на Юге расходы, которые себя не оправдывают. А это уже на грани потрясений, но, правда, не смертельно...
Потрясения были в самой стране, да ещё какие! И не только политические. В здравоохранении города полный застой, в руководстве  хаос и чехарда. Главный врач ЦРБ Владимир Иванович достиг пенсионного возраста и у руководства города возникли к нему серьёзные претензии за его аморальные выходки, выразившиеся в служебном романе со своей секретаршей на глазах не только своей супруги, но и всего трудового коллектива. А что мешало горкому разобраться с ним раньше, не дожидаясь пенсионного возраста? Ждали, когда уйдёт на пенсию? Что-что, а моральный кодекс коммунисты чтили. Он висел в красных уголках на каждом предприятии и учреждении. И за «аморалку» строго наказывали, хотя в своём кругу в комитетах разного уровня и не такие «номера» аморалки «откалывали». А если к этому добавить ещё использование своего служебного положения в корыстных целях, которое выражалось хотя бы в предоставлении вне очереди квартиры той же секретарше, а заодно служебное несоответствие, то возникает вопрос в горкоме партии не только  о  его увольнении, но и в  пребывании его в партии. А что же, спрашивается, мешало руководству города, если он такой аморальный и неделовой, убрать его намного раньше. Не было в городе молодого и достойного врача, чтоб его заменить? Незаменимых людей не бывает. Может и был, да в партии не состоял. А согласно статьи шестой Конституции страны, о направляющей и руководящей роли партии, на ответственных должностях должны быть члены партии. Ну, в общем, понятно, по-другому никак. И так по всей вертикали. Или пенсионер был своим человеком до поры до времени? Такому не принципиальному и пассивному руководителю не до кадровых назначений и переназначений в своих структурных подразделениях, продержаться бы самому в «тихой гавани» до пенсии. Поэтому к назначению нового главврача МСЧ ЗИО он не имел никакого принципиального отношения. «Директор  завода своим приказом назначил главного врача МСЧ, пусть за всё и отвечает»,-считал он.- У меня своих забот хватает». Единственное, о чем они договорились с самого начала открывая МСЧ, чтобы директор Лаврентьев не переманивал кадры из ЦРБ, особенно врачебные, и решал эту проблему самостоятельно без него своими средствами. У директора был единственный, но существенный аргумент и козырная карта пригласить врача со стороны -это квартира. Кто же из врачей устоит перед таким соблазном. Один директор завода, которому город обязан МСЧ,  при открытии  самой МСЧ  в апреле 1984году, назначил на своё усмотрение главврачом своего человека, которая ранее никогда не имела отношения к административной работе, разве что у себя дома на кухне, и держал его до своей и её пенсии по принципу; хоть и среди врачей фигура совершенно неизвестная, и руководитель неважный ,и авторитетом не пользуется, зато свой послушный человек, авось сгодится. Новый директор, протеже  ушедшего на пенсию директора Н.Лаврентьева, непонятно за какие такие заслуги поставил своего никому ранее неизвестного человека главным врачом МСЧ. Было бы неудивительно, если б такая кандидатура была из числа хорошо знакомых в городе  врачей. Кто бы возражал. Так ничего подобного. И где он только «выкопал» его? Оказалось, он пригласил его из другого провинциального городка или даже сельской местности, где тот отрабатывал положенные три года после института по распределению, и откуда, получается, просто сбежал. Совсем не важно, что его никто не знает ни в городе, ни в самом трудовом коллективе, и заслуг никаких за плечами нет, главное, человек надёжный, и к тому же дальний родственник, значит, «свой человек», который будет служить верой и правдой. И такая система подбора кадров у нас по всей стране что по вертикали, что по горизонтали. Никакой государственной кадровой политики в масштабе страны. О каком таком здравоохранении может идти речь, если у руководства всей системы оказываются случайные и непрофессиональные люди, которые больше заботятся о своём благополучии, и которые окружают себе подобными людьми по принципу преданности или родства. На стыке таких «перемен», на волне «перестройки», мне выпала незавидная участь быть председателем профкома.
 Но просто так единолично директор назначить своего родственника главврачом уже не мог. Наступили другие времена; перестройка, демократия, гласность. Повсеместно в стране пошла мода на выборы руководителей  любого уровня, даже директора крупного завода. Однако  зачастую, как и в МСЧ, это имело формальный характер. На общем собрании директор завода Юрий Анатольевич лично представил кандидатуру своего человека коллективу МСЧ для утверждения, а секретарь парткома завода, будущий мэр города, Валентин Афанасьевич поддержал кандидатуру, и собрание, как всегда в таких случаях, проголосовало «за». Никто не рассчитывал, что кто-то посмеет возражать. Ещё силён был страх у людей, если даже это коллектив, а что если с работы выгонят за вольнодумство и несогласие. Демократия только появлялась и делала свои первые неуверенные ещё «детские» шаги. Не могу сказать чем бы закончилось это собрание, если б я, как председатель профкома, присутствовал на  нём. Очевидно, был бы против, и призывал бы не голосовать за «кота в мешке». Авторитета на тот момент моего было достаточно, чтобы, если не повлиять на исход голосования, то по крайней мере вызвать дебаты по предлагаемой кандидатуре, хотя вряд ли что это изменило, если за новым главврачом стояли такие влиятельные люди в лице директора завода и секретаря парткома, которые не сочли целесообразным обговорить чрезвычайно важный для коллектива МСЧ вопрос с председателем профкома МСЧ накануне.  Но именно в тот день с бригадой врачей я был в районе и о решении собрания узнал только на следующий день. Собрание  прошло по сценарию директора, который ещё пользовался большим авторитетом своего предшественника, поскольку  своего ещё не приобрёл, а что имел по наследству, с каждым годом стремительно терял за время своего правления. Как прошло собрание мне не нравилось хотя бы потому, что у коллектива МСЧ не было выбора избирать, так как  кандидатура директорского родственника на должность главврача была без альтернативы. А это  уже не выборы, а фикция. На то и выборы, когда есть из кого и чего выбирать. А иначе какая это демократия? Хорошо, что парткомы, горкомы потом разогнали и вывели из трудовых коллективов, а ЦК КПСС во главе с М. Горбачевым самораспустился, благодаря настырному характеру первого Президента РФ Бориса Ельцина. Народу как нации надоела диктатура одной лишь партии, которая в конце концов привела к краху и развалу великой страны.  Как председателя профкома,  такие выборы меня не устраивали. Впервые я увидел вероятного, но  ещё не утверждённого, главного врача МСЧ в кабинете главврача ЦРБ, где Медсовет после жарких дискуссий давал добро и ходатайствовал об утверждении мне первой категории, минуя  вторую в порядке исключения, хотя его решение по данному вопросу не имело ни практического, ни юридического значения. Я не знал такого случая, что бы подобное утверждение на категорию проходило через Медсовет ЦРБ. Это было впервые, и совсем не связанно с перестройкой или симпатией ко мне как личности, а скорее наоборот, вопреки переменам в стране и антипатией к моей личности. Может так и правильно по инструкции утверждать или рекомендовать врача на категорию, только такой инструкции никто никогда не видел. И могла ли она существовать в действительности, если администрация открещивалась от таких процедур, считая наличие или отсутствие категории личным делом врача, и к производственной сфере отношения не имеет? Тогда к чему весь этот ажиотаж вокруг моей персоны? Тем не менее на практике такая процедура обычно   происходила  прозаично без Медсовета,  на местах и без всяких проблем. И я не знал такого случая, чтобы кому-то из врачей отказали в присвоении  категории. Что ж это за администрация такая, если она открыто станет возражать против самоусовершенствования врача, такое может допустить лишь самодур. Но здесь случай особый. За пару месяцев до этого в городской газете «Вперёд», единственной в те времена газете и находившийся под контролем горкома партии, появилась моя, как пропагандиста МСЧ, статья «Перестройка в здравоохранении», в результате которой  был снят с должности заместитель главного врача по лечебной работе Асланов. Досталось от горкома партии и главному врачу ЦРБ с последним предупреждением. В связи с  этим  у администрации ЦРБ не было особого желания в присвоении мне категории, надо же чем-то наказать неуправляемого и принципиального доктора. Но не надо путать божий дар с яичницей. Против фактов не попрёшь. По всем  результатам и годовым отчетам производственные показатели у меня оказались лучшими в области среди моих коллег. И с этим нельзя не согласиться, как и трудно оспорить. Независимая статистика  упрямая вещь. Вот почему эти ещё державшиеся на плаву бюрократы, решили устроить мне публичную порку, но возразить против моей аттестации на категорию никто не посмел, уж слишком бы выглядело демонстративно и непорядочно именно таким образом сводит счеты при таких-то хороших показателях в моей работе и при таком-то моём авторитете в коллективе. Не дай бог ещё одну статью напишет в таком же духе, считай, главврача уж точно снимут. Удивительно только одно. Если через Медсовет по инструкции должны проходить все претенденты на повышение категории, то почему ни до меня, ни после подобных случаев не наблюдалось. А такой формальный казалось бы вопрос, касавшийся только меня, поставили по важности наряду с утверждением неизвестного доктора главврачом МСЧ. Дело нового молодого главврача Медсовет рассматривал после моего, утвердив его формально без всяких проблем, даже не заинтересовавшись, откуда он сбежал, недоработав положенные три года после окончания института. Для Медсовета оказалось, как ни парадоксально, что моя патетическая категория поважнее утверждения в должности какого-то главврача МСЧ. Вот, пожалуйста, два случая, и какие разные подходы. О какой такой перестройки в здравоохранении могла идти речь, если на местах руководящие кадры остались прежние и не понимают её смысла? На меня новый главный МСЧ  Игорь Сергеевич позитивного впечатления не произвёл, и мне было трудно представить его в качестве руководителя МСЧ; в армии не служил, вовремя «отмазался», с последнего места работы, можно сказать, сбежал. Чем он там себя проявил, неизвестно, скромностью не отличался. Одно достоинство- далёкий родственник директора крупного завода. Ещё большой вопрос, что собой представляет  сам директор, если ни с кем не советуется, а на самом заводе авторитетом не пользуется? И какой из такого директорского родственничка может получиться главврач с таким набором в характеристике? Вот о чем надо было спросить на Медсовете и собранию, а ему «кандидату» на должность руководителя всё честно без утайки доложить собранию, когда голосовали за его кандидатуру. Но об этом все предпочли умолчать, а вопросов претенденту из зала никто не задавал, кто он и откуда такой взялся. Не задавали вопросов и на Медсовете, поскольку претендент был человеком директора ЗИО, и с ним всё заранее было обговорено. А зря.  Когда-нибудь, может в иной форме, это всё равно проявится и аукнется. Как позже он сам мне признался в приватной беседе, он не был уверенным, что коллектив МСЧ проголосует за его кандидатуру, и в этом случае у него был «запасной» аэродром, почти без проигрышный вариант стать главврачом в соседнем городе через Оку в Навашино. Там тоже были свои люди. Вот и получилось, что утвердили на должность совершенно случайного человека. Однако, что случилось, то случилось. Коллектив тоже надеялся на лучшее, когда под нажимом дирекции завода за него голосовал, не ведая, что он, в сущности, обыкновенный проходимец.  Тем не менее хотим того или нет а работать мы должны вместе каждый на своём месте, не забывая, что задачи у нас одни, но подходы разные. Формально  мы оба были избранниками одного коллектива, но каждый со своими полномочиями. Первые несколько месяцев мы работали как бы в одной упряжке. И это правильно. Я понимал как трудно работать с коллективом, не зная его. И во многом искренне помогал ему на первых порах в меру своих возможностей. Но это были обычные трудовые будни коллектива.
 Я, честно говоря, был настолько занят своей непосредственной работой и общественной, что в упор никого не замечал из молодых сотрудниц в отличие, как выяснилось потом, от нового главного врача, который,  можно сказать, даже преуспевал на этом «фронте» больше, чем на «передовой». Может по жизни я и влюбчив, но лишь потому, что дома не было ни любви, ни любимой. Это не порок. Главное, что бы эта влюбчивость не была навязчивой и откровенной и не принуждала к взаимности, когда её в принципе не может быть. Однако неписаное правило руководителя  коллектива я давно  усвоил, не заводить любовных интриг, а тем более служебных романов по месту работы, потому что это и есть использование своего служебного положения в личных или корыстных целях, что аморально для порядочного человека и руководителя советской школы. Тайной это никогда не станет, а карьере  только повредит в самый неподходящий момент, да и сплетен не избежать, что хорошему и серьёзному руководителю совсем ни к чему. На Западе и в Штатах такие отношения на производстве называют сексуальными домогательствами и преследуются по закону. И на мой взгляд совершенно справедливо. К такому выводу приходит умудрённый опытом человек. К новому молодому главврачу это, конечно, не относилось. Откуда ему быть мудрым, если она, эта мудрость, приходит с годами и далеко не каждому. У него всё ещё впереди. А любить тайно никто не запрещает, только бы без унижения чести и достоинства другого. Но с некоторых пор, вопреки своим устоявшимся понятиям морали, я обратил внимание на новенькую молоденькую медсестричку, блондинку с карими глазами, короткой стрижкой и загадочной улыбкой. Странно, раньше  никогда её не замечал, все для меня они были на одно лицо, к тому же все в белых халатах. Даже никого по имени не знал, и не потому, что ставил себя выше других. Боже упаси! Вообще, должен признаться, у меня с памятью на имена и цифры не важно. Зачем этим голову забивать? Лучше вместо всякой чепухи запомню что-то существенное и полезное по своей профессии. А тут однажды поинтересовался, что курносую блондинку зовут Леной, и она была не только Еленой «Прекрасной», но к тому же очень скромной, неизбалованной, вроде той родниковой воды у источника. Конечно, встреч я с ней не искал. С моей стороны было бы в любом случае неприлично. Я ведь женатый мужчина, значительно старше по возрасту, общественный деятель, у всех на виду, и должен блюсти моральный кодекс строителя коммунизма. Сначала она работала в кабинете с врачом-окулистом, который недавно откуда-то издалека, кажется, из Оренбурга приехал всей семьей по объявлению из газеты. Я немного ему завидовал оттого, что у него такая миловидная и скромная медсестра рядом. И он такой молодой,  видный, вальяжный, но женатый, но в любом случае мужчина. Женился он ещё в институте на однокурснице, и работали вместе. Но, видать, климат там неподходящий, слишком уж далеко от центра России. Взяли и приехали все семьёй с двумя детьми в Муром, всё же ближе к цивилизации, к Москве.  Вот если б эту Лену перевели в мой кабинет в качестве медсестры, было бы здорово. Во-первых, мы бы непременно сработались, так как срабатывались со всеми другими медсёстрами. Во-вторых, я бы в ускоренном режиме развёлся со своей «мигерой». Скучно, поди, ей у него работать, одни и те же капли всем больным закапывать, да глазное давление всем подряд измерять. Представляю, какая  тоска, скука собачья. Я бы через неделю сбежал на её месте. Мне, конечно, ничего не стоило подсказать старшей сестре, чтоб её перевели ко мне в кабинет, но я не мог это сделать по моральным соображения, тем более что с самой Леной на эту тему речи не велось. Вот если б она об этом сама попросила. Однако, может и не без помощи моей телепатии, скоро её перевели в кабинет к стоматологам, их там трое в одном просторном кабинете, а она одна на всех, так что скучать ей точно не приходилось. Может и хотелось мне видеть Лену почаще, но мне, в то время председателю профкома МСЧ, неудобно  было без особых причин появляться в кабинете «зубников». Там всегда полно людей, ещё заподозрят и сплетни пойдут ненужные. Зато она сама иногда приходила в мой кабинет и заносила амбулаторные карты больных от зубных врачей ко мне на консультацию. Я замечал,  как она смотрит на меня, а я чувствовал, как я неравнодушно смотрел на неё,  и как хотелось, чтобы она на минутку задержалась под каким-нибудь даже пустяковым предлогом. Может Лена сама искала  повод, чтоб иногда видеться со мной? Ей в этом плане было легче, она не замужем и ничего удивительно в этом не было. А когда она не появлялась у меня хотя бы один день, у меня на душе не было спокойно. Что это со мной? Когда Лена приходила в мой кабинет по делу, и в этот момент моей медсестры не было на месте, она уходить не торопилась, что-нибудь да спросит несущественно, подойдёт к окну по другую сторону стола напротив меня и куда-то, задумавшись, смотрит вдаль. Я подходил к ней сзади так близко, что хорошо чувствовал её дыхание и тепло. Мне ужасно хотелось  положить свою правую ладонь на её хрупкое плечо, чтобы она потом повернулась ко мне лицом, и обнять всю её, но в последний момент  вынужден передумать и отступить, так как не имею на это морального права, а может, этим я только её обижу и выдам себя, что к ней давно неравнодушен? Кто её знает, как она к этому отнесётся. К сожалению, этим и ограничивались наши бесконтактные взаимоотношения на расстоянии. Блондинку Лену в зубном кабинете все любили, а с врачом, с которой она работала последнее время, и которая была значительно старше, они даже подружились, и никаких секретов у них не было между собой. В последнее время, когда я уже не был «начальством», и в коллективе начался разброд, праздники  стали отмечать не все вместе, как раньше при мне, и это было здорово, а отдельно врачи от сестёр, по отдельным компаниям, а то и по разным этажам, что никому, конечно, не нравилось. О каком сплочённом коллективе здесь можно говорить? Однажды «зубники», видимо по старой памяти, без особых пояснений, пригласили меня в свою компанию по поводу дня рождения кого-то из них, ну, вроде, как на «посиделки». Причем отмечать они собрались ни где-нибудь в поликлинике или у кого-то на дому, что меня бы больше устраивало по разным причинам, а в зубопротезном отделении ЗИО на территории завода с его занудной, унизительной и придирчивой проходной. Конечно, туда мне идти не хотелось, но и отказать было трудно,  как-то уж неожиданно получилось. Если б среди перечисленных персон, кто там будет, не оказалось бы Лены, я бы под каким-то предлогом, скорее всего, вежливо отказался. Не привык я к шумным компаниям, где пьют, не зная меры. К тому же об этом мне сообщили в тот же день на работе, а после  неё надо было сразу бежать к ним на завод, и времени отлучиться, чтобы прикупить подарок имениннице или хотя бы  прихватить с собой пару бутылок вина, не было. Да и как я пронесу через ту проходную хоть одну бутылку водки?  Вот позору  не  избежать. Одним словом, явился по-свойски с пустыми руками. Хорошо, что себя не забыл. Собралось всего человек десять, и большинство, разумеется, молодые женщины. Я не удивился, увидев Елену «Прекрасную». Здесь я впервые увидел её в праздничном наряде без медсестринского халата и по-домашнему. Она была ещё великолепней. Даже не думал, что в нашем коллективе могла быть такая невеста. Я, можно сказать, заново негласно влюбился в неё. Когда все сели за праздничный стол и Лена села отдельно от остальных во главе стола на самом почетном месте, я понял, что она и есть та именинница, ради которой все собрались. Вот когда я шибко пожалел, что явился без подарка. Какой пассаж... А как было бы здорово  прилюдно на глазах у всех  преподнести  ей хотя бы цветы и коснуться её руки, на большее я не рассчитывал при всём своём желании сделать по-другому и нечто большее. Совсем случайно так уж получилось, что я оказался за столом с ней рядом по её левую руку, а её  непосредственный начальник, зубная врачиха,  справа от неё. Очевидно, имениннице было так надёжней и комфортней. Первый тост и, конечно, второй был за Лену и её маму. Жаль,  конечно, что у меня не было времени заняться подарком, да если бы  знал для кого, никакая  бы «проходная» не была бы мне помехой, а так оказался в неловком положении перед Леной. Успокоил себя тем, что за мной остаётся приятный долг, и  обязательно на днях что-нибудь такое подарю, хотя я отношусь к тем мужчинам, которые понятий не имеют, что этим женщинам или девушкам надо дарить этакое на день рождения. Сказывалось отсутствие опыта в подобных личных делах, поскольку привык всё делать от «имени и по поручению». Поэтому на таких мероприятиях стараюсь не появляться, так как «чувствую себя не в своей тарелке». Мне проще вручит некую сумму денег, а что купить сами решат, каждому своё. Но в данном случае этот вариант был неуместным, а для Лены оскорбительным. Я не смог  удержаться от восторга, чтобы не похвалить Лену и заочно её маму за великолепные солёные помидоры и огурцы. «Вот,-подумал я, -если бы мама Лены была моей тёщей когда-нибудь. У меня к праздникам всегда были бы такие оболденные соления и рядом прекрасная жена. Чего ещё хорошему человеку надо. А как бы я её любил на зависть другим девушкам.  На работу провожал бы, если б хотела работать, с работы встречал каждый раз с цветами». Потом кто-то предложил выпить за  то, чтоб у Лены  на личном фронте  всё сложилось  наилучшим образом, и чтоб счастливой была в этом плане. За это я выпил с большим удовольствием. Однако, меня это заинтересовало больше всего и несколько в другом аспекте, но вида не подал. Я действительно ничего не знал  о ней в этом плане. Кто-то  поинтересовался, а есть ли  «такой» на примете и кто он? Сама Лена из-за скромности промолчала, застеснялась  и чуть покраснела, на что я обратил внимание, да не только я один. Редко в наше время можно встретить девушку, которая не разучилась краснеть на людях. А Светлана Петровна, начальница и подруга, что сидела от неё справа, у которой самой давно уже взрослые дети, проговорилась по секрету всему свету, сообщив после второй рюмки водки, что у Леночки есть такой молодой человек и работает он на этом же заводе, но, увы, женат. Вот так во хмелю всё и выложила на блюдце все тайны младшей подруги.  «Надо было бы его пригласить сюда»,-сказал я Лене от чистого сердца и только ей одной  вполголоса, полагая, что ей было бы повеселей, если бы он был рядом с нами. Заодно и посмотреть, какой у неё вкус на молодых людей. А что оставалось мне делать. Может,  я слишком себя переоцениваю, и совсем не в её вкусе, кроме того, я для неё почти «старикан». Она промолчала, как и её старшая подруга, разве что переглянулись только им понятным взглядом. На самом деле я не знал, как к этому отнестись, хотя для себя отметил, что жаль, конечно, что она занята, а с другой стороны, почему у неё  со всеми её плюсами и никаких недостатков никого не должно быть? Возраст-то уже за двадцать, пора и подумать. А что любит женатого, значит, умеет крепко любить другим на зависть. Это вызывает только уважение к ней как личности, но и сожаление,  что не меня. Да и я тут с какой стати при таком раскладе. Был бы неженатым, да ещё хотя бы отдалённо смахивал на Ален Делона, другое дело. Вспомнилась только в связи с этим знакомая песня со словами: «Парней так много холостых, а я люблю женатого». Да, видать, не только у меня одного возникли такие ассоциации в связи с этим.  На самом деле  после всего услышанного я чуть охладел и успокоился по отношению к Лене, которая мне ужасно нравилась всё это время. Надо же, а я и не догадывался, что у неё кто-то есть. Неужели я не правильно её понимал, когда чувствовал от неё положительную энергетику, которая заставляла на что-то надеяться. Я вспомнил и другое из области морали; «На чужой каравай, рот не разевай». Потом заиграла музыка из магнитофона и были танцы. Мне очень не хотелось, чтоб она танцевала с кем-то другим в её день рождения, и я поторопился пригласить её первым, пользуясь тем, что её ухажёра на вечеринке не было. У меня преждевременно разыгралось чувство собственника и необузданная ревность. Мы танцевали медленный танец. Может поэтому я и поторопился Лену пригласить, поскольку всякие там фокстроты терпеть не мог. Во время танца мы невольно прижались, нас как магнитом притянуло друг к другу, можно сказать прилюдно обнялись, как никогда  раньше. «Я и не знал, что у тебя кто-то уже есть, -сказал ей на ухо.- Чертовски жаль». Она промолчала, и я ещё больше в это поверил. Значит, это правда и, стало быть, серьёзно.  Скоро моё время  заканчивалось. Я и пришел-то всего на часика два, мне нужно было ещё зайти в садик за ребёнком. Я же не рассчитывал, что так всё обернётся, иначе в садик пошел кто-нибудь другой, и я бы остался до конца. И я как порядочный папаша, у которого ребёнок на первом плане, ссылаясь на неотложные дела, со всеми распрощался, попросил меня извинить и вышел в коридор на выход. Хорошо, что не додумался уйти по-английски. За мной вышла только Лена на правах хозяйки вечеринки проводить меня. Мы остановились у самой двери в конце коридора на выходе, чтобы проститься,  посмотрели в глаза друг друга,  и она вдруг совершенно  неожиданно для меня по-настоящему поцеловала меня в губы, особо не торопясь и чувственно. Я словно идиот не знал, как на это отреагировать. Ей, конечно, это позволительно, как имениннице после игривого шампанского. А мне как быть? Я же женатый человек. Этим страстным целомудренным поцелуем Лена наверно хотела сказать мне глупому «дурачку», что у неё нет никакого молодого человека и тем более женатого, а что этот «женатый,  работающий на заводе», и есть ни кто другой,  как я. Но это дошло до меня как до Жирафа только через несколько дней. Я тогда подумал, надо же рядом была, можно сказать, девушка моей мечты, которую я мог любить всю жизнь и быть примерным и хорошим для неё мужем, а приду домой, где меня никто не ждёт, и где так холодно как в холодильнике, так как пришлось жениться по воле случая больше из-за жалости, а не по любви, и, таким образом, в буквальном смысле забраковать часть моей жизни и сделать её бессмысленной и негодной.  О подарке для Лены я совсем не забыл. Через неделю я попытался найти Лену и объясниться, что скоро намерен развестись с супругой и буду свободным  мужчиной, но мне сказали, что Лена  больше не работает у нас,  и вообще переехала в другой город с родителями. Почему об этом я не осмелился сказать ей тогда и о том, как к ней отношусь. Может это всё и решило, и она никуда не уехала бы. И почему она ничего не сказала о том, что собирается уехать навсегда из этого города? Эта же идея возникла у неё не в одночасье. Может, когда меня поцеловала, она и простилась со мной? Для меня это стало полной неожиданностью. Спросить,  что с ней и куда она так внезапно пропала,  было не у кого. Может она собралась выйти замуж за школьного товарища и уехала с ним куда подальше? Бывает и такое. Её «старшая» подруга Светлана Петровна тоже поспешно уволилась и стала работать в медпункте  фанерного комбината, куда не дозвонишься и не попадёшь через проходную. С тех пор о Лене я  ничего не слышал. И почему они все так одновременно уволились? А как хотелось её увидеть и про всё узнать от неё самой. Но время всё сглаживает, оно быстротечно и беспощадно к человеческим судьбам. Может так богу угодно? Значит, не судьба.
 На самой работе в МСЧ ничего интересного, тем более без Лены. Так получилось, что половину своего срока в качестве председателя профкома я проработал с ушедшей на пенсию бывшей главным врачом Ниной Ивановной, а вторую половину- с новым «избранным» главврачом Игорем Сергеевичем. Новый главврач только приступал  к  своим обязанностям и потихоньку осваивался в своём кабинете.  Буквально через неделю, как он приступил к своим служебным делам,







 сидя в его кабинете во время обсуждения текущих дел, он проговорился, что вчера у него был день рождения.
-И сколько стукнуло? - спросил я.
-Тридцать, -с сожалением ответил Костя.
-А почему с грустью?- спросил я.- Хотя, сколько бы нам не стукнуло, это всегда много. Ну что ж, вполне зрелый возраст, чтобы руководить. К тому же юбилей. А что же вчера не сказал? Хотя я думаю, и сегодня не поздно поздравить от заводского начальства. Мужчин в нашем коллективе  маловато, каждый на вес золото. Хоть ты, Игорь Сергеевич, ещё не стал на профсоюзный учет, но как потенциального члена профсоюза, найдём, как отметить тридцатилетие.
 Через час  я был уже у председателя профкома ЗИО Михаила Рыбкина и просил его каким-то образом поздравить нового главврача с днём рождения и тридцатилетним  юбилеем. Он не возражал. В профкоме завода на такие случаи имелся большой запас ценных подарков. К концу  дня его поздравили официально от профкома завода и подарили транзисторный приёмник, чего он сам никак не ожидал. И дело, разумеется, не в транзисторном приёмнике, а в том внимании руководства завода, хоть малость и с опозданием. Для молодого начинающего руководителя такое внимание со стороны профкома завода было на грани фантастики.  Делать приятные вещи всегда приятно, и лучше позже, чем никогда.
  Были моменты, когда у нас были с ним разногласия. На то и профком, чтобы сдерживать администрацию, когда она неправа. Но делать это надо профессионально и дипломатично и дружески. Как-то он надумал наконец избавиться от занудной заведующей поликлиникой, чей один только чересчур звонкий голос резонировал на всю поликлинику и вызывал раздражение у всех, и которую я тоже недолюбливал из-за скверного характера и мании кем-то руководить при явном дефиците таких способностей. Перед поездкой в командировку в Чернобыль я несколько лет был пропагандистом в МСЧ. Её это слишком задевало, поскольку мне приходилось проводить семинары для всех сотрудников МСЧ, в том числе и для неё. А кому из руководителей это понравится, чтоб её строптивую и властную уму разуму учить. Другая бы сказала, слава богу, что такие занятия стал проводить толковый  и известный  доктор, разбирающийся в большой политике, а то до него такие семинары проводила, смешно сказать, гардеробщица из числа коммунистов. Надо же, как врачей унизили, что б до такой жизни дойти... Не зря В.Ленин говорил о роли  кухарки в государстве.  Вот она  по своей части и старалась меня,  где только можно ужалить. Но не было бы  никакой  проблемы в этом, если бы было всё справедливо. Как-то встретились мы с ней на лестничной площадке четвёртого этажа поликлиники, где у нас там кабинеты совсем рядом соседствовали.
-Доктор, вы в последнее время не выполняете план приёма больных,-с какой-то иронией говорит она, задержавшись на секунду.- Плохо работаете в последнее время.
Это она к тому, что на занятиях я говорю якобы одно, а на работе у самого не всё так гладко по её мнению.
-А в чем это проявляется?- спрашиваю её, не понимая, о чем она, собственно говоря, толкует.- А поконкретнее можете?
-Поясняю. Для узких специалистов нагрузка должна составлять десять больных в час, у вас только шесть. Христа ради объясните, в чем дело.
-Вы что-то путаете, Галина Ивановна. Вы вообще представляете, о чем  говорите? Если нет очереди у кабинета врача, это совсем не означает, что нет больных, и врач плохо работает. Скорее, что наоборот. Значит, у такого доктора хорошо поставлена работа. Это, во-первых. Вам, как заведующей, нужно знать, что нагрузка приёма больных это одно, а нагрузка при  профосмотрах и медосмотрах совсем другое, -говорю ей.- Десять человек в час при профосмотре это тоже многовато. Хотя, что я объясняю, если вы не видите никакой разницы между медосмотром в поликлинике и профосмотром на производстве. Представьте, что это за медосмотр, если всего шесть минут идёт на человека. Это же халтура в чистом виде. Ну, а что относительно нагрузки приёма больных, так норма составляет двенадцать-пятнадцать минут на больного, то есть четыре-пять человек в час. А мы, как вы правильно заметили, перевыполняем норму приёма больных до шести в час. Это, во-вторых. Так что, если пользоваться вашей любимой фразой «Христа ради», на которого вы ссылаетесь по несколько раз в день, то прежде чем предъявлять претензии, Христа ради вам неплохо бы сначала изучит нормы приёма узкими специалистами, и только после этого делать соответствующие выводы. Как же вы, заведующая, не знаете нормативы для узких специалистов? Это не делает вам чести. Кстати, у психиатров, если не знаете, даётся на одного пациента полчаса и больше, то есть в час два человека.
-Что они там совсем оборзели?- удивилась она.
-Это уже к Минздраву,- ответил я в шутливой форме, поражаясь её некомпетентностью.
Оказалось, от злопыхательства в мой адрес и хоть чем-то меня укорить по административной линии, она перепутала профосмотры с приёмами больных, на которые отводится гораздо больше врачебного времени. И как при таких познаниях и осведомлённости можно руководить поликлиникой? Но она не успокаивалась. А её любимую фразу «Христа ради», которую она употребляла часто невпопад, я нарочно употребил при разговоре с ней, намекнув, что не следует им прикрываться просто так без всякого смысла. К нему взывают в исключительных случаях. Однажды она обвинила меня в том что, судя по записи в журнале вызовов на дом, на вызов я так и не сходил. На самом деле вызов был обслужен вовремя в тот же день, а запись в журнале я действительно оформил на следующий день, когда  позволило время. Почему я должен заниматься бумажной волокитой, если меня ждут больные у кабинета? Я так часто делал. Важен сам «вызов» к больному, а не запись в журнале. А что с неё взять, если она бумажная душа и канцелярская крыса. Есть ли запись в журнале или нет, больной от этого не пострадает, ему до фени наши бумажные заморочки. Мои аргументы и тот факт, что узкие специалисты юридически не обязаны обслуживать вызова на дому и за это не получают ни копейки, на неё не действовали. И какой смысл спорить с человеком, которого истина вообще не интересует. И потом заведующая поликлиникой слишком маленькая должность, чтобы задуматься над поставленными мною вопросами и тем более что-то переделывать в соответствии с законами. Тогда для чего весь этот сыр-бор. Я думаю, что её раздражал мой авторитет как специалиста. Есть же такие люди вроде той старухи Шапокляк, которой почему-то бывает плохо, когда другим хорошо. Лучше бы смотрела за своими участковыми терапевтами да за регистратурой. А то однажды я пришёл на вызов по заявке участкового врача, открываю дверь, а меня встречают женщины в черном одеянии, то есть в трауре, и спрашивают; «Вы к кому». «То есть как к кому, к больной по вызову от терапевта, вашего участкового,- поясняю им. «Поздно,-говорит вдова  мне,- но проходите, коль пришли».  Я вхожу в полупустую комнату, а посредине комнаты в полном убранстве стоит гроб с телом умершего и рядом священнослужащий в черной рясе отпевает покойника. Оказывается, больной умер ещё два дня назад, а участковый врач в полном неведении, и консультацию невропатолога на дому не отменил. Я оказался в глупейшем  положении. Как же так. Врач выдавал родственникам умершего справку о смерти больного, а вызов узкого специалиста не отменил. Вот и разберись после этого кто виноват.  Но все её козни моментально прекратились, когда меня избрали председателем профкома МСЧ. Она ставленница предыдущего главврача, и имела виды стать, когда та уйдёт на пенсию, главврачом вместо неё. В коллективе её не очень-то жаловали, особенно медсестры, любила посплетничать, и особенно в отношении нового молодого «главного», ведь если бы не он, то главным врачом, возможно, была бы она, по крайней мере она так считала. Это обычная практика советского здравоохранения, когда заведующие поликлиниками потом становятся главврачами. Тем не менее, несмотря  на моё огромное желание от неё избавиться в силу личной неприязни, проект приказа об её увольнении я не поддержал из-за недостаточных оснований. В данном случае она для меня была не заведующей, а работником МСЧ, то есть членом профсоюза, которого я обязан защищать в соответствии с Кзотом, несмотря ни на что. Позиция профкома в этом плане была принципиальной и непоколебимой. Необоснованных увольнений не должно быть.
-Ну, уволим её, -говорил я «главному». Но она, к твоему сведению, из тех горластых и нагловатых, кто завтра же через суд снова  восстановится, потому что у суда не будет достаточных оснований поддержать наше решение. Это, во-первых. Во-вторых, надо не забывать, что её муж начальник цеха на нашем заводе, и такой же горлопан. Он тут же  в ультимативной форме обратиться к директору завода и директор будет просить вас этого не делать, так как план завода для него важнее всего. А директору, к тому же твоему родственнику хоть и дальнему, отказать вы не сможете. Это будет выглядеть как пощечина в наш адрес. Словом, не время сейчас её увольнять.
-Пожалуй, вы правы. Не сейчас. Вы неплохой стратег, Вячеслав  Михайлович, -соглашается он.
-Я не стратег, а  всего лишь  председатель профкома, -объясняю я «главному». Да и опыта у меня работы с людьми побольше твоего.
- В любом случае похвально.
 «Главный» согласился подождать до лучших времён.
Так что идею с увольнением «занудной» заведующей пришлось  отложить до «лучших» времён. А её амбиции стать в перспективе главврачом МСЧ окончательно улетучились как марево. Чтобы научиться руководить другими, нужно для начала научиться подчиняться, а не «подсиживать» и вынашивать планы, как занять место своего начальника. И в этом была её главная ошибка.  Через несколько месяцев мы нашли повод для её увольнения. Она по каким-то причинам, оказавшись в другом городе в гостях, прогуляла один день и не вышла на работу, хотя уверяла главврача, что предварительно поставила в известность диспетчера, а потому нарушением трудовой дисциплины это не являлось. Но как бы то ни было факт такой был, и основание для увольнения на этот раз выглядело пристойно с соблюдением трудового законодательства. Директор завода Юрий Анатольевич за это время действительно звонил главврачу и, ссылаясь на возможный срыв плана, просил не связываться с ней без особых причин. Тем не менее, наконец, Христа ради она была уволена, если использовать её терминологию, а коллектив, которым она бесславно руководила несколько лет, облегченно вздохнул, мысленно послав её ещё подальше.
 Перестройка в стране только набирала обороты, хотя явно местами пробуксовывала, благодаря формальному к ней подходу. Шла перестройка, о которой никто не имел никакого представления, и каждый приспосабливался к ней, кто как мог. Это отмечалось повсюду. В самой поликлинике МСЧ весь коллектив физиотерапевтического отделения вдруг выразил недоверие единственному врачу и завотделением в одном лице Елене Павловне за грубость с подчинёнными и неуважение к своим сотрудникам. Конфликт назрел настолько, что медработники перестали слушаться своего шефа и грозились даже объявить забастовку. Нам только этого и не хватало в МСЧ.  В общем,  обычный трудовой конфликт, которых  по стране тысячи. Коллектив обратился к главврачу с просьбой вмешаться и  разобраться в этой непростой ситуации. «Главный», не имея достаточного опыта  в подобных делах, и чтоб дров не наломать в начале своей карьеры, да и коллектива особо ещё не знал, попросил меня разобраться, всё ли там настолько плохо, и что можно сделать, чтобы погасить конфликт в самом начале. Меня пригласили на собрание этого небольшого коллектива, где я спокойно внимательно выслушал обе конфликтующие стороны и пришел к неутешительному выводу; либо заведующую отделением надо временно освободить от занимаемой должности на неопределённый срок в связи с превышением своих полномочий, либо уволить весь коллектив. Вместе им  в ближайшей перспективе не сработаться. Выборность коллективом руководителей всех уровней была неотъемлемой частью перестройки в аспекте демократии. Профсоюз, конечно, прежде всего обязан отстаивать  интересы трудового коллектива,  а не «взорвавшегося» руководителя. Так мы и поступили. Врач была освобождена от обязанностей заведующей, а коллектив выбрал из своих же достойную кандидатуру на освободившуюся должность в качестве врио, против чего ни «главный», ни я не возражали. А врачу в воспитательных целях был предоставлен достаточный срок, чтобы успокоиться, призадуматься и сделать правильные выводы, и понять в чем смысл начавшейся по всей стране перестройки. Таким образом, трудовой конфликт, начавшийся в одном небольшом коллективе, не распространился на всю МСЧ и был вовремя разблокирован. Ни до выборов главврача, ни тем более  после, у меня и мысли не было стать главным врачом МСЧ. Хотя в руководстве ЦРБ в кулуарах до выборов главврача, пока директор завода ЗИО не привёз откуда- то своего человека с его сестрой и тоже врачом, и не стал их активно продвигать по службе; его на освободившуюся должность главврача МСЧ, а её на «тёплое» местечко в ЦРБ на взаимовыгодных условиях, соблюдая принцип ты -мне, я -тебе, где речь шла конкретно о квартире из заводского фонда, почему-то поговаривали, что лучшей кандидатуры, чем моя и нет. Одно плохо, что не партийный. Это неудивительно, потому что была в этом своя разумная логика. Все кадровые офицеры по возвращении из Чернобыля получили очередные досрочные звания и повышение в должности. Некоторые мои помощники по Чернобылю вернулись на работу в другом качестве, в качестве главных врачей МСЧ или больниц. И это тоже правильно. Кого выдвигать на руководящие должности в перестроечные времена, если  не людей на деле доказавших свою политическую зрелость  и патриотизм,  преданность своей стране и профессионализм, людей ставших на защиту Отечества в час испытания. Но это там, где есть, кому думать о здравоохранении, где к власти пришли другие люди, которые стоят горой за перестройку, а не «приспособленцы» из числа коммунистов-карьеристов. А то что ж получается, одни настоящие патриоты защищают честь и достоинство Государства, выполняя свой воинский и гражданский долг в том же Афгане или в Чернобыле, а другие обыватели, тыловые крысы и партийные бюрократы спокойно делят портфели  на всех уровнях власти. Разве это справедливо? В крупных городах это понимают и так поступают. Но только не в Муроме или в Химках, в  Коврове или Одинцово, где в этом плане ничего не поменялось и где консерватизм способ существования. Меня вообще удивляло пассивное отношение Минздрава страны к самому Чернобыльскому событию, где  пострадали десятки тысяч людей, как и его отношение к гражданским врачам-«ликвидаторам». На ликвидации последствий аварии на ЧАЭС были задействованы больше тысячи врачей, абсолютное большинство из них составляли врачи гражданские, снятые со своих рабочих мест и ставшие на защиту нашего Отечества. Конечно, никто из нас врачей не думал о каких-то наградах, о льготах. Тем не менее военные врачи после Чернобыля получили досрочно воинские звания, повышение в должности, были награждены медалями и орденами. Гражданские же врачи, люди Минздрава СССР, ничего от этого   ведомства не получили. Ни один врач, насколько я знаю, не был отмечен руководством министерства. Никто из врачей «ликвидаторов» не удостоился  ни звания  «Отличник здравоохранения»,  ни «заслуженный  врач республики», ни передвижения по карьерной службе. Такое впечатление, что в стране и не было такого Министерства и не было самой аварии в Чернобыле. И неудивительно. Ни один из чиновников высокого ранга минздрава в этом Чернобыле и дня не был. Это как же нужно было «трудиться» не покладая рук этим чиновникам в духе перестройки, что  забыли о самом главном, о людях, к тому же о своём кадровом потенциале.  Как были у власти коммунисты,  так и остались, только шкуру сбросили как гадюки и всякие ползучие твари. Какие тут могут быть изменения, если нет ни новых людей, ни новых идей, ни новых мыслей?  Мне лично никто ничего не предлагал. А кто станет предлагать, если каждый руководитель любого уровня в провинции трясётся за своё кресло, а всё остальное ему до «фонаря». Такова психология чиновника- провинциала  любого уровня. Скорее всего, я бы и не согласился. Если не так давно перед командировкой в Чернобыль я отказался работать на областном уровне в Тульской области ещё до перестройки, то уровень МСЧ в небольшом городе мне просто не интересен. Тем не менее, молодой и амбициозный главврач Игорь, решив на всякий случай избавиться от меня как от потенциального соперника в перспективе, решил избавиться от меня сначала как от председателя профкома. Вообще-то птицу видно по полёту, чувствуется его школьная комсомольская закалка и её методы работы. Такой авторитетный и уважаемый в коллективе председатель профкома ему не нужен. Уж очень ему хотелось избавиться от такой профсоюзной опеки в моём лице, и как не хотелось делиться с кем-то авторитетом, а то и властью. Его больше устраивал бы другой беспринципный профком с его «карманным» председателем, тем более что такой кандидат уже имелся в моём окружении. Это удел слабых и тщеславных людей, которые волей случая оказались на руководящей работе с некоторыми признаками мании величия. Поэтому первейшей и неотложной задачей для них является навязчивая идея поскорее избавиться от ближайшего окружения и устранения потенциальных соперников. Так бывает и в большой политике. Хорошо известно как И. Сталин, а потом и Л. Брежнев, каждый по-своему избавлялись от своего окружения, которое и привело их к власти, а потом к культу личности. Скоро такие «подготовленные» им профсоюзные выборы состоялись, и я без всякого сожаления оставил профсоюзную деятельность. Мне что больше всех надо? Или я получал за эту общественную работу какое-то вознаграждение? Через неделю после выборов  нового профкома по привычке захожу  в кабинет Игоря по какому-то вопросу, а у него сидит новый председатель профкома Девяткин, очень недалёкий и как человек, и как специалист, которого я выгнал из своего профкома, как провокатора и ненадёжного человека, к тому же большого любителя спиртного. Да и сейчас он был в состоянии легкого похмелья, что называется подшофе. Я был просто поражен, что такого пьяницу и болтуна выбрали в новый профком и, конечно, не без прессинга нового «главного». Именно такой «председатель»  ему и нужен. Сидят они оба такие довольные и странно ухмыляются при моём появлении, как после принятия горячительного «на грудь» с самого утра. Я интересуюсь, по какому такому случаю у них с самого утра такое  вальяжное и нерабочее настроение.
- А вы в курсе, Вячеслав Михайлович, что демократии пришел конец,- поясняет «главный» с несколько приподнятым настроением, будто что-то стоящее выиграл в лотерею.
-В каком смысле? Вы что, шутите? Вы что всерьёз? Этого быть не может,- с удивлением и возмущением говорю я им, даже не присаживаясь к столу.
- Только что передали по радио и телевизору, -продолжал главврач, а новый председатель профкома поддакивал, кивая головой. -Создан ГКЧП. Генсек М. Горбачев под арестом на даче в Форосе. Всё возвращается на круги  своя.
-И чему вы радуетесь? В этом ещё нужно разобраться. И что это за ГКЧП? Первый раз слышу,- засомневался я в его происхождении. Такого быть не может! Надо знать Б. Ельцина.
 Во всём этом я видел большую политическую интригу и игру в масштабе страны как на шахматной доске, где  у каждого своя роль.
Мне не интересно было с ними, людьми далёкими от политики и непорядочными по сути, дискутировать на такие острые темы и я ушел. Понял я и то, что в МСЧ больше профкома в хорошем смысле не существует. «Главный» полностью подмял под себя продажный профком. Посмотрю, насколько окажусь прав через некоторое время. Еще до перевыборов Игорь как-то поинтересовался моим мнением, как будет выглядеть, если он станет баллотироваться в депутаты горсовета. «Надо же, без году неделю как приступил к работе, а уже захотелось стать депутатом, -подумал тогда я. -Быстро шагаешь, штаны можно порвать». Сам бы он, конечно, не додумался, а директор завода по-родственному подсказал, он ведь тоже который год «ходит» в депутатах благодаря своему директорскому статусу, а свои люди в горсовете ох как нужны... В советское время так и было, если стал директором, значит, должен быть депутатом для авторитета. «Это неплохо, но всему своё время, -ответил тогда я. - Коллектив тебя ещё не знает, и это, скорее, будет походить не на выборы, не на народного избранника, а на назначение, как бы по совместительству, чем собственно и отличалась система выборов при том режиме в советский период. Конечно, твоя кандидатура как главврача, скорее всего, пройдёт, такие уж нас выборы, если и голосов при подсчете не хватит, то избирательная комиссия, состоящая в основном из коммунистов, добавит столько, сколько надо, но продлится твоё депутатство недолго. А вот если всё пойдёт снизу по инициативе  трудового коллектива и профкома, я буду двумя руками «за». Тогда это будет надёжно и надолго. Так что немного подожди с этим. Мой тебе совет. Ранний плод, нехороший плод, если, конечно, родится. Ты же, кажется, гинеколог? Должен понимать». Однако Игорь не стал ждать и пошел по лёгкому пути, сделал всё по-своему. Как раз в это время подвернулись довыборы в местные органы власти. Партком завода предложил две кандидатуры, и обе оказались от МСЧ; нового главврача Игоря и мою. Но вместо меня по ходу дела пришлось утвердить другого врача, поскольку я проживал не на территории того избирательного участка, где должны были проходить довыборы. В результате врач окулист Зуйков Александр Николаевич, которого мало кто знал в городе, не прошел, а Игорь, как главврач, да при такой системе выборов, был избран. Кто бы сомневался! У нас же в стране самая демократическая избирательная система в мире. В общем, самый беспроигрышный советский вариант в реальности. В состав избирательных комиссий входили те же коммунисты, и если кандидат от их блока не добирал голосов, то ему приписывали «квантум сатис» келейно. Это в народе думали, что они кого-то избирают, а на самом деле избирали парткомы, горкомы, обкомы.  Алчность власти и особого статуса затмили разум молодого врача из провинции. Он, наконец, стал впервые депутатом. Ну, а дальше одни искушения. Игорь быстро поверил в свою безнаказанность и вседозволенность. Власть многих молодых и слабых людей портит, особенно если она легко досталась. И такие метаморфозы в поведении Игоря не заставили себя долго ждать. А началось всё с «аморалки» на рабочем месте. Рановато почувствовал себя «петухом» в курятнике и безотказным плейбоем в женском коллективе, устраивал выпивки в своём кабинете и в сауне при МСЧ если не с молодой секретаршей,  то с главбухом. А то любовница на пищеблоке, которой, судя по сплетням, пришлось купить квартиру и откупиться, то любовница в бухгалтерии, что очень опасно войти в финансовый сговор и заниматься «тёмными» делишками. В общем, ни одной юбки не пропускал, пользуясь своим положением. По выходным, используя своё служебное положение, он приглашал в сауну нужных людей с девицами или семейные пары и неплохо с пивом и коньяком проводили время, как у себя на даче, и каждый раз сам с новой подругой. Супруга его, тоже врач в этой МСЧ, вскоре с ним окончательно развелась и оставила его одного, взяв с собой двух малолетних детей. После чего, почувствовав себя вольной птицей, пошли пьянки-гулянки  по «нарастающей». Если в сауне под пиво пели  о том, как «расцветали яблони и груши» и «поплыли туманы над рекой», то в самой МСЧ вовсю расцветала коррупция. Этого следовало ожидать. А дальше, как говорится, «чем дальше в лес, тем больше дров». Точно таким же макаром супруга директора завода на даче застукала муженька в тёпленькой компании с «бабами», после чего моментально подала на развод, после которого, пользуясь своим положением юриста, а с его стороны полным профаном в юриспруденции, через суды обобрала его как липку. Однажды после работы, отправляясь домой, я встретил на мосту у самой МСЧ Игоря, у которого от пьянки остекленевшие глаза были на выкате, а в зубах торчала неприкуренная сигарета, которую в дороге и на ветру так и не мог прикурить от зажигалки и больше служила вроде той соски. Видок был у него ещё тот. На узком мосту мы едва разошлись, но меня он, конечно, в упор не видел, а остановить его и поздороваться с ним в такой момент мне не хотелось, поскольку поставлю его в очень щекотливое положение потом на следующий день, если он, разумеется, вспомнит. Его здорово «заносило» в стороны, словно моряка на палубе, и настолько, что хотелось проводить его до МСЧ, а главное, чтобы он спокойно мост прошел и не свалился с высоты на железнодорожные пути. И в таком неустойчивом и невменяемом состоянии он отправился в сауну на встречу с друзьями, с тем же директором, а то ещё с кем из женского пола. Ни на следующий день, ни через месяц я ему об этом случае не напомнил, а никому другому не рассказал.  И такого «проходимца», случайного человека и «посредственного» врача-гинеколога только по диплому, партком завода вместе с директором, таким же «выпивохой» и бабником, рекомендовали коллективу МСЧ в качестве главврача. И куда смотрел партком ЦРБ, Медсовет и главврач города, если всем было до «лампочки», и о больных никто не думал? И такой подход к кадрам на ответственные должности доминировал по всей провинции огромной страны. О каких кадрах в здравоохранении могла идти речь? А потом удивляемся, почему у нас так не важно в здравоохранении.  Захаживали к нему в МСЧ и высокие чины из прокуратуры и милиции, правда, в редких случаях и то лишь, когда  нуждались в консультации и лечении у хороших специалистов. Так что все они непременно были у меня на приёме, а «главный» в угоду начальству  был у них в роли диспетчера, кого и к какому доктору это начальство направить и самолично сопроводить. Это вскружило ему голову, и он был уверен, что с такими связями не пропадёт, чтоб не случилось. Мне это напоминало афериста Горелова из психбольницы.  Кто же не знает, кроме него, что «от сумы и от тюрьмы не зарекайся».
Шло время, промелькнули месяцы и даже годы. Пришла  пора мне снова оформлять документы в область на повышение квалификационной категории. Причем об этом мне не в «кадрах» напомнили, как это должно быть, а я вдруг вспомнил, как будто мне делать больше нечего. Тоже ещё одно чудо советского здравоохранения в очередной раз доказывать, что ты не дурак и не растерял свою профессиональность в годы своего творческого подъёма  в самом расцвете сил.  В связи с этим я зашел к главврачу подписать производственную характеристику, так для проформы, зная, что она необязательна, но на всякий случай. Обычно в таких случаях, так уж заведено, характеристику пишет каждый на себя, и её никто не читает, зная, каким образом она пишется. Я же принципиально попросил написать на меня характеристику уже новую, относительно молодую, хотя и с двумя взрослыми детьми, недавно назначенную заведующую поликлиникой, подругу предыдущей заведующей, которая наконец была уволена не без моего согласия. Так что она ко мне не очень-то была благосклонной по понятным причинам. Поэтому к ней я и обратился как бы по инстанции, не мне же писать на себя характеристику. Тем не менее, характеристика соответствовала действительности, без всяких прикрас, и была, в общем, положительной. Но «главный», внимательно почитав её в моём присутствии, как бы изучая её, на самом деле не мог подобрать нужных слов, чтобы обосновать своё нежелание подписывать эту характеристику, сказав, что уж больно хорошо она написана и он якобы с ней не согласен, то есть, иными словами, я её не достоин. Как позднее выяснилось в отделе кадров ЦРБ, такая характеристика не нужна была вовсе. Все документы всё равно по этому делу подписывает новый главный врач ЦРБ, с которым мы в дружеских отношениях много лет, поскольку предыдущая главврач была освобождена от занимаемой должности, и тоже не без моей помощи, вслед за своим замом по лечебной части вскоре после моей скандальной, обличительной статьи в местной газете.  Несмотря на это, когда Игорь заартачился её подписывать, а я мысленно послал его ко всем чертям, мне пришлось на прощание сказать ему немало нелестных слов в его адрес. А кто еще скажет правду в МСЧ кроме меня, бывшего предпрофкома и пропагандиста? Этот, вечно подвыпивший подхалим и угодник из профкома, поправший устав профсоюзов и объявивший себя пожизненным председателем? Так ему самому нужно мозги вправлять, совсем, видать, одичал в своём вечно тёмном рентгенкабинете. По-моему, ему давно уже зелёные чертики и «белочки» видятся в его кабинете, да и цирроз печени не за горами, симптомы которого так и прут у него наружу, что является серьёзным признаком хронического алкоголизма.
-Честно говоря, мне эта категория даром не нужна, -сказал я.  Больные идут к хорошему врачу, а не к врачу с категорией. У одного нашего терапевта на двери висит табличка: «приём ведёт врач высшей категории», а  больных к ней на приём почему-то нет, и никого не загонишь к ней, хоть увольняй её за ненадобностью. Парадокс? Зато у неё более тридцати больных с так называемым «стационаром на дому». И когда только она успевает их «посещать» ежедневно всего за три часа, когда за один час можно обслужить не более двух человек? И кому нужна такая врач, даже если с высшей категорией. Интересно, каким образом она эту категорию только получила!? Разницу улавливаешь?
-Вы имеете ввиду участкового врача-терапевта Кондрашову, проработавшую в сельской местности более десяти лет?- спросил меня «главный».
-Её, кого же ещё,- соглашаюсь я, признавая его информированность в этом вопросе.
-Вы правы. Врач она действительно никудышная, к тому же приписками занимается. Я в курсе. Всех травками лечит. Наверно, придётся с ней расстаться.
-И думать нечего. Так что можешь не подписывать. Если мне будет нужна такая характеристика, подпишет её не глядя главврач ЦРБ Владимир Алексеевич. Мы с ним старые приятели. Мне просто хотелось узнать, насколько испортила тебя должность и раннее депутатство. А я ведь как в воду смотрел, предупреждал тебя.
-Помню. Нынче другие времена. Вы на собрании, будучи ещё председателем профкома, выступили  с критикой в адрес директора завода Юрия Анатольевича. Он сейчас, между прочим, на грани увольнения,  лежит в больнице.
 «Вот  откуда ветер дует, -подумал я. -Снова родственники. Опять путаете личное с государственным. Так недолго залезть в карман Государству, перепутав  со своим».
-Ничего удивительного не вижу. Ты же сам только что сказал, что времена нынче другие, нужны другие руководители производств. Лично к нему, как к человеку, у меня претензий не было, но он развалил завод, рабочие не получают зарплату месяцами, завод разграбили в буквальном смысле и не без его участия. У каждого начальника цеха в гараже по пять, а то и по десять  ворованных холодильников, так, на «черный» день припасено. Поговаривают, и у самого директора в гараже припрятано десяток холодильников на черный день. Как это понимать? Воруешь сам, дай возможность воровать и другим? Надо быть глухим, чтоб не слышать, и слепым, чтоб не видеть, как разворовывают завод и как ломаются судьбы людей.  А с какими липовыми инфарктами лежат большие начальники на грани своего увольнения, мне хорошо знакомо. Как только ими начинает интересоваться прокуратура, у них тут же инфаркт. А как водку «жрать» и в сауне с девицами время проводить, никаких инфарктов. Меня это не шокирует. А если может и критиковал на собрании, то было  наверно за что. Зря я никому плохого слова не скажу, а если есть за что, и похвалю. А вор в любом случае рано или поздно должен сидеть за решёткой.
-Это не ваше дело, -упрекнул меня «главный».
-Как же не моё, если МСЧ является одним из цехов этого некогда  мощного завода, и тебе ли этого не знать, если тебя на это место посадил сам директор, вытащив из глухомани Саратовской провинции.
-Меня выбирал коллектив МСЧ,- заявил он с неким пафосом.
-Ты позабыл, что в президиуме собрания сидел не председатель месткома, который должен был вести собрание, а директор завода и секретарь парткома завода, которые не хотели никаких выборов. Это что же за выборы без альтернативы и без месткома, если выбирать не из кого было? А кроме того, председателя профкома МСЧ на том собрании вообще не было, зато был директор и секретарь парткома завода, которые всем рулили без оглядки на местком. Это ты называешь выборами? Тебя и в депутаты протащили без всякого избирателя. Так что на твоём месте я бы промолчал и на эту тему в дальнейшем не заикался. К тому же у меня, как у многих сотрудников, имеются акции этого завода. И почему меня это не должно касаться? Тебя это может и не касается, у тебя же ни одной акции нет. Конечно, дни его сочтены. Ничего удивительного. Это естественный процесс, старое отживает, новое появляется. Диалектика. В сложившейся обстановке нужен директор с новым подходом, другим мышлением, с образованием экономиста. А у него ничего этого нет, так, заочное местное высшее на уровне ПТУ. Мало того, в семье у него разлад, дело доходит до развода со второй женой, в быту одни «пьянки-гулянки». Сплошная аморалка. Тебе ли не знать. Авторитета никакого. И причиной всему его аморальный образ жизни. Об этом весь завод говорит. У проходной завода такие карикатуры на него висят, наверно тоже в курсе. И разве это директор?
-Я наверно неправильно выразился, -поспешил заявить  он.
-Ты в следующий раз выражайся поточнее и обдуманно как ответственное лицо, а не как сантехник из жэка, -напомнил ему я, чему обязывает его должность руководителя.
 Игорь слушал и нервничал, не знал, что и сказать. Он прекрасно понимал; освободят директора, недолго и ему быть в этом кресле. Я напомнил ему о нехороших разговорах в коллективе по поводу его амурных  похождениях, о его аморальном облике, о пьянках в сауне с девицами и с тем же директором, о его позорном нашумевшем  разводе. Ну, в общем, всё, как у директора. Видимо, дурной пример заразителен. Позднее директора действительно освободили от занимаемой должности. Он окончательно спился, в третий раз женился. Однажды его новая супруга привела его ко мне на приём, мы уже были неплохо с ним знакомы лично и могли запросто по-свойски общаться. Ко мне он пришёл как к спасителю в буквальном смысле. В этот раз он был серьёзно болен, и причиной всему была водка. У него была единственная жалоба: не мог нормально ходить без посторонней помощи из-за слабости в ногах, едва передвигался. Я поставил ему неутешительный диагноз; последствия алкогольной интоксикации, токсический полиневрит с нижним парапарезом. Такое случается обычно при запоях. Надо же понимать, что алкоголь-нервный яд. Конечно, я отправил его на госпитализацию в нервное отделение. Тогда всё у него прошло благодаря своевременному лечению,  и он уехал в Штаты к своему сыну, иначе бы окончательно спился. После возвращения из Америки мы случайно с ним встретились прямо на мосту у МСЧ завода. Он с лёгкостью уверял меня как доктора и хорошего приятеля, что больше не выпивает и с этим делом «завязал». На самом деле он лишь утешал себя этим, а я как врач только сомневался, потому что знал, что ни один алкаш ещё самостоятельно не бросал пить. Так оно и вышло. После поездки в Америку его часто с самого утра, когда все нормальные люди ходили на завод на работу, видели в компании алкашей уже подшофе у подъезда соседнего дома. Они «дружили» с бывшим директором до того момента, когда не пропьют его пенсию. Потом его хватил инсульт и вскоре через полгода он умер. Хоронили бывшего директора Юрия Анатольевича тихо и в основном людьми из городской администрации как бывшего депутата.
-Уважаемый, Вячеслав Михайлович. Сейчас вопросы морали никого не интересуют. Не те нынче времена.
-А совсем недавно вы не были рады этому времени, - напомнил  ему я.
- Виноват, так уж вышло. В политике я не очень.
-А ты пока ни в чем ещё чтоб очень. А в депутаты лезешь. Это не в политике ты не очень, а у ГКЧП, на которое ты рассчитывал, ничего не получилось. Не вижу логики.
Так же как и твой «карманный» председатель профкома под дурачка косит, полномочия которого закончились ещё три года назад, а он ещё считает себя таковым. А почему? Потому что тебе так удобно творить произвол. Поэтому вам никакого профсоюзного собрания не надо, сразу под «зад» пихнут так, что малым не покажется. Насчет аморалки тоже не скажи. Когда, не дай бог, жареным запахнет в твоей карьере, моральный облик выйдет на первое место. Поверь мне. Все кажущиеся большие  связи как мираж моментально исчезнут, и ни один из так называемых друзей руки помощи не протянет. Если ты думаешь, что я тебя «подсиживаю» и стремлюсь на твоё место, то ты глубоко в этом  ошибаешься. «Главным» я уже был и  по более твоего масштаба. С меня хватит. Несмотря на твои ещё детские выходки, я к тебе, как ни странно, неплохо отношусь. По крайней мере лучше, чем к той мадам из поликлиники, которую недавно уволили. Очевидно делаю скидку на твою молодость,  отсутствие опыта и жизненного, и в работе, хотя и успел обзавестись двумя детьми, которых, в общем-то, и потерял из-за своей глупости и легкомыслию. Поверь мне, ты для МСЧ пока что ноль, и не ты здесь делаешь погоду. Авторитет годами зарабатывают, а ты хочешь всё сразу и сейчас. Так не бывает. Как ты думаешь, кто для МСЧ и больных, а пациенты главное для МСЧ, без них и МСЧ не было бы, более важен; заведующая поликлиникой, главный врач или я, как рядовой врач- узкий специалист?
- Ну и кто же,  по вашему мнению?- спросил «главный» с уверенностью, что главнее его никого и нет.
-Это не по моему мнению. Это по мнению абсолютно всех больных и большинства сотрудников, и прежде всего врачей. Поясняю. Выводы делай сам. Заведующей поликлиникой  или главного врача две недели не будет на рабочем месте и никто из больных и сотрудников даже не вспомнят о них, не заметят их отсутствие. Как говорится, «полное отсутствие всякого присутствия». А меня два дня не будет на рабочем месте, вся МСЧ будет знать, а через неделю половина города станет обсуждать, долго ли меня не будет. За примером далеко ходить не надо. Вы из отпуска недавно вернулись, а никто, кроме секретарши, и не знал, что были в отпуске, даже я. О заведующей, этой тихоне, даже не говорю. А мне приходится до последнего дня держать втайне свой очередной отпуск, и не получается. За неделю все больные и врачи в курсе, и поэтому нагрузка за последнюю неделю перед отпуском увеличивается почти вдвое, а это дополнительные деньги в общую копилку, кстати,  и тебе на зарплату. А пожелания у них ко мне одно-скорее возвращаться. Думаю, что такого пожелания вы со своей глупой заведующей никогда не дождётесь ни от сотрудников, ни тем более от больных, для которых вы терра инкогнито. Да и толку с вас обоих как с козла молока, денег-то вы в общую копилку не приносите. Скорее, наоборот. Вы с ней вроде тех паразитов на здоровом теле коллектива. Вот и думайте, кто нужен МСЧ, а без кого можно и обойтись. Кстати сказать, зарплату не вы мне с мадам из поликлиники делаете как руководители, а я вам как специалист. Я, как и другие врачи, зарабатываю на тебя, на санитарку, на бухгалтерию. А ты сидишь здесь ни хрена не делаешь, ни копейку в общую копилку не зарабатываешь, а получаешь в два раза больше, чем я как специалист. Это справедливо? Как тебе такие аргументы?
-Здесь я с вами согласен. Очень аргументировано. Наша зарплата действительно полностью зависит от количества принятых больных, стало быть, от врачей. И здесь вы правы.
-Правильно понимаешь. А ты за год ни одного больного не принял как врач, стало быть, не заработал себе даже на хлеб. Или ты уже не врач, а всего лишь завхоз, или, как там сейчас по- современному, менеджер? Я говорю к тому, что врачами не стоит разбрасываться и каждого неугодного подводить под увольнение. Нельзя рубить сук, на котором сидишь. О курице с золотыми яйцами я даже не говорю. Это тебе вместо политинформации. Сам говоришь, у тебя с политикой не очень.  А я ещё до тебя был пропагандистом здесь, если не знаешь...  Скажу по секрету, тебя давно здесь не было бы, если б я в этом был хоть немного заинтересован.
- Это каким же образом? -поинтересовался Игорь.
-Не хотелось говорить, но придётся. Полгода назад «гаишники» «завели» на тебя «дело» за вождение автотранспортом в нетрезвом  состоянии, за превышение скорости и попытку дачи взятки должностному лицу при исполнении, то есть «гаишнику». По всем этим статьям ты вроде как преступил закон, а стало быть преступник. И статьи уголовного кодекса серьёзные, как ты понимаешь. А «уголовник» должен сидеть где? Правильно. В тюрьме, как говорил капитан Жиглов. Между прочим, за это был снят с работы заместитель главврача по лечебной работе ЦРБ некий Ренат.  «Гаишники», хоть и не офицерского чина, на редкость оказались порядочными и принципиальными служаками. Было  такое? Я правильно излагаю? Если где-то что не так, поправишь.
-Допустим,- признаётся он.
-И допускать нечего, если это запротоколированный в ГАИ факт. Все материалы по этому скандальному  делу  попали в руки председателя народного контроля Зайкину Олегу. Ты его, конечно, знаешь. А тот большой  любитель поковыряться в грязных делах, подковырнуть под самый корешок. Мы с ним большие приятели, Новый год в одной компании встречаем, поэтому знаю его неплохо. Он провёл своё расследование и получил очень любопытные материалы не без помощи прокуратуры и сотрудников местного КГБ, потому что вначале этого скандального расследования появлялись некие затруднения в лице твоих друзей в органах и директора ЗИО, твоего «свояка». Материалы по этому делу были полностью  подготовлены к опубликованию в городской газете и передаче дела в суд. В тот день я был в исполкоме по чернобыльским делам и попутно заглянул в кабинет к Олегу поболтать. Зная, что я работаю в МСЧ, он поинтересовался, как я отношусь к своему главврачу, и ввёл меня в тему по-свойски. Я понимал, что если этому делу дать зелёный свет, то в самое ближайшее время у нас будет новый главврач. Это как пить дать. Я попросил Олега, несмотря  на то что он здорово  потрудился в этом плане, ничего пока не предпринимать и дело пока «заморозить». Вот почему  ты, Игорь Сергеевич, ещё сидишь в этом кресле, а не в другом  месте с другим  креслом типа стула, и пока, слава богу, не электрического. Так что твои друзья абсолютно здесь ни при чем. Выходит, моего влияния оказалось больше, чем влияние всех твоих друзей вместе взятых. Не оказался бы я тогда в исполкоме, не сидели мы сейчас за этим столом. Хоть это ты понимаешь?
-Ну, спасибо, Вячеслав Михайлович. Это уже похоже на правду. Добавить нечего. Я бы и не знал, если бы вы не рассказали. Так поступают настоящие друзья. У меня больше нет вопросов. И вы правы. Я на самом деле  до сегодняшнего дня так и думал, что помогли друзья-товарищи. А вы, стало быть, как боец невидимого фронта сделали своё дело и молчим. Где тут подписать мне, товарищ «Штирлиц», со всеми моими извинениями?
- А нигде не надо подписывать, можешь её порвать, «группенфюрер». Собственно, ни подпись, ни категория мне не нужны. А если понадобиться, обращусь в другое место. Пока… Думаю, наш разговор пойдёт тебе на пользу.
Через полгода главврача и ближайших его друзей по «бизнесу» при ЗИО неожиданно арестовали и в наручниках отправили во Владимирский «Централ», и потом судили. Что характерно, «взяли» главврача не на рабочем месте, а в кардиологическом отделении, где он намерен был отлежаться якобы с инфарктом до лучших времён, когда почувствовал, что жареным запахло, скорее всего, по печальному опыту и совету «свояка»,  бывшего директора завода, который через несколько лет окончательно спился, оказался в кругу «бомжей» и алкашей. Суд приговорил бывшего главврача к двум годам колонии поселения. Но в провинции свои порядки и судебные решения трактуются по-своему. Не правда ли, хороша  колония поселения, если он продолжал трудиться главным врачом, но только сельской участковой больницы, живя на своей даче в этой же деревне. Что же получается? От одной «кормушки» убрали, а приставили к другой, но чуть поменьше? Как говорится, «пустили козла в огород», или, перефразируя известную поговорку, «не имей сто друзей, а имей побольше рублей». Одним словом, можно сказать он ещё легко «отмазался». Хорошо, что за время своей работы в МСЧ он успел выстроить приличную дачу со всеми удобствами, словно предчувствовал, что скоро сгодится. Вопрос только, за какие деньги построил эту «дачурку», и почему обошлось без конфискации имущества? Конечно, во всей этой истории не обошлось без нарушения заповеди из Библии «не укради». Ради этого и «трудился» «главный» все эти годы не «покладая» рук. У меня на приёме был пациент по специальности печник, который трудился у него на даче, выкладывая камин, будучи на больничном листе у какого-то терапевта по просьбе «главного». Со слов этого «больного» «хозяин» наведывался в деревню почти ежедневно, контролируя ход работ, то есть в своё рабочее время. Однако было бы логично и справедливо, если уж был осуждён за финансовые нарушения и ограничился колонией поселения, то уж, конечно, с конфискацией имущества. Он обязан вернуть государству то, что успел у него украсть. В этом состоит справедливость любого суда и верховенство права и демократии. Но, как говорится, не на того напали. Обошлось даже без конфискации имущества. Приблизительно в это же самое время врача-хирурга, председателя ВТЭК, которого я неплохо, но не очень близко знал, в одной компании никогда выпивать не приходилось, за получение взятки привлекают к уголовной ответственности и на два года отправляют в колонию поселения. Перед отправкой его в колонию он проходил медосмотр и был в моём кабинете. Я его с трудом узнал, и то не сразу, насколько он изменился за пару месяцев от переживаний, находясь в СИЗО, пока шло унизительное для него следствие. Мне, конечно, стало его жалко, что даже от сочувствия к нему приписал ему лёгкую неврологическую  болезнь, что б легче жилось на зоне. Это была волна заказных показательных процессов по всей стране как борьба с коррупцией, в том числе и в здравоохранении. Однако это коснулось лишь мелких взяточников и коррумпированных чиновников. Это, скорее, напоминало  борьбу Дон Кихота Ломанческого с ветряными мельницами. Я таких врачей не оправдываю, какая бы ни была у них низкая зарплата. Лучше бы они в знак протеста с несправедливостью голодовку объявили, и то выглядело бы всё благопристойно, и, наверняка, нашло бы поддержку у многих сочувствующих. Глядишь, такая акция дошла бы на самый «верх», и зарплату повысили. Но тем не менее конкретно его, Владимира Ивановича, было жаль.  У врача были проблемы с сердцем, как он сам иногда признавался, страдал в последнее время стенокардией, но группу инвалидности себе не оформил. Там, в колонии поселения, буквально через месяц, не выдержав такого позора и унижения, а также условий пребывания, от инфаркта он умирает. Возникает вполне резонный вопрос. Стоило ли отправлять доктора в эту колонию с больным сердцем из-за какой-то мелочи, для того чтобы он там скончался, когда другие наворовали на сотни миллионов, сбежали за границу и ушли благополучно от суда. Кто-то же им позволил благополучно покинуть страну. Сопоставима ли сумма взятки с человеческой жизнью? Это первое. А второе, стоит ли брать  какие-то взятки  только для того, чтобы  оказаться в местах не столь отдалённых, тем более  ценой жизни? Разве  может быть что-то дороже самой жизни? По правде сказать, я не знал, что в здравоохранении коррупция приобрела такие катастрофические масштабы. И это только то что на поверхности, так сказать, надводная часть айсберга. А если копнуть поглубже? Удивительная вещь в нашей стране и, в частности, в правоохранительных органах отмечается; одни жулики, находившиеся на госслужбе, дворцы строят, которых у царя батюшки не было, другие «вагонами» крадут у государства, и их порочная фемида с закрытыми глазами стороной обходит, а других для фарса по мелочевке отправляют в места не столь отдалённые без права переписки. Где же справедливость, если  неприкасаемых нет и перед законом все равны, как говорят те, кого мы избираем?  И что это за государство такое двуликое с политикой и идеологией двойных стандартов? И с чего это вдруг криминальная тема будоражит моё воображение до такой степени, что выводит меня из равновесия и заставляет возмущаться? То-то я смотрю, ко мне на приём в последнее время зачастили люди из местного криминала различного калибра. Однажды в разгар врачебного приёма одна наша медсестра привела в кабинет своего знакомого. Ничего особенного, обычное дело. Меня только удивило, что у больного сорокапятилетнего мужчины не было при себе амбулаторной карты, а значит он даже не обращался в регистратуру, вроде как неофициально и совсем небесплатно. Врачи не очень любят, когда медработники без предварительной договорённости приводят таких «блатных» пациентов без всяких медицинских документов и без полисов. Не дай бог что случится с таким пациентом, от прокуратуры потом не отвяжешься и загремишь под «фанфары». Мне показалось странным, что он явился без амбулаторной карты и тогда я спросил:
-А где вы работаете?
-Нигде,-ответал он.
«Нигде так нигде,-подумал я.- Сейчас многие в стране безработные. Сейчас, слава богу, за это не наказывают». После анамнеза и осмотра я понял, что с его жалобами на боли в пояснице без мануальной терапии  не обойтись и предложил пройти в другой мой кабинет, где я уже осмотрел его повнимательней. На мизинце правой руки у него  был какой-то чудный дорогой перст, на шее висела увесистая золотая цепочка. Я сразу и не понял, что это всё значит. Только потом мне сказали, что это вор в законе по кличке «Монах», так называемый «смотрящий» по городу. Этот «смотрящий» был у меня три-четыре раза через день по поводу мануальной терапии. Всё обошлось нормально, но что удивительно, он не то что «отблагодарил» врача за своё выздоровление и за потраченное врачебное время, что было бы вполне логично и естественно, но, насколько я помню, он и «спасибо» не сказал при расставании. Такое впечатление сложилось у меня, что это ему все чем-то обязаны, а не он кому-то. Да и коммунизм к нему пришёл судя по всему лет на двадцать раньше, чем к остальным. Я спросил  при случае ту медсестру, которая привела мне  «Монаха» на консультацию, на кой черт она привела «такого» невоспитанного и неблагодарного клиента. Во-первых, выяснилось, что они родственники, во-вторых, он просил показать его лучшему доктору в городе по части радикулита, а в- третьих, он не привык платить нигде, ни в парикмахерской, ни в медицине, мол, такой у него статус. «А вообще, он очень порядочный человек, в большом авторитете»,- уверяла медсестра. Вот тебе и вор в законе. Почти в это же самое время по тем же «болячкам» дважды бывал на приёме другой, более молодой, но амбального сложения, с такой же золотой цепочкой на толстой шее. Он тоже был  вором в законе и являлся «смотрящим» по району. Оба «смотрящих» симпатии у меня не вызывали. Правда, почему-то запомнился ещё один «пациент» из той же колоды, более молодой и совсем непохожий на бандюгана, можно сказать «красавчик». Вполне может быть, что в своей среде его так  и звали. Он мог любой  женщине голову вскружить, и знал себе цену, может этим и занимался на воле. У всех троих на голове были «отметины», признаки серьёзных травм головы. У «красавчика»  их было больше всех, аж три продолговатых шрама. Это был настоящий «боец» в своей шайке. Потому ему больше всего и доставалось. Ещё больше он меня удивил, когда в «процедурке» он разделся до пояса и я увидел на нём свежие грубые рубцы от ножевых ранений со стороны спины и в области сердца. Видать, здорово ему тогда досталось, и жизнь была на грани смерти. Можно сказать, доктора ни раз возвращали его из того «света». Поэтому к врачам у него особое  трепетное  отношение. Он бывал у меня на приёме почти каждый год после каждой  «отсидки». Ну, вот не жилось ему на воле и всё. Погуляет на полную катушку месяц-два и снова в тюрягу на нары. Другой жизни не представлял. Но несмотря на это и в отличие от своих «паханов», медицину он уважал, и труд врача по мере возможности оплачивал то рублями, то долларами.

Со временем в силу обстоятельств иногда меняются жизненные  приоритеты и прихоти. Если когда-то я и мечтал о домашнем телефоне, то с некоторых пор подумываю, как бы от него избавиться. И причиной тому, как ни странно, домочадцы.  Лично у меня разговоры по телефону всегда короткие, не более двух минут, и только по делу. Я понимаю, что надолго занимать линию нельзя, поскольку таких как я в городе тысячи. Сам почти никому не звонил. Звонили мне или больные, или по работе, или по «скорой». Собственно, для этого мне и установили аппарат вроде как для служебного пользования, хотя и за деньги. Супруга названивала почти ежедневно всем подряд и по полчаса с каждым, занимая линию. Иногда из её разговоров можно было что-то интересное узнать. Помнится один разговор с сестрой, которая собралась во второй раз замуж вслед за ней.
-И за кого собралась?- спрашивает  супруга свою сестру.
-За кого за  кого. За Олега Зайкина.
-Ты что сдурела,- возмутилась старшая сестра.- Он только развёлся со своей цаплей, которая на голову выше его.- И вообще он такой невзрачный, весь какой-то задёрганный, рыжий.
- Какое это имеет значение. У него же машина, -бравирует она.
-Ну, тогда поздравляю, -соглашается моя супруга. -Это уже кое-что. Совсем другое дело.
Тогда я понял, насколько они обе так низко морально пали, что не человек им нужен, а то, что у него в кармане, и замуж готовы выйти не за мужа, а за машину «Жигули». У себя дома я однажды наблюдал, как они обе остервенело избивали этого Олега якобы за то, что он оказался в гостях у одной женщины, то есть хотели его проучить, чтоб не «шастал» по чужим бабам. При этом Олег даже не сопротивлялся, но пытался оправдываться и в чем-то их вразумить. Не драться же ему с бабами. Я бы на его месте врезал бы  одной из них по дурной башке и на следующий день подал бы на развод. В любом случае надо быть мужиком. А он стерпел, проявил слабость, стал подкаблучником. С тех пор и ездят не только на его «Жигулях», но и на нём.  Подросла у неё и старшая дочь, которая уже училась в техникуме и засматривалась на парней. И нашёлся один такой ухажёр-пэтэушник. По вечерам ближе к ночи она разговаривала с ним по телефону часами. Из положения сидя в прихожей на полу и с трубкой в руке, постепенно переходила в положение горизонтальное, и уже не разговаривала, а мурлыкала, засыпая. Когда мне надо было пройти на кухню, приходилось переступать через неё. А ей бы хотя бы что. Разговоры длились часами. Мои неоднократные замечания в их адрес не возымели действия. Они никак не могли понять, что за это время  мне могли звонить больные, а также  по линии скорой помощи. Я бы ещё как-то мирился, если б супруга платила за телефон, а не я. Но она  ни за квартиру, ни тем более за телефон не платила. Меня это стало раздражать, тем более что отношения постепенно шли к разводу, питание было уже раздельное. С какой такой стати она должна жить за мой счет? И тогда я написал заявление на имя начальника узла связи с просьбой отключить мой телефон, а номер телефона передать очереднику инвалиду войны, которому он будет более важен, чем моей жёнушке. Жила она без телефона все эти годы до меня, обойдётся и дальше. Та, узнав о таком заявлении, пришла в ярость.
-Или забери заявление обратно, -в горячке сказала она, -или я с тобой разведусь.
-Второй вариант меня больше устроит, -ответил я,- тем более что давно уже надумал так поступить.
Так и выходило, что не я ей нужен, а только моя зарплата и квартира с телефоном. Как портит людей излишний комфорт. Ведь жила без телефона все эти годы, и даже не мечтала о нём. 
Мой ответ её быстро охладил. Я же не тот Олег- подкаблучник. Развод в её планы никак не входил. Но удивительная вещь получается. Сестра согласна выйти второй раз замуж за мужчину с машиной, моя же супруга готова развестись из-за потери телефона, к которому не имела никакого отношения и, конечно, за него никогда не платила. В обоих случаях на первом месте у сестриц тряпки, шмотки, барахло. А где же душа, нравственность, культура? Может поэтому им суждено оставаться в одиночестве. Своё решение о разводе я давно уже принял, теперь только дело времени.
 Вместо уволенного и подследственного главврача, вместо того чтобы сделать правильные выводы из всего случившегося и более тщательно отнестись к подбору кадров на руководящую должность, а не так как когда-то взяли на работу «кота в мешке», департамент здравоохранения-детище перестройки в лице мало кому известной во врачебной среде и непонятно за какие такие заслуги назначенную мэром города мадам,  из ЦРБ направил другого, не лучшего, а из той же колоды карт врача,  заведующего поликлиникой, у которого тоже рыльце в пушку, как будто среди врачей ни одного порядочного не нашлось. Не лучшего  до того, что многие сотрудники коллектива, куда предназначался новый главврач, узнав, о ком идёт речь, написали заявление в тот же сомнительный и скомпроментировавший себя за последнее время департамент здравоохранения, в котором выразили нежелание видеть их кандидатуру в качестве главного врача, зная его с нехорошей стороны по предыдущей работе как непорядочного и отпетого карьериста. Удивительная вещь получается. Коллектив, в котором только предстояло трудиться новому главврачу, уже знал, что собой представляет он, а начальник департамента, которая всё должна  знать о своих подчинённых по роду службы, понятий не имеет. На кой лях тогда существует этот департамент, если кадрами не ведает в полной мере.  Казалось, пришло время демократии. Департамент здравоохранения, если он для чего-то хоть создавался в своё время, должен был прислушаться к мнению коллектива и адекватно отреагировать, вынести свою кандидатуру на обсуждение коллектива или предложить другую, и, таким образом, решить вопрос мирно. Но выборы, как завоевание демократии, к тому времени канули в историю. Побаловались демократией и довольно. Новой бюрократии, рождённой той же демократией, они оказались не по вкусу. Поиграли и баста. Зная ситуацию на месте и имея коллективный протест в письменном виде на руках, начальник департамента, особо не затрудняя себя, не стала обсуждать его кандидатуру с коллективом заведомо проигрышную, а представила нового руководителя как свершившийся факт в приказном порядке. Как говорится, «не мытьём, так катаньем». Судя по всему этот абсолютно лишний дополнительный бюрократический орган в системе здравоохранения как департамент здравоохранения не сделал нужных выводов в кадровых вопросах и проигнорировал мнением целого коллектива. Если тот же начальник департамента так рьяно защищала одного «осуждённого» главврача, оказавшегося во Владимирском «Централе», с которым сама находилась в определённых тесных взаимоотношениях, а потом продвигает такого же кандидата на его место, в народе в подобных случаях говорят: «хрен редьки не слаще», то спрашивается, а не повязаны они одной ниточкой? По логике вещей, когда судебный процесс над главврачом МСЧ приобретает такой общественный резонанс, то в отставку, как правило, уходит и непосредственный вышестоящий начальник, то есть руководитель департамента, при попустительстве которого всё и случилось. Но не тут-то было. Всё осталось по-старому. И почему у прокуратуры по этому поводу не возникают никаких вопросов?  А ведь это и есть коррупция во всех своих проявлениях, где принцип; «ты- мне, я- тебе»  прежде всего.   Кто же такой  дополнительный  бюрократический орган со своим штатом придумал как департамент, для чего? В советское время обходились без него, тем более не нужен он и в перестроечные времена. Вместо того чтобы консолидировать  все медицинские  силы и средства в одних руках, что в своё время сделал министр Петровский, началось раздробление и распыление этих сил и средств с расширением чиновничьего аппарата. Всем захотелось больше получать, но ничего не делать. Что-то похожее наблюдается в воровском мире. Боже, до чего мы дожили. И это неудивительно, если непрофессионала, человека далёкого от медицины, стали назначать министром сразу двух министерств, ничего не имеющих общего между собой; здравоохранения и соцразвития. Тут бы с одним министерством разобраться до конца... Вместо того чтобы МСЧ, от которых отказались обанкротившиеся заводы, передать в структуры ЦРБ, что было бы разумно при любом раскладе, из них делают мелкие нерентабельные горбольницы по несколько штук в городе с раздуванием чиновничьего аппарата во главе главврачей, которые в городе никому не подчинены. Такой новоиспеченный и неопытный главврач обзавёлся кучей заместителей; заместитель главврача по поликлинической работе вместо заведующей поликлиникой, заместитель главврача по медицинской части, который на ставку работает завотделением, но так и не знавший круг своих новых обязанностей в качестве зама, заместитель по лечебной работе, заместитель по хозяйственной службе и т. д. Осталось ещё придумать должность заместителя по пищеблоку и быту. И это при всём притом, что в поликлинике работают всего до десятка врачей, а в стационаре всего сорок терапевтических коек и три врача с заведующей вместе. Зато у всех  замов почти вдвое увеличилась зарплата, в то время как узкий специалист получает чуть больше медсестры. Вот что значит, когда министром здравоохранения является экономист с высшим образованием далёкий от всего, но очень близкая родственница кого-то там на самом верху в Правительстве. О какой реформе здравоохранения может идти речь? Скорее всего, можно говорить о том, как успешно развалить всю систему здравоохранения под прикрытием перестройки. Нужно ещё подумать, кому выгодна была такая перестройка.  Что ж это за городская больница, где поликлиника укомплектована на семьдесят процентов врачебными кадрами, где почти нет узких специалистов, а в стационаре на сорок коек лечатся только с пневмонией и люди старшего поколения от склероза и гипертонии как в обычной сельской участковой больнице. Всех остальных, нуждающихся в госпитализации, отправляют в бывшую  ЦРБ, а ныне обычную городскую, то ли вторую, то ли третью по счету. Получается не горбольница №2, а диспетчерский пункт, а получает такой главврач наравне с руководителем более крупной больницы. Где же логика? Не лучше ли все эти неполноценные, дефективные и убыточные больнички с раздутыми штатами снова объединить в ЦРБ и сосредоточить все средства и финансы в одних, но надёжных руках. По крайней мере будет с кого спрашивать контролирующим органам. И это лучший вариант при условии, что главврача ЦРБ необходимо избирать на альтернативной основе на общем собрании врачей вместе и при поддержке месткома с надлежащим общественным контролем. В другом случае, когда «главный» назначается администрацией города, и тот чувствует себя «непотопляемым» кораблём и, стало быть, никакой ответственности не несёт перед коллективом, поскольку он его не выбирал и ни ему его снимать с должности, ничего хорошего ждать не приходится. Это мы уже проходили и, кроме коррупции и «геморроя», ничего хорошего не получили. Преимущество и демократичность в выборности заключается в том, что коллектив в любое время может и освободиться от случайно избранного руководителя в любое время. И он это хорошо знает, а потому вряд ли станет заниматься тёмными «делишками» и освобождаться от неугодных сотрудников, как это часто делают назначенные функционеры. Не лучшим вариантом будет, если всю местную медицину переподчинить областному департаменту. Этот вариант не исключается. В этом случае возникнут кадровые  проблемы, исходя из принципа; начальство от нас далеко, и мы сами разберёмся, кого куда назначить. А областному начальству будет не до местных кадровых заморочек. Вот и получится порочный замкнутый кадровый круг. А без его решения никакие реформы невозможны. Как говорится, «овчинка выделки не стоит».  А другая проблема финансовая. Из областного центра трудно грамотно распорядиться финансами, и ещё труднее контролировать, как используются эти средства на местах, что уж говорить о коррупционной составляющей при такой неразберихе. А к чему приводит необдуманное и ошибочное назначение и ежу понятно. Буквально с первых дней работы нового главврача, как и следовало ожидать, начались притеснения и принуждение к увольнению тех сотрудников, чьи подписи стояли под известным заявлением в департамент. А между тем притеснение и принуждение со стороны администрации к увольнению сотрудника без всяких на то оснований есть уголовно наказуемое преступление. Это скажет любой юрист. И этот «недоумок» от номенклатуры всего без году неделю как приступил к работе. Чего же от него ждать в дальнейшем?  И негоже руководителю начинать с нарушений законов. А ему всё по барабану, его поддерживает начальство сверху. Интересно бы знать, каким образом это коллективное заявление, предназначенное департаменту, оказалось у нового главврача на столе?  Это заявление было подписано и мной. Одних он уволил при первой же возможности и при первом конфликте с одной и той же дежурной фразой и без объяснения причин; «Жду от вас заявление. Вас я больше не задерживаю». Это любимая и дежурная фраза любого чиновника-бюрократа и карьериста, любителя таким образом освобождаться от потенциальных соперников и просто неугодных сотрудников. Буквально через месяц был уволен мой коллега невропатолог Евгений, который не сдержался и высказал ему всё, о чем думал в плане его непорядочности, карьериста и взяточника. Так что я как специалист остался один на МСЧ как и три года назад.  С другими, как со мной, ему было совсем непросто. Мы ведь работали с первых дней открытия МСЧ, так сказать «ветераны» производства. И на таких сразу так не замахнешься и не уволишь. Нужна была выдержка и время. Слишком заметные и уважаемые эти люди в коллективе, у всех на виду, можно и обжечься.  «Всему своё время»,-думал, набирающий опыт, начинающий руководитель от номенклатуры, который впоследствии приобретает общие характерные черты чиновника-бюрократа. Такой в упор не замечает, когда с ним здороваются подчинённые, а начальников повыше замечает первым ещё на дальних подступах, чтобы выразить своё нижайшее почтение «вышестоящему» по служебной лестнице. Такова сущность мелкого чинуши.  Но кого он  брал вместо уволенных работников, и каким образом? Это тоже интересно. А пока можно заняться личными делами. И дела долго не заставили себя ждать. Одна мадам, Валентина Григорьевна Афанасьевна, которой давно за тридцать и до сих пор незамужняя, коллега по работе с весьма «посредственными» профессиональными способностями, не скрывала, что за взятку «главному» устроилась на работу на полставки, хотя оснований, в смысле вакансии и производственной необходимости, в ней не было. А может он предусмотрительно взял её сверх штата в качестве той бомбы  замедленного действия, которую можно «подложить» под неугодную личность, а затем и уволить? Время покажет. А пока она активно внедрялась в коллектив, раздвигая всех локтями и массой своего избыточного не в меру веса. За полгода с ней не сработались три подряд медсестры, и все они перешли в другие кабинеты к другим нормальным врачам. А сколько нервов они потратили на эту «бестолковую» мадам, если приходили домой все в слезах и только молили бога, чтоб скорее от неё глупой, тупой и наглой избавиться. Коллеги по работе и большая часть пациентов ею были недовольны. Одного лишь главврача устраивало такое положение. Ещё бы. То ли  она взятку дала ему при приёме на работу на полставки, то ли себя предложила в натуральном виде. Разница невелика. Всякие слухи ходят по этому поводу. Берут же и борзыми. А больные здесь причем? В связи с этим так и хочется вспомнить добрым словом А. Крылова и его басню «Медведь на балу» и спросить относительно этой мадам, зачем на бал пришёл медведь.  Она же за получение высшей категории по привычке со знанием дела профессионально дала приличную взятку областному специалисту, которого через год освободили от занимаемой «хлебной» должности за работу с «пристрастием» и за дополнительные незаконные доходы. И правильно сделали, всего два года как стал главным неврологом области, а быстро стал привыкать к взяткам. Не рановато ли? При первом нашем знакомстве, когда я приехал к нему в отделение с отчетом на повышение категории, я спросил его молодого и самоуверенного, а почему вместо его предшественника Лазарева, ушедшего на пенсию, назначили не моего старого знакомого по общежитию Мишу Белого, подававшего большие надежды, что было бы логично и этого многие ждали, а его, никому неизвестного доктора, появившегося  непонятно откуда-то со стороны. На что он кратко без объяснений сказал: «Дважды на одни и те же грабли не наступают». Я понял, что вокруг назначения на эту должность шла некая борьба двух соперников. Похоже, однажды Михаилу предлагали заведование отделением, но по каким-то причинам он отказался или кто-то этого не хотел. В стране полным ходом шла перестройка. Менялись главные врачи областной больницы в зависимости от смены губернаторов, ну а те ставили своих людей на должности как фигуры на шахматной доске. Мой вопрос показался ему нетактичным, хотя задал я его без всяких намёков и задних мыслей. Однако меня больше устроил бы, конечно, Михаил, как более порядочный и более подготовленный специалист. Это за него я держал «удар» и ответ, когда сдавал экзамен по предмету в интернатуре. Но вышло так, как получилось. И нашему знакомству с областным невропатологом мы оба были не в восторге каждый по-своему, тем более что он щеголял тем, что он кандидат наук. Я оттого, что видел в нём молодого карьериста, задаваку и чинушу. Он, видимо,  потому, что я замечал то, что он так тщательно скрывал. Когда я на аттестационной комиссии «шёл» на высшую категорию, он задавал мне такие непростые вопросы, на которые не мог ответить ни один невролог с высшей категорией во всей области только для того, чтобы меня «завалить» и не дать мне «высшую». Нельзя же всем подряд давать высшую категорию, тем более если я не завотделением. Но парадокс заключался в том, как ни странно, что не ответы мои были неверны, а правильные ответы на свои вопросы он не знал. На его вопрос, есть ли противопоказания к транспортировке больных, находящихся в глубокой коме при инсульте, я ответил, что такие противопоказания есть. Больной это же не мешок с картошкой, забросил в машину и повёз. Здесь надо всё учитывать, и  тяжесть состояния больного, и состояние дорог, и этажность дома, и исправность лифта, и многое другое. Важно суметь доставить в стационар  больного человека, а не готовый труп. А по его мнению, непонятно где его только этому учили, ответ мой неправильный. Точно так же стоял вопрос о применении мануальной терапии, о которой у него весьма «посредственные» представления. По его понятиям противопоказаний к МТ нет, с чем я никак не мог согласиться. Я понял, что он не знаком ни с монографией Ю. Попеляского, главного авторитета страны по вертеброневрологии, ни с  мнением Н. Касьяна из Полтавы, где в его небольшой монографии черным по белому четко расписаны противопоказания к МТ как абсолютные, так и относительные. И как при такой сомнительной квалификации его назначили завотделением областной больницы, стоит только удивляться. Хотя нужно отдать должное, как мужчина и молодой человек, он смотрелся респектабельно и пользовался благосклонностью у женщин.  Зато к взяткам всех приучил за короткий срок своего пребывания в этой должности. И откуда только берутся такие людишки? Вот и получается, что бездарный врач за взятку получает высшую категорию, а способный и талантливый доктор до «высшей» не дотягивает по разным причинам. Не парадокс? Не исключено, что эта мадам сначала взятку дала главному специалисту, а потом «телегу» в прокуратуру на него «накатала», обвиняя того в получении взятки. Всё же свои денежки кровно заработанные, жалко. Может ещё вернут, когда того прижмут. Это на неё очень похоже. По заслугам получил главный специалист, хоть таким способом. Видать, слишком увлёкся дополнительными доходами, что потерял бдительность, аппетит ведь приходит во время еды. Наша «мадам» Валентина Григорьевна поступала так и раньше с другими главными специалистами и за вторую, и за первую категорию, и особо не скрывала. Она воспитана так, что хорошо понимала, за деньги можно купить всё и всех. И странное дело, все брали и никто не отказывался. На том и живёт мадам до сих пор. Хочешь жить, умей вертеться. Что с ней поделать, если с мозгами не очень. Удивляла и поражала одна вещь этой недалёкой еще относительно молодой и незамужней женщины. То она, особо не задумываясь о последствиях, даёт взятки должностным лицам в своих корыстных интересах, решая свои шкурные проблемы, хорошо понимая, что может «загреметь под фанфары» в колонию поселения, то считает каждую копейку, и готова за неё удушиться. Совмещала она в трёх разных местах, кругом опаздывала, и нигде о ней хорошего слова не могли сказать ни как о человеке, ни тем паче как о специалисте. И странное дело, все ненавидят её, но терпят. Чем она так всех запугала или, может, подкупила? Не зря же «пашет» в трёх местах. И не трудно представить почему, если она то и дело ссылается на особые отношения с «главным». Как-то на первых порах, как она стала у нас работать, за частые опоздания на работу я ей сделал замечание как старший коллега, так через пару дней «главный», вроде бы случайно оказавшийся в моём кабинете, просил меня не притеснять нового доктора. Одним словом, не обращать внимания на её причуды. Это о многом говорит, если до этого он в мой кабинет никогда не заглядывал, а любой другой врач по такому поводу жаловаться бы не стал. И это не всё, на что она способна.   В бухгалтерии она всем изрядно надоела, не было такой недели, чтоб она не приходила к ним уточнять и  перепроверять правильно ли ей начисляют ёё «кровные» честно заработанные и точны ли данные статистов для её оплаты. Признаться, работая в МСЧ много лет, я долго не знал, где у нас находится эта бухгалтерия, на которую я, как и все врачи, работаю. Как-то мне позвонили из бухгалтерии и просили к ним зайти получить какие-то командировочные после учебы в Москве. Я спустился к ним на первый этаж, и сразу ничего не понял. Оказалось, я разговаривал не с бухгалтером, а со статистом. Оказывается, бухгалтерия МСЧ находилась по соседству. Забавно вышло, даже этого я не знал. За работой забывал про день получки и получал её последним на второй-третий день, когда медсестра, по совместительству взвалившая на себя функцию кассира, напомнит, чтобы я зашел к ней.
-Вячеслав Михайлович, здравствуйте. Это Вера.
-Да, я слушаю,-говоря я.
- Напоминаю Вам, что нужно зайти получить зарплату.
-А какое у нас число? Вроде недавно получали.
-Вчера было пятое. День получки. Вы как всегда у нас последний.
-Да-да... Понимаю...У вас ведомость...Задерживаю... Сейчас зайду. Хорошо, что напомнили. А вы у нас в каком кабинете, что-то всегда путаю?
-Над вами, девятый. Ждём.
 И так было каждый месяц. Однажды, как всегда последним, получил зарплату и пришел в свой кабинет, до конца рабочего дня оставался ещё час, а больных в данный момент никого. Обычно я никогда не пересчитывал свою получку. Зачем? Кассир человек ответственный, грамотный, считать умеет, и надбавку к зарплате получает за свой труд как совместитель. А тут купюры такие новенькие, хрустящие с каким-то непонятным запахом так и липнут одна к другой как намагничены, что захотелось их пощупать и заодно проверить, может кассирша ошиблась и «переборщила». Всякое случается. И я не ошибся в предчувствии. Две купюры по пятьсот рублей так слиплись, что легко можно было принять за одну. Для верности пересчитал ещё раз. И снова перебор. Тут же снова спустился вниз, заглянул к кассиру и попросил её ещё раз пересчитать, так как пятьсот рублей оказывались лишними, да и с математикой у меня не очень ещё со школы, всякое бывает. «Такого не может быть, чтобы я ошиблась»,-сказала она. На самом деле она действительно ошиблась. Для меня может это деньги небольшие, а главное мной не заработанные, а для медсестры это очень существенно, ведь в случае недостачи ей придётся компенсировать из своего кармана. Все потом только об этом и говорили, сравнивая с собой, вернули они бы эти деньги, если сама кассир официально выдала, или попридержали, сделав вид, что не в курсе. Денег много не бывает, их всегда мало. В коллективе поликлиники Валентину Григорьевну не уважали и как человека, и как специалиста, потому она и заходила в перерыв только к заведующей на чай, и заодно посплетничать за сигаретой, чем нарушали инструкцию Минздрава о запрете курения в лечебных учреждениях. А кроме того, ей как совместителю на полставки перерыв вообще не полагался, особенно если учесть, что под её дверью кабинета в это время сидят в ожидании своей очереди пациенты. Но заведующая не была бы начальницей, если бы не могла нарушать подобные инструкции, считая, что ей всё можно.  В общем, они друг друга стоили, обе ещё те стервозы от школьного образования. Как говорится, «рыбак рыбака видит издалека», и не менее важно; «скажи, кто твой друг и я скажу, кто ты». Когда-то давным-давно ещё по молодости  у меня лечился один  молодой доцент, декан из местного института Данилин, хороший специалист по радиотехнике и неплохой мужик. Тогда у него был затянувшийся  радикулит. Впоследствии мы стали хорошими приятелями и встречались несколько лет только на улице, поскольку о своей болезни позабыл и надобности посещать поликлинику у него не было. Но совсем недавно он серьёзно прихворнул, но почему-то обратился не ко мне как обычно, а к ней, к новому врачу Валентине, которая в радикулитах и вовсе не разбиралась,  поскольку в основном трудилась в детской поликлинике, где с этим не сталкиваются.  Наверно  потому, что у меня приём больных был до двух дня, а у неё в том же кабинете приём до пяти, и до обеда он никак не мог явиться ко мне, разве что после своего рабочего дня. Возможна и другая причина. Скорее всего, как я понимал, её легко обмануть и получить больничный лист, особенно за деньги. Об этом многие уже знали, к тому же в самом институте взятки процветали вовсю. Она вместе с заведующей, к тому времени уже подругой, через ВКК продержали этого больного на больничном листе два месяца с диагнозом радикулит, и всё без улучшений. А он «чудак», хоть и доцент, каждый раз им то коробку конфет занесёт к чаю, то ещё чего сообразит. Вместо того чтобы этого доцента направить на консультацию к завневрологическим отделением, поскольку сами не знали, что с ним делать, отправляют ко мне с предварительной просьбой по телефону с одной лишь целью, чтобы я выписал его на работу. Причем что удивительно, просили не помочь разобраться с диагнозом или с больным, а закрыть больничный лист. Только и всего.  Им, видите ли, как-то несподручно закрыть ему «больничный», всё-таки доцент, декан, да и пациент оказался «благодарным», не забывал их растущие аппетиты. Короче говоря, решили «сбагрить» его ко мне. Они, мол, такие добренькие, могли бы ещё продлить «больничный», а вот есть такой  принципиальный Доронин, с ним «кашу» не сваришь. Что он скажет? Они же не в курсе, что мы с ним давние приятели. И действительно доцент Данилин приходит ко мне в пятницу, и я впервые за многие годы его осмотрел. Мне же интересно, по какой такой болезни он так долго находится на «больничном» и, главное, всё без улучшений. Никаких данных за радикулит в этот раз у него не было, как я понимал, и, похоже, и не было, а больничный лист был у него на руках именно по этому заболеванию. Обычно из поликлинической практики принято, если в течение двух недель амбулаторное лечение неэффективно, больного необходимо направить в стационар. А здесь он на «больничном» уже два месяца и всё без толку, и даже никаких консультаций. К тому же, со слов больного,  улучшений он не отмечал. И как эти «кикиморы», две подружки и обе сплетницы, пытались закрыть ему «больничный» моими руками, если больному никак не лучше.  Я по-дружески сказал ему при первом осмотре, что своей болезни не нахожу, но дело очень непростое и нужно в срочном порядке обследование в терапевтическом стационаре, припугнув тем, как бы не оказалось у него очень серьёзной болезни со стороны ЖКТ. Так что по своей части я вынужден был действительно закрыть «больничный» за отсутствием своей патологии и отправить по адресу к другим врачам. Он вроде как и соглашался на обследование, но  не сейчас, на потом, а сейчас, раз такое дело, и в связи с тем, что завтра у них в институте День открытых дверей и без него там никак не обойтись, просил закрыть ему «больничный» на эти дни до понедельника, так как показываться на рабочем месте в институте с больничным листом не положено, да и хотелось произвести впечатление совсем здорового человека на этом мероприятии, которое бывает раз в году, всё же, как ни как, он декан курса. Я был удивлён его неадекватным поведением. Возможно, речь шла, нет ли у него онкологии, а он спешил в институт на День открытых дверей с желанием хорошо выглядеть. Странно, не правда ли? Я понял, что он совсем не представляет, насколько он может быть серьёзно болен  и чем это может закончиться для него, а потому  пошел ему навстречу по старой дружбе и закрыл «больничный», но с непременным условием, что в понедельник он является ко мне, и прямым путём по моему направлению отправляется в терапевтический стационар МСЧ. В понедельник он как и обещал явился на приём, стал много жаловаться на своё здоровье, которое за выходные только ухудшилось, и что при всём желании никак не может выйти на работу. Пришлось снова выдать ему больничный лист, непонятно с каким диагнозом, но на тех же условиях с двумя днями на размышление. Через два дня вместо него приходит его взрослая дочь, студентка того же института, и объясняет, что папа не может прийти, настолько плохо себя чувствует. Это только подтвердило мои предположения по поводу его проблем, связанных со    здоровьем. Не такой он «слабак», что бы симулировать болезнь и вводить меня в заблуждение. Подобные «закидоны» он устраивал в течение двух месяцев и моим коллегам предшественникам, которым он изрядно надоел и от которого не знали, как избавиться, спихнув, наконец, его ко мне.
-Вы мне скажите,-обратился я к студентке.- Он здорово похудел за последнее время?
-Ещё как, -ответила она.- Не то слово.
-А как у него с аппетитом?
-Да никак, всё лежит, да корчится от боли.
-Вы знаете, должен тебе сказать, от радикулита так не болеют и не страдают, -говорю откровенно я студентке.- А лечили эти два месяца его именно от него, и он почему-то тоже так считает, и в это, к сожалению, уверовал. Так вот я должен сказать со всей откровенностью. Это полное заблуждение,  но он почему-то верит тем врачам. А пора ему серьёзно задуматься о своём здоровье. Как бы потом не было поздновато. Так и передай своему отцу. Я же считаю, что у него  очень тяжкое и серьёзное заболевание, и очень даже запущено. Как бы там не оказалось опухоли в желудочном тракте. Очень похоже. Так что пусть соберёт все силы и завтра с моим направлением отправляется прямо в больницу на обследование; хоть на такси, хоть на бульдозере, хоть на носилках. Можете даже вызвать «скорую». Я тебя не пугаю, но кончится всё может очень плохо, ты меня понимаешь.
-Я всё поняла, постараюсь его привести, а то и привезти, -пообещала его дочь.
-Считай это своим партийным поручением, -в шутливой форме сказал я в старом советском стиле.
Говоря о его болезни, я не исключал, что у него даже рак желудка, но не стал говорить это дочери, хотя ясно намекнул. Но в любом случае припугнуть безответственного к своему здоровью папашу следовало. Упрямого и непослушного больного на следующий день всё же госпитализировали, а через три дня на ФГС обнаружили невероятно  «здоровенную» язву желудка, которая в любой момент могла превратиться в прободную язву с осложнением в перитонит. Можно с уверенностью сказать, что его жизнь  висела  на волоске. Ещё бы пару недель терпения и мучений и прободная язва желудка во всей своей красе с непредсказуемыми последствиями ДАЛА О СЕБЕ ЗНАТЬ. Хорошо в определённом смысле, что оба врача отказались от него вовремя и он попал в мои руки, и я хорошо его знал, хотя в этот раз попал совсем не по моему адресу. А то бы эти дамы с куриными мозгами так и продолжали лечить «радикулит» до летального исхода. Но кто-то же должен был разобраться. Есть же бог на свете, который решил помочь пациенту и неплохому человеку в трудный момент его жизни! Как говорится, «лучше поздно, чем никогда». Случайностей в жизни не бывает, даже если случайно прохожему кирпич или сосулька на голову упадёт. Ещё через месяц после лечения язвы больной пошел на поправку в буквальном и переносном смысле по-настоящему. За это время он  прибавил даже в весе. Что значит правильно, хоть и с опозданием, выйти на верный диагноз и получить адекватное лечение. Только в моей голове не вкладывалась простая вещь. Почему, для того чтоб разобраться с больным, мне понадобилось пять минут, а двум врачам с  тридцатилетним стажем на двоих не хватило и двух месяцев? А ведь он, как потом мне признался, потеряв всякую надежду и поняв, что эти две «дамочки», которым он вначале доверился, не знают, как от него отделаться, уже ни на что и ни на кого не рассчитывал и готовился к самому худшему. При всём  при этом я не мог понять одного.  Для меня оставалось загадкой, почему, зная меня полтора десятка лет, он не обратился сразу ко мне, а доверился этим бездарным женщинам в белых халатах. Может после этого случая, который мог закончиться печально, доцент малость поумнел. Неужели все доценты такие «тупые» как  у М. Жванецкого? После этого я не раз видел его топающим в быстром темпе на работу мимо МСЧ. И выглядел он уже неплохо, и с другим настроением, и с другими более живыми и счастливыми глазами. Правда, обычного «спасибо» от него я так и не услышал. Может от того, что встречались на улице и каждый раз торопились, шагая в противоположных направлениях, успев на ходу лишь переброситься двумя банальными фразами. Но это уже из области воспитания и психологии. А может вся эта патологическая ситуация  связана с тем, что в самом институте по жалобам работала следственная комиссия по выявлению взяточников, каких оказалось там немало. У многих преподавателей тогда нервы не выдержали, кто в больнице оказался, кто вообще уволился. Выходит, и в самом деле «дыма без огня не бывает». Интересно, эти «приближенные» к главврачу дамы и первые сплетницы, считавшими себя врачами, и бывшие однокурсницы по Ивановскому институту, одна из которых с высшей категорией, почувствовали хоть какое-то угрызение совести за то что «профукали» очень опасную язву, которая могла в любой момент привести к летальному исходу, и лечили несуществующий радикулит лекарствами, которые обострили,  а может, и вызвали эту язву, тем более что одна из них была терапевт. Куда же смотрели на протяжении длительного периода эти две «кикиморы-сплетницы», считавшими себя неплохими врачами? Да таких «обывателей» от медицины на пушечный выстрел нельзя допускать к больным, был бы нормальный, рассудительный главврач, радеющий за общее дело и за честь фирмы. Но где такого взять, если он подбирает кадры по образу и подобию себя самого.  Разве это не брак в работе? Это ещё раз говорит о том, как важен подбор кадров по всей вертикали, потому что от этой вертикали потом разрастаются похожие горизонтали, словно раковая опухоль. Случай с доцентом ещё что! В этой же МСЧ ко мне на приём привели пожилую женщину лет пятидесяти от терапевта. Пациентка жаловалась на общую слабость, отсутствие аппетита, необъяснимую рвоту, потерю веса и слабость в ногах. В общем, все жалобы терапевтического профиля. При осмотре пожилой женщины ничего своего я, конечно, не выявил и только порекомендовал тщательное обследование у терапевтов в условиях стационара. Терапевты не «сдавались», заупрямились как ослы, и через пару дней снова отправили больную ко мне, так как слабость в ногах возрастала до такой степени, что больной трудно было ходить. Мой вердикт был прежним. В конце-то концов, под моим напором женщину госпитализировали в терапевтическое отделение МСЧ. Когда её везли на инвалидной коляске по узкому коридору от лифта до кабинета эндоскописта, мы с ней встретились взглядом. Выглядела она отрешённой, ходить уже,  практически, не могла. Медсестра, которая её сопровождала, сказала мне, что везёт её на ФГС желудка, а затем на рентген желудка. Мне было жалко больную, что по вине врачей довели до такой степени астенизации, что ходить не стала. Через час мне сообщили, что на ФГС обнаружили до десятка язв желудка и 12-и перстной кишки. Уникальный случай в медицине. Вот и всему причина. Ещё бы с такой аноррексией и астенизацией ноги не отказали… Так что в медицине всякое встречается.
  Нового главврача МСЧ, молодого да прыткого с явными задатками карьериста  и с «нечистыми» руками явно устраивал нелегитимный  давно просроченный председатель профкома. Если человек талантлив, то это может проявиться во всём, за что он ни возьмётся. Но если он дурак и ничтожество, то во всём и надолго. Так что на этом фронте тоже без перемен. И что с того, что пять лет не было профсоюзного собрания, «председатель»-то часто болеет, и даже пару раз в году лежит в терапевтическом стационаре под капельницами по поводу хронической алкогольной интоксикации, гляди, скоро и до цирроза печени дойдёт. Чем не уважительная причина. Какие тут могут быть выборы? Куда ж ему бедному переизбираться, хлопотное это будет дело, одни нервы, так и до инфаркта недалеко. Глядишь, коллектив и «под зад» может дать в ходе собрания, что совсем некстати перед уходом на пенсию. С кем тогда главврачу работать? Зато «главному» с ним никаких проблем, любую бумагу подпишет не глядя, только бы не о своём увольнении по инерции. Как здорово всё повторяется и идёт по «накатанному». Глядишь, а у нового главврача и машина уже появилась «иномарка», и в деревне «дачурка» подрастает ежегодно на один этаж. А как же, семейство надо расширять, двое «оболтусов» подрастает, и оба в папашу. Поговаривают, старший из них наркотой «балуется», хулиганом растёт, может, и на учёте  уже состоит в «ментовке». Ну, кому какое дело. Ничего, папаша «отмажет», тем более что и сам половину веса себе добавил от прежнего для солидности за это время, пока находится у «кормушки»,  да и борода для солидности не помешает. Что поделать, работа ответственная, нерегламентированная, вся на нервах, вот и приходится лишние килограммы набирать не по своей воле.  Для чего тогда работаем, когда одной зарплаты не хватает. А в коллективе всё надеются и ждут, когда же будет профсоюзное собрание, чтобы от председателя-«алкаша» поскорее  избавиться, а потом, может, и до «главного» добраться, задать ему пару «неудобных» вопросов по поводу морального облика руководителя новой формации, рождённого новой демократией.  Надо было, конечно, коллективу думать раньше, когда выбирали профком. А так получили  то, что хотели, и винить некого. Как говорится, «за что боролись, на то и напоролись». Вскоре после выборов  нового профкома все поняли, что  профсоюза больше не существует не только в МСЧ, но и вообще В ЦРБ. Раньше хоть путёвку какую-то за тридцать процентов а то и бесплатно можно было получить, теперь только за полную стоимость и то с трудом. А членские взносы как вычитывали из зарплаты, так и продолжали, хотя отдачи от такой организации уже никакой, ни от обнаглевшей администрации защиты нет, и льгот никаких. Короче говоря, с выбором профкома в МСЧ ошиблись и справедливое дело профукали. Кто остался им довольным, так только уволенный по принуждению «главный», а нового главврача всё устраивало. Одним словом, бывший главврач, который в спешном порядке отправился в «кутузку», оставил после себя одно негативное наследство и недоразумение в лице бестолковой начальницы поликлиники и непутёвого, неуклонно спивающегося и «сдвинутого» по фазе предпрофкома. У самого же коллектива осталась только ностальгия по хорошему прошлому, и оставалось только сравнивать на досуге  с предыдущим профкомом. А вспомнить было что, что душу грело. Тогда все праздники отмечали всем дружным коллективом, не то что потом, только иногда, раздельно и в разные дни; медсёстры отдельно в одном месте, врачи в другом. Не проводились больше розыгрышные лотереи, не завозились на работу продукты питания первой необходимости, да и обратиться за ПРАВОВОЙ помощью уже было не к кому, если главврач допекал и принуждал к увольнению. Всё это в прошлом. Правильно говорят, что к хорошему  быстро привыкают, а потому и не ценят. Хотели заполучить ещё «лучшего» председателя профкома, а получили «худшего», то есть, что заслужили. В общем, вышло так, как любил повторять в прошлом первый парень на деревне, а впоследствии Премьер Правительства молодой России, народный сказитель Виктор Черномырдин; «Хотели как лучше, а получилось как всегда». За несколько лет в трудовом коллективе в нарушении профсоюзного устава так и не было ни одного собрания и никаких отчетов. Да никому это и не надо было, кроме самого коллектива, на который всем наплевать с высокой колокольни. У слабовольного и деморализованного в прошлом «председателя» с явным дефицитом самокритики не хватало смелости признать, что он давно уже не председатель профкома, поскольку это идёт вразрез уставу профсоюзов, и не станет больше быть  марионеткой в руках главврача. Но такое ему  в голову не приходило даже во сне. Так и «объявил» себя пожизненным председателем. На удивление такое положение вещей самого уже нового главврача  вполне устраивало, мол,  не моё это дело вмешиваться в профсоюзные дела, своих дел хватает, но использовать ситуацию в своих корыстных целях можно. У него были развязаны руки, что хотел, то и вытворял. Кого хотел, мог уволить, профком для него был вовсе не помехой. Председателя профкома, «серого кардинала» «главный» и за председателя не считал, и как человека не уважал, но крутил и вертел им как хотел, и в любой момент мог его поставить на место, напомнив, кто в доме хозяин. Конечно, имея на то волю, он мог на законных основаниях в соответствии с КЗОТ, к примеру, уволить того же бывшего председателя, не имевшего полномочий от коллектива, за систематическое появление на рабочем месте в нетрезвом состоянии, законченного алкоголика, совсем никудышного врача, к тому же пенсионного возраста по вредности, и коллектив только сказал бы ему «спасибо». Но нет. Не дай бог изберут нового председателя, вроде того,  что был когда-то, которого до сих пор забыть не могут в коллективе, вспоминая  добрым словом.  А вот такой  деградированный председатель с послушным профкомом как раз и нужен. Ну, а когда работают непорядочный руководитель и морально разложившейся, давно скомпроментировавший себя председатель профкома, это уже  критическая масса, того и жди, что долбанёт в самый неподходящий момент. А пока можно сменить дурацкие «Жигули» на «Мерседес», заодно сменить квартиру с большими квадратными метрами улучшенной планировки, построить за городом  этакой небольшой  в три этажа  домик, так что бы не привлекал особого внимания ни посторонних зевак, ни людей из «органов».
Не везло МСЧ и на руководителей поликлиники. Вместо уволенной,  по причине пенсионного возраста и личной антипатии  к «главному», Галины Николаевны назначили  более молодую амбициозную,  её же подругу и  её же протеже, но без всякого опыта в работе, хотя и  менее скандальную и коммуникабельную, во всяком случае имевшую подход к людям. На профсоюзных собраниях, когда я был председателем, а она, будучи  рядовым врачом-терапевтом, использовала любую возможность, чтобы меня покритиковать по всякой ерунде, ничего не предлагая путного, а главное, выделиться среди других врачей, напомнить о себе и о своих амбициях. Вот её и выделили, и выдвинули по рекомендации старшей подруги, предоставив такую возможность показать себя в деле. Да и я как-то не придал особого значения её назначению и не возражал, несмотря на то, что на собраниях она использовала любой удобный момент, дабы «подколоть» меня. Вот он момент истины, прояви себя на что способна, кроме болтовни. Я не возражал против её назначения, хотя и мог. Но она не знала даже с чего начинать свою деятельность. К тому времени я уже не был председателем профкома и мне все общественные дела были до лампочки.
-Вячеслав Михайлович. Как вы думаете, с чего я должна начать свою деятельность? У вас  большой опыт в подобных делах, -спросила  она буквально через неделю в новом для себя амплуа.
«Интересно, на что же ты рассчитывала, когда всех критиковала и ничего не предлагала стоящего взамен, но надеялась на повышение по карьере. И зачем тогда согласилась, когда тебе предложили «порулить», если сама ни на что не способна? Воспитывала бы своих двух уже повзрослевших детей в лучших светских манерах, и то хоть какая польза была обществу»,-подумал я. Несмотря на то что она не упускала любой возможности покритиковать меня на профсоюзных собраниях в бытность мою председателем профкома, и чаще всего необоснованно, а так, чтобы заявить о себе как о личности, у которой ничего не получалось как у врача профессионала и находилась в стадии поиска чего-то неопределённого, к ней я относился, в общем-то, неплохо. К тому же со своими больными родственниками и сыном, и мужем  она обращалась только ко мне  как к специалисту, других врачей в ЦРБ не признавала. Особенно после того, как областные специалисты, к кому она привозила сына на консультацию, полностью были согласны с моим диагнозами и методами лечения.  Но  её амбициозность я понимал, хотя удивлялся, зачем это надо ей, относительно ещё молодой, но с двумя взрослыми детьми. Занималась  бы больше своей семьёй и детьми. Потом понял, все женщины одинаковы: сначала делают, потом только думают, а не наоборот.
-Вы будете удивлены, Наталья Викторовна,  но я бы в первую очередь занялся не регистратурой, вроде той вешалки в театре, а проблемой питания своих сотрудников на рабочем месте и как следствие их здоровьем. Кадры надо беречь. Каждый врач и медсестра  только и ждут перерыва, чтобы сбегать домой перекусить. А значит, некоторое время они полностью отвлекаются от работы, мозги переключаются на другую волну, и в такой не самый лучший момент могут совершаться непредсказуемые  профессиональные ошибки по невнимательности. Вы наверно должны знать, что по стране заболеваемость среди медработников почти не уступает заболеваемости среди  шахтёров. Вот и подумайте. А что делать тем, кто далеко живёт? Помните у А. Чехова? «Коль врач сытый, и больному легче». Сказано кратко, но с большим смыслом.
 Доктор А. Чехов,  конечно, прав. Кому нужен врач язвенник?
-Я не очень понимаю, причем здесь я,-удивляЛАСЬ новая заведующая Наталия Викторовна.- Это не мои вопросы.
-Это говорит только о том, что вы не созданы, не рождены руководить коллективом. Рождённый ползать, летать не может, как вы знаете. А на собраниях рвались, раздвигая локтями других, насколько я помню. Почему не поставить перед «главным»  вопрос об организации  приличного буфета или небольшой столовой где-нибудь в подвальном помещении. Вот вам и забота о коллективе, а дальше пойдёт как по маслу.
-Спасибо, коллега. Вы мне подсказали сразу две идеи; про буфет  и про слабое звено -регистратуру. Жаль, что вы уже не руководите профсоюзом. Мы бы сработались.
- Не без вашей помощи, между прочим, -пользуясь случаем, намекнул ей  за её «славное» прошлое. - Однако рад, что вы всё поняли, хоть и с опозданием,-сказал я.-Дерзайте, творите. Как говорится, бог в помощь.
 А что мне оставалось сказать ей молодой и амбициозной, у которой двое детей подростков, может на прежней должности денег не хватало. Подсказать ещё одну идею, как в перерыве отправить всех желающих сотрудников в местный бассейн и сделать это нормой? Так ей этого не понять. До такого уровня руководства надо ещё дорасти, что б это понимать. А насчет того, сработались бы мы, я ещё б подумал, надо ли это мне.
Через три месяца на первом этаже МСЧ открылся буфет. Медперсоналу теперь уже не надо было срываться и бежать по домам обедать; и время сэкономили, и нервы приберегли, и КПД на рабочем месте увеличился, да и в коллективе как-то теплее стало за проявленную заботу. Тем не менее я понимал, что  Наталья, новая заведующая, несмотря на амбициозность со своими обязанностями не справлялась. Не станешь же ей на каждом шагу давать советы. Да и ко мне она не станет обращаться по каждому поводу, иначе зачем её назначили руководить коллективом. Она явно переоценила свои скромные и не в меру амбициозные возможности,  и не могла взять ту планку, которую рассчитывала взять сходу. Несмотря на то, что ко мне она, в общем, относилась неплохо, она по инерции в силу своего характера не упускала случая где-то меня «подковырнуть». Однажды она попыталась поставить мне в упрёк, конечно, на основании жалобы больного, что я с этим больным, мелким предпринимателем, здорово  «вляпался»  и принёс ущерб его здоровью, упрекнув меня в том, что всему виной была блокада, сделанная мной этому больному, которую я и не должен был делать в условиях своего кабинета. Больной якобы чуть не умер от перитонита, возникшего в результате забрюшинного абсцесса, который возник как осложнение сделанной мною блокады. Это очень серьёзное обвинение и надо было во всём разобраться, поскольку этого не могло быть у меня по определению  даже при всём желании. Я хорошо помнил этого пациента и бизнесмена средней руки. Он обратился ко мне с жалобами на постоянные боли в пояснице. За две недели до этого он лечился в ЦРБ у опытного пенсионного возраста хирурга, по совпадению моим двойным тёзкой и по имени,  и по отчеству.  При  первом осмотре больного я обратил внимание на выраженную припухлость в поясничной области слева на четыре-шесть сантиметров от позвоночника, но не придал особого значения, приняв её за жировик, который в этом месте часто бывает. Поскольку изначально у него был выражен болевой радикулярный синдром, с которым по блату он обратился к хирургу ЦРБ, но так и не «вылеченный», я счел необходимым провести мануальную терапию в лёгком режиме и закрепить лечение передуральной блокадой, которую никто из специалистов кроме меня в городе не делает, а мне приходится её проводить почти ежедневно несколько лет подряд. В свой второй приход ко мне через пару дней я снова обратил внимание на припухлость слева и поинтересовался у делового  мужчины, давно ли это у него, и  каким образом его лечили в ЦРБ. Оказалось, что хирург из ЦРБ с сорокалетним стажем по старинке сделал ему в это место пару  блокад с промежутками в пару дней. Что это за блокады я хорошо представлял, так как будучи ещё интерном давным -давно сам их неоднократно использовал при лечении радикулита, хотя ещё тогда по молодости относился к ним скептически, не понимая и сомневаясь, насколько они эффективны, зато нередко наблюдал, как такие блокады, сделанные той же заведующей неврологическим отделением и другими врачами, приводили к осложнениям в виде абсцессов. После учебы в Казани, а с тех пор прошло лет десять, от таких блокад я категорически отказался, поняв, насколько они неэффективны, а в ряде случаев не проходят бесследно, а стало быть вредны. Да в самой Казани, где эта область медицины как вертеброневрология считается лучшей по стране, от подобных блокад давно отказались. До выяснения обстоятельств всё лечение с этим не очень понятным больным я приостановил и порекомендовал больному обратиться к хирургу, но к другому со свежими взглядами, и заодно сдать кровь, может что и прояснится. На тот момент у меня и мысли не было подозревать какой-то абсцесс в поясничной области при отсутствии температуры. Но как раз к этому времени у больного появилась высокая температура, что существенно помогло хирургу выйти на истинный диагноз; «забрюшинный абсцесс в поясничной области слева с раздражение брюшины». Поначалу образовавшийся гнойник представлял собой «холодный» абсцесс без температуры и мог мигрировать из одной полости в другую, на что необходимо некоторое время. К этому времени состояние пациента резко обострилось, в связи с чем он был госпитализирован. Со стороны обывателя, человеку далёкому от медицины, если, конечно, не думать, то впечатление такое, что всё последовало после моего вмешательства, то есть «блокады». А стало быть  вина моя, и я нарушил заповедь Гиппократа «не навреди», если помочь не можешь. Как это можно прокомментировать с нейтральных позиций, понимая проблему, чтоб было понятно любому врачу, в чем тут дело и кто прав, а кто виноват. В любом деле надо сначала разобраться, прежде чем кого-то обвинять. Во-первых, любой хирург знает, что за два дня абсцесс не появляется, для полного его развития необходимо как минимум дней десять, а то и целый месяц. Именно в это время больной лечился у хирурга в другой поликлинике и там были сделаны обе блокады, как видно, неудачно и с занесением инфекции. В хирургическом кабинете есть медсестра, которая отвечает за стерильность, она и готовит шприц со сложной смесью. А хирург делает всё остальное. Какие бывают сёстры неаккуратные, врачи тоже знают. В связи с этим я в подобных делах никому не доверяю и делаю всё сам от начала до конца.  Поэтому в первый свой осмотр больного я и принял созревающий в глубине абсцесс за жировик, который проявлял себя постоянными болями в пояснице и являлся вторым источником болей в пояснице, чего больной никак не понимал и связывал боли только с позвоночником. Нельзя же свою поясницу увидеть со стороны, а то бы непременно увидел этот «жировик». Я абсолютно уверен уже постфактум, что если бы даже пациенту порекомендовали обратиться ко мне, как к лучшему специалисту в этой части, но он по каким-то причинам передумал и не явился, то исход был бы таким же. Всё дело только времени. Значит, дело не во мне. Как говорится, каждому плоду своё время для созревания. Во-вторых, что очень важно, всё дело в «коктейле», который вводится путём блокады, а в него входят анальгин, новокаин, витамины, преднизолон и бог знает ещё что на усмотрение лечащего врача. Сколько абсцессов случается даже после введения одного анальгина. А тут прямо таки коктейль «Молотова». Это знает любой хирург.  А такая гремучая смесь не всеми больными переносится нормально, поскольку у каждого своя индивидуальная реакция и переносимость. А если ещё и неаккуратно проведённая блокада с нарушениями асептики и антисептики, что в практике хирурга не исключается. Сколько таких абсцессов появляются в ягодичной мышце больных после обычных уколов медсестры в процедурном кабинете, но с грязными руками. Отвечаю; в каждом десятом случае. Так вот, от таких «коктейлей» я давно отказался, поскольку использую только стерильный ампульный новокаин, а не тот из бутылочки, которым пользуются в хирургической практике с коротким сроком годности.  И, наконец, последнее. Блокады, которыми  по незнанию пользуются до сих пор многие врачи в провинции, называются паравертебральными, то есть в стороне от остистых отростков на четыре-шесть сантиметров влево или вправо. В нашем случае как раз  в этом месте проявился абсцесс, как говорится, один в один. Паравертебральные блокады я позабыл когда и делал в последний раз, разве что, будучи интерном, перейдя на непростые так называемые адресные передуральные блокады, которые делаются между только некоторыми поясничными позвонками по типу люмбальной пункции, то есть посередине поясничного отдела позвоночника, поэтому легко объяснить, почему мало кто из специалистов этим владеет в виду её сложности. Да и в моей практике я никогда не слышал, чтоб абсцесс располагался между позвонками. Кроме того, новокаин в чистом виде, куда бы его не вводили, через пять-десять минут рассасывается, а «коктейль» часами не рассасывается и сохраняется в виде уплотнения, что создаёт дополнительные условия для инфицирования и развития абсцесса. Вот, пожалуй, все аргументы в пользу того, что  забрюшинный абсцесс больной «заработал» в ЦРБ у опытного хирурга, и этот неприятный инцидент ко мне не имеет ни малейшего отношения. Конечно, хирург сделал такую процедуру из лучших побуждений и за отдельную плату, и, быть может, даже перестарался. На всё воля божья. Наконец, дело в самом принципе и личности врача. Если б это случилось действительно по моей причине, я бы никогда не стал оправдываться и сваливать на другого, что совсем не похоже на того хирурга из ЦРБ, тем более больной к нему приходил как бы неофициально и за вознаграждение, что в принципе недопустимо, поскольку медицина у нас бесплатная. А разве он в этом признается, если дело было именно так, тем более что работает он уже несколько лет на правах пенсионера? Вот в чем закавыка. Коль ты человек ответственный, вот и отвечай по заслугам. Мне показалось, что мои аргументы и факты дошли не только до заведующей, и она сделала правильные выводы, но довела, что очень важно, эти сведения до самого пациента, тем самым сняв с меня все обвинения. Пусть каждый отвечает сам за себя, если виновен. Я же не получаю за того хирурга из ЦРБ зарплату, почему же мне нести за него «нерадивого» ответственность. Может ему давно пора  вовсе уйти с работы и уступить место молодёжи. Так что все претензии, а они ещё ой как обоснованы, к тому хирургу. Неплохо было бы возместить пострадавшему больному за причинённый физический и моральный ущерб даже через суд. Я только «за».
  Со стороны кажется, что руководить всегда легче. А в понятие руководить, кроме оргспособностей или таланта, входят такие вещи, как умение слушать собеседника и убеждать. По моему глубокому убеждению, вновь назначенная заведующая не тот человек, который может принимать решения самостоятельно, да и у врачей авторитетом не пользовалась, как и у своих пациентов, совмещая врачом-терапевтом. Обычно те, кто много говорит на собраниях, привлекая к себе внимания, оказываются обычными болтунами и не могут быть лидерами в коллективе. Вот и с этим пострадавшим пациентом она сразу не могла квалифицированно разобраться, подставив незаслуженно под удар своего доктора, хотя в принципе должна их всех защищать от незаслуженных нападок и необоснованных жалоб. Нигде так не проявляются качества  руководителя, как не попади он в экстремальные условия. Это я понял, особенно находясь в Чернобыле. Однажды в МСЧ случилось  небольшое ЧП. Где-то в подвале поликлиники самовоспламенилась, хранившаяся в бочке, хлорка. По всей поликлинике распространялся ужасный едкий дым хлора. Главврача, как это часто бывало, на месте не оказалось, у него были дела поважнее, часто беспокоила загородная «дачурка», а потому требовала особого внимания и финансовых вливаний даже среди недели и в рабочее время. Кто же его контролирует, хозяин барин. Сидит он где-то на совещании или находится в это время на даче, кто его знает? Заведующая поликлиникой, остающаяся  в таких случаях за него,  не знала что делать. Не сразу, но всё-таки вызвали службу спасения, а всех больных и медперсонал попросили освободить помещение и проветрить кабинеты.
-Наталия Викторовна. Вы хоть понимаете, что это ЧП, и это хлор, составная  часть  боевого отравляющего вещества. Вы представляете его время экспозиции?
-А что же мне делать?- спрашивает она в растерянности.
-Вы же всех врачей отравите как тараканов, если они вернутся в свои кабинеты. Приёмы больных отменить, медперсонал отпустить по домам или направить на вызовы, подальше отсюда до завтрашнего дня.
- А что скажет «главный»?
- А он и решит, можете ли в дальнейшем заменять его в его отсутствие  или нет, -сказал я.
Во всяком случае на его бы месте я так и поступил. Людей надо  сначала проверять в деле, кто на что годится, а уж потом рекомендовать на руководящие должности, но никак не наоборот.
-Тогда я целиком полагаюсь на ваш авторитет и ваш опыт. Вы же у нас  «ликвидатор», человек с опытом в подобных делах.
 Приём больных был отменён  в этот день. Тогда я посоветовал ещё, в общем-то, относительно молодой докторше бросить заниматься такой ерундой, как работать  администратором и заниматься непонятно чем и во имя чего, это для бездарных людей, а уехать на специализацию, стать узким специалистом, хорошим врачом,  независимым  и уважаемым человеком в своём коллективе. Прошло ещё полгода как выяснилось, что она по принципиальным соображениям не срабатывается с главным врачом, которому ничего не стоило унизить её человеческое достоинство, показать, кто хозяин в МСЧ и, не дожидаясь, когда её уволят, не растеряв окончательно последнюю гордость и своё «эго», сама подала заявление на освобождение от занимаемой должности, порекомендовав вместо себя свою подружку по сплетням и «курилке», которую я в бытность председателем  профкома в упор не замечал как  личность. Ушла Наталия вовремя, незадолго до вынужденного освобождения от руководства самого главврача в принудительном порядке за финансовые нарушения, о которых она не могла не знать, и могла пойти  в уголовном процессе как сообщница наравне с главным бухгалтером. Освободившись от непосильной для себя ноши, не прибавившей ей ни авторитета, ни ума, а только перессорившись с коллективом, она уехала на специализацию по эндокринологии и за короткое время после учебы приобрела много друзей по цеху и заслуженный авторитет среди своих пациентов. Она  наконец поняла, что значит быть неплохим врачом, и что означает быть на своём месте и ни от кого не зависеть и не прогибаться ниже плинтуса ради повышенной зарплаты. В первые дни после учебы она советовалась со мной и радовалась как дитя тому, что всё так неплохо получилось, и что я к этому имею прямое отношение. Но ничего в жизни просто так не происходит. Если где-то что-то хорошее появилось, значит, что-то где-то исчезло и появилось что-то плохое. Правило Инь-Ян. Закон сохранения материи и энергии. Такой никчемной заведующей поликлиникой, которую Наталия оставила после себя на правах своей подруги, явно не продумав о последствиях своего выбора, со времен  открытия МСЧ  ещё не было. Разве она думала в интересах коллектива, когда  предлагала вместо себя  «серую мышь» Елену Романовну, скорее бы самой избавиться от такой должности и быть подальше от такого главврача, связавшего себя с криминалом. Стало быть, не такие уж они подружки, если Наталья «подложила» подруге такую «свинью» или «бомбу» замедленного действия в лице «главного». Что это за «птица», сразу ощутили на себе сотрудники. И почему в этом важном кадровом  вопросе она не посоветовалась со мной? А потому получилось то, что получилось. Ничего дельного от новоиспеченной заведующей не последовало; одни сплетни, сюсюканья, травля одного доктора на другого. Всё любила собирать с врачей и тем более с сестёр «объяснительные» по всякой ерунде, и особенно с тех врачей, которые были в конфликте с больными. Вместо того чтобы гасить конфликты на самом корню, чем и должна заниматься заведующая, она бездумно принимала сторону больных и считала, что больной всегда прав, таким образом, подыгрывая главврачу, и в глазах больных приобретала ложный авторитет, испытывая некую власть над другими. И откуда только у неё это появилась, если всегда сидела как серая мышь и была незаметной годами ещё со школы. Видать, гены дали о себе знать и соответствующее домашнее воспитание. В моём представлении человек, занимающий эту должность, если уж не стал хорошим специалистом, а для заведующей это совсем не обязательно, хотя и неплохо бы для собственного авторитета, должен не только быть примером для подражания своим коллегам в моральном аспекте и дисциплине, но обладать способностями организатора и дипломата и вовремя гасить возможные конфликты как между медработниками, так и между врачами и пациентами, что в процессе работы нередко неизбежны. Но это относится к руководителю любого ранга и не важно чего и кого, если он на своём месте. А если всё иначе? В некоторых случаях, когда ей, Елене Романовне, очень хотелось досадить строптивому самостоятельному врачу вроде окулиста или меня, она уговаривала больных, не получивших удовлетворение на приёме у врача, написать на него жалобу, а потом с этой жалобой и «объяснительной»  разбираться в кабинете главврача. Одним словом, не заведующая поликлиникой,  а «старуха Шапокляк» со всеми её коварными способностями и проявлениями. Этих «объяснительных» на врачей собралось у неё целая папка, досье на каждого доктора, как средство давления на любого из них в случае чего.  Обстановка в поликлинике становилась просто нетерпимой. Врачи стали переходить в другую больницу, особенно узкие специалисты. И это несмотря на нехватку врачебных кадров и особенно узких специалистов. Мало того что узкие специалисты в зарплате значительно уступали врачам общего профиля, то бишь терапевтам, так  их обязали, непонятно только на каком основании и бесплатно, обслуживать вызовы на дому под угрозой увольнения. А это уже административный произвол. Вот почему месяцами в поликлинике не было ЛОР врача, профпатолога, уролога, и других специалистов. Как ни странно, «главный» в спорах с врачами занимал её сторону. Правильно сказать, наоборот. Она подстраивалась под него и действовала в его интересах. Другой бы главврач, отстаивая интересы больных и понимая ситуацию, постарался избавиться от такого руководителя поликлиники, как и от нелегитимного просроченного предпрофкома. Но только не этот. Скорее, можно даже предположить, что он и провоцировал безвольную,  глуповатую и слабую женщину собирать досье на тех врачей, от которых сам мечтал избавиться, а она была той марионеткой, на которую можно всё свалить в случае чего, а самому выходить «сухим» из воды. Но если ей такое занятие было не по душе, то почему самой не написать заявление и освободиться от такой скандальной должности, где приходиться кляузничать на коллег, как это сделала  её подруга Наталия? Значит, эта грязная позорная  работа ей нравилась, если сама на другое не способна. Хороший врач никогда не превратится в мальчика на побегушках у главврача, а плохому «посредственному» врачу деваться некуда, начнёт прислуживать, иначе будет уволен.  Почему и нет, если зарплата устраивает и больше любого врача. Ну что ж, каждому своё. Время рассудит. Однажды в санатории «Абельмана» я случайно разговорился с одним очень пожилым интеллигентным человеком, который в своё время был ни только директором школы в Муроме, но и завгороно, а потому был в курсе всей школьной жизни города. Узнав через неделю от других коллег по болезни, что я врач и работаю в МСЧ в том же городе, он вдруг оживился. Старикам очень не терпится поговорить с кем-либо и поделиться своими воспоминаниями. Хлебом не корми, дай только выговориться.
-А случайно не работает у вас такая Елена  Романовна?- спросил он с  некоторым юмором и с хитрецой в глазах во время обеда, где мы  случайно оказались за одним столом с первых дней пребывания в санатории.
-Есть такая мадам,-отвечаю я без всякого энтузиазма.
«Надо же, какой настырный старикан,-подумал я.-Всё-таки узнал, где и кем я работаю. А мне так не хотелось себя раскрывать в этом санатории и быть по возможности в статусе инкогнито». 
 Так говорят, когда говорить о таком человеке совсем не хочется, да и сказать нечего. К тому же я не люблю говорить о своей работе, тем более находясь в санатории. Это сразу понял мой собеседник с явными признаками прогрессирующего склероза. Перед этим он целую неделю, сидя за столом за обедом, интересовался кем я работаю в Муроме, после того, как я вынужден был признаться из  какого  города приехал.
-Скажите только одно, она по-прежнему сюсюкает?-продолжал допытываться он, понимая, что мне не представляет удовольствия говорить на эту тему.
- Также и сюсюкает,-ответил я, едва сдерживая улыбку на лице.-Что правда, то правда.
Школьные привычки часто остаются на всю жизнь. Оказывается, она ещё со школы «сюсюкает» и ябедничает, и об этом знала вся школа. А такие как правило ещё являются первыми доносчиками или сексотами в школе. Таких ненавидят, их обижают. Поэтому они с детства закомплексованы, и такие потом становятся мстительными и способными совершать плохие поступки с маниакальным упорством.  Директору школы этого ли не знать. Вот откуда у неё привычка и страсть собирать объяснительные записки с сотрудников. Вот такая «паршивка» и нужна «главному». Так  вот почему он держит её при себе. А может они учились в одной школе или в одном институте? Как говорится, «два сапога пара». А если обратиться к классикам марксизма, хотя бы к вождю мирового пролетариата В. Ленину, то можно сказать и по-другому; «скажи, кто твой друг и я скажу, кто ты». В этом плане она ничем не отличалась от старшего ординатора, а затем и завотделением в ЦРБ Екатерины, которой в детстве тоже немало досталось от одноклассников за физические недостатки в развитии, что не могло отразиться в дальнейшем на скверном характере. Медсёстры, которые когда-то учились в одной школе с Еленой Романовоной, поговаривали, что и скандальная врач- невропатолог, ныне Валентина Григорьевна, которая за взятку была принята на работу, в школе была первой ябедой и сексоткой и всё про всех докладывала завучу школы, за что одноклассники не раз пытались устроить ей «тёмную». Удивительно, но факт, а наблюдений в этом плане у меня достаточно, приходиться констатировать, что, практически, все заведующие поликлиниками, а в провинции и по большей части главные врачи, никогда не блистали как врачи, были «посредственными» докторами и такими же «серыми» личностями. И куда такому несостоявшемуся врачу податься, если не в администраторы. А став руководителями, используя своё служебное положение, начинают преследовать способных врачей вплоть до избавления от них. Ну что можно сказать о таких «несостоявшихся» и непорядочных «людишках»? Как бы вороне не хотелось прикинуться и запеть соловьём, никогда  у неё этого не получится, вот и приходиться всю жизнь каркать. Помню, когда открывалась только МСЧ, в течение полугода не могли найти человека на должность руководителя поликлиники, никто не соглашался. Была вакансия. Как ни странно, порядка в поликлинике было намного больше, чем в дальнейшем при наличие таковых, но хуже, чем при последней  «тихони», ещё не было. Вот уж действительно в тихом омуте черти водятся. Ещё пару годков поработать в таком режиме, глядишь, и в МСЧ,  кроме заведующей и главврача, из врачей никого не останется. Из чего они станут себе зарплату начислять, неужели станут вести приём больных? Но пойдут ли к таким бездарным врачам больные граждане?  А не дай бог «главного» «уведут» как и его предшественника в «браслетах» в направлении Владимирского «Централа» «этапом из Твери и ветра северного», чего никто не исключает, здравоохранению в пределах компетенции МСЧ точно хана. Почему я поставил свою подпись под заявлением сотрудников МСЧ против назначения нового главврача? Потому что знал его по предыдущей работе в первой поликлинике ЦРБ как непорядочного карьериста, выскочку, способного перешагнуть через кого угодно ради своих корыстных целей. К тому же по слухам, он приторговывал какими-то сомнительными лекарствами вроде биодобавок фирмы «Гербалайф», что врачам категорически запрещается. «Мало что запрещается, а заработать на халяву чертовски хочется, пока есть такая возможность»,- считал он. Еще тогда он использовал любые возможности, чтоб на выборах прорваться в депутаты горсовета. Ему не важно было от какой партии баллотироваться в депутаты. При советской власти выдвигал себя от блока коммунистов и  беспартийных, для этого вступил в эту партию. Пришла другая власть, другая партия, он с новой партией по единому списку проскочит. И куда только подевались идейные принципы? Патологическая тяга к муниципальным  выборам сохранилась у него и на новом месте. Зная, что  персонально как личность и самовыдвиженец он, Александр Николаевич Шальнов, никогда не пройдёт, потому что, кроме его членов семьи, за него не стал бы голосовать никто, разве что кто из друзей, а их у таких ненадёжных скользких людей, практически, никогда не бывает, ему приходится прилипать как полип или репейник к какой-то партии, не имеет значения к какой именно, и идти на выборы единым списком втихаря на «авось проскочу». Это легальная лазейка для проникновения во власть криминальных структур и коррумпированных чиновников, преднамеренно обеспечивающих себе юридическую крышу неприкосновенности. В одни из таких выборов за сутки  до самих выборов у меня состоялся разговор с Александром  Николаевичем.
-Вячеслав Михайлович, вы у нас человек политически подкованный, и не надо  мне объяснять за кого нужно будет завтра голосовать.
-А я не собираюсь ничего объяснять, -говорю ему я.-Тем более что в вашем якобы вопросе содержится явный намёк за кого следует мне голосовать.
- Вы постоянно и аккуратно ходите на выборы как человек старой закалки. Вы же не хотите резких перемен в стране? Вы же за стабильность в обществе?
-Это смотря что вы имеете ввиду,- возразил я.
- Насколько я знаю, вы тоже когда-то баллотировались и были кандидатом. Видел по местному телевидению ваше предвыборное выступление. Я  уверен, вы и сейчас исполните свой гражданский долг, и  не сомневаюсь, за какую партию проголосуете.
-Во-первых, меня не надо агитировать. И объяснять я ничего не собираюсь. Я действительно когда-то  баллотировался, но не от какой-то партии, чтоб ею прикрываться и втихую прорваться в депутаты, а от общественной организации, которую сам и создал, под своей фамилией, а не «черным» списком, как сейчас многие «проходимцы» неизвестного происхождения, в том числе из криминала, стараются в него войти. Во-вторых, вы умышленно нарушаете закон. За сутки до выборов всякая агитация, как вы знаете, запрещена. Напоминаю вам, если подзабыли. Даже уголовно наказуема.
-Это я всё знаю. Но у нас с вами просто дружеская беседа, ни к чему не обязывает,- продолжал  он.
-Знаете, да нарушаете. В то время, даже как незнание закона, не освобождает от уголовной ответственности. Это, во-первых. Во-вторых, если б ни к чему не обязывала, вряд ли вы со мной говорили на эту тему накануне выборов, да ещё в своём кабинете в рабочее время. Здесь явно просматривается корыстный интерес.
Я тогда почему-то не подумал, что он сам внесён в списки кандидатов и, по существу, агитирует за себя и свою партию. Тогда же меня удивили две вещи. Во-первых, с какой это стати администратор занимается несвойственной для него функцией как выборы, которые должны быть свободными и тайными, тем более накануне самих выборов. Во-вторых, если он осмысленно делает это, то ради чего? Такие карьеристы ничего не делают зря. Скоро выяснилось, что было это не случайностью, а продуманным ходом в виде использования административного ресурса в корыстных целях. Буквально через час мне позвонила безмозглая заведующая Елена Романовна и тоже поинтересовалась, пойду ли я на выборы. Какое ей до этого дело? Если бы она спросила, когда  я выйду на работу и в какую смену после этих выборов, это её вопрос в её компетенции. А всё, что касается избирательного права, то извините, можно и послать очень далеко, туда, куда Макар телят ещё не гонял. Значит, это не случайность и непростое любопытство со стороны главврача, как он пытался преподнести, а обычный сговор двух непорядочный друг от друга зависимых людей, каждый со своими корыстными целями; одной удержаться на должности с повышенной зарплатой и при этом умудряться ничего не делать, другому- быть избранным в депутаты и обеспечить себе «крышу» и неприкосновенность на всякий пожарный случай. Кто знает, что там впереди ожидает. Хотя его предшественнику и такая «крыша» не помогла. Она названивала по списку всем сотрудникам по поручению своего шефа, не ведая даже того, что  с ним у меня уже состоялась обстоятельная беседа на эту же тему. Когда я сказал ей, что ещё не решил для себя этот вопрос, Елена Романовна настойчиво порекомендовала мне до десяти утра проголосовать и позвонить ей лично, вернее, доложить о выполненном гражданском долге. Кроме того, чтобы  на следующий день принести талон с избирательного участка, подтверждающий, что я действительно проголосовал. Ну не маразм? Прёт как баран на новые ворота без оглядки  и вопреки Конституции страны, хотя ни с Конституцией, ни с Кзотом она явно не знакома. Меня, как пропагандиста старой закалки, это крайне  возмутило. Такого не было даже в советские времена. А тут какая-то безмозглая «курица», подставная «утка», которая в политике ни бум-бум, даже наверняка не знавшая, кто такой Жорж Помпиду или кто был тридцать пятым Президентом США, вдруг поучает, как мне правильно распорядиться своим правом и своим голосом. На выборы, конечно, как всегда я сходил и проголосовал по своему разумению, но до такого унижения как «доложить» и «предъявить»  и не подумал. В таких ситуациях, как правило, наступает эффект обратного действия. Как стало известно уже  после выборов, старался  Александр Николаевич совсем не напрасно и небескорыстно. Оказывается, для него это был «шкурный» вопрос, и агитировал он за себя, и проходил по списку «единороссов», где  принцип один; чем больше станет явка избирателей, тем больше вероятность попасть от этой партии в депутаты согласно списка, поскольку желающих проголосовать за коммунистов и ЛДПР на этот раз явно поубавится. Если  руководство МСЧ,  зная  моё нехорошее к нему отношение, и пыталось воздействовать на меня, то что говорить о других сотрудниках, которые  боялись быть если не уволенными, то  по крайней мере лишиться очередной «незаслуженной» ежегодной премии к Дню медицинского работника. Что это если не превышение своих должностных полномочий и использование служебных полномочий в корыстных целях в виде использования административного  ресурса, что является уголовно наказуемым деянием в соответствии с Законом о выборах в РФ. И такое пренебрежение к Закону наблюдалось по всей вертикали власти. Это и есть «демократия» с намёками на анархию и диктатуру? Можно, конечно, по-разному относиться к коммунистическому режиму. Да, диктатура одной власти, закреплённая Конституцией страны, это не годится, но я бы лично, как сотни тысяч других пацанов пятидесятых-шестидесятых годов, никогда при другой власти, как бы она ни называлась, не получил бы высшего образования, да ещё бесплатно для себя и весьма затратного для государства. Правда и то, что выборы народных избранников носили формальный характер. По существу,  были не выборы, так как были безальтернативные, а завуалированные  назначения от партии. Если партком принял такое решение у себя на предприятии или учреждении, значит,  так тому и быть,  других вариантов  быть не должно. Кто не с нами, тот против нас. Разве такое государство имело право на  существование, если оно бесперспективно поставило  своих граждан даже имевших высшее образование, тех же инженеров и врачей, в такие  экономические условия, что, кроме  покупки велосипеда, о чем-то другом и не помышляли, а иметь в собственности автомобиль с гаражом или, не дай бог, какую-то дачу, считалось пережитком капитализма, и имелись большие возможности угодить на лесоповал? И всё это творилось от имени коммунистов, которых насчитывалось более двадцати миллионов. Их никто в партию силком не тащил, сами писали заявления о вступлении в ряды КПСС с верой и пожеланием «хочу  быть в первых рядах строителей коммунизма». Когда  великая страна прямо на глазах у всех  рухнула как карточный домик, то куда подевалась партийная принципиальность. Большинство коммунистов быстро смекнуло что к чему и побросало свои партийные билеты и переметнулось в другую ещё неокрепшую партию, которая волей случая оказалась у власти. Если не дай бог завтра к власти придут какие-то «наци», эти вчерашние «коммунисты-прилипалы», у которых за душой нет ничего святого, наверняка, окажутся в их стане. Карьерист Шальнов один из таких функционеров от партии, надо же и фамилии своей соответствует. Очевидно, с детства шалить начал и никак остановиться не может. Не трудно предугадать в каких не столь отдалённых местах закончится его карьера в недалёком будущем. Лично мне  больше импонируют личности, которые сделав однажды свой выбор по принципиальным соображениям, несут свой крест до конца, не изменяя присяге. С «такими»  хоть можно пойти в разведку, не опасаясь, что в спину выстрелит и  предаст, и не имеет значения  от какой он партии. Может Джордано Бруно и не сожгли на костре инквизиторы, если б он отказался от своих научных мыслей, не сказав известную фразу; «А всё –таки она вертится».  Порядочность и патриотизм всегда ценились на Руси. А с такими как  Шальнов я бы в разведку не пошел. И этим всё сказано. Именно поэтому я и не голосовал за ту партию, к которой принадлежал этот карьерист. А если по таким соображениям за эту партию не голосовали десятки и сотни избирателей мне подобных, значит, такие «Шальновы» вредны самой партии, и такая партия должна освобождаться от подобных «прилипал» своевременно. При коммунистах существовал хоть партийный контроль, теперь такого контроля нет, полная неразбериха в партийных рядах любой партии.
 Несмотря на то, что буфет в МСЧ всё-таки заработал, на ситуацию, в общем, это никак не повлияло. Профсоюз в этом направлении инициативы не проявил и своего участия не принимал. А между тем одной из важнейшей функцией профсоюза является охрана труда и контроль за техникой безопасности на производстве. Об этом все знают. Может в этом направлении у профкома отметились положительные моменты за последние годы? Помню, в марте месяце по настойчивой просьбе участкового врача в доме-башне с одним подъездом, что  совсем недалеко от поликлиники, я проконсультировал одну больную. Вызов оказался  необоснованным, мне как специалисту там нечего было делать и вполне было достаточно обойтись одним  участковым  терапевтом. По выходе из подъезда этого жилого дома, на котором висела табличка «дом образцового содержания», не пройдя и пяти шагов от крыльца на бугристой от льда поверхности, я поскользнулся и упал. Меня словно подкосило, и я неудачно «приледнился» и сломал правую руку в типичном месте. Боль была ужасная, «прошибло» потом и жаром, стало дурно.  От такого шока я не знал куда мне дальше направиться; к себе домой на перерыв или на работу, расстояние было одинаково. Какой уж там перерыв? Пришел, конечно, на работу и первым делом сделал рентген, потому что в переломе руки не сомневался, и затем обратился к хирургу. Тот с диагнозом: «закрытый перелом луча в типичном месте» наложил гипсовую лангету и выдал больничный лист. Мне ещё повезло, перелом оказался  не открытым и без особого смещения. Конечно, по всем канонам травму следует считать производственной, так как была получена в рабочее время и при исполнении служебных функциональных обязанностей. Не было бы такого к тому же необоснованного вызова, не было бы и самой травмы. Как бы то ни было, а профком обязан составить в ближайшие дни соответствующий акт о производственной травме и выплатить пострадавшему, то есть мне, предусмотренную законом денежную компенсацию. Главврач и профком о случившемся были в курсе, но даже не обмолвились и ничего не предпринимали, никаких актов не составили, тем самым нарушали  не только нормы охраны труда, но и права человека. Вроде ничего и не случилось. «Больничный» у пострадавшего есть и этого вполне достаточно, мало ли где руку сломал, может в быту. Как раньше говорили, «на нашей фабричке ни одной забастовочки». Никакая администрация, естественно, не заинтересована признавать сам факт травмы на производстве. Это же ЧП. В таких случаях ЛПУ не может претендовать  на призовое место при подведении итогов ни в городском, ни в областном смотре-конкурсе, так как показатель производственного травматизма стоит почти на первом месте при подведении итогов. Что касается администрации, её  ещё с погрешностями и с условностями  можно понять, хотя и выглядит всё непорядочно, но понять и простить профком, задачей которого является охрана труда, который заведомо в сговоре с администрацией, невозможно. Считай, такого профсоюза нет. Если таких нарушений Кзота не устранить вначале, так оно пойдёт и дальше. Так оно и получилось.  Через несколько месяцев другой  работник той же больницы, сантехник, выполняя работы на высоте по месту своей работы, упал с высоты и сломал  позвоночник. Его на три месяца отправляют в травматологическое отделение ЦРБ на скелетное вытяжение и на операцию, а тот же главврач Шальнов, навещая пострадавшего под благовидным предлогом, уговаривает его не составлять протокол о полученной травме на производстве. Технический работник МСЧ вынужден соглашаться, иначе потом под любым предлогом могут и уволить и, конечно, с нарушением КЗОТ, на что профком по обыкновению закроет глаза. В следующем году медсестра из физиоотделения в водолечебнице оступилась, упала и сломала шейку бедра. Молодая сотрудница пробыла на больничном листе больше восьми месяцев, и снова без акта о производственной травме. Что же получается?  Ради каких-то показателей на бумаге в ущерб здоровью своих же сотрудников? Мало того что люди физически пострадали по их халатности, так ещё и денежную компенсацию  «зажали», ограничив всё выдачей больничного листка. Спрашивается, на кой черт тогда существуют профсоюзы со своими комитетами? Как можно доверять такому беспринципному председателю профкома защищать интересы трудового коллектива? Умный, крепкий, принципиальный, уверенный в себе, настоящий руководитель мечтает о хорошем профессиональном месткоме. Он для него опора и вроде того бронежилета, который выручит в самый неблагоприятный момент. А хороший нормальный профком не тот, который идёт на поводу у руководителя и во всём ему потакает, а тот, который не позволяет ему нарушать законы, при этом не умаляет роль руководителя, а приумножает его авторитет как комиссар в армии. Тогда с таким  профкомом он не окажется вдруг в местах не столь отдалённых, как в нашем случае с предыдущим руководителем. Боюсь, что ситуация с новым главврачом  точь- в- точь повторяется и, конец, похоже, будет таким же, как у его предшественника. Сдаётся мне, что интуиция не подведёт меня и на этот раз. Посмотрим, время покажет.
 Без общественной  деятельности мне пришлось быть недолго. Как у «ликвидатора» у меня появилась идея собрать всех «чернобыльцев» в городе и районе вместе, провести  первое  общее учредительное  собрание, избрать на нём правление организации и учредить официально городскую общественную организацию Союз «Чернобыль». Для начала я выступил  с проблемами «ликвидаторов» в социальной жизни на страницах городской газеты, а затем дал объявление через эту же газету собраться всем участникам ликвидации аварии на ЧАЭС в такой-то день и час в конференц-зале  у меня на работе. По-другому собрать всех в одном месте не получалось. Да  ни у кого  другого из ликвидаторов такой возможности не было.  На собрание явился каждый второй участник ликвидации аварии, на что я даже не рассчитывал. Такое собрание было проведено на высоком духовном порыве и идейном уровне с большим желанием, наконец, объединиться, ведь после аварии на ЧАЭС прошло более двух лет. Все поняли, насколько это было своевременно и важно. Я считал, что на этом моя миссия будет закончена. Как говорится, мавр  сделал своё дело, мавр  может удалиться. Главным было собрать их всех вместе и обсудить, как быть и жить дальше после аварии, к тому же  проблем у «ликвидаторов» накопилось действительно немало. А дальше выбирайте кого хотите и дерзайте. Я человек работающий, занятой. Что мог, то сделал, свою лепту в это благородное дело внёс. Теперь дело за вами. Однако собрание безоговорочно решило, что первым председателем правления союза «Чернобыль» должен быть я, за что все единогласно проголосовали, не спрашивая моего мнения. Как я не «отбрыкивался» от такого предложения, ничего не вышло. Пришлось дать согласие. Как они сказали, «сам кашу заварил, сам и расхлёбывай». Так я стал председателем новой городской общественной организации союз «Чернобыль».Что поделать? «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Организационный период оказался  самый сложный и трудный, всё-таки дело новое и на пустом месте. Нужен устав и программа организации, юридический статус, бланки, печати, счет в банке и, наконец, на какие средства существовать самому союзу, если денег ни копейки. На пустом месте такие дела не делаются, и на голом энтузиазме ничего не построишь, особенно в критический момент для страны в годы перестройки, когда за бесплатно уже никто не хотел работать. Это я хорошо понимал. Надо было искать единомышленников-энтузиастов. Всем этим надо было заняться в первую очередь. Благополучно завершив деятельность профкома, я вплотную занялся союзом «Чернобыль». Так как своего офиса ещё не было, мой кабинет специалиста в поликлинике превратился в штаб организации, своего рода в маленький «Смольный». Здесь, в свободное от работы время, готовился устав, программа общественной организации, проходили заседания правления союза «Чернобыль», приходили  «ликвидаторы», пострадавшие из группы риска  объединения «Маяк», по самым разным вопросам; кто по  жилью, кто по потери здоровья и группы инвалидности, кто по трудоустройству, а большинство по льготам, о которых ничего не знают. Были и такие, которые по непонятным причинам не имели удостоверений «ликвидатора». В общем, дел хватало. И всё это для меня в  нерабочее время. Раньше в городе этими вопросами и этими людьми заниматься было некому. Скоро мэр города Пётр Кауров, понимая важность появления такой организации, подписал постановление о признании нашей организации и придал статус общественной городской и районной, поскольку «ликвидаторы» трудились в каждом трудовом коллективе города и сельской местности. Главной задачей союза «Чернобыль» был контроль за исполнением Постановления Правительства, а затем Закона о социальных гарантиях «ликвидаторов». В этом вопросе была полная неразбериха и чехарда как и по всей стране. На тот момент существовали Постановление Правительства СССР, подписанное Н. Рыжковым, Закон по «чернобыльцам» за подписью Президента СССР М. Горбачева и Закон, подписанный Б. Ельциным. Что касается Постановления Правительства, то льготы в нём были написаны расплывчато и неопределённо, так что и выполнять было нечего и некому. По поводу Законов в одних бюрократических конторах говорили, что Ельцинский закон им не указ, в других-Горбачевский  ничто. Короче, полная анархия как и по всей стране Советов. Во многих городах, в том числе и в Муроме, в связи с этим устраивались демонстративные голодовки, манифестации «афганцев» и «чернобыльцев», что, безусловно, расшатывало и без того нестабильную политическую систему в стране. На одной такой демонстративной голодовке «афганцев» с участием «ликвидаторов» в центре города на  площади Победы, что напротив театра у вечного огня, я не только присутствовал, но и морально поддержал их, так как это был вариант борьбы за правое дело, поскольку проблемы «ликвидаторов» оказались на обочине перестройки. Но были проблемы и в самой организации. На учредительном собрании избирали не только председателя, но и казначея. Кто-то предложил одного «ликвидатора» с внешностью «ботаника» в очках, имевшего опыт в работе с финансами. Мне он не внушал доверия с первой минуты, но большинство, особо его не зная, проголосовали за него. Никому неизвестная общественная районная организация существовать без копейки денег, естественно, не может, особенно на первых порах. Для чего на первых порах пришлось учредить членские взносы, и собирались они с большим трудом. Хранились все эти деньги, конечно, у казначея. Но в последнее время я стал замечать, что казначей приходит на правление союза «Чернобыль» подшофе. У меня возникли подозрения, за какие такие деньги он позволяет себе распивать, если живёт с семьёй и малым ребёнком в общежитии, трудится на заводе при нестабильной и небольшой зарплате. С этой целью я  попросил его отчитаться  на правлении союза о состоянии наших финансов. Однако на заседание правления казначей даже не явился. Худшие мои предположения оправдались. Касса чернобыльская была почти пуста. Правление приняло решение об исключении этого проходимца и подлеца из состава правления союза и самой общественной организации, а я обратился в прокуратуру, чтоб с ним разобрались в уголовном порядке,  а деньги были бы возвращены в кассу правления союза. Вот что значит, доверяй, но проверяй, особенно, когда речь идёт о деньгах, и тем более общественных. Мне ничего не оставалось как взять молодую женщину на полставки бухгалтера из числа «переселенцев» на взаимовыгодных условиях.
Несмотря на трудности перестройки по всей стране, тем не менее люди обустраивались кто как мог. Один председатель гаражного кооператива, жену которого я успешно и быстро вылечил в своё время, предложил мне в знак благодарности место под строительство гаража. Но у меня не было ни денег на это, ни машины, ни самого желания. Я сказал ему тогда; « а на кой черт он мне, если нет автомобиля». «В хозяйстве пригодится»,- ответил он. Председатель кооператива знал, что говорил. Так я занялся строительством гаража. С той поры все свои выходные и свободное время я проводил на стройплощадке. Сложность заключалась ещё в том, что, учитывая крайне сложную семейную обстановку, на строительство своего гаража по принципиальным соображениям я не должен затратить ни одного рубля из семейного бюдета, то есть из моей зарплаты. В этих условиях для меня это архитрудная задача. Это у нормальных семей так не должно быть. Уж  если что-то делать или строить, то сообща и вместе. Зарплата- это святое, и должна  тратиться на семью, дабы в дальнейшем избежать неприятных разговоров и тем более скандалов, чтобы выяснять куда пошли деньги из семейного бюджета. Вторая проблема, где взять  столько кирпича и за какие деньги. В городе, практически, кирпичный завод не работал, а получить товар  без особых знакомств в бухгалтерии завода нереально. А нет кирпича, нет гаража. Котлован был готов, с фундаментом помогли хорошие знакомые из числа бывших моих благодарных пациентов. Кирпич в виде исключения можно было выписать, если в бухгалтерии завода есть свой человек. Время было такое. Кругом дефицит и без хороших знакомых достать что-то стоящее невозможно. Хвалённая советская торговля в одночасье рухнула как домик из песка на берегу реки под речной волной. Обычно работники бухгалтерий, где бы они ни трудились в небольшом городе или посёлке, хорошо знакомы друг с другом. Поэтому я обратился к супруге, которая также трудилась «не покладая» рук в этой сфере, договориться с бухгалтерией завода, на что она кратко, но доходчиво ответила; «Мне плевать на твой гараж». Ну что ж, плевать так плевать, на другое я и не рассчитывал. Что можно ждать от нелюбимого человека, если она даже супруга? Больше к ней ни по каким вопросам я не обращался, тем более  о деньгах на строительство гаража. Несмотря ни на что, всё же кирпич на половину гаража я получил, а хороший мой приятель, начальник автоколонны Николай Сергеевич, выделил мне бесплатно грузовой транспорт для его перевозки. Денег на кирпич я, конечно, достал. У хорошего врача недостатка в пациентах в личное время не бывает, особенно, если он пользуется большим спросом у населения. Так что из самой зарплаты на гаражные дела у меня действительно ни копейки на сторону и всегда отдавал вовремя. Началась «великая» стройка века на выделенном мне участке земли на берегу русской реки Оки. Вначале председатель гаражного кооператива после работы ближе к вечеру подвёл меня к котловану и сказал, что он рассчитан на четыре гаража и можете занимать любое место. Я занял крайнее место от большого оврага под размеры стандартного гаража, и на следующий день принялся готовить траншею под фундамент. За неделю уже  многое сделал в этом плане, как пришёл  малознакомый товарищ из ЖКО и говорит, что это место ещё раньше занято им. Спорить с ним я не стал. Чтоб такого недоразумения больше не повторилось, пришлось занять место с другого края котлована, и тоже рядом с небольшим оврагом. Когда привозили много раствора, то работали настоящие каменщики, а когда его не было и приходилось  его готовить самому, то и кладку кирпича делал сам. В общем, осваивал ещё одну профессию строителя, и на этом, естественно, экономил. Почти одновременно за работу принялись и соседи по гаражу. Должен же быть заводило в любом деле. Вот я первый и начал. Работать было весело и дело спорилось, особенно когда помогали новые друзья-соседи. Это как раз тот случай, когда говорят: «не имей сто рублей, а имей сто друзей», тем более когда они ещё «ходят» в начальниках на заводе или РСУ. Один из соседей завёз камень под фундамент, другой- привёз списанные на заводе рельсы для перекрытия подвала, третий- обеспечивал раствором. Соседи по стройке  обращались ко мне как  в армии «товарищ капитан», так как я приходил в гимнастёрке с погонами капитана  после Чернобыля. Они ещё не знали, что я врач из МСЧ ЗИО. К зиме появились очертания гаража. А зимой  все работы  временно прекратились до весны. Дома, и особенно вездесущая тёща, которая захаживала иногда к своей дочери,  говорили, что одному мне гараж не построить и советовали то что уже есть, поскорее продать. Слушать я никого не стал, тем более что от них никакой помощи не было, и мысленно послал  всех очень далеко, не помню точно к какой матери. Упрекнуть меня было не в чем, зарплату отдавал в полном объёме и вовремя. По весне уже через свой завод, где меня уже многие знали, кирпич стали привозить из Коврова и работы продолжились с переменным успехом и непредвиденными трудностями. Однажды к моему дому неожиданно подкатил огромный грузовик полон Ковровским кирпичом по заказу ЗИО специально для меня. Но дома  я был в этот момент не один, а с маленькой дочкой Маринкой. Как я могу оставить ребёнка одного, а самому выехать с кирпичом в сторону гаража. А если не поеду, значит, кирпич, который был в страшном дефиците, что даже везли из другого города, достанется другому, и когда он потом будет в следующий раз, никто не знает. В общем, пришлось взять Маринку в охапку с собой в машину и вперёд. К самому гаражу  близко подъехать не было никакой возможности, поскольку существовало большое препятствие в виде огромного  оврага перед гаражом и полное бездорожье. Вдобавок ко всему накануне прошёл сильный дождь, грязи было неимоверно. Грузовик мог основательно застрять в любом месте. Решили подъехать к гаражу объездным путём и там выгрузиться. Но ничего не получилось, всё же основательно застряли. Да тут ещё дочь расплакалась. Настоящую истерику закатила совсем не вовремя. Я не знал, что мне делать в такой непростой ситуации. И держать её надо на руках, а кто же станет выгружать кирпич да ещё не в том месте, где хотелось бы. Да тут водитель стал нервничать, с кем, мол, связался, да ещё капитально застрял. Я его понимал; для него «время-деньги». Короче говоря, молодому нетерпеливому шофёру быстро всё надоело и он отправился за «подмогой», чтобы поскорее выбраться из этой грязи и найти другого покупателя. Мне ничего не оставалась как взять дочь на руки и совершенно в расстроенных чувствах пешком отправиться домой. В этот раз мне с кирпичом явно не повезло. И полдня потерял, и дефицитный  кирпич из-под носа увели. Но так или иначе, несмотря ни на что, ровно через год гараж был готов. В это же самое время в профкоме завода в деревне «Морозово» мне выделили земельный участок в шесть соток. Я с детства мечтал иметь клочок земли в собственности и выращивать обычные цветы с петрушкой и укропом. Первое время по выходным в деревню я ездил поездом и на дорогу уходило полтора часа в один конец; час поездом, полчаса пешком. После хорошего дождя туда лучше не соваться, дороги не проходимы и для «пеших», и для транспорта. Словом, не самое лучшее место для фазенды. Дома, как и следовало ожидать, моему земельному участку совсем не обрадовались, мол далеко и добираться поездом.

-Ещё чего не хватало,- повторяли в один голос тёща со своей ленивой дочерью, развалившись в креслах. 
-А ты чем лучше других?- спросил я супругу.- По-моему это у тебя растёт дочь, а не у меня, и у тебя вечно денег не хватает с твоей зарплатой в шестьдесят рублей. Огород, между прочим, большое подспорье домашнему бюджету, да и дочь твоя будет знать, что хлеб не на деревьях буханками растёт.
-Всё равно. Что я дура, поездом добираться, -говорила она, поддакивая своей матери.- Счаз!...Там людей битком набито, духота такая, дышать нечем.
-Скажите, какая нежность объявилась? Какое воспитание с гувернанткой в детстве получила, что без французского языка никак не обойтись?-вынужден был я иронизировать, хотя из лексикона только и можно было  слышать пару крылатых фраз: «Счаз» и «шесть секунд» на все случаи жизни.
 Меня поражало, откуда у родных сестёр  такое негативное отношение к земле и к труду на ней, и казаться лучшими, чем таковыми являются, если они с матерью провели своё детство в нищете, так ничего хорошего в жизни и не видели. Не приучили к труду они и своих детей. Меня очень удивила её десятилетняя дочь, которой было стыдно идти вместе с нами по городу  и она перешла на другую сторону проезжей части дороги, задрав голову кверху, поскольку у нас при себе была штыковая лопата, с которой мы направлялись выкопать какие-то кустарники по месту их местожительства в  недавнем прошлом, чтобы высадить их у себя под балконом в новом доме. И ещё эта же дочь стеснялась перед подружками того, что она проживала вместе с матерью на первом этаже девятиэтажки. Это вообще ни в какие ворота не вкладывалось.  И какая ей разница на каком этаже проживать? Вот такое дурное воспитание.  Может, потому и остались все с детьми и без мужей в нескольких поколениях? Конечно, неплохо ездить в деревню на своём транспорте, кто же спорит. А у меня не было даже велосипеда. Для этого как минимум нужны деньги. В хороших семьях по крайней мере такие проблемы обсуждаются, но только не в моей. Так что  рассчитывать мне не на кого. Брать как раньше с рук «старьё», тоже не хотелось. А купить новую машину даже при наличии денег, практически, невозможно. Их в свободной продаже просто не было. Время было такое перестроечное и кризисное. Достать обыкновенный велосипед и то проблема. Иметь свой велосипед- несбыточная моя детская мечта. Разве я мог тогда думать о такой роскоши. И вот спустя много лет  моя мечта становится реальной. Однажды, будучи по работе в деревне Чаадаево, я заглянул с коллегами в местный промтоварный магазин и увидел в продаже взрослые велосипеды по цене 70 рублей. Не совсем  то, что нужно по моему небольшому росту, но других велосипедов и подавно не было. Длилось моё душевное удовлетворение совсем недолго, пока не увидел висевшую табличку с пояснением, что велосипеды продаются с нагрузкой и условием, что покупатель должен предварительно сдать в магазин ещё несколько килограммов мяса. Мне это было совершенно непонятно, какая тут между ними связь. Получается, что городской житель, не имеющий такой возможности иметь в своей квартире домашнюю живность в виде телёнка, не мог приобрести простой советский велосипед? А жаль, хоть такой транспорт не помешал бы мне добираться на свои  шесть соток; и на вокзал на нём, и с поезда на участок. Какая экономия времени... Иметь хороших и надёжных друзей в наше трудное время  совсем неплохо.  У меня был приятель из числа моих бывших пациентов Анатолий Сергеевич, в прошлом  председатель колхоза, а в тот момент глава  районной администрации, по-старому председатель райисполкома. У него дома и на даче мы часто за чашкой чая с коньяком играли в шахматы. Я немного играл, но никогда у него не выигрывал, а потому во время игры обходился без коньяка, не заслуживал. Передвигая по доске их Королевское  Величество в более безопасное место от слонов и офицеров противника, ему, как хозяину района, я напомнил про «чудесный» магазин с велосипедом в Чаадаеве и про «удивительную» советскую торговлю на селе. Он понял, к чему  я клонил, и между объявлением мне шаха, а затем и мата, обещал разобраться. В ближайший выходной в субботу, будучи с самого утра в своём новом, но пустом гараже ещё без своего транспорта,  подъезжает  приятель Анатолий Сергеевич на своей персональной черной «Волге» и приглашает прокатиться в Чаадаево за велосипедом. Ну, если на черной «Волге» с товарищем, которому всегда проигрываю в шахматы? Почему и нет. Поеду. Приезжаем в магазин. Там, конечно, нас никто не ждал. Продавцы засуетились, увидев большое районное начальство. Он поинтересовался продажей велосипедов, сделал замечание за нарушение правил торговли и распорядился, чтобы один велосипед продали лично  мне здесь и сейчас без всяких фокусов и нововведений, и тут же уехал без меня в город. Для меня это было несколько неожиданно. Во-первых, я рассчитывал, что обратно, но уже с великом отправлюсь на его же машине по той простой причине, что я никогда не сидел за велосипедом. Во- вторых, в любом случае не мог же я  при всех погрузить велосипед в его машину, к тому же он был уверен, что мне доставит большое удовольствие  прокатиться на нём до города, ежели так о нём мечтал. А  на улице менялась погода, ветер нагонял тёмную облачность, немного моросило. Возможно, скоро пойдёт дождь. Это совсем для меня некстати. Тем более что я никогда не ездил на таком большом двухколёсном механизме и забыл сказать об этом Анатолию Сергеевичу. Мне ничего не оставалось, как выкатить велик из магазина и тут же у двери приступить к  подготовке его к движению. Сначала выправил руль, который был не по центру, потом подкачал оба колеса. Дождик  между тем усиливался. Придерживая руль правой рукой, я повёл велик за собой через всю деревню с реальным пониманием того, что, наконец осуществилась моя детская мечта иметь собственный велосипед, самый что ни на есть настоящий взрослый, как у тех пацанов из детства из благополучных семей. Уже за деревней, где не было людей, идя по тропинке, которая тянулась параллельно шоссе, я не сдержался от искушения и решил всё-таки «оседлать» технику, но через метров двадцать чуть не врезался в дерево. Больше рисковать я не стал, всякая охота пропала садиться за велик. Доставить бы его домой целиком, а не в «разобранном» виде.  Так и довёл велосипед  к дому, держа его двумя руками, а это километров пять от села Чаадаево. Потом целую неделю учился ездить так чтобы никто не видел, как я с ним мучаюсь. Вставал в шесть утра, уходил под ручку с «великом» куда-то за нефтебазу к новой и единственной девятиэтажке от посторонних глаз подальше, и там по асфальту описывал первые круги вокруг единственного дома-башни. Конечно, вспомнил, как когда-то, когда мне было лет тринадцать, ребята постарше, с которыми я даже не был знаком,  приезжали на свидание на собственных велосипедах и чувствовали себя важными и счастливыми, подсаживая к себе на раму девчонок, уезжали кататься по городу. Я проходил мимо и завидовал тому, что у них есть велики и к ним липнут девчонки. Мне же вместе с пацанами своего двора приходилось тогда  довольствоваться  самодельным самокатом, собранном из того подручного материала, что можно было найти на мусорных свалках. Сейчас предназначение велосипеда у меня совсем другое, чисто практическое. Как бы меньше тратить время на дорогу и скорее добраться до своих «шести соток». Однако на пути к своим шести соткам были и неудобства, и разочарования. С моим большим велосипедом в поезде было очень неудобно. В тамбуре с ним было тесно, и приходилось ставить его вертикально на заднее колесо, что б никому не мешать и не быть помехой другим, и не слышать в свой адрес слов  проклятий. Жаль не было тогда складных велосипедов в продаже или поменьше размером специально для меня. Два или три раза я его всё-таки апробировал эту двухколёсную технику в дороге на фазенду. Слишком хлопотное это дело управлять не по размеру велосипедом, да ещё с пересадками на поезде. Так что все мои надежды связанные с велосипедом  рухнули как карточный домик.  С тех пор так и стоит он в гараже без всякой надобности. Параллельно с хозяйственными и общественными делами я занялся повышением своей квалификации документально. Готовил бумаги на получение первой категории, среди которых самым главным был отчет за последние три года моей работы. Как ни странно, категории при немалом стаже у меня не было вообще. А начинать надо со второй категории, как начинающий салага. Разве это справедливо? Неужели в таких случаях нет исключений? С пятнадцатилетним стажем и большим опытом работы вторая категория мне ни к чему, и я по наивности, не зная бюрократического порядка, сделал заявку на «первую», как подсказывала мне логика. Все понимали, что это вполне логично и заслуженно, но не соответствовало установленным правилам. Даже главный невропатолог области, зная мои способности, не возражал при условии, что я к тому времени пройду очередную специализацию. С этим я  был вполне согласен. Пополнить свои знания всегда кстати. И я её успел пройти до самой аттестации,  но в поданных документах об этом нигде не упомянул, а на комиссии никто даже не поинтересовался этой специализацией. Вот и вышло, что областная квалификационная комиссия от регламента не отклонилась и присвоила лишь вторую категорию, которая могла удовлетворить тщеславие лишь молодого начинающего врача. Я почему-то думал, что категорию следует  присваивать не за стаж трудовой деятельности или за работу на селе, а за уровень подготовки специалиста, за умение владеть современными методами обследования, диагностики и лечения, за пользование у больных авторитетом, наконец, за отличные показатели в работе. Интересно, как нелепо будет выглядеть ситуация, когда не имеющий никакой категории молодой профессор, задумает получить категорию. Ему что предложат только «вторую», если он большой мастер и профессор в своём деле? Им бы повнимательней перечитать А. Дюма, может, поумнели. Кажется,  один из трёх мушкетёров в ответ на милость Короля присвоить им троим звание лейтенанта сказал, что для маркиза Де Ляфера это слишком мало, а для мушкетёра много. И что лучше  от такого звания отказаться вообще. Так и мне вторая категория не грела душу. Очередная аттестация лишь через пять долгих лет. Так и до пенсии можно дотянуть со «второй», хотя, безусловно, с чего-то надо начинать. Однако в правилах всегда имеются исключения, как и в жизни исключительные моменты. Есть же вундеркинды, которые в свои четырнадцать лет являются студентами МГУ. Это же здорово! Наполеон в свои двадцать шесть стал генералом. Юрий Гагарин отправлялся в космос в звании старшего лейтенанта, а  через час приземлился уже майором, так и не испытав удовольствия побыть хоть на миг капитаном, там же в космосе был принят в партию. Вопрос только, кем там он был принят в партию, инопланетянами, что ли? Если нет, то где же логика? Хотя я не сомневаюсь, что, обучаясь в ремесленном училище и начитавшись «Два капитана» В. Каверина, Юра мечтал стать капитаном в армии. Ярославская текстильщица Валентина Терешкова, не служившая в армии ни дня, отправлялась в космос в звании младшего лейтенанта, а через несколько лет, возглавляя комитет советских женщин, минуя очередные звания, стала генералом. Спрашивается, на кой ей это воинское звание женщине? Она что командовала в армии дивизией или была командиром отряда космонавтов?  Достаточно и того, что её выдали замуж за космонавта Андрианова, а Никита Сергеевич на их свадьбе был посаженным отцом. В общем, звёздная оказалась свадьба, поистине с русским размахом. Никита немало дров наломал в своё время в силу своего интеллекта как в сельском хозяйстве и культуре, так и в других сферах. Например, совершенно непонятно на каком основании Президенту Алжира Ахмеду Бен Белла было присвоено звание Героя Советского союза. Но самой большой его политической ошибкой было то, что он как с барского плеча в честь вечной дружбы с Украиной подарил ей полуостров Крым, жемчужину земли русской, никак не предвидя, что когда-нибудь этот полуостров станет яблоком раздора между двумя великими государствами и народами. Вопрос только времени. А что говорить о Карибском кризисе? Тогда чуть война не началась с Америкой. Вот так у нас в стране выбирали руководителей государства: один оказался диктатором, другой- самодуром, третий-маразматиком. Ничего не изменилось и после малограмотного Хрущёва. Зять Л. Брежнева Юрий Чурбанов, несмотря на одиозную фамилию, вдруг за год из подполковника превращается в генерала, а потом становится и заместителем министра внутренних дел в чине генерал-полковника. За какие только «выдающиеся» заслуги никому не понятно? Муслим Магомаев, не имея прописки в Москве, минуя заслуженного артиста, получает сразу народного артиста СССР только лишь потому, что к нему благоволила сама министр культуры Е. Фурцева. Андрей Миронов в свои тридцать с лишним лет получает звание «народного артиста» тоже непонятно за какие заслуги. И таких примеров немало и в перестроечные времена. Стало быть, в нашей кипучей и могучей стране подобные исключения широко использовались, хотя бы исходя из того, что у всякого правила есть свои исключения, что вполне согласуется с философией марксизма-ленинизма. А в случае со мной при аттестации с какой-то дурацкой категорией присвоить в порядке исключения вместо второй категории первую, всех почему-то поставило в тупик, хотя было обоснованно, вполне заслуженно и логично. Как же, инструкции! А когда посредственному врачу, от которого шарахаются пациенты, вместо того чтобы изъять врачебный диплом, а выдать диплом фельдшера, присваивают высшую категорию, не нарушается ли инструкция? Или здесь уже действуют другие правила? Меня удивляло, когда одна врач терапевт в той же МСЧ с высшей категорией у больных не пользовалась успехом и считалась не важным врачом. Откуда ей быть хорошим специалистом, если она больше десяти лет проработала на селе и растеряла свою профессиональность, если, конечно, она когда-то была. Неужели только поэтому она заслужила высшую категорию? Вот глупость. Оказалось, что она училась на одном потоке в институте в Иваново с одной подружкой, которая после института обосновалась во Владимире и была председателем той самой квалификационной комиссии. Выходит, высшая категория ей досталась так, по-свойски, по старой дружбе. Но какая польза от её категории больным? Это уже похоже на правду, поскольку такое в стране не исключение, а обыденная практика. В России давно отменили крепостное право, но блат ещё не отменили. И причем тут принципиальность и профессионализм? Представляю, как изобретательно пишутся, списываются  и не по заслугам утверждаются у нас кандидатские и докторские диссертации. А кому они нужны, их же никто не читает и от них никакой пользы обществу. В общем, куда ни сунься, кругом процветает блат и коррупция.
   Когда устав  общественной организации союз «Чернобыль» был почти готов, я узнал, что во Владимире уже существует областная организация с подобным названием. Это значительно облегчило утвердить наш устав и зарегистрировать союз как юридическое лицо, и в дальнейшем открыть свой счет в банке.  Несмотря на то что общественная работа занимала немало личного времени, я не забывал о строительстве гаража. Всякое начатое дело надо доводить до логического конца, чего бы это не касалось. Когда гараж был почти готов, появилась мысль приобрести автомобиль типа «Жигули». Получить такую возможность в то время можно было только через директора завода ЗИО.  Но там тоже сменился директор. Нового директора  я особо не знал, а со «старым», ушедшим на пенсию, только познакомились, и встречаясь на улице, говорили больше о здоровье, о погоде. Нового директора, которого на заводе никто не жаловал в отличие от ушедшего на заслуженный отдых Николая Григорьевича, я даже никогда не видел. Зато немного знал его доверенного человека Ивана Сергеевича, который занимался заявлениями работников ЗИО на покупку автомобилей через завод, составлением очередей на их получение. Всё это делалось скрытно и под большой тайной за семью печатями. Однажды зимой Иван Сергеевич, в общем-то, ещё молодой человек лет сорока, обратился ко мне с просьбой проконсультировать его больного отца, проживающего где-то в деревне. Я как-то легко согласился, хотя понимал, что воскресенье, потраченное впустую в той деревне, мог провести с большей для себя пользой. Но отказать я не смог, долг врача на первом месте,  кроме того, для него я был последней инстанцией. Дело в том, что его больного отца смотрели несколько врачей в разное время, но толку никакого, боли в позвоночнике не давали покоя, а диагноза не было, как и не было правильного лечения. Да и ему рекомендовали обратиться ко мне как к лучшему специалисту в округе. И мы на каких-то «Жигулёнках» в качестве такси с ним отправились в его деревню за километров тридцать от города. Была пушистая от снега  зима, светило прохладное солнышко. Чувствовался не за горами  март месяц. Был хороший воскресный день. Чем дальше от города, тем больше было снега. Накануне снегоуборочная техника соседнего колхоза зачистила единственную дорогу в этом направлении. Вот он и воспользовался этим, чтобы меня уговорить съездить в деревню. В одном узком месте длиной в два километра, где может проехать только один грузовик, а снега по обе стороны автомобиля было выше крыши, мы ехали как по туннелю и думали, как бы нам навстречу не встретилась другая машина или, ещё того хуже, телега с лошадью. Как бы мы стали разворачиваться, чтобы уступить кому-то дорогу? Вот была бы щекотливая ситуация? Полдня бы потеряли, чтобы разъехались. Слава богу никого не повстречали на этом участке. Наконец, приехали в саму деревню, и подъехали прямо к дому больного. Здесь жили пожилые родители моего знакомого. Больной не был  прикован к постели, мог сидеть, ходить по комнате и, в общем-то, был в удовлетворительном состоянии. А жаловался в основном на боли в пояснице, в позвоночнике, в связи с чем, собственно говоря, ко мне и обратились по рекомендации других врачей. При осмотре и беглом обследовании ничего своего я не обнаружил, кроме ограничения объёма движений в поясничном отделе позвоночника, но обратил внимание на исхудалую грудную клетку, затруднённое дыхание и бугристость рёбер. Мне стало всё понятным, и без лишних слов выписал некоторые обезболивающие в виде уколов, и вышел во двор вместе с сыном больного к машине. На небе ни облачка, светило почти по-весеннему солнышко. Оно уже не только светило, но и чуть прогревало. Совсем скоро март месяц. Я молчу, обнадёжить их и похвастаться-то мне нечем. Уже сидя в машине, хозяин расплатился с водителем, но не знал, как отблагодарить меня за визит и консультацию своего папаши; то ли деньгами, то ли сельхозпродуктами из своего сада-огорода в виде солений. Видя его смущение, я и вовсе отказался от вознаграждения. Было бы за что, а я же, практически, ничем не помог больному, а лишь вышел, как я понимал, на верный диагноз, да лечение назначил симптоматическое, от которого толку будет мало. Вот только свой выходной пролетел  впустую.
-Ну, что скажет светило медицины?- наконец не выдержал и спросил        меня приятель Иван Сергеевич, уверовав в скорейшее выздоровление отца после консультации такого специалиста, как ему представлялось.
-К сожалению, ничего утешительного сказать не могу,  Иван Сергеевич. Боюсь, никакая медицина теперь не поможет. У вашего отца последняя стадия онкозаболевания. Где именно, сказать точно не могу, но значения это уже не имеет.  Уколы, которые я выписал, на некоторое время помогут. Так что  готовьтесь к худшему.
- И когда это случиться?- уже с подавленным чувством спросил  он.
-Думаю, месяц-полтора от силы, к концу зимы определённо. Вот всё, что я могу сказать, как ни печально.
-Думаю, что так оно и есть, Вячеслав Михайлович. Спасибо за консультацию, за затраченное время. Поехали в город,-обратился он к водителю.- Во всяком случае, то что я обнадёжил папашу, сказав, что привёз толкового доктора, ему не помешает. Он даже взбодрился, глаза засверкали, вселило некую надежду.
-Это неплохо, -согласился я.-Хорошее слово и...
По весне мы с ним случайно встретились у проходной завода и он поведал, что на днях похоронил отца, и что я не ошибся ни в диагнозе, ни в сроках, и что благодаря мне, все были психологически подготовлены, и обошлось без дополнительных жертв в его семье.
-Скоро один доктор из МСЧ должен получить автомобиль «Жигули»,- вдруг, переключаясь  на другую тему, сказал он.
-Это кто же?-поинтересовался я, совсем не  подумав в этот момент о себе.
- Естественно, Вячеслав Михайлович. Кто ж ещё!
-В самом деле? -переспросил я, всё ещё не веря.
-А то. Вот только для большей уверенности надо бы вам лично поговорить с новым директором Юрием Анатольевичем. Он не любит, когда такие дела решаются без него. Список-то он утверждает. Для вас это не проблема попасть к нему на приём. Да и я могу устроить такую встречу. Вы для меня  так много сделали, и я в долгу перед вами.
- А что он за мужик?-спросил я.
-Нормальный мужик, свой. Думаю, договоритесь.
-Да, но у меня ещё нет гаража. Как же я возьму машину и куда её поставлю? Возле дома, чтоб её спёрли или разобрали на запчасти?-поведал я ему с сожалением.
На тот момент «Жигули» стоили восемь тысяч рублей, вполне приемлема для меня цена. Но брать автомобиль без гаража очень нецелесообразно. Это я так понимал по неопытности и вспомнил, как доставалось моему «Запорожцу» без гаража. А любой другой более предприимчивый на моём месте сделал бы по-другому; надо брать, а куда поставить автомобиль, всегда найдётся.
-Гараж дострою к следующему году, наверно тогда и машину надо брать,-ответил я, немного  поразмыслив.
-Ну что ж, вам видней, -согласился мой хороший знакомый, доверенное лицо директора по реализации автомобилей. -Может вы и правы.
Прошёл год и гараж был готов к приёму железного коня.  Врачу МСЧ  того же завода, к тому же «ликвидатору» с его льготами и тем более председателю профкома МСЧ, трудно было отказать в такой просьбе директору при личной встрече. Через месяц после такой личной беседы с директором завода Юрием Анатольевичем мне позвонили в ночное время и по большому секрету сообщили, что я могу ехать во Владимир за автомобилем. Надо же какая конспирация. Но это были тяжелые времена для страны. Цены росли как на дрожжах. Кто же мог предвидеть, что цены так подскочат за год. Теперь «Жигули» стоили в два раза дороже, чем год назад. Это существенно «било» по моему карману. Таких денег у меня, конечно, не было. Я ведь не мог даже ни у кого занять, потому что в таком безденежном положении оказались очень многие люди, относящиеся к так называемому среднему классу. Кто же знал, что будет такая непредсказуемая инфляция, и так быстро росли цены на дефицитные товары. В сбербанке у меня были кое-какие деньги, но существовал запрет на их выдачу. Всё не слава Богу для меня. Так было по всей стране, состояние дефолта. Одним словом, на моём пути возникали то одни, то другие препятствия. Было бы всё же лучше, если б эту машину я купил в прошлом году.  Если б у меня не было фазенды, а теперь уже и гаража, то никакой мне машины и не надо было, тем более с такими трудностями. Но правильно говорят, «не имей сто рублей, а имей сто друзей», особенно в подходящий непростой момент жизни. И всегда в трудный момент на помощь мне приходил хороший мой знакомый Лукьянов Анатолий Сергеевич, глава районной администрации. Мы с ним «нагрянули» в гости к управляющей сбербанка Добряковой Татьяне, хорошей его знакомой. Другого варианта у нас не было.
-Какие проблемы, Анатолий Сергеевич?-спросила она после приветствия нежданных высоких гостей. 
-Я пришёл с доктором Вячеславом Михайловичем. Мой лечащий врач и хороший приятель. Может, знаете...
-Анатолий Сергеевич, вы меня просто ставите в неловкое положение. Кто ж такого доктора не знает в городе. И в чем проблема?
-Надумал он по большому блату покупать автомобиль через директора ЗИО, а деньги ему по сберкнижке не выдают.
- Всё понятно,-не очень оптимистично выразилась управляющая.- Дело, конечно, непростое. Существует серьёзная бумага на этот счет, но для вас... В порядке исключения... Были бы деньги на счету. Пусть подходит к пятому окошку и возьмёт, сколько нужно, а мы с вами, Анатолий Сергеевич, ещё поговорим за чашкой чая. Надеюсь, это все ваши проблемы?
 Я направился в кассовый зал к пятому окошку, а они остались наедине. «Наличкой» мне, разумеется, не выдали, а оформили чек-квитанцию. Разницы для меня никакой. Так я решил очередную финансовую  проблему. Наконец-то у меня всё было готово к поездке во Владимир, где и продавались эти автомобили.
Вот я и совместил полезное с приятным, выехав с приятелем Виталиком и его сыном на его почти новой серебристой «шестёрке» во Владимир. Сначала, конечно, заехал в областной союз «Чернобыль», где познакомился с его первым председателем Ю. Чайковским, кадровым политработником, офицером  в отставке. Решил с ним все вопросы по утверждению устава и регистрации своей организации союз «Чернобыль», а затем поехал за новым автомобилем. С приятелем, который знал толк в машинах, выбрали для покупки тоже «шестёрку» бело-серого цвета как у него. Однако эту «шестёрку» нам продавать не стали, сославшись  на то, что  согласно директорского «черного» списка мне должны продать только «пятёрку». А «пятёрку» брать совсем не хотелось из-за сомнительного двигателя, цвета автомобиля, да и приятель не советовал, а он большой специалист по «легковушкам». Мы не знали, что делать. Они упёрлись, и ни в какую их уговорить не получалось; только согласно директорскому списку. И нам без «авто» возвращаться не было смысла, уже настроились взять, да деньги с таким трудом нашли. Тогда сообразительный приятель, побывав в таких переделках ни один раз, будучи до недавнего времени официальным представителем директора завода по этой части, предпринял последний шаг.  В разговоре с молодой приятной женщиной-юристом этой конторы, от которой многое зависело, он сказал, что я очень известный врач-невропатолог. Конечно, друг мой Виталик явно переборщил, назвав меня очень известным и знаменитым врачом. Я стоял в двух шагах от них при разговоре и слышал, как он на полном серьёзе «заливал», и даже хотел вмешаться и поправить его, однако, сделал вид, что мне абсолютно теперь всё безразлично, хотя возвращаться домой без «Жигулей» тоже не хотелось. Он, наверно, хотел сказать, что я известный врач в своём городе Муроме. В таком случае  это не было бы особым преувеличением. Однако после этого  юрист проявила большой интерес ко мне как  специалисту и переговорила со своим шефом. В подтверждении всему сказанному, мне пришлось заняться «проблемными» позвонками её и шефа. Только после этого проблема с «шестёркой» успешно рассосалась. На всякий «пожарный» я прихватил с собой дипломат с пятью бутылками коньяка для урегулирования нашей проблемы, но юрист категорически от такого презента отказалась. Тогда бутылку коньяка я отдал Виталику, чтоб он уладил свои дела на станции техобслуживания. У него после недавней покупки «шестёрки» возникли мелкие проблемы с подвеской автомобиля. Обратно поехали на новенькой «шестёрке» серебристого цвета. Уже в своём автомобиле я сидел в качестве пассажира, а за рулём сидел приятель Виталик. Он предусмотрительно  прихватил с собой своего сыны подростка, тоже большого автолюбителя, который на обратном пути  сидел за рулём отцовской машины. Последний раз я был за рулём пять лет назад, и то не в «Жигулях», а «Москвича», поэтому рисковать не стал. Между «Москвичом» и «Жигулями» разница большая. У моего приятеля тоже были свои дела во Владимире на станции техобслуживания, он ведь свои «Жигули»  тоже недавно таким же образом приобрёл.  Так что съездили мы не зря оба. Приехали  домой ближе к вечеру. Автомобиль сразу загнали в гараж. Наконец гараж дождался своего постояльца, теперь, надеюсь, они подружатся. И я думал, что обрадую супругу хотя бы понарошку, так, для забавы. Поделился с ней результатами своей удачной поездки во Владимир, что решил все дела по регистрации  «союза», что купил заодно автомобиль «Жигули». Я ждал  обычной в таких случаях в нормальных семьях адекватной реакции, обрадуется, что ли. Не каждый же год покупают автомобили в семьях, тем более в такое трудное перестроечное время. В ответ- лишь одно гробовое молчание. Наверно она не поняла, плохо объяснил.  Событие  ведь не рядовое, редко  кому удавалось купить «авто» в такой тяжелейший момент для страны, когда «авто» в продаже днём с огнём не найти ни за какие деньги. Я повторил ещё раз и показал техпаспорт на автомобиль «Жигули». Реакция была более чем странная, такая шокирующая, будто  сообщил, что во Владимире эпидемия холеры, и скоро она дойдёт до нас.  Она полностью потеряла дар речи. О чем супруга думала в это время? О том, что обошелся без неё и её денег, и что даже с ней не посоветовался? Так на это дело, как и на строительство гаража, она не дала ни рубля. Чего ж там с ней советоваться. Или о том, что больше не будет предлога отказываться ездить в деревню на «дорогие» сердцу шесть соток? Мне показалось, как много тёмного хранится в её несветлой душе, как много потайных карманов в ней и неизвестно с каким содержанием, что впереди ещё следует ожидать  самые непредсказуемые открытия и непредвиденные сюрпризы. То ли ещё будет! Пока я занимался техникой, ставил её на учет в ГАИ и осваивал своего «железного коня», дачный сезон закончился. Впервые за свою жизнь своими руками вырастил картошку, и два мешка картофеля привёз домой на своём автомобиле. Это было так здорово, я радовался этому как ребёнок. Но жена на это даже не обратила внимания; картошка как картошка, можно было и на рынке купить. А для меня это была одна из больших побед над собой в моей жизни, чего только стоила мне борьба с колорадскими жуками, напоминавшим мне борьбу Дон Кихота с ветряными мельницами. А ещё год назад я и понятий не имел о таких гадких тварях. А что ещё могут нам подсунуть американцы, кроме колорадского жука?
 Был конец октября. С каждым месяцем наша общественная организация союз «Чернобыль»  набирала силу и признание. Состоялась первая встреча «ликвидаторов» с мэром города Петром Кауровым, в результате которой  администрация города выделила нам в виде стартового капитала десять тысяч рублей. Организация имела льготы на занятие коммерческой деятельностью, и поэтому с нами хотели дружить и иметь дело немало  других  организаций, занимавшихся бизнесом. Однако для нас это не  было главным и самоцелью. Прежде всего, и в первую очередь должны заработать  чернобыльские Законы. А они нарушались на каждом шагу и на каждом предприятии города и района. В соответствии с Законом, подписанный Президентом Р.Ф. Б. Ельциным, я подготовил и направил разъяснительное письмо в ЖКО  ЗИО, на котором трудилось большинство «ликвидаторов» города, о том, что «чернобыльцы» имеют 50% скидку на оплату коммунальных услуг,  и это  положение подлежит немедленному исполнению. Так я объяснял суть Закона о «ликвидаторах» коммунальщикам из жко ЗИО. Однако в этой «конторе» «чернобыльцам» каждый раз объясняли, что их неправильно информировали.  Они, труженики конторы, якобы звонили в юротдел завода и там разъяснили «ликвидаторам», что «ваш уважаемый председатель союза что-то напутал, и что льготы положены только умершим ликвидаторам, а вы ещё, слава богу, пока живые». Меня это, конечно,  малость взбесило. Это какими  же  надо быть юристами-дебилами, чтоб не понять суть такого важного Закона и будоражить такой дезинформацией самих «ликвидаторов»? Зачем умершим  льготы? Где эти с позволения сказать юристы учились? В каком ПТУ? На другой день я сам явился в эту заводскую юридическую шаражкину контору. Я на эмоциях высказал своё неудовольствие тем, что они дезинформируют и ЖКО, и самих «чернобыльцев», не разобравшись до конца в самом Законе. Одна молодая и неопытная, но с явно завышенными амбициями, «юристка» подключила ещё одну такую же неопытную коллегу, специализировавшуюся на профсоюзной деятельности, и стали  обе доказывать мне свою правоту, на что я сказал им, что этот Закон я знаю лучше, чем вся ваша контора вместе взятая. У одной из них, с которой я начинал малоприятный  разговор,  сдали нервы. Она  попросила меня даже покинуть её кабинет, так как разговор на эту тему считала оконченным. Мне показалось, что она не очень представляла с кем разговаривает. Я продолжал сидеть, так как не услышал ничего определённого по этому Закону. «Тогда уйду я»,-нервно и на эмоциях сказала она, и действительно демонстративно покинула  кабинет. Посидев ещё минут пять, я понял, что делать мне здесь больше нечего, и всё это совершенно напрасно. Если б у меня в кабинете на приёме вдруг оказалась такая тупая медсестра в качестве помощницы, как эти обе сомнительные юристы, я бы тут же от неё избавился, и её уволили. На следующий день в такое же время я снова пришел, но только не к вчерашней с «купленным» дипломом, а к её начальнице, заведующей юротделом ЗИО Ивановой, супруге директора завода на тот момент. Дал я ей газету «Правда» с полным текстом Закона. Она бегло опытным взглядом прочла название Закона, выслушала мои к нему комментарии, вызвала по телефону к себе своего юриста, вчерашнюю девицу с амбициями, и, продолжая держать в руках развёрнутую «Правду», спросила:
-Вы вообще-то читали Закон о «ликвидаторах»?
-Конечно, и не один раз,-уверенно ответила она.
-Видать, плохо читали. Я вам напомню, он называется: «Пострадавшим, в результате аварии на ЧАЭС», а не умершим. Разницу улавливаете? Кстати,  это наш доктор, если не знаете. Известный человек в городе. Он же самый главный «чернобылец» в нашем городе. Не хватало нам, чтобы «чернобыльцы»  из-за вас устроили на заводе голодовку. Вы всё поняли? Идите, работайте и изучайте законы, если не знаете.
 Ошибка молодых юристов состояла в том, что сам Закон они читали фрагментарно, и смысл статьи о льготах можно было по-разному трактовать, а Закон необходимо не просто прочитать, а изучать в  общем контексте, и тогда не будет разночтений. Видимо, в ПТУ их этому не учили, учились-то, скорее всего, на «вечернем» или заочно. По-видимому, в нашей системе образования наметились серьёзные проблемы с подготовкой специалистов. Таким образом, со второй попытке и на другом уровне, справедливость была восстановлена и Закон заработал. А если б я не пришел и не разобрался? Были недоразумения и в здравоохранении. Ликвидаторы приходили и жаловались, что в какую бы поликлинику они не приходили на медосмотр, на  предмет вождения автотранспортом и для прохождения техосмотра, с них требовали оплату, что явно противоречило Закону о «чернобыльцах». Пришлось официально обратиться за разъяснением, ссылаясь на Соответствующий Закон, к главврачу ЦРБ и моему приятелю Владимиру Алеексеевичус тем чтобы он отрегулировал этот вопрос, не дожидаясь проверки прокуратуры. На тот момент главным врачом ЦРБ был мой хороший приятель Владимир, которого я сватал на эту должность десять лет назад, поэтому сразу не стал обращаться в прокуратуру. Зачем ему неприятности по службе. Только после этого по ЦРБ вышел приказ главврача об устранении имевших место недостатков по поводу «чернобыльцев». И такие недоразумения, к сожалению, встречались  на каждом шагу по всем направлениям жизнедеятельности.  Я тогда подумал, что в медицине дела обстоят не лучше, чем в юриспруденции. Сколько вот таких твердолобых и самонадеянных «юристов» засело в той же системе здравоохранения. С такими препятствиями  приходилось иметь дело часто, если не по льготам за коммунальные услуги, то по льготам  на жильё.
 Первым источником на первых порах нашего пополнения бюджета были членские взносы. Для нас это была вынужденная мера, и пошёл я на этот не популярный для «ликвидаторов» шаг с болью  в сердце. На эти деньги заказали в типографии бланки организации, на родном заводе ЗИО изготовили печати, а в магазине купили пишущую машинку и другие мелкие канцелярские принадлежности. Без этой канцелярии никак нельзя. Областная общественная организация в лице того же председателя Ю.Чайковского настойчиво рекомендовала наши членские взносы перечислять на их счет, с чем я никак не мог согласиться. Тоже мне  дураков нашли. Для чего же мы создавали свой союз? Чтобы вышестоящие товарищи получали зарплату за свою общественную работу? Я же ни копейки не получал, на то и общественная работа, что ею занимаются в свободное от основной работы время. Им, областным руководителям и военным пенсионерам, легко рассуждать, и к своей приличной пенсии ещё добавить наши взносы, а мне нужно ещё «вкалывать» до пенсии. Как любил говорить вождь мирового пролетариата в подобных случаях В. Ленин: «дудки». Взносы нам необходимы для более важных дел. Один раз в году мы находили возможность всем инвалидам-«ликвидаторам» в канун 26-го апреля, в день аварии на ЧАЭС, оказывать материальную помощь, в некоторых случаях выдавали кредит  на покупку мебели или поддержание индивидуального бизнеса, вместе с администрацией города выделяли средства вдовам «ликвидаторов» на обустройство их могил. В общем, реально оказывали материальную и моральную поддержку нашим инвалидам и вдовам. По уставу мы имели право выдвигать своих кандидатов в местные органы власти. И таким правом однажды мы воспользовались. Союз «Чернобыль» на общем собрании выдвинул меня как председателя правления своим кандидатом в городскую думу. Время для страны было тяжелейшим. Начатая М. Горбачевым перестройка явно пробуксовывала. Страна Советов; «могучая, никем непобедимая», трещала по швам. Три союзные республики; Украина, Белоруссия и Россия  заявили о выходе из состава СССР и объявили о своём суверенитете. Такого же суверенитета запросили и остальные республики бывшего союза. Горбачев на этой волне подал в отставку и распустил ЦК КПСС, чего с нетерпением ждало абсолютное большинство населения страны. Хватит, семьдесят лет правили страной, пора и другим «порулить». Таким образом, Борис Ельцин становится Президентом РФ. В стране экономический кризис. Росла безработица, нищета. В магазинах хоть шаром покати, полки пустые, всё в страшном дефиците. И очень похоже, что такая ситуация была создана искусственно. Ну не может в одночасье всё вдруг рухнуть и развалиться до такой степени, что пришлось зерно закупать в Канаде и в США  на быстро тающие золотые запасы некогда великой страны. Народ разочаровался в политике демократов, в правительстве Е. Гайдара. Это было на руку коммунистам, и они на «полную» воспользовались благоприятной для них политической и экономической ситуацией. Избиратель, находясь в полной растерянности и  отчаявшись, в большинстве своём проголосовал на выборах за блок коммунистов и беспартийных, дав им последний шанс реабилитировать себя как власть. Наша организация шла на выборы независимо от партий, но сочувствующая «единороссам», и это, конечно, сказалось на выборах. Поэтому я не добрал два процента, чтобы пройти в городскую думу. Ещё во время моего предвыборного выступления по местному телевидению, призывая голосовать за нас, я не питал иллюзий насчет нашей молодой организации, а неплохо разбираясь во внутренней экономической политике, наперёд знал, какое сокрушительное поражение предстоит «единороссам» на этих выборах, что уж говорить обо мне и о каком-то союзе «Чернобыль». Лес рубят-щепки летят. Так оно и случилось. В этот раз избиратель был разочарован демократами за её обанкротившуюся экономическую политику, и не поддержал даже тех, кто им сочувствовал. Вот мы и проиграли без вины виноватые. Но проиграл я вовсе не из-за этого, а из-за своей неопытности в подобных делах. Оказалось, что я баллотировался не по своему избирательному участку, а по соседнему. А кто же станет голосовать за «чужака». И председатель комиссии, хороший мой знакомый, не первый год проводивший избирательную компанию, не подсказал мне, как следовало бы правильно поступить в данном случае. Я бы, конечно, легко набрал те недостающие проценты, чтобы пройти в гордуму, если бы избирался по своему избирательному округу. Ну что ж, первый блин комом оказался для меня. Бывает. Разве дело во мне? Жаль было Егора Гайдара, внука Аркадия Гайдара, он, можно сказать, повторил подвиг Александра Матросова, прикрывший собой «амбразуру» в масштабе огромной страны. Ничего не поделаешь-политика, а политика -дело грязное. Коммунисты, как и следовало ожидать, в этот раз одержали убедительную победу по всей стране. Избиратель от отчаяния, похоже, наступил на те же грабли, доверив коммунистам ещё раз покомандовать в стране. На этой волне под своими лозунгами впервые одержали большую победу «жириновцы» от партии ЛДПР. Этого нужно было ожидать. Это было протестное голосование. Таков был расклад политических сил в стране на распутье. Тем не менее мы не огорчались. Как говорится в народе, «первый блин комом». Всё только для нас начиналось. Меня больше огорчило то, что произошло перед выборами. Вечером седьмого мая я завёз в гараж купленные ещё утром в совхозе саженцы черной смородины и  пару деревьев вишни, с тем чтобы завтра рано утром на машине отправиться в деревню и всё посадить и немного отдохнуть на природе на свежем деревенском воздухе. Чтобы корневая система не просохла до утра, саженцы опустил в тазик с водой. Восьмого мая  в семь утра на велосипеде я подъехал к гаражу и увидел, что ворота гаража приоткрыты. Я спокойно аккуратно открыл железные ворота. Наружный замок отсутствовал, внутренний взломан, часть железных ворот у внутреннего замка искорёжена ломом. Мой автомобиль вместо колёс стоял на кирпичах. Вот это «сюрприз» предпраздничный! Поездка в деревню явно сорвалась. Ничего трогать не стал, тут же сел на велосипед и прямиком поехал в горотдел на улицу Московская. Там у дежурного офицера написал заявление о краже в гараже и снова отправился в гараж ждать милицию, как они сказали. Через полчаса не спеша, словно на прогулку, подошел молодой сотрудник из «уголовки»,  видать, живёт неподалёку, а ещё через полчаса подъехала опергруппа с собакой. Овчарка была внушительных размеров, но своё, видать, отслужила и вела себя как служака-«старик» перед «дембелем». Вместе со следователем, явно не новичком в своём деле, мы заглянули в гараж, осмотрелись. Я спустился в подвал, посмотрел, что там заодно могли прихватить грабители. Сотрудники милиции поспрашивали меня, походили с собакой вокруг ближайших гаражей. Однако хороших свежих следов  рядом с гаражом собака не обнаружила. Рядом с моим гаражом отчетливо просматривались протекторы колёс мотоцикла, ведущие в соседский гараж напротив. Больше никаких следов. Это означало по логике вещей, что воров было не больше двух, и у них не было своего транспорта, что это были непрофессионалы своего дела, а так, шушера уголовная. Это исходило из элементарной логики. Трое взломщиков гаража не могли не оставить заметных следов, а один на такие дела не ходит. Второй вывод, который напрашивался сам по себе, работали непрофессионалы, но и не  новички, возможно уже сидели за кражу. Это были мои выводы, человека со стороны, но пострадавшего, а потому заинтересованного. Что было в голове следователя, трудно предположить. Зато на капоте багажника имелись сплошные отпечатки пальцев, словно нарочно оставленные ночными пришельцами автографы, но следователь даже не обратил на них внимания, приняв их, возможно, за  мои, хотя на его месте любой психолог сказал бы обратное, зная профессию и чистоплотность хозяина автомобиля.Так много «пальчиков» ворюги оставили, когда неумело открывали закрытый на ключ капот, когда доставали из багажника совсем новое пятое колесо, то есть  «запаску». Но сыскарь, очевидно, думал иначе.  Не может преступник, по его мнению, оставить столько следов. Хотя бы поинтересовался у меня по поводу этих следов, если он следователь. А вдруг «воровские»? В таких делах любая зацепка важна. Очевидно, он считал нанесённый мне материальный ущерб  незначительным, а само уголовное дело, наверняка, очередным «висяком», да ещё перед самым днём Победы. А между тем, кроме пяти новеньких колёс, которые ворюги наверняка заприметили накануне, сняли магнитолу, забрали права, а в подвале прихватили бутылок двадцать водки с коньяком. Может, конечно, для рядового следователя в звании старшего лейтенанта такой ущерб и незначительный, я же не в курсе, какую зарплату и необоснованные премии они получают в МВД  за счет налогоплательщиков вроде меня. Зато для врача, известного в городе, причинённый  материальный ущерб, как и для большинства горожан, относящихся к так называемому среднему классу, весьма существенный. Это понимали даже воришки, оставив нарочно в подвале на пустой бочке из-под бензина бутылку водки, чтобы было чем горе «залить» и не повеситься от шока. Похоже, у них это своя причуда и традиция. «Хорош» следователь, как и откормленный пёс с потерей  нюха. Огромный рыжий пёс след не взял, видать, был не голоден.  Наверно овчарка своё отработала, потеряла профессиональный собачий поисковый нюх и считает последние дни до своей заслуженной пенсии. Пока проводник со своим псом «Мухтаром» искали следы преступников вокруг гаражей, сотрудник из «уголовки», тот который пришёл раньше всех, приподнялся на выступ и осмотрел крышу моего гаража. Я удивился, неужели  воришки могли все колёса до лучших времён оставить на крыше того же гаража? Лучше бы он обозрел повнимательней заброшенный  овраг за гаражами, куда всё ненужное сбрасывают. Мало кто туда заглядывает, а значит место притягательное для воришек, можно и спрятать что-то по мелочам до лучших времён. Я рассказал сотруднику опергруппы свою версию случившегося. Если их было двое, то унести пять колёс в полном комплекте и ящик водки  с магнитолой далеко они не могли без транспорта, а следов от транспорта не было. У них было время сделать пару ходок до места временного хранения, но сделать это, не оставив следов, практически, невозможно. Значит, воры работали на рассвете и в спешке явно непрофессионально и грубо, так как оставили немало следов на заднем капоте, где в багажнике под замком находилась «запаска». Когда я только вошел  в гараж один, чувствовалось, что ещё  час назад уголовники были здесь. Это означало, что всё «краденое» находится где-то недалеко, где-то совсем рядом. Однако самоуверенный следователь и  капитан из «уголовки»  меня не слушали. У них своё видение сыска. Где же логика? Другой офицер деревенской внешности, изображавший Ш. Холмса, записывал мои паспортные данные, род моей деятельности, и в том числе мою общественную деятельность, как будто это поможет в поиске преступников. Пришлось мне сказать, что являюсь председателем союза «Чернобыль», о котором в городе почти все уже знали, кроме этих сыщиков, и что являюсь кандидатом в депутаты в городскую думу от своей организации.
 О случившемся в гараже, жене  рассказал только через сутки, хотя можно было и не говорить вообще. Какой смысл? Какая последует реакция с её стороны, я приблизительно представлял. И не ошибся. Узнав, что вскрыли мой гараж и украли все колёса, а автомобиль поставили на кирпичи, она откровенно злорадствовала и даже высказала мысль, что здесь без неё не обошлось, мол, она сама приняла участие в качестве  наводчицы. Уж так ей хотелось меня посильнее ужалить. Такое её откровение  было,  конечно, бравадой, и я не воспринял серьёзно. А когда через несколько дней попросил у неё взаймы некую сумму на колёса, чтоб скорее «технику» привести в рабочее состояние, так как начинался дачно- огородный сезон, у неё, оказывается, нет денег. Куда же они деваются, если я регулярно отдаю ей зарплату?  Опять выручили друзья и мои добрые порядочные пациенты. Нужно сказать, что гараж мой оказался мало того что далековато от дома, так ещё в глуховатом месте этого гаражного кооператива. Зимой подъезды к гаражам заносило снегом, так что не проехать и не пройти, а летом это удобное место для разного рода воришек и взломщиков гаражей. Так что гаражные кражи здесь не редкость, несмотря на то, что рядом находится запретная зона с вооруженной охраной по охране стратегического железнодорожного моста через Оку. Однажды поутру в выходной день, ещё не свернув в свой гаражный проём, наткнулся на труп молодого человека. За метров десять от него я понял, что это уже труп, так что даже не стал подходить ближе, чтоб в этом убедиться, о чем сообщил охранникам этой зоны. Через час на месте происшествия была уже бригада «оперов». Ножевых ранений на трупе я не видел. Может, ударило током, который был подключен к железным воротам гаража. Были, как ни  странно, и такие гаражи в этом кооперативе.
А между тем начался сезон дачников и давно пора сажать картошку. Теперь на фазенду добираться приходилось только поездом, и как всегда одному. Прошел месяц, а результатов раскрытия уголовного дела по моему гаражу всё не было. Впрочем, когда наша милиция что-нибудь раскрывала, если только в фиктивных отчетах с выдуманными и раскрытыми по горячим следам преступлениями. Скорее всего, она чаще скрывала, чтоб ничего не раскрывать. О краже в гараже я поделился с приятелем Анатолием Сергеевичем,  и тоже во время игры в шахматы. Он обещал разобраться. Прошла всего неделя с тех пор, и действительно в субботу в десять утра нас встречал у парадной горотдела его начальник, полковник Большаков. В его кабинете на третьем этаже глава районной администрации попросил начальника ОВД доложить о ходе расследования по моему делу. По поводу пропажи водительского удостоверения был приглашен начальник ГАИ, майор Николаев, и тут же оформили временное удостоверении, а также договорились о восстановлении  водительских прав. Что касается  самого уголовного дела, то пригласили начальника уголовного розыска, который, как выяснилось, ничего  по этому делу не знал, да и сам факт моего обращения в дежурную часть нашли не сразу и с трудом. Вот так оперативно работает наша «доблестная» и долбанная народная милиция. А со времени обращения к ним прошло больше месяца. Если в раскрытии уголовного дела нет перспективы и пахнет «глухарём», то лучше его и вовсе нигде не фиксировать, чтоб не портить процент раскрываемости, а то, глядишь, и премии не получишь. Вот такая у нас порочная советская милиция с её давними традициями. А ведь когда-то, сразу после революции, она была действительно «народной», и направляли туда по комсомольской путёвке лучших из лучших, достойных из достойнейших молодых людей. Служить в такой народной милиции было почётно. Сейчас от той милиции одни воспоминания, а в наличии имеем полностью разложившуюся коррумпированную структуру. Жалобу гражданина в дежурной части могут и не принять, чтоб ею долго не заниматься, особенно, что касается ночных обращений. А там, глядишь, позабудется и рассосётся само по себе. Опергруппа, выезжающая на место преступление, убийство может оформить как суицид и несчастный случай, чтоб избежать «глухаря», а то премии лишат. А чтоб, наверняка, получить дополнительную премию, можно вообще придумать или искусственно создать преступление, и тут же, якобы по горячим следам, его оперативно раскрыть. Чего-чего, а  народных «умельцев» из числа пэтэушников в этой милиции полно.  В общем, начальнику милиции пришлось здорово покраснеть за нерадивых своих подчинённых. Начальнику уголовного розыска в нашем присутствии дали время, чтобы разобраться и доложить. Через месяц эти два гаврика-воришки были случайно пойманы с поличным совсем  по- другому делу. Один из них, ещё не сидевший и трусливый, написал чистосердечное признание и с потрохами сдал своего подельника-вора рецидивиста в обмен на подписку о не выезде, а сам «смылся» в соседнее государство в Украину. В конечном счёте молодой следователь вернул мне только магнитолу, и то в плохом нерабочем состоянии. Работали они-то впопыхах и непрофессионально, магнитолу  в темноте буквально сорвали. Так что я был близок к тому, что воры слишком торопились, были непрофессионалами, что  их было двое, и один из них рецидивист. «Мне бы в сыщики пойти,  пусть меня научат»,-подумал я. Так хотелось от удовлетворения своей правоты и догадках вспомнить и дополнить В. Маяковского в поэме «Что такое хорошо». Всё оказалось, как я и говорил. Их было двое, кража  произошла под утро и колёса спрятали на мусорной свалке фабрики «Красный луч». Это совсем недалеко, через овраг от гаражей, в метрах двухсот по прямой. И почему при наличии стольких следов, собака ищейка с большим стажем не взяла след, если воры дважды возвращались в гараж по одному и тому же пути? Наверняка чего-нибудь натоптали. Может дело не в четвероногом, а в двуногом проводнике, досрочно отметившим День Победы? Но сыщики с собакой, работающие не первый год, о такой свалке должны были знать, ведь место это криминальное. Иначе возникают сомнения в том, что они раскрыли хоть одно подобное преступление в действительности. Жаль, что о такой свалке раньше  ничего не знал сам, а то намекнул бы о ней горе-сыщикам. Хотя больше чем уверен, даже после этого вряд ли они стали бы проверять эту сомнительную для них версию. Колёса вернуть так и не удалось. Они их продали оптом первому попавшему автолюбителю через несколько часов после кражи. Главного воришку по этому делу осудили на три года и обязали выплатить сумму причинённого мне ущерба. Чудаки эти судьи. Нашли с кого удерживать сумму ущерба, если он ни на воле, ни на зоне не привык трудиться и жил одним днём. Он, конечно, отсидел свой срок на всём готовеньком. Почему бы ему и не отдохнуть в казённом доме без всяких забот за счет государства и в том числе за мой счет, как налогоплательщика. А денег с него по суду за ворованные вещи я так и не получил. Вот такая сомнительная справедливость в стране.
  Часто я сравниваю работу супер врача с работой супер следователя- сыщика. Их объединяет азарт,  фанатизм  в работе и, разумеется, талант. Что такое азарт и фанатизм всем понятно. А вот талант?  Мне думается, талант-это умение домысливать за других. Далеко не всем это дано. Талант, как и  здоровье, в аптеке и на базаре не купишь. У тех, кто занимался по моему делу, кроме профессиональной инфантильности, ничего не было. А это  «дело» с колёсами, как  мне представлялось, для хорошего начинающего опера сущий пустяк, тем более при розыскной опытной собаке. Не бывает нераскрываемых уголовных дел, есть нераскрываемые сыщики. А ведь эти «олухи» и премии, и очередные звания, и  продвижения по службе каким-то образом получают. Только за что? Ну, да черт с ними. И без них дел полно.
 Мне надо было срочно «поставить» машину на колёса, дачный сезон давно уже начался. Денег на «резину» пришлось одолжить у знакомых пациентов, которые с трудом собрали необходимую для меня сумму по своей инициативе. Диски и резина в большом дефиците, как многое другое. Однажды я случайно оказался в магазине автозапчастей, что в другом конце города от меня, как раз напротив станции техобслуживания на Владимирской, а там оказались диски для «Жигулей» и только всего в трёх экземплярах. Конечно, надо было брать их не задумываясь и поскорее, но денег при мне не оказалось. Нужно было добираться автобусом через весь город к себе домой и потерять уйму времени, а за это время их могут десять раз продать другим. А в двух шагах от этого магазина жил друг Володя, с которым мы много лет считались товарищами и друзьями, так сказать, дружили семьями, кстати,  тоже из числа моих пациентов в прошлом. В разное время я вылечил не только его, но и  всю его родню, и был у них вроде семейного врача годами. Хотел занять у него денег на одни сутки, чтобы, не теряя времени и не упуская случая, взять так крайне необходимые мне диски. Однако денег у друга на редкость не оказалось. Меня это очень удивило, и не потому, что не было денег, а потому, что были и не помог. Он сослался на то, что только  вчера,  всё, что было дома, на книжку положил и перевёл в доллары. От него я такого никогда не ожидал, мы ведь дружили семьями. Если бы с такой просьбой обратился ко мне он, я бы  в доску разбился, но денег ему дал, если бы пришлось даже у кого-то и занять, тем более что сумма была копеечной. На то и друзья, чтоб выручить в трудный момент. Подумаешь, какая проблема обменять доллары на рубли? Тем более в заначке у него всегда были деньги на «черный» день и на повседневные расходы. Грош цена такому другу в базарный день. Подвёл один раз, подведёт ещё ни раз и в более сложных обстоятельствах.  А это уже, как поётся в песне В. Высоцкого,  «Если друг и  не друг, а так». С тех пор мы не общаемся. Часа через два диски я, конечно, купил, но мог пролететь, и тогда весь дачный сезон пошёл бы коту под хвост.  Ещё один товарищ по гаражу дал на неопределённое время один старый,  но вполне приличный диск. Другой приятель, узнав о  моих неприятностях, специально смотался в Ярославль за «резиной» для меня, помня, как совсем недавно я лечил его супругу по поводу травмы головы, полученной в ДТП. Правильно говорят; «не имей сто рублей, а имей сто друзей». Автомобиль-то я собрал, «обул», как говорится, поставил «на ноги», а без «запаски» ездить наверно можно, но рискованно. И как быть? Всё-таки, что ни говори, мир не без добрых людей, и мне на них часто везло. Несколько месяцев тому назад мне пришлось лечить одну молодую симпатичную женщину-педагога Антонину с тяжелейшим радикулитом. Если бы  лечить её так, как лечат традиционно в ЦРБ, то на это пойдёт месяц-полтора, случай уж больно непростой. Не так часто привозят по «скорой» больных с радикулитом на носилках.  С тех пор, насколько мне известно, она никогда не болела радикулитом. Так вот, совсем недавно ей позвонил родственник из Москвы, майор КГБ, и между делом пожаловался, что уже месяц как болеет и находится на «больничном» по радикулиту у своих докторов в спецполиклинике и никак не может вылечиться, а то бы, наверняка, приехал бы к ним в гости. Та, недолго думая,  проговорилась, что «у нас в городе» есть доктор, который  вылечит в два счета, и посоветовала не терять напрасно время и к нему приехать, да и хороший будет повод погостить в Муроме. Маойру ничего не оставалось как приехать в Муром.  Вскоре Антонина и привела его ко мне в кабинет. А приехал майор на своих «Жигулях», хорошо, что не на носилках. За полчаса, которые мне понадобились для его лечения, мы ненароком затронули проблему дисков. Нет, не дисков позвонков, а автомобильных. Мол, как у них там с этим в столице, небось, тоже дефицит? Майор на радостях, что боли почти пропали, сказал, что у него в гараже валяется один такой диск, правда, не совсем новый, но вполне сносный, который  ещё может долго прослужить. На этом мы расстались. Москва-то далече, вот если б в Муроме.  Мало что, говорят, в Москве  и кур доят. А то пустой разговор получается. Больной, разумеется, выздоровел через пару дней и был очень благодарен мне и своей родственнице за то, что свела с  толковым врачом. У себя в своей спецполиклинике он наверняка лечился б ещё  неизвестно сколько. Через месяц муж моей пациентки Евгений, с которым мы успели подружиться, будучи в Москве в гостях у майора, привёз мне этот недостающий для полного комплекта диск. Он оказался вполне нормальным, а главное,  подходящим для моего автомобиля. Верно и то, что друзья познаются в беде. Лет через десять майор получил полковника и всё также передавал мне приветы через свою родню в Муроме. За это продолжительное время поясницей он ни разу не болел, как и его родственница.
 Всё складывалось в моей жизни неплохо. Подрастала  дочь,  машина была исправна и на ходу, построен гараж, что-то на «шести сотках» произрастало  помимо  картошки. По осени посадил четыре яблони, две облепихи, четыре вишни, и много кустарников смородины и малины по всей длине участка с трёх  сторон, надеясь, что через несколько лет из них образуется зелёное непреодолимое ограждение от соседей, своего рода зелёный забор. И этот оазис возникал буквально на пустом месте. Теперь бы построить домик. Для этого завёз всякого булыжника под фундамент будущего дома. И всё один. Через год участок было не узнать. На первых порах было очень тяжело заниматься грядками и что-то выращивать, тем более одному. Приходилось носить воду из пруда за двести метров и поливать грядки не ближе к вечеру как полагается, а в самую жару, когда солнце в зените, так как после семнадцати вечера надо было торопиться  успеть на поезд, а оставаться с ночевкой ещё не было возможности. Пока я занимался строительством летнего дома, все дачники скинулись на бурение скважины и проведения ко всем участкам трубопровода. С появлением водопровода жизнь дачников значительно облегчилась, и появился живой интерес к земледелию. Уже можно было приезжать на «фазенду» не только, чтобы вкалывать с утра до вечера, но и отдыхать. Как-то прогуливаясь по зелёной травке босиком, я заметил небольшую зелёную ящерицу, убегавшую от меня. Я последовал за ней, но так осторожно, чтобы не напугать. Меня интересовало, она оказалась на моём участке случайно и транзитом, или прижилась. Когда ящерица вдруг исчезла у кустарника малины под небольшой плоской дощечкой, я полюбопытствовал и приподнял её. Там было несколько ящериц, но поменьше размером. В общем, оказалось целое семейство. Я понял, что они обосновались там надолго, снова накрыл их от палящего солнца той же дощечкой и в дальнейшем никогда не беспокоил. Такое соседство меня не раздражало. Пусть живут себе и размножаются, для чего-то они же существуют в природе.  А однажды, подходя ближе к кустарнику малины, увидел, как из него выпорхнула какая-то небольшая серая птаха. Я бы и значения не придал, если б в это же время не обратил внимания на странное поведение, сидевшей в метрах двадцати на крыше туалета, трясогузки. Она подавала звуковые сигналы, подпрыгивая на месте, и трясла своим хвостом. Она явно была чем-то встревожена. Мне показалось такое поведение подозрительным. Я не сразу понял, что всему причиной являюсь я, и меня просто отвлекают. Неужели они свили в кустарнике гнездо? И без резких движений я стал подходить всё ближе и ближе к тому месту, из которого вылетела шустрая птичка. Трясогузка на крыше туалета заволновалась ещё больше. Она уже не сидела, подавая тревожные сигналы  опасности, а стала кружить над крышей, вот-вот направится в мою сторону и станет меня бомбардировать. Когда я всё же раздвинул ветки кустов, то увидел там маленькое гнездо, в котором находилось до четырёх маленьких серых в крапинку яиц. Я тут же, видя как стали кружить надо мной обе птахи, и чтоб особо их не беспокоить, также не торопясь, покинул это место. Скорее всего, когда они задумали свить гнездо, считали это место безопасным.  Я же там редко бывал, только по выходным, стало быть, им не мешал обустраиваться в зарослях малины. Мне было приятно, что труд мой оказался не напрасным, и что на фазенде я уже ни один из живых существ. Через неделю я снова заглянул вглубь кустарника после того, как оттуда вылетела наседка. Все яйца были на месте, но выглядели в два раза крупнее. На крыше туалета по-прежнему дежурил «часовой». Надо же как у них распределены обязанности? Такое отношение к будущему потомству у меня  вызывало уважение к пернатым. Тут же почти рядом с гнездом заметил промышлявшую дикую неопрятную черно-белую кошку, в которую пытался запустить камень и прогнать её прочь. Наверно она учуяла потенциальную добычу и крутилась здесь не зря. Жалко будет, если она вернётся и разорит гнездо. Ещё через несколько дней появились и первые птенцы. Они почти не умолкали, подавали сигналы с раскрытыми клювами, совсем не понимая, что в любой момент могут стать добычей той дикой кошки, которая бродит где-то рядом. Что ж, они живут своей жизнью и по своим законам, где выживает сильнейший.  На всякий случай я обложил этот живой кустарник соломой  со всех сторон от дикой кошки.
У нас несколько другие представления о смысле жизни. Однажды, перебирая  чистое  постельное бельё в шкафу, я случайно наткнулся на спрятанную в нём кипу писем. Все письма, написанные неплохим женским почерком, адресованы супруге и начинались одинаково, как и заканчивались; «Здравствуй, моя любимая и единственная! Крепко целую. Твой Павел». Одно письмо мне очень понравилось. В нём особенно тепло Павел вспоминает проведённое вместе прошлое лето, и что для него оно было просто «сказкой». «Всё это было совсем недавно,-прикинул я,- в прошлом году». Становится понятно, почему ей не хотелось ездить в деревню ни поездом, ни автомобилем, а также объясняло посещение ею главпочтамта. Вот лиса Патрикеевна, ну и сволочь! Про эту случайно обнаруженную почту я, конечно, не сдержался и поведал ей.  Уж очень стало любопытно узнать её реакцию, и как станет врать, оправдываясь. Но она не очень была шокирована и объяснила, что с ним, Павлом, давно всё кончено, и что сама ему не пишет уже давно. Странная женская логика. Если давно между ними ничего нет и не сама пишет, то откуда появляются письма, и зачем она ходит на эту почту «до востребования» и, наконец, зачем хранит эти письма в потайных местах? Если б мне один раз не ответили, я бы ни стал больше писать. Должна же быть хоть какая-то мужская гордость. Что ж тут непонятно. Все так говорят, оказавшись в таком глупом положении. Но что-то здесь никак не состыковывалось. Из всего было понятно, что их любовные отношения, начавшись ещё при первом замужестве, продолжаются до сих пор. Очень правдоподобно было то, что  именно Павел  явился причиной её развода с первым мужем. Да она и сама потом не скрывала этого. Удивляло и то, что верный муж, находившийся часто подшофе а то в запое, даже не подозревал о её любовных похождениях. Как удавалось ей и какой надо быть лисой, чтобы так долго скрывать и держать всё втайне. Нераскрытое и ненаказуемое деяние никогда не прекратится самостоятельно в любых его проявлениях и формах, пока приносит моральное, материальное или физическое удовлетворение. Очевидно, что всё обойдётся, она рассчитывала  и на этот раз, не имея понятий о Сократе, который говорил о том, что нет ничего тайного, чтобы не становилось явным. Если человек непорядочный, это рано или поздно проявится. Сколько у неё ещё подобных секретов в запасе, одному богу известно. В связи с этим в наших семейных отношениях возникла очень большая проблема. Трещинка в один миг превратилась в огромную трещину как при землетрясении. В дальнейшем не проходила года, когда мы по пустякам один а то и два раза в году на три месяца не прекращали все наши отношения, и даже не разговаривали. Правда, об алиментах она никогда не забывала и напоминала в настойчивой форме в первый же день размолвки в виде реплики; «деньги на холодильник, немедленно». Это, скорее, потому, что в такие моменты она сама была на кухне у холодильника и вся на нервах. Сначала я алименты отдавал ей на руки под расписку, зная, насколько она непорядочная и падкая на чужие деньги. Но беря от меня деньги, она под разным предлогом в расписке не подписывалась, а потому могла при определенных обстоятельствах отрицать сам факт получения каких-то алиментов. И попробуй потом в том же суде оспорить.  Я такое уже «проходил» с первой непорядочной супругой, которая оказалась банальной сволочью. И откуда у таких «девиц» необузданная страсть к чужим деньгам, если в такие моменты  о собственных детях даже не думают, но каждый раз ими прикрываются. Ситуация снова повторялась. Боже, как они похожи, и почему мне «везёт» только на сволочных и брошенных жён,  и не везёт на порядочных женщин, ведь я так мечтал когда-то встретить ту единственную и неповторимую и на всю жизнь. Это потому, что ни одну из них я не любил изначально. И на кой черт я только женился. Чтобы такое с алиментами больше не повторялось, каждый месяц день в день с немецкой пунктуальностью я ходил на почту и на свой адрес на имя жены отправлял денежные переводы. Это, конечно, со стороны выглядело несколько нелепо и необычно, забавно и не логично, поскольку у нас была одна и та же фамилия, зато исключалась такая ситуация, когда бы она могла обратиться в суд с претензиями по поводу неоплаченных алиментов за прошлые месяцы, а то и годы. Большинство разведённых женщин так и рассуждают. Поэтому такая «подстраховка» с моей стороны была вполне оправдана.
  Одним таким «пустяком» в наших семейных делах была проблема питания. Мало того что  утром я уходил на работу почти голодным, так  как иногда от еды ею приготовленной просто травился и два последующих дня не мог вообще ничего есть. Когда я говорил ей, что на мою зарплату можно питаться и получше, её это бесило, выводило из себя, и тут же бросала мне; «Не нравится, ходи в ресторан. Я тебе не прислуга». Может такое сказать порядочная женщина, а тем более супруга, да за мои же деньги? Это означало, что с сегодняшнего дня питание у нас раздельное. Удивительно, но происходило это всякий раз сразу после того, как получала от меня  получку. И  никак  раньше. Если б она заикнулась по этому поводу накануне, то получила бы только алименты. Спрашивается, на кой лях мне такая «семейка», да ещё с чужим взрослеющим ребёнком? Не для этого я женился, чтобы постоянно выяснять отношения и спать в отдельной комнате. Я всё больше понимал, что с такой аферисткой и лентяйкой по натуре надо разводиться, и чем скорее, тем лучше. К тому же, я почему-то думал, что дочь у неё не от первого мужа, как это убедительно выглядит юридически, а от любовника Пашки, с которым  постоянно поддерживала отношения, и держали эту тайну в большом секрете. Разве не наводит на размышления тот факт, что прожив с мужем семь лет, детей так и не появилось, пока не обзавелась любовником, который как бы решил её семейные проблемы юридически. Со стороны выглядело всё пристойно, благополучно и юридически основательно. В случае чего и алименты станет платить, не отвертится. Мог ли муженёк  догадываться, если по причине частых пьянок, чему супруга всячески и способствовала, он даже не знал о том, что супруга ему давно неверна. В их дела я не вмешивался, и мне это было не интересно.
 Почти каждый год на несколько дней своего отпуска я уезжал в Ефремов повидаться с дочерью. Она ведь ребёнок, ждёт и надеется, что папка приедет, если обещал. Однажды я приехал, а в Ефремове её дома не оказалось. Застал её только в пионерском лагере в деревне Шилово, что под Ефремовым. Было жаркое лето и я не знал, чтобы такое вкусное купить в местном деревенском магазине. С пустыми руками тоже не пойдёшь к ней. Шоколад, пока довезёшь с деревни к лагерю в автобусе, от жары пропадёт. Вспомнил, что в её возрасте я любил конфеты «подушечки», и они, как ни странно, имелись в продаже. Я думал, что с тех далёких после военных пор их не выпускают. Взял полкило таких конфет. Приехал в лагерь как раз в тихий час. Мой неожиданный приезд был для неё приятным сюрпризом, сразу оживилась, заулыбалась. Время было «тихого» часа, но дочь отпросилась у пионервожатой и мы пошли прогуляться за пределы лагеря. Поднялись вместе на гористую возвышенность, откуда хорошо просматривалась панорама всей деревни Шилово. Так, обозревая местные красоты с мимо протекающей безымянной речкой, мы просидели больше часа. В тот же вечер я уехал обратно в Муром. В другой раз через год застал её в школе. Заглянул в класс от нетерпения, просунув голову в дверь, так чтобы сразу обозреть всех и в массе увидеть дочь, и до конца урока все ученики только и шептались, что к Наташке приехал отец. Учительнице с трудом пришлось довести урок до конца. В перерыве мы увиделись. Её трудно было узнать в школьной форме. Она взрослела с каждым годом и с каждым моим приездом. После школы дочь была у меня в гостинице, там же пообедали в ресторане, в котором когда-то я отравился по вине одной глупой официантки. Когда прощались у её подъезда до завтра, я обещал, что перед отъездом ещё позвоню. Но  позвонить так и  не получилось, я уехал непредвиденно немного раньше. Года через два снова приехал в Ефремов. Сам город мне был противен, но там жила моя дочь и я должен воспринимать его таким, каков он есть.  Приехал я рано утром, и с вокзала не знал, куда в такую рань мне идти. Не сидеть же на вокзале как неприкаянный чужак, впервые оказавшийся в незнакомом городе. В поезде я не смог побриться и подумал, что ничего плохого не будет, если зайду к бывшим соседям и коллегам по работе и приведу себя в относительный порядок. Не хотелось мне появляться перед ребёнком небритым и  от этого постаревшим. Дом, в котором я когда-то жил, находился совсем рядом с ж. д. вокзалом. Кого заселили в мою бывшую квартиру, меня не очень интересовало, всё одно их не знал бы, поэтому сразу позвонил в квартиру напротив к своим знакомым коллегам. На моё удивление дверь открыла совсем незнакомая ещё относительно молодая светловолосая женщина, но, как ни странно, ничего не спрашивая, предложила пройти в дом как старому знакомому. Удивило и то, что она не возмущалась столь раннему гостю. Может она страдала бессонницей и рано вставала? Это поставило меня в тупиковое положение. Когда я намеревался зайти в эту квартиру, то имел в виду, что в ней по-прежнему живут мои знакомые коллеги. На самом деле здесь уже жили совсем другие незнакомые жильцы, возможно, и медики из МСЧ. От неожиданности я забыл даже представиться и, собственно, объяснить,  зачем сюда  явился, да так  рано. Не мог же я незнакомым людям сказать, что явился так рано к ним совершенно случайно, чтобы побриться, как только что сошедший с поезда человек. Наверняка, сочли бы меня за сбежавшего клиента из психбольницы. Я даже не знал о чем говорить с ними. Если б мне  сказали, что я ошибся дверью, я тут же с извинениями ушел. Но ничего такого я не услышал.
-Здесь, по-моему, жили другие,  -произнёс неуверенно я.
Я говорил неуверенно, но спокойно, чтобы не напугать и не обидеть хозяйку. Может просто не узнал, ведь столько лет прошло. Но почему  она, похоже, знает меня?
-Они уехали полгода назад в свой Киров, -объяснила хозяйка.
 Я вспомнил, что те «бывшие» и в самом деле родом из Кирова. Это означало, что я попал не к тем людям, и собрался было уходить, но хозяйка стала говорить про свою дочь и её подружку Наташку, какие мол, они подружки не разлей вода. «Вчера тоже загулялись, задержались и осталась на ночь», -говорит хозяйка. Я не совсем понимал, о чем и о ком она говорит. Мне хотелось поскорее уйти с извинениями и не слушать всякую ерунду. Я сидел на кресле почти у самого выхода, а хозяйка на другом кресле почти рядом. Говорили с ней почти шепотом, потому что в двух шагах напротив нас на развёрнутом диване лежали и беззаботно спали крепким сном две девчонки с повёрнутыми лицами к стенке с висевшим ковром. У той, которая лежала ближе ко мне, кудрявые, пышные, распущенные каштановые волосы. Я ещё подумал, «как крепко спят, даже наш разговор им не мешает». Торопиться мне в  такую рань было уже некуда, и я всё слушал и слушал, сидевшую в кресле незнакомую женщину, ничего не понимая, но не переставая думать о своём; где бы побриться и куда потом направиться, чтобы увидеть дочь. Неожиданно из другой комнаты, что поменьше, появляется ещё заспанный мой бывший водитель, брат моей бывшей жены Костя. Я вообще ничего не мог понять. Что он здесь делает? Квартира ведь эта служебная, для врачей.  Мы поздоровались, и чтоб не мешать детворе спать и досматривать сладкие сны, прошли сразу на кухню и закрыли за собой дверь, так как от его низкого голоса не то что дети, а медведь в зимней спячке проснётся.
-Костя, о какой  Наташке здесь шла речь? -спросил я его между прочим.
-О вашей дочери, -спокойно отвечает он.       
-Так это она сейчас там спит? -всё ещё в сомнениях задаю Косте вопрос.
-Она и есть, -утвердительно говорит  он.
-Кто бы мог подумать, -наконец понимаю и принимаю всё на веру, где я очутился.
До меня только сейчас стало доходить. Надо же, как они подросли. Тут же занёс в кухню бананы, груши, что-то ещё,  уже не помню. В то время купить бананы можно было только в Москве, и девчатам, наверняка, понравится такая экзотика. Здесь же на кухне с разрешения хозяина Кости, немного освоившись, я стал бриться своей электробритвой «Харьков». И как мне в голову пришло зайти по старому адресу?  Будить  дочь не стал, они с подружкой действительно поздно уснули. Я знал, что Костя  по молодости  и глупости вынужден был жениться на землячке, которая в то время училась в мединституте на «вечернем» в Москве на врача. Её я никогда не видел, но его тёща одно время работала у меня на «скорой»  завхозом по его просьбе. Оказывается, дверь мне открывала его жена, которая после учебы и после моего увольнения  стала работать в МСЧ  невропатологом вместо меня и того недоученного невропатолога Машкова, от которого всё же освободились. Поэтому они и оказались в этой квартире. Теперь всё стало на свои места. Я, наконец, успокоился, что нахожусь среди «своих». Через два дня, проживая в той единственной гостинице в городе без телевизора, холодильника и горячей воды, поездом через Москву отправился в Муром. У меня ещё были в запасе свободные дни отпуска.
В конце своего отпуска я решил поехать в Кобыляки, что под Полтавой, где работал нашумевший и известный в стране костоправ Н. Касьян. На всякий случай, чтоб это  выглядело всё вполне официально, оформил официальное направление от имени  своего начальства якобы по обмену опытом. Сначала отправился  поездом в Москву, а из столицы уже в Киев. В Киеве сел в поезд Киев- Кременчуг и доехал  почти до самой Полтавы. Вышел на небольшой станции в пяти километрах от Кобыляк. У меня эта деревня, наверно, как и у многих, ассоциировалась почему-то с местом, где разводят племенных кобыл. Может, так оно и было, или ещё есть? Интересно, что скажут по этому поводу местные жители, если их поспрашивать? Был выходной день, и время шло к вечеру. В деревнях в такое время по выходным автобусы уже не ходят, а другого транспорта не бывает, разве что телега  мимо случайно пройдёт, а то давай «дуй» пешком на своих двоих. Я решил немного подождать, освоиться, изучить ситуация на месте, а вдруг повезёт. Уж так не хотелось топать до этих Кобыляк. Мои ожидания чего-то неопределённого были не напрасны. Через полчасика к вокзалу подъехали тёмные заезженные «Жигулёнки», в которых находились  двое молодых людей и, кажется, подшофе. Водитель быстренько смотался на вокзал непонятно зачем, но скорее всего за пивом. Я подошёл неуверенно к ним и спросил, как можно добраться до Кобыляк, где живёт и трудится доктор Касьян. Они, ничего не спрашивая, предложили подвезти меня, так как сами из той же деревни и нам по пути. Поначалу парни  по пьянке приняли меня за больного, который приехал лечиться к Касьяну, и предложили остановиться у одного из них. Вижу, что мои пояснения до них не доходят, согласился со статусом «пациента». Мне всё равно надо было где-то переночевать, и я согласился. По дороге они попросили, чтобы я на правах их будущего постояльца купил им арбуза. Машина с арбузами как раз стояла на специальной площадке, мимо которой мы как раз проезжали. Я сказал, что я небольшой специалист по бахчевым культурам, и потому пошли выбирать арбуз все втроём. Выбрали один  полосатый на шесть килограмм. Нёс к машине эту совсем немаленькую ягоду, разумеется, я. По привычке, когда я бываю в командировках, на непредвиденные моменты с собой обычно  прихватываю бутылку коньяка, как и в этот раз. Остаться на постой я решил не у водителя, а у другого молодого человека, более интеллигентной внешности, Николая. К вечеру к нему наведался  его друг, местный учитель, и уже втроём на кухне сели за стол вечерять с моим коньяком. «Хозяин» Николай оказался журналистом местной районной газеты, чуть ли ни ответственным секретарём редакции. После двух тостов  до них дошло, что я не какой-то больной, приехавший к доктору Касьяну, а врач, приехавший в командировку ознакомиться с методикой его работы.  Молодой упитанный, крепкого сложения учитель и журналист Николай большие друзья врача Касьяна. Все они  самые уважаемые люди в деревне и в районе. Ещё бы, цвет интеллигенции на селе. Если б Касьян был  сейчас в райцентре, то непременно сидел за этим столом с нами, но он  сейчас в Москве по депутатским делам и скоро должен приехать. Он ведь с некоторых пор депутат Верховного Совета СССР. Николай видный человек в районе, хозяин дома, в данный момент отдыхает от жены. То ли она в отпуск уехала, то ли вообще  собралась от него, больно шустрого до чужих баб, уйти. В общем, жил по-холостяцки, но иногда приглашал в гости на выходные какую-нибудь «молодуху» от скуки. На следующий вечер в воскресенье тоже сидели втроём и в том же составе. Учитель, можно сказать, молодой, но уже потихоньку спивающийся человек, принёс свою настойку. Была бы водка, а тосты всегда найдутся. Я стоя сделал небольшой глоток  настойки и у меня дыхание спёрло, не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. В медицине это называется апноэ. Я никак не думал, что  эта настойка  в два раза крепче самой водки. Это ужасное состояние со страхом смерти продолжалось несколько секунд и казалось вечностью. Появилось  паническое состояние, внутренний дискомфорт, и даже страх умереть на этом месте. Думал все,  хана. Много мыслей  промелькнуло в голове напоследок, в том числе и такая; «не для того ехал в эти Кобыляки, в тьму тараканью, чтобы помереть так бесславно и непонятно отчего». Потом в мыслях вроде даже с этим согласился, примирился и переключился на повседневные житейские мысли, не подавая никаких знаков «sos» моим  собутыльникам. Только после этого стало отпускать. Я, наконец, вдохнул. Мои новые приятели даже не прореагировали, скорее всего, ничего так и не поняли. Я же не упал, а продолжал стоять после последнего тоста за удачную предстоящую встречу со знаменитым костоправом  из Кобыляк. Пили-то все за меня. Больше за весь вечер к такому горячительному напитку я не прикасался. Им хоть бы что, привыкли, продолжали выпивать. В деревне ещё  не то и не так пьют. В понедельник Николай привёл меня в местную и единственную поликлинику, объяснил своей знакомой старшей медсестре, куда и зачем меня провести. Она выдала мне врачебный халат и завела в кабинет врача. Там были люди в белом, но я сразу понял, что среди них  Касьяна не было. Он бы выделялся своей увесистой комплекцией и немалым ростом. Вместо него  работали его два помощника. Этакие здоровенные молодые люди лет за сорок в белых докторских халатах. Кроме меня приехали ещё три врача  из разных городов и областей страны, чтобы набраться уму разуму. Приезжего люда со своими болячками было действительно немало. И откуда только ни ехали? В кабинет приглашали сразу по пять  приезжих больных. Они тут же раздевались до пояса, а дальше, как по конвейеру; один больной  идёт к одному эскулапу, второй -в другому. Через каждый час перерыв на двадцать минут. И так до самого обеда изо дня в день. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Конечно, больные, отправляясь в дальний путь, брали с собой медицинские справки, пухлые амбулаторные карты с различными хитроумными диагнозами и пытались  проконсультироваться у тамошних докторов, однако эти медицинские  документы не вызывали у  местных костоправов никакого интереса, что не могло не вызывать недоумения со стороны самих пациентов, которые на что-то рассчитывали, да и у меня тоже. Квалификацию местных врачей не трудно было оценить специалисту. Когда я спросил одного из врачей; «зачем вы делаете именно эту манипуляцию и именно так», тот ответил: «хиба ж я знаю. Мени Касьян показав як робить, я и дилаю». Ни на один мой вопрос вразумительного ответа я так и не получил. Тогда, немного освоившись в чужом кабинете, я показал несколько приёмов мануальной терапии на лежачем пациенте, которым занимался один из местных костоправов, чем очень удивил не только приезжих молодых докторов, но и помощников Н. Касьяна. Я понял, если в ближайшие дни не будет здесь самого Касьяна, делать мне в Кобыляках больше нечего. Если б я сразу остановился у какой-то нормальной хозяйки, как те другие врачи, которая готовила бы мне поесть, то на пару дней ещё бы задержался. А оставаться у бесхозяйственного одинокого «холостяка» с наклонностями к спиртному, значит, обречь себя на голодное существование. Мне это надо? По всей деревне, к сожалению, ни одного пункта общественного питания. И это притом что за год в эти Кобыляки приезжают тысячи больных людей со всего союза и оставляют здесь немалые деньги в бюджет райцентра. В общем, решил я уехать, с не до конца выполненной миссией. Молодые да неопытные доктора, приехавшие чему-то научиться у мэтра, уговаривали меня остаться на несколько дней, перейти к ним пожить с хорошей заботливой хозяйкой, и поучить их этому, ещё мало кому известному, ремеслу. Однако от всего увиденного здесь я был разочарован. Надо же как дурят народ они и газетчики. На всю страну «раздули». А они едут со всех концов страны и на что-то надеются. И сё потому, что верят  прессе, рекламе, печатному слову. Прав был Н.Гоголь, обозначив  две большие беды на Руси; дороги и дураки. В расстроенных чувствах и голодным как бездомная собака  пришёл я «домой», а поесть совсем нечего. Не могу же я хозяйничать в чужом доме. Сам хозяин придёт только вечером, да и толку от него. Станет опять соображать на «троих». Где в райцентре можно перекусить  и решить продовольственную проблему, большой вопрос. Что делать?  Сходил в курятник, а там всего одно яйцо. Даже для меня маловато. Что-то бравый петух забыл про свои обязанности «топтать» своих кур, возможно, сказывалась жара. Всё равно взял яйцо, надеясь, что к приходу Николая появятся ещё. Хорошо, что сад  ещё был. Сорвал пяток яблок на дорогу, написал Николаю несколько прощальных слов с благодарностью за приют, закрыл дверь избы на ключ и подложил под коврик у двери, как обычно поступают в деревнях. Так бессмысленно закончилась моя поездка на родину известного костоправа Н. Касьяна в Кобыляки, что на Полтавщине. Наверно, из всего  нужно извлекать полезное и положительное, даже из «отрицательного». Возможно, в профессиональном плане после этой поездки я действительно самоутвердился как специалист. Во всяком случае я удовлетворил своё профессиональное любопытство. Теперь я знаю; что, где  и как.
 
Моя дочь Наталия  тоже мечтала после школы поступить в медицинский институт. Готовила себя к этому. Даже в свои летние школьные каникулы подрабатывала санитаркой в МСЧ, где я когда-то работал, чтобы иметь медицинский стаж в больнице. Главный врач МСЧ Павел Николаевич её хорошо знал и мог выдать ей любую справку. Конечно, ей надо было помочь в этом деле. За два года собрал для неё немного денег на период поступления в институт и первые месяцы учебы, если,конечно, поступит. Пусть хоть ей будет легче поступать, чем когда-то было мне без всякой поддержки. По себе знаю, как трудно этот период пережить одному в большом чужом городе, особенно девушке. Наконец, такой ответственный момент в её жизни, кажется, наступил. Она заканчивала одиннадцатый класс. Я ждал от дочери звонка по телефону, и в любой момент мог выехать в Москву вслед  за  ней. Я так планировал раньше и уже решил. Мне очень хотелось помочь ей в поступлении в институт, потому что школьнице с провинции пробиться в Москве очень сложно. У неё был единственный плюс, то что родилась в Москве и считалась москвичкой, а также единственная надежда на меня. Если мне в своё время никто не мог помочь,  потому что не было такой возможности, то у неё в моём лице,  хоть какие-то были. Однако за две недели до её звонка я случайно обнаружил пропажу денег, предназначавшихся для этих целей. Супруга любила «шарить» по карманам, как и её дочери. Это у них  наследственно в генах. В бедных семьях без этого никак не обходится, всегда найдётся какой-то паршивец, как и паршивая овца в стаде. Похоже, некому было объяснить ей в трудном детстве, что воровать и брать чужое нехорошо, а тем более девочкам. Эти деньги я даже не прятал. От кого прятать у себя дома? Они находились в кармане моего полушубка. Я даже не вынимал их, когда пару недель назад выносил его на балкон, чтобы прогреть на майском солнышке от возможной моли. Мне и в голову не приходило, что в моей квартире живут неблагонадёжные людишки-воришки, которые очень неравнодушны к содержимому моих карманов. Меня же не интересовало, что может быть в карманах жены. Это признак элементарной невоспитанности, как и читать чужие письма.  Однако «разлюбезнейшая» женушка под предлогом «заботы» о моём зимнем гардеробе, не спрашивая меня, вынесла полушубок на балкон, дабы прокалить его уже на июньском солнце, хотя необходимости в этом никакой не было. А заодно, как бы невзначай, почистить карманы в полушубке. Только последовательность её действий была в обратном порядке, сначала очистила, а потом пришла мысль вынести полушубок на балкон. Почему-то в прошлом году, и ни в каком другом, она к моему полушубку не прикасалась. Через час после того, как я обнаружил пропажу денег в пределах 400 рублей, а это на тот момент была приличная сумма, если зарплата врача составляла всего сто двадцать  рублей, обратился к ней.  Такая приличная сумма вскружила ей голову и она не сдержалась от соблазна украсть их. Супруга не отрицала, что взяла эти деньги, но вернуть не собиралась. Считала, что в какой-то мере это и её деньги. Это, несмотря  на то, что накануне я отдал ей до копейки всю свою зарплату и отпускные. По сути, я  остался без денег. Мои объяснения, что деньги я собирал годами и они предназначались для моей дочери для дальнейшей учебы, её не вразумило. Только тогда я понял, что жениться на нелюбимой женщине, да ещё с чужим ребёнком, большая ошибка и глупость, и не стоило этого делать ни при каких обстоятельствах, ни из-за жалости, ни из-за лишних метров жилья. Жалость в конечном счете к хорошему не приводит. А ведь женился я сдуру и жалости. Надеялся, что оценит, будет верной женой и другом. Теперь мне приходиться расплачиваться очень дорогой ценой. Получалась довольно странная ситуация. За все годы совместной семейной жизни супруга ни разу не предложила в какой-либо форме поздравить мою дочь с днём рождения или с Новым годом. Ну, хотя бы послать ребёнку  какую посылку, в тоже время её дочь от первого брака жила на всём готовеньком, и всё преимущественно за мой счет и в моей квартире, за которую её мамаша никогда не платила. В других не очень порядочных семьях в таких случаях без «мордобоя» не обошлось бы. Черт с ними с этими деньгами. Это дело «наживное». Важен был момент. Недели через две ближе к вечеру  позвонила дочь из Ефремова и сообщила, что сегодня  ночным  поездом уезжает в Москву сдавать документы в институт, и называет свои координаты; адрес, где остановится, и телефон. Запомнить ничего не пытаюсь и не могу, а потому записываю всё карандашом на первой попавшей под руку бумаге, и сообщаю, что завтра тоже непременно выезжаю. Бумагу с координатами дочери кладу на видное место книжной полки рядом с телефоном, чтобы не затерялась, и не пришлось долго искать перед отъездом. На следующий день  стал  спокойно  собираться на вокзал, а бумагу с адресом на книжной полке как ветром сдуло. Нигде найти не могу. Спрашиваю у вездесущей супруги, не видала ли она такой бумаги с адресом? «Да, видела, -признаётся она, -наводила здесь порядок,  может случайно что-то выбросила». Однако на полке хранились только мои медицинские книги, и раньше к ним никто не прикасался и пыль не протирал, кроме меня, а там, куда обычно что-то ненужное выбрасывают, почему-то ничего похожего не оказалось. Ясно было, что это её рук дело. Умышленно специально, а не случайно, она порвала бумагу на мелкие кусочки и выбросила через балкон,  чтоб я никуда не поехал, а  моя дочь никуда не поступила. Уж очень похож этот случай с тем полушубком с балкона, как говорят, среди следователей; «один и тот же почерк преступника». Ну, как такой «сволочи» морду не набить? И можно ли простить? Ударить женщину, конечно, нехорошо, тем более в присутствии маленькой дочери, но проучить такую идиотку надо бы, если по-другому не понимает. От этой твари можно было ждать чего угодно, но только  не этого. Какой же надо быть непорядочной, чтобы только подумать об этом? Это переполнило мою чашу терпения. В таком отвратительном настроении я застал её на кухне и попросил вернуть украденные деньги и извиниться. В ответ она  «послала» меня подальше в свойственной ей манере и, как сапожник, выражений не подбирала. И это жена врача, образчика интеллигентности и культуры. Сколько в этот момент у меня внутри накопилось к ней за эти годы ненависти и презрения, что наподобие того долго молчавшего вулкана по всем законам природы вот-вот должен прорваться наружу. Она «достала» меня, и я не сдержался и замахнулся на неё, но сдержался, потому что бить не собирался. Она тут же схватила лежавший на столе кухонный нож и выставила остриём вперёд перед собой в моём направлении. Меня это нисколько не смутило. Давным-давно я занимался борьбой «самбо», и как выбить нож или пистолет из рук противника усвоил неплохо, но то, что она взяла в руки нож и способна была им воспользоваться не по назначению, меня повергло в шок. С кем я только связался? С  дворовой шалавой. Поэтому спокойно  посоветовал ей положить нож на прежнее место, так как в горячке можно самой на него случайно напороться, особенно, если мне того захочется. Но у меня не было никакого желания с ней связываться и заниматься рукоприкладством. Попробуй потом докажи, что это была случайность в результате самообороны. Нож она отложила в сторону, но тут же замахнулась на меня по привычке, как часто замахивалась на своих детей, с которыми часто устраивала разборки, доводившие их до истерики. В этом плане она не видела никакой разницы, что я, взрослый мужчина, способный дать «сдачи», что беспомощные дети. У меня сработала, годами приученная, мгновенная реакция самбиста, и её правая рука в один момент оказалась загнутой за её спину, как это делают обученные милиционеры и полицейские во всём мире при задержании преступника. Провинившаяся супруга стала дёргаться, материться и орать на всю «ивановскую» как истеричка. Её я только сдерживал, и удерживал в таком положении до тех пор, пока не успокоится и не выкинет ещё какой номер похлеще. Другая бы на её месте призналась бы во всём и избавилась от чужих краденых денег. Всё одно они не принесут счастья, согласно Библии «не укради».  Но только не она, это не про неё и не для неё в Библии пишут. Как говорится в некоторых узких кругах,  «жадность фраера сгубила». Чем бы закончилась такая потасовка на кухне даже трудно представить, если б не появление младшей заплаканной и напуганной дочери. Соседи, не знавшие, что же происходило в квартире на самом деле, а только слышали ругань со двора через открытые окна, вызвали участкового милиционера, с которым мы были хорошо знакомы. Я, конечно, не стал ему говорить, что супруга украла крупную сумму денег, из-за чего в общем-то и загорелся весь этот сыр-бор. Её бы полагалось привлечь к уголовной ответственности, составив протокол на месте происшествия. Какой был бы позор. После такого разворота событий мы не общались в очередной раз больше трёх-четырёх месяцев всё с теми же алиментами. Правильно было бы мне сразу развестись, но дочь Марина была слишком мала, чтобы понять и пережить развод относительно спокойно и безболезненно. Надо было немного подождать. Своего «Шапокляк» всё же добилась. В Москву я не мог ни приехать, ни сообщить дочери, так как не знал, где же её искать в большом городе, а кроме того, ничем дочери в материальном плане помочь не смог. Представляю, как она ждала меня, надеялась и, естественно, обиделась, не зная истинных причин, почему я не приехал. Позднее она написала последнее письмо, в котором  сообщала, что на первом экзамене по химии получила тройку и больше сдавать экзамены не стала, так как уже не было никакого смысла. Мог ей я реально помочь? Наверно. По крайней мере устроил бы её в общежитие. Наверняка в приёмной комиссии остались мои коллеги по общественной работе. Да и моральная поддержка имела бы  большое значение. Однако ничего этого не было  из-за этой сволочи и воровки, которая ещё формально, к сожалению, оставалась ещё моей супругой. Дальше  события нарастали как снежный ком. Сначала я не понимал логику супруги, когда в отпуск сама уходила не летом, как я, и когда у детей её каникулы, а осенью. В один из её таких осенних отпусков я прихожу домой на обеденный перерыв и минут через двадцать собрался уже уходить, как вдруг позвонили в дверь. Обычно на звонки в дверь и по телефону я не реагирую и не подхожу. А здесь собрался уходить и был уже у двери, так что пришлось открыть её самому. В дверях стоял здоровый, полноватый, крепкий, не такой уж молодой блондин с голубыми безумными, «очумелыми» стеклянными глазами. Глаза примечательные, точно стеклянные, как у манекена на витрине магазина, не трудно понять даже не врачу, что он был прилично выпившим. Раньше я его никогда не видел, подумал, что человек по пьянке перепутал не то что квартиры, а подъезды. Но он спросил,  как ни странно, Надю. Супруга стояла недалеко, и в этот момент была у меня за спиной. Видать, тоже торопилась открыть входную дверь раньше меня. С какой такой стати? Похоже,  она крутилась рядом  в этот момент неспроста, и вела себя как-то неспокойно, на месте не сидела. Поскольку её тоже звали Надей, я спросил на всякий случай, знает ли она этого молодого человека, может случайное совпадение? Супруга, не задумываясь, ответила, что его не знает и первый раз видит. Сказала она так убедительно, что я, конечно, поверил. Тогда я сказал случайному «пришельцу», что пить  надо меньше, и что он попал не в ту квартиру. Следом за ним я тоже ушел на работу. Часа через два, когда больных у меня на приёме не было, в кабинет бесцеремонно входит в пальто блондин с рыжим оттенком и наглыми голубыми и пьяными глазами. Я ничего не понял сразу. Этого пьяницу я только что видел в дверях своей квартире, вроде как перепутавшего квартиры. «Вы к кому?»,- спрашиваю его. Он, ничего не объясняя, нагло проходит и усаживается за стол напротив меня, где обычно сидит медсестра. Её в тот момент не было на месте. Что он «поддавший», видно невооруженным взглядом. Это я ещё заметил при первой встрече. Человек в нетрезвом виде и неадекватным поведением, пришедшим на приём к врачу, является поводом для вызова милиции, о чем  его я и предупредил. Если пришел на приём, то почему без записи и амбулаторной карты и в пальто со старым затёртым тёмным портфелем, словно пришел на вокзал или в баню. Когда он стал рассказывать, что работает инженером в другом городе и в другой соседней области, до меня стало доходить с кем я имею дело. Похоже, это тот Павел, который пишет моей жене письма всегда одинаково, начиная: «дорогая, любимая и единственная»,  и заканчивая, «крепко целую». Вот здорово! Всего два часа назад моя незабвенная жёнушка, будь она неладная и трижды проклятая, шалава по призванию, с уверенностью говорила, что не знает этого человека и впервые видела. Не трудно  сообразить теперь, почему у них совпадают отпуска. Или это простая случайность? Наконец, словоохотливый подвыпивший Пашка признаётся, что они с Надеждой очень хорошо знакомы и встречаются много лет, когда ещё она была замужем за первым мужем, который «объелся» груш. И то,  что время от времени он дарит подарки ей и её детям, тоже рассказал. А пришел ко мне с деловым предложением, которое заключалось в следующем. Он, Павел, находит для меня комнату или квартиру, арендует её, а из этой квартиры, где сейчас живут дети с  его Надюхой, то есть из моей,  я должен съехать, так как по его и её мнению я человек в этой семье совершенно посторонний. Меня это не очень шокировало, но заинтриговало, хотя понимал, что такое мог придумать только алкаш в состоянии «белой горячки». То, о чем я только догадывался, наконец, находит своё подтверждение. На трезвую голову человек хоть немного воспитанный, такое сказать просто не может. Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. Но у него на широком  покрасневшем плоском и лысом лбу написано как семейно он обременён, что у него там, в другом городе соседней области, двое своих детей, и материально так напряжено, что не может себе позволить купить себе приличное пальто, куда уж там арендовать съёмную квартиру для меня. Это напоминало мне алкогольный бред в состоянии белой горячки. Пользуясь тем, что он «без тормозов» и может говорить всё что угодно, я воспользовался моментом и поинтересовался.
-На какие «шиши» ты собираешься снимать мне комнату, если не можешь купить себе приличный портфель, не говорю уже о пальто. Смотрю, этот давно поизносился как и пальто,-говорю ему.- А не проще забрать их всех в свой Дзержинск, раз они все твои. Ты, кажется, оттуда? Был бы свой гарем. Мечта любого султана.
-Куда я их возьму, там у меня ещё двое таких, -признаётся он.
-Ну, это твои проблемы. А то получается вроде той кукушки, по чужим гнёздам разбросала своих птенцов и пусть другие ими занимаются. Когда только успеваешь? И о чем раньше думал? Значит, старшая её дочь тоже от тебя? Я так и предполагал, но был не уверен. А как же её первый муж и отец ребёнка?
-Отец, как и муж, объелся груш. Дети бывают от большой любви, а у них не было настоящей любви, также как и у тебя с Надюхой. Вот и весь сказ. Я доходчиво говорю?
-Более чем. Доходчивей не бывает. Я вижу, ты хорошо информирован в этих вопросах. А в отношении любви ты совершенно прав, её никогда  не было, -вынужден согласиться с ним на все сто процентов.
 Я понял абсолютную бессмысленность в продолжение разговора с сильно подвыпившим случайным и малоприятным собеседником, поскольку на трезвую голову он бы ничего подобного не сказал.  Однако мысль сама по себе интересная. Неужели и в самом деле  я не ошибался  в своих догадках насчет детей? Неужели они обе от него с голубыми глазами? Я не могу припомнить, что бы мать кому-то из дочерей говорила,  как похожи они  внешне или характером на своих отцов с карими глазами, притом, что у них глаза голубые и обе блондинки. Зато как обе поразительно напоминают ей хахаля из Дзержинска, которого она должна скрывать до поры до времени. Кроме того, если исходить из элементарной логики, если  обе дочери похожи друг на дружку, как и на свою мамашу,  и при этом от якобы разных мужей или отцов, как об этом постоянно говорит их мамаша, то напрашивается любопытная картина, подтверждающая, что Павел совсем не блефует и по пьянке  проговорился, несмотря на «обет молчания», данный им ранее своей тайной любовнице. Получается нонсенс. А потому  вывод напрашивается сам по себе: скорее всего, обе дочери от одного и того же отца. Однако это ещё не факт. В таких случаях необходима экспертиза на ДНК.   Конечно в такой ситуации дарить свою квартиру непонятно кому не хотелось бы, и поэтому я предложил ему другой упрощенный и вполне реальный вариант. «Забирай их всех и катись к чертовой матери»,-сказал я. Его самого не осуждал. Чего на пьяную голову не скажешь. И правда они знакомы задолго до меня. Она и развелась с первым муженьком и тоже пьяницей  из-за него. Даже на полном серьёзе собирались пожениться после развода. Ничего такого предосудительного в этом нет. Она  сдержала слово и развелась, а тот смалодушничал, не смог, запутался с любимыми женщинами и их, и своими, малолетними детьми, которые когда-то вырастут и захотят знать всю правду, которую рано или поздно надо будет рассказать. Но пока это их большая тайна, если не считать меня третьего. Конечно, я сделал вид, что ничего не слышал. Когда увидел этого гастролёра из Дзержинска первый раз, мне показалось, что он кого-то мне напоминает. Оказывается, они с моей супругой очень похожи. Из таких похожих пар, как правило, получаются надёжные и любящие, верные супруги. Может поэтому они так долго продолжают встречаться, имея свои семьи в разных городах. Что ни говори, а любовь дороже всего, если она настоящая. А если любовь настоящая, то навсегда.  Из-за сочувствия к нему, я даже пригласил его к нам домой после работы, раз уж с первого раза не попал. Он же не рассчитал с моим обеденным перерывом, и она не успела его предупредить, хотя всё время крутилась у двери, похоже, договорились накануне, и ждала этого момента. А мой неожиданный приход в обеденный перерыв все карты спутал им. Мне очень хотелось посмотреть как они встретятся, когда их «познакомлю», и как долго станут изображать себя незнакомыми. Вот будет цирк. С тех пор Павел чаще стал появляться у нас дома, когда меня не было, и всё на пьяную голову. Очевидно, это его обычное состояние.  А иногда я заставал их вместе, когда  приходил на обед. Меня это не очень трогало. У меня было такое впечатление, что я им здорово мешал быть вместе, и появлялся совсем некстати. Как-то пришел с работы, а дома все в сборе, кроме меня; старшая дочь,  Паша,  и даже тёща. Сидят  мило по-семейному беседуют в зале. На меня никакого внимания. Тёща, любительница посидеть и посплетничать, и Павел сидели в креслах, супруга перед ними в горизонтальном положении лежала на диване по-свойски, по-семейному. С моим приходом на обед ничего не поменялось. Я почему-то рассчитывал, что Павел тут же засобирается на выход, тем более что моя верная  собака Жеси тоже проявляла недовольство незваным гостем, всем своим видом показывая, что пора и честь знать. Казалось, дай ей команду «фас» и она, не задумываясь, бросится на него. Зря я надеялся. Ну, да ладно, у них есть что обсуждать. Тёща тоже не возражала, чтобы они пообщались, так как была уверена, что они знакомы с детства, но она была не в курсе их настоящих тайных отношений. Она как бы успокаивала меня, говоря, что здесь плохого, пусть поговорят, они ведь с детства знакомы. На самом же деле впервые они познакомились, когда им было за двадцать лет, а познакомились в Рязяни, где он был курсантом военного училища, а она училась в это время на курсах бухгалтеров. Тогда престижно было для девчат водить «шашни» с военными курсантами. Ну, дурить свою мамашу сестры научились с малолетства. А та никогда и не сомневалась, разве дети могут врать родной матери.
 Время пролетало так стремительно, что наступила пора  снова  ехать на учебу. Врачи каждые пять лет обязаны пройти учебу на курсах повышения квалификации, без чего нельзя получить очередную категорию или сохранить прежнюю, да и лицензию на врачевание можно потерять. С этими лицензиями одни «непонятки» и никакой логики. Чтобы получить такую лицензию необходимо пройти хотя бы двухнедельные выездные курсы усовершенствования, а чтобы получить диплом врача необходимо как минимум семь лет упорной учебы. Выходит, диплом врача недостаточен для того, чтобы лечить больных. И кому такое в голову взбрело? Для меня такая командировка была отдушиной, как глоток свежего морского воздуха, страдающему бронхиальной астмой. Вот дурацкая система каждый раз подтверждать категорию и доказывать, что ты ещё не дурак, и в тридцать лет болезнью Альцгеймера пока не страдаешь. В таком случае было бы правильно проходить медкомиссию с беседой у психиатра, а не «квалификационную».  Было бы неудивительно, если б это касалось врачей частной практики и врачей пенсионного возраста, но очень удивительно, когда это касается врачей госсектора, тем более что в «кадрах» который год подобными вопросами уже не занимались. Где же элементарная логика? Если «категория» вопрос производственный, то почему им не занимается администрация хотя бы в том плане, чтобы обеспечить врача путёвкой на учебу, а вспоминает о ней, когда принимает специалиста на работу по своему усмотрению. Вот ещё одна лазейка для нечистоплотного чиновника. Выходит, кого-то можно взять на работу без дурацкой категории, а кому-то вежливо отказать, ссылаясь на отсутствие таковой. По-моему, с этими категориями и специализациями чиновники запутались вконец, а предложить ноу-хау в этом аспекте ничего не могут. Как ещё не додумались чиновники от образования и здравоохранения до того, что бы врачи через каждые пять-десять лет подтверждали диплом врача. Вот если бы кандидаты наук или заслуженные деятели культуры каждый раз подтверждали какой-то аттестационной комиссии свой статус? А врач в расцвете сил, что с каждым годом тупеет? А между тем мне пришла пора подавать на высшую категорию, для чего нужно пройти эти дурацкие курсы усовершенствования. Путёвку  на учёбу в Москву мне, естественно,  прислали по моему запросу, а не администрации. На «кадры», которые когда-то этим занимались, я уже не рассчитывал. Однажды они меня уже подвели под монастырь. Из-за них у меня уже была просрочена первая категория, и я автоматически лишился всякой категории. И таким образом оказался в этом плане, в плане профессиональности, на уровне интерна, которого сам должен обучать. Ну, не маразм ли это? Чтоб не повторилась такая же ситуация, надо было торопиться. Была зима 1992год. Кафедра рефлексотерапии московской медицинской академии после дипломного образования располагалась в общежитии для врачей на улице Поликарпова, а её учебная база находилась совсем недалеко в 19-м корпусе Боткинской больницы. Конечно, эту кафедру с аналогичной кафедрой и клиникой в Казани не сравнить. Лучше кафедры, чем в Казани, видеть мне не приходилась, и школа там серьёзная. Первое занятие меня просто шокировало. В группе из двенадцати человек, выясняется, что половина из них вовсе не врачи. Одна из дам внушительного габарита-товаровед, другой молодой человек-электрик или сантехник, третья-близкая к пенсиону, только что окончила курсы у какой-то «авантюристке» из Грузии Джуны, которая не имеет даже диплома врача, а иногда надевает военную форму чуть ли ни генерал-полковника, только непонятно какой службы и за какие такие заслуги, если на военной службе никогда не состояла и военных академий не заканчивала. И что за страна дураков? Один маразматик сам себе маршала присваивает непонятно за что, другой из тех же генеральскими погонами разбрасывается налево и направо кому ни попадя.  Если даже допустить, что у самой Джуны что-то с электрическими зарядами и магнитными колебаниями в руках и больше чем у остальных, то каким образом она эти способности может передать так называемым своим «ученикам», если с этим надо родиться. И потом неудивительно, чтоб у такой стервозной женщины с горячим грузинским темпераментом и было бы без аномалий, но штрихи мании величия с психопатией явно просматриваются. Это скажет любой психоневролог, зная её взрывной и неуживчивый характер. То она пыталась петь на уровне А. Пугачевой, чуть не соперничая с Примадонной и с её -то голосом, то подралась с ней, то она простатиты у мужиков лечит одним движением своей руки на уровне простаты. Вот так махнула рукой туда-сюда между ног мужика, вроде как муху согнала, и с простатитом покончено. Вот чудеса! Не проще ли придумать небольшой прибор с электромагнитными колебаниями и поставить лечение простаты на поток, не делая из этого большого секрета и пропагандисткого шоу. Глядишь, через год все мужчины страны после сорока избавились от болезни простаты и спали спокойно, вспоминая по ночам Джуну. Она, конечно, большая любительница поговорить на тему, как она лечила членов Политбюро и того же Л.Брежнева.  Может простатит и вылечила у Генсека, но аденому простаты так и не смогла, пришлось всё-таки Генсека оперировать. У меня в связи с эти большие сомнения, тем более что главный кремлёвский доктор, начальник 4-го главного управления Минздрава, академик Е.Чазов, и близко не подпускал «самозванку» к первым лицам государства, потому что он своей головой и партбилетом  отвечал перед ЦК. Да, говорят, был такой случай, когда председатель Госплана Байбаков рекомендовал А. Косыгину обратиться к некой Джуне, мол, она чудеса творит. На что Председатель Правительства СССР с подковыркой заметил Байбакову: «А что ж она тебя самого не вылечила». Всё это, конечно, несерьёзно! Правда, никто не рискнёт сказать, сколько в процентном отношении в результате такого мало изученного метода лечения простатит перерастёт в аденому, а аденома переродится в рак простаты. Может, овчинка выделки не стоит? В общем, эта Джуна из Грузии большая кудесница и только. По-моему, это не Джуна, а Джин, выпущенный из бутылки, неуправляемый  и напористый, а потому держаться её надо подальше. Я знал людей, у которых с электрическим током под 220 вольт чудеса происходили. Один мой хороший приятель богатырского сложения Алексей, неоднократно  ремонтировавший мне телевизор, совал пальцы в розетку и ковырялся голыми руками в проводке телевизора и хоть бы что, никакой реакции. Другой мужчина средних лет мог пальцами зажигать обычную лампочку. Вот это я понимаю, хотя объяснить невозможно. А одна мамаша привела ко мне на приём своего сыночка-школьника с особым магнитным полем, к которому приставили все железные кухонные предметы, и просила меня заняться этим феноменом. Вот это действительно удивительно и представляет интерес для медиков, хотя не является такой уж большой редкостью. Известная поэтесса Л.Рубальская также «притягивает» всякие кухонные штучки. Жаль, что я так и не занялся этим школьником. Может «кандидатскую» на нём написал. Но ничего подобного нет у Джуны. Вот что интересно. Ни одна ложка или вилка к ней так и не пристала. В чем же тогда её уникальность?  Одно время, задолго до неё, была такая Роза Кулешова, которая видела сквозь стены и через ковры. И все журналисты носились с этим феноменом «Кулешовой» несколько лет, пока не поняли, что имели дело с мошенницей и аферисткой. Кажется, закончила она свою деятельность в Кащенко. Но  Кулешова хоть никого не пыталась лечить.  Одним словом, «винегрет», и черт знает что с этой специализацией в рыночных условиях, всё с ног на голову перевёрнуто. Мы спросили в перерыве у ассистента Руденко, «на что это похоже?». Тот разводит руками и пожимает плечами. Плоды перестройки. В стране действительно шла политэкономическая перестройка. «Кто платит, тот и музыку заказывает»,- объясняет ассистент кафедры.
-Они и документы получат? -спросил кто-то из врачей в перерыве, когда остались одни врачи.
-Конечно. Они же деньги платят. Что же  касается самих документов, то они юридического статуса не имеют, и могут занять достойное почетное место в домашнем туалете, -спокойно говорит ассистент.
-Получается, кто кого надует?-не сдержался я.
-Выходит, что так. За их счет у нас повышается зарплата. Жить-то нужно. Вот такие пироги. Вы думаете, нам это нравится?-сетует  ассистент.
 «О тэмпорэ, о морэ!», о времена, о нравы!...  Тем не менее в такой компании мы занимались три недели. Последнюю четвёртую неделю нас врачей раскидали по другим корпусам и к другим ассистентам по два-три человека, не всё же нам соперничать с товароведами и учениками Джуны. Меня и ещё одного коллегу из Ростова передали молодому доценту Владимиру Ивановичу. Сначала  доцент, не зная, куда меня определить, привёл в какую-то учебную комнату другого соседнего корпуса, где занятия с курсантами  проводил его старший коллега по кафедре, которого я ещё помнил, когда лет десять назад был на специализации на этой же кафедре и он тогда был заведующим учебной частью этой кафедры. Затем оба доцента поспешно собрались куда-то уходить, и тот, к которому мы пришли с доцентом помоложе, попросил  меня продолжить вести занятия с курсантами и показать им приёмы мануальной терапии. Он так запросто мне это предложил, как будто хорошо меня знал до этого, хотя мне показалось, он что-то напутал и меня с кем-то перепутал.  Ни я, ни врачи курсанты, каждый по-своему, ничего не понимали, что происходит. Врачи-курсанты нисколько не усомнились в том, что я ассистент кафедры, и пришел временно подменить их преподавателя, а я, чтобы не подвести  обоих ушедших доцентов, как ни в чем не бывало, продолжил занятия так, как будто этим занимался лет десять. Не зря же я много лет преподавал в медучилище. Через полчаса за мной зашел Владимир Иванович, он же завуч на кафедре, и мы пошли уже в другой корпус,  в поликлинику, где он помогал вести приём больных тамошнему невропатологу и занимался аспирантами кафедры. Там я сразу обратил внимание на симпатичную  брюнетку с черными выразительными глазами, молоденькую аспирантку. Её звали Лолита. В неё можно  было влюбиться с первого взгляда, только, разумеется, не мне женатому. Такая яркая брюнетка по всей вероятности  родом из Казани, но оседлая москвичка. Не ускользнуло от меня и то, что доцент к ней не ровно дышит. Ничего удивительного. Мужчина он видный, молодой лет тридцати, высокий, приятный, перспективный, к тому же москвич, и, как мне показалось, порядочный, интеллигентный и, главное, не женат. Чем не жених для  пока что  незамужней Лолиты, тем более  что явно неравнодушен к ней, и глаза при этом «святятся» всякий раз при встрече с ней. В практическом плане учиться мне было здесь вроде как  нечему. И я сразу стал заниматься больными как у себя на работе, которых с каждым днём только прибавлялось. В основном больные приходили на мануальную терапию по привычке, и готовы, конечно, не все, платить по 36 долларов за сеанс. Это была у них своя такса, мне совсем не ясная. Это, безусловно, были большие деньги даже для Москвы, и их к этому приучили здесь. А что делать, если публика такая неприхотливая. Есть спрос, есть и предложения. И это основа рыночной торговли. С другой стороны, совсем неудивительно, это же знаменитая Боткинская больница, а не участковая больница в Павло-Посаде. Естественно, что денег с них я не брал, чем нарушал установившийся здешний регламент. Правда, мануальная терапия бесплатно нигде не проводится, но я ведь не у себя на работе, а в гостях на учебе. Мне намекали «местные», чтобы я не баловал пациентов; «Вы  уедите, а нам ещё работать». Но иначе я не мог, провинциальное воспитание и аппетиты у меня не те, что в столице. Ничего, недельку потерпят. Как-то мы вдвоём с Владимир Ивановичем стояли на лестничной площадке перед входом на свой этаж, покуривая,  травили анекдоты на медицинские темы. В это время по лестнице снизу поднималась не спеша, здоровается и проходит мимо нас черноглазая аспирантка Лолита с такими весёлыми глазами и лёгкой усмешкой на лице, видя в нас потенциальных давно созревших кавалеров. Мы демонстративно уступили ей дорогу как настоящие джентльмены, даже дверь угодливо перед ней распахнули нарочито вежливо, мол, мадам, мы к вашим услугам. Это сделал, конечно, я, как менее её знающий, в знак уважения. Так она располагала к себе, что мы повели себя как, помолодевшие лет на десять, школьники, готовые на легкомысленные поступки, только бы угодить даме сердца.
-Какая деваха!-сказал я, не сдержавшись, зная, как шеф к ней неравнодушен.
-Ей подавай только генерала, -пояснил доцент с отчаянием, который, наверняка, знал её лучше меня, и знал, о чем говорит.
 Из этой реплики я понял, что у них  не такие хорошие отношения, как можно было предположить. Но это ничего. У них ещё уйма времени, разберутся. Ей в аспирантуре ещё год учиться, будет ещё время её «завоевать» доценту. В предпоследний день моего пребывания на этой кафедре, Владимир Иванович абсолютно неожиданно для меня предложил мне занять вакансию ассистента на кафедре, чем меня здорово удивил и застал врасплох. Я почему-то раньше считал, что ассистентами  становятся после аспирантуры или ординатуры. Если б мне такое предложение было лет десять назад, я согласился не раздумывая. Теперь же моё время для таких дел упущено. Сады цветут один лишь раз в году и всякому плоду своё время.
-Спасибо, конечно, за предложение и доверие, Владимир Иванович,- сказал тогда я ему. - Надо быть реалистами. Вам всего тридцать, и вы доцент, мне уже за сорок, и всего лишь только начинающий ассистент.   Прикинем пять лет на «кандидатскую», восемь-десять на «докторскую», и что дальше? А я вам скажу. Дальше пенсия. Так что никакой обозримой перспективы. И какой из меня ученый муж? Так, в лучшем случае хороший завхоз на кафедре с ученой степенью. Так что овчинка выделки не стоит. Науку делают до тридцати лет, как и открытия. Согласитесь со мной. А я что, открою новую БАТ, биологическую активную точку, и преподнесу это как мировое открытие? Так их ещё не открытых сотни. Смешно и несерьёзно.
-Мы предлагаем далеко не каждому, поймите. Вы заслуженный человек. Кажется, президент чернобыльской организации у себя.
-Не Президент. Председатель правления союза «Чернобыль», -поправил его я.- Кстати, откуда вам это известно?
-Ну, всё равно. У вас большие организаторские способности, потом вы  выпускник  Первого Московского мединститута, я тоже оттуда. А сроки, о которых вы говорите, могут значительно сократиться. А то, что сразу не соглашаетесь и критически к этому подходите, ещё раз убеждает в правильности нашего выбора. Кстати, между прочим, через месяц-полтора думаем собрать небольшую группу и по существующей договорённости направить на стажировку в Англию. Подумайте.
В этот момент я так легкомысленно к этому отнёсся, что если бы он сообщил о стажировке в Америке, я бы согласился. А тут какая-то Англия, с вечными туманами и сыростью. Очевидно, я так сказал оттого, что  вообще ещё ничего не понимал, насколько серьёзно было это предложение. Мне всё-таки не надо было пороть горячку с ответом, а взять тайм-аут хотя бы на сутки, и на спокойную холодную голову всё обмозговать.  Вот только не с кем мне было это обмозговывать.  Я подумал, что у меня слабый тыл в смысле ненадёжной семьи. А каждый военный знает, что в военных баталиях наступать на противника без крепкого тыла не имеет смысла. У меня семейная жизнь неуклонно и бесповоротно шла к разводу. А развод супруга  сразу не даст. Её лично всё устраивало. Мне для развода нужны исключительные причины. И потом куда девать недавно купленные новенькие «Жигули» «шестёрку», что делать с гаражом, с квартирой?  В Москве приобрести нормальный кирпичный гараж просто невозможно, разве что за пределами города и то через несколько лет, когда от машины останется ржавая колымага. Даже «ракушку» поставить будет негде. Какой тогда смысл его иметь вместе с машиной. Автомобиль под окном за два года простоя превратится в ржавую груду металла, или в любой момент его угонят на запчасти. Стоит ли из-за него ночами не спать и караулить? Вырисовывается тупиковая ситуация. Кроме того, в ближайшие десять лет никто в Москве квартиру мне не даст, а скитаться по общежитиям и кормить клопов мне чертовски надоело. Не тот уже возраст. Если б я был образцовым отцом, а Наталия хорошей дочерью, я бы знал, что в это самое время, когда я был в Боткинской больнице, что недалеко от общежития для врачей по улице Поликарпова, в котором я проживал, на Хорошовском шоссе уже несколько лет снимает квартиру и учится в театральном институте при МХАТЕ моя дочь, всё могло быть по-другому.  На тот момент ничего этого я не знал. Письма я писал ей в Ефремов и то редко, а она их вообще не любила писать и не писала, особенно с тех пор как провалилась в «медицинском», и, как она полагала, по моей вине.
Всё когда - нибудь да заканчивается. В субботу был мой последний день на кафедре. Как обычно до двенадцати дня принимали больных. В двенадцать часов как необычно, а для меня совсем неожиданно, хозяева кабинета организовали чаепитие. В этот день с самого начала рабочего дня один мой больной из простых работяг всучил мне бутылку водки в виде презента, денег-то я не брал с них принципиально. Наверно в прошлый раз я ему здорово помог. Если б кто знал, как я этого терпеть не могу, но и больных обижать нехорошо, ведь презент от души. Чтоб никто не видел и не позориться самому, убрал бутылку с глаз подальше в свой дипломат, и тут же напрочь забыл про неё. Вообще-то хотелось от неё освободиться,  и даже куда-нибудь выбросить, в крайнем случае отдать соседу по общаге. За скромно накрытым столом жгучая брюнетка Лолита сидела рядом справа от меня, почти напротив шефа Владимира Ивановича. Оказывается, собрались и организовали такое чаепитие специально по случаю завершения моей учебы у них на кафедре, а инициатором мероприятия была аспирантка Лолила. Всё-таки молодец девушка. Может она на кафедре была  культоргом? Она первая, когда все уже сидели за накрытым столом в кабинете врача, встала и сказала несколько тёплых слов в мой адрес и подарила сигареты «Маrllбоrо», затем подняла кружку с чаем, представляя, что вино, и предложила выпить за моё здоровье. Мне было непонятно, почему собрались только из-за меня, если у коллеги из Ростова был тоже последний день на кафедре. Скорее всего, как мне казалось, потому, что аспирантка Лолита каким-то образом узнала, что у меня на днях будет день рождения, который я никогда не отмечаю. Хотя вряд ли, откуда ей знать. Но тогда почему никто по этому поводу не заикнулся, и сам я про это забыл. В общем, ничего не понимал. Похоже, это только мои домыслы. Скорее всего, чего я никак не ожидал, на кафедре ко мне относились просто с большей симпатией, как и я к ним. Остальные присоединились к её тосту. Я сразу не сообразил, но при упоминании виртуального бокала с вином вспомнил, что в дипломате у меня бутылка с водкой ждёт своего часа. «Вот бы её сейчас на стол вместо чая,- подумал я.- Но что подумает доцент, который вчера предлагал мне место ассистента на кафедре? Не примет ли меня за алкаша, у которого на каждый случай при себе бутылка в дипломате с самого утра? И как  у них  обстоит с «алкоголем» в рабочее время на рабочем месте? И  почему мне  об этом чаепитии не намекнули пораньше, я бы этой водке нашел лучшее применение, и никто не знал бы её происхождения. Жаль, что это был не коньяк. Тогда было бы совсем другое дело. Я бы  мигом сообразил вынуть бутылку из дипломата, и она была бы очень кстати». Мне казалось, что Лолита кокетничает и использует меня, чтобы  понаблюдать, как на всё это станет реагировать Владимир Иванович. Самое главное, станет ли ревновать? Я же не знаю, какие у них там шуры-муры между собой. Я абсолютно ни на что не реагировал, был равнодушен и прохладен как айсберг в океане. У них свои игры, у меня дома свои ещё круче, идущие к развалу семьи. Когда стали расходиться по домам, Лолита попросила меня сделать ей массаж. Отказать, конечно, я не мог. Мы вошли в кабинку для массажа, она по-свойски на правах хозяйки задвинула шторы. Потом спокойно разделась до пояса и прилегла на кушетку на живот спиной ко мне. Я  несколько раз до покраснения прошелся по её позвонкам стальным колючим валиком, потом руками прощупал все позвонки, задержался  на тех, которые беспокоили её и вызывали боли из-за функционального блока позвонков в грудном отделе. Подобные «блоки» в грудном отделе позвоночника приводят к дискомфорту и быстрой утомляемости к концу дня даже у молодых. Несколькими приёмами мануальной терапии я поставил позвонки  на место, и далее перешел на обычный массаж. Спина у неё «горела» и приобрела интенсивно розовую окраску как никогда, если только после парилки в бане. Когда массаж закончился, я попросил её встать, чтобы по привычке, как это положено, поправить заодно ещё шейные позвонки. Она встала передо мной всё в том же виде без лифчика, и уже стоя, а я, находясь позади неё, поправил ей шейные позвонки. В процессе мы оказались так близки, на что я никак не рассчитывал изначально, и очень похоже, что Лолита со своим темпераментом надеялась на что-то большее. Впрочем, если бы вместо индийского чая, была русская водка, а вместо лёгкой задвинутой шторы была дверь понадёжнее, это «большее» могло и произойти. Нам не хватало для первого раза чуть-чуть решительности, зато с излишком хватило совестливости. Несмотря на всё это, я ещё был уверен, что она меня решила просто разыграть. К тому же я не привык  брать то, что плохо лежит и мне не принадлежит, а тем более я не у себя дома. После всего этого Лолита как бы между прочим упомянула про Большой театр в том смысле, что если нужны билеты, то она поспособствует. Скорее всего, наверно она имела в виду, чтоб я пригласил её в «Большой». К моему стыду в Большом театре я никогда не был, и большого желания там оказаться у меня почему-то не было. Я сделал вид, что не понял, и всё только оттого, что у меня не было ни  времени, ни подходящего для таких случаев костюма,  да и билеты недёшево  стоили, учитывая, что я на правах студента и не у себя дома. О театрах, тем более о «Большом», о каких-то развлечениях, я же не думал, приезжая сюда на учебу. У меня до сих пор остался неприятный осадок после посещения театра Советской армии ещё в бытность  студентом, так и хотелось уйти, не досмотрев спектакль. Как бы между прочим она намекнула, что ей  можно написать на кафедру, хотя лучше для меня, если б она оставила домашний адрес или свой телефон. Так было бы надёжней. Напишет ли она мне, ещё большой вопрос, а я уж, наверняка, написал бы из-за симпатии к ней. Если это не розыгрыш и не во сне, то судьба представила мне,  неудачнику в амурных делах, уникальный  шанс разом решить все мои проблемы. По крайней мере два в одном флаконе; невероятный карьерный рост в Москве и невесту москвичку в придачу, удивительную Лолиту, которую  мог полюбить как в последний раз. И всё это в Москве. Ну, кому ещё так может подфартит в жизни? И тем не менее от всего этого я должен отказаться по принципиальным соображениям. Я же, как-никак женат, морального права не имею, а тут ещё доцент на неё глаз «положил». А я с детства не научился предавать друзей, в чем бы это не проявлялось. Как-то неудобно. Отбивать у друга подругу последнее дело. На такое способен только ненормальный и конченый негодяй, и «отморозок». Как поётся в известной песне: «Но случится, что он влюблён, и я на его пути. Уйду с дороги, таков закон. Третий должен уйти».
Уже совсем скоро Новый год. Может Всевышний решил мне компенсировать всё разом за моё не очень счастливое детство и неудачную мою не первый раз женитьбу и все неприятности с этим связанные? У Никиты Богословского есть замечательная песня из фильма «Разные судьбы»: «Почему ж  ты мне не встретилась, юная, нежная,  в те года мои далёкие. Почему же ты мне встретилась лишь сейчас». Значит, не судьба. Мне бы хорошо разобраться до конца со своими домашними делами, куда я и отправился в тот же вечер ночным поездом. Хоть Новый год и семейный праздник, но мне пришлось встречать его у своих знакомых в соседнем доме, хотя и там мне было некомфортно и одиноко. Все были против меня, и все для меня оказались вдруг чужими. Это выглядело как депрессия. Мне было абсолютно всё равно где, только не у себя дома, провести эти несколько часов наступившего Нового года. Я уходил из дома за полчаса до Нового года в момент, когда вся родня супруги сидела за столом, провожая старый год. Все молча, как в рот воды набрали, провожали меня холодным взглядом и гадали, куда я «намылился» на ночь глядя. Там у знакомых в соседнем доме мне было скучно и одиноко. Кроме молодой разведённой хозяйки с взрослым сыном, никого я не знал. Они были рады моему внезапному приходу, а больше тому, что я принёс с собой коньяк, коробку конфет и пару банок со шпротами. Впрочем, всё это хозяйка убрала подальше, а пить предложила водку под свои нехитрые закуски. После двух ночи все стали потихоньку расходиться. Я ушёл первым. Ночь оказалась чертовски холодной. Пока шел из соседнего дома к себе, немного продрог. Правильно говорят в народе, как встретишь Новый год, так и проведёшь весь год.  Значит, куковать мне в одиночестве весь последующий год. Значит, судьба нами правит, а  не мы судьбой.
 Как правило после специализации следует подтверждение существующей  категории  или повышение квалификационной категории, и совсем не автоматически. Так получилось и у меня в этот раз, но с большим опозданием. В апреле надо было ехать во Владимир на аттестацию на очередную  первую  категорию, предыдущая «первая» была потеряна из-за чиновников-болванов, у которых с каждым годом функции сокращаются, как и ответственность, а зарплата почему-то растёт. Назначено явиться в областной департамент здравоохранения на пятое апреля. Зима выдалась холодной и снежной, и до полного таяния снега ещё не скоро. В середине дня в начале апреля на дорогах снежная каша, на шоссе заторы. Как говорится, нелётная погода. К тому же совсем не хотелось мне вставать в шесть утра и топать через весь город на автовокзал и зависеть от автобуса, а вдруг ещё с билетами  проблема. Будет лучше и спокойней поехать во Владимир в этот раз на своей «шестёрке». Для полной уверенности, что утром не будет проблем,  на ночь аккумулятор поставил на «зарядку», мало ли что. И ночью спал, в общем-то, спокойно. Утром с хорошим настроем, придя в гараж, попытался завести двигатель, и ничего не получается, аккумулятор почти разряжен. Зимой я, практически, никуда не выезжаю и аккумулятор, естественно, немного «подсел», поэтому с учетом этого и решил подстраховаться, поставив на ночь аккумулятор на подзарядку. Что делать, ума не приложу? Пробую допотопным способом прокрутить заводной ручкой, тоже никак не заводится. Похоже, что в гаражах на ночь отключили рубильник на электрощитке, поэтому аккумулятор и не подзарядился как следует. В общем, потерял почти два часа впустую. Настроение уже совсем не то, что было с самого утра. Поехал на автовокзал, думал, что ещё успею, но мне сказали, что ближайший рейс на Владимир только в час дня, то есть через три часа. Это означало, что если я поеду этим рейсом, то приеду как раз под занавес работы аттестационной комиссии с большой  вероятностью никого не застать на месте. Немного огорчился, но не очень. Если не повезло с самого утра, считай, такая судьба. Не стоит из-за этого так «убиваться». Жалко, на работу не попал. Могут и за прогул посчитать.  Придётся на работе оправдываться; и во Владимир не съездил, и на работу не явился. Действительно странная ситуация. А теперь смысла нет появляться на работе, всё равно больных на приём не записали. Решил, пусть этот день станет для меня незапланированным отгулом. Черт с ним с этим Владимиром и с категорией.  В конце концов, могу я раз в году такое себе позволить. И почему за этой категорией нужно обязательно ехать в область, не лучше бы организовать выездные комиссии  на местах пару раз в году. Не надо было бы врачей снимать с приёма на целый день и  больные не пострадали бы. Отпустили врача на часик, и снова на приём. Кто же до этого додумается, если в той же квалификационной комиссии все о себе давно позаботились, и все с высшей категорией, и ни о чем другом и думать не хотят. И кто мне даст высшую категорию, если я думаю иначе и не являюсь завотделением. Торопиться мне уже некуда, и домой возвращаться не хотелось. Подчиняясь давней привычке не успокаиваться, пока не пойму в чем дело, когда что-то не получается сразу, ноги сами привели меня в гараж. На «железного коня» я не обижался, сам виноват. Дело ведь не в зеркале, а в том, кто в него смотрит. Так и быть, обойдусь без категории. Больные  в поисках хорошего врача  не спрашивают, какая у него категория. Скольких «лопухов» я знаю с высшей категорией, а больные к ним почему-то не идут, значит, дело не в категории. Если с мозгами не всё в порядке, никакая категория,  купленная за взятку или нет, не спасёт. Не дай бог уподобиться таким. Полон всяких мыслей в голове, я машинально спокойно не торопясь включил магнитолу, она на удивление играет. Затем безразлично машинально включил «дворники», «водообмывщики»,  «поворотники» и  «аварийку»-всё работает. Если всё работает и лампочки горят, то почему двигатель не заводится? Заводная ручка ещё спереди торчала, когда оставил её, торопясь на вокзал. Хотел вынуть и отложить её куда подальше с глаз моих, но что-то в последний момент толкнуло меня напоследок ещё раз залихватски крутануть её как заправский водило, чтоб душу, наконец, отвести. Терять-то мне больше  было нечего, и торопиться некуда. Двигатель на моё удивление завёлся. Я бегом, не теряя ни секунды, нажал правой ногой на газ, чтоб мотор не заглох. Посмотрел на часы. Меня вдруг самого «завело». Время двенадцатый час. Прикинул мозгами, ехать не ехать. Всё равно день пропал, поеду. Чем я рискую? Хоть проедусь за городом по трассе, мотор прогрею и аккумулятор подзаряжу, а может, повезёт и успею. И вот я уже за рулём, и полон надежд. Проезжаю пост ГАИ при выезде из города. А дорога отвратительная как и предполагал. Ехать надо  быстро, но крайне осторожно. Так и делаю. То и дело встречный транспорт на скорости с шумом заляпывает мне лобовое стекло снежной грязной массой, такое впечатление, что прямо в лицо, даже глаза прикрываю инстинктивно. Всё время в напряжении, не до музыки в салоне, она только расхолаживает. А мне надо сконцентрироваться и быть повнимательней в дороге. Наконец приезжаю на Фрунзенскую улицу в областную психиатрическую больницу. Поднимаюсь в красный уголок, он же конференц-зал  больницы, куда надо было прибыть. Там дверь открыта, но почему-то пусто, уже никого. Похоже, что опоздал. Я не падаю духом и крепко не выражаюсь, как хотелось бы. Я же вроде как понарошку приехал, и сам виноват. На больничном дворе пытаюсь спросить  у первых встречных людей в белых халатах, в чем дело и не в курсе ли. Наконец кто-то из сведущих медиков подсказывает мне, что комиссия заседает в десятом отделении. Нахожу десятое отделение, пройдя дальше по территории больницы, и вхожу в помещение. Там в коридоре ещё два врача в ожидании своей участи, все незнакомые мне молодые женщины.  Видать, самые, что ни на есть, последние... Слава богу, успел. Интересуются коллеги, откуда я, и как моя фамилия.
-Доронин, из Мурома, -представился я дамам.
-А вас тут уже спрашивали, -говорят они в унисон.
 Оказывается, меня вызывали уже не один раз. Ждать долго не пришлось. Буквально через пару минут выходит молодая женщина из кабинета, где заседает комиссия, и снова спрашивают меня. Тут я и подвернулся.
-Доктор Доронин ещё не подошёл?
-Я здесь,-отзываюсь я.
-Где вы ходите, коллега? Вас уже приглашают не первый раз,- раздраженно говорит она.
-Извините, только что подъехал,- оправдываюсь я.- А потом как настоящий джентльмен я уступаю коллегам.
-Они местные, торопиться им некуда,-сказала женщина из комиссии.
-В таком случае я весь в вашем распоряжении,- изрёк я, пытаясь сохранить самообладание и выдержку,
 входя в большой просторный кабинет. Присаживаюсь на свободный стул на лобном месте. За длинным столом сидят человек десять, по виду все очень уставшие. Ещё бы, целый день просидеть. Председательствует главврач психбольницы, пожилой, солидный, полный, медлительный, седовласый  мужчина. С ним лично я не был знаком, но не раз видел его на заседании общества невропатологов и психиатров в конференц-зале в роли председательствующего. Присматриваюсь к остальным. Среди них узнаю областного невропатолога А. Лазарева, он ближе ко мне, и главного невропатолога  города  Владимира  Сёмина. Солидная публика. Сам ещё не пришел  в себя после такого марафона. Вопросов было немного, и мне показались они примитивными, разве что для начинающих врачей. Очевидно, они уже закруглялись и торопились, и было им не до меня. Я их понимал и сочувствовал им. Тут же при мне выставили «пятёрку» и присвоили первую категорию. Мне было понятно их настроение, сидеть несколько часов и задавать одни и те же дурацкие вопросы очень скучно. Поскольку они так легко вынесли свой вердикт по отношению ко мне и, как мне показалось, незаслуженно, мне пришла идея немного позабавить этих уставших от тривиальных стандартных ответов докторов, и продемонстрировать им  то, что не сможет ни один невропатолог с высшей категорией по всей области. Я-то знаю их подготовку не понаслышке, взять того же Лазарева или Мишу Белого, преемника Лазарева на этом посту, с которым мы одно время в общаге готовились к экзамену. А потому  предложил уважаемой комиссии, что «сейчас, если вы, конечно, не возражаете, в вашем присутствии я с закрытыми глазами, не задавая ни одного вопроса, «осмотрю» руками больного, сидящего перед вами, поставлю ему диагноз и, возможно, если он не будет против, помогу устранить его недуг». Члены комиссии, особенно невропатологи, несмотря на явную усталость, оживились, немного встряхнулись и не возражали. «Что за фокус он нам покажет, и чем может удивить?»,- подумало большинство из них, и в первую очередь седовласый председательствующий, главный психиатр области Игорь Петрович. Поскольку рядом в коридоре больных не оказалось, добровольцем вызвалась женщина бальзаковского возраста из числа сидящих за столом квалификационной комиссии. Она вышла на «лобное» место, села на стул перед всеми, а мне повязали тёмную повязку на глаза. Сначала я, не задавая никаких вопросов, поверхностно пропальпировал лицевую часть головы смелой и отчаянной женщине бальзаковского возраста, затем  перешел на височную, теменную, затылочную и шейно-плечевую область. Самыми  чувствительными и уязвимыми из всего оказались шейные позвонки. Это чувствовалось по защитной рефлекторной реакции условно «больной», что соответствовало второй степени болезненности. На уровне второго шейного позвонка в результате  подвывиха по Ковачу у нашей «больной» сформировался функциональный блок с синдромом  нижне-косой мышцы головы справа с умеренным болевым синдромом. Самым нетерпимым  местом  при пальпации  явилась  точка позвоночной артерии справа, где совсем рядом располагается малый затылочный нерв, которая являлась генератором частых головных болей у моей подопечной, в чем я нисколько не сомневался. Но мы же договорились ни о чем не спрашивать. С  её согласия, двумя приёмами мануальной терапии была произведена деблокировка позвонков, и женщина в награду за смелость и риск  сразу отметила тепло и ясность в голове, раскрепощение и комфорт в шейно-грудном отделе позвоночника. Объём движений в этом месте восстановлен до нормы, чего давно не было. Она с удовольствием и с лёгкостью продемонстрировало перед коллегами раскрепощенные повороты головы в обе стороны. Объём был полным как десять лет назад, ещё не такой уж далёкой молодости.  Женщина призналась после сеанса, что часто страдает головными болями, и что ни один врач не только не мог помочь, но не мог выявить причину таких болей. Разве это не чудо? На самом деле эту больную можно было вылечить за пару визитов к знающему хорошему врачу, не имевшему даже первой категории. Вопрос только в том, где такого доктора найти, хотя невропатологов с высшей категорией в одном Владимире больше, чем достаточно. Интересно, за какие такие особые заслуги им присвоена высшая категория, если они ничего, практически, не умеют, кроме как выписать больному рецепт. Приблизительно таким образом, как я только что осматривал женщину, выпускники медицинских институтов в Китае сдают экзамены на зрелость. Они приглашают случайного совершенно незнакомого больного прямо с улицы и предлагают выпускнику, будущему врачу,  разобраться с ним, поставить диагноз, не задавая ему ни одного вопроса. Ему разрешается нюхать, щупать, смотреть, слушать, не открывая рта. Чтобы достичь такого уровня в диагностике шести лет учебы как у нас явно недостаточно. Поэтому в Китае, чтобы разрешить доктору заниматься частной практикой, нужно учиться лет пятнадцать-двадцать и с очень раннего возраста. И конкурс у них по сто человек на место, не то что у нас  по три-пять человек и то в столице. Вот таких врачей нам не хватает, да и саму методику госэкзаменов не мешало бы в корне изменить. Глядишь, и никчемных врачей в стране поубавилось наполовину. А как от этого выиграли бы больные?! Да разве можно сравнивать китайских врачей с «нашими», особенно из периферии? У них уже порох был, и знали, как его использовать, а мы только с рогатками бегали в это время. Если следовать логике и быть справедливым, то всем выпускникам медицинских институтов в Китае, не в пример нашим выпускникам, нужно присваивать сразу высшую категорию и пожизненно, а не так, как у нас через каждые пять лет её подтверждать. Но это никому не нужно в нашей стране. Хоть один министр здравоохранения задумывался над этим после октябрьской революции, а потом и капиталистической перестройки? А мы даже направляем наших представителей высшей школы в слаборазвитые африканские страны помочь им в организации учебного процесса в медицинских колледжах и институтах. Чему мы можем научить? Нам бы самим стоило, куда бы съездить поучиться. Вспоминаю, как мне этой первой категории недоставало, чтобы устроиться на работу в студенческую поликлинику в столице нашей Родине Москве. Теперь она мне и даром не нужна вместе с тем молодым карьеристом и бестолковым номенклатурным главврачом. Категория ума не прибавляет, а лишь тешит тщеславие, которое нужно строго дозировать. Это совсем не распространяется на артистов, без этого у них никак, но для врачей обязательно, присяга и клятва Гиппократа обязывает.
По-прежнему я занимаюсь студентами и веду у них практику. Жизнь продолжается. Жду удобного момента, чтобы развестись с женой, надоела она  хуже горькой редьки. Это первейшая для меня задача. Прошло более двух лет, как от чумки  по вине обалдуев из ветлечебницы умерла Динка. Как говорят специалисты, можно снова обзавестись четвероногим другом, выдержав такой срок карантина. Что ни говори, а собака друг человека, чего нельзя сказать о занудной супруге, напоминающую кобру в положении «стойки», которая вечно шипит и готова в любой момент ужалить. А у меня,  по существу, друзей-то и не было. Супруга купила белую болонку на рынке, которая оказалась совсем не той породы, за которую выдавали и продали. Облапошили её как деревенскую простушку. Позже я приобрёл через клуб собаководов породистого щенка от немецкой овчарки с родословной. Когда увидел щенка впервые рядом с мамашей в доме у хозяина, то мне он показался неказистым, жалким и пугливым. Всё прятался от меня, пришедшего на смотрины, за огромную уверенную и надёжную мамашу, которая еще не понимала, что возможно через каких-нибудь пять-десять минут она больше никогда не увидит своего последнего дорогого и  любимого щенка. Всех остальных разобрали ещё неделю назад. Мамаша выглядела такой здоровенной и грозной, что не приведи господь встретиться с ней на улице в узком месте да в тёмное время суток, да так и лишишься чего-то важного из области анатомии. А щенок выглядел жалким, пугливым, маленьким живым существом. Впрочем, все щенки, как и дети в таком возрасте, схожи в этом плане. Может поэтому я и согласился его взять, жалко стало. Пока немецкую овчарку-мамашу супруга хозяина вывела во двор прогулять, я отнёс щенка, трясущегося от страха, в свою машину, и не знал, куда его положить: то ли оставить на коленях, то ли ещё куда деть. Если оставить его рядом с собой на кресле пассажира, он упадёт и испугается. Щенок и так напуган. Пришлось оставить его под ногами, там точно никуда он не денется. Но он от страха и от меня подальше залез под мои ноги рядом с педалями и здорово мешал мне управлять автомобилем. Представляю, что в это время творилось с мамашей щенка, которую специально увели во двор в момент «похищения» последнего щенка. Наверно мать, придя с прогулки, долго искала своё дитя, ведь он был у неё последним. Щенка в соответствии с родословной назвали Джесикой. Не допуская ошибок прошлого и имея горький опыт в собаководстве, я сделал сам вовремя все необходимые прививки. Уже через три месяца неказистый щенок превратился в настоящую немецкую овчарку, как в сказке о гадком утёнке. Жесика быстро признала во мне единственного хозяина в нашей семье. По выходным мы ходили с ней в школу при клубе собаководов и любителей. Уже через месяц там же получили свою первую медаль на выставке собак. Получилось так, что на той выставке Жесика встретилась со своей роднёй по общему выводку; братиком и сестрой. Кажется, они признали это родство взаимно по общему для них запаху и очень быстро подружились, как будто и не расставались никогда. Собака, хоть и щенок, ко мне никого не подпускала, даже «домашних». Ужасно злилась, когда кто-то меня возьмёт за руку или рядом присядет. Это говорило о том, что она выбрала хозяина и намерена в будущем его защищать даже ценой своей жизни. Когда все были на работе и дома никого не было, оба щенка, «болонка» и Джесика,  как и положено детворе, балагурили, как того им хотелось, не думая о последствиях. Соревновались между собой, кто побольше попортит хозяйских вещей в доме. Оставленная на кровати книга, быстро лишалась своей обложки, оставленные не в положенном месте туфли, могли тут же потерять первоначальный товарный вид и стать непригодными для дальнейшей эксплуатации. Что уж говорить про обои и входную деревянную дверь. Инициатором таких безобразий была, конечно, «болонка» на правах хозяйки. Мала, а такая проказница.  Она ведь раньше поселилась в этом доме, вот и права качает и тон задаёт. Когда я приходил с работы, они прятались в большой комнате под одним развёрнутым широким диваном в зоне недосягаемости моей вытянутой руки, и с трепетом ждали, когда их накажут.  Вину свою они понимали, иначе бы не прятались. Уводили свой невинный взгляд в противоположную сторону, когда я показывал им испорченную книгу или туфлю. Я их хорошо понимал. Наверно, тоже самое вытворял и я, когда был ребёнком несмышленым и меня оставляли одного без присмотра. Все проходят  через детство, поэтому особенно их не ругал. Что с них взять, если только уповал на их собачью совесть. Жалко, конечно, попорченных вещей, к тому же не моих. Правда, это мне не сходило с рук. За всё приходилось мне платить, иначе жди скандала в семье. Испорченные книги приходилось относить в типографию на реставрацию, туфли старшей дочери- покупать, обои доклеивать, прогрызенные двери ремонтировать. Что поделать, такой возраст. Забот они мне, конечно, прибавляли, но и польза была. Они, сами того не понимая, приучали безалаберных домочадцев к порядку, и не разбрасывать свои вещи по всей квартире где попало. Зато повседневное общение с Жесикой с лихвой компенсировало все другие затраты материального плана. Ещё вопрос, кто кого выводил выгуливать, я её или она меня. Динка в отличие от Жесики была моложе и еще невоспитанной. Когда я приходил на перерыв или после работы, она хвостом помашет, вроде как поздоровается, и тут же бегом во двор знакомиться с соседями по разуму, так что домой не загонишь. Жесика совсем другое дело, пока от радости моего возвращения не прыгнет и не достанет своей мордой моего носа, и еще пару минут не побудет со мной, во двор не убежит, а если сбежит, да только со мной. Однажды зимой в воскресенье мы с ней отправились в гараж за картошкой. Был конец февраля, и зима оказалась  такой заснеженной, что снега было ещё полно, что называется выше крыши. А у некоторых гаражей напротив моего снега накопилось действительно выше крыши в буквальном смысле. В тот чудный редкий день зимы было безветренно и выглядывало первое почти весеннее солнышко, что определённо сказывалось на моём хорошем настроении. Резвилась и собака, радуясь солнышку. Предчувствие скорой весны для неё впервые. Я открыл гараж, и мы вошли вместе. Мне нужно было спуститься в подвал  за картошкой и морковью. На мне был полушубок и ондатровая шапка второго сезона. Когда спускался вниз, чтоб наверняка не испачкаться в подвале, я снял полушубок и шапку и оставил всё на видном месте рядом с автомобилем. Жесика забеспокоилась, когда я полез вниз по лестнице. Она не понимала, что делать ей; оставаться наверху или  спрыгивать за мной вниз по крутой лестнице. В собачьей школе её этому не учили. Мои команды «фу» на неё не очень-то действовали. Я так и думал, что она вот-вот прыгнет за мной, поэтому торопился с этой картошкой, так что через пару минут уже был на поверхности. Собака была рядом. Первым делом  мне хотелось одеться и надеть на голову шапку, чтоб дело не дошло до озноба после подвала. К моему немалому удивлению шапки на месте не оказалось. Я не спеша прошелся по всему гаражу, но её нигде не было. Не мог же я в зиму выйти без шапки. Уже даже засомневался, а в шапке ли я вообще приходил. Моя ондатровая шапка как в воду канула. За то время, когда я пришел в гараж и спускался в подвал, из посторонних или соседей по гаражу никого не было, да и овчарка вряд ли кого подпустила ближе, чем на десять метров без громкого лая. Стал спрашивать Жесику, не видала ли мою шапку? Та только морду воротит  от меня, мол, ничего не понимает. Я вышел из гаража осмотреться. Может она, играясь с шапкой, как с пушистым зверьком, вынесла её, и где-нибудь шапка валяется на снегу. Однако ничего нигде похожего не было. У крайнего гаража, что напротив  моего, снега было навалом так много, что по нему легко можно было подняться на крышу других гаражей. Таким образом, я очутился  на крышах десяток соседских гаражей. Может там собака спрятала шапку. Для неё взобраться на крышу гаража, когда снега выше крыши, пустяковое дело. Опять ничего не нашел. Мираж и только,  шапка- невидимка. В конце  концов всё это мне надоело и мы отправились домой без неё. Хорошо, что таким загадочным способом не пропал полушубок. Хоть это ещё меня успокаивало. Однако объяснений этому феномену, кроме собаки, которая, наверняка, имела к этому отношение, я не находил. Другой шапки, увы, у меня не было, а до окончания зимних холодов ещё как минимум полтора месяца. В общем,  так и проходил я без головного убора почти до середины апреля, когда, придя в гараж уже без собаки, чтобы зачистить подход к гаражу от снега и льда, случайно заметил, в расположенной неподалёку от моего гаража в наполовину растаявшей снежной горке, тёмный предмет. Меня раздирало любопытство, что это такое могло быть тёмно-рыжее на белом фоне. В прошлый приход такого не замечал. До самой последней секунды, до самого последнего своего шага к этой куче  снега, я не мог предполагать, что это была моя пропавшая ондатровая шапка, которую играючи спрятала Жесика. Но морального удовлетворения я не ощутил, увидев пропавшую шапку. К следующему сезону с шапкой пришлось окончательно расстаться всё равно, так как её товарный вид претерпел серьёзные изменения. В общем, должен признаться, с собаками, пока они не повзрослеют, одни материальные убытки, и не только предусмотренные семейным бюджетом. Как-то летним  тёплым вечером  часов в десять, вывел я собаку прогулять перед сном, да и мне самому полезно развеяться. Было уже довольно темно, только из окон домов просвечивало, и во дворе, кроме нас, никого, ни одной живой души. Поэтому Жеси была без намордника, да и от поводка я её освободил, пусть хоть пять минут побегает, где ей хочется, зная, что далеко от меня она не отойдёт и в другой двор не убежит. Тут откуда ни возьмись из темноты появились два «мента» в офицерской форме, будто в засаде чего-то сидели и ждали; один капитан, другой ещё салага-лейтенант. Может на двоих «разливали» от скуки, завернув во двор. Смотрю, идут неторопливо ко мне. Им бы пройти мимо меня с собакой, всё же не какая-то трусливая дворняга. В породе собак они уж должны разбираться, если в милицию подались и при погонах офицерских разгуливают. Так нет, по-видимому, пьяным и море по колено. Более неотложных и более важных дел у них не нашлось, как прицепиться к, спокойно гулявшей и никому не мешавшей, воспитанной родословной собаке, к тому же ещё щенку. Собака друг человека, по природе своей призванная защищать своего хозяина даже ценой своей жизни. Об этом знают даже недоношенные дети. Видя, что ко мне подходят два мужика, и в темноте трудно различить кто такие даже для меня, овчарка предупреждает своим лаем, и тем самым пытается не допустить приближения посторонних к своему хозяину. Ну а то, что собака чувствует алкоголь за десятки метров, так и проба Раппопорта не нужна. Запах алкоголя от человека у собак вызывает раздражение и злобу. Такое поведение заложено природой любой сторожевой собаки и тем более овчарки. Вместо того, чтобы сказать о собаке пару хороших достойных слов, как о настоящем друге и защитнице хозяина, они, «долбанные» стражи порядка при исполнении, будучи подшофе, с неоконченным средним образованием и не имея начального культурного и психологического воспитания, которое они так и не успели получить в своём колхозе «Заветы Ильича», стали предъявлять претензии; почему собака без намордника и без поводка, и почему лает в столь поздний час, нарушая общественный порядок. Это какими же надо быть дебилами и обалдуями,  напрочь лишенными юмора, чтобы задавать  такие глупые вопросы. С каким таким образованием, и с каким деревенским воспитанием они ходят в офицерских погонах? Это же катастрофа для государства, если у нас вся милиция состоит из таких тугодумов и недотёп, которым свойственно иметь уплощенные извилины в своём головном мозге с явным дефицитом серого вещества. Неужели в милицию и таких «отмороженных» берут на службу? Теперь становится понятно, почему в народе нашу милицию «мусоргой» зовут. Таким нельзя доверить даже должность свинопаса, свиньи разбегутся по чужим огородам как у «непутёвого» Ивана Бровкина.  Я пытаюсь объяснить этим «двоим» при исполнении непонятно каких обязанностей в лёгком опьянении, что «собаки тем и отличаются от кошек, что лают, к тому же это ещё щенок, которому нет и года. Если бы не подошли так близко ко мне,  она бы не обратила на вас даже внимания, а других людей, кроме вас, здесь и близко нет. Все нормальные граждане давно спят или книжки читают. Так что никакого общественного порядка никто не нарушает, если, конечно, обществом считать вас двоих.  А если ещё нет жалоб со стороны жильцов этого дома, то есть общественности, о которой вы упомянули, то вам и делать здесь нечего. Когда надо той самой общественности в лице конкретных людей, вас днём с огнём не найдёшь и не дозовёшься. Если под обществом вы имеете в виду себя, то это другое дело. Только почему вас двое, а не трое. Неужели в городе с преступностью так хорошо, что милиции ничего не остаётся как бегать за кошками и собаками». В связи с этим мне вспомнился старый добрый, веселящий анекдот про милицию. Раньше вместо автомобилей у них были мотоциклы с коляской и, соответственно, ездили всегда втроём, что вызывало недоумение у народа и ассоциировалось с тем, как хорошо они «соображают на троих» во время своих героических рейдов по поиску преступников. С этим никто и не спорил. Оказывается, причина несколько  в другом, как поясняли знающие люди; один  из них умеет читать, другой умеет писать, а  третьему в приятном обществе приятно время провести, сидя в коляске. То, что в нашей «доблестной» милиции немало раздолбаев, я знал и раньше. Другие  бы поумнее на их месте поняли, как о «ментах» нехорошо отзываются в народе, представителем которого я являюсь, и может без особых извинений распрощались со мной с пожеланиями спокойной ночи, как это, наверняка, сделали бы американские полицейские, но только не эти приспособленцы, которые приучились из всего извлекать выгоду, пользуясь служебным положением в корыстных целях. Эти менты припугнули меня протоколом, административным нарушением, надеясь, что я попытаюсь с ними договориться. Не на того напали. Правда, протокол всё же составили, и по решению административной комиссии пришлось заплатить немалую сумму за собаку-щенка, которая могла напугать разве что кошку. Не стал  им говорить, что я врач и председатель  союза «Чернобыль», к тому же бывший кандидат в депутаты горсовета. Слишком много чести для них, чтоб перед какими-то ментами унижаться . А если б сказал, их как ветром унесло бы, да ещё  с извинениями, что «накладочка», мол, получилась. Что меня поражало в нашей народной милиции? Где они необходимы по ситуации, их не дозовёшься, там, где им делать нечего, они тут как тут. А любимой их песней на удивление и курам на смех является; «Наша служба и опасна, и трудна. И на первый взгляд как будто не видна». За свою долгую жизнь мне лично приходилось звонить по «О2» в двух случаях, когда в моём подъезде дрались подвыпившие подростки-хулиганы с повреждением общественного имущества; разбивали плафоны, выбивали двери жильцов, рвались в чужие квартиры, выкрикивали угрозы. Наряд милиции так и не приехал, и записи в свой журнал о моём вызове так и не было сделано. Посоветовали мне же с дерущимися пацанами  разобраться самому, у них, видите ли, с бензином напряженка. А как возить своих жён на работу а потом с работы, а девок на служебной машине отвозить за город и устраивать пьянки в служебное время на природе, проблем с горючим у них  нет. На все случаи и ответ найдётся; «сидели в засаде».  В другом случае в ночное время надо было вызвать милицию, так как очень подозрительно и настойчиво два подозрительных мужика, недавно освободившиеся после отсидки, это было написано на их поганых бандитских рожах и видно через дверной «глазок», в течение десяти минут названивали в дверь, не представляясь,  но не стал этого делать. Наверняка в «дежурке» менты были пьяными или спали. Разве они поедут? Короче, надеяться на эту милицию никак нельзя. Кому она служит за деньги налогоплательщиков, тоже непонятно. Спрашивается, на кой черт  мне, как и другому из народа, такая милиция, которой я, как налогоплательщик, ещё и зарплату из своего кармана гарантирую побольше моей, которая не защищает меня, а только мешает спокойно жить. Совсем оборзели и обожрались эти «менты». Получается, что я должен выполнять их работу за мои же деньги. Если дошло до того, что офицеры по вечерам бегают за кошками и собаками, значит, треть офицерского состава следует уволить за ненадобностью, нечего паразитировать за счет народа. В таком случае можно даже сказать, что это раковая опухоль на здоровом теле государства. Ну, а как лечить такую опухоль, «хирурги» знают. Что им  мои обращения, если десятый год не могут найти убийцу мэра города Петра Каурова, которого я неплохо знал. А ведь на его могиле во время похорон милицейское начальство обещало и клялось найти убийцу, мол, «честь мундира» довести всё до конца. Куда там! Сменилось только милицейское начальство, да вывеску сменили. То была милиция, теперь-полиция. И стоило менять шило на мыло, если, чтобы заменить «ми» на «по», потребовались огромные народные деньги.  Хорошо устроились бывшие ребята из ПТУ, надев погоны. Неужели этим людям в погонах не объясняют за счет чего и кого они существуют? И такое безобразие на каждом шагу сплошь и рядом, а совсем не так, как в той же песне про милицию, если даже «где-то и порой» случается промахи. Выходит, не только на первый взгляд эта служба не видна, как в той песне поётся, но и на второй, и на третий взгляд. Может во времена  пролетарского поэта В. Маяковского  «моя милиция меня бережет» так и было? Куда всё это подевалось за годы советской власти? Спросить не у кого. Что уж  говорить о гаишниках. Вор на воре сидит. На посту стоит и деньги вымогает, на станции техосмотра без взятки не обходится. Они что, зарплату не получают? А может они её и за зарплату-то не считают?  Может эту милицию давно пора разогнать и создать новую структуру типа полиции на европейский манер с особым подбором кадров, с привлечением аппарата детектора лжи? Боюсь, что в этой структуре всё так далеко зашло, что никакая перестройка, никакие реформы  и никакой детектор не поможет. Совсем  неудивительно, что в структуре МВД самая большая текучесть кадров. Причем оперативности, с которой увольняют, а точнее, избавляются от «оборотней» в погонах и других нерадивых сотрудников, можно только позавидовать. Не успели в средствах массовой информации сообщить об очередном «оборотне», как, оказывается, он уже уволен, и все вопросы к нему, а МВД здесь ни при чем. Спрашивается, а кто его принимал на службу, а кто ему присваивал очередные звания, и наконец, а где же служба собственной безопасности была? И таких вопросов можно задать ещё немало.  На днях соседи по подъезду человек десять написали жалобу на шумных «новых» русских бизнесменов, которые кувалдой выбивали несущие стены для объединения двух своих квартир сразу на двух этажах в одном подъезде. Стены в панельном доме тряслись в течение двух недель. С этой письменной жалобой только с третьего раза застали на месте участкового при Косе в то время, если верить расписанию, когда он должен вести приём граждан всего два часа в неделю. Первый раз, когда жители дома пришли с заявлением, участкового уполномоченного Комарова не было на месте по непонятным причинам, второй раз не застали, так как они на рабочем месте организовали пьянку и надёжно позакрывались от посетителей на все замки, а в третий раз, когда удалось их застать на рабочем месте, то вообще отказались принять коллективную жалобу, не находя достаточных признаков нарушений общественного порядка, причем находились два «мента» в это время подшофе. А что этому участковому, находящемуся постоянно подшофе, старшему лейтенанту Комарову, неведомо, когда подъезды разрушаются и погибают люди после того, как какой-то «придурок» из бизнеса снёс у себя несущую стену без ведома архитектурного надзора. Ему что в этой школе милиции не объяснили, что лучше предупредить преступление, чем потом тщетно пытаться его раскрыть.  Можно только удивляться из кого состоит наша в прошлом народная милиция. И это уже после широко разрекламированной реформы в системе МВД и переименованием милиции в полицию. Что же выходит на поверку? Вывеску сменили, зарплату существенно подняли, а кадры всё те же, а отдачи никакой. Как в комедии «Волга-Волга» весь пар ушел на  громкий гудок, а пароход с места не сдвинулся, не хватило пара. Вот тебе и реформа, провозглашённая и широко разрекламированная министром внутренних дел. Его, разумеется, за такую «показуху» по-тихому освободили от непосильного труда и назначили в советники. И какой из такого «советник», если он всю «ментовку» развалил.  Хорошо, что к ним прикрепили общественный совет из уважаемых в стране людей. Может, станут меньше шалить. У нас что в стране денег некуда девать, кроме  как такую милицию содержать, которая наполовину из шушеры состоит? Которая быстро усвоила, что она власть, но совсем позабыла, что она народная, и служить призвана народу, а не собственному благополучию и вышестоящему милицейскому чиновнику. Так лучше бы медикам зарплату повысили в два раза, больниц больше построили, если мы думаем о здоровье нации. Зато какой-то сержант гаишник или заурядный участковый ездит на службу на собственной «иномарке». Я, капитан запаса, человек с высшим образованием, уважаемый и известный врач в городе, за тридцать лет работы не могу такого себе позволить. И куда только смотрит служба собственной безопасности и прокуратура, и откуда у них такие средства, чтобы покупать дорогие автомобили и строить коттеджи? Неужели всё это за счет зарплаты от налогоплательщиков? Возникают много законных  и простых вопросов, но нет прямых и простых ответов.
 К своим четвероногим  друзьям мы привыкаем быстро, как и они к нам. Однажды летним утром, когда Жесике было полгода, перед уходом на работу вывел её прогулять. Только вышли из подъезда, собака вырвалась чуть вперёд, и тут же была сбита велосипедистом, который мчался мимо подъездов дома, не сбавляя скорости. Было наивно предполагать, что где-то поблизости мог оказаться сотрудник милиции. Да и знак «кирпич» нигде рядом не висел. А это есть работа участкового милиционера. Они же призваны смотреть за «порядком», а не за «беспорядком». А жильцы большого многоквартирного дома ни разу не видели во дворе своего «участкового», и не знают даже, как он выглядит. Молодой человек, мчавшийся на велосипеде, вынужден  был остановиться, а Жесику от сильного удара отбросило в сторону. Я не знал к кому  раньше подойти. К велосипедисту, чтоб дать по дурной башке, или к собаке, которая явно была в шоковом состоянии от полученного удара и нуждалась в помощи. Она залаяла как-то необычно, неопределённо, безадресно и без умысла. Скорее лай походил на стон, и направилась она бессмысленно, не отдавая отчет, в противоположную сторону к зелёному кустарнику во дворе. Я подошел к этому раздолбаю с великом. Если б у меня в руках оказалось что-то тяжелое, наверняка в тот момент под горячую голову и руку,  выбил ему если не зубы, то все спицы в колёсах его велосипеда. Он пытался неуклюже извиняться.
 -Ты, дебил, чучело гороховое, - сгоряча сказал я ему. -Ты что тут разъездился? Где ты видишь проезжую часть дороги? Здесь дети гуляют. А если бы ребёнка сбил? Нужны мне твои извинения. Ты собаку покалечил. Она стоит больше трёх твоих велосипедов. Если с ней что случится, тебе не поздоровится. А если ещё раз здесь появишься на велосипеде, останешься без него. Пошел вон.
-Извиняюсь, не рассчитал, -виновато стал говорить он.
-Нужны мне твои дурацкие извинения,-не успокаивался я.
 Надо же, с самого утра настроение испортил идиот. Весь на нервах я пошел по направлению к кустарникам искать собаку. Осмотрел всё в кустах, но её там не оказалось. В соседнем дворе, куда я заглянул, тоже её не было. В состоянии шока собаки ничего не соображают и могут запросто попасть под машину. Так нигде Жесику я и не нашел. С плохими мыслями я отправился на работу. На работе только о ней и думал. Ждал, когда наступит перерыв на обед. Была какая-то надежда, что приду домой в перерыв, а она уже покорно ждёт меня у подъезда. Но мои надежды,увы, не оправдались, когда я специально в перерыв появился, у подъезда дома её не оказалось. Если за такое время собака не появилась, значит, дела плохи. Не исключалось, что она попала под машину. Дома никого не было, кроме «болонки», которой не с кем было порезвиться. Разве она могла знать, что с Жесикой случилось несчастье, и жива ли она сейчас. Аппетита у меня, естественно, никакого. Попил чайку и снова направился на работу. Я ведь только из-за неё пришёл, а не чаю попить. Настроение у меня хуже некуда. Вышел из подъезда, остановился нарочно у двери и чуть-чуть задержался в надежде «а вдруг». И вдруг вижу с противоположной стороны, откуда и предположить было невозможно, мчится на всех «парусах» мне навстречу моя любимая собака Жеси. Я не удержался и кинулся ей навстречу. Разве можно было устоять на месте от такой, казалось, безнадёжно утраченной радости увидеть её ещё раз. Она, как и раньше, подпрыгнула как дельфин  в цирковом дельфинарии, и с такой же точностью достала своей мордой моё лицо. Я взял её на руки от счастья. Что может быть лучшим для братьев наших меньших, чем настоящая дружба с нами. Я снова вернулся в квартиру,  но уже с собакой. Покормил  и напоил её, и спокойно с лёгкой душой ушел на работу, оставив её с «болонкой». С некоторых пор, помня ужасную смерть  первой моей собаки Динки, Жесику кормил сам, никому не доверял. Следил за тем, чтобы никто  из «домочадцев» нарочно или без злого умысла не давал ей куриных трубчатых костей, и неоднократно об этом всех предупреждал. Я мог ещё контролировать в этом плане свою собаку, но уследить за тем, чем кормят маленькую «болонку», не мог. А ей разрешалось всё, и всякие костяшки она оставляла овчарке как деликатес. Жесику я всегда брал с собой на фазенду иногда на целые сутки. Что может быть лучше для подвижной здоровой собаки, чем ощущение полной свободы и слияние с природой. В другой раз приезжал с ней в лес в Ковардицы на машине и отправлялись за грибами куда-нибудь подальше вглубь леса. Она была моим  верным телохранителем и надёжным другом. Я мог спокойно выйти с ней на улицу в два часа ночи и быть уверенным, что ни одному из подозрительных и сомнительных личностей, любителей ночных приключений, и в голову не придёт подойти ко мне поближе и «попросить» у меня для предлога «закурить». Но однажды в возрасте полутора лет Жесика вдруг приболела. С каждым днём ей становилось всё хуже. Ветеринары как всегда не могли поставить правильный диагноз, хотя даже начинающий врач, при наличии подобной симптоматики у человека, предположил бы непроходимость кишечника. Уже который день собака не притрагивается к еде и не пьёт воду. Приходиться воду вливать шприцем между зубами, иначе наступит обезвоживание. Скорее всего, овчарка отобрала куриную трубчатую кость у «болонки» и один из её фрагментов застрял в стенке кишечника. Нужно было сделать рентген кишечника и провести не такую уж сложную операцию, и собака продолжала бы ещё долго жить. Но эти оболтусы-пэтэушники из «ветеринарки», с недостающими извилинами и дефицитом серых  клеток в них, куда я обратился, ничего не предприняли и не определи диагноз, приняв такое состояние собаки за простуду. Жаль, что у меня не было необходимых условий и возможностей сделать такую операцию самому в домашних условиях. Единственный выход в таких случаях усыпить собаку и прекратить её мучения. В этот раз ветеринарам даже эту процедуру я не доверил. К тому времени я уже имел горький опыт и знал, что это такое и как, и чем это делают. Решил сделать это сам. Надо же после этого похоронить её по-нормальному, как подобает хорошего друга, а не так, как в прошлый раз оставил Динку в сарае ветлечебницы, отчего до сих пор корю себя, что не увёз её с собой и не придал земле. В тот день я работал во вторую смену. С утра, когда дома никого не было, а маленькая белая как снег «болонка» мужской особи спряталась под диваном в другой комнате, я взял шприц с очень длинной иглой, набрал в него нужное  лекарство, подошел к неподвижно лежавшей, медленно угасавшей овчарке, не глядя ей в глаза, попрощался, и быстро произвёл усыпительный укол в область сердца. Наблюдать эту ужасную сцену я не мог, сразу ушел в гараж за машиной. Несмотря на холодный конец ноября и устоявшийся снег, «шестёрка» на удивление завелась неожиданно быстро без всяких проблем. Когда я вошел в свою маленькую комнату, в которой делал этот ужасный «прощальный»  укол, Жесика лежала у самой двери на животе с аккуратно вытянутыми передними лапами вперёд. На них покоилась голова собаки. Глаза были открытыми. Дыхание полностью отсутствовало. Признаков жизни уже не было. Она, наконец, обрела вечный покой. Я едва сдерживал слёзы. Провёл ладонью по её голове сверху вниз и закрыл ей глаза. Взял её на руки, обернул в простыню и вынес к подъезду. Я никак не думал, что она так отяжелела. Затем аккуратно уложил на санки и подвёз к машине, стоявшей от дома неподалёку. Потом снова взял её на руки и перенёс в багажник, после чего медленно поехал к гаражам. За гаражами, где мы часто с ней когда-то гуляли, на высоком холме с видом на Оку и похоронил Жесику. Так, во второй раз потерял лучшего четвероногого друга на тот момент. И всё по вине туповатой супруги и этих ветеринаров-живодёров. Даже без вскрытия было ясно, что причиной кишечной непроходимости, конечно, явилась куриная трубчатая кость. По какой причине и чьих рук это дело, у меня сомнений не вызывало. Это и без того лишь и усилило мою ненависть к супруге.
Со старшей дочерью мы общались очень редко. Писал ей, как и всегда, два письма в год; по случаю её дня рождения и к Новому году. С письмом отправлял немного денег чисто символически, рассчитывая, что и они не дойдут по назначению, зная «слабость» некоторых работников почты проверять содержимое писем. Дочь вообще не любила писать и не писала. Так что я был в полном неведении, чем она занимается и как живёт. Только иногда и она поздравляла меня с днём рождения по телефону. Я знал, что дочь в Ефремове с матерью, а чем там занимается, не имел понятий. Почти через год после моего возвращения из Москвы после учебы она позвонила и поздравила меня с днём рождения. Слышимость была необычно хорошей, что от удивления я даже спросил её, откуда она звонит. Наталия ответила, что звонит из Москвы. На мой вопрос, что ты там делаешь, она поведала, что учится в театральном институте при МХАТЕ и снимает квартиру, чем, конечно, меня  сильно удивила. Было приятно, что, наконец, она как-то определилась в жизни и проявила большую самостоятельность, ни на кого не надеясь. Возникал только вопрос, откуда у неё деньги на квартиру, и как ей в этом плане помочь.
 К лету 1994году у меня накопились чернобыльские общественные дела, которые надо решать в Москве. С этой целью за счет очередного отпуска на неделю я отправился в столицу. Где в Москве Хорошевское шоссе, не имел представлений, а метро «Беговая» уже знакомо. По этому адресу дочь снимала квартиру в одной из высоток. Думаю, что в её положении и при статусе студентки, жильё можно было найти и поскромнее. Например, пожить в общаге



как когда-то я или подыскать комнату на двоих-троих девчат. И весело,  не скучно и значительно дешевле. Чем раньше поймёшь  простую истину, что жить нужно по средствам, тем легче  придётся в жизни в дальнейшем. И вообще надо быть скромнее во всём,  не выпендриваться в ущерб своему материальному положению и здоровью. Многие актёры и деятели шоу-бизнеса, прибывающие «покорить Москву», на первых порах «снимают» комнатушку в коммуналке на три-пять человек, иногда спят на полу, чтоб экономить и не работать по десять часов в сутки только на жильё. И некоторые из них становятся популярными, и даже народными артистами или звёздами шоу-бизнеса. Особенно полно таких «понаехавших» в столицу из соседней Украины. Благо, что «соседи», говорят по-русски, и внешне ничем не отличаются, а потому и принимают их за «своих», не видя никакой разницы. А тут какая-то студентка-вечерница, считай, в хоромах живёт и одна без материальной поддержки со стороны, выпрашивая последние деньги у больной матери. Это такая  бесхозяйственность, что ни в какие ворота не укладывается. Это чему можно учиться в МХАТЕ, если не понимать простых житейских  вещей на выживание.  Выяснилось в первый же день, что она уже задолжала за два месяца за квартиру, непонятно ещё, чем ещё питается. В холодильнике пусто как в степях Украины или Оренбуржья до освоения целины. Я понимал, что на украинский борщ мне рассчитывать явно не приходилось. Конечно, помог ей, и не только морально. Она рассчиталась с долгами, и на первое время на еду хватит, но о рачительности всё же ей напомнил, что в этом плане она нисколько не отличается от матери, которая всегда жила одним днём. Уже через час, деньги, которые я ей дал, она обменяла на евро. Я впервые увидел одной купюрой 500 евро. Очевидно, за квартиру ей надо платит в волюте, потому спешно и обменяла. Что значит жить не по средствам и не по уму.  Тем более что жила без меня с малых лет, так и не научилась, проживая с мамашей, быть рачительной и хозяйственной. Коренные москвичи люди избалованные, неплохо устроились, работать не хотят. Живут припеваючи, сдавая в аренду свои квартиры, то и дело безбожно и беззастенчиво повышая цены, а сами живут у родственников или на даче.
 Находясь на «Беговой», я вспомнил, что совсем недалеко находится Боткинская больница и кафедра медицинской академии после дипломного образования. Совсем недавно мне предлагали работу на кафедре в этой самой академии в качестве ассистента. Если б тогда я знал, что моя дочь в то время жила и снимала квартиру на Хорошевском шоссе, что совсем рядом с моим общежитием по улице Поликарпова, то ни секунды не колебался бы в своём выборе. Давно бы стал не только москвичом, но и быть может доцентом, и, скорее всего, не таким «тупым доцентом», как тот из репертуара М. Жванецкого. Что теперь об этом вспоминать. Прошло время упущенных возможностей. По поручению  председателя областного  союза «Чернобыль» я поехал на Большую Ордынку в посольство Израиля с некоторыми подготовленными документами с просьбой об оказании израильской стороной финансовой помощи общественной организации союз «Чернобыль» Владимирской области. Благотворительная миссия, которую на меня возложили, мне самому не нравилась, и не только потому, что заранее был уверен в её провале. Просто по жизни не привык унижаться и клянчить. А тут «от имени и по поручению», а не от себя лично. Меня удивляло то легкомыслие председателя областного Союза Чайковского, в прошлом политработника в армии, с которым он надеялся на благотворительную помощь общественной организации со стороны иностранного государства. Ничего в этой жизни просто так не делается. За всё нужно платить. Правильно говорят: «бесплатным бывает только сыр в мышеловке». Он, в прошлом политработник и, конечно, коммунист, думал, что на волне перестройки и демократии в стране всё дозволено. Всё это выглядело несерьёзно. Я бы никогда до такого не унизился, если б не общественное поручение областной организации и не вопросы элементарной дисциплины. Несмотря на мои предварительные разговоры по телефону с сотрудником посольства, документы мои, которые я передал через охрану посольства, к ним, скорее всего, так и не попали, и самое странное, что меня там же не задержали при выходе соответствующие компетентные органы. В те смутные перестроечные времена, когда экономику перемалывали дурацкие ваучеры А. Чубайса и надеяться было не на что и не на кого, общественные организации выживали как могли, надеясь даже на некоторые иностранные государства вроде Израиля. Следующее поручение касалось межведомственной комиссии по «ликвидаторам», которая находилась в институте радиационной медицине на улице Профсоюзной. Если б мне дали точный адрес этого института, я бы изначально правильно сориентировался и быстро его отыскал. Но получилось так, что доехав до метро «Профсоюзная», как об этом мне сказали не очень сведущие люди из ВТЭК, мне пришлось топать пешком по Профсоюзной улице ещё одну станцию метро и затратить на это дурацкое путешествие полтора часа в самое пекло, когда солнце стояло над головой в зените. Это удел провинциала, не знавшего большого города. Ладно, если б не напрасно и во имя благого дела. Надев на себя дурацкие бахилы, навязанные вахтерами в белых халатах и ими же продаваемыми, я поднялся на лифте на седьмой этаж, где обычно заседает  интересовавшая меня комиссия, как тут же на выходе из лифта, не пройдя и двух метров, мне объясняют, что вся комиссия в полном составе ушла в отпуск до сентября месяца. Выходит, зря я  сюда явился. А что такое объявление нельзя было разместить на первом этаже,  на посту  этих вахтеров, которые торгуют бахилами? Мало того что сотрудники института не в курсе местных новостей и не владеют полезной для посетителей информацией, так они ещё незаконно торгуют этими бахилами. Если они собрались поддерживать чистоту в своём заведении, в своём доме, то будьте любезны за свой счет, а не за счет больных и посетителей. Может тогда каждому посетителю, по их логике, приносить с собой швабру с тряпкой и убирать за собой каждый раз? Меня удивила некомпетентность врача на том же седьмом этаже, которая объясняла ситуацию с этой загадочной комиссией. Когда я пытался объяснить, что я из Мурома, и куда мне лучше обратиться по этому вопросу, она порекомендовала обратиться в Ленинград, поскольку  Мурманская область относится к нему. Я вынужден был спросить, какое отношение имеет Мурманская область к Владимирской, где находится мой город. Она так ничего и не поняла. Наверно раньше ничего о Муроме не слыхивала. Не иметь представлений о географии страны и путать Мурманск на севере станы с Муромом Владимирской области и родиной Ильи Муромца? Куда я попал? Никто ничего не знает. Для чего внизу сидят две тупые вахтерши, торгующие бахилами, которые даже не знали, что такая-то комиссия в полном составе ушла в отпуск. Неужели никто не мог предупредить вахтёров, чтоб людей зря не гоняли на седьмой этаж. Зачем людей зря гонять по этажам, да ещё при условии, что без сменной обуви, то есть без бахил, туда нельзя, а их нужно купить. Выходит, полдня у меня прошли впустую. Можно представить, как они здесь работают, если в таких организационных вопросах порядка  нет. Кругом бардак. И это столица.  И зачем наш городской ВТЭК направил меня в этот институт радиологии, создав там межведомственную комиссию для ликвидаторов. Интересно, какая у них задача? Всячески препятствовать «ликвидаторам» в получении группы инвалидности или всё же способствовать? Неужели чиновники- раздолбаи от Минздрава не могли решить этот вопрос по-другому, по-человечески, не в ущерб здоровью «чернобыльцев», поручив эту функцию хотя бы областному ВТЭК. Не все же «ликвидаторы» по состоянию здоровья могут доехать до этой межведомственной комиссии, и откуда им знать, когда у этой искусственно созданной бюрократической комиссии от минздрава очередные отпуска. Может они на это и рассчитывали, создавая такую комиссию? К чему тогда  эти коммунистические лозунги; «Всё во имя человека, всё на благо человека».  К сожалению, в жизни получается так, что «ликвидаторы» в молодом возрасте умирают от болезней, связанных с пребыванием в Чернобыле, а группы не имели даже по общему заболеванию. Вот вам и экономия. Нашли на ком экономить. В армии эта проблема решается гораздо проще без всяких препон через окружные госпитали. А на гражданке этот вопрос не решён до сих пор, несмотря на то, что все «ликвидаторы» влились в МЧС, а то были как бы «беспризорными». Как отправить «ликвидаторов» в зону «отчуждения» Чернобыля в момент авария и после, начальников было много. А решать их социальные проблемы по возвращении из командировки, оказывается, некому. Ну не государство, а какой-то бардак. Я так устал, что мне уже ничего не хотелось, никакой инвалидности, скорее бы выехать из Москвы. Что-то она, белокаменная, стала для меня в тягость. А первые мои намерения были немного отдохнуть в Москве хотя бы недельку. Тут ещё дочь спросила да не один раз, взял ли я уже билет обратно, да в такой форме, или мне показалось, что оставаться здесь больше не хотелось ни одного часа. Куда угодно, только не оставаться в этой квартире на пятнадцатом этаже. Никак не ожидал от неё. Конечно, я понимал, что она одна, не замужем, ей надо устраивать свою личную жизнь, а я торчу здесь целыми днями. Вспомнил, что в одной из гостиниц, что рядом с ВДНХ, работает, чуть ли не директором гостиницы, моя давняя знакомая по Мурому, дальняя родственница моего приятеля Владимира. В настоящий момент она поселила в своей гостинице молодую семейную пару родственников этого Владимира из Мурома, и живут они в ней, практически, бесплатно больше года. Вот мне бы хотя бы на неделю туда устроиться, чтоб ни от кого не зависеть, пусть даже за символическую плату. Ей это особого труда не составит при наших прежних отношениях. Интересно, как она сейчас выглядит, помнит ли меня, и может она устроить  на несколько дней меня в свою гостиницу? С такими  мыслями я отправился  на ВДНХ втайне от дочери. Конечно, я мог спокойно перекантоваться у дальних родственников на улице Сталеваров, но к ним добираться далековато и как-то неудобно с бухты-барахты, ни свет ни заря, вдруг появиться. На ВДНХ оказалось немало гостиниц, можно сказать, на каждом шагу, но нужную отыскал без особого труда. Поднимаюсь по широкой лестнице с ковровой дорожкой на второй этаж, а дорогу мне преграждает вахтёр-амбал из «деревенских», скорее всего, из Мытищ. Спрашиваю  у него, где мне найти Марину Васильевну?
-А вы, кто ей будете? -спросил он, не давая пройти мне наверх, став передо мной как шлагбаум.
-Так,  друг детства, - ответил я, что первое пришло в голову.
«Буду ещё перед каким-то вахтёром объясняться»,- подумал я.
-Марина Васильевна от вас недалеко по коридору с кем-то разговаривает, -подсказал охранник.- Можете пройти.
В коридоре в метрах десяти в общих очертаниях в лучах солнца я увидел  двух людей, стоявших лицом к лицу напротив, занятых разговорами. Солнечный свет из торцового окна засвечивал мне глаза и видимость была неважная.




Так что, чем ближе я подходил к ней, на которую мне показал вахтёр, тем больше удивлялся и сомневался она ли это, моя давняя знакомая. Это была совсем не та блондинка Марина на велосипеде в городском парке Мурома, где мы с ней когда-то распивали бутылочное пиво. Под ней сейчас не то что велик, а  «Запорожец» прогнётся. Передо мной стояла «коробочка»  килограмм на сто двадцать. Я даже обратился к ней по имени и отчеству, всё ещё не узнавая её прежнюю блондинку с короткой стрижкой Машу-муромлянку. А может, это вовсе не она, и охранник перепутал её с похожей по комплекции с какой-то «командировочной» мадам. Надо же так измениться? Встретил бы на улице, никогда бы и не узнал.  Скорее всего,  и меня она признала не сразу, всё-таки не виделись много лет. Только в её кабинете мы стали говорить на общие темы прошлого с воспоминаниями, когда она не была ещё замужем. Теперь Марина, теперешняя Марина Васильевна, давно замужем за деканом горного института. Говорили мы недолго, минут пять, так как я не признал в ней «вчерашнюю» пышную блондинку Машу. Это была совсем иная тётя Маша из Уралмаша. Так она и не услышала  от меня, с какой просьбой я хотел к ней обратиться, кроме, как передав привет от её родственника из Мурома Владимира, чья дочь с мужем  в  это время проживали в этой гостинице. Все мои желания вдруг пропали. Лучше б я её и не видел, одно сплошное разочарование. Боже, как женщины меняются с годами и после замужества. Мне так не хотелось возвращаться  «домой» к дочери, что я спонтанно на ходу принял решение  сразу с метро  ВДНХ отправиться на станцию «Комсомольская» к площади трёх вокзалов. Я всегда раньше брал билет в Муром в предварительной кассе  Ярославского вокзала. Там людей всегда много, но в этом кассовом зале, после капитального ремонта вокзала, на редкость, в этот раз было не очень людно. Я пристроился в очередь из десяти человек и рассчитывал через полчаса уже освободиться. Однако прошло минут десять, а очередь почти не двигалась.  У окошка кассы оказался какой-то инвалид из «деревенских», и очередь словно заклинило. За мной пристроилась очень приятная, броская, интересная девушка лет тридцати, яркая блондинка, одетая вся в белом. Отличалась она от остальных свежим шоколадным недельной давности Ялтинским загаром. Её свежий загар и белая, облегавшая её женские формы, юбка контрастировали, и выглядела сама сексуально. По её уверенному поведению легко предположить, что она здесь не редкая гость, и что вокзалы для неё привычные места. Подошли ещё двое, и стали  в очередь уже  за ней. В зале было душно  и стоять в очереди совсем не хотелось, да и уезжать, честно говоря, из Москвы не очень-то хотелось, к тому же и очередь, практически, не двигалась, или очень медленно шла, что одно и то же, когда плохое настроение и ты в глубоком раздумье, и нет четкого плана на ближайшие часы. Появилась даже мысль уйти без билета. Но что делать, раз ситуация изменилась и я вынужден буду уехать. Придётся стоять. Вдруг я услышал, как на весь зал закричала откуда-то женщина. Я повернулся на голос. Она кричала так, что нельзя было не услышать и не отреагировать. В метрах пяти от меня у стены стояла женщина средних лет и удерживала с трудом девушку, чтоб та не упала, и просила о помощи. Со стороны не трудно было понять, что у девушки был приступ похожий на эпилепсию. В народе называют её «падучей» болезнью. А чем можно помочь в таком случае?  Поэтому никто и не подходил, а может даже боялись. Я особо не колебался в том плане подойти к ним или нет, тем более что очередь не двигалась, но прежде предупредил девушку с южным загаром, что, как медик, должен на минутку отлучиться и разобраться в чем там дело. Я подошел к ним, жалким и беспомощным. Это была мамаша с дочерью. Она продолжала кричать; «помогите, хоть кто-нибудь». Я сказал, что я врач и это по моей части, и кричать не нужно. Посоветовал ей вместе довести дочь вглубь зала, положить её на скамейку, и там уже спокойно разобраться, пока не подъедет «скорая», которую уже кто-то вызвал. Отличить обморок от эпилепсии в данном случае было не очень просто. Когда больную девушку положили на банкетку, она ещё ничего не соображала и говорить не могла. Поэтому мне больше пришлось говорить с мамашей. Выяснилось, что такой приступ у девушки не первый раз,  и тогда тоже бывало летом. Пока я беседовал с перепуганной мамашей, больную, конечно, осматривал, насколько это было возможно. Я обратил внимание на бледные кожные покровы, на частый пульс низкого наполнения, на  низкое давление, которое было существенно ниже  нормы. Думаю, что больше тянет на обморок. В таких случаях больной необходим свежий воздух и покой в горизонтальном состоянии. Порекомендовал девушке, когда она пришла в сознание, и мамаше, которая окончательно успокоилась в присутствии врача, по приезде к себе домой, не затягивая, обязательно проконсультироваться у хорошего невропатолога и сделать рентгеновские снимки черепа, так как такой судорожный синдром на пустом месте не бывает. Пока мы разговаривали, девушка совсем пришла в норму, и появилась улыбка на её уже совсем другом юном лице. Они поблагодарили меня за сочувствие и оказанную помощь, и я, с чувством исполненного профессионального долга, занял своё место в очереди, которая не очень-то и продвинулась за это время. Девушка блондинка в белой юбке с шоколадно-бронзовым загаром недельной давности  с добрым взглядом в мою сторону не удержалась и сказала:
-Вы, наверно, доктор? И неплохой, как мне кажется. Благородная у вас профессия. Вы так здорово смотрелись со стороны, не суетились, не паниковали, как многие в подобных ситуациях.
-Благородная  и очень беспокойная, -согласился я.
-Вы наверно и человек неплохой,- сделала она комплемент в мой адрес.
-Вам показалось,-пытался я возразить.- Вы, часом, не психолог?
- Не все же кинулись помогать,- парировало она.
-Это ещё ничего не значит. Врачебный долг,-безразлично спокойно ответил я.
- Не скажите. Врач хороший как специалист, не может быть плохим как человек. Не помню, кто это сказал, но я абсолютно с этим согласна.
-С этим можно поспорить. Приду домой запишу то, что вы сказали. Может пригодиться, когда придёт время писать мемуары.
Тут подошла её очередь, и она отвлеклась, прервав наш спонтанный разговор, прильнув к окошку кассы. «Скорой помощи» за всё это время так и не дождались. С вокзала, уже с билетом на руках и с большой неохотой в душе, я возвращался к дочери на «Беговую». С ней я почти не разговаривал, не было никакого настроения с ней общаться. Меня забавляли две её собачонки породы ёркшинских терьеров пятилетнего возраста, с которыми не соскучишься, отвлекут и измотают в два счета своими навязанными играми. На следующий день вечерним «скорым» из Москвы я уехал домой в Муром с тяжелым чувством обиды на свою когда-то любимую дочь. Да и домой, откровенно говоря, возвращаться не хотелось. Я же был в отпуске. Все мои планы немного отдохнуть в столице провалились.
 Когда мы учились на старших курсах и «грызли» гранит науки, с трудом подбираясь к её вершинам, наши профессора и преподаватели не раз напоминали нам, что через каких-нибудь десять-пятнадцать лет нам предстоит взять судьбу здравоохранения и медицинской науки в свои руки. Тогда мы к этому относились легкомысленно и не придавали никакого смысла и значения, мол, и без нас будет кому всем этим руководить, так как выглядело это, как очень далёкое и абстрактное, да и говорилось, как нам тогда казалось, ради красного словца. Нам бы только дипломы получить, а что там дальше...  Дальше мы не заглядывали, хотя Б. Альперовичу, А. Гамалея, С. Дземешкевичу пророчили большое будущее в науке, а мне быть большим начальником в здравоохранении, так как с первого курса ходил в «начальниках». Тем не менее каждый первокурсник знал гимн своего института наизусть. В нём есть такие слова; «В медицине всюду будут первыми, Первого МОЛМИ выпускники». К сожалению, после окончания Альма-Матер, мы никогда не встречались с однокурсниками и однокашниками. По крайней мере мне, выехавшему из  Москвы, об этом ничего неизвестно. Будь я в столице, да на правах бывшего пропагандиста и профсоюзного деятеля, такие встречи, наверняка,  могли состояться и через десять, и через двадцать лет. В таких делах должен быть заводило. А так все новости об однокурсниках приходилось узнавать из теленовостей. Первым засветился на экране телевизора кандидат медицинских наук Боря Альперович в качестве консультанта в телепрограмме Ю. Белянчиковой «Здоровье». Всё такой же, те же манеры логического размышления вслух, только заметно прибавил в весе. Это естественно. Он от природы был склонен к полноте, а тут ещё сменился образ жизни, да и питание уже не студенческое, ну и залысины вышли наперёд. После окончания института  не прошло и пяти лет, а он уже кандидат наук. Это потом, ещё через пять лет, Борис  станет профессором фармакологии. А тогда в институте? С ним у нас были бесконечные дискуссии и сплошные «вечера вопросов и ответов». После пятого курса в Ворошиловских лагерях Боря Альперович оказался  в моём взводе, и я помню ужасные потёртости на его ногах от неправильно намотанных портянок и солдатских кирзовых сапог, полученных на марш-броске на учениях. Потом сообщения ТАСС  о полёте врача Олега Атькова в космос. Он хоть и не был в нашей знаменитой 29 группе, но учился на нашем потоке, где все знали хорошо друг друга, тем более  что жили мы с ним в одном общежитии и в Измайлово на первых курсах, и на Пироговке на старших курсах. На предварительном распределении нас человек десять отобрали кадры Четвёртого Главного управления МЗ СССР в ординатуру к академику Евгению Чазову, бессменному на протяжении многих лет начальнику этого управления. Через эту ординатуру двумя годами раньше таким же манером прошел Ренат Акчурин, позднее оперировавший Президента Б. Ельцина. В пятёрке лучших кардиохирургов страны  оказался Сергей Дземишкевич из нашей группы, в институте он был председателем НСО. Сергей был студентом-отличником, отличался скромностью как человек, и был надёжным компанейским товарищем в быту. Впоследствии он, как ни странно, стал академиком и директором Центра сердечно-сосудистой хирургии им. академика Б. Петровского. Я уже не говорю про А. Гамалея, которому по природе от рождения суждено  пойти по стопам своего знаменитого деда. А кто не знает директора Бакулевского центра, академика Лео Бокерия, окончившего Первый медицинский шестью годами раньше нас. Нельзя не вспомнить в этой связи и А. Арканова и Г. Горина, или  первого врача космонавта Б. Егорова,  телеведущего и путешественника Юрия Сенкевича, и многих других. Первый медицинский институт оказался первым, переименовавшим себя в  медицинскую Академию. Так что куда ни глянь, выпускники этого знаменитого института действительно первые во всём; что в стройотрядах, что в КВН, что в науке.
 Обстановка в самой семье у меня была по-прежнему напряженной и без всяких перспектив на улучшение.  На работе всё в обычном режиме. Как-то на приём пришла фармацевт из аптеки ЦРБ, женщина в зрелом возрасте. Все её родственники врачи; и дети, и муж и сноха. Я её давно знал по ЦРБ, как только приехал впервые в Муром. Тогда она всё удивлялась, что я всегда выписывал какие-то новые никому неизвестные другим врачам лекарства, и приходилось ей отыскивать их в специальном справочнике Машковского и убеждаться, что такие лекарства действительно существуют. Она, Мария Николаевна, жаловалась на постоянные головокружения, иногда головные боли, быструю утомляемость. Окружавшие её медики, относили это за счет возраста. Болела давно и как многие медики к врачам обращаться не любила, но, видать, в этот раз прижало основательно. Врачи, признаюсь, не очень доверяют «надуманным» жалобам заболевших медиков, и осмотр их всегда поверхностный, так и думают, что медики народ чересчур мнительный, и много выдумывают про свои «болячки». Не сомневаюсь, что перед тем, как придти ко мне, она ни один раз была у завневрологическим отделением Антонины Васильевны, поскольку они работают в одном корпусе ЦРБ и давно хорошо знакомы, а кроме того, они одного возраста. Я не был исключением, и тоже как-то прохладно к ней отнесся в смысле осмотра. Но чтоб долго с ней не возиться, как медика решил направить её на госпитализацию в нервное отделение, надеясь, что там есть кому разобраться с ней, да и возможности там другие, чем у меня в поликлинике. В направлении я написал диагноз среднепотолочный; шейный остеохондроз, синдром позвоночной артерии, вестибулопатия, неврастенический синдром. Две или три недели её лечили и обследовали, и с тем же моим предварительным сомнительным диагнозом больную выписали без всякого улучшения, хотя про «позвоночную артерии» в диагнозе не упоминалось. Видимо, на тот период врачи стационара не знали, что это такое. Однако на следующий день после выписки больная снова обратилась ко мне, скорее всего, жила поблизости от МСЧ, а может, считала меня неплохим специалистом, к которому стоило обратиться, тем более что в стационаре к ней как-то прохладно по-свойски несерьёзно отнеслись. А главное, с чем пришла, с тем и ушла без всяких улучшений. Когда она рассказала, что ей не стало лучше после лечения, а, скорее наоборот, я понял, что если не я, то кто же с ней разберётся, если в стационаре за три недели не разобрались. Я обратил внимание на её неважное общее состояние, подавленное настроение, и провёл элементарный неврологический осмотр.  Диагноз созрел моментально. У меня не было сомнений, что у больной невринома восьмой пары слева, то есть опухоль головного мозга. Тут же дал направление в областную больницу в нейрохирургическое отделение, предупредив о таком моём подозрении не только её, но и супругу её сына, которая работала  со мной в МСЧ терапевтом. Просил с этим делом не тянуть и отнестись со всей серьёзностью. Через неделю её родственница, врач-терапевт, сообщила мне, что диагноз опухоли в голове полностью подтвердился, и просила моего мнения, стоит ли делать операцию. Я сказал, что без операции уже не обойтись в любом случае. Хорошо, если опухоль окажется доброкачественной. Больную по настоянию родственников-врачей из Владимира переправили в Москву в институт им.Бурденко. К великому сожалению, опухоль оказалась большой и злокачественной. Через две недели она умерла. Конечно, в данном случае врачи стационара, которые почему-то думают, что как специалисты на порядок выше врачей поликлинических, оказались не на высоте, и в течение двух-трёх недель не могли выйти на правильный диагноз, хотя имели все технические диагностические возможности и не были ограничены во времени, чем всегда страдают врачи поликлиники. Почему-то многие считают, что диагноз стационара самый правильный и окончательный. Так должно быть, и это естественно, хотя я так никогда не считал. Это большое заблуждение. И этот не первый и далеко не последний случай в моей практике является тому наглядным примером. А  если взглянуть на эту проблему с другой стороны и в другом аспекте, чтоб не казалось всё это пустым звоном. Через какое-то время после учебы в Казани, мне пришлось докладывать на неврологическом обществе, которое проходило всегда в неврологическом отделении ЦРБ, новости в области заболеваний периферической нервной  системы. Мне было очень интересно, в курсе ли врачи стационара с последними новостями в данной области. Я конкретно поинтересовался, знают ли они, что такое, к примеру, псевдоопухоль Кофтуновича, которая встречается у каждого пятого запущенного больного с шейным остеохондрозом. Я знал, что в стационаре лежит такой один «демонстративный» пациент с такой болезнью, которого можно показывать не только студентам-медикам, но и врачам-неврологам. Но, оказывается, ни один врач, в том числе и его лечащий, не знает, о чем  у них спрашивают и что это такое. Дальше-ещё хуже. Из тех блокад, которые я делаю почти ежедневно в своей поликлинике, ни один врач стационара никогда не делал и даже не слышал. Они до сих пор проводят устаревшие блокады тридцатилетней давности, от которых одни неприятности и осложнения. Так о каком преимуществе врача из стационара можно говорить?  Это ещё одно ходячее заблуждение. Дело вовсе не в стационаре, а в компетентности врачей, хотя возможностей и времени в «стационаре», безусловно, достаточно, чтобы выставить правильный диагноз, а в некоторых случаях, всё на совести заведующего; и в том числе фальсифицировать диагноз себе или в угоду другим. Мне  почему-то кажется, что поликлинический врач должен быть более опытным, чем врач стационара, хотя бы потому, что возможностей для диагностики у него ничтожно мало, но при этом он должен разобраться с больным за десять-пятнадцать минут, между тем как врачу стационара отводится для этого до трёх дней. Вообще-то, всех своих пациентов, кроме медиков, я осматриваю внимательно до той поры, пока у меня не созреет диагноз. Как только диагноз готов, больные в некотором смысле для меня уходят на второй план. Иногда на это требуется пять минут, а порой и пятнадцать. Как-то я обратил внимание, что во время приёма женщин, и особенно приезжих и из сельских местностей, они вдруг натурально «всплакивали», утирая слёзы. Я ничего не понимал.  Одни пускали слезу ещё сидя рядом со мной, другие, когда покидали кабинет и выходили в коридор. Я попросил сестру узнать в чем там дело. Оказалось, что они не сдерживали свои эмоции от того, насколько внимательно к ним отнёсся доктор: и выслушал, и внимательно профессионально осмотрел их. С их слов, у кого они только не бывали из врачей, никто так внимательно их не смотрел: одна врач даже со своего стула не встала и не подошла, другой молотком по коленкам постучал, и слова не сказал, только всё пишут да пишут. Что мне сказать по этому поводу. Лично мне такие слёзы   по душе, поскольку таким пациентам они заменяют даже самые дорогие лекарства. Конечно, мне приходиться выслушивать обо мне всякое от больных за «кулисами», но в основном говорят так: больше молчит, с ним не очень-то поговоришь на бытовые темы, всё только по существу, но дело своё знает. Мне кажется это лучшая похвала, которую ждёт любой врач. А всё эти «муси-пуси», как мне кажется, и сюсюканья врача с больными совершенно ни к чему. Пациенты ждут от врача не утешительных слов, для этого есть психологи, а профессионализм и искусство врача.
    Зимой  1995го дочь Наталия  приезжала ко мне в Муром на пару дней. Думаю, у неё  снова  возникли финансовые затруднения или поссорилась со своим женихом, а может то и другое. Ну, разве об этом она скажет? Моя супруга делала вид, что довольна её приездом, словно позабыв, как много сама сделала, чтобы та не поступила в институт и никогда не стала врачом, о чем, наконец, я рассказал дочери, которая до сих пор была уверена, что во всем виноват только я, потому что не приехал тогда в Москву поддержать её.

 Свою комнату я полностью предоставил в её распоряжение, а сам спал на кресле-кровати в другой комнате вместе со всеми. Укрываться приходилось своим полушубком, хотя в шкафу который год хранились новые верблюжьи одеяла непонятно для какого случая. Почему-то жена о них не вспомнила за ночь, видя, что мне нечем накрыться, кроме полушубка. Это говорило о многом.  Наутро я немного простудился из-за этого, но тем не менее после обеда мы с дочерью съездили на «Казанку» к друзьям её матери, которых смутно ещё помнила, и к дому, где когда-то мы жили, и ей больше запомнился тот высотный дом по улице Московская. Перед самым приходом к друзьям бывшей супруги, дочь зашла в соседний магазин  и купила приличный по объёму и дорогой торт. Не пойдёшь же в гости, тем более без приглашения и так неожиданно, с пустыми руками, да за чаем и вспомнить про то далёкое прошлое неплохо бы. Но на моё удивление о торте с чаем они нарочно забыли, накормив нас каким-то супом. Торт хозяева приберегли для своей любимой дочери, которая недавно вышла замуж и живёт в другом конце города. Вот такие оказались бывшие приятели. И не зря я отговаривал дочь туда соваться. Но что поделать, ностальгия по детству перевесила.
 Конечно, после бурной столичной жизни в провинциальном небольшом городе ей было скучно, тем более что я пропадал на работе. Через неделю она уехала обратно в Москву. Через год летом, когда младшая дочь Марина немного подросла и ничего в жизни не видела, кроме  скучного двора, я решил поехать  с ней в Москву посмотреть столицу. К поездке Марина тщательно готовилась. Старшая сестра  снабдила её современным фотоаппаратом, мать приодела. В Москву на Казанский вокзал приехали рано, за час до открытия метро. Людей было так много, что в самом вокзале негде было приткнуться и присесть. Нашли место на скамейке на улице перед вокзалом недалеко от перрона. Было немного прохладно. Дочь захотела поесть. Хорошо, что я прихватил с собой бутерброды, варёные яйца и термос с чаем. Там же на скамейке мы спокойно, хотя и непривычно, перекусили. В шесть утра вся толпа как по команде ринулась в «подземку» к кассам метро. Из-за давки в «подземке» у меня вылетело из головы, что у меня «чернобыльское» удостоверение и я могу бесплатно пройти в метро даже с маленьким ребёнком. Наверно в суматохе я растерялся, и стали в очередь за билетами. В толпе ещё на подступах к кассам ходили какие-то «типы» и продавали билеты по завышенной цене, а то и вовсе дурили  народ, рассчитывая на суматоху и что все торопятся, теряя элементарную бдительность. Очередь продвигалась слишком медленно. От всего увиденного в первый раз и оказавшись в замкнутом пространстве при таком огромном скоплении людей, ребёнку стало дурно. Она побледнела, вся обмякла. Вот-вот потеряет сознание. Я не знал,  что с ней делать в такой ситуации. Увести её в сторону мешал чемодан, да и очередь тут же  пропадёт, если мы её покинем хоть на секунду. Придётся потом заново занимать очередь. Усадить её на чемодан, а самому двигаться в очереди- ещё ребёнок пропадёт. Ей бы на свежий воздух и прилечь, да где там. Иначе из этой «подземки» никогда не выбраться. Всё-таки усадил её на чемодан, который наполовину проваливался под её тяжестью, но хоть такой, иначе упала бы в обморок. Чемодан был не жёстким, новым и наполнен одним барахлом, поэтому под ребёнком основательно провалился до основания. Хорошо, что накануне чай горячий попила, а то было бы ещё хуже, давно бы в обморок упала на голодный желудок. Случился бы двойной обморок; и от голода, и от духоты. Да и элемент страха нельзя было исключать при виде стольких людей в «подземке». Когда наконец проходили  турникет, я вспомнил, что стояли-то мы напрасно, у меня же есть удостоверение-«вездеход». Дальше ещё одна напасть, у ребёнка мандраж перед эскалатором, боялась упасть. Такой страх у всех приезжих наблюдается на первых порах. Так что приходилось поддерживать её каждый раз, чтоб не упала и нос не «расквасила». На  станции «Комсомольская» переходы, пересадки, полно людей, и все бегут в разных направлениях. Мы даже растерялись. Куда нам дальше ехать, сам уже не помнил. Нужно было делать пересадку, а спросить не у кого. Все спешат как на пожаре, куда-то бегут, да и большая часть из них приезжие. Кого спрашивать? В общем, приходилось чаще просматривать указатели. А зрение уже не то что раньше. Напротив платформы висят указатели очерёдности станций и переходы. Пока присмотришься к ним, подъезжает очередной поезд. Ждёшь, пока он отправится, и снова присматриваешься. А поезда прибывают так часто через каждые двадцать секунд, что снова прочитать не успеваешь. В общем, с горем пополам добирались целый час. Вышли на станции «Беговая», как раз с выходом на Хорошевское шоссе. Дальше ещё немного; совсем недалеко, третий высотный дом через дорогу. Набрал нужный код домофона и вошли в подъезд. Для меня всё это в новинку. Ничего подобного в провинции такого нет. А тут прицепилась консьержка, увидев меня с чемоданом и ребёнком; «Вы к кому, я вас не знаю». «А мне необязательно знать вас. Тоже, буду тут каждому представляться да объясняться»,-подумал я, и наспех быстренько вошли с дочкой в лифт. Поднялись на пятнадцатый этаж. Там уже  нас встретила моя дочь Наташа. Дома у неё как всегда поесть нечего. Готовить она не любила, обедает сама в институте, да и денег, кажется, нет. Ну что ж, для того я и приехал, чтобы разрулить экономическую ситуацию. Видать, у её матери нет возможностей помогать материально. Дал денег на наше пребывание отдельно, а для её нужд особо, чтобы свои  деньги, если они есть, поберегла. Сказал ей, чтобы отвела нас с Мариной куда-нибудь покормить, так как мы изрядно проголодались в дороге. Через два часа мы уже были на Манежной по моей просьбе, там в «подземке» шикарный торговый центр недавно выстроили на западный манер. Самое привлекательное место в Москве, народу всегда полно. Интересно было взглянуть на всю эту неземную подземную красоту мне ещё раз, а ребёнку впервые. Впечатляло провинциала не только красота, но в первую очередь  и ещё больше цены, уж очень для провинциала  они «кусачие». В буфете взяли одну курицу-гриль, кофе и что-то еще. Вышло очень дороговато в моём понятии. Но один раз можно себе позволить. Я сказал, чтоб Наталия  расплатилась сама для видимости. Она же хозяйка, а мы в гостях, ей и карты в руки. Потом Наталия нас покинула, ей надо было в свой институт, а мы отправились на Красную площадь, она ведь совсем рядом в двух шагах. На фоне  великолепного по своей красоте и архитектуре Собора Василия Блаженного я фотографировал Маринку, вместе смотрели смену караула у мавзолея В. Ленина. Тут же ко мне подходили совсем незнакомые иногородние, давали мне в руки свои фотоаппараты и просили снять их на фоне собора Василия Блаженного, хоть с каждого бери за работу по доллару. Их не смущало, что я с фотоаппаратом не умею обращаться. Тут же обучали меня как наводить и где щёлкнуть.  Здесь же на площади прогуливался «двойник» Ленина. Он здесь бывает почти ежедневно. Фотографируется с любопытными прохожими и на этом подрабатывает, делает маленький бизнес. Говорят, где-то здесь и «Сталин» промышляет. Ну, и дела. На другой день уже без меня сестрички отправились в центр города погулять по Москве. Кто из детворы не мечтает иметь сестру или брата? Я надеялся, что они поближе познакомятся и подружатся за эти дни. Однако, как мне показалось, этого не произошло. Наталия позже призналась, что за всё время, пока они гуляли по Москве, Марина ни разу к ней не обратилась по имени, и вела себя очень настороженно, диковато. От человека, который не может полностью раскрыться и быть искренним, можно в дальнейшем ждать больших неприятностей. Вечерами с младшей дочерью прогуливались  по Хорошевскому шоссе. Днём на шоссе ужасное движение автотранспорта, большая загазованность, и вряд ли придёт мысль погулять где-то рядом с домом. После восьми вечера и небольшого дождика  выглядит всё не так уж и плохо. Прогуливаясь по шоссе, случайно набрели  на огромный черный камень в стороне от тротуара. Камень-памятник выше моего роста установлен  на месте гибели В. Чкалова, легендарного лётчика, Героя советского союза. Трудно представить, что когда-то эта была окраина Москвы. Москва оставила неизгладимый след в детской памяти Марины. Ей скорее хотелось вернуться домой, сдать плёнку в фотоателье,  напечатать кучу своих фотографий и показать всем своим подружкам по двору, которые ещё сомневались в том, что она была в Москве. О чем ещё могла мечтать девочка в таком переходном возрасте, как не проявить себя и не заявить о себе.

    Дома скандалы не прекращались по любому поводу. Раньше мне приходилось вмешиваться и защищать её старшую дочь Веру от нападок матери. Мне было неприятно и небезразлично, когда родная мать   неистово доводила ребёнка до истерики и трепала её за волосы, так что руки тряслись и до заикания. Какие нервы надо было иметь, чтобы стоять в стороне и не вмешаться. Теперь приходилось всё чаще защищать её младшую дочь Марину от оскорблений, унижений и рукоприкладства. Мне приходилось нередко становиться между ними и оттеснять их подальше по разным углам, как это делает судья на ринге в боксе, принимая её удары на себя, дабы не усугублять конфликт. В разгар истерики её мамаша не раз проговаривалась, что никогда бы не сказала на «трезвую» голову; «Что ты её защищаешь. Она к тебе не имеет никакого отношения»,-в истерике кричала она в мой адрес. Я делал вид, что не понимал смысла, сказанного ею в истерики, хотя в таком состоянии души всегда говорят истину, которую пытаются скрыть за семью печатями, и продолжал разводить их в разные комнаты. А что, не понимал я, нужно защищать детей только когда имеешь к ним какое-то родственное  отношение? А если такое происходит с чужими детьми и на улице? Дети есть дети, их всегда нужно защищать от ненормальных психопаточных взрослых, и особенно, когда те находятся  в состоянии аффекта. Конечно, я догадывался с самого начала, что здесь что-то не так, но и мать её тщательно скрывала, что живёт двойной жизнью, и у неё имелся любовник, пока я случайно не наткнулся на их переписку. А то и не знал бы, как и первый её муж, которому давно «рога» наставили. Только после этого стало всё на свои места, и отпираться ей уже невозможно. Но разве об этом можно сказать маленькому ребёнку. Вот если только когда подрастёт и всё будет понимать. Естественно, правду рано или поздно нужно знать, и хорошо, если повзрослевшая дочь узнает её от матери с её объяснениями, по вине которой все эти годы дочь была в неведении, а не от меня, по существу чужого дяди, который к ней за эти годы привык и не хотел бы причинить ей неприятности и душевной боли.  Однажды, когда очередной скандал с ребёнком достиг своего апогея, она схватила со стола на кухне железную подставку для  книг и запустила в ребёнка. Железка попала ей прямо по голове в затылок, появилась кровь, шишка на голове. У дочери истерика, слёзы. Мне хотелось эту, с позволения сказать, мамашу прибить на месте как бешеную собаку, да помешала сама дочь. Она вся тряслась, уговаривая не трогать мать, дескать, они сами разберутся. Но каким образом маленький беззащитный ребёнок, да ещё девочка в слезах, может разобраться с такой неуправляемой и деспотичной мамашей? А если бы в этот момент дочь повернулась к ней лицом и «железяка» попала  ей в глаз и ребёнок остался без глаза? Мать не извинилась перед маленькой дочкой, не пожалела её, на что так надеялась дочь. Даже не подошла к ребёнку. Она лишь стала в нашем присутствии  звонить своему любовнику в другой город, притворно предварительно артистически пустив слезу, просила его срочно приехать и утешить её «бедную и несчастную», так как ей очень плохо и никому она здесь не нужна, и все от неё «бедной» отвернулись. Что-что, а разыгрывать сцены она могла. И в театр не надо было ходить, если «театр» на дому имеется. Поразительная вещь эгоистки. Она не подошла к  плачущей  от боли  дочери, и не стала её успокаивать и просить прощения, а кинулась звонить своему любовнику в Дзержинск за моральной поддержкой. И это неудивительно, если дети для неё не главное в жизни. Подобные звонки лишний раз подчеркивали их особые взаимоотношения и то, что её дочери,  наверняка,  имели самое прямое к нему отношение, таким образом, выдав себя с потрохами. Но швырнуть в сторону ребёнка железку и разбить ей голову и не извиниться, это ещё что, по сравнению с её другим бесчеловечным поступком. Однажды, когда Маринка ходила ещё в детский сад, мать проспала и на работу уже не пошла, и, соответственно, дочь в садик не отвела, а решила прикрыться им как щитом. Недолго думая, она позвонила на работу, сообщив, что заболел ребёнок, а из детской поликлиники вызвала участкового врача, которую мы хорошо знали, незамужнюю тридцатилетнюю Марину. «Бедная» мамаша  хотела взять «больничный» якобы по уходу за ребёнком, иначе её без уважительной причины могут и уволить. Там, где она трудилась, очень не любили, когда сотрудники болеют и затем выходят на работу с больничным листом. «Такие»  там особо не задерживаются. Так вот, чтобы получить «больничный» мать соврала и сказала врачу, что у ребёнка с утра была высокая температура аж до сорока градусов, и у неё болит горло. Увеличенные гланды у неё, конечно, были с рождения, иногда и болело горло. Но в этот раз дочь была совершенно здоровой. Врач, послушав и осмотрев ребёнка, кроме увеличенных рыхлых гланд, так ничего и найдя, но поверив на слово матери о наличие высокой температуры, выставила диагноз ангины, в связи с чем выписала больничный лист по уходу, а также  выписала рецепт на уколы пенициллина. Если бы молодая врач- педиатр на знала меня, она, возможно, усомнилась в болезни ребёнка и не поверила матери ребёнка, и диагноза такого не было. Но раз уж выставлен такой диагноз, то адекватным должно быть и лечение, хотя бы формально. Должна же быть соответствующая запись в амбулаторной карте ребёнка для обоснования выдачи больничного листка по уходу. Мамаша с неустойчивой психикой и примитивными мозгами, поверив врачу, что у ребёнка на самом деле ангина, убедила меня пойти в аптеку и взять всё, что выписано по рецепту. «Что написано пером, не вырубишь топором», Значит, так оно и есть. Переубедить её в обратном, и что врач выписала всё как бы понарошку, чтобы обосновать выдачу больничного листа, идя мне как коллеге навстречу, было невозможно. Раз врач выписал, значит, так нужно, и надо колоть. Какой же надо быть тупой и бесчувственной, чтобы этого не понимать и настаивать на уколах антибиотиков. Довела меня до такого состояния своими навязчивыми идеями, что почти принудила меня сделать трёхлетнему ребёнку укол пенициллина. Я уже развёл порошок пенициллина во флаконе, набрал лекарство в шприц, обработал спиртом нужное место для иньекции, когда крохотная дочь лежала на животе распластанная в ожидании укола, но в самый последний момент я остановился, не выдержал и сказал ей:
- Знаешь что, пошла ты к черту со своими уколами. Зачем издеваться над ребёнком. Я не вижу необходимости делать пенициллин совершенно здоровому ребёнку. Хочешь, сделай сама себе.
-Но это же детский врач назначила,-стала убеждать она.-Ты не хочешь помочь своему ребёнку? Так и скажи.
 Здесь она солгала вдвойне; и насчет ребёнка, к которому с её слов я не имею никакого отношения, и по поводу целесообразности в таком уколе. Пусть это будет на её совести. «Солгавший однажды, кто ж тебе поверит»,- гласит народная мудрость А эта врёт на каждом шагу, такая уж привычка.
-Ну и дура ты. А кто врача ввёл в заблуждение? Ты, бестолковая курица, хоть понимаешь, что дочь может умереть от анафилактического шока на введение антибиотика? Ты хоть знаешь, что такое анафилактический шок? Или тебе абсолютно всё равно? Главное, получить «больничный» и оправдаться на работе?
-Это же детский врач назначила,-упорствовала мать.

-Вот и хорошо. А я, как взрослый врач, отменяю. На этом и кончим. Я ничего делать не буду. Баста. Ты даже не представляешь, какие могут быть последствия после таких уколов.
Через три дня, когда пришла повторно врач- педиатр Марина, я сказал ей, что дочь здорова и «больничный» надо закрыть. Что и было сделано. Хватит такой матери отсиживаться дома, изображать заботливую мамашу и «ломать» комедию. Но я не переставал возмущаться супругой, которая ради своих корыстных интересов, и не быть уволенной с работы, могла рисковать не только здоровьем, но и жизнью своей маленькой дочери. Хорошо, что дочь в таком возрасте ничего не понимала, что представляет собой её бездушная мать. Я нисколько не сомневаюсь в том, что если бы, не дай бог, конечно, случилась такая трагическая ситуация, что дочь серьёзно заболела и для спасения понадобилась операция по пересадке почки и переливанию крови, а мать в качестве донора по медицинским показаниям никак не подходила и вся надежда была на биологического отца, она бы и в этой ситуации глазом не моргнула бы и не призналась, кто настоящий отец её младшей дочери, дабы не подпортить себе репутацию порядочной матери, даже в ущерб крохотной дочери. Достаточно вспомнить хотя бы ситуацию, когда она, глазом не моргнув, настаивала, чтоб здоровому ребёнку без надобности кололи на дому антибиотики, ради ничтожного оправдания у себя на работе за возможный прогул. А к чему приводит пересаженная «чужая» почка всем понятно. Это же надо так не любить свою дочь, чтоб не рассказать ей всей правды и не повиниться перед ней за все свои грехи молодости. Когда ребёнку было лет десять, и она чем-то отравилась, её по «скорой» отправили в больницу. Я не считал необходимым сопровождать её всей семьей и лично мной, зная, как «скорая» этого не любит. Да и необходимости в этом не было, банальное отравление. Достаточно было одной матери, чтобы сопроводить и знать, куда именно дочь отвезут и забрать домашнюю одежду. На следующий день я собрался проведать дочь, но не знал, где она находится и спросил супругу, где её искать. Так эта тварь даже не сказала, куда именно госпитализировали Маринку. Я стал искать дочь по всем больницам. В детской больнице её не оказалось. В инфекционном отделении со слов дежурной медсестры в списках тоже не значилась. Только на третий день при повторном посещении инфекционного отделения в разговоре со знакомым заведующим отделением выяснилось, что дочь действительно находится у них, только лежит не в палате, а в коридоре, поэтому дежурная сестра и не знала, забыв про ребёнка в коридоре. Когда я всё-таки её отыскал в коридоре за ширмой, в это время с ней была бабушка. Чувствовала она себя неплохо и уже готовилась на выписку. Но моему возмущению не было предела. Это какой же надо быть редкой сволочью, чтоб так поступать.  Редко когда какая мать отважится на такое. Прошли годы. Если свою мать Маринка побаивалась, и та с ней почти никогда не игралась, то со мной было совсем по-другому. Дочь часто по вечерам заходила ко мне и навязывала мне свои игры. Больше ей хотелось быть учительницей, а я вроде какого-то школьника, которому приходилось писать под её диктовку или решать задачки. Часто она любила исписывать мелком мой шкаф, и я не возражал, надо же вырабатывать хороший почерк школьнице. Я, например, в своём детстве мелком на шкафах и на асфальте никогда не писал, и поэтому почерк у меня отвратительный остался на всю жизнь. Я лишь показывал ей, как можно тем же мелом учиться рисовать. А для начала не спеша рисовал маленького человечека, приговаривая: «Точка-точка-запятая, минус-рожица кривая. Палки-палки-огуречик, получился человечек». Это стало для неё нелёгкой задачей. В конце-то концов, научилась и этому. Похоже, и в правду она задумала стать педагогом. Когда я уходил в гараж, она с подружкой по двору на расстоянии позади меня, так чтобы я их не видел, сопровождали меня до самого гаража. В гараже они находили старые игрушки и играли в «дочки-матери», пока я занимался своими делами. Уходили также без меня. Однажды мы с ней шли по улице и увидели на проезжей части дороги маленького, ещё не умевшего летать, и совсем несмышлёного галчонка. Как он там оказался? Совсем непонятно. Рядом был сквер с высокими деревьями. Наверно он впервые слетел с дерева, а подняться  ещё не мог, не рассчитал своих возможностей. Очевидно, глупыш думал, что и взлететь наверх будет так же просто, как и спустится с гнезда. А может, его вытолкнули птенцы постарше, чтобы им было просторней в тесном гнезде? Так часто бывает в мире животных. У них один закон, выживает сильнейший. По Дарвину происходит естественный отбор. Все дети совершают первые ошибки и учатся методом проб и ошибок. Так и в пернатом мире. Мимо проезжали машины, а он даже не реагировал от страха, будучи в шоке. Видимо, рассуждал как и мы; «Чему бывать, того не миновать». На наших глазах на беспомощное и неподвижное живое существо, не сбавляя скорости, наезжали «Жигули» то светлые, то тёмные, то «иномарки». Дочь при виде такой ужасающей картины аж затрясло. Галчонок как ни в чем не бывало оставался на своём месте, оставаясь неподвижным между колёсами. Многие животные при опасности и угрозе  своей жизни притворяются мёртвыми, рассчитывая, что хищник на падаль не позарится. Вот и галчонок от страха перестал двигаться, думал, что пронесёт. Может, поэтому и водители принимали этот неподвижный предмет за черный камень, на который лучше не наезжать. После очередного наезда «Жигулей» мы подбежали к нему. Он был живой. Я взял его на руки, и через сквер, в котором, скорее всего, находилось гнездо птенца,  направились  домой. Дочь стала за ним ухаживать. Жалко было птичку, совсем беспомощную, напуганную и несчастную. Мы пытались её поить водой, вкладывали в клюв крошки хлеба, давали только что пойманных мух, считая, что птица голодная, но у нас ничего не получалось. Она от всего отказывалась и избавлялась. Наверно она ещё не пришла в себя и находилась в шоке, побывав не раз под колёсами автомобиля. Вот если б была рядом его мать. Таким маленьким и беспомощным всегда нужна любящая мать под боком. Я отнёс птичку на балкон, надеясь, что там одна придёт в себя и освоится. Прошли сутки, а она к корму даже не притронулась. Я объяснил Марине, что галку нужно отнести к своим сородичам, иначе она помрёт от голода и одиночества. Это не котёнок, которого можно приласкать и выставить перед ним блюдце с молоком. Но дочь так не хотела расставаться с только что приобретённой птичкой, что даже прослезилась. На следующий день я всё же отнёс галчонка к своему гаражу, там у оврага на высоких деревьях прижилось немало разных птиц.  На высоком дереве, на высоте своего роста, и оставил его, а сам стал наблюдать за ним на расстоянии. Вскоре, немного оклемавшись, она стала подавать сигналы о помощи своим старшим сородичам. И оказалось не напрасно. Через некоторое время на соседнем дереве появились первые взрослые галки, по их поведению можно было понять, что они заинтересовались «подкидышем» и готовы принять в свою семью. Через час ни галчонка, ни взрослых галок на дереве уже не было. Жаль, что этот момент я прозевал, так и не узнав, каким же образом взрослые птицы увели птенца с собой. Может, имея такую мощную поддержку сородичей, собрав все силы в своих ещё слабых крыльях, галчонок и отправился в свой первый свободный полёт. Этот эпизод с галкой показал, что маленькая дочь не лишена доброты, способна сопереживать, жалеть и любить братьев наших меньших.
С возрастом под  дурным влиянием матери менялась и младшая дочь Марина. В школу на родительские собрания мать под различными предлогами  не ходила. Она  наперёд знала, что про дочь  могут сказать только плохое как о самой учебе, так и по поведению, да и сама  Марина  совсем не хотела, чтобы мать приходила на собрания по тем же причинам, так как после таких школьных собраний всякий раз начинались скандальные разборки дома. Поэтому при всей моей занятости и по  убедительной просьбе самой Марины, которая была мне совсем небезразлична, приходилось посещать эти скучные собрания мне. Ничего плохого на собраниях о ней не говорили, как ничего и хорошего. На одном  из собраний я даже «отвертелся» от того, что б меня выбрали в родительский комитет школы. Только этого мне недоставало для полноценной жизни. Кстати сказать, мамаша всякий раз придумывала причины, чтоб не ходить лишний раз в садик даже в праздничные дни, поэтому почти на все детские праздничные утренники приходилось ходить мне. Как-то было бы неудобно, когда все матери других детей  с удовольствием приходили на такие утренники и морально поддерживали их во время детского концерта, а к Марине никто бы не пришел.   Однажды состоялся у меня разговор с её классным руководителем, который  поведал мне, что «ваш ребёнок избалован, и надо им заниматься, и не потакать её капризам». Я  понимал, как избалованным детям потом тяжело приходится в жизни, и надо что-то думать в этом плане сейчас в смысле воспитания. Скоро после такого откровенного разговора с классным руководителем, дочь как всегда попросила у меня денег на мороженое. Конечно, такие деньги у меня были, но я также знал, что у неё ужасные гланды и как часто она болеет ангиной после «холодного» из холодильника, а, кроме того, помня беседу с учительницей,  я сказал, что сейчас в этом плане у меня на «нуле», и что лучше обратиться с этим вопросом к матери, поскольку всю свою получку отдаю ей, и у неё, наверняка, деньги есть. Мне было интересно, как на это отреагирует ребёнок, которого я действительно баловал, и которого очень уважал и даже любил. Однако, чего я никак не ожидал, реакция последовала незамедлительно,  неожиданно резко,  чудовищно, и превзошла все мои ожидания. «Ты  мне не отец. Чтоб ты сдох под забором»,- сказала она в пылу гнева. Последнюю фразу она нарочно произнесла погромче, чтоб в соседней комнате услышала её мамаша. Деньги-то на мороженое придётся теперь просить у неё, а ребёнку свойственны сиюминутные выгоды. Дети больше «дружат» с тем из родителей, у кого деньги имеются в данный момент. В общем, как у непорядочных взрослых, в том числе и у супругов; «деньги есть -я с тобой, денег нет-черт с тобой». Наверняка, мамаше было приятно услышать такое от своей младшей дочери. Значит, не напрасно воспитала в своём духе. Такое негативное ко мне отношение дочери, ласкало её слух. Теперь она против меня не одна. Первая часть фразы меня не очень задела, но не обрадовала. Сама того не ведая, она была, по всей вероятности, права. Заключительную часть Марина, будучи хитрой и с лисьими повадками с рождения, доставшиеся ей с генами от матери,  которая любила говорить именно так, добавляя ещё: «чертов чернобылец». Это же какой надо было быть идиоткой, чтобы мою опасную командировку в Чернобыль ставить мне в вину и попрекать этим, словно я вернулся  из мест не столь отдалённых. Это же насколько надо меня не то что не любить, а просто не уважать. Поэтому-то девочка нарочно громче произнесла эту фразу, чтобы дошло до ушей  матери, у которой придётся теперь просить на мороженое, да и вообще выразить ей преданность и покорность хотя бы на данный момент. Так что яблоко от яблони  падает совсем недалеко. Мне, как и любому отцу, пусть даже неродному, было очень обидно, что меня вдруг все предали из-за  какой-то мелочи, и не из лучших педагогических побуждений. По существу, я остался в абсолютном одиночестве. Неужели я для этого женился, причём дважды, чтоб оказаться в таком дурацком одиночестве? И до женитьбы я был одинок, но не до такой же  степени. Тогда я был одинок, но свободный. Сейчас я одинок, но «связан» по рукам и ногам. Я ещё больше стал понимать, что сделал ещё одну ужасную ошибку в своей жизни, женившись по глупости, наступив на те же грабли. А ещё через час в отместку мне обиженный и избалованный ребёнок в присутствии матери разорвал в клочья все мои фотографии, которые хранились у меня более двадцати лет и каким-то образом оказались в её альбоме, который ей и подарил в день рождения на свою голову. И всё для того, чтобы сделать мне побольней. Наверно была права моя старшая дочь Наталия по поводу того, что можно ожидать от неё в будущем. От такого ребёнка, да в таком переходном возрасте в принципе можно ждать чего угодно, тем более, если он неродной. Ещё через месяц под своим диваном во время уборки обнаружил целую кучу разорванных фотографий. Это были уже не мои, а фотки её раннего детства. Она порвала все до одной после очередной истерики, которую устроила ей мать. С её стороны это была форма протеста. Что ребёнок ещё может? Может Марина,  наконец, поняла, что дело совсем не в  «плохом» отце, а  взбалмошной и не очень воспитанной мамаше. Я сочувствовал ей, понимая, как трудно ей сейчас, когда, в сущности, с одной стороны поссорилась с отцом, а с другой- эти скандалы и непонимание матери, что некому излить детскую душу и замкнуться в себе. Однажды она так и сказала: «Если было бы куда мне уйти, давно от вас ненормальных сбежала». Я понимал, что пройдёт какое-то время и Марина пожалеет о своём необдуманном поступке и горько ещё пожалеет, и поэтому, аккуратно собрав всё в пакет, при первом же случае увёз на дачу, где в течение месяца с упрямством и неторопливостью реставратора приводил их в относительный порядок. После этого три дня со мной никто не разговаривал, жили как на вокзале совсем чужие люди. Жаль, конечно, что  от моих фотографий не осталось и следа. Хорошие были фотографии, и больше касались службы в армии, которой я отдал три года своей жизни. Что говорить о моих книгах, пришедших в негодность в результате вырванных листов или исчерканных ручкой страниц в её раннем детстве по недомыслию? На все эти детские шалости я не обращал внимания. Всё это, конечно, мелочь, которая и выеденного яйца не стоит по сравнению с тем, что случилось год назад с её старшей дочерью, которой надоели издевательства со стороны матери и она с лучшей подружкой по школе, у которой похожая ситуация в семье, просто сбежали из дому в неизвестном направлении, прихватив с собой пару-тройку бутылок водки и пару одеколонов из материнских запасников. Пришлось мамаше обращаться в милицию и объявлять девчонок во всесоюзный розыск. Но больше всё-таки слёз пролила мать, когда узнала об исчезновении нескольких бутылок водки и одеколона. Это надо было видеть, какими горькими слезами она обливалась, сидя у открытой дверки, наполовину опустевшего бара, проклиная свою дочь последними словами и обвиняя её в воровстве. Как потом выяснилось, они отправились в Москву повидать столицу. Вернулись через неделю, когда закончились все деньги, которые они выручили за продажу водки и одеколона.
 Между тем дома страсти не только продолжались, но и стремительно накалялись. Однажды в перерыве прихожу домой, а в прихожей по телефону разговаривает супруга со своей подругой, а может даже с сестрой, и чем-то сильно расстроена. С порога она сообщает мне, что у неё случилась трагедия. «Что ж это за трагедия?»,-интересуюсь я, чувствуя, что опять что-то «надумала». Она, как ей кажется, оказывается беременна. С каких  пор это для неё является трагедией? Я сказал, что это не трагедия и не приговор, и даже не болезнь. Но с какой это стати? С утра она успела  сходить к гинекологу, и тот направил её на «узи», иначе не разобраться. Однако, ни врач, ни «узи»  ничего подобного подтвердить не могли. Но она  была уверена в своём, обзванивала своих подружек и спрашивала,  что ей делать, как будто вчера родилась и замужем  впервые. Поскольку эта идея «фикс» носила бредовый характер, пришлось направить её еще раз на «узи» по моему месту работы, чтоб повнимательней отнеслись и переубедили её в обратном. Однако никаких признаков воображаемой беременности не было выявлено и в другой больнице. Это её тоже не успокоило, и всё больше походило на бред сумасшедшей. Скорее всего, что такое приснилось ей накануне. Я не мог понять,  откуда драматические переживания по такому поводу, если ещё два года назад она заикалась,  а не взять ли нам ребёнка из детдома, как будто не хватало своих двоих. Это  была бравада с её стороны. Зачем ей чужие дети, если она нередко издевается над своими да родными. Теперь мне становилось  понятным, для чего она  это говорила. Весь этот «маскарад» пока был мне не совсем понятен. Но из ничего так просто «ничего» не появляется. Через полгода подобная история вновь повторилась, но только всё с точностью до наоборот по несколько другому сценарию. Несмотря на то, что между нами в последние три-четыре месяца не было абсолютно никаких взаимоотношений, и как обычно в таких случаях  мы отдельно питались и она получала алименты, супруга тщательно до последнего дня скрывала свою настоящую беременность, хотя иногда нельзя было не заметить, как она срывалась с места и торопилась в туалет с внезапной тошнотой. Этому я не придавал особого значения по тем же причинам. Мало ли что, может погрешности в питании, так как о «другом» и мысли не допускал, не видя причин, да и возраст уже за сорок, чтоб думать ей о беременности. Но когда случайно в её комнате я увидел направление от врача-гинеколога с диагнозом шесть-семь недель беременности, стало всё на свои места. Даже после этого разоблачения ничего ей не сказал. Мне было интересно, как будут развиваться события дальше, и долго она будет водить меня за нос, разыгрывая трагикомедию. Долго ждать не пришлось. Тянуть-то нельзя. Через неделю, на ночь глядя, она пожаловала ко мне в комнату с лисиной повадкой и просила  обменять мою бутылку коньяка на её бутылку водки.  Когда-то она уже брала взаймы  коньяк, но так и не вернула. Помня об этом, в долг она уже не просила, а я не забыв, никогда бы и не дал. Я не стал даже спрашивать зачем, и так было ясно. К врачу с водкой не пойдёшь. В общем, пошел ей навстречу. Хотя водка мне совсем ни к чему. Но когда она обратилась с просьбой отвезти её к гинекологу в соседний посёлок, я уже не сдержался.
-Ничего  себе, - сказал я.- У тебя ещё хватает наглости просить меня об этом? Пусть тебя возит тот, от которого «залетела». Любишь в саночках кататься, люби саночки возить.
Хотя, конечно, было бы любопытно посмотреть, на кого в этот раз был бы похож ребёнок, которому не суждено было появиться на свет. Уверен, как и она, кто мог быть несостоявшимся папашей, ещё одной очередной дочки. Очевидно, этим объясняется её поведение при ложной беременности в прошлый раз. Заранее подготовить психологическую почву в случае реальной беременности от кого-то со стороны, и отнести всё на мой счет, как это неплохо делают кукушки, да и у неё самой имелся немалый опыт в подобных делах. Говорят, не пойман, не вор. Только не в этом случае, на этот раз «высветилась» как на рентгене. При всём желании втиснуть шесть-семь недель в три-четыре месяца невозможно. Как тут не вспомнить того же Сократа: «Всё тайное, рано или поздно, становится явным». Господи, чтоб мы без него Сократа делали! И снова о преимуществах гражданского брака. Никаких тебе судов, выгнал такую шлюху из дома, и все дела. Мне самое раз развестись, обстановка позволяла, но  жалко дочь ещё маленькая, пусть даже, если и не родная. Да и чему может научиться она у курящей матери, которая частенько для связки слов употребляет нецензурную брань, от которой уши вянут. Старшая её дочь Вера  рано вышла замуж, когда деваться уже было некуда и некоторые известные «обстоятельства» уже припирали. Мать не доглядела. Мне трудно было даже представить, что младшая сестра может также опрометчиво и рано «выскочить» непонятно за кого, что бы потом всю жизнь самой маяться, повторив судьбу своей мамаши и всей её родни. Личная жизнь супруги меня уже давно не интересовала. Продолжала  она отношения со своим хахалем или нет, мне было уже до лампочки. Мне бы со своими делами разобраться.
В дачный сезон по выходным всё также уезжал в деревню, где успевал заниматься не только огородными делами, но и строить летний домик. Домик строил втайне от всех целый месяц, когда с помощниками, а чаще сам. В тот выходной мы работали втроём, устанавливали стропило под крышу. Это самый ответственный момент во всей стройке. Ближе к вечеру  небо вдруг затянуло тучами и пошел дождь. Он был коротким и не очень сильным. Где-то издали гремел гром и сверкала молния. В нескольких десятках километрах от нас собирались тёмные до черноты тучи, и отдалённо слышались раскаты грома. Мы решили прерваться, поскольку работа не волк, в лес не убежит, и с перекуром отдохнуть. Я вышел из недостроенного дома, у которого ещё  не было даже крыши, во двор. Закуривая сигарету «Ява», невольно обратил свой взор на уходящие от нас тёмные тучи в сторону соседнего Селивановского района. Немного вокруг нас просветлело. Вдруг на тёмном-тёмном фоне туч высоко и на большом расстоянии от нас, в другом соседнем районе, где уже, наверняка, шел проливной дождь, увидел какое-то яркое небесное светило. Откуда ему взяться  в такую ненастную погоду, когда небо затянуло такими  страшными тучами, наводящими на многих страх? Оно стояло абсолютно неподвижно, как приколоченное гвоздём. Я думал, что мне мерещится от усталости. В это время подошли ко мне мои помощники после приёма ста грамм «горячительного», и я обратил их внимание на непонятный светящийся округлой формы объект, больше напоминавший шар, а может, в виде перевёрнутой  тарелки. Это смотря у кого какое зрение. Это «чудо» в небе мы все втроём наблюдали минуты две. Затем наблюдаемый нами «объект» стал плавно удаляться и на глазах уменьшаться в размере до точки, а потом и до полного исчезновения из нашего поля зрения. Жаль, что не было у меня с собой очков, но двое других видели ещё какие-то отходящие от «объекта» снизу синеватые лучи. В любом случае все очевидцы сошлись на том, что это был НЛО. По-разному можно трактовать встречу с НЛО. К счастью это или к беде? Время покажет. Говорят, такая встреча с НЛО не проходит бесследно. Раздирало любопытство, что делал этот НЛО в этот момент. Изучал электрические разряды, или сам заряжался от сверкающих молний, а может  сам явился причиной таких небесных раскатов и дождя.
  В хорошую ясную погоду я отправлялся на фазенду обычно на машине, а если предвещали дождь, то отправлялся поездом. От остановки поезда до  моего участка километра два грунтовой дороги, которая после хорошего дождя превращалась в непреодолимое препятствие для автотранспорта, и появляются большие шансы, что вместо того чтобы в понедельник с утра выйти на работу, куковать на участке, пока не просохнет дорога, иначе не выбраться. Это обстоятельство-всецело зависеть от погоды, резкое подорожание бензина, что привело к удорожанию картофеля на своём участке и сделало невыгодным его выращивать, а также тот факт, что каждую зиму мой дом «навещают» непрошеные «гости» и взламывают замки и двери и обворовывают всех подряд, заставило меня призадуматься, а не  обзавестись ли мне домом в самой деревне и поближе к городу. Через год я так и поступил. В деревне Лазарево, что в пяти километрах от города, я и купил обычный деревенский дом. Предстояли большие и затратные работы как в самом доме и в запущенной донельзя бане, так и на самом земельном участке. Бывший хозяин, который больше пьянствовал, чем трудился на земле, всю землю испоганил своими мусорными отходами. Куда лопатой не копнёшь, всюду наткнешься на консервные банки, склянки, целлофановые пакеты. Знал бы я раньше, что собой представлял бывший хозяин, никогда не взял такой загрязнённый участок. Что значит городской человек и далёк от земли-кормилицы, и которого легко обмануть. Тем не менее деваться-то мне уже некуда, потихоньку стал обустраиваться на новом месте. Завёз устаревший холодильник «Юрюзань», пару диванов и два кресла, старый цветной телевизор, отремонтировал старую, наполовину развалившуюся, деревенскую печку. Навёл порядок в бане, перебрав и заменив пол, провёл систему слива воды, заработала душевая установка, построил небольшую теплицу. Причем в это трудно поверить, но делал всё своими руками. В общем, теперь после всех работ летом можно было спокойно оставаться на ночь и даже проводить свой отпуск. На старой фазенде почти не бывал. Невозможно одному содержать в должном порядке и жить на два дома, как и нельзя одному усидеть на двух креслах. Я один из первых понял, насколько невыгодно иметь и как дорого обходится содержание такого земельного участка, что решил окончательно от него избавиться. Вслед за мной, года через два, свои участки покинула половина дачников-огородников. Остались лишь те, кто успел выстроить капитальные из кирпича дома, которые нельзя ни разобрать, ни продать. У меня было большое желание свой дом продать, но желающих купить летний дом не было, вот если б отдать на халяву, тогда бы взяли. Жалко, конечно, было, столько затрачено труда, средств, здоровья. Пришлось от земельного участка отказаться, а дом постепенно разобрать, тем более что супруга, практически, никогда не была ни там, в Морозово за двадцать пять километров, ни здесь, в Лазарево в пяти километрах от города. Не привыкла она спину гнуть на грядках, да и в детстве её ничему хорошему не научили, а дочь её по-прежнему думает, что хлеб буханками на деревьях растёт. Такая вот у них семейная традиция.  На  новом участке  в Лазарево был небольшой старый сад из трёх яблонь, одной вишни и одной сливы. На грядках, как  и на картофельном поле, почти ничего не росло. Так что о каких-то видах на урожай не могло быть и речи из-за непригодности земли, которая больше напоминала мусорную свалку, оставшуюся после предыдущего непутёвого хозяина. Но для меня урожаи было не главным. Рядом с яблоней я сделал небольшую беседку, вокруг которой со всех сторон ветвилась душистая хмель. В ней, сидя иногда  за столиком, который сам и смастерил, я в гордом одиночестве иногда к концу дня в жаркое время не спеша опустошал бутылку «жигулёвского» пива. Иногда по утрам, спрятавшись в кронах яблони, напевал невидимка- соловей, сам того не ведая, что своим пением забавлял меня. А иногда, также под яблоней, я любил часок-другой понежиться на стоге свежескошенного сена, дыша его необычным целебным запахом. Однажды, вскапывая землю под саженцы смородины, я был чертовски удивлён, увидев глубоко в земле здоровенную серую лягушку то ли жабу. Никогда не знал, что есть такие лягушки, которые живут под землей. И как я её не перерезал лопатой пополам?  А однажды во второй половине дня, когда солнце пошло на закат, проходя мимо бани  в метре от себя, заметил огромного Ужа. Он как раз пересекал песочную тропинку, оставляя за собой извилистый след. Я не стал его преследовать, чтоб не напугать, а счел за счастье, что появился он на моей территории. Я остановился как заворожённый и стал наблюдать, куда он путь держит. Со всеми его изгибами во время движения его рост составлял почти полметра, а если выпрямить в длину и того больше. Такого большого Ужа  никогда видеть раньше мне не приходилось. Наверно это была самка. Это могло даже напугать меня, даже зная, что она не ядовита. Когда уж скрылся в зелёной траве, то дальше я отслеживал его по движущимся желтым ушкам на фоне «зелёнки». Больше всего мне не хотелось, чтобы он свернул в сторону дома и скрылся бы в хлеву. Но он, уползая от преследования, как раз свернул в сторону хлева между грядками. Тогда я поторопился обойти его и стал на его пути. В руке у меня была палка с концом в виде рогатки на всякий случай.  При помощи такой палки обычно ловят змей. Мы стояли напротив друг друга в каком-то оцепенении глаза в глаза. Мне вспомнилось, как в далёком детстве мы безбоязненно брали их на руки и забрасывали себе  за пазуху, конечно, не таких огромных. Была такая мысль и сейчас, но её огромный размер отрезвил меня, и я смирился и отказался от своей затеи. Может где-то недалеко маленькие ужата ждут не дождутся свою мамашу или папашу. Наконец Уж сделал правильный поворот на девяносто градусов и продолжил своё движение в сторону забора соседнего участка. Я мысленно пожелал ему успешного пересечения соседского участка, и постараться быть незамеченным соседом с нехорошей репутацией бандюгана и живодёра. По слухам, а в деревне это уже не слухи, а истина, этот вор за зиму всех уличных собак заманивал к себе, убивал и в буквальном смысле пожирал их за милую душу со своим напарником  и пьяницей. К весне селяне многих своих дворняг не досчитывались. Позже их сам бог наказал, оба в разное время, но в одном и том же месте заживо сгорели.
 Однажды  в конце дачного сезона, в конце недели и на исходе дня, я непредвиденно вернулся домой уставшим и голодным. Во дворе у дома гуляла  Марина. Все её подружки уже разошлись по домам. Было после шести вечера.

-А ты что одна?- спрашиваю её, остановившись на секунду рядом с дочкой, как раз напротив своих окон первого этажа, откуда могла временами наблюдать её мать.
-Все подружки уже ушли,- ответила она.
-Что же ты домой не идёшь?
-Мама сказала, чтобы я гуляла во дворе. У неё гости,-как-то печально поведала она.
-Что за гости?- поинтересовался  я.
-Они там с какой- то тётей, уточнила дочь.
-Ну-ка, пошли. Посмотрим, что там за тётя, которой ты мешаешь.
 Я стал открывать дверь своим ключом, но она не открывалась, замок был защёлкнут на «собачку». Стал звонить. Дверь открыли не сразу. Мне показалось очень странным всё это. От кого надо запираться на замок, если дочь бегает во дворе? От ребёнка, который не достаёт до замка, или от меня, которого нет, и находится далеко в деревне? Захожу в прихожую, а из кухни пулей вылетает какая-то девица, и у супруги очень растерянный вид, как будто совсем меня не ждала, по крайней мере до утра, и явно застал врасплох. Правда, у неё были когда-то подруги по детству, по работе, но они не убегали так поспешно в рассыпную при моём появлении как тараканы при появлении яркого света. Они же обе скрылись в своей комнате, а я только заглянул на кухню, не заходя в неё. На столе стояла  наполовину распитая бутылка красного вина, было много еды, различных салатов, бокалы, точно после свадьбы. Поразило меня то, что они пили-ели, а ребенка не покормили, отправили на улицу. Так бы у гуляла дочь допоздна голодная, если б я не приехал. В следующую пятницу картина повторялась точь-в-точь. Придя после работы, она активно принялась за приготовление ужина. Смотрю, и котлеты жарятся, и мясо отваривается, и салат ждёт своего часа, и запахи такие аппетитные. Я подхожу к ней и спрашиваю:
-Мне интересно, для кого ты всё это готовишь, вроде и праздников не предвидится?
-Что значит для кого? Для всех, -невозмутимо отвечает она. -Праздники нужно устраивать самим по настроению.
-То-то я и вижу. Не забудь ребёнка сначала покормить. Для всех..., -произнёс я с иронией, и вышел из кухни недовольным, прекрасно зная, для кого именно она старается.
Через час всё было готово и она позвонила по телефону: «Привет, у меня всё готово. Жду»,- слышу я из своей комнаты. Не зря я спрашивал, для кого готовит. Теперь ясно. Минут через двадцать приходит всё та же подруга брюнетка лет на десять-пятнадцать моложе её, да не с пустыми руками, а с бутылкой красного вина и коробкой конфет. Всё готово к вечернему «спектаклю». Вечеринка у них начинается на кухне, как и театр с вешалки. Дочь в это время в комнате смотрит телевизор. Мне интересно, когда и чем это всё закончится. Похоже, они настроились погулять до понедельника. Через полчаса, прихватив с собой бутылку и салат, они переместились в свою комнату  продолжить чудесно начавшийся вечер, и с ещё более перспективным продолжением. Марина без особого желания чуть ли не со слезами, вся подавленная с опущенной головой и с неважным настроением, пришла ко мне смотреть телевизор, так как те «подружки» переключились на другую программу. Дочь часто приходила в мою комнату смотреть детские передачи, так как мать часто устраивала скандалы по поводу того, кто из них, что должен смотреть. В моём понятии телевизор для того и придумали, чтоб чем-то занять детей. И потом советский лозунг; «всё лучшее-детям», никуда не делся. В узкой прихожей напротив стеклянной двери в залу стоял небольшой старый диван, который не успели ещё отправить в гараж. Когда детская передача закончилась, мы вышли с ней и присели на диванчик в прихожей. Мы оба хотели, чтоб эта наглая «девица» поскорее ушла вообще. На улице было уже  темно, а через дверь в большую комнату, что напротив нас, горел свет. Потом вдруг свет за стеклянной дверью погас, и не было его довольно долго. Ни я, ни тем более дочь, не решались в эту комнату войти, хотя было весьма любопытно, чем этаким можно в темноте двум бабам заниматься. Позднее, запутавшись от бесконечного и наглого вранья, супруга, конечно, объяснила, что в темноте лучше можно было рассмотреть звёзды на небосклоне через окно. И это после опустошённой бутылки красного вина. Если уж  наблюдать звёздный небосвод, то лучше, выйдя во двор, где обзор совсем другой.  «Подружка очень много знает про астрономию и её интересно слушать. Хочешь, присоединяйся к нам, послушаешь»,-предложила она мне однажды. Ну и дура!  Поскольку, изучая небесные созвездия на не совсем трезвую голову, и  подружка несколько задержалась, супруга решила, что ей лучше остаться на ночь. Всё-таки вдвоём веселее изучать ночное небо, хотя лично мне не очень понятно с каких это пор супруга стала интересоваться астрономией, если в школе об этом понятий не имела. В другой день среди недели прихожу с работы, а дочка скучает одна. Спрашиваю её, где мать? Она говорит, что мама с работы пришла, но сразу ушла погулять  с тётей. Сказала, что скоро придёт.
-С какой тётей?- спросил я, совсем не понимая, как можно было оставить одного ребёнка,  даже не покормив его.
-С тётей Людой, с кем же ещё. Ну, как ты не понимаешь. Они любят друг друга, у них свидание, - по-детски объясняет Маринка.
 Я был шокирован информированностью ребёнка. Она всё понимает, а я не в курсе. Я и тогда не совсем понимал. Я просто отказывался понимать такие вещи. Какое такое может быть свидание между бабами. Я  не знал, как даже выразиться по поводу всего услышанного. Подобные встречи продолжались несмотря ни на что и в любую погоду и дальше. Чтоб такие встречи не выглядели для общих знакомых абсурдными, она умудрялась их маскировать, и чаще под видом добропорядочной бабушки, прогуливавшей внука на коляске. Дело в том, что не так давно и очень даже неожиданно супруга стала бабушкой, и когда её старшая дочь Вера, проживая уже с законным мужем отдельно в соседнем доме, звонила по телефону и просила, а то и умоляла её погулять с внуком, то так называемая «бабушка» находила десятки отговорок, в том числе и по состоянию здоровья, чтобы отказать в такой просьбе в таком обычном семейном деле. Теперь ситуация в корне изменилась. Не забывая,  что она бабушка, сама звонила и уговаривала, чтобы дочь разрешила взять внука на прогулку. Когда молодая мамаша не соглашалась в такую отвратительную погоду прогуливать сына из-за большой вероятности простудить ребёнка, то молодая бабушка настойчиво убеждала, что с ребёнком нужно гулять в любую погоду и настаивала на своём. После чего, тут же сообщала по телефону своей подруге о встрече на старом месте через десять минут. После таких прогулок ребёнок действительно потом болел простудой, но её это совсем не волновало. Какие нужно было подключить инстинкты, чтобы забыть о «материнских». Когда ребёнок болел, а ей нужно было ходить на свидания, она брала для отвода глаз вместо внука большую собаку дворнягу, проживавшую с нами на тот момент, но которую терпеть не могла  и никогда не кормила до этого. Она производила такое впечатление для окружающих и знакомых, что выгуливает собаку, а встреча с подругой это чистая случайность. Таким образом, обеспечивала на всякий случай себе алиби, а вдруг придётся объясняться. Говорят, у лжи короткие ноги. Однажды у супруги на работе была корпоративная вечеринка по случаю их профессионального праздника, она ведь трудилась в сбербанке, а любимая у них песня «Бухгалтер, милый мой бухгалтер!». Да и  погулять там любят, и явно не на «свои». Время было позднее, на улице было уже давно затемно, а её всё не было, и ребёнок сильно переживал, что матери до сих пор нет, и не мог уснуть. Я был всё время с дочкой и успокаивал её как мог. Говорил ей, что мать задерживается на работе и скоро подойдёт. Уговоры были напрасны. Дочь капризничала и плакала, пока не пришла мать. А время было за полночь. Мать явилась не одна, а с неразлучной подругой Людой, которая вызвалась её не только провожать, но и остаться на ночь по случаю профессионального праздника. Время-то уже позднее, первый час ночи. Поскольку работают они не в одной организации, то на самой вечеринке подруги не было, но по её окончании они созвонились и договорились, что домой придут вместе и продолжат вечеринку в узком кругу. Повод-то какой замечательный, и только раз в году. Дочка успокоилась, и я пошел спать в свою комнату. Подруги ещё некоторое время сидели на кухне и продолжали выпивать. Горячей воды давно уже не было. Её отключают в двенадцать ночи. Но о вечернем туалете перед сном дамы не забыли хоть и подшофе, попеременно бегая в ванную с кастрюлей горячей воды. Затем, кажется, всё поутихло. Через стену слышались какие-то звуки, голоса. Наверно смотрели телевизор, а может мне только казалось. Капризы ребёнка немного вывели меня из себя и нарушили мой сон. Мне не спалось. Я включил ночной светильник у себя над головой и посмотрел на часы. Было около двух ночи. Ничего себе, а я ещё не сплю. Я встал, пошел на кухню, надеясь попить чайку, переключиться и  успокоиться. По пути к кухне свет я нигде не включал. Откуда-то пробивался лунный свет, и было достаточно светло, чтобы ориентироваться в относительной темноте. Наверно, было полнолуние. Проходя по коридору в направлении кухни мимо закрытой стеклянной двери комнаты, где все спали, я услышал странные стоны. Я подумал,  что работает телевизор, а там в такое время совсем недетские передачи иногда бывают. Но через прозрачную стеклянную дверь едва пробивал лунный свет. Телевизор точно не работал. Тогда что? Ко мне постепенно стало приходить прозрение. Я просто остолбенел, стоял так минут пять и был просто в шоке. Мне стала понятна природа этих стонов. Так обнаглеть, как эти две твари в присутствии ребёнка, больше уже не придумать. Мне было уже не до чая. Меня немного озадачило в том смысле, как мне следует правильно поступить. Поставить супругу перед фактом сейчас немедля, или дождаться утра? Что скажет она, если обо всём скажу утром, я  примерно  представлял; «тебе приснилось» или «показалось». Это всё, что она могла сказать. «Поэтому лучше сейчас, или никогда»,-твёрдо решил я. Решительно открываю дверь, не включая  свет, дабы не разбудить только что уснувшего ребёнка, подхожу к дивану жены, остальные должны спать в кресле-кровати,  и вижу невероятную картину. На кресле-кровати рядом с диваном у самого окна, на котором, по всей вероятности, должна спать ночная гостья, никого не оказалось, только белая простынь, зато на диване  полная идиллия. Супруга лежит голая на спине, никак не отреагировав на моё внезапное появление, а сверху, как резвый всадник на резвой лошади, укрывший с головой одеялом, сидит молодая подруга, партнёрша по сексу. Похоже, она не слышит и не догадывается о моём присутствии и продолжает сидеть, иначе бы давно сбежала на кресло-кровать. Партнёрша снизу, оказавшись «застуканной» врасплох, наверняка подаёт ей предупредительные настораживающие сигналы, но та так увлеклась, что не понимала даже в чем дело.
-Вы чем тут, шлюхи, занимаетесь?- единственно, что я мог спросить у них.
 Мне очень хотелось этого «всадника без головы» стукнуть по предполагаемой башке чем-то тяжелым, но на баб у меня руки не поднимаются вообще.
-Закрой дверь с той стороны,-услышал я от супруги, которая при этом даже не попыталась встать и освободиться от партнёрши.
 Тут проснулась совсем некстати дочь. Мне показалось, что она и не спала. Разве можно уснуть при таких стонах. Она повторила сквозь сон тоже самое; «закрой дверь». Только после этого я вышел. У меня было огромное желание тут же выгнать обеих из квартиры на улицу, в чем они были одеты на тот момент, если, конечно, были одеты во что либо, однако понимал, что сделать это без шума и скандала нереально. Не только оттого, что дочь окончательно проснётся и обо всём догадается, но и соседи тоже проснутся и станут выяснять что к чему. Так и пожалел, не предприняв экстраординарных мер. Утром надеялся, что её и след простынет ещё до того, как я проснусь. Позорище-то какое! Так нет, с утра обе сидят на диване, на котором ночь провели, и взахлёб плачут. Похоже, просчитались, надеялись, что меня легко обмануть. Понимают шалавы, что таких возможностей больше у них не будет. Оттого и слезу пустили, но никак от раскаяния. Супруга в комнату к своей подруге меня не пускала, стала как шлагбаум у двери, боялась, что морду набью её партнёрше. Перед тем как уйти на работу я предупредил супругу, чтоб этой твари в моей квартире больше никогда я не видел. Больше с этими лесбиянками я не разговаривал, их для меня просто не существовало. Но вечером у меня состоялся небольшой, но серьёзный разговор с Мариной в моей комнате. Она просила рассказать, почему я заходил к ним ночью и называл  мать и её подругу шлюхами.
-Когда-нибудь, когда ты подрастёшь, я тебе расскажу и объясню, но не сейчас, -кратко я объяснил ей непростую ситуацию.
-Ты думаешь я ничего не понимаю? -с удивлением говорила она.-Я только не понимаю одного. Как вы, совершенно разные люди, могли жениться. Вы же ненавидите друг друга.
- Ты права, Марина. Ошибку надо исправлять, и я её исправлю в самое ближайшее время. Я эту ошибку допустил, мне  её и исправлять.
-Каким образам?-поинтересовалась она.
-Уже знаю, -ответил я.-Скоро узнаешь.
Со слов ребёнка я понял, что она всё понимает и психологически подготовлена к моему предстоящему и неминуемому разводу с её матерью. Именно это было единственным препятствием к такому процессу раньше. Теперь его нет. На следующий день я подал заявление на развод, о чем поставил эту лесбиянку в известность. Процесс, как говорится, пошел. Как и следовало ожидать, разводиться она не собиралась. И говорила, что ничего у меня не получится, вместо того чтобы раскаяться и просить прощения. Интересно, на что она ещё надеялась? Её «нет», уже ничего не значило. Судебный процесс пошел. Заявление было составлено так категорично и предметно, что нанятый ею адвокат ничего не мог вразумительно противопоставить. Деньги на адвоката у неё нашлись, а вот когда мне нужен был кирпич на гараж или на колёса к автомобилю, то, извините, денег не оказалось.  Суд развёл нас за три минуты. Это был самый счастливый день в моей жизни за последние тринадцать лет. Как поют в приблатнённых кругах, «была без радости любовь, разлука будет без печали». Мне стало легко и свободно, как тому дворовому псу, которого, наконец, очистили от блох, клещей и прочих паразитов-кровопийц. Но радоваться ещё было рановато. Одно дело развестись, а другое разъехаться по разным углам. Особенно, когда  не очень-то хочется дарить свою квартиру, практически, чужому человеку, а на покупку ещё одной квартиры денег у меня, разумеется, не было. Обменять «двушку» на первом этаже в панельном доме просто невозможно, а продать квартиру по дешевке не было смысла. В течение года я подыскивал и предлагал различные варианты обмена, только чтоб поскорее разъехаться и не видеть её, хотя на тот момент она купила ещё одну «двушку» в соседнем доме на шестом этаже, взяв  по месту работы льготный кредит. Юридически и по существу не у неё, как она считала, а у нас было две равнозначные квартиры, но о ней она даже не заикалась, считая её только своей, и предназначалась для старшей дочери, когда выйдет замуж. Она никак не могла понять элементарную вещь, если движимое или недвижимое имущество приобретается при совместном проживании, то оно не может принадлежать кому-то одному. А если это так, то при таком раскладе нет ничего проще; каждому по квартире и разбежались в разные стороны. Так бы сказал любой юрист. Но не тут-то было. Черт меня попутал, встретившись с такой аферисткой однажды, если у себя на работе за счет подставных лиц и умерших вкладчиков они умудрялись в течение нескольких лет получать дополнительную зарплату, пока за них не взялась прокуратура. Про «свою» квартиру она старалась даже не упоминать и в расчет при разделе квартиры не учитывать. Я согласен был даже перейти в комнату в коммуналке, а ей с дочкой отдельную квартиру в «хрущёвке». Но ничего её не устраивало. То дом далековато находится от места работы в пределах десяти минут ходьбы, то освещенность у подъезда недостаточна по вечерам в новом доме. Словом, искала любой предлог, чтобы не допустить обмена. У меня не было иного выхода, у неё был вариант. Когда-то при первом разводе она оставила свою двухкомнатную квартиру пьянице, первому мужу. Сейчас, после второго развода его первой любви, он живёт с сыном от второго брака. Свою вторую жену он недавно похоронил. Не везёт мужику на жён и всё тут, ничего не поделать как и мне. Но квартира юридически оставалась у них общая, а, практически, принадлежала ей. Она её получила когда-то по месту работы. Был бы отличный вариант снова сойтись и жить в прежней своей  квартире с общим ребёнком. Говорят, первая любовь никогда не забывается. Возможно и так. В связи с этим сестра посоветовала ей воспользоваться удачным моментом и вернуться к своей первой любви, на что расчетливая мадам, даром что в банке работает, ответила; «снова в нищету не пойдёт». Странная бабья логика. В свою законную квартиру возвращаться не хочется, а из чужой под расстрелом не уйдёт, и не выгонишь, да и «кредитную» квартиру присвоила наглым образом. Не трудно представить, что проблема разъехаться по разным углам затянется на неопределённое время, если не придумать что-то экстраординарное. Конечно, этот вопрос можно было решить через суд. Что же здесь непонятного? Если две равнозначные квартиры, то каждому взрослому по квартире. Но она, понимая, что именно так и будет, панически суда боялась.
Приход зимы меня мало радовал, и отнюдь не из-за морозов, хоть я человек и южный. А потому что каждую снежную зиму мне приходилось один раз, а то и дважды, подниматься на крышу своего гаража и чистить её от снега, чтобы под его тяжестью случайно не рухнула деревянная крыша. Гараж  свой я построил намного раньше «своих» непутёвых соседней. Каждый из них выжидал, когда я полностью выстрою свой, чтоб сэкономить на стене. Когда строил гараж я, возможности подвезти бетонные плиты на крышу не было. Тогда вместо дороги ещё был большой овраг, и подъехать поближе к строившемуся гаражу, не было никакой возможности. Поэтому крышу пришлось делать  деревянную. Свои гаражи соседи построили уже тогда, когда овраг засыпали и была сносная дорога, а потому крыша из плит у них оказалась намного выше моей. Получилось так,  что крыша моего гаража представляла низину, в которую  заносило  снега в два раза больше, чем у соседей слева и справа, а значит в несколько раз тяжелее, и это притом что крыша у меня деревянная. Нужно было что-то делать, не дожидаясь, пока крыша под тяжестью снега провалится и от машины ничего не останется. Трудно представить, сколько потом будет хлопот и во сколько всё обойдётся.  В конце августа во время своего очередного отпуска я решил провести некоторые неотложные работы и уровнять крышу своего гаража с соседними. Теоретически  выглядело всё неплохо  и особых трудностей не предвещало. На самом же деле работа предстояла большая и за короткое время, и сам, конечно, ничего не сделал бы. Взялся помогать мне хозяйственный, работящий, и хорошо  знакомый  мужичок из числа моих бывших пациентов, хотя и с некоторыми странностями после перенесённого в детстве болезни,  связанной с головой, в связи с чем он часто обращался ко мне в поликлинику. Всё нужно было сделать за один день. Приступили к работе с самого утра с восьми часов. С каждым часом становилось всё жарче и тяжелее, особенно мне  с непривычки. Я думал, что мы на часик прервёмся на обед и отдохнём, но напарник отказался, и продолжали работать без перерыва. К пяти часам после полудня работа шла к завершению. Прибивали последние длинные доски для козырька над воротами гаража. Я, всецело понадеявшись на напарника и будучи  уверенным, что он надёжно «привязал» доску, стал на неё одной ногой для того, чтобы приколотить следующую длинную доску у самого козырька. На мою беду опорная доска оказалась не прибитой, и я, как подкошенный, вместе с длинной доской под ногами и молотком в руке, слетел с крыши гаража. Приземлился очень неудачно и неудобно левым боком прямо на асфальт у ворот. После падения у меня появились сильнейшие острые боли в левом бедре. Я не мог встать, левая нога совсем не двигалась. Я понял, что это очень серьёзно. Вокруг ни души, если не считать напарника на крыше. Минут через пять мимо проходил сосед по гаражу, крупный заводской парень, который, увидев меня лежащим на земле, посочувствовал мне и сказал, что всё пройдёт, поскольку так ему приходилось падать с крыши ни один раз, и всякое бывает. Напарник, находясь на крыше, как ни в чем не бывало, продолжал  забивать гвозди, и не заметил моего падения с крыши. Звать его на помощь не представлялось возможным, всё равно ничего не слышал, к тому же он с детства от болезни глуховат. Но он был высоко и не в поле моего зрения.  Мне хотелось ему сказать, чтобы он срочно всё заканчивал и вызвал «скорую». Поблизости как назло никого не было. Правда, в гараже напротив чуть наискосок ковырялся со своим старым  автомобилем прапорщик, но он был так занят делом, что из гаража даже не высовывался, только ворота настежь были открыты. Другие соседи слева от меня стояли далековато, травили  анекдоты и курили, и не видели, как я упал. Совсем некстати начинал крапать дождик, надо было мне подтянуться ближе под козырёк гаража, вдруг пойдёт дождь. Переместиться самостоятельно под крышу своего гаража оказалось совсем нелегко. В связи с этим вспомнил лётчика Маресьева из повести Б. Полевого, как тот полз в зимнем лесу с отмороженными ногами. Наконец где-то через полчасика с крыши  по лестнице спустился мой напарник. Он по-прежнему ничего не ведал, что со мной случилось. Думал, я отдыхаю в тени от палящего солнца. Я сказал ему, что, кажется, сломал ногу от падения и нужно вызвать «скорую», но прежде  необходимо разбросать рубероид по всей крыши, чтобы создать впечатление, что работы полностью завершены, и у любителей «пошарить» по чужим гаражам не было соблазна залезть в гараж через крышу и разобрать мою машину на запчасти. Помимо этого, прежде чем вызвать «скорую», необходимо ещё загнать мою «шестёрку» в гараж и закрыть ворота. На период работ я специально выгнал машину на улицу, а вдруг подо мной крыша провалится, да мало ли ещё что. Ничего этого ни я, ни напарник сделать не могли по разным причинам. Напарник позвал на помощь, опять-таки с моей подсказки, прапорщика, и тот загнал автомобиль на место. Потом они вдвоём стали закрывать ворота гаража, но у них от непривычки никак не получалось это сделать сразу, видимо, не хватало сообразительности и навыка, поскольку там были свои особенности. Вижу, что без меня им  никак не справиться, а объяснять им, что к чему, не имело смысла. Чтобы выйти из затруднительного положения, я попросил их поднять меня, хотя понимал, что мне и шевелиться никак нельзя, и подвести к воротам. Они удерживали меня с двух сторон за локти и плечи. На левую ногу опереться я совсем не мог, её словно и не было, волок  ногу за собой. Только вместе поднажав, удалось их запереть на все засовы и замки. Только теперь можно было вызывать «скорую». Меня потихоньку на руках отнесли к шоферам, занимавшимися ремонтом неподалёку. Прапорщик попросил одного из них, у кого машина была на ходу, отправить меня в больницу. Кто-то из них немного раньше отправился вызвать машину скорой помощи по телефону в дежурку охраны моста, но  место больно глухое в этих гаражах, и вряд ли «скорая» может быстро его найти. Так что на неё особо не рассчитывали. Я с большим трудом и нестерпимой болью в ноге  улёгся на заднее сидение старых «Жигулей», и по моей просьбе доставили меня в МСЧ, где я работаю, хотя надо было сразу отправить меня в ЦРБ, что значительно дальше и через весь город. Там во дворе у приёмного покоя МСЧ дежурные медсёстры меня переложили на каталку и занесли в помещение. Поскольку я предчувствовал, что одним месяцем в больнице не отделаюсь, ключи от гаража и квартиры отдал старшей медсестре стационара Любе, которая оказалась рядом. Вдруг меня стало трясти как при малярии. Даже разговаривать нормально не получалось, зуб на зуб не попадал, вроде как знобило. Это была шоковая реакция на боль и потерю крови. Тут и «скорая» подъехала. Подошла врач из приёмного отделения Татьяна Николаевна, она же заведующая терапевтическим отделением МСЧ. Она в это время задержалась в приёмном покое с больными, и, узнав, что привезли меня, вышла сама во двор. Не каждый же день привозят в приёмный покой докторов с переломами.
-Вячеслав Михайлович. Вы у нас лучший диагност. Как вы думаете, что у вас,-поинтересовалась она, чтобы потом в журнале приёмного покоя выставить диагноз, не осматривая меня, тем более что сама не хирург.
- И думать нечего. Перелом шейки бедра слева,-ответил я как можно спокойнее и с чувством юмора, хотя продолжало трясти и знобить.
В это время медики «скорой» по привычке в подобных случаях вкололи мне наркотики и наложили шину на ногу непонятно как, и для чего. Затем на каталке подкатили к своему транспорту, переложили на свои носилки и отвезли в травматологическое отделение ЦРБ. Была пятница после шести вечера. Ещё в приёмном покое  бездумные дежурные сестры сняли с меня из одежды всё, что только можно, и ничего больничного так и не дали. Остался я, в чем мать родила. У них такие дурацкие порядки. И это после травматического шока и потери крови, когда трясло как при малярии, и в таких случаях хорошо бы пострадавшего согреть и накрыть хотя бы простынёй. В таком виде на каталке завезли меня в «процедурку». Я бы таких медсестёр за бездушие и халатное отношение к своим функциональным обязанностям у себя на работе давно бы уволил. Конечно, они бы вели себя по-другому, зная, кто перед ними оказался. К большому начальству и врачам отношение в больницах совсем иное. Да и не каждый день доставляют в больницу врачей по скорой помощи в качестве пациентов. И одели бы в «больничное», и простынёй прикрыли. Но это же нищенская больница, в которой свои правила. Ничего медперсоналу не дашь, ничего лишнего и не получишь. В процедурном кабинете тут же появляется дежурный врач; ни то травматолог, ни то хирург, как говорят, всего понемногу, но чтоб в чем-то преимущественно и особенно, так нет. Мы с ним коллеги, вместе работаем. Он в поликлинике считается хирургом. Я, конечно, и без него понимал, что в подобных случаях, если откладывается по некоторым причинам сама операция, делается скелетное вытяжение. Для этого нужно вставить спицу в голень или в бедро, загипсовать конечность и подвесить её через блок на груз. К таким манипуляциям приступил и дежурный травматолог, потому что впереди два дня выходных. Хотя в нормальных клиниках в таких случаях, и притом что пациент-доктор, операция делается неотложно. Но в провинции свои порядки. Я понял, что в ближайшие два-три дня никто оперировать меня не станет. Предварительная анестезия оказалась совершенно неэффективной. Когда дежурный хирург стал сверлить голень, были ужасные боли, как будто он забыл про анестезию. Может  и на самом деле забыл, хотел на мне сэкономить на новокаине.
-Ты хоть обезболь для начала, Виктор Иванвич,-с раздражением говорю ему.
-А что, Вячеслав Михайлович, сильно болит? -спокойно и недоумевая, спрашивает он.


-Тебя бы на моё место. Конечно. Практически, никакой анестезии,-говорю ему.


Хирург оставил дрель в стороне, взял шприц и снова сделал глубокий укол в голень. На этот раз, видать, ввёл новокаина больше, чем следовало. Я почувствовал, что предметы вокруг меня плывут вместе с медперсоналом, куда-то удаляются и становятся нечеткими, смазанными. Появилась  слабость, зевота, абсолютное безразличие к происходящему и окружающему. Я чувствую, что еще немного и потеряю сознание от резкого понижения давления. Дежурный врач даже не поинтересовался моим самочувствием и тем, что за целый день тяжелейшей работы на крыше гаража под палящим солнцем, кроме двух стаканов воды, я ничего не пил, не ел, а после такого обезвоживания, болевого шока, наркотиков от «скорой» и лошадиной дозы его блокады, мог вообще отключиться навсегда.
-Мне, кажется, я теряю сознание. Мне бы нашатыря,-сказал я тихим затухающим голосом, переходящим в шепот.
Уж кому как не мне знать, что у травматологов с мозгами не всё в порядке и в смысле культуры, и в профессиональном плане. Знаю не понаслышке, чем они занимаются на выездных циклах по усовершенствованию. Вот и этот не исключение. Наконец, они обратили на меня внимание. Медсестра догадалась накрыть меня наполовину простынёй, хорошо, что не с головой, а также поднесла ватку с нашатырём под нос, затем стала растирать им виски. Молодой хирург оказался таким бестолковым, несообразительным и бесчувственным, что никак нехарактерно для врача. За всё это время он даже не намекнул сестре, чтоб та накрыла меня простынёй, что я бы на его месте сделал бы в первую очередь. Неужели не хватило у него фантазии и сочувствия представить на месте пострадавшего себя? Что же это за медики, которым всё нужно напоминать и учить не только в вопросах медицины, но и элементарной культуре поведения? Легко представить, на что такой врач «способен» в своём деле, а точнее сказать, неспособен. Тем не менее мне немного полегчало, стало проясняться, кажется, порозовел и согрелся. Похоже, пришёл в норму. Но опять-таки не благодаря медикам, а только себе. Другой на моём месте и не медик так по-тихому так и «отошёл» в мир иной. Хирург за это время всё-таки просверлил и вставил спицу. Дальше меня увезли в палату и подвесили на скелетное вытяжение. «И на кой черт мне это вытяжение, -подумал я, -лучше бы шину грамотно наложили с фиксацией тазобедренного сустава, если решили оставить всё до понедельника. А они зафиксировали только голеностопный сустав. Какой в этом смысл, если шину положено накладывать как минимум на два ближайших сустава от перелома?». Последующие два дня из врачей никто не подходил, так как были выходные. В первый же вечер, ближе к отбою, я почувствовал ужасную слабость, чувство голода, но больше всего думал о хорошем крепком, сладком и ароматном чае. Вспомнил  про свои ночные дежурства, когда в такое время всей дежурной сменой, врачи и сёстры, дружно собирались в ординаторской на чаепитие что в Москве, когда подрабатывал в больнице, что в Муроме в ЦРБ. Вот бы сейчас чуть перекусить и горячий чаёк, где б такую скатерть-самобранку найти? Остаётся только мечтать. Подошедшей к соседу с уколом молоденькой дежурной сестре, я подсказал, что когда врачи соберутся пить чай, пусть  Виктор Иванович, мой коллега, не забудет про меня, так как весь прошедший день, работая в гараже на солнцепёке, даже чаю не пришлось выпить. Через полчасика  дежурная сестра принесла мне чашку горячего свежезаваренного крепкого чая, бутерброды с тонко нарезанной копченой колбаской. Колбаска была такого хорошего качества и такой твёрдой, что от слабости у меня не хватало сил её разжёвывать, так и оставил в стороне, не прикоснувшись, ограничившись чашкой ароматного горячего чая и ломтиком от белого батона. Благодаря этому, я понял, что ещё не всё потеряно, что жизнь продолжается. Сутки никому ничего о себе не сообщал. И зачем? В наших советских провинциальных больницах невероятная нищета ещё со времён земского врача Антона Чехова. Каждый больной должен заранее принести с собой индивидуальную личную домашнюю ложку, кружку,  хорошо бы и тарелку. Неплохо бы, по мнению администрации, больным из дома родственники ещё бы обеды приносили, избавив больницу от подобных хлопот. Было б совсем здорово.  Если б я мог предвидеть, что упаду с крыши и попаду в больницу на операцию, то, конечно,  прихватил все эти  столовые принадлежности с собой, и бритвенный прибор, и туалетные принадлежности заодно. Тогда точно не пришлось никому звонить. Кроме того, было бы неприлично с моей стороны не сообщить обо всём дочери. Может она волнуется, почему меня не было ночью. А может и нет. Считает, что я на дежурстве. Заодно, если  вдруг надумает меня проведать, занесёт эти недостающие столовые приборы. А пока выручали больные  по соседству. Через сутки попросил ночную дежурную сестру позвонить по моему домашнему телефону, и в деликатной форме, и только дочери Марине, сообщить, где я нахожусь,  и что необходимо принести в больницу. Конечно, наивности моей не было предела. Ребёнок, да ещё девочка... Куда она без матери? Лучше б и в самом деле не сообщал, как-нибудь обошёлся бы. Интуиция меня не подвела. Я был очень разочарован, когда на следующий день после звонка в воскресенье вместо дочери явилась её мамаша. Вышло всё наоборот, хотел как лучше для меня, а получилось тривиально как всегда. Что она совсем без мозгов, чтобы после всего ещё явиться сюда? Именно поэтому я и не хотел звонить, потому что знал, как будет. Всем своим видом я продемонстрировал, что её видеть мне меньше всего хотелось, и её появление мне явно не по душе. Она же, по-видимому, рассчитывала использовать такую уникальную возможность как «несчастный случай» и мою временную беспомощность в своих корыстных целях. Она ведь никогда ничего не делала без корысти. В понедельник, когда я должен быть на работе и не появился, приехали коллеги по работе, они же и моё начальство, а также и дочь Маринка. И надо же приехали в одно время. От неподвижности более двух суток у меня мучительно болела спина, такое впечатление, что мне на спину положили мешок с песком. Самым большим желанием, как ни странно, было поскорее помыть руки с мылом. Ни врачи, ни санитарки отделения не догадались даже предложить мне провести утренний туалет и помочь практически. «Пригвоздили» к кровати по рукам и ногам и всё, главное, чтоб ещё раз не упал теперь только с кровати и не сломал вторую ногу. Вопросы ухода за неходячими больными никого не интересовали. Как больной питается, умывается ли по утрам, чистит ли зубы, стоит ли рядом утка под кроватью и рядом ли она под рукой, никого не интересует. Хорошо, что коллеги по работе отыскали где-то тазик, кувшин с тёплой водой и туалетное мыло. С чистыми руками и на душе полегчало, и настроение совсем другое. Что ж это за больной такой, да ещё врач, с грязными руками? И что ж это за медики в больнице, которым на всё наплевать? Маринка растерялась при виде стольких людей в белых халатах вокруг меня, стеснялась и не знала, чем можно мне помочь. За три дня абсолютной неподвижности я чувствовал себя как избитая собака, всё ныло, особенно затёкшая спина, но ещё  полностью не осознавал, что всё, что со мной произошло, хуже некуда. Я не понимал, почему так долго ничего не предпринимается, и когда же, наконец, будет операция, без которой уже не обойтись и надо со всем смириться. Скорее бы. Для меня дорог каждый день. Заменить меня на работе просто некому, а на приёме у меня  ежедневно по сорок и более человек. К  кому их направят теперь? Я же там один такой специалист. Жаль, впустую прошли все эти дни. В понедельник на общем обходе молодой  завотделением, которого я не знал и видел впервые, сообщил мне, что операция назначена на среду. По средам у них плановый операционный день. Я хорошо представлял, как этот молодой неопытный доктор с таким же неопытным анестезиологом, который без спиртного не обходится даже на дежурстве, будут упражняться на мне. Наверняка он знал, кто попал к ним в отделение и с кем предстоит иметь дело. Травматолог, которому я мог бы доверить операцию и которого я хорошо знал, Макс Юсупов, но он на пенсии, хотя еще подрабатывал в отделении на полставки. Мы с ним когда-то вместе ещё молодыми начинали работать в ЦРБ, так сказать, «старая гвардия». Ко мне он пока не заходил, наверно был не в курсе, да и палата была не его. Услышав вердикт  завотделением, я не сдержался.
-Вы меня извините, коллега. А не могли бы вы позвонить своему шефу во Владимир Евгению Смирнову. Мы с ним не только учились в одном институте, но и жили в одном общежитии на Пироговке. Так что хорошо знакомы по Альма-Матер. Думаю, он возьмёт меня к себе на операцию, -сказал я молодому врачу так, чтобы не задеть его самолюбие.
-Почему бы и нет. Попробую позвонить, если так, -спокойно ответил он.
 А то мог сказать: «баба с воза, кобыле легче». По крайней мере так, наверняка, подумал.
Лично я бы так и подумал на его месте, но куда девать такое знакомство с  шефом, тем более почему и в самом деле не пойти навстречу коллеге. С работы мне приставили «сиделку», относительно молодую, но опытную и хозяйственную медсестру. Она из МСЧ привезла с собой  огромную подушку, чтобы подложить под спину, и нормальное одеяло, чтоб ночью не мерзнуть под одной простынёй. А утром следующего дня, когда врачи ещё не пришли на работу, по поручению департамента здравоохранения был выделен новенький санитарный транспорт «Рафик» с сопровождающим, меня на носилках увезли во Владимир в областную больницу. Место для меня в травматологическом отделении областной больницы было уже подготовлено в двухместной палате. Об этом побеспокоился коллега по Альма-Матер Евгений Смирнов. В моей левой ноге ещё торчала непонятно для чего вставленная спица, а на голени болтался незакреплённый гипс. Неужели, отправляя меня в дальний путь, нельзя было удалить дурацкую спицу, торчащую в голени, и нормально зафиксировать шину, чтоб не позориться перед старшими товарищами из областной больницы? Скорее всего, так спешили, что не успели, так как кроме заведующего отделением травматологии, о моей транспортировке в областную больницу, похоже, никто не знал. Я всё удивлялся, как на периферии привыкли делать всё спустя рукава, не задумываясь о последствиях. Хорошо, что я вовремя избавился от таких непутёвых «костоправов» и тем более не доверил им операцию, иначе при таком отношении к своей работе на всю бы жизнь остался калекой. Завотделением травматологии областной больницы Евгений Павлович, кабинет  которого находился напротив моей палаты, сразу вошел ко мне в палату с дружескими приветствиями и кусачками в руке. За разговорами и шутками с прибаутками, он кусачками откусил часть спицы, остальную вытащил, а сестре сказал, чтобы закрепили гипсовую повязку, чтоб нога не болталась. Это как раз то, о чем я думал, находясь на носилках в новом «Рафике» по пути в областную больницу. За это время я много  о чем думал, и постепенно приучал себя к теперешнему своему положению. Евгений заходил ко мне раз пять на день, то кофе предложит попить за компанию, то просто поболтать, вспоминая Альма-Матер. Чтобы немного развлечь меня и чтоб не думалось мне о предстоящей операции, на второй день он принёс из дома два своих больших фотоальбома из студенческой и семейной жизни. Просматривая  его выпускную группу, я сказал ему, что некоторые его «однокашники» знакомы в лицо, и особенно этот с круглой мордастой деревенской физиономией, возможно,  видел его в общежитии.
-Ещё бы, - отреагировал Женька.-Это Ренат Акчурин.
-Он что, татарин?-поинтересовался я.
-Скорее всего.
- Неужели тот, который оперировал  Президента Ельцина? Он, кажется, профессор?
-Он самый. Как бы ни так! Бери повыше, академик. Рядовой профессор оперировать Президента  не будет.
-И то верно. Надо же...,- не верилось мне.- А я учился в одной группе с Серёгой Дземешкевичем. Может, знаешь. Он был в институте председателем НСО и жил в общаге. Сейчас он тоже вроде академик, директор сердечно-сосудистого центра имени Академика Б. Петровского, что на «аллее жизни». Не могу даже поверить. При нас этим НИИ руководил сам министр, академик Петровский, теперь мой хороший знакомый однокурсник. Ну и дела?! Жаль, что я не остался в Москве при распределении. Может из меня тоже что-то путное и вышло.
-А я не жалею,-с гордостью произнёс Евгений Павлович.
-Ещё бы тебе жалеть, главному травматологу области, -подбодрил я коллегу, -да ещё с такой супругой.
Скорее всего, Акчурина  я помню по общежитию, но лично знаком с ним не был. Может потому, что он был тихим и незаметным студентом. Евгений и Ренат учились в одной группе на два курса старше меня. Я  заканчивал шестой курс института, а они в это время учились в  ординатуре; Смирнов был на кафедре у знаменитого травматолога, профессора Г. Юмашева, а Акчурин на кафедре в кардиологическом центре у известного в стране кардиолога, академика Е. Чазова, к которому я так и не попал в своё время из-за своей самонадеянности и легкомыслию. А во Владимире с Евгением оказались  в одно время по просьбе облздравотдела в порядке оказания шефской помощи мединститута областному здравоохранению. С тех пор он и заведует этим отделением. В понедельник, несмотря на тяжелый день, как все считают, меня на каталке отправили в операционную. Надели на меня стерильные бахилы и рубашку и перенесли на операционный стол. Я особенно не волновался, ни с кем не прощался как в последний раз, так как когда-то в детстве уже оперировался по поводу аппендицита. Страха не было. Сначала, пока  Евгений с ассистентом не спеша «мылись» в соседней предоперационной, мною занимался анестезиолог с  молоденькой симпатичной медсестрой.
-Это правда, что вы учились с нашим «шефом»? - спросил он.
-Правда. На одном факультете, но на разных курсах. В одной общаге жили, -говорил я любопытному врачу-анестезиологу.
-А вы, какой доктор?
-Изначально хотел быть хирургом, а стал невропатологом. Предлагали остаться в Москве у Чазова, отказался по этой причине. Вот если б предложили хирургию у Петровского или у Кузина, нашего ректора и, между прочим, главного хирурга страны… Я ведь ещё на первом курсе думал стать хирургом.
-Каждому своё. Вообще, должен сказать, москвичи-народ избалованный. Им сам академик Чазов не авторитет.
-А кто это такой?- поинтересовалась молодая операционная сестра, затягивая жгут на моем правом плече для предстоящего наркотического укола.
-Тебе простительно его не знать. Это главный кремлёвский врач... Мне бы предложили, я бы не задумываясь... Невропатолог -тоже неплохо. Все болезни от этих самых нервов.
Я был совершенно спокоен. Анестезиолог пытался меня заговаривать, пока я не отключусь. Сестра что-то ввела мне в вену правой руки, и «поплыли туманы над рекой», как в песне  про «Катюшу». Дальше ничего не помню. Когда очнулся, в операционной увидел смутные призрачные силуэты двух-трёх человек в «белом» у моих ног. Оперировавший меня Евгений Павлович, будучи уверен в том, что я пришел в себя, стал рассказывать мне и ассистентам, как после завершения операции, когда я был ещё в наркозе, крутил моим бедром во все стороны и в разных направлениях и вроде всё  было в порядке. Дальше, переложив снова на каталку, увезли меня в палату. По пути ещё на каталке я чувствовал себя вне реальности и как бы в невесомости как собака Лайка в космосе, и, возможно, вёл себя не совсем адекватно. Мне казалось, что везут меня в хрустальном дворце по длинным хрустальным коридорам, и я, не переставая, расхваливал и благодарил врачей за успешную операцию. Однако довольно странное ощущение; то я нахожусь в реальности и адекватен, то в состоянии абсолютно бесконтрольном мне. Когда привезли в палату и переложили на кровать, я был ещё в таком необычном состоянии, что спросил у соседа, где я нахожусь. Настолько было всё ещё очень странно в моём поведении после наркоза. Ничего удивительного. Мне же вводили галлюциногены, и были обычные простые галлюцинации, которые отмечаются у алкоголиков при белой горячке. Через пару дней я поинтересовался у Евгения, когда  могу приступить к работе. Он сказал, что только через год. Для меня это прозвучало как приговор. На третий день после операции за мной приехали всё те же начальницы с работы, заведующая поликлиникой и замглавврача МСЧ по лечебной части, и на «скорой» увезли в Муром. До снятия швов определили меня в хирургическое отделение МСЧ. В тот же день я сделал первые попытки встать на костыли и пройти первые трудные шаги по палате, пока вокруг не было ни медсестёр, ни больных. «Неужели это на целый год?», -подумал я с тоскою и отчаянием. Для меня  началась другая непонятная жизнь. Без работы, без коллектива, я себя не представлял. Такое впечатление, будто у меня отрезали ногу. Всё это, безусловно, нагоняло тоску и депрессию. Позвонил младшей дочери Марине и сообщил, что у меня всё в порядке, только что приехал из Владимира после операции, нахожусь в МСЧ ЗИО,  и уже делаю первые попытки ходить по палате, так что особо переживать обо мне не стоит и пока мне ничего не нужно. Мне совсем не хотелось, чтоб ко мне приходили и видели, насколько я выгляжу отвратительно и беспомощно. С детства не привык к жалости к себе.
 Наступила прохладная осень, участились дожди. Вспомнил, что крыша гаража не покрыта как следует рубероидом и  протекает, а козырёк гаража  так и недоделанный. Надо как-то найти того напарника Володю, чтоб он занялся крышей. Попросил Марину, когда она пришла ко мне в первый раз после операции, разыскать моего напарника, с которым ремонтировали крышу гаража, по неточному адресу, без фамилии и неточному имени, по одному только дому у аптеки на улице Л. Толстого и описанию, как он выглядит по характерным приметам, так как у него после болезни с детства были тики лица, вроде как гримасничал. По-моему, звали его Александр. Заодно дал дочери денег, что бы она купила мне небольшой кипятильник, чтоб вечерами я мог пить чай. На работе у меня часто перегорали кипятильники, когда в своей процедурной я собирался пить чай и включал очередной кипятильник, но всякий раз во время приёма больных в кабинете я вспоминал о нём слишком поздно по специфическому запаху палёного. Почти каждый день навещают коллеги по работе или сочувствующие, верные благодарные пациенты. В палате я один, поговорить не с кем, телевизор не работает, радио нет, холодильник есть, но не работает, да и ни к чему он мне. Через пару дней Маринка принесла мне кипятильник, да не такой, какой нужен, а слишком большого размера, не для обычной кружки. «Такой» быстро перегорает, потому что погружается в кружку с водой только наполовину. Зря отдал пятьдесят рублей. Обычный нормальный кипятильник, тот, который мне нужен, стоит меньше тридцати. Покупала его её мамаша, женщина, у которой мозгов нет. Купила бы ещё кипятильник для ведра. Отлёживаться я не собирался, мне ведь надо было поскорее выйти на работу. Поэтому даже через боль в тихий час пытался передвигаться на костылях. Сначала с трудом двигался по палате, на третий день с выходом в коридор, так, чтобы никто не видел. Наконец появился мой напарник по гаражу Володя, после того, как его с трудом отыскала Маринка. Я почему-то знал его как Александра. Отдал ему ключи от гаража и сказал,  где там можно взять деньги на новый рубероид и другие расходы, в том числе и за проделанную им работу по своему усмотрению. На десятый день, наконец, сняли швы и выписали домой. Если в больнице мне не надо было ни о чем думать, то дома ситуация совсем другая. Не у всех же такой бардак дома как у меня, и не у всех семейные отношения в той стадии, когда пришла пора разъезжаться по разным «углам». Надо и по магазинам походить, и что-то себе приготовить поесть. Одним словом, залёживаться никак нельзя, пропадёшь, да и надеяться мне не на кого. Хорошо, если на улице сухо и не скользко. Может и неплохо, когда тебя многие знают и встречают на улице, но только не в моём теперешнем положении. От одних и тех же вопросов, типа  «что случилось и как теперь без вас», устал, хоть на улицу не выходи. Не станешь же каждому встречному и поперечному объяснять,  что случайно упал с крыши гаража. Могут ведь подумать, что по пьянке. Да и выглядеть калекой не хотелось. И тем не менее заставлял себя прогуливаться в любую погоду, торопиться некуда, не на работу же идти. Как там поётся? «Ямщик, не гони лошадей. Мне некуда больше спешить?». А чтоб я не очень горевал и не спился от депрессии, как многие в моём положении, дали мне вторую группу инвалидности как минимум на год.

 Несмотря на все трудности, связанные с костылями, я не переставал думать о размене квартиры, поскольку продолжать жить в такой отвратительной психологической атмосфере было просто невозможно. Дошло даже до  того, что меня упрекнули в том, что я взял не свою кружку, поскольку моя обычная кружка для такого большого кипятильника никак не подходила. Пришлось принципиально больше к ней не прикасаться. И что самое ужасное, упрекнула в этом меня дочь. Видимо, в тот раз она пришла ко мне не в настроении. Уж от кого-кого, а от неё никак не ожидал. И откуда такая мелочность, и где чувство сострадания и милосердия? Пришлось самому купить нормальный кипятильник для своей нормальной кружки.  Находясь в больнице, я понял, что дачный сезон для меня, по-видимому, закончился навсегда. На ближайшие десять лет все дела в деревне мне противопоказаны, и в сложившейся ситуации будет целесообразным от фазенды избавиться навсегда, то есть её продать. К тому же мне с соседом по даче здорово не повезло. Буквально через забор там постоянно жила сомнительная и ненадёжная семейка, отец с сыном. Что один, что другой половину жизни отсидели в тюрьмах и за воровство, и за убийство. Всё, что можно было у меня стащить во дворе, сосед, сынок-ворюга, уже стащил. Он специализировался на цветном металле, при нём всегда был небольшой магнит, с помощью которого он отличал «цветмет» от обычного железа. «Цветмет» ончаще воровал и сдавал в пункты приёма металла. Этим он промышлял днём, чтоб заработать на бутылку. А ближе к вечеру с таким же напарником-уголовничком воровали у всех подряд, где не так что-то лежало. В общем, прибирал в свои руки всё, что у кого плохо во дворе лежало. Мало того, и шайку себе подобных сколотил из бывших зеков и «малолеток». И староста села, и местные «менты» о его «похождения»  всё знали, однако закрывали глаза, не знали, что с ним рецедивистом делать. За убийство своё уже отсидел, а нового пока не совершил. Вот и ждут чего-то. Отсюда и вопросы у людей возникают, а на кой черт им такая милиция, не лучше бы вновь создать  добровольные отряды дружинников. От них уж точно был бы толк и доверие населения. А таким коррумпированным и обнаглевшим «ментам», которые считают себя властью, и помогать никто не хочет. Когда у меня украли кабель метров на двадцать, протянутый от дома до бани, я и подумать не мог на соседа, пока не узнал о его воровском прошлом.   Дома у них одни пьянки с утра до вечера. Однажды у них пропал отец ни с того ни с сего. Вообще он был очень скрытным человеком, ни с кем из соседей не общался, а тем более со мной, хотя в огороде своём иногда ковырялся и картошку высаживал. Ни у кого, в том числе и у милиции, не вызывало  никаких сомнений, что от него избавился сынок со своим другом собутыльником, которые требовали от него деньги на очередную бутылку. Милиция весь огород с собакой обыскала, но ничего не нашла. Районные сыщики оказались глупее уголовников. Кто же станет закапывать труп в своём огороде, если в ста метрах находится лес. Надёжнее будет закопать труп в лесу, и искать никто не станет. Как-то я увидел его со штыковой лопатой и двумя пацанами-малолетками, потенциальными уголовниками, которые направлялись в сторону леса. Тогда я и подумал, что ему с лопатой в лесу делать с двумя безмозглыми помощниками как не понадёжнее перезахоронить им же убитого отца, тем более что я никогда не видел его на своём огороде с лопатой в руке.  Через год, как раз под Новый год, у них сгорел дом, тогда заживо по пьяни сгорел друг- собутыльник, дружок хозяйского сынка. Сам урка  чудом выбрался через  окно. Тогда огонь чудом чуть не добрался к моему дому. Хорошо, что «пожарная» вовремя подъехала. В общем, сбежалась почти вся деревня посмотреть на это зрелище. В этой деревне это обычное дело. На прошлой недели на этой же улице неподалёку сгорело сразу два дома, и «пожарка» не помогла. Я жалел лишь о том, что погиб молодой парень, его напарник и собутыльник, а не этот отпетый подонок и уголовник, просидевший за решёткой почти двадцать лет за убийство. Это случилось за несколько дней до Нового года. Обычно зимой я в деревню не приезжал, делать там нечего. А соседи справа и слева жили там постоянно, так что беспокоиться мне было нечего, вроде как присматривали за моим хозяйством по-соседски. Накануне Нового года мне хотелось отметить свой день рождения одному и подальше от всех. Погода с утра стояла великолепная, безветренная и солнечная, и было относительно тепло для зимы. Снега за неделю выпало по колено, ни пройти, ни проехать к своему дому и гаражу. Оставив машину на очищенной площадке соседа Володи, что через два дома от моего, добрался по сугробам к своему дому, вооружился совковой лопатой и принялся чистить снег от проезжей части к гаражу, чтобы поставить машину на ночь. Трудился целый час. За всё это время из соседнего дома выглянул друг соседа-уголовника и спросил, нет ли у меня пустых бутылок из-под пива. У меня ничего не было, потому что  все бутылки я отдал им в прошлый раз ещё осенью, когда наводил порядок от предыдущего хозяина. Что значит алкаш, нет, чтобы заработать немного и помочь мне в расчистке снега, а всё на халяву норовит. Поэтому  нигде и не работают, что один, что другой. Когда, наконец, свою «шестёрку» загнал в гараж, который представлял собой большой деревянный сарай, я принялся растапливать печку. Через час в доме было уже тепло, но чтоб ноги не мёрзли, вместо сапог обул валенки. Они были добротны с калошами, но не моего размера, великоваты и неудобны при ходьбе. На рынке за неимением других, взял эти не моего размера. Без грубых шерстяных носков и шагу в них  не пройдёшь. Затем, когда дрова в печи горели с характерным потрескиванием, принялся готовить себе что-нибудь поесть, а чтобы самому не скучать,  включил телевизор. Он у меня цветной и всего на две программы. Зимой дни короткие и время шло стремительно. Ещё не пришел в себя после уборки снега и как следует отдохнуть, а время уже перевалило за полдень.  Пора и день рождения отмечать. После четырёх часов уже начинает смеркаться. На журнальном столике напротив телевизора уже дожидалась своего часа сковородка с жареной картошкой в виде нежных хрустящих позолоченных ломтиков, тонко нарезанный сыр с колбаской и аккуратно уложенный на блюдце, и, конечно, бутылка пятизвёздочного коньяка с лимоном. Я уселся в удобное широкое кресло напротив телевизора, расслабился в предвкушении хорошо провести этот вечер, который устроил сам себе, вроде как Штирлиц в канун праздника Октябрьской революции на конспиративной квартире у камина под Берлином. После первой рюмки моё внимание полностью переключилось на телевизор. Показывали старый добрый фильм «Максим Перепелица», трудно сказать уже в который раз за один год. Хоть и кинокомедия, но уже особых эмоций не вызывала. Такое впечатление, что в нашей хвалёной советской киноиндустрии из комедий, кроме «Ивана Бровкина» и «Максима Перепелицы» с «Карнавальной ночью», ничего другого и нет. Телевизор стоял на передвижной подставке в углу, между двумя наполовину зашторенными окнами. Я так увлёкся глуповатым с  примитивным юмором фильмом, что не сразу услышал какой-то посторонний звук, напоминающий треск дров в раскалённой печи, но  непонятно откуда исходивший. Я взглядом прошелся по комнате, но ничего подозрительного не заметил, и тогда посмотрел в окно справа от телевизора. От увиденного, меня шокировало и моментально отрезвило. Там за окном вовсю полыхал дом соседа, и пламя ветром больше относило в мою сторону. К соседскому забору почти вплотную примыкал деревянный гараж, в котором стоял мой новый автомобиль «Жигули» восьмой модели и находился большой газовый баллон. Эта ужасная «картина» меня быстро отрезвила. Быстро отключив телевизор, в чем был, и в тех же неудобных не по размеру валенках, выскочил из дома. Там уже стояли и наблюдали за пожаром соседи, живущие напротив, которые даже не знали, что я всё это время находился в доме. Я второпях открыл ворота гаража, завёл автомобиль, и задом с большим трудом и не с первого раза, по расчищенной мной с утра дороге, выехал на безопасное расстояние. От волнения и от того, что  я был в неудобных валенках, в которых трудно было нажимать на педали, двигаться задним ходом получалось не сразу. Выруливали задом вручную при помощи соседских мужиков. Затем эти же мужики помогли отсоединить и вытащить баллон подальше на улицу. Так торопились успеть, что газовые шланги они рубили топором, не спрашивая меня. Народу любопытного прибывало всё больше и больше, но тушить никто не пытался, не было смысла, и все ждали «пожарку». Температура рядом с моим гаражом была настолько высока, что находиться рядом было невозможно. Хорошо, что успели унести газовый баллон подальше, а то так рвануло бы, что от моего дома ничего бы не осталось.  Мы стояли с соседом Володей, молодым парнем, купившим в этой деревне Лазарево неплохой дом два года назад, на противоположной стороне улицы напротив моего дома, который и вызвал «пожарную» по мобильному телефону, единственному на всю деревню, и гадали, перекинется огонь на мой дом или нет. Сарай мой, где только что стоял автомобиль, местами уже дымился с одной стороны, которой ближе к пожару.
-Может, успеете  вынести какие-то вещи,-говорит он.-Жалко, зря добру пропадать.
- Какое там добро, одно старьё, -отвечаю ему спокойно, уже ни о чем не думая.-Да пусть горит оно синем пламенем. Бог дал, бог взял. Чему бывать, того не миновать. Одно плохо, что по вине этих алкашей. Ну и дал бог мне долбанного  соседа-уголовничка.
-Не говорите… Хороший сосед лучше иного родственника. А такой, хуже врага,-говорит с сочувствием сосед Владимир.
-Это факт,-соглашаюсь с ним.
Наконец вдали появилась машина пожарной части под вой сирены. «Пожарка»  ехала объездным путём через всю деревню, так как все дороги напрямик были занесены снегом и с зимы ни разу не чистились. А на улице между тем уже смеркалось.  Все сельчане стояли и волновались, и молили бога, чтобы пожар не перебросился на соседние дома. Перекинется огонь на мой дом, непременно сгорит и соседний за мной, и дальше по принципу домино. Через полчаса пожар был потушен. Брандспойтом прошлись и по моему дому, от чего стёкла окон потрескались, а от крыши и стен валил густой пар. Ещё немного и мой дом загорелся бы основательно. В общем, одни неприятности и убытки от такого соседа, да ещё и вора-рецидивиста. Тут же подъехала милиция. Стали выяснять, уточнять и искать труп одного «сгоревшего». Совсем некстати стало быстро темнеть. Ещё через час обнаружили сгоревший труп друга хозяина, которого я видел ещё днём. Труп и хозяина, сгоревшего до основания дома, увезли до выяснения всех обстоятельств. Основная версия пожара, как это часто бывает, замыкание в электросети, поскольку нашли сгоревший нагревательный прибор. Вот так бесславно я провёл свой день рождения, зато запомнил его навсегда. Хорошо, что сам остался жив. Вовремя спохватился. А загорелся бы мой дом, и никто не кинулся бы меня предупредить. Кто же знал, что я приехал и был в это время дома. До Нового года оставалось всего два дня.  Тогда я впервые подумал, а не продать мне свою хату, поскольку одни неприятности от неё, да и от таких соседей подальше. И этот момент, видимо, настал. Другого варианта, как купить себе другую квартиру и, таким образом, разъехаться с разведённой женой, по всей вероятности, у меня тоже не будет.





  На костылях я проходил до Нового года. Мои недруги из числа администрации МСЧ, как говорят на корабле, уже, практически, списали меня на берег. Нашли мне замену в лице одной мадам, которой сами врачи,  и тем более пациенты, совсем были не рады. Я ещё жил под одной крышей с бывшей супругой, и не переставал предпринимать меры по размену квартиры. На какую-то помощь с её стороны рассчитывать мне не приходилось. Кроме унизительных оскорблений в свой адрес, от неё ничего не слышал. В разговоре по телефону с подругами  обо мне, как о «безнадёжном калеке», иначе не говорила. Однако меня это не задевало. Я верил в себя. Если Маресьев без ног, на протезах научился вальсировать  и отбивать чечетку, то мне в отличие от него «раз плюнуть», и пошел. С января костыли я оставил в стороне и стал учиться ходить с палочкой. А уже в конце января даже вышел на работу. По-моему, я слишком торопился. Но меня там заждались и врачи, которым не с кем всё это время было консультировать больных, и ещё больше пациенты, которые не изменили мне, ожидая моего возвращения целых полгода. Еще через месяц я забросил и палочку. Негоже доктору приходить на работу с палочкой, а так, для совсем отчаявшихся больных, живой пример, как нужно преодолевать себя и не сдаваться. Так что на работу вышел досрочно на полгода, чем наверняка удивил бы своего коллегу Евгения Павловича. Работать стал на 0,75 ставки. За это время, пока меня не было, на полставки взяли ещё одного врача женского пола мне в помощь, а может и вместо меня, если я вдруг не вернусь к работе, имея вторую группу инвалидности. Хорошего впечатления, со слов больных и медперсонала, она не произвела ни как специалист, ни как человек. Может, все ошибаются? Но пациенты уж точно не ошибались. Отличить хорошего врача от плохого, это они умеют. Не нравилась она и мне. Что-то было в ней такое отталкивающее и «туповатое». И у меня даже не было желания  её чему-то учить и вводить в курс дела как более молодую и менее опытную.  Вела она себя так, будто умнее всех неврологов в городе. Так что в профессиональном плане мы с ней даже не общались, терпеть не могу невеж и людей с пониженной критикой и отсутствием юмора. Мне своих забот хватало. Ходить мне было, конечно, ещё больно и трудно, но виду не подавал. Со стороны даже не замечали, как я прихрамываю на левую ногу. Лётчик Маресьев ходил и даже вытанцовывал без двух ног, а тут обе на месте. «Так что всё поправимо, «выше нос, доктор»,- подбадривал я себя. Вскоре, как только продал дом в деревне, я купил однокомнатную квартиру, чтобы, наконец, разъехаться и быть подальше от бывшей супруги. Одно плохо, что дома с «бывшей» оказались рядом. Лучше бы оказаться в разных концах города, чтоб никогда её не видеть и не слышать. Хорошо, что у нас было два телевизора и два холодильника. Так что ничего делить не пришлось, я взял своё, она своё. Практически, оставил свою квартиру за символические деньги, а к другой квартире, которую она считала своей, претензий не имел, хотя наполовину по закону она также принадлежала и мне. Мне так осточертело находиться рядом и лицезреть её каждый день, что никакие квартиры меня уже не интересовали, кроме того, у неё всё-таки двое детей- школьниц. Тем более рано или поздно обе квартиры отойдут к её дочерям. Скорее бы выехать из своей квартиры, да куда подальше. К тому же все «домочадцы» ежедневно напоминали, когда же я, наконец, уйду и оставлю им квартиру, чтоб в моей комнате начать ремонт и предоставить её младшей дочери Марине. Я их понимал. Я был для них обузой, потому и сам торопился. Наконец-то я не буду ежедневно лицезреть «бывшую», да неверную. С деньгами у меня было очень тяжело. Чтобы купить квартиру и разъехаться, пришлось залезть в долги. Вот тут и проявились настоящие и липовые друзья. Практически, всё приходилось мне начинать с нуля. Кроме того, предстоял косметический ремонт новой квартиры, а денег ни копейки даже на обои не было. Меня это тоже не смущало. Главное, было душевное спокойствие и не было источника постоянного раздражения и напряжения в виде бывшей супруги. А это дорогого стоит. Сотни раз жалел, что из жалости и по глупости женился на нелюбимой женщине, да ещё с чужим ребёнком. А к неродному ребёнку, как хорошо не относись, всё равно будешь чужим дядей, особенно, если где-то существует родной отец, тем более проживающий в одном городе и на другой соседней улице. А родной отец  он и есть всегда родней чужого даже доброго дяди. Вот до чего может довести неадекватная и нерациональная жалость, и как печально она может обернуться.


Хорошо, что в апреле я освободился от общественной нагрузки. На отчетно-перевыборном собрании «чернобыльцев» меня снова хотели переизбрать на второй срок, но тогда я сказал им: «Если вы меня освободите от должности быть председателем, то приду домой и выпью стакан водки за здравие, если не освободите, приду, выпью за упокой души и повешусь. За верёвкой с мылом дело не станет». Хотя все знали, что я вообще непьющий. Последний вариант никого не устраивал и все, хоть и нехотя, проголосовали за другую кандидатуру, которую я предложил, сориентировавшись на месте, предложив бывшего военного лётчика, военного пенсионера Николая Андрианова. Свои полномочия я и так вынужден был не по своей вине продлить на целый год, что не соответствовало нашему уставу. Уж коль такой устав приняли на общем собрании, его надо исполнять. Согласно нашему уставу, пятилетний срок полномочий председателя заканчивался в апреле 1996 года. На этот срок мы планировали провести свое отчетно-перевыборное собрание с твёрдым намерением выбрать нового председателя союза. Но этот год оказался юбилейным. А мы об этом даже не подумали в своё время . Исполнялось 10 лет Чернобыльской катастрофе. Страна очень широко отмечала эту скорбную дату, так как она коснулась миллионов наших граждан. Инициативу по проведению всех мероприятий, связанных с юбилеем, взяли на себя власти на местах. Поэтому подобные собрания по выборам и перевыборам оказались несвоевременными и неуместными. Во всех городах страны были созданы оргкомитеты по проведению такого скорбного юбилея, которые возглавляли замы глав городов. Я был замом председателя такого оргкомитета. К юбилею готовились несколько месяцев. Мы работали в нескольких направлениях. Я настоял на том, чтобы к 26-му апреля каждый «ликвидатор»  получил продовольственный паёк, который включал в себе бутылку водки, батон колбасы,  полкило масла и столько же сыра. В то время в магазинах ничего подобного не продавалось, хотя для пенсионеров и льготников существовал особый социальный  магазин с ужасными очередями. Для более чем четырёхсот семей  «чернобыльцев» это было не лишним и своевременным, в любом случае лучше, чем всякие хвалебные словеса в их адрес. По нашему предложению были закуплены, а затем вручены наручные часы каждому ликвидатору в память о 10-й годовщине аварии. К этому юбилею в стране была выпущена юбилейная медаль «участнику ликвидации последствий аварии на ЧАЭС». По этому случаю я попросил военкома вручить эти медали в торжественной обстановке в мэрии города от имени военкомата, поскольку люди отправлялись в Чернобыль  по повестке военкоматов от имени Государства. Военком был только «за». Инвалиды - «ликвидаторы» получили материальную помощь из средств союза «Чернобыль», некоторые из наиболее нуждающихся «ликвидаторов» получили ключи от квартиры. Мне, как председателю союза «Чернобыль», глава города в торжественной обстановке вручил почетную грамоту следующего содержания: «Администрация города Мурома награждает Доронина Вячеслава Михайловича участника ликвидации последствий аварии на ЧАЭС за мужество, стойкость, высокую моральную выдержку, проявленные при ликвидации последствий аварии и за активную работу в общественной организации Союз «Чернобыль». Мэр города П. Кауров». Конечно, за десять лет многих из «ликвидаторов» не стало. Материально поддержали их вдов, выделили средства по уходу за могилами их мужей. Это был последний аккорд в моей общественной деятельности в союзе «Чернобыль». Работать  и совмещать общественную деятельность в таком масштабе очень непросто,  особенно, когда в стране идут перестроечные времена, и где каждый выживает как может. А если эта общественная деятельность материально не вознаграждается, теряет всякий смысл ею заниматься. Ну, и что мне, как и другим «чернобыльцам», делать с этой почетной грамотой? Разве что в туалете повесить? Это сразу после войны всё строилось на голом энтузиазме, на патриотизме, на комсомольском задоре с песней; « нам песня строить и жить помогает… И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт». В лихие  90-е годы жизнь  круто менялась в сторону рыночных отношений. За всё нужно было платить, и все отношения строились в денежном эквиваленте, и у кого он больше, тому и легче жилось. Поэтому на роль председателя Союза надо было избрать человека, во-первых, неработающего, например, пенсионера или инвалида, а во-вторых, с некоторой доплатой по линии мэрии, иначе никто не согласится взять на себя такую тяжёлую ношу. В дальнейшем всё так и было, тем более что сама организация была либерально настроена к нынешней власти и к партии «единороссов», за что и пострадала на прошедших выборах, что называется, без вины виноватой оказалась. В это же самое время в областной организации союз Чернобыль появилась идея к пятнадцатой годовщине чернобыльской аварии издать книгу памяти «ликвидаторов» Владимирской области, а также открыть музей союза «Чернобыль». В связи с этим мне позвонил бессменный, а я так думаю, что и пожизненный, председатель областной организации союз Чернобыль Ю.Чайковский, с которым в последнее время мы не очень-то срабатывались по принципиальным  оргвопросам. Мне не нравились его партийные и «замполитовские» замашки в руководстве областной организацией. Он видел в «союзе» своё детище, и больше как  идеологический орган, а не как организацию, призванную защищать интересы ликвидаторов, хотя надо отдать ему должное, что в этом плане он сделал немало, пусть даже за стабильную зарплату. Кроме того, он использовал своё положение в корыстных целях, выбивая для себя различные льготы, которые относились к материальному поощрению и в повышении воинского звания. Мне трудно представить, как можно получить очередное воинское звание полковника, не находясь на службе в самой армии, и будучи в запасе более двадцати лет. Несмотря на эти разногласия и некоторую нетерпимость друг к другу, он мне как-то позвонил.
-Вячеслав Михайлович, приветствую вас. Чайковский из Владимира. Давно не виделись.
-Добрый день,- ответил я без особого энтузиазма.
-Я вот по какому поводу звоню. К двадцатой годовщине мы решили организовать при Союзе «Чернобыль» музей славы участников ликвидации, и историю развития «чернобыльского» движения в нашей области.
-Хорошая идея, давно пора. Я -то здесь каким боком?
-Для начала нам нужны фотографии всех председателей районных отделений союза размером 20 на 30 сантиметров.
-Но я давно уже не председатель.
-Знаю. Но вы были не только первым председателем и были им шесть лет, но вы создали эту организацию в своём городе и районе. А это уже история. И в этом ваша личная заслуга.
-Не я бы, так кто-нибудь другой это сделал бы. Подумаешь.Тем более музей не у нас, а во Владимире, где я вряд ли когда -нибудь буду в этом музее.
-Ну, в общем, так решили. Я ведь у себя тоже был первым. Понимаю, как это было нелегко.
-Интересно, каким образом такую огромную фотографию я перешлю вам. Да и фотографироваться я не люблю.
-Вы уж как-нибудь постарайтесь для музея, а как переправить-это уже забота вашего нового председателя. Он будет в курсе. Естественно, что вы на фото должны быть при всех наградах, иначе как-то смотреться не будет. Остальные будут тоже все при параде. На всё месяц. Ждём. Пока.
Фотографироваться я на самом деле терпеть не могу с некоторых пор, тем более при  «параде». Возраст уже не тот, чтоб щеголять медалями. Но главное, как я выйду на улицу с этими медалями. Была бы зима- другое дело, можно одеться как-то иначе. Вот незадача какая!? Но разве что это как общественное поручение... А так хотелось послать, куда подальше этого Чайковского. Я ведь ушёл из союза из-за него. Терпеть не могу карьеристов, органически  их не перевариваю.

 На первых порах, когда только переехал в другую квартиру, я не мог себе позволить купить даже утюг попроще, прежде чем не отдам долги, без которых не мог купить квартиру. Долг платежом красен, а потому надо от него освобождаться в первую очередь. Для полного  восстановления своего финансового положения мне понадобился целый год. Потихоньку приводил квартиру в порядок после нерадивых предыдущих жильцов; то сантехнику пришлось заменить, потому что ни один кран не работал, и приходилось заливать соседей снизу, то черные стены от плесени и грибка отмывал хлоркой, то новые обои клеил. Так за делами и житейскими проблемами пролетели ещё пять лет. Снова нужно было подумать об учебе и повышении своей категории, раз все остальные врачи только этим и занимаются. За эти годы я дважды находился на стационарном обследовании в кардиологическом центре областной больницы во Владимире, где находился реабилитационный центр для «чернобыльцев», который был открыт не без активного вмешательства того же Ю.Чайковского. В этом центре после тщательного обследования и лечения выдавалось медицинское заключение о состоянии здоровья «ликвидатора» с направлением на ВТЭК для установления группы инвалидности, если имелись на то веские основания, но без увязывания болезни с пребыванием в Чернобыле, то есть по общему заболеванию, что существенно  принижало статус «ликвидатора» вплоть до того, что вроде и в Чернобыле никогда не был. Дело доходило до  парадокса. До Чернобыля вроде ничем не болел, после трёхмесячной командировки появились болезни, и врачи ещё думают, откуда они взялись, хотя сами в Чернобыле ни разу не появлялись, чтоб хотя бы иметь представления, откуда всё берётся. И не поедут в Чернобыль даже под угрозой автомата  Калашникова.  В этом центре по ночам я чувствовал себя отвратительно. Почти не спал из-за кашля. Чтоб не мешать соседям по палате, я уходил подальше в коридор, а то и в туалет, где через полчаса кашель успокаивался. В это время я ещё покуривал, думал, что это помогает при кашле. Питание, как и у всех больницах в провинции, отвратительное, но с голоду не помрешь. Замучили меня ежедневные порой необоснованные обследования и малоэффективные капельницы. Особо неприятное впечатление от процедуры гастроскопии или глотания «лампочки». Просто омерзительная процедура, я чуть не помер от неё на кушетке. Видимо, у меня повышена чувствительность глотки и повышен рвотный рефлекс. А для врача, проводившего эту процедуры как на конвейере,  все больные на одно лицо и на одну глотку, даже фамилию не спрашивает, как у Касьяна в Кобыляках. Ему всё равно. Больных много,  времени нет. Врач в цейтноте. Кто как реагирует, ему до той «лампочки», которая на потолке. А ведь каждый пациент есть индивидуум, и подход к нему таким же должен быть. Мне известны случаи летального исхода при проведении данной процедуры,  и нигде-то там, а в «моей» МСЧ, что исключает любые выдумки на этот счет с моей стороны. В первый год я ещё согласился на неё из-за уважения к лечащему врачу, и потому что ещё не знал, что это такое на самом деле. Во второй раз, через год, от неё я категорически отказался, потому что не видел в ней никакого смысла. Вместо того, чтобы в этом центре подлечиться и отдохнуть, только одни мучения. Помню, лечащий врач, несмотря на заключение бывшего главного уролога, что данных за аденому простаты у меня пока нет, направила на УЗИ предстательной железы и органов ЖКТ, предупредив, чтобы я с утра выпил пол-литра воды. Медицинских показаний и необходимости в этом не было, но так для формы, на всякий случай. Я выпил всего один стакан воды и через полтора часа отправился в другой корпус на УЗИ. Там уже была своя очередь. В очереди я оказался седьмым, но в туалет мне захотелось уже немедленно. Но надо терпеть и никаких там «туалетов». В этом вся фишка УЗИ, чтоб рассмотреть простату. Конечно, это ужасно и мучительно от непривычки сидеть и ждать с переполненным мочевым пузырём. А вдруг не выдержит и лопнет? Побывать бы на моём месте моему лечащему врачу, может тогда одумалась, прежде чем направлять на УЗИ без особой надобности.  Если моча не идёт естественным путём, то по законам физики она идёт в обратном направлении. А это уже вредно организму и особенно  почкам. Если сбегать в туалет от нетерпёжки, то и УЗИ проводить вроде как нет смысла. Приходиться ждать своей очереди. Прошло полтора часа. В очереди оставалось ещё трое вместе со мной, и каждый надеялся, что вот-вот его вызовут. Вдруг доктор с медсестрой покидают кабинет, на нас не обращают никакого внимания, что мы сидим рядом с кабинетом, и уходят по своим делам. Как потом выяснилось, ушли они на обеденный перерыв как минимум на целый час. Нервы у всех больных не выдерживают, в том числе и у меня. Я нахожу укромное место, где доктора укрылись на обед не вовремя, потому что ещё оставалось три человека из стационара с талонами на УЗИ. Мне, конечно, пришлось сказать, что я врач, и так поступать медики не должны, тем более что все сидят с переполненным мочевым пузырём. Врачу, под такими вескими аргументами, ничего не оставалось в данной ситуации как вернуться в свой кабинет. Всё-таки коллеги. Первым в кабинет с извинениями пригласили меня. Когда прошлись аппаратом по всем органам брюшной полости, в том числе и по простате, врач разрешил мне зайти в туалет  и освободить мочевой пузырь, с тем чтобы определить остаточную мочу. Я пробыл в туалете больше пяти минут, но моча уже не выходила, как это положено по физике и по моему желанию. Это состояние называется парадоксальная ишурия, когда пузырь переполнен, а моча не идёт. И всё это благодаря непродуманным действиям врачей, как в медицинском аспекте, так и в организационном. Понадобилось больше часа  спокойной обстановки уже в своём отделении, чтобы всё вернулось к норме. Спрашивается, на кой черт мне это УЗИ, если оно, кроме физических страданий, ничего не даёт, и особой необходимости в этой процедуре не было, тем более что больше походит на изощрённую пытку похлеще японской с «каплей воды на голову». Где же здесь Гиппократовское «не навреди»? Выходит, овчинка выделки не стоит. Чтоб ещё когда-нибудь согласился на такую процедуру? Слава богу, что живым и здоровым уехал из этого реабилитационного центра.  Месяц назад в этом центре в аккурат передо мной лежал мой помощник по союзу «Чернобыль» Сергей Кузьмичев. После выписки из этого центра для «чернобыльцев»,  буквально через две недели, он неожиданно умер. Сначала, видимо, простыл в своём гараже, у него там старенькие «Жигулёнки», с которым он занимался и получил воспаление легких. К эскулапам он не обращался, всё равно ничего бы не поняли, лечился самостоятельно, тем более как пару недель  выписался из областной больницы. Иногда заходил ко мне на работу, чтоб я выписал ему «успокоительные» и таблетки от головы, пока однажды дома не потерял сознание, после чего был госпитализирован в ЦРБ. В больнице умер уже от менингита. Его организм не справился с инфекцией  из-за пониженного иммунитета, что характерно для «ликвидаторов».  Но это моя версия. А как было на самом деле? Возникает немало вопросов. Интересно, от чего же лечили его в реабилитационном центре, если через две недели человека не стало. Наверно врачи не очень ответственно подошли к проблеме «ликвидаторов». Если уж они не являются квалифицированными специалистами  в этой части медицины, то дать заключение  о состоянии здоровья и направить  на ВТЭК для установления группы инвалидности, связанной с пребыванием в Чернобыле, просто обязаны. Жаль парня, ему и сорока  не было. Осталась жена с двумя малолетними детьми, а группу инвалидности при жизни так и не получил. Выходит, все годы после Чернобыля был здоров, а за неделю вдруг взял и умер. С тех пор в этом «центре» я не появлялся, а то ещё с капельницей занесут инфекцию, и концов не найдёшь кто виноват. Нельзя исключить, что причиной летального исхода молодого здорового Серёги Кузьмичева была одна из десяти капельниц в этом центре реабилитации. «Чернобыльцев» с каждым годом, к сожалению, становилось всё меньше и меньше, но сама жизнь продолжалась.
 Путёвки на учебу, несмотря на обнадёживавшие обещания со стороны администрации, я так и не дождался. Было упущено время. Без очередного  усовершенствования пропадает и категория. Это означало, что у меня  больше нет никакой категории. Вчера ещё была и подтверждала мою квалификацию, а сегодня  не стало той квалификации вместе с категорией. И это в расцвете сил врача. И какая между ними связь? Парадокс!  Никому до этого нет дела. Это что не производственный процесс, а лишь прихоть врача иметь категорию? А если и «прихоть», её что не надо поддерживать и поощрять? Всё это выглядит комично, как и сама категория. Более того, всё это выглядело бы смешно, кабы не было так грустно. Конечно, однажды присвоенную врачу категорию,  можно лишить в случае полной профнепригодности специалиста в результате длительной психической болезни  или, к примеру, врач по каким-то причинам не работал по специальности более трёх-пяти лет. Но этим должен заниматься только суд. Это выглядит также нелепо, как больному с ампутированной конечностью ВТЭК присваивает группу инвалидности на год, наивно полагая, что через год там что-то прирастёт, или с получением протеза он полностью будет компенсирован и станет пригодным к труду, особенно с нашим отечественным протезом. Выходит, в моём положении, что «начинающий» и врач с двадцатилетним стажем одинаково ничего не стоят как специалисты, так как один ещё не заработал категорию, другой  лишился её не по своей воле в результате бюрократических проволочек в самой системе. Одним словом, полный бардак, как и во всём здравоохранении в стране: всё стихийно,  на авось, и «аби як», как говорят в Украине. Мне ничего не оставалось, как самому обратиться с письмом в ЦИУВ с просьбой выслать мне путёвку на учебу. Раньше этим занимались кадры, теперь никто. Штаты раздули в этих департаментах с непонятными главными специалистами, а  кадровые вопросы и вопросы специализации решать некому. И это называется перестройка в здравоохранении. Отсутствие всякой гарантии и плановости, это есть не что иное, как анархия. Путёвку на учебу мне прислали только через полгода, когда я окончательно распрощался с первой категорией. В Москве поселили нас курсантов в огромной новой гостинице для врачей, а сами занятия проходили в Боткинской больнице. Это очень далековато от гостиницы. Приходилось добираться троллейбусом, а потом и метро. Было бы удобнее, конечно, пожить мне у дочери на станции метро «Беговая» на Хорошевском шоссе, что рядом с Боткинской  больницей. Я и пробыл у неё первые три дня, пока к ней ни приехала на очередной курс лечения её мать из Ефремова. Она серьёзно болела в последние годы и проходила в Москве дважды в году курс химиотерапии. И по моим понятиям неприлично «чужим» людям проживать под одной крышей, если даже и у одной дочери, тем более в однокомнатной квартире. Хорошо, что я догадался изначально оформиться в общежитии института на всякий случай. Правда, обходилось такое «общежитие» дороговато для врачей-курсантов. Дорогие номера, квартирный вариант гостиницы со всеми удобствами,  не выходя из номера, сверх всяких приличий дорогое питание в местном буфете и двойной транспорт в один конец. Одна моя коллега из другой кафедры, но тоже из одного города и тоже из моей МСЧ, по неопытности и легкомыслию растратилась вконец за два дня. Срочно пришлось ей давать телеграмму домой с призывом «SOS». В общем, одно разорение в этой столице, а не учеба. Ни затраты на транспорт по городу, ни за дорогое питание в буфете, мне на работе не компенсируют. На учебе каждый выживал кто как мог. Я жил в номере двухкомнатной квартиры. В небольшой комнате мы жили с одним врачом-травматологом, а в смежной комнате, что побольше, проживали четверо врачей, и тоже все травматологи и рентгенологи. Вот такая «шайка-лейка» собралась. Поскольку на специализации я не первый раз, то не понаслышке знаю, как любят «проводить» время такие врачи, находясь в командировке. Для них это не учеба, а отпуск, проведённый в санатории. Даже у нас в ЦРБ каждый второй из них потенциальный алкоголик. В этом плане мне с ними явно не повезло. Врачи-неврологи всё же другой контингент и другая публика. Мой сосед Леонид на занятия вообще не ходил, хлопотное это для него дело только добираться на эту кафедру через всю Москву. Правда, в первый же день он съездил и зарегистрировался на своей кафедре, и с него достаточно. Зато он честно исполнял обязанности шеф-повара на весь период учебы для своих соседей. Пока коллеги ездили на учебу, он готовил обед на всю компанию.  Первое блюдо, конечно, он не готовил, с ним много мороки, а только закуски и «второе», но зато какое и с чем. Каждый из них по очереди после занятий приносил по бутылке водки к обеду. Когда по ходу дела  выяснялось, что одной бутылки было маловато, тогда кого-то посылали за «другой».  В первые дни они «заседали» обедать в моей комнате у шеф-повара Леонида и пытались всячески привлечь меня в свою компанию, но я сказал им, что невропатологи далеки от этого, и что я вообще непьющий, и всё это мне не нравится, не за этим сюда приехал, чтоб водку жрать. С тех пор они уже обедали в другой соседней комнате и без меня. Всякий раз это «застолье» продолжалось дольше обычного и плавно переходило в ужин. Ну, а где пьянки-гулянки, там и легкомысленные женщины. И так каждый день. Потом удивляемся, откуда у нас так много малограмотных врачей, если они приезжают на учебу как в санаторий. И нужны ли вообще такие курсы специализации с последующим подтверждением категории? И это в столице! А что же творится  в провинции?
 С транспортом лично мне ещё повезло. По удостоверению «чернобыльца» проезд на все виды транспорта, кроме такси, у меня бесплатный. Однако это моя заслуга, а никого другого.Даже несмотря на это, не обошлось без курьёзов. Однажды в выходной день поехал я к дочери Наталии, поскольку был уверен, что мать её давно уехала к себе домой или находится в больнице. Обычно от гостиницы до метро я ездил троллейбусом, а тут, на этой же остановке, троллейбус почему-то задерживался, а подвернулся автобус. А мне какая разница, на чем доехать до ближайшей станции метро. Ждать троллейбуса не захотел  и вскочил в автобус, всё равно же до метро довезёт. Но уже на второй остановке внезапно появились молодые парни-контролёры. Проверяли у пассажиров билеты наскоком. Это первый раз за всё время как я приехал на учебу. Подходят они вдвоём ко мне и спрашивают «проездной» или билет. Ни того, ни другого у меня, разумеется, нет. Привычно достаю из внутреннего кармана пиджака удостоверение «чернобыльца» и показываю им. Они долго сличают меня и фотку в документе. По их выражениям физиономий  вижу определённые сомнения. Они находят большую разницу, сомневаются в подлинности моего удостоверения. Не знают, что и делать. Подзывают третьего контролёра откуда-то спереди автобуса и говорят ему, что это по его части, так как он, тоже «ликвидатор». Тот тоже внимательно взглянул на меня, потом на фотку, нашел большие различия, и тоже не поверил в их достоверность. Слишком разные физиономии. Этот третий контролёр спрашивает, нет ли у меня ещё какого документа, подтверждавшую мою личность. Мне это стало надоедать. «А удостоверение личности это что не документ?,-спрашиваю я «коллегу». Получалось как у А. Райкина, нужна справка для справки, подтверждающая другую предыдущую справку. Короче говоря, приняли меня за «зайца», но самое главное ещё с чужими документами уважаемого товарища-ликвидатора.
-Может мне ещё паспорт с собой носить, как приложение к удостоверению, а к паспорту ещё другой документ?-говорю ему, совершенно не понимая, чем  им не понравилось  моё удостоверение. Правда, я и сам в него давно не присматривался. –Есть ещё пропуск в гостиницу медицинской академии, тоже с фотографией. Годится? Вообще-то я врач, и приехал в Москву  на специализацию.
Контролёр был в полной растерянности. Не знал, что со мной делать. Наверно оттого, что малость глуповат с рождения, да и образование на уровне ПТУ. Иметь на руках удостоверение «ликвидатора» единого по всей стране образца и пропуск в гостиницу медицинской академии, выданный всего неделю назад, и ещё  сомневаться в моей личности? И потом кто не знает элементарные вещи из юриспруденции, что все сомнения трактуются в пользу «обвиняемого». А они точно сомневались. Мои доводы, что фотке в удостоверении более двадцати лет, на которой я молод и почти «Ален Делон», совсем необязательно должно быть сходство с оригиналом, тем более после Чернобыля, его нисколько не  смутило. Тогда я не придавал особого значения фотографии, но удивился,  неужели пребывание в Чернобыле так сильно отразилось на мне и мою внешность. У меня сохранились  фотки на пропуск, сделанные в самом Чернобыле. Нормальные, обычные фотки, где я легко узнаваемый шатен ещё без седины в местах, где когда-то были пышные юношеские бакенбарды. Жаль, что в момент осмотра моих документов ревизорами, в автобусе при мне не было пропуска из самого Чернобыля, уж оно их, наверняка, всех убедило. Один такой пропуск я нарочно прихватил с собой из Чернобыля на память. Жаль только, что не взял его с собой в Москву, откуда же мне знать, что встречусь с такими глупыми и тупыми контролёрами. Тогда у проверяющих, ко мне не было бы никаких вопросов. Кто же знал. Да, я уже не тот. Это пора признать, как ни грустно. Прошло лет шесть после Чернобыля. Поседел, осунулся немного. Как у Никиты  Богословского в песне; «Голова  стала белою, что  с ней я поделаю». Молодой неопытный контролёр приблизительно моего возраста предложил мне выйти из автобуса на следующей остановке вместе с ним, вроде той дежурной фразы в милиции; «пройдёмте, гражданин, со мной». Спорить и сопротивляться  бесполезно, тем более что я особенно не торопился. Выйдя из автобуса, он  спросил.
-Вот вы говорите, что «чернобылец». А на каком энергоблоке произошла авария?
-Ну, ты даёшь, дружище! Сколько лет прошло, можно и не помнить. Может, на третьем, а может, на четвёртом. Разве это важно для меня  или для тебя, или для страны? Если б тогда шандарахнуло на первом блоке, что- то бы пошло не так? А куда мы идем? -спрашиваю я контролёра.
-Разбираться в отделении милиции. Это здесь совсем недалеко,-спокойно говорит он, видимо, не впервые  в его работе.
-Понятно. Значит, вы думаете до сих пор, что удостоверение «липовое». Забавно...
-Удостоверение может и настоящее, а вот фотография подклеена, -говорит он.
-Очень интересно. Выходит, я «кокнул» какого-то «ликвидатора» и очистил его карманы, а заодно прихватил удостоверение, чтоб покататься в вашем дурацком автобусе, специально приехав для этого в столицу. Тогда для чего у меня оказался пропуск в академию? Где же логика? Вот хохма. Приеду домой, будет что рассказать своим «ликвидаторам». Я ведь, между прочим, председатель союза «Чернобыль» в своём городе. Слышал про такую организацию?-спрашиваю я бдительного и запутавшегося контролёра.
-Конечно, -соглашается тот.
-Ну вот, хоть одно попадание. Может ты в курсе, кто является у нас в стране Президентом Союза «Чернобыль»? Вижу, что не в курсе... Значит, по вашей же логике, у тебя тоже «липовое» удостоверение. Согласись, что знать человека, который защищает интересы «чернобыльцев» в Госдуме, поважнее, чем помнить, на каком именно энергоблоке случилась авария? Логично?
-Вроде как логично. А что вы там делали… в Чернобыле?-спросил  собеседник-контролёр, заинтересовавшись, наконец, по существу.

-Я же говорю, что я врач. А там был начальником  медицинской службы 26 -й бригады МВО. Теперь это уже не составляет никакой тайны.
-Круто. Это очень большая должность. Что-то не похоже, -рассуждал вслух контролёр.
-Вот Фома неверующая. Это потому, что не в форме капитана медслужбы, а по должности в бригаде подполковник. А вы, небось, рядовым там ходили. Поэтому и не похоже.
-Вы правы. Хотя откуда вам известно про 26-ю бригаду. Она гремела на всю округу. Мы были соседями. Вы меня совсем запутали. Ладно, черт с вами. Идите на все четыре стороны. Уж, больно, правдоподобно всё говорите.
-На все четыре мне как раз не нужно, я ехал только в одну, к дочери, а вы мне всё настроение и выходной испортили. Хотя бы извинились за своих контролёров- пинкертонов хреновых.
-А кто у нас Президент?-поинтересовался «ликвидатор»-контролёр напоследок.
-Гришин. Кстати, в Госдуме сидит, законы для «ликвидаторов» проталкивает.
-Проверю. Пока, товарищ капитан медицинской службы,-сказал он, вспомнив об уставных отношениях в армии между рядовым и офицерским составом.
-Лучше бы прощай, товарищ гвардии рядовой, контролёр из «ликвидаторов»,-ответил я снисходительно.
Вот так развеселили меня контролёры автобуса. Дальше автобусом  к метро я, конечно, не поехал, а то опять наткнусь на «придурков». Сел в троллейбус, там контролёров никогда не было. Из метро вышел на Хорошевское шоссе. Оказалось, что к дочери я приехал зря. Она на пару дней уехала в Ленинград, и дома никого нет. К кому поехала, непонятно? У неё там никого нет из родных и близких, насколько я знаю, хотя откуда мне знать про её личные секреты, если видимся раз в году. Может, какой ухажёр объявился в Питере.  Позвонил ей через неделю, но дома её снова не оказалось. Трубку взяла посторонняя женщина. Я подумал, что это хозяйка квартиры, у которой дочка арендует квартиру за евро и дорого. Она объяснила, что Наталья уехала на десять дней на Черное море. «Ну и дела,-подумал я.- Я вырвался за несколько лет  к ней в Москву, а она рванула на море. Что, нельзя было потом?». Я не мог даже предположить,  что по телефону разговаривал с её мамашей и моей бывшей первой женой. Она приезжала в очередной раз на химиотерапию. Через полгода её, к сожалению, не стало. Они с дочерью были большие подруги и очень привязаны друг к другу, так как до самого совершеннолетия дочери жили одни без меня. Такая привязанность бывает на редкость не часто и заслуживает уважение и похвалу. Наталья очень тяжело переживала безвременную утрату своей матери, целый месяц была в депрессии и месяц не выходила из дома.  Её молодой человек из круга режиссеров и отпрыск генерала, за которого собиралась выйти замуж, так и не проведал её за это время и не выразил даже соболезнования, что явилось причиной их полного разрыва. Видать, не судьба им жениться. Об этом я узнал гораздо позже. Теперь, кроме меня, у неё никого не осталось на всём белом свете. К этому времени Наталья уже окончила учебу в институте и стала работать с Михаилом Козаковым, Василием Лановым, народными артистами СССР,  в качестве коммерческого директора  его и его коллег по цеху с организацией гастролей по стране. Трудные наступили времена и для артистов, и вообще для культуры и искусства. Кинотеатры и театры повально  закрывались, народу было не до кино. Новых фильмов не было, киноактёры стали безработными, их никуда не приглашали. Так что приходилось организовывать бригады единомышленников и колесить по стране, чтоб заработать на хлеб насущный. Они же были неплохими чтецами, что М.Козаков, что В Лановой. Народные артисты Советского союза оказались на грани нищеты, и ушли в буквальном смысле в народ. Это была цена Горбачевской перестройки. Как в связи с этим не вспомнить великую культурную революцию в Китае, от которой ничего не осталось, а всю интеллигенцию насильно отправили в деревню на перевоспитание. Все только фанатично  читали и выкрикивали в общественных местах цитатники Мао. Боже ты мой, куда нашу великую страну заведёт эта перестройка!?

После приезда из Москвы я поспешно подготовил отчет о работе за последние три года и через полгода восстановил потерянную не по своей вине первую квалификационную категорию, хотя надеялся в этот раз на «высшую». Последний мой приезд в Москву был для меня самым неудачным, с какой бы стороны ни посмотреть. Хотел связаться по телефону с бывшей любовью по институту Наташей, которая работала в институте Гельмгольца, не получилось. Выяснилось, что она уже там не работает и, кажется,  в декретном отпуске, и находилась не в Москве, а на родине второго мужа. На кафедре в Боткинской больнице спросил  про бывшую аспирантку Лолиту, так  о ней никто ничего не помнит. Мне было интересно узнать, вышла она замуж за доцента Владимира Ивановича или нет? Меня бы устроил любой вариант. Хорошо, что перед самым отъездом из столицы застал дочь дома и попрощался. В её личную жизнь я никогда не вмешивался и глупых вопросов, типа «почему до сих пор не замужем», никогда ей не задавал. Она давно взрослая, самостоятельная, если без меня окончила «театральный», и сама разберётся, как ей дальше жить. По себе знаю, как это неприятно, когда в душу лезут, кто бы это ни был. В этот раз, как и в прошлый, учеба проходила зимой, но стояли на редкость такие дикие морозы, которых, как утверждали старожилы-москвичи, не было лет пятьдесят. По этой причине, чтоб не отморозить себе уши и нос, на занятия я ходил через день, а потом и вовсе досрочно уехал из Москвы. Мне было скучно слушать одни и те же лекции, которые уже слышал пять лет назад. Сменились и «помолодели» за эти годы лекторы, доцент Левин стал профессором, завкафедрой, профессор и член-корр. Шмидт, ушёл на пенсию,  остальные сотрудники обновились, а так всё без изменений. Однако время  летит неумолимо быстро. Еще несколько лет и я пенсионер, казалось, пора и внуками обзавестись, но, видать, в самые ближайшие годы на это рассчитывать не приходится. Со своим потенциальным кавалером старшая дочь окончательно порвала все отношения, стало быть, на внуков мне нечего рассчитывать в ближайшей перспективе. Может оно и к лучшему. Если жених подвёл до свадьбы, то что будет после? Получается что-то похожее как у меня.  Как у «льготника», пенсия у меня на пять лет раньше. Но какой из меня пенсионер? Слово-то какое-то странное и непривычное, то ли пенсионер, то ли пионер. Скорее, я всё ещё перезрелый пионер. Даже неловко об этом думать. Может отказаться от этой затеи с пенсией? Рановато записываться мне в пенсионеры. В общем, поживём, увидим. Хотя психология человека такова, что каждый работающий молодой человек мечтает поскорее дожить до этой заветной пенсии, представляя, как здорово не ходить больше на работу и при этом умудряться получать денежку, не выходя из дома, а каждый пенсионер думает иначе; как бы от той пенсии отказаться, а поработать ещё пять-десять лет в своём родном коллективе, а не чувствовать себя отчуждённым от общества, с которым прожил почти всю жизнь. Очевидно, в каждом возрасте есть свои прелести и причуды. В любом случае это время подведения итогов всей прожитой жизни. На вещи надо смотреть трезво, оставив все иллюзии позади. Как бы там ни было, а большая часть жизни у меня уже прожита. С моим опытом в профессии полезную диссертацию бы написать с пользой для молодых врачей, да поздновато. Был бы в Москве, там это ещё возможно, а в провинции это, практически, невозможно без шефа и без поддержки.  К тому же для написания «кандидатской» нужен научный руководитель, а где его взять в провинции. И какой от неё прок, если никто читать не станет, кроме двух-трёх очкариков-ботаников в научной библиотеке. А вот реально помочь конкретному человеку совсем другое дело, хоть добрая память обо мне останется. На днях вечером заходил сосед по лестничной площадке, молодой парень после ПТУ, работает таксистом. Он, наверняка, думает, что любой врач про все болезни знает и в любой области медицины является  специалистом. Наивный сосед  точно знает, что я специалист узкого профиля по нервам, а показывает свой живот и спрашивает, что там у него выскочило в области паха; то исчезает, то снова появляется. И что мне делать? Приходиться осматривать его прямо в прихожей. После осмотра его живота, говорю ему про паховую грыжу, и что нужно обратиться по этому поводу к хирургу, так как её, эту грыжу, коль она появилась однажды, надо в любом случае оперировать, поскольку со временем она будет только увеличиваться и в самый неподходящий момент может привести к ущемлению, что для жизни может представлять некоторую угрозу здоровью. В следующий вечер сосед снова приходит ко мне домой.
-Вячеслав Михайлович. Был у хирурга, ничего не нашла. Сказала, не валяй Ваньку. Что делать?
-А там и находить не надо. Всё наяву видать. Дело не в Ваньке, а в грыже и в квалификации этого врача. Ты сходи к другому хирургу, их же там два, сходи к мужику. Не все же такие непонятливые, -объясняю ему в доходчивой форме.
-Я вам верю. Не первый раз меня выручаете. Что мне остаётся, пойду к другому хирургу. Что-то же есть у меня, раз беспокоит.
-Вот именно, не из чего боль не возникает. Всему есть причина и объяснение.
Проходит неделя и он опять у меня на пороге квартиры по тому же   вопросу.
-Вячеслав Михайлович. Вы оказались правы. Другой хирург посмотрел и сразу отправил в стационар на операцию. Только что выписали из больницы. Ещё швы не сняли и сразу к вам. Чего мне теперь нельзя? –спрашивает сосед меня. -Вы  всё знаете.
-Ну, вообще-то, в этом плане вас должен был проконсультировать лечащий врач, как себя вести после такой операции. Никаких тяжестей вообще, а, в частности, на первое время не чихать и не кашлять.
-Это как же?- удивился  парень после операции.
-А как хочешь... Даже не смеяться, -добавил я.

В эту минуту я грешным делом подумал, а не назначить ему испытанное в медицине средство от «кашля» пурген, на самом деле средство при запоре, чтоб больше не приходил ко мне по пустякам, будто мне заняться больше нечем. Зато ему явно будет не до смеха, и кашель не появится. Да уверен, что с юмором у него не лады, примет за правду и побежит в аптеку за «спасительным» пургеном. Врачам, особенно неплохим и с нетрадиционным мышлением, свойственно шутить с пациентами. Где же они могут позволить вдоволь посмеяться, как не на работе, дома с такой зарплатой как у них всегда не до смеха. Через неделю на ночь глядя заявился ещё один сосед по подъезду, здоровенный молодой человек с избыточным весом килограмм так за сто с лишним, которого вижу впервые. Он здорово прихрамывал на левую ногу и жаловался на сильные боли. Говорит, что слетел с лестницы в темноте. Куда деваться, пришлось осмотреть его ногу прямо в прихожей. Вроде не квартира у меня, а миниполиклиника, работающая в круглосуточном режиме. А что делать, такая врачебная доля, клятва Гиппократа обязывает. При беглом осмотре обращаю внимание, что правая голень значительно больше по объёму по сравнению со здоровой голенью, отёчная и багрово-синюшная. Движений в стопе не было, а стать на пятку было очень больно. Как он ещё дохромал? Ему повезло, что в этот момент работал лифт.  В общем, все признаки закрытого перелома в области голеностопного сустава. Но последнее слово в таких случаях, конечно, за рентгеном. Тем не менее я набрался смелости успокоить молодого человека, высказав своё предположение, что дело до перелома, кажется, не дошло, основываясь лишь на том, что с переломом в суставе или в голени он бы без костылей  просто ко мне не поднялся даже на лифте и орал бы как резаный поросёнок. Я посоветовал ему полный покой до утра, тугую повязку, прикладывать холод и таблетки анальгина, а утром вызвать «скорую» и к травматологу на приём. К его счастью и к моему удовлетворению, что интуиция меня не подвела и на сей раз, на рентгене действительно перелома не оказалось, но было сильнейшее растяжение связок с разрывом сосудов. Ещё бы, грохнуться с таким весом за сто двадцать кг, да с таким ростом. Без костылей, конечно, дело не обошлось на все десять дней. Вот такая участь врача, проживающего в большом доме, где все соседи, и никому  по-соседски не откажешь.
Это ещё что. На днях  на приеме смотрел одного совсем молодого парня, всего год как работает токарем на крупном, «полуразвалившемся» в результате хвалёной перестройки, номерном заводе.
-Слушаю вас, молодой человек. С чем пришли, какие жалобы? –спрашиваю  я  его, замечая некоторую застенчивость парня по той простой причине, что раньше ему никогда не приходилось быть у врача на приёме.
-Меня направили с другой поликлиники, из МСЧ, терапевт... Здесь у вас впервые... Говорят, вы раньше там работали. Фотография в холле ваша ещё висит. О вас до сих пор хорошо вспоминают все тамошние врачи и больные.
-А что,  у вас там нет специалиста? -спрашиваю его.
-Нет, есть, конечно. Но к ней меня не рекомендовали. Посоветовали те же доктора обратиться именно к вам. К ней, вообще, никто не ходит после вас. Не тот уровень, ну вы понимаете. Ведут приём  ещё двое неврологов из ЦРБ на четверть ставки, но  от них толку никакого.
-Понятно. На что жалуетесь? -спрашиваю молодого человека, переходя  к подробному анамнезу, чтоб  не слушать хвалебных предисловий.
А сам между делом думаю, до чего же довёл тот главврач, от которого все хорошие врачи ушли, развалив «неврологическую» и другие  службы в МСЧ, что больным не к кому обратиться при наличии трёх специалистов  совместителей одного профиля. Раньше я один был и справлялся, и жалоб не было. Когда-то мой кабинет в МСЧ был лучшим в области и по врачебным показателям, и  по  техническому оснащению. Теперь от былой славы кабинета ничего не осталось. Как только я покинул свой кабинет в МСЧ, новоявленная «мадам» из детской поликлиники, которую никто терпеть не может, кроме «главного», очистила кабинет от всех моих технических новшеств и выбросила всё на свалку. Так что теперь в этом кабинете самое большое, что могут сделать, так это выписать пациенту рецепт по дорогой цене по предварительному сговору с ближайшими аптеками. Это ли не пример того, как нерадивый руководитель небольшого ЛПУ, тот же Шальнов, на глазах у всего коллектива методично изо дня в день разваливает саму систему здравоохранения в отдельно взятом  муниципальном учреждении, а вышестоящее начальство в упор этого не замечает. Во всей этой истории страдают только больные люди. И их, конечно, жаль.
-У меня третий день болит под правой лопаткой,- продолжал жаловаться молодой человек.- Смотрел терапевт. Своего ничего не находит. Выписал таблетки от боли и посоветовал проконсультироваться у вас. Думает, что это по вашей части. Но таблетки не помогают. Сказала, чтобы пришёл через неделю после консультации узкого специалиста, то есть после вас.
 Не раздевая больного, машинально, потому что мысли мои ещё витали не пойми где, через рубашку прощупал его рукой под правой лопаткой, откуда  исходила боль, но ничего вразумительного для себя не нашел. Зато обратил внимание, что мои пальцы во время пальпации больного в области шеи  и спины буквально прилипали к его поверхности.
-У вас должна быть температура, -уверенно говорю ему.
-37 и 8 по вечерам, -подтверждает больной.
-Вы врачу своему говорили?
-Она и не  спрашивала, -спокойно объясняет парень.
-Ну, а какие ещё жалобы, кроме болей в спине? Чем больше от вас информации, тем  больше врач размышляет, -говорю ему.
-Здорово потею,-признаётся молодой человек.
-Ну, это я уже  давно понял. Вообще, или только в последнее время? У вас дыхание как у рыбы, оказавшейся на суше.
-В последнее время. Всё верно. Трудно дышать, не хватает воздуха, и быстро устаю, слабость, нет аппетита.
-А врач вас прослушивал?
-Нет.
- И я не стану, но по другой причине. А знаете почему? Во-первых, я не терапевт, у меня даже трубки специальной нет. Во-вторых, каждый должен заниматься своим делом. Но я и без трубки скажу. Скорее всего, там прослушивается шестая симфония Шостаковича. Я думаю, если бы вы так подробно как мне рассказали своему доктору, он бы ко мне не направил и разобрался бы сам. У меня такое впечатление, молодой человек, хоть я и не терапевт, что у вас серьёзное воспалительное заболевание лёгких. Может пневмония, может плеврит, во всяком случае могу вас успокоить, не туберкулёз. В любом случае необходимо немедленно госпитализировать на больничную койку. Для того чтобы сказать  точно, нужно провести минимум обследования по Цито. Сейчас дадим вам направление на кровь и рентген лёгких. Всё будет готово через час. Так что можете с результатами подойти сегодня или завтра утром. А пока попейте ибупрофен. Он  немного температуру снизит и боль успокоит. А питаться нужно через силу. С воспалением нужно бороться, а не способствовать ему, ссылаясь на отсутствие аппетита. На следующий день с самого утра больной явился ко мне с результатами своего обследования. Я не очень был удивлён, когда он принёс рентгеновский снимок, где давалось заключение рентгенолога о двухсторонней пневмонии, а в анализах крови СОЭ почти пятьдесят. Мы тут же в срочном порядке отправили молодого человека в пульмонологию в ЦРБ своим медицинским транспортом как по «скорой».
-Спасибо, доктор. Не зря  меня направили к вам, и я поверил вам. В МСЧ точно не разобрались бы. Жить буду?
-До свадьбы про свою болезнь забудешь. Сейчас вылечить пневмонию  не проблема.



Всем врачам  со времён Гиппократа знаком принцип «не навреди». Врач, который в силу своих способностей и особенностей ничем не может помочь страдающему больному, и при этом умудряется ему не навредить, уже может считать себя неплохим доктором. Он  может быть спокойным и даже гордиться, что не нарушил врачебную присягу и никому из своих пациентов не сделал хуже своим бездействием. Увы, таких врачей, практически, нет. Каждый думает, что он и есть тот самый лучший лекарь, напрочь позабыв заповедь Гиппократа. Как раз у таких врачей больные мрут как мухи, а причину ищут не в себе, а в трудностях диагностики, запоздалом  обращении, бессилии  медицины. Таким врачам, оборотням в медицине, хочется посоветовать как можно раньше, пока не наделали непоправимых бед, сменить белый чистый, означающий врачебную совесть, халат на любой другой, и сменить ремесло, как это сделали  в своё время, к примеру, выпускники Первого московского «медицинского» Григорий Горин и Аркадий Арканов.  Никто же не скажет, что они плохие писатели-юмористы. Меня иногда коллеги или пациенты в шутку то ли всерьёз, обращаясь ко мне, называли не иначе как профессором. Один полковник в отставке, еще относительно молодой мужчина, неплохо меня зная, только так и обращался; «профессор, сколько мне ещё отпущено». У него когда-то была серьёзная травма головы, и я подозревал «объёмное» образование головного мозга, советовал обследоваться в областной клинической больнице или в военном госпитале. Я не раз в шутливой форме объяснял ему, что никакой я не профессор, просто учился в столице, но переубедить его в «обратном» не получалось. «Мне  приходилось иметь дело со многими врачами,-говорил он,- как с военными, так и гражданскими. Всяких  повидал на своём веку. Вы и есть тот самый настоящий народный профессор. Это не только моё мнение. Я же слышу, что говорят больные, да и ваши коллеги». А говорил он  на полном серьёзе. Вскоре после таких признаний, больной скоропостижно умер от кровоизлияния в мозг. Как я и предполагал при жизни, на вскрытии у него была приличная аневризма, которая вызывала частые головные боли. Послушался бы он тогда меня, и аневризма была оперирована успешно в любом госпитале, и тем самым жизнь военного пенсионера была бы продлена лет на десять-пятнадцать. А об операции полковник запаса и слушать не хотел, боялся её, исходя из принципа: «Чему бывать, того не миновать». И напрасно.  Хорошие люди должны жить долго и счастливо. Это моё убеждение. Другой коллега, врач- терапевт, при встрече со мной обращался не иначе как «приветствую профессора Доронина». Я так привык к его шуткам, что даже не обижался на него. Хороший, нормальный врач не должен обижаться ни на пациентов, ни тем более на коллег. «Ну ладно,-говорил я ему, -больным всё прощается, но ты хоть понимаешь, что говоришь ерунду». Не всякому нормальному врачу это приятно слышать, потому что сказать можно и с другим смыслом. Возможно, он понимал уровень и разницу в профессиональной подготовке между нами. В этом я видел, что разговариваю с зависимым, «посредственным» врачом, тщеславным, любящим похвалу, и слабовольным, эмоционально неустойчивым человеком. Я ему, ещё относительно молодому врачу, на правах коллеги по-дружески  рекомендовал  ко всему относиться спокойно с чувством юмора, не ставить себя выше пациентов, пользуясь тем, что он к тебе пришёл за помощью, а быть на равных, не заводиться с полуоборота, не принимать «негатив» близко к сердцу. Что бы ни случилось, не перемалывать через себя неприятности и неудачи, и чаще смотреть сквозь призму юмора. Так жить легче. Может поэтому артисты-юмористы и живут долго? На службе ему, увы, не везло, и у своих пациентов  достаточным уважением не пользовался, а из-за сварливого и неуживчивого характера переходил с одного места работы  на другое, поэтому никак не мог получить квартиру. Пришлось переехать ему в деревню Кавардицы, что неподалёку от города, где, наконец, как доктору ему выделили долгожданную  квартиру. В деревню-то хорошего врача не загонишь, рады любому. Казалось, жизнь для него только налаживалась. Сделал он, по его понятиям, неплохой ремонт своей квартиры на первом этаже двухэтажного дома. Но перед самым его приходом осмотреть квартиру после ремонта её случайно затопили соседи сверху. Когда он, хозяин отремонтированной квартиры, получивший её в первый раз за всю свою жизнь,  строил большие планы на будущее, вдруг увидел ужасные последствия затопления, и что дорогой ремонт по его меркам пошел коту под хвост, сердце врача не выдержало такого шока, и он тут же в прихожей упал и умер. Конечно, это не тот случай, из-за которого надо умереть. Шмотки и квадратные метры жилой площади, конечно, несопоставимы с человеческой жизнью. Видимо, у него были свои представления на этот счет.


Хороший врач, как известно, в рекламе не нуждается. Пациенты сами через сарафанное радио его найдут. Вспоминаю одного успешного бизнесмена Валерия, который страдал головной болью годами ещё в армии, в связи с чем  его комиссовали  из армии  с неясным диагнозом, а за два прихода ко мне в поликлинику МСЧ ЗИО, которая недавно открылась, от неё избавился. Он всё удивлялся, как так получалось, что в госпитале не могли разобраться с диагнозом и, соответственно, не могли вылечить его, а на гражданке какой-то молодой врач так быстро во всём разобрался и вылечил. Вскоре он привёл свою жену, и тоже «что-то с головой», которая работала в городской СЭС.  Впоследствии он стал председателем союза предпринимателей города и про свои головные боли забыл вообще. После этого  он уговаривал меня, чтобы я согласился на то, чтобы он сделал мне рекламу, да и вообще, чтоб я занялся частной практикой и жил безбедно, а не терял время в поликлинике за гроши, а рекламу он мне обеспечит. Я тогда  испугался и не согласился с его предложением, потому что больных будет настолько много, что моя относительно спокойная размеренная жизнь закончится раз и навсегда. А мне того никак не хотелось. К тому же всех денег не заработать, а здоровье в аптеке не купишь. Зачем же тогда нужны деньги? Как-то я проходил техосмотр своей почти новой  «восьмёрки», но молодой гаишник, усатый лейтенант, из-за отсутствия у меня то ли какого-то дорожного знака, то ли огнетушителя, меня не пропускал и никаких документов не выдал. Конечно, я считал всё это глупостью и не так важным, тем более что дальше своей деревни Лазарево никуда и не ездил. Но спорить не стал, жалко только потраченного времени на этот техосмотр. И на кой хрен они вообще нужны, и почему им занимается ГАИ, где взяточников и без того хватает? Я уже в расстроенных чувствах собирался уезжать, как вдруг ко мне подошел знакомый предприниматель Валерий и спросил: «Какие проблемы у доктора, почему здесь?». Мне пришлось по-дружески всё рассказать, что не прошел дурацкий техосмотр из-за какой-то ерунды. Оказалось, он эту «контору» курирует в материальном плане, или даже является владельцем всей технической базы. Он тут же в повелительном тоне подозвал жестом руки к себе этого лейтенанта, и тот послушно в быстром темпе подошел к нам.
-Ты знаешь, кто это такой?-спросил он у лейтенанта-мента по поводу меня.-Это лучший врач в нашем городе, а ты ему техосмотр забраковал. Чтоб через пять минут все документы были готовы. Ты меня понял?
-Так точно, Валерий Александрович. Я же не знал, что он ваш приятель,-стал оправдываться гаишник.
-И к тому же мой лечащий врач,-добавил он.
-Тем более. Что ж он сам ничего не сказал. Один момент,-зашевелился усатый молодой лейтенант.
  После этого техосмотр был пройден без дополнительного осмотра. Иногда неплохо, когда твоя личность популярна и узнаваема, особенно в подобных случаях.
А вообще я терпеть не могу, когда «посредственный» врач делает себе рекламу, в надежде привлечь к себе пациентов. Хороший доктор в рекламе не нуждается. Хорошего врача больные сами найдут по сарафанному радио. Не так давно позвонил мне Михаил из Москвы, который живёт на улице Сталеваров, у которого я иногда бывал в гостях и останавливался на пару дней. Я у него уже давно не был, с той поры, как узнал, что моя дочь  живёт на Хорошевском шоссе, и было где мне при случае останавливаться. А прошло с тех пор  ни много ни мало лет пять. Михаил поздравил меня с наступающим Новым годом. Чего это он вдруг вспомнил? Я даже не сразу понял, с кем разговариваю.
-Вячеслав Михайлович,-говорит он по телефону.- Оказывается, вас знают даже на Африканском континенте, в самом Египте.
-Не понял, поясни. Туда меня ещё не заносило. И чего я там забыл.
-Дело в том, что я с супругой Натальей, кстати, привет вам передаёт, не так давно в августе  вернулись  из  Египта по турпутёвке. Там я оказался в группе из Владимирской области, а одна супружеская пара прямо из Мурома. Я поинтересовался у молодого человека в очках,  его, кажется, то ли Олегом, то ли Евгением звали, не знаком ли он случайно с доктором Дорониным, моим лечащим врачом. «А кто ж его не знает в городе,- говорит он,-я работал когда-то вместе с ним, и тоже невропатологом. Можно сказать, мой учитель и наставник, работал под его началом». Мы были приятно удивлены, что даже в Египте можно было встретить людей, которые хорошо вас знают.
-Да, действительно, очень интересно, -констатировал я.
 Какой же наш земной шарик стал маленьким и таким тесным, что даже на Береге Слоновой Кости можно встретить «наших», что уж там Египет. А ведь всего десять лет назад существовал железный занавес и никаких турпоездок за рубеж, и всё было так далеко и неведомо. И все тогда в советском союзе от мала до велика пели трогательную патриотическую песенку; «не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна».


 Я немного и то заочно знал одну докторшу-невропатолога, которая рекламировала себя, где только можно, что она врач с высшей категорией. Вписывала себя во все местные справочники, то есть делала себе рекламу, от которой я всегда отказывался. Всё же надо быть скромнее в таких вопросах, особенно в медицине. Больные, к сожалению, верят рекламе, как и печатному слову. Больные шли к ней за немалые деньги, но скоро разочаровывались в ней как в специалисте, поскольку её интересовала  больше финансовая сторона пациентов, и тогда они искали врачей получше и порядочнее и без всякой рекламы, того самого двигателя торговли. Таким образом, многие пациенты после неё оказывались у меня, и не по рекламе, а по сарафанному радио, что гораздо надёжнее. Поэтому говорю о заочном знакомстве с этой мадам. Как ни странно, она оказалась второй женой хорошего моего приятеля и коллеги Эмануэля. Одна симпатичная молодая девушка-блондинка с кудряшками на лбу, оптимистка по жизни, весёлая по своей натуре, только что вышедшая замуж, и не удивительно, что на многое в этой жизни рассчитывала, к тому же моя знакомая, вынуждена  была обратиться  к ней по месту жительства по поводу частых головных болей. Врач с хвалёной высшей категорией, не разобравшись в её болезни, лечила пациентку якобы, как ей казалось, с рассеянным склерозом, который, как известно, лечится гормонами. Проходило время, а девушке лучше не становилось, и она каким-то образом отважилась и попала на приём ко мне. Я её немного знал, скорее, поэтому она и пришла, и потом больные сами вольны выбирать себе врачей, и я совсем не возражал, минуя всякие формальности в регистратуре МСЧ. При первом осмотре, при таких-то жалобах с её стороны, я, конечно, в первую очередь должен быть исключить объёмный процесс головного мозга. Это первое, о чем я тогда подумал, как бы того мне не хотелось, исходя из её молодого возраста и внешней привлекательности. Проведённые обследования в условиях поликлиники на предмет исключения объёмного образования в головном мозге  ничего не выявили, даже трудно сказать это к счастью или к огорчению. А предварительное симптоматическое лечение приносило ей только временное облегчение, и она продолжала работать в частном продуктовом ларьке. Через несколько месяцев, когда ей стало хуже, она уже ни на кого не надеясь, сама поехала в Горький на обследование, и там на томографе обнаружили опухоль головного мозга. В те годы такая аппаратура имелась только в институтах крупных городов, и поэтому мы на месте такой возможности не имели и даже не мечтали её иметь. К сожалению, опухоль оказалась недоброкачественной и после двух операций в том же Горьком с промежутком в два месяца больная в самом расцвете молодости умерла. В чем здесь врачебная ошибка? Пропустить опухоль головного,  а тем более спинного мозга, совсем неудивительно даже для опытного специалиста, но то, что амбициозный и самоуверенный врач с немалым опытом работы, в прошлом завотделением на Казанке, занимающаяся частной практикой и рекламировавшая себя на каждом углу как врач высшей категории, поставила несуществующий диагноз, как рассеянный склероз, абсолютно на голом месте без соответствующей неврологической симптоматики, и провела курс гормональной терапии, при которой опухоль растёт как на дрожжах, это уже серьёзная ошибка, граничившая   с некомпетентностью, и говорить о её какой-то высшей категории даже не приходиться. А если ещё и за немалые деньги, то дело даже подсудное. И это не единичный случай в её практике, с которым мне пришлось столкнуться. Врач работала  в железнодорожной больнице, а в той системе с  врачебными категориями обстоит всё гораздо проще; хочешь «первую»-пожалуйста, нужна «высшая»-тоже пожалуйста. У них своя ведомственная внутрисистемная квалификационная комиссия. И «категория» вроде как льгота за вредность на производстве на железной дороге. Хотя какая может быть вредность у медиков, разве что в тех случаях, когда поликлиника на колёсах и колесит по всей стране в любую погоду. Отсюда и амбициозность и самоуверенность докторов с лёгкостью получивших высшую категорию. Я же со всеми её случаями не знаком. Другому, совсем молодому студенту, она же выставила диагноз «вегето-сосудистая дистония» и упрямо лечила эту дистонию, и, конечно, безуспешно, хотя тоже за немалые деньги. Его мамаша хорошо знала меня как врача и пыталась меня найти, но меня в городе на тот момент не было. Был я, если не в санатории, то на учебе. Не ожидая, когда я вернусь, она отвезла сына в Нижний Новгород, и уже там на КТ определили опухоль головного мозга. В институте больного прооперировали. Очень похоже, что опухоль была недоброкачественная. К сожалению, ко мне обратились очень поздно, уже после первой операции. Безусловно, на диагностику опухоли мозга можно сделать скидку: редко встречается, а потому трудно диагностируемая. А какова ситуация, где всё значительно проще? Как ни странно, положение нисколько не лучше. Можно, конечно, сослаться на общественность и привести сотни примеров от сотен пострадавших пациентов. Однако принимать на веру всё,  что говорят о врачах сомнительные источники из уст больных, конечно, не следует, но я сошлюсь на очень хорошего знакомого, знающего в медицине толк, врача с большим стажем и опытом работы Сергея Степановича. Почти всю жизнь он проработал терапевтом в ЖД больнице. То, через что он прошел в качестве пациента, иначе как хождением по мукам и не назовёшь. Мне было интересно послушать коллегу, он-то врать не будет, а значит, источник надёжный, и расскажет профессионально. А уж выводы делать вам.
-Мне уже скоро на пенсию, -начинает рассказывать коллега, когда мы случайно встретились в центре города у мэрии, рядом с памятником В. Ленину,- и болезни пока обходили меня стороной. Вы, кстати, не торопитесь коллега?- спросил он, чтоб не показаться слишком навязчивым.
-Немного есть свободного времени,- ответил я из-за уважения к коллеге, тем более что давно мы с ним не виделись.
-Давайте присядем здесь в тенёчке под липой, как раз напротив фонтанчика, если, конечно, вы не против. Здесь с моим бронхитом хорошо дышится. Озона, знаете ли, побольше.
 Я молча последовал за ним, и мы присели под липой. Признаться, редко выпадает такая возможность вот так спокойно под липой в момент её цветения посидеть, поболтать, и ни о чем особенно не думать, чтобы дать передышку своим серым клеткам. Они ведь работают не на вечном двигателе. Откуда-то со стороны ветерок доносил запах черёмухи.

-Но вот беда,-продолжал доктор.-За последние годы выпало несколько важных зубов. У меня, оказывается, скрытый диабет. Решил сделать съёмный протез в городской стоматологической поликлинике. Кушать-то хочется, и жевать надо. Врач, к которому я попал, то ли Петров, то ли Иванов, за  всё время ни разу не посоветовался со мной, какими за мои  деньги я хотел бы видеть эти протезы. Ему-то что переживать. Пользоваться ими надо мне, а не ему. К тому же он «бедный» недавно перенёс инсульт. Сидел бы со своим инсультом и с пенсией дома, так нет, денег ему не хватает. Уж очень сомневаюсь я, что за тридцать лет работы стоматологом и протезистом он не заработал себе на «черный» день, а детям на безбедное существование до конца их жизни. В результате при жевании этот съёмный протез перемещался как коромысло, и больше мешал, чем помогал, да и выглядел не эстетично, поэтому я меньше стал даже улыбаться, чтоб не позориться перед людьми, и особенно перед женщинами. Словом, больше двух раз  их не вставлял, а на ночь оставлять даже опасно, могут в гортани застрять и капец. Мало того,   скоро  с одной стороны воспалилась десна, возможно, чем-то наколол или, скорее, от протеза. Боли с каждым днём становились сильнее, что пришлось обратиться к стоматологу в другую поликлинику, в надежде, что врачи там получше и повнимательней. На приёме я стал объяснять молодой докторше, что больше болит десна, чем рядом расположенный зуб, который был крайним и был основой для съёмного протеза. Но врачу, наверно, было видней, и она стала лечить больной зуб. Она вскрыла зуб и на первый раз поставила мышьяк на пять дней. Однако вместо того, чтобы с каждым днём боль стихала, мне становилось только хуже. От боли я не спал по ночам, чего только за ночь не глотал и не прикладывал к зубу. Я стал задумываться, в чем тут дело. Появились боли характерные при наличии гноя в районе больного зуба. Скоро стала припухать нижняя челюсть с той же стороны. На пятый день, как мне и велели, прихожу снова  к этому же врачу и говорю, что стало ещё хуже, чем в первый раз. Намекаю ей бестолковой, что зуб здесь  ни при чем, а потому мышьяк не помогает. Обращаю её внимание на припухшую челюсть, которая заметна даже для моих пациентов. Я же продолжаю работать без «больничного». Ей-то и в голову не приходит выдать мне больничный лист с такой зубной болью. Она на мои жалобы ноль внимания, ещё «дырявит» тот же больной зуб и ставит всё тот же мышьяк и назначает следующую явку через четыре дня. Ну, не идиотка? Ей про одно, а она своё. Хоть бы мозгами своими куриными пошевелила, да прислушалась к подопечному, тем более врачу. Спрашиваю у неё, есть ли мне смысл принимать антибиотики, так как воспалительный процесс очевиден. Эта твердолобая мадам ничего не ответила и не посоветовала, но, наверняка, скептически подумала; «если врач, это не значит, что мне надо давать советы и не верить мне как специалисту. Каждый должен заниматься своим ремеслом». В принципе я тоже за это, что каждый должен заниматься своим любимым делом. Разумеется, ждать столько дней я не стал, потому что уже забыл, когда последний раз нормально спал и ел. На следующий день обратился к другому стоматологу, но к мужчине, с которым неплохо знаком. Тот, как я и предполагал, сразу обратил внимание на мою деформированную, припухшую нижнюю челюсть и сказал, что уже начинается остеомиелит челюсти, и довольно таки запущен. Зуб, практически, здоров и дело не в нём, а в сильнейшем пародонтозе по соседству, но его всё равно нужно удалить, так как под ним находится гнойник, как следствие парадонтита. Если б изначально врач больше прислушалась к больному, который пытался объяснить, где больше у него болит, а врач не была б такой тупицей  и не долбила здоровый зуб, и не тянула время, меняя через неделю мышьяк, всего этого могло и не быть. После рентгеновского снимка зуба, и убедившись, что всё так и есть, пришлось дать согласие на удаление очень важного для будущего повторного протезирования зуба, на котором предполагалось крепить конструкцию съёмного протеза, но уже в другом месте и у другого врача. Можно было и более грамотно и профессионально поступить в данном случае без удаления здорового зуба, сделать широкий разрез десны под самим зубом и удалить гнойник. Но, видимо, удалить зуб для врача было проще. Ему же наплевать на материальные затраты пациента и моральные издержки впоследствии. Как только зуб был удалён, при небольшом нажатии пальцем на припухшую челюсть, тут же вышел гной. Только после этого я быстро «пошел» на поправку. Каждый врач, а тем более хирург или стоматолог, знает простую истину ещё со времён Парацельса; где гной, там нужен нож. Из-за тупости врача и халатного отношения к своим обязанностям, был нанесён не только ущерб моему здоровью, но я потерял нормальный здоровый зуб, и совсем уже не стал нужным, сделанный также отвратительно, съёмный протез. Моему удивлению и возмущению не было предела. К какому врачу не пойду, кругом одни неприятности. Один материальный и моральный  ущерб от этих  стоматологов, не говоря уже о принесённых физических страданиях и потерю дорогого времени. Хоть в суд на них подавай. Что же это за медицина у нас такая безграмотная? Один протез не научился делать или разучился после инсульта, а деньги берёт, другая- здоровый зуб от больного отличить не может. И что ж это за стоматолог, который элементарных вещей не знает. Может у них и дипломы ненастоящие? А главное, никто не был наказан. Писать жалобы я не стал, а напрасно. Как можно не любить своё ремесло, чтобы так паршиво к нему относиться. Зачем эта мадам с гонором заняла чужое место при поступлении в институт? Работала бы швеёй в своём «городе невест», может и ударницей коммунистического труда была, и переходящий вымпел у станка стоял. Так нет, подалась Матрёна в институт. А знаете почему, Вячеслав Михайлович?
-Чего здесь не понять. Конкурса- то никакого. Недобор. Иди хоть в ПТУ, хоть в «медицинский». И берут всех подряд.
-Совершенно верно. Отсюда и врачи такие хреновые, хоть и коллеги.
-Полностью с вами согласен,-соглашаюсь я с коллегой.
- Больше к этому «зубнику» никогда не обращался, и другим не советовал. Оставалось только заочно «поблагодарить» тот мединститут, который штампует таких «недоучек» и бездарей. Кажется, она окончила «Ивановский». Кстати, вы где учились, коллега? Бьюсь об заклад, не в Иваново.
-В Первом «меде». После реформы в образовании сейчас это  Медицинский Университет. А в перестроечные времена была  Академией  имени Сеченова.
-Ничего себе! Круто! Оно и видно. Только мне не понять все эти бессмысленные переименования.
-А что ж тут не понять. В перестройку все институты в одночасье стали академиями. А теперь все значимые в стране элитные вузы стали Университетами. Десятки мелких Вузов прикрыли за ненадобностью. Наконец, навели порядок хоть здесь.
-Вот теперь понятно. Нельзя же сравнивать Ивановский медицинский с Московским.
-Вот именно,-согласился я.
-  Как же вы после Москвы оказались здесь в тихой гавани и в дремучих муромских лесах?- спросил коллега.
-Это долгий разговор, коллега. А что относительно вас, то, как говорится, свои же «надули» и «нагрели»,-изрёк я, решив хотя бы морально  поддержать  своего коллегу.- Мало что нужен теперь новый протез, нужен ещё и новый зуб. Не правда ли? А один только реплантированный зуб приличных денег стоит.
-Именно так, коллега. Больше половины моей зарплаты. Я же не звезда шоу-бизнеса, где каждый десятый на сто процентов с искусственными зубами. Взять туже А. Пугачеву или В. Леонтьева. Такого быть не может, чтобы в шестьдесят лет иметь такие белые и в один ряд как по линейке зубы.
-Артистам без этого нельзя. Им же приходиться часто улыбаться, так сказать, соответствовать своему имиджу. И улыбка у них на продажу, а потому дорого стоит.
-Полностью с вами согласен. Вы  некурящий, Вячеслав Михайлович?
-Полгода как бросил, а курил ещё со стройотряда, -говорю я о вредной привычке как о  прошлой забаве.
-Вы и в стройотряде успели побывать?-поинтересовался коллега.-В каком качестве? В качестве бойца коровник строили?
-В качестве врача ССО МГУ. Там же впервые закурил.
- Что вы говорите? Врач МГУ. Вот здорово! Кому сказать о вас, не поверят. Трудно было бросать?

- Как сказать. Первый раз держался месяц. Потом, как попал в больницу, где курить не разрешалось, решил бросить окончательно. С тех пор ни одной сигареты. Так что благодаря больнице переборол себя. Есть ещё один вариант.
-Какой? Больница не очень подходит. От безделья и скуки скорее закуришь.
-В своих мемуарах Президент Франции Де Голь признаётся, что бросил курить только благодаря своей супруге, дав ей честное «пионерское», что курить больше не станет.
-И сдержал слово?
-Сдержал. Он же француз... Что там генерал Де Голь?... Вот генерал Дуайт Эйзенхауэр пообещал супруге сыграть роль Президента США и стал Президентом Америки два срока подряд. Вот это по-американски.

-Не говорите. Вы, Вячеслав Михайлович, интересный собеседник, как я смотрю. И  откуда вы всё это знаете? Ну, теперь, конечно, понятно. Столица. Согласен с Де Голем полностью, но для этого нужно иметь любимую и верную жену. Вообще-то вы молодец. А я вот никак. Может и мне в больнице полежать?  С вашего разрешения я всё-таки закурю. Больница, впрочем, подождёт маленько.
-Я так понимаю, что  теперь на восстановление ваших проблем  уйдёт две ваших зарплат. Я, конечно, не специалист в этой области, но если бы вы больше полагались на себя, а не на этих «недоучек» из ПТУ, с которыми вам явно не повезло, а вовремя стали принимать антибиотики и раз пять в день полоскали десну солью или содой, этого могло и не случиться. Надеюсь, на этом ваши похождения по мукам закончились? Ещё, коллега, никто не отменял принцип «доверяй,  но проверяй». Мало что говорит один врач, пойди для контроля к другому. Все же не могут быть одинаковы.
 За время нашей беседы мимо нас проходили десятки людей разного возраста, и почти каждый здоровался в нашу сторону с особым уважением и почтением, иногда обращаясь ко мне по имени и отчеству. Всех я, конечно, знал в той или иной мере, они же мои,  кто в прошлом, кто и сейчас, пациенты.
-Вячеслав Михайлович. Моё почтение. Отдыхаем? -поприветствовал нас, мимо проходивший пожилой интеллигентный мужчина с лысой, почти без волос, головой.
-Здравствуйте, Юрий Дмитриевич, ответил я.
-Коллега, да вы действительно знаменитый человек в городе,- не сдержался  мой не в меру эмоциональный собеседник Сергей Степанович.-Никто мимо не проходит, не поздоровавшись с вами. Наверно, это здорово.
-Никак не могу с вами согласиться, коллега. Это, между нами мальчиками говоря, ужасно. Иногда так хочется погулять в одиночестве, немного «похулиганить» как много лет назад, подрулить к какой-нибудь красотке-молодке, но в маленьком городке это невозможно, тебя каждая «собака» знает. Другое дело в Москве. Вышел из подъезда и тебя уже никто не знает, все кругом чужие. Представляю, как неловко чувствуют себя известные на всю страну народные артисты. Они же не могут спокойно пройтись по улице, и тем более лишний раз зайти в какой-то магазин за продуктами питания. У меня дочь работает с Михаилом Козаковым, так что знаю это не понаслышке.
-С тем самым Козаковым, что в фильме «Человек и амфибия?» Что вы говорите? -удивился коллега.- Она у вас актриса?

-Когда я был последний раз в Москве на специализации, то жил, естественно, у неё на «Беговой». Где-то в двенадцать ночи ей позвонил Михаил Михайлович и дружески попросил её приехать к нему домой. Та, не раздумывая, поехала на ночь глядя к нему. Для меня провинциала, прожившего шесть лет в Москве и отвыкшего от столичной жизни, это было дико «переться» после десяти вечера в своём городе черт знает куда. А тут в полночь… И ничего удивительного,  в это время в Москве активная жизнь только начинается; кто в ночной бар намерен пойти, кто торопится в бассейн, кто просто отправится прогуляться на  Новый Арбат оторваться по максимуму. Оказалось, что его супруга, та, которая лет на сорок моложе его и, кажется, пятая по счету, уехала к себе в Украину,  и долго её не было, а он из-за неё всю неделю не может выйти на улицу и пройтись по продуктовым магазинам, а в его холодильнике давно ничего не было. Пришлось ей не в службу, а в дружбу пойти в магазин, взять  необходимых продуктов и приготовить ему ужин. Вот что значит быть популярной  и узнаваемой на улице личностью. Помню в Москве, будучи студентом, среди дня на улице Чайковского я зашел в продовольственный магазин, а следом за мной сёстры Вертинские, но скорее, что наоборот, я за ними, как сиамские близнецы «не разлей вода» за руки держатся. Так у продавщиц, похоже, из «деревенских», челюсти отвисли и глаза квадратными стали, увидев их вместе. Кстати, этот человек, Юрий Дмитриевич, который сейчас прошел мимо нас, директор городского театра. Мы с ним давние знакомые, можно сказать я у них семейный врач. Всех лечил; и жену, и дочь, и его самого. Но год назад,  я ещё тогда  работал в МСЧ, он пришел ко мне на приём чуть ли не помирать. Он жаловался на крайнюю слабость, отсутствие аппетита, повышение температуры, отсутствие сна и боли в челюсти. Болел  уже  неделю, и с каждым днём всё только хуже. Ну, о чем может думать мнительный больной в пожилом возрасте перед выходом на пенсию с такими проявлениями болезни, как не о раке последней стадии с метастазами в челюсть. Многие пенсионеры с опаской идут на пенсию, уверовав, что тут же окажутся в крепких объятиях какой-то неизлечимой болезни.  А эти болячки в действительности так и липнут к людям пенсионного возраста. Так и  с директором театра. Тем более когда врачи ничего конкретного у больного не находят, а он, что называется, тает на глазах, такому всегда выставляют онкологию. В телепрограмме «Здоровье» такого наговорят... Взять хотя бы того же Кашпировского, который всё на свете лечит по телевизору путём внушения. Ну, не глупость? И как только ему разрешил минздрав заниматься такой чепухой и оболваниванием людей.
-Наверно за этим стоит более могущественная сила, чем минздрав,-вставил реплику коллега
-Может быть,-соглашаюсь я.
-Вполне логично,- соглашается  коллега.
-Ещё бы. Обратился он к стоматологу, а та своего ничего не увидела, направила ко мне по принципу: «все болезни от нервов».
-Тоже логично,-поддакивал Сергей Степанович.
-Согласен. Однако никакой своей болезни я не нашел и порекомендовал ещё раз обратиться к стоматологу. Когда  больной снова возвращается к врачу, он начинает включать мозги и более внимательно относится к пациенту, может что и пропустил. Но так поступает нормальный и ответственный врач.
-Бывает,- не возражал Сергей  Степанович.
-Ещё как, даже не представляете, как часто. Через два дня он снова  обратился ко мне. Меня это уже немного задело в профессиональном плане, а больше возмущала некомпетентность стоматолога, что я вынужден в амбулаторной карте больного сделать не очень корректную запись в адрес «зубников» с просьбой повнимательней отнестись к данному больному, а в устной форме  посоветовал больному обратиться к другому более опытному стоматологу, потому что я был абсолютно уверен, что причина всему находится в ротовой полости. Только после этого  стоматолог- мужчина, зная меня, рискнул взять скальпель в руки и сделать небольшой разрез верхнего неба, так на всякий случай, а вдруг. Не успел он ещё руку отвести от потерявшего всякую надежду на выздоровление и привыкавшего к другой загробной жизни  пациента,  как из разреза пошёл гной, да ни много ни мало аж полстакана. Уже к вечеру больной почувствовал себя человеком, которому ещё предстояло пожить на этом свете. Дня через три он явился ко мне, чтобы напомнить о себе, отблагодарить и похвастаться своим здоровьем. Отсюда вывод: всякая болезнь излечима, если она вовремя распознана.
-Согласен, коллега. Выходит, если б вы не настояли и не направили больного по прямому назначению, случай мог закончиться очень печально.
- Получается, что так,-соглашаюсь с ним.-Возможен был бы менингит, так как мозги рядом, а то и сепсис, что одно и тоже. Хрен редьки не слаще, как говорят.
- Да... Если б я не был врачом, а простым работягой, я бы подал на неё в суд.

-То же мне, вспомнили про деонтологию,-говорю ему.-И правильно поступили бы. Пусть эти живодёры-стоматологи компенсировали бы все  ваши материальные затраты и моральные издержки. Тут не до врачебной этики. К чему тогда рыночные отношения и все эти страховые компании. Честно говоря, мне жалко больных и неловко за молодое поколение врачей. Мало что уровень подготовки их существенно понизился, так ещё соображать меньше стали, уповая на технические возможности, как на последнюю инстанцию. Приходит, к примеру, женщина к гинекологу, а он  без УЗИ и кучей анализов и сказать ничего не может, диагноз, видите ли, не созрел. На приёме у невролога по поводу болей в пояснице или головных болей больной так и уйдёт ни с чем, потому что без МРТ и спинальной пункции вроде и говорить не о чем. А то что он же создаёт пациенту дополнительные проблемы, не поинтересовавшись, есть ли у него финансовые возможности для такого обследования, и что нужно ещё ехать в другой город или в область, на что нужны не только деньги, но и время, врачу до «лампочки». Спрашивается, пойдёт к такому доктору больной ещё раз? Большой вопрос. Я бы к такому врачу не пошёл. У меня был знакомый приятель, который обратился в приёмный покой ЦРБ к дежурному травматологу по поводу травмы грудной клетки. Врач его осмотрел в меру своих способностей, сделал рентген грудной клетки, и, кроме ушиба грудной клетки, ничего другого не выставил. Не станет же больной спорить с дежурным травматологом. Между тем «пострадавший» месяц жаловался на боли в груди при глубоком дыхании, а ещё через месяц на ушибленном ребре появилась костная мозоль, верный признак как минимум трещины ребра. Врачебная ошибка очевидна, а заключение врача имеет важное принципиальное значение для суда и судьи. От этого зависит, насколько серьёзное будет наказание подсудимому. Но лично меня диагноз именно этого травматолога не удивил, поскольку много лет назад его ещё в подростковом возрасте мамаша, тоже врач, приводила ко мне на консультацию по поводу возможной дебильности своего сыночка. Прошло время и этот с недоразвитыми мозгами становится врачом-травматологом. Ну, о чем в таком случае, и о какой профессиональности врача можно говорить. И такая безграмотность сплошь и рядом, и не только у «полудебильных». И куда подевалось клиническое мышление и врачебная интуиция, без чего врач перестаёт быть врачом? На лицо происходит профессиональная деградация.
 
-Кто бы сомневался. И я о том же. А похождения мои, уважаемый Вячеслав Михайлович, только начинались. Слушайте дальше, если интересно. Прихворнул  я как-то в январе, дома было прохладно, батареи едва тёплые как всегда. Ну, о том, как у нас в стране дураков славно и «бескорыстно» трудятся коммунальщики, при этом не забывают ежемесячно накручивать цены, не мне вам говорить, об этом даже за «бугром» знали, когда ещё граница на «замке» была за железным занавесом. Зато цены за горячую воду и отопление повышают из месяца в месяц, а температура в квартирах чуть выше, чем в холодильнике, да и с горячей водой перебои. Вот обнаглели жулики из коммуналки. Дошло даже до того, что в летний период присылают жильцам квитанции для оплаты за отопление и за уборку снега. Как вам это? А прокуратура в упор ничего не замечает. Да что там прокуратура. Президент знает, но ничего  не может сделать. Там такая мафия!?  Так вот.  На голове у самой макушки какой-то пупырышек зачесался у меня. Так я здорово разодрал, что на следующий день на этом месте образовалась корочка и характерная боль. Сам пальцем ощущаю наличие гноя под корочкой. Мне самому не видно, что там у меня на голове даже в зеркало, поэтому обратился к знакомому хирургу прямо у его кабинета. Он как раз выходил из него на перекур, пока больных всех разогнал. Мы с ним работаем в одной «конторе», только на разных этажах. Тот бегло на ходу посмотрел и посоветовал несколько дней смазывать настойкой йода. Я пытаюсь ему объяснить, что обрабатывать уже поздновато, там, по-видимому, гной, и пора вскрыть корочку. Молодой и  не в меру амбициозный хирург остался при своём мнении, так ничего не предложив мне по существу. Видимо, слишком торопился на перекур и поэтому был невнимательным, а может быть неопытным, но, скорее всего, самоуверенным.  И неудивительно. Что он мог предложить, если у него года три назад в результате его халатного отношения к своим обязанностям, а проще говоря, безграмотности, умер молодой парень от черепно-мозговой травмы, которую он не смог вовремя диагностировать, понадеявшись на свой опыт. Кто его знает, может с тех пор у него идиосинкрозия на чужие головы? На другой день головные боли усилились, и я плохо спал. И это уже серьёзно, совсем не до зелёнки или йода. Так лечат только в армии и на ФАПЕ в деревне, где зелёнка на все случаи жизни. Снова я обратился в хирургический кабинет, но уже не к врачу, а к медсестре другого хирурга, что по соседству, чтоб она сама сковырнула «болячку», обработала и наложила повязку. Всего-то и дел.  Когда сестра взглянула на мою «болячку» на голове, то сразу пригласила своего хирурга, с которым работала. Та рану вскрыла, сделала разрез побольше, удалила гной, вставила дренажную трубку и наложила стерильную повязку. Стало быть, не всё так просто, как считал другой врач ещё вчера. В амбулаторной карте она даже сделала запись, что проведена хирургическая операция по поводу абсцесса волосистой части головы, которой ещё вчера, по мнению другого врача, не было. Вот уж эти поликлинические хирурги с полуклиническими представлениями об операциях, что сковырнуть какую-то болячку, за операцию считают, вроде как аппендикс удалила. Что же для них тогда контрактура Дюпюитрена, с которой ни один хирург из районной поликлиники справиться не может за столько лет, как он её описал?  И после такой «операции» «больничный» мне не предложили, и с перевязанной головой как после ранения я продолжал вести свой приём больных как в прифронтовом эвакогоспитале, в котором и врачам досталось при бомбёжке. Хорошо, что я потом догадался надеть белую медицинскую шапочку, но и с ней смотрелся ужасно. Не покидала меня одна мысль. Откуда за одни сутки взялся абсцесс, непонятно? Не он же первоначально у меня зачесался? Да и за одну ночь он изначально возникнуть не может. Короче, с этой «заразой» на голове я продолжал ходить на работу, надеясь, что через пару дней всё пройдёт, как утверждала хирург со своей сестрой. Мазевые повязки, которые мне назначили через  день, совсем не помогали. После обеда рану почистят, наутро картина прежняя, под корочкой снова собирался гной. На очередном приёме я намекал сестре, что тактику лечения повязками надо бы изменить и вместо мазей попробовать присыпки. Много лет назад только так и лечили подобные долго незаживающие раны. Но меня никто не слушал. Так продолжалось семь дней, и никаких подвижек на этом «фронте». Тут подвернулась мне путёвка в санаторий местного типа. Обрадовался, конечно. Подумал, что толку от своих эскулапов в ближайшей перспективе не предвидится, а там, возможно, найдётся хирург повнимательней, посообразительней и, быть может, разберётся, не делая скидку, на наше знакомство. Приезжаю в санаторий «Абельмана», а хирурга там отродясь никогда не было. Пошли опять те же самые перевязки по назначению терапевта по тем же рекомендациям хирурга. Собственно говоря, из-за этой «болячки» на голове я и приехал в санаторий, а теперь хоть снова уезжай. Так что мои надежды на санаторий и на свежие мозги хирурга не оправдались. А повязки мне здорово мешали, особенно, когда приходил в столовую с перевязанной головой. Хорошо, что я взял с собой врачебную медицинскую шапочку и в столовую приходил в ней, так что у некоторых, не знающих истины, это вызывало некоторое недоумение, все ли у меня в порядке с психикой. Они же не знали, что я врач. В этом плане я соблюдал инкогнито. Меня это тоже несколько смущало, но ничего удивительного. Это же санаторий, а не дом отдыха. Все отчего-то здесь лечатся. Перевязки продолжались ещё восемь дней и без всякой обозримой перспективы на улучшение. Создалась тупиковая, я бы сказал патовая, ситуация, и вечный русский вопрос: «Что делать?». Если я его не задам сам, никто на него так и не ответит. Другими словами, если продолжать лечить всё в таком же духе, то не хватит оставшихся дней пребывания в санатории, чтоб дождаться положительного результата. Как врачу мне было это очевидно. К тому же, длительные гнойные болячки на голове могут привести к тяжелейшим осложнениям типа менингита. Об этом должен знать и помнить любой врач. В связи с таким пессимистическим прогнозом я обратился к их главному врачу. Из санаторной карты она знала, что я врач,  и отнеслась ко мне повнимательней, чем если б этого не знала. Отвела меня сама в «процедурную» другого корпуса и попросила медсестёр, чтобы мне выстригли участок на голове вокруг раны и хорошо обработали, потому что из-за мазей уже трудно понять, что там на самом деле, тем более что за время болезни голову я так ни разу и не мыл. Представляю, какое месиво там. Почему за две недели этого не сделали раньше, тоже непонятно. Когда обычно я приезжаю в санаторий, никогда не говорю, кто я по профессии, поскольку в санатории полно больных моего профиля. Так мне легче отдыхать. Когда явился  к ним  в перевязочную на первую перевязку, сестры не могли поверить, что это всё появилось в результате возникшего зуда. Они были уверены, что это травма головы, которую я получил в нетрезвом состоянии, потому и не помню. Неужели я похож на какого-то забулдыгу, который пьёт и ничего не помнит? Сказать, что я совсем не выпиваю, не могу, но чтобы так, чтобы не помнить. Переубедить  медсестёр в обратном  не получалось, да и желания не было кому-то что-то доказывать. Значит, благодаря врачам, пупырышек на голове, превратили в «ушибленную» рану, что никак не согласуется с Гипократовским «не навреди». По распоряжению главврача меня отвезли в соседний Ковров, в городскую поликлинику к хирургу. Поликлиника была в удручающем и аварийном состоянии и напоминала медсанбат во время войны в полуразвалившемся от снарядов убежище. Куда я только попал? И могут ли здесь работать хорошие врачи? Однако бахилы надевать заставляют за определённую цену, как будто всё дело в них, тем более нарушают права граждан на бесплатную медицину, продавая эти бахилы. Рядом во дворе строилась новая поликлиника- «долгострой». Говорят, строится уже лет десять. Наверно рассчитывают за счет продажи бахил поликлинику всё же достроить. Правда, ждать врача мне пришлось недолго, благодаря  сопровождавшей меня сестричке. Она-то здесь не впервые, порядки знает. Врач оказался молодой, в очках, с умным выражением лица, хотя напоминал мне больше студента-«ботаника». Я рассчитывал, что хоть очкарик с умным выражением, наконец, присмотрится и поймёт, в чем там дело, но не забывал и о том, что первое впечатление обманчиво. Поведал ему вкратце предысторию болезни, не высказывая своих навязчивых предположений, чтобы не лишать его самостоятельности в размышлениях и в установлении правильного диагноза. Я сам не люблю, когда пациенты навязывают свою версию заболевания. Не секрет, что многие доктора идут на поводу у пациентов. Врач, не вникая в суть вопроса, взял корнцанг с салфеткой, протёр им рану и говорит мне: «Салфетка в крови, значит, рана чистая. Продолжайте перевязки, как и раньше, и принимайте антибиотики. Через три дня покажетесь». «Ну, ты очкарик, если в очках мало диоптрий и плохо видишь, возьми лупу и посмотри внимательней, что же там такое, что не поддаётся лечению на протяжении трёх недель»,-подумал я.- Я бы так и поступил, пока не удовлетворил своё профессиональное любопытство. Врач без потребности полюбопытствовать и не задать самому себе пару вопросов,  не может быть хорошим врачом». Так и есть. И этот «ботаник», эскулап-«первокурсник» ничего не понял, хотя в отличие от других порекомендовал антибиотики. С инфекцией действительно по-другому и нельзя. Что может через три дня измениться, если в первый день ничего не понял? Я же чувствую, что они ошибаются, поэтому и толку никакого. Зря только время «ухлопал». Никто не знает лучше своей болезни, чем сам больной, особенно, если он медик, дай ему только время об этом подумать. За пару часов до приёма у городского хирурга дежурная медсестра, узнавшего от главврача, что я, вообще-то доктор и проявившая ко мне симпатию, как и я к ней, при обработке раны, присмотревшись повнимательней, высказала предположение, что ей кажется, что в ранке торчит стержень, который бывает при фурункуле, но она не хирургическая сестра и ничего не умеет. А вот вечером заступит её сменщица, которая когда-то работала с хирургом, вот бы к ней показаться. Я понял, что  медсестра хоть и не хирургическая и без очков, но на правильном пути. Именно об этом я думал с самого начала. Вечером  явился  на перевязку к другой медсестре, к «хирургической». Конечно, сменщица  ввела её в курс дела. Я сразу перенял инициативу как врач и как пациент, и предложил нестандартный подход, и изменить принцип лечения: отказаться от всяких мазей и присыпать рану после обработки, как в былые старые времена, стрептоцидом или чем-то поновей. Пока давал ей полезные советы, как следует меня лечить, она салфеткой обрабатывала рану то перекисью водорода, то йодом. Затем полезла пинцетом и достала из раны тот самый стержень, который напоминал мне маленького червячка, на которого ловят карася. «Молодец, -сказал я впервые медику. -Это как раз то, что не мог найти ни один хирург. Теперь я уверен, что для полного выздоровления понадобится пару дней». Дальше рану присыпали ампициллином, накрыли сверху салфетку с фурацилином, как я просил, и повязку чепец на голову. Дальше отбой по расписанию. Утром я проснулся и, не отрывая головы от высокой и неудобной санаторной подушки, сразу щупаю повязку. Она была на удивление «сухой» и при надавливании рукой на былую «рану» никаких болей больше не отмечалось. Не может быть! Тут же освобождаюсь окончательно от повязки, и никаких следов от былой раны. Зажило, как говорят в народе, «как на собаке» за одну ночь. Ну и чудеса! Неужели  кончился весь этот кошмар? Может ко мне прикоснулась рука инопланетянина, и я за ночь побывал на Альфа-Центавре или на Сатурне, а там свои методы лечения нам ещё пока неизвестные? Но сколько было мучений и бессонных ночей из-за элементарной безграмотности малограмотных врачей, которые считали себя отнюдь не таковыми. Три разных хирурга смотрели меня, и ни один не смог правильно поставить,  в общем-то, простой диагноз. А ведь если бы ещё потянули с этим непродуманным лечением, можно было и менингит заработать по их глупости. Трудно сказать, чем бы это всё могло кончиться, если б я сам не вмешался в этот лечебный процесс. А если б я не был врачом и полностью доверился этим эскулапам? А вы говорите врачи! Выходит, спасение утопающих- дело рук самих утопающих. 
-Получается, что так. Ещё неизвестно, чем бы этот менингит закончился,-говорю я, выслушав печальную и незавидную историю коллеги.- Так что вам ещё повезло. Это первое. Во-вторых, это объясняет, почему врачи так редко оказываются на скамье подсудимых, потому  что пациентам трудно что-либо доказать из-за их некомпетентности в данных вопросах.
- И что вы предлагаете?
-Я не предлагаю, а рекомендую, чтобы в каждой семье был свой медик.
-Логично. На то и щука в  море, чтобы карась не дремал.
-Что-то в этом роде, -соглашаюсь я.-Иногда не мешает врачам поучиться у опытных сестричек. Думаю, коллега, если б вы обратились ещё к десятку хирургов, результат был таким же, что наводит на грустные размышления о состоянии «здоровья» нашего здравоохранения в провинции вообще, и  о подготовке кадров в частности. Стандартность и косность мышления в провинции на каждом шагу. Возьмите тех же стоматологов из Иваново. Чему удивляться, если в системе ВОЗ мы занимаем много лет почетное 54 место, что совсем рядом с африканским Того. Во всей этой истории меня больше всего поразила некомпетентность трёх молодых хирургом наверняка со своими амбициями, лечившими самое пустяковое дело целых восемнадцать дней и безрезультатно, так и не узнав настоящего диагноза, а какие-то медсестры разобрались в один момент. Одна заметила фурункул, другая удалила основу фурункула и прислушалась к пациенту-медику, и, таким образом, вылечили за одну ночь. Интересно, где и чему эти хирурги учились? Интересно, врачевание это для них профессия или способ существования?
-Где ж ещё. Конечно  в Иваново, там, где и стоматологи. Школа одна.
-Как говорят в следственных органах, одинаков почерк. Это уже интересно. И не случайность, а закономерность, должен вам доложить. Интересно, коллега, когда вы без этих эскулапов-«недоучек» окончательно вылечились, хоть один из них поинтересовался, что на самом деле у вас было на голове в смысле диагноза?
-Ни один. Мало того, я больше чем уверен, что каждый из них считал, что своему исцелению я обязан ему.
-В  этом я и не сомневаюсь. Этим они отличаются. И вы всей правды им, конечно, не поведали.
-А то. Если их как врачей это не интересовало, то мне-то зачем. Вы, Вячеслав Михайлович, давеча говорили об Африканском Того. А где это? -спрашивает любопытный пожилой Сергей Степанович, напрочь позабыв,  когда в последний раз стоял у географической карты.
-Кто его знает. Может, и на карте нет. Там какие-то первобытные племена по-моему проживают, -отвечаю я ему.
Конечно, ни о каком таком государстве Того в Африке я не знал, я его выдумал на ходу для куража, сместив ударение на первый слог другого слова, чтоб сделать акцент, насколько мы отстали от других слаборазвитых африканских стран, которых на карте даже трудно найти. А может оно на самом деле существует, раз мне в голову  такое пришло?
-Похоже, мы от них недалеко ушли. Мы ведь тоже не так давно босяком с рогатками и луками бегали в детстве. Но слушайте дальше, коллега. Выводы делать ещё рано. А дальше... Чем дальше в лес, тем больше дров. За два дня до отъезда из санатория мне в глаз попала какая-то соринка. Подумаешь, какая ерунда. Ну что ещё может быть, если не выпавшая и не застрявшая ресничка после сна. И  к гадалке не ходи. Такой пустяк, такая мелочь, а неприятностей полно: и рези, и слезотечение. Я пытался «проморгать» и даже промыть глаз, но ничего не получалось. Обратился к медикам. Однако никакого инородного тела не обнаружили, хотя оно там было. Глазные капли, которые мне дали, не помогали. Хоть досрочно уезжай из санатория. Такое впечатление у посторонних, что я постоянно плачу. Это уже не отдых в санатории, если глаза на мокром месте. Так в мучениях прошло ещё три дня. Глаз распух и покраснел от постоянных втираний и раздражений. Только уже «дома», у себя на работе, посетил окулиста, и та без труда вынула потерянную ресничку, застрявшую прямо по центру зрачка.  Почему тогда медики не могли справиться с таким пустяком? А буквально через несколько дней после санатория у меня на лице преимущественно справа один за другим выскочили небольшие абсцессы почти в один ряд по вертикали. Скорее всего, это результат длительного, казалось, безобидного воспалительного процесса на голове по типу обсеменения, чего, в общем-то, и следовало ожидать при таком лечении от не очень квалифицированных врачей. А быть может, клещ покусал за ночь? Всё-таки в лесу жили. Тогда почему только у меня одного? Это раз. И где этот клещ, если он должен быть внутри кожи. Это два. Других вероятных причин не было, были одни совпадения. Я спросил у знакомого хирурга о причинах их возникновения. Тот ответил, что без понятий. А какие могут быть понятия у врача, если он ничем не интересуется, и у которого больные умирают по его вине, как на дому, не сумев правильно и вовремя распознать диагноз, так и в своём кабинете от неоправданных хирургических вмешательств в результате анафилактического шока, в погоне за подработкой и на халяву заработать.  И как такого врача держат на работе, тоже не понятно?  Ещё бы потянули со мной пару недель, так и до менингита с сепсисом дело дошло.  Причем созревали они невероятно быстро за одни сутки. Одни, более поверхностные, проходили быстро и безболезненно, два других приходилось вскрывать хирургу. Те, которые пришлось резать, заживали очень длительно, более трёх недель.  И всё это время с повязкой на лице продолжал ходить на работу, хотя по всем медицинским и эстетическим соображениям, конечно, положен больничный лист. Я же не дворником в ЖЕКЕ работаю. Негоже врачу в таком виде появляться перед пациентами. Ну, да ладно. Это из области этики и культуры моих коллег, которые считают, что самое главное в их работе «резануть» скальпелем. Последний абсцесс в области нижней челюсти справа не заживал больше месяца. И я не мог понять почему. Скорее, причина опять в той дурацкой мази, которую рекомендовали врачи-хирурги. У меня создалось впечатление, что у этих хирургов одна мазь на все случаи жизни, как в армии зелёнка, йод и анальгин. Я вынужден был обратиться как раз к тому хирургу, который рекомендовал болячку на голове обрабатывать настойкой йода, хотя, конечно, надо было пойти в другую поликлинику и к другому врачу, но этот был этажом ниже моего кабинета. И к тому же надо всегда дать шанс любому провинившемуся человеку, в том числе и врачу, реабилитировать себя, и исправить предыдущие ошибки. Глядишь, и мнение о нём изменится в лучшую сторону. Каждый имеет право на ошибку, главное, её вовремя увидеть, признать и больше не повторять. А я ещё надеялся, что за это время он ещё поумнел. Увы, мои надежды не оправдались. Видать, «горбатого» только могила исправит. Он посмотрел, не вставая с места на то, что так долго не заживает, и выписал направление к онкологу с диагнозом подозрение «на базилому», это почти что рак кожи. О чем он думал, когда писал направление, если  точно такой же абсцесс, но с другой стороны на симметричном месте с задержкой на пару недель, но всё-таки самостоятельно зажил. Да и базилома за такое короткое время, да ещё из абсцесса, никогда не возникает. К онкологу в МСЧ на Вербовский посёлок всё же я отправился. Мало ли что. Может, я чего не понимаю? Я же не специалист в этой области, да и нельзя быть «мастером» на все руки. В этой МСЧ я впервые, и на меня она произвела удручающее впечатление. Такое ощущение, что это ЛПУ заброшено, никому ненужное, и давно без хозяина.  Не без труда отыскал нужный мне кабинет. Оказалось, мы с доктором-онкологом хорошо знакомы, да и наши дома в одном дворе, и дочки наши дружат давно, ещё во дворе бегали, когда совсем маленькими были. Живёт он в городе, а каждый день, черт знает куда, отправляется на работу. А что ему делать, заведующему отделением, если всю онкологию перевели в этот посёлок, как и инфекцию, подальше от города, но ближе к городскому кладбищу, куда проще отправлять трупы. Мне однажды на Украине предлагали такой вариант работы, но я отказался. Тем не менее он тоже не очень-то присматривался к моей «болячке», не вставая со своего стула, согласился с диагнозом хирурга, хотя я даже и направление ему не показывал, в расчете на то, что пусть сам подумает, и назначил явку через три дня на операцию, как коллеге и хорошему знакомому вне очереди и без всяких формальностей. Меня это нисколько не озадачило и не напрягло, потому что всё это чепуха на постном масле. Я понял, что если они с тем хирургом одинаково примитивно мыслят, то и дел лучше с ними не иметь, и надо держаться их подальше. Боже, как я сочувствую больным, которым приходиться обращаться к таким «посредственным» врачам, и неужели всё так плохо с подготовкой специалистов в наших институтах в последнее время. Слава богу, что через два-три дня рана, наконец, стянулась самостоятельно и благополучно зажила после того, как я перестал пользоваться ими назначенной дурацкой мазью, и стал обрабатывать своей любимой настойкой йода, а то бы вырезали, не зная ещё что. Им бы только что-то вырезать этим хирургам. Хорошо бы им ума побольше бог дал бы, и серого вещества добавил к белому, которого, похоже, в избытке. Если б изначально из тех троих врачей, которые, наверняка, считают себя хирургами, хотя бы один оказался чуть грамотнее, а самое главное повнимательней, как те обычные рядовые медсёстры с мизерной зарплатой, и поставил правильный диагноз, то никаких последствий их безграмотности в виде абсцессов на лице, и тем более «базилом», не было. Это и есть тот случай, когда врачи по своей глупости и невнимательности отходят от принципа «не навреди», забывая Гиппократа. Как вы думаете, чем умный отличается от дурака?
-Я думаю тем, что умный очень хорошо понимает, что ему до этого ещё далеко, и поэтому всегда задаёт вопросы, а дурак давно в себе уверен, и лишних вопросов уже не задаёт и ничем не интересуется, а главное никогда не сомневается.
-Ну, Вячеслав Михайлович, вы как Сенека, всё разложили по полочкам. В самую точку попали. Я тоже так думаю, но выразить, как вы, не мог.
- Всё это выглядело бы смешно, если б  не было так грустно, -ответил  ему я сочувственно, тем самым признавая, какой бардак творится в системе здравоохранения и в образовании по части медицины.
-А хотите анекдот, Вячеслав Михайлович, на нашу тему. А то, мы всё о серьёзном, да о мрачном.
-Ну, давайте, если свежий.
-Да, кстати. Всё хотел спросить у вас, Вячеслав Михайлович. Правду говорят, что к вам на приём из соседнего района больные на вертолёте прилетают?
-Это преувеличение. Да, было такое дело пару раз. В соседнем Селивановском районе бригада специалистов строила газораспределительную  станцию. Так одного молодого бригадира здорово прихватил радикулит. К местным врачам обращаться они не стали. Им избалованным судьбой подавай докторов получше, и они всегда в курсе, где и что.  «Газпром» богатейшая фирма в стране. Вот и вертолёт для них что автобус. Ну, так что там насчет анекдота?
-Так вот. Приходит к врачу на приём больной с жалобами, мол, то там болит, то в другом месте кольнёт. Не ест, не спит, хандра кругом замучила. А врач говорит ему: «Вы, голубчик, сначала определитесь со своими жалобами, где же у вас всё же болит поконкретнее. Рановато пришли. Вот будет что-то конкретно болеть, тогда и приходите. Тут нам делать пока ещё нечего, слишком рановато пришли». Проходит полгода. Снова приходит тот же больной к тому же врачу. «Какие жалобы?- спрашивает он у больного, которого естественно, не помнит. «Жалоб уже нет»,-отвечает больной. Осмотрев пациента, врач говорит: «Что ж вы, батенька, так поздно явились и болезнь запустили. Медицина в таких случаях уже бессильна. Вот если б обратились к нам хотя бы на полгодика  раньше, тогда совсем другое дело. Теперь я верю, что жалоб уже не может быть. Слишком поздновато». «Но я был у вас полгода назад,-говорит больной,- и вы сказали ещё рано». «Тогда было может ещё рано, теперь  точно уже поздно. Медицина, батенька, бессильна»,-говорит доктор. «И что же мне делать?»-спрашивает отчаявшийся больной. «Молитесь. Ходите в церковь»,- посоветовал доктор.
-Какой же это анекдот?-спрашиваю я коллегу.-Это наша повседневная реальность. Вот простой пример. Приходит один мой знакомый коллега к хирургу на приём с так называемой контрактурой Дюпюитрена  на левой руке, о которой вы только что упомянули. Это довольно частая патология,  особенно у мужчин. Как он только не лечил эту контрактуру у физиотерапевтов по рекомендации хирурга, эффекта не было, заболевание только прогрессировало, с чем и пришел к хирургу повторно, зная, что может помочь только нож. Сама операция относится к малой хирургии, и в техническом плане сущий пустяк, амбулаторная процедура, так сказать, проба скальпеля для начинающего хирурга. Не освоил «контрактуру», нечего себя выдавать за хирурга, если при желании с ней может справиться опытный фельдшер скорой помощи  или  фельдшер ФАП, будь у него хирургический инструментарий. Но хирург, ссылаясь на нехватку времени этим заниматься, и по ряду других причин в том числе предстоящий у него отпуск, который, очевидно, будет через две-три недели, а  после этого предстоящие работы на своём усадебном участке целое лето и так далее, советует больному подойти осенью, то есть через четыре месяцев, как будто она, эта контрактура, должна ещё «созреть». Если подвижность в пораженном пальце весной составляла 80%, то осенью лишь 20%. По мнению врача, так созревает эта штуковина, чтоб было что резать. Хотя не трудно представить, что ещё три месяца и наступит абсолютная неподвижность пораженного пальца вплоть до анкилоза, когда уже никакая хирургия не поможет, о чем знает каждый даже начинающий хирург. Приходит пациент к нему осенью в надежде, что тот тут же его прооперирует и избавит его от болей в руке и дискомфорта, других предлогов, чтобы снова откладывать операцию, уже трудно было выдумать. Так ничего подобного. Он снова ссылается на дефицит времени и просит подойти через месяц, ближе к новому году. Больной терпеливо ждёт, и является к нему в декабре с полной уверенностью, что вот, наконец-то, дождался, а тот, вопреки всему и обещанному ранее, говорит, что через пару недель он уезжает на специализацию, приходите, мол, через полтора месяца, когда у него со временем будет посвободнее, а то в его «теневом» списке очередь на операцию образовалась. «Ну,- думает наивный больной, который ещё не понял, что его водят за нос,- врач подучился на курсах, чего-то нового для себя узнал, так сказать, со свежими силами и мозгами, руки хирурга соскучились по скальпелю, как у дровосека по топору»,- явился к нему через два месяца с надеждой, что, наконец, все возможные препятствия уже устранены, и он возьмётся за любимое дело, которому клялся и давал присягу служить верой и правдой. Но не тут было... На этот раз хирург констатировал, что больной, к сожалению, поздно обратился, и сделать уже ничего нельзя.
-Ну разрежем, потом снова зашьём, -убеждал он.- А сустав уже деформирован и никаких движений. Полный анкилоз. Какой же смысл в операции? Если только с ампутацией пальца? Вам это нужно?
-Мне это не нужно,- соглашается больной, потерявший всякую надежду на операцию и веру в доктора-болтуна.
-А давайте-ка я вас направлю в железнодорожную больницу или в областную,- говорит он, чтоб отвязаться от него.
-А что в ЦРБ с этим не справятся?-спрашивает удивлённый больной- медик по образованию.
-Там нет нужного хирургического инструментария.
-А что для этого нужна КТ или МРТ? И чтоб это сказать,  понадобился целый год?-справедливо возмущался мужчина.-И за такую работу вы ещё зарплату получаете. Хорошо же вы устроились. Зайду-ка я к вашему главврачу, может он что объяснит, какого инструментария у вас не хватает.
  Ну, ни подлец же этот хирург? Мурыжит коллегу старше его по возрасту. Если каждый врач вне зависимости от своей специализации в исключительных случаях обязан сделать самостоятельно аппендэктомию, наложить трахеостому и провести грыжесечение  при ущемлённой грыже, то для хирурга, который ещё претендует на какую-то категорию, устранить контрактуру одного-двух пальцев на руке сущий пустяк, который выеденного яйца не стоит. Как выражаются среди шоферов в подобных случаях, «как два пальца об асфальт». Но такого бестолкового хирурга-вымогателя, да ещё у своего коллеги, следовало бы башкой об асфальт пару раз навернуть для уравновешивания мозгов. Может быть, тогда образумится. Он что занимается этим в личное время? Нет, в рабочее время. Он что работает бесплатно? Нет, больной каждый раз записывается к нему на приём по страховому полису в порядке живой очереди, значит, платно. Эта мелкая операция делается на дому или в частной клинике? Нет, в государственном ЛПУ. Если ты как хирург не умеешь делать такие простейшие амбулаторные хирургические вмешательства, то грош тебе цена в базарный день, ищи другую работу, подайся, к примеру, в  дерматологи или санитарные врачи, а то вообще уйди из медицины. Зачем же людей обманывать и обнадёживать. Я так полагаю, он пытался по привычке вымогать у мужика деньги за якобы внеурочную операцию, забыв, что перед ним тоже врач, а тот был уверен в бесплатную медицину, имея медицинский полис на руках, и не привык ни брать взятки, ни давать. Кроме того, куда подевалось чувство солидарности и уважения к коллеге, да и его человеческая совесть?  А вы говорите анекдот. И куда только главврач смотрит.
-Ну, с этой «котрактурой» вроде всё понятно. Но есть вещи более простые, с которыми врачи не справляются. Недавно я заразился от одной  пациентки, у неё была высокая температура. Я заболел тяжелым бронхитом и тоже с температурой. Через две недели бронхит прошёл, но, как осложнение, появился сильнейший затяжной насморок, который продолжался полтора месяца. За это время я побывал у трёх ЛОР  врачей, с главным районным специалистом в том числе. Чего только они ни рекомендовали и ни назначали; и протаргол с маслом чайного дерева, и другие дорогие капли в нос, и парить ноги в кипятке, ничего не помогало. Только когда я на всех этих специалистов «плюнул» и послал их всех подальше, а взял в аптеке самые простые капли за одиннадцать рублей, как мой «атрофический», а потом и «гипертрофический» ринит, который выставляли мне врачи, постепенно исчез. Так что не следует вслепую им доверять, коллега.
-. Вы когда-нибудь стояли в очереди в регистратуре поликлинике?-спросил я коллегу.
-Нет, не приходилось.
- А я стоял. Рекомендую постоять, ещё не то услышите о нашем «брате». И главное, говорят правду. А какой-нибудь главврач хоть раз стоял в очереди, чтоб узнать всю правду о своих сотрудниках и о себе? У него один источник информации-сплетни. А вот каждый новый начальник ГАИ страны первое время сам выходит на оживлённую трассу и нерадивых водителей останавливает полосатым жезлом, и проводит с ними соответствующую воспитательную беседу, не считая для себя зазорным этим заниматься.





 Его печальные исповеди меркли по сравнению с моими историями. В конце апреля, в канун двадцатой годовщины аварии на ЧАЭС, мне и ещё двум участникам ликвидации последствий аварии предстояло прибыть во Владимир в Белый дом на встречу с губернатором Н. Виноградовым  по случаю вручения нам Правительственных наград от имени Президента страны. Случай для города не рядовой. Ехать мне, конечно, не  хотелось, да и награда мне ни к чему, всё одно носить не придётся, да и в материальном плане она ничего не значит. Кроме того, я её не заслужил. Я же не кидался на вражескую амбразуру как Александр Матросов во время войны, и не таранил вражеского самолёта как Н. Гастелло. Это военным они душу греют, их же у них много, раздают им по каждому поводу. Речку перешли вброд на учениях, получай медаль за форсирование реки в экстремальных условиях, шальным осколком задело солдата, отлынивавшего службу, можно представить к ордену за проявленное мужество. У меня была всего одна медаль «Двадцать лет Победы над Германией» и ту потерял, переезжая из одного города в другой, а может любопытный ребёнок куда-то, играясь, подевал. Конечно, символично, не правда ли? Два события  двадцатилетней давности и две разные награды. Двадцать лет победы над Германией во время службы в армии и двадцать лет победы над глобальной техногенной катастрофой, какой была  авария на ЧАЭС. Нельзя было не поехать. Казалось, мероприятие не рядовое и очень ответственное, главный врач должен всячески этому способствовать.  Даже несмотря на то что главврач бюрократ по натуре и человек политически немного недоразвит, и медведь на ухо наступил по музыкальной части, и при этом каждый раз умудряется пролезть в гордуму, долго не соглашался на такую поездку, просил даже меня написать заявление на отгул, пока ему свыше вразумительно не объяснили, для чего он там сидит штаны протирает, и для чего его такого бездаря и обалдуя туда посадили в это кресло. Это каким же надо быть заформализованным бюрократом и дебилом, зная, что в городе есть единственный врач-«ликвидатор» и он в его коллективе, и его приглашают к губернатору для вручения высокой Правительственной награды, просить написать «героя дня» заявление на отгул, чтобы приехать на встречу к губернатору, как говорится, за свой счет. С какой такой помойки посёлка Вербовский отыскали этого главврача? Другой бы руководитель гордился тем, что только в его коллективе имеется такой человек, лелеял бы его. А этот недоумок компромат на него собирает, чтобы при случае от него освободиться как от потенциального соперника. Могу только согласиться, что придурков в нашей системе хватает, особенно там наверху по вертикали в так называемых департаментах здравоохранения, которые и назначают себе подобных главными врачами. А день выдался для апреля необычно прохладным. Таких как я оказалось ещё двое, один из них мой коллега из железнодорожной больницы, другой- бывший вертолётчик. Для этих целей нам специально выделили из мэрии «Волгу». Ехали мы к губернатору не торопясь, так как временем располагали. В дороге шутили, травили анекдоты. В машине было как в парной, да я ещё в дублёнке сидел в отличие от других «героев дня», те были налегке. В пути приходилось пару раз останавливаться на перекур на обочине вблизи лесополосы на всех ветрах. В Доме Дружбы, в зале для торжественных случаев, губернатор в торжественной обстановке под прицелом камер телевизионщиков вручил нам высокие награды; кому орден, кому медаль за мужество. В перерыве у меня даже брали интервью телевизионщики  из «Итар-ТАСС», которых интересовала моя служба в Чернобыле в качестве медика. После поздравлений и «обмывания» наград в соответствии с воинскими традициями в местном буфете со всеми награждёнными по Владимирской области, мы отправились по домам. На обратном пути также останавливались у обочины по тем же причинам и, как мне показалось, я немного продрог на ветру. На следующий день 26 апреля в столовой у РИПА собрались почти все «ликвидаторы» отметить 20-ю годовщину аварии на ЧАЭС. Присутствовал военком, городское начальство. Здесь же всем вручили юбилейные медали «20 лет аварии на ЧАЭС». Тех, кто получил госнаграды от губернатора по поручению Президента страны, военком поздравил лично каждого отдельно, подходя к ним с бокалом шампанского. По числу присутствующих «чернобыльцев» нельзя не заметить, как поредели наши ряды. Многих уже не стало с нами. За них тоже выпили по рюмке. Вечная им светлая память. В конце апреля я немного простыл, скорее всего, когда ездил во Владимир. Похоже, рано сменил   сапоги на лёгкую летнюю обувь, как-то неудобно к губернатору являться в сапогах в паркетном зале. Через неделю почувствовал слабость, озноб и температуру. Как назло пришлось это на майские праздники, когда поликлиника не работала. «Скорую» вызывать из-за температуры не было смысла. Кроме аспирина предложить всё равно ничего не могут, а его я и так принимал. Но улучшений не было, по ночам сильно знобило. Дождавшись 9 мая, обратился к терапевту стационара МСЧ. Это хорошо, что мы знакомы и трудимся в одной МСЧ. Она померила температуру, послушала  лёгкие, осмотрела горло, но ничего не нашла, кроме высокой температуры, но тем не менее предложила прокапать капельницу, так как слабость была очевидной, а без неё я бы и не пришёл, тем более в день Победы. На капельницу я совсем не надеялся, что она поможет, если причина была неясная. Капельница мне и в самом деле не помогла, озноб к вечеру не прекратился. Выходило так, что болезнь есть и набирает силу, но врачи её не находят. Вот такая «шапка-невидимка» эта болезнь. Но такого не должно быть. Если знобит, значит, не на пустом месте, к тому же температура у меня бывает крайне редко. Я сам тоже ничего не понимал. На другой день на работу я, конечно, не вышел и обратился к врачу-терапевту поликлиники, и та направила меня в стационар якобы с пневмонией, в чем я изначально очень засомневался, тем более что без рентгена. Откуда ей быть? Что же выходит, вчера пневмонии не было, хотя смотрел меня врач-терапевт стационара, а сегодня вдруг появилась, потому что смотрел терапевт поликлиники? Не вижу логики, и как-то не стыкуется всё это. Лично я, как и врач стационара, смотревшего меня накануне, был другого мнения. Это как же надо простыть, чтобы заработать воспаление лёгких? А у меня тогда только ноги настыли из-за обуви. Заведующая терапевтическим отделением, считающая себя лучшим специалистом в МСЧ, тоже принялась лечить меня от пневмонии, так удобней, если сама ничего не понимала, приняв за истину заключение врача из поликлиники. Но ты же завотделением терапии, должна же хоть чем-то отличаться от поликлинического врача. Я относился  к этому весьма скептически, я-то понимал, что на самом деле она собой представляет как специалист, но что именно со мной я не знал, мне же про анализы ничего не говорят, может, что путное и подсказал бы. На третий день лечения к моему удивлению, несмотря на проводимое лечение, наступила острая задержка мочи. Мочевой пузырь растянут от переполнения,  а моча не идёт. Важный и серьёзный симптом, но чего? Уж явно не пневмонии. Новый поворот в болезни. Вот бы заведующей отделением призадуматься, пошевелить мозгами. Почему от её лечения только ухудшение, да ещё с осложнениями?  Куда там? Видать, мозги не те, что разучились обрабатывать свежую информацию, и не привыкла менять своё первоначальное мнение, чтобы не сконфузиться перед коллегами. Я спустился этажом ниже, где в хирургическом отделении работал уролог. Так тот не мог даже нормально вставить катетер, что было единственным средством и способом в данном случае, чтобы удалить мочу, а там на досуге подумать, какие причины привели к этому. От его рукотворного вмешательства я испытывал одни ужасные боли. Что урологу ещё делать, как не ставить катетеры? Это может делать любой фельдшер скорой помощи. А он даже этому не научился, а на первую категорию документы подал, считая, что «вторую» давно «перерос». Видимо, у него после выходных здорово тряслись руки, хотя и в другие дни все знали, что в этом отделении нередко что-то да «отмечают». Может, даже каждую операцию «обмывают»? Так что сам уролог редко когда «просыхал». Рядом стоявшей его медсестре надоело наблюдать, как он варварски делает эту несложную манипуляцию и мучает своего коллегу, не выдержала «пыток гестапо», и она перехватила инициативу и катетер  из рук врача в свои и сделала это легко и просто с пониманием дела. Думающий врач на его месте подумал бы, в чем тут дело, по крайней мере поинтересовался с чем больной лежит в стационаре, надолго ли эта задержка, и на всякий случай оставил катетер на пару дней и понаблюдал в динамике. Тем более что сам катетер вставить не смог ни с первого, ни со второго раза. Так ничего подобного. На следующий день, как и следовало ожидать, история повторилась. Снова та же проблема с задержкой мочи. Уролог, вместо того, чтобы поинтересоваться анализами крови и мочи, и найти причину острой задержки мочи и принять адекватное решение, решил себя не утруждать, и вместо того, чтобы снова поставить катетер на несколько дней и понаблюдать,  вставляет резиновую трубку в мочевой пузырь через живот, делает так называемую цистостому, причем совершенно не советуясь со мной, как с пациентом и врачом, хотя обязан был это согласовать, тем более что эта процедура совсем небезопасная для пациента в дальнейшем. К этой процедуре обычно прибегают только в тех крайних случаях, когда катетеризация невозможна в силу серьёзных травм в этой области, большой аденомы или рака предстательной железы. Не лучшим образом повела себя и сама заведующая отделением Татьяна Васильевна. Мне почему-то представлялось, что она, мой лечащий врач, в силу особенностей течения заболевания и появлению нового важного симптома, изменит свой первоначальный диагноз, так как он явно не укладывался в рамки  пневмонии, и сделает коррекцию в лечении. Мне не интернисту и то становилась понятная картина болезни. Органы грудной клетки здесь абсолютно ни при чем. Всё врачебное внимание должно переключиться на мочеполовую систему. Так подсказывает логика, анализы мочи и клиническое мышление, если они у врача имеются. Для того чтобы изменить первоначальный ошибочный диагноз, кроме динамичных мозгов, нужна ещё решительность и порядочность. Трус, кроме того, что «не играет в хоккей», никогда не признается в своих ошибках. А мадам, хоть и завотделением, ничем этим не обладала, разве только считала себя крепким руководителем, так как  держала своих сотрудников в «ежовых» рукавицах. Создала себе ореол авторитетной дамы, и тем и пользуется, считая себя капитаном на непотопляемом корабле. Дня через три на фоне антибиотиков моча пошла в обычном режиме, однако уролог удалять трубку из живота совсем не торопился, несмотря на мои просьбы. Вставил бы себе эту трубку для интереса в одно место, может что-то и понял, насколько некомфортно с ней ходить и спать по ночам. Мало того что она мне создавала массу неудобств, и особенно в ночное время в момент сна, поскольку на спине спать не привык, так  трубка являлась постоянным источником дополнительной инфекции в мочеполовой сфере, к тому же она не была как следует закреплена и постоянно смещалась, что способствовало дополнительной инфекции. За такую топорную и некачественную работу этому урологу Юрию «Недовинченному» не только руки следует отрубить, но и кастрировать заодно, чтоб больше делом занимался, а не бабами. Так и выписали меня с пневмонией, которой не было в действительности, и с трубкой в животе, которой могло и не быть, под наблюдение того же уролога с открытым «больничным». Лечащий врач так и не поняла, что среди симптомов пневмонии, острая задержка мочи не фигурирует. Видимо, для неё, известное в кругах юристов выражение «любовь к истине-истинная любовь», мало что значит. Уролог, словно не слыша моей просьбы удалить трубку и выписать меня на работу, и не обращая внимания на очень воспалительную мочу, которая поддерживалась цистостомой, и которую никак не хотел убирать, психологически подготавливал меня к неминуемой операции по поводу аденомы простаты, вроде как нашёл себе клиента на операцию. Получается, что брал меня на измор в вежливой форме, принуждая к неизбежной операции, всякий раз продлевая мне больничный лист. Спорить с ним я не стал. Аденома у меня, конечно, была. У каждого второго мужчины после сорока это обычное дело, но это не значит, что всех их надо оперировать и у всех у них бывает задержка мочи. Аденома была незначительна, абсолютно ничем себя не проявляла до сих пор, и могла хорошо регулироваться медикаментами. К тому же год назад, когда я находился на обследовании в областной больнице, бывший главный уролог области никакой аденомы у меня вообще не находил. Стало быть, никакой крайней надобности в какой бы то ни было операции  вообще не было. Лишняя «дырка» в животе никому не нужна без крайней необходимости. В связи с этим невольно задаёшься вопросом. Врач помог мне или навредил, нарушив клятву Гиппократа? В моём случае однозначно навредил. Но закавыка состояла в том, что МСЧ  недавно приобрела хорошую и дорогостоящую аппаратуру для проведения операций при аденоме предстательной железы. Чтобы такая аппаратура не простаивала и самоокупалась, необходимы операции, и чем больше, тем лучше. Надо же деньги отработать, да и самому урологу удержаться на рабочем месте. Не будет подобных операций, тогда и он не нужен МСЧ. Я, конечно, понимал их коммерческие интересы, но не таким же способом, за счет здоровья людей. Уролог, пренебрегая всеми моральными нормами врачевания, ради  незначительной прибавки к зарплате, готов без всяких медицинских показаний и оснований уложить  на операционный стол кого угодно, даже свою родню. С таким врачом, у которого с моральными принципами неблагополучно, и который способен на должностное нарушение на грани должностного преступления, я не хотел иметь никаких дел. Конечно, постфактум через два года этого уролога за систематические пьянки на рабочем месте уволили.  Жаль, что этого не сделали  раньше, но «дров» он успел наломать немало. Поскольку мне, как любознательному человеку, который всегда сомневается и задаётся всегда вопросами отчего и почему, так и неясно было, чем же я заболел, а трубка в животе  мешала не только спать по ночам, но и жить нормально, я с больничным листом обратился в другую больницу, к другому урологу ЦРБ, где пролежал ещё неделю на обследовании. Оказывается, как мне пояснили более опытные специалисты, цистостома совсем небезобидная операция как многие думают. Оказывается, как объяснили мне знающие урологи, она отрицательно действует на импотенцию и мужское бесплодие впоследствии. А оперировать на предстательной железе без особых на то показаний просто аморально, так заодно можно каждого второго и «кастрировать». И об этом, наверняка, знал тот уролог из МСЧ, который  редко когда «просыхал» на рабочем месте, чего «не замечали» ни заведующая поликлиникой, ни заведующий хирургическим отделением, ни главврач. Каким же надо было быть аморальным врачом и моральным уродом, изначально нарушавшим главный принцип клятвы Гиппократа «не навреди». Я не сомневаюсь, что у него и категория имеется, как минимум «первая». Только за что? Между тем на основании дополнительного обследования в стационаре и биопсии был выявлен острейший пиелонефрит, простатит, уретрит, которые и были причиной необъяснимого озноба в начале заболевания и острой задержки мочи в процессе заболевания. Вот и объяснение самой задержки мочи. На фоне даже незначительной аденомы простаты при сильнейшем воспалении МПС, какими являются простатит, уретрит и пиелонефрит, мочевыделительные  пути стали непроходимыми. Ведь если подходить ко всему с умом, с анализом всех обстоятельств, то и правильные диагнозы сами по себе рождаются. А в случае со мной три терапевта на разных уровнях с большим стажем, между прочим три женщины, не смогли даже приблизиться к правильному диагнозу, потому что ни один их них, не имея собственного мнения, так и не научился самостоятельно мыслить.  Какие выводы?  Конечно,  я знал, что в медицине немало случайных людей, но не думал, что в таких масштабах. С началом хвалёной  перестройки и демократических преобразований в стране в 90-е годы появилась надежда, что в здравоохранении, наконец-то, произойдут серьёзные перемены к лучшему. То, что стали появляться рыночные отношения в медицине, конечно, неплохо. Важно рационально к этому подойти и сделать правильные выводы. К примеру, если к какому-то врачу на приём в поликлинику приходит 50% больных от планируемой нормы, значит, такой врач не пользуется авторитетом у больных людей, и по всем рыночным канонам такого врача держать в штате поликлиники невыгодно, как и нецелесообразно, если он даже будет получать только половину своей зарплаты. Кроме того, такой сотрудник не может быть лицом «фирмы». По всем законам рынка держать такого сотрудника просто нерентабельно. Он должен уйти в другое место или сменить профессию. Это будет правильно. Если товар в магазине не соответствует знаку качества и госстандарту, его не покупают, и производитель не выдерживает конкуренции и уходит с рынка. Как говорится, туда ему и дорога. Таковы законы рынка. А что на самом деле происходит в стране «перестройки»? По своей инициативе  или по просьбе главврача врач, которого следовало бы уволить с той же медсестрой заодно, вынужден заниматься приписками и даже мошенничеством, якобы в интересах коллектива и за общее дело, и так далее, и тому подобному. В чем это выражается? К врачу терапевту или окулисту, к примеру, на приём ежедневно приходят человек десять-двенадцать вместо планируемых двадцати пяти. Где взять остальных? Единственный выход из создавшего положения, приписывать явки несуществующих посещений. Пришел больной один раз к врачу, а три-четыре явки приписываются в амбулаторную карту уже без явок самого больного. Другой вариант, когда амбулаторные карты оптом перекочевывают из одного кабинета в другой без согласия больных, и начинается незапланированная «перепись населения» или подпольная диспансеризация. Кто станет проверять, если та же заведующая поликлиникой при попустительстве, а то и по совету главврача, в конце каждого месяца индивидуально каждому или на «пятиминутках» недвусмысленно намекает врачам, что с планом у них очень туго, и соответственно с зарплатой будут проблемы. Если один врач в день  припишет хотя бы по пять-десять дополнительных явок, то за месяц это уже будет сотни. А приём  в поликлинике ведут сразу десяток врачей. Сколько будет за месяц или за год?  Вот тебе и план, и зарплата. Так и поступают в провинции  почти во всех лечебных учреждениях на самом деле. И пусть хоть один руководитель такого учреждения скажет, что он не в курсе и первый раз об этом слышит, если каждый второй из них «раздолбай» и взяточник, а из этого «навара» к тому же имеет свою долю к зарплате. Кто из врачей больше возмущается таким безобразием, того, гляди, скоро уволят под любым предлогом. А так создаётся видимость, что все врачи  одинаково хороши  и, как говориться, «всем сестрам по серьгам», и выходит, что «и волки сыты, и овцы целы». Что это, если не мошенничество в крупных размерах с элементарной коррупцией в одном флаконе? С рынком ничего общего. Да и врачей всех уровняли по зарплате, нет ни плохих, ни хороших. Это пусть пациенты разбираются, кто из них лучший. И больные делают свой выбор, идут к хорошему врачу, который и план перевыполняет, и приписки его совершенно не интересуют. Помню, приходит в кабинет в конце месяца заведующая поликлиникой, марионетка «главного»,  и, ссылаясь на то, что месячный план ожидается всего в пределах 80%, просит меня, за оставшиеся дни месяца, увеличить  число явок больных.
-Насколько я знаю, Елена Романовна,  такой проблемы у меня ещё не было,  и план всегда перевыполняется, -объясняю ей несообразительной и упрямой, зная наперёд, зачем пришла она.
-К вам лично претензий у меня нет. С планом у вас всё в порядке, но в целом по поликлинике с планом очень плохо, в пределах 80%. Сами понимаете, как это отразиться на зарплате, премии,-говорит она убедительно на полном серьёзе.
- А у нас  что, по-прежнему уравниловка, как в советское время; «один за всех и все за одного»? Вы же понимаете, что вы не случайно, а преднамеренно  уравниваете хорошего врача и бестолкового, и тем самым преднамеренно нарушаете принцип дифференцированного подхода к оплате труда, что является важнейшим признаком рыночных отношений. И каким же образом, по-вашему, я должен выручать коллектив?-спрашиваю её такую бестолковую, но у которой зарплата почему-то в два раза выше моей.
-Побольше явок,-уже не намекает, а рекомендует она абсолютно серьёзно.-Что мне вас учить...
- Вы, как заведующая, хоть понимаете, что это незаконно, и на этом можно погореть?- пытаюсь её образумить и отказаться от такой глупой идеи.
- Все таким образом выполняют план, и у нас, и в другой больнице. Один только вы и спорите каждый раз.
-Поэтому и доработал до пенсии, а предшественник вашего шефа, как вы знаете, за подобные «делишки» отбывает на «курорте» в колонии поселения. Выходит, что получил по заслугам, и поделом ему. Не  буду удивлён, если вы составите ему компанию на пару со своим шефом в ближайшей перспективе, если вы этого не поймёте и не остановитесь вовремя.
-Кто не рискует, тот не пьёт шампанского,-с бравадой ответила она.
-Вы говорите ерунду. Тот тоже так рассуждал. Мне жаль вас. Боюсь, это шампанское больше суррогатное, чем «советское шампанское». У вас, наверно, со школы остались проблемы с воспитанием. Уж лучше обойтись без шампанского, чем не обойтись без тюремной баланды,-говорю ей непонятливой и непорядочной.
 Я тогда ещё раз подумал, как у нас безответственно относятся к назначению на руководящие должности. Стоило одной такой же «непутёвой» предложить свою подружку в заведующие, и вот, пожалуйста, родили свою «Шапокляк». Неужели я, как пропагандист МСЧ в прошлом, так ничему и не научил наших сотрудников порядочности, элементарным понятиям о чести и совести. И куда мы только катимся, если шампанское нужно пить, только рискуя нарушить закон.

Вот такой непростой и принципиальный разговор у меня ещё недавно состоялся на работе с заведующей поликлиникой Еленой, в общем-то, ещё  относительно молодой мадам, у которой ещё есть время переосмыслить своё существование. Естественно, весь этот разговор она передала главному, они ведь давно ищут на меня компромат и повод для принуждения меня к увольнению, поскольку законных причин уволить меня по «чернобыльскому» Закону никто не имеет права. Может она специально меня провоцировала, эта мымра в белом халате, но с «черной» душой? Одно время у нас работали сразу три невропатолога, и тем не менее эта служба вызывала нарекания не только со стороны больных, но и врачей, хотя в течение двадцати лет до этого я был один и жалоб на службу никогда не было. Я, как основной из трёх специалистов, те обе другие дамы работали на полставки, попытался проанализировать, в чем тут дело. Я попросил наших статистов подготовить основные показатели работы всех трёх невропатологов за прошлый год. Такую бумагу они любезно предоставили в моё распоряжение через пару часов. Но почему до меня этим не заинтересовался «главный» или та же врач на «побегушках», так называемая заведующая поликлиникой, в обязанности которой входит и анализ годового отчета? Как же они составляют отчеты, если за ними не следуют ни анализ, ни выводы? Контрасты в показателях меня совсем не удивили. Врач, на которую больше всего жаловались, которую больные совсем не жаловали и устроилась на полставки при сомнительных и загадочных обстоятельствах, когда я сломал ногу, умудрялась на полставки выдавать больничных листов на много больше, чем я на 0,75 ставки, а средняя продолжительность пребывания на больничном листе  у неё 15 -17 дней, тогда как у меня 7 дней,  а у её коллеги, но совсем ещё молодой, год как после интернатуры, до 10 дней. Возникают в связи с этим много интересных вопросов. Как говорится в ученом мире, без анализа нет синтеза. Так много «больничных» выдаёт она из-за своей безграмотности или за деньги? Скорее всего, имеет место и то, и другое. Я с большим уважением относился к молодому специалисту, которая два года назад окончила  институт, а затем интернатуру в Нижнем Новгороде, и приехала трудиться на родную землю к родителям, но с большими запросами и амбициями. Она совмещала на полставки в моём кабинете после моего приёма. Меня, конечно, интересовала её подготовка, да и вообще на каком уровне нынче обучают студентов.
-Наталия Николаева, вы представляете, где располагается нижне-косая мышца головы?-поинтересовался я по-дружески на правах старшего товарища, когда в кабинете, кроме нас, никого не было.
-Понятий не имею, -ответила она легко и откровенно.
 То, что она не стала врать и сказала, как оно есть, конечно, неплохо. Такую можно ещё подучить.
-А что такое синдром Пауэрса или Кимерли?
-В институте про это ничего не говорили. Впервые слышу,-призналась она.
-Ну как же, про головную боль нужно всё знать. Одними учебниками здесь не обойтись. К тому же в учебнике по неврологии об этом, действительно, ни слова, -констатировал я.   


Из всего этого я понял, на каком низком уровне идёт подготовка будущих врачей в провинциальных вузах. Что уж говорить о квалификации другого врача из детской поликлиники, которая окончила вуз десять лет назад и специализировалась в дальнейшем по «детству». Любопытства ради  я запросил у тех же статистов, как часто за последние два года этими врачами, одной начинающей, а другой с высшей категорией, выставлялся диагноз «туннельный синдром», который в практике врача нередко встречается, если, конечно, о нём иметь представление. Оказалось, что за все эти годы не зафиксировано ни одного больного с подобной патологией, в то время как у меня отмечалось пять-восемь случаев ежегодно. Что это, и о чем это говорит? Как говорится,  комментарии излишни.   С этими данными я заглянул к главному врачу, в надежде, что такая информация заинтересует его как руководителя, если сам до этого не додумался, и последуют какие-то оргвыводы, как это нередко бывало в советское время при советском здравоохранении.  Чтобы сделал владелец частной клиники в той же Америке на его месте в данном конкретном случае, для которого порядочность, честь фирмы и прибыль, прежде всего? Из троих, как я смею предположить, от двух специалистов он бы избавился незамедлительно. Одну уволил бы за профнепригодность и за не перспективность, другую, как молодую и неопытную, отправил бы на учебу и держал в штате про запас. Таков рынок, иначе вылетишь в трубу. Что делает этот «не пойми кто», чинушка из советского прошлого в перестроечные времена, сам ещё не перестроившись. Он бегло в моём присутствии ознакомился со сравнительными показателями по каждому врачу, понял, что к чему, и сунул бумагу в долгий ящик в буквальном смысле, сопроводив фразой; «при необходимости, будет создана комиссия, и разберёмся». А что ему оставалось делать, когда первая кандидатка на увольнение его протеже, от которой он зависит по понятным только им причинам. И какая только неуклюжая стандартная чиновничья  оговорка; «при необходимости будет создана…». И возникнет ли вообще такая необходимость в этом разбираться? Видать, здорово она его «прищучила». Только вот чем?  С тех пор прошло полгода, и он про это забыл, до сих пор создаёт какую-то комиссию непонятно из кого, чтобы разобраться в этих показателях. А воз и ныне там. Уж так не хотелось ему в этом «грязном» белье ещё больше руки пачкать. А с другой стороны, он подтвердил только то, о чем можно было догадываться, а именно; или он был в зависимости от врача,  по глупости и алчности устроив её на работу за взятку, или они на самом деле состояли в интимных отношениях, что было с его стороны прелюбодеянием, или было то и другое, что исключало принятие другого, более разумного решения. Удивительная вещь. Тут он с большим усердием вместе с заведующей Еленой на пустом месте ищет любую зацепку в моей работе, чтобы потом обвинить меня в некомпетентности и подвести под увольнение, но никак не находит, а здесь  приносят ему официальные данные по годовому отчету от независимых статистов, которые указывают на слабое звено во врачебных кадрах, и он убирает эти документы в долгий ящик, в упор не замечая брак в работе отдельных врачей, а по большому счету и свой, и первую кандидатку на увольнение, то есть свою протеже. Прямо-таки детективная история и только. Забегая на год вперёд, должен сказать, что главврач Шальнов Александр Николаевич, как я и предполагал, сделал всё с точностью до наоборот в отличие от хозяина частной  клиники. Личные амбиции и корысть доминировали у него над логикой и разумом. Что значит своя рубашка ближе к телу. Он по разным причинам принудил лучших двоих врачей к увольнению, а оставил ту, которую больные не жаловали, и у которой показатели оказались самыми плохими, но, наверняка, с которой были особые личные отношения, тесные связи и обязательства. Разве такой бюрократ и депутат живёт думами о людях, или печется о  государстве?  Да нет,  конечно. А если б то же государство  в лице бдительной прокуратуры «прописало» хотя бы временно этого недоумка где-нибудь в тайге на лесоповале, это было бы вполне справедливо. Там ему и место пожизненно. Уверен, никто из врачей не возражал, если б эта временная прописка в таёжных местах оказалась для него постоянной. Она, та врач, которую он оставил, потом  и сама не отрицала, что устроилась за взятку, и всегда при случае распространялась перед другими коллегами о своих особых с главврачом связях, пытаясь хоть таким образом заслужить уважение и авторитет среди врачей, особенно в той части, чтоб с ней считались. Однако никто из врачей её и за врача не признавал, так и считали её «чужаком» и «доносчицей».Привычка доносить начальству сохранилась у неё ещё со школы, за что имела кличку «сексотка». И не напрасно. Она была глазами и ушами  главврача. Я тогда на прощание сказал этому подлецу Шальнову: 
-Ты вроде бы сидишь здесь от имени государства, от той правящей партии, которая сейчас за рулём, и в которую ты внедрился по корыстным соображениям, но действуешь против него, против партии. А своими грязными руками и дурной головой уже, практически, развалил здравоохранение на своём уровне. Я бы сказал так; чего  ещё не сделало ЦРУ, уже сделано тобой. Ради чего ты рвался сюда, если ничего не умеешь и ни на что не способен. И обставил себя людьми такими же профессионально непригодными, чтобы на их тусклом фоне самому немного высвечиваться. Чего стоит одна только заместитель по поликлинической  работе? Все врачи ею недовольны, а тебе хоть бы что. Плохой ты организатор, если в людях не разбираешься, и до сих пор от неё не избавился. Ты ведь знал, что коллектив был против твоего назначения, и всё равно рвался. Для чего? А порядочный человек при таких обстоятельствах, наверняка, отказался бы.  Чем же ты занялся в первую очередь на новом посту? Ты уже за короткий срок избавился от половины врачей и сестёр, которые в своё время подписались под заявлением в департамент здравоохранения, чтобы тебя не назначали главврачом в МСЧ. Как это понимать? Это что за чистка кадров? Тебе ничего это не напоминает из тёмного прошлого диктаторского режима Джугашвили? В общем, мне не интересно с тобой работать. Ты оказался по уши в дерьме. Мне одно непонятно. Как так получилось, что ни Осипов  в своё время, ни эта подставная «курица» из департамента здравоохранения не распознали  в тебе негодяя и карьериста, если я это понял с первых дней нашего знакомства по той ещё поликлинике в ЦРБ.
- Под «курицей» вы имеете в виду начальника департамента?- уточняет Шальнов.
- А то кого? Она же тебя назначила и сюда отправила, несмотря на сопротивление коллектива. Умный и опытный руководитель так бы не поступил. Надо чувствовать веяние времени. А она и есть курица безмозглая. 
-Я вас уже неоднократно предупреждал. Ещё одна на вас жалоба и станет вопрос о вашем увольнении, -говорит он мне уже не первый раз, таким образом, подталкивая меня, чтобы я сам написал заявление на увольнение, если по-другому никак нельзя. -К тому же один выговор у вас уже имеется.
-Во-первых, выговор, о котором идёт речь, вами же сфабрикованный, абсолютно был необоснованным. Во-вторых, когда это было. Считай, больше года? Вам и не знать, что он давно уже не имеет юридической силы и считается погашенным, если даже такой выговор был бы обоснованным. Смотри, какой литературой обзавёлся по юриспруденции, а то, что в течение трёх месяцев взыскание автоматически погашается и больше не вспоминается, не знаешь.
-И в чем же необоснованность выговора?-поинтересовался вдруг Шальнов, ставя под сомнение  мои утверждения.
-А это уже, в-третьих. Об этом надо было поинтересоваться, когда ты подписывал приказ. А ты даже не удосужился проверить факты, на основании  которых был подписан приказ, хотя на самом деле, если и кому надо было наложить взыскание за халатное отношение к служебным обязанностям, то в первую очередь твоей протеже. Ты знаешь, о ком идёт речь. О том, что она должна была обслужить два вызова на дому, больные знали за неделю, и ждали врача в назначенный день и час. Так она приучила своих больных, хотя так не должно быть. А это уже вопрос к заведующей поликлиникой и главврачу, почему так повелось с её приходом в МСЧ. Я, к примеру, хожу на вызовы на второй день после его поступления. Если вызов неотложный, и просит участковый врач, то в тот же день. Но в тот день, когда ей надо было идти на вызов, буквально за несколько часов она позвонила диспетчеру и, по каким-то причинам только ей понятным, от вызовов отказалась. Я так думаю, что в обоих случаях больные были парализованы и «хроники», и на них «не заработаешь».  А что она «берёт» с больных на дому, так вся поликлиника знает, разумеется, кроме тебя и заведующей. До вас доходит всегда как до жирафа с опозданием. А может это тебя не удивляет, потому что сам грешен. Ты тут сидишь как сурок в своём кабинете и только думаешь,  от кого бы ещё избавиться. И вот тогда мне пришлось спасать неловкое положение, взяв к своим двум вызовам и её два. Как-никак, а за неврологическую службу в МСЧ пока отвечаю я, а не совместитель. На вызовы я отправился в конце своего приёма после часа дня. У меня рабочий день до двух. Свои вызова завершились благополучно, потому что больные ждали  врача, то есть меня, в определённые часы. А вот с её вызовами были  одни недоразумения. В первом случае я звонил, стучал в дверь, но дверь не открыли, хотя голос женщины доносился. Было понятно, что больная не может подойти и открыть дверь. В другом случае и в другом доме мне не удалось даже войти в подъезд, так как к домофону никто не подходил. Как потом выяснилось, в это время ни в том, ни в другом случае у постельных больных сиделок не было, поскольку врача они ждали только после шести, как договаривались с прежним врачом, а об отмене её вызова не знали, никто их не поставил в известность. Вот такая ерунда тогда получилась. На  следующий день я снова пошел к ним. Сиделку случайно отыскал во дворе, и только потом я оказался у больного. Сиделка ещё была удивлена тем, почему пришёл я,  а не другая врачиха. Но в то время, пока я осматривал больного, его жена пришла в поликлинику к заведующей выяснить, почему вчера не было врача. Так эта бестолковая с куриными мозгами мадам, считающая себя начальницей, позвонила такому же безответственному диспетчеру и узнала, что  на вызовы после всех этих пертурбаций должен был сходить я. Поскольку у неё от меня уже имелись всякие объяснительные по всякой ерунде, она тут же уговорила жену больного написать письменную жалобу, предоставив ей фирменный лист бумаги и ручку. На другой день, когда она знакомила меня с жалобой, она даже не знала, что вызов давно уже обслужен и все вопросы урегулированы, хотя с некоторыми неприятностями не по моей причине. Несмотря на это,  она, имея жалобу на руках, пишет докладную. И на основании непроверенных данных рождается  соответствующий приказ. Ну а то, что ты большой любитель сочинять приказы и распоряжения, это все знают. Хлебом тебя не корми, только бы доносы писать на коллег, да приказы сочинять. В этом плане ты ничем не отличаешься от своей помощницы, сплетницы и собирательницы «объяснительных». Вот почему вы так сработались в полной гармонии до поры до времени. Правильно говорят, рыбак рыбака видит издалека, в смысле дурак дурака. Знаешь, чем отличается хороший врач от плохого?
- И чем?
-Хороший доктор, вроде того сыщика, прежде чем выносить окончательный диагноз, думает и обследует пациента, а хреновый, к которым ты и относишься, диагнозы ставит, не задумываясь, без обследования и без сомнений. А излишняя самоуверенность часто очень наказуема. Ты как хирург за десять лет, насколько я знаю, не сделал ни одной простейшей операции даже типа аппендэктомии, стало быть, не вылечил ни одного больного, а пытаешься учить других врачей как нужно работать. Погрешность в таких случаях составляет 95%. Как же ты, писака-бумагомарака, не обратил внимания, что докладная заведующей и жалоба от имени больного написаны  на  бумаге единого образца и  одной ручкой, а кроме того, у больного правые конечности абсолютно парализованы, и ему не до писанины. А жалоба якобы написана от его имени, о которой он не имеет представлений. Мало того, когда я был у него на вызове, и мне понадобилась что-то записать, то сиделка, хорошо зная эту семью, не смогла найти в доме даже кусочек бумаги, и тем более  хоть какую-то ручку в рабочем состоянии. Вот и делай вывод, если хоть одна извилина ещё продуктивна. Так что как бы ты ни старался со своей помощницей по поликлинике подвести меня под увольнение, при всём желании никак не получается.

  Для этого нужны  веские основания, а их пока не было и, надеюсь, не предвидится в ближайшей перспективе. Вот почему выговор был не обоснован. Между прочим, за такой же необоснованный мне выговор год назад, зам. по лечебной работе ЦРБ небезызвестный Асланов был с треском уволен. До сих пор бедняга мается, никто на работу его не берёт. Встретишь этого придурка, поинтересуйся. Ну, это так,  к слову. Ну а то, что ты покрываешь взяточницу на каждом шагу не удивительно, и она этим пользуется.
-Что вы имеете в виду?
-Все знают, что ежедневно она опаздывает на работу минут на двадцать-тридцать, а больным приходиться ждать и нервничать, придёт врач вообще или нет. Все знают, кроме, конечно, вас с завполиклиникой. Я сделал ей замечание по этому поводу. Так  она тут же побежала к тебе жаловаться. К слову сказать, за многие годы ни один доктор такого себе не позволял, чтоб бегать к «главному» жаловаться. Это характеризует человека с плохой стороны. И как ты на это отреагировал? Ты сказал, чтоб я особо не притеснял её. Забыл что ли? Ну, а как она работает паршиво,  и говорить не приходится; от врачей и больных одни жалобы на неё. На днях приходит  ко мне молодой парень на медосмотр на водительские права. Он состоит у меня на «Д» учете по эпилепсии и, естественно, такую бумагу я не подписываю в соответствии с существующим  приказом  Минздрава. Однако на другой день он идёт к другому невропатологу, той, которая на полставки у нас и совмещает ещё на двух работах, спокойно его пропускает, даже не поинтересовалась, были ли у него травмы головы или припадки.
-И кто этот молодой человек? Можете дать его координаты? Я бы всё выяснил, как на самом деле всё обстоит,- говорит он.
-Как ты разбираешься с подобными делами, я знаю. Создаёшь комиссию, которую никак собрать не сможешь. Прошло уже полгода, но  ты ещё не сделал выводов по моей служебной записке. Так что лучше молчи. И что у тебя за дурная привычка по каждому поводу комиссию создавать. Сам что ли не можешь разобраться? Зарплату что ли за комиссию получаешь? А между тем, не мне тебе говорить, какую угрозу на наших дорогах представляет водитель с липовым удостоворением, страдающим эпилепсией.
-Это действительно непорядок, -соглашается  Шальнов.
-А как вам такое? Приходит ко мне как-то одна женщина бальзаковского возраста, вдова полковника, которую я неплохо знаю, и нагло намекает, нет ли у неё данных для направления на группу инвалидности. А у неё кроме неврастении, больше ничего, о чем мне пришлось ей  поведать и разочаровать. Дальше я ухожу в отпуск. А где-то через пару недель после моего возвращения из отпуска «заявляется» ко мне эта «невротичка» и с гордостью докладывает, что за это время, пока я был в отпуске, получила третью группу инвалидности. Не трудно догадаться, кто ей это «устроил», и за какие деньги. И конечно, опять твоя приблатнённая мадам с «детскими» примитивными  мозгами. Снова будешь создавать комиссию или сразу к прокурору? То-то я и смотрю, что сказать тебе нечего.
А что, были жалобы от больных?- спрашиваю его, хотя ничего подобного сам не слышал.
-Неделю назад поступила на вас жалоба от одной больной, что не выдали ей больничный лист,-говорит он.
- А что это уже повод для жалоб? Ты что такой туповатый. Тебе говорят  о должностных преступлениях, о взятках, а ты о каком-то сомнительном «больничном». Эти вещи несопоставимы. И вы сразу, ничуть не сомневаясь, восприняли это за жалобу? И такая жалоба является теперь основанием для увольнения. Как я хорошо тебя понимаю. Опять наступаете со своей «Шапокляк» на те же грабли. Почерк один и тот же. А какое разграничение обязанностей?! Она «объяснительные» собирает, ты приказы штампуешь на неугодных лиц. Напрашивается вопрос, не с вашей ли совместной подачи эта жалоба на свет появилась? Ваша «тихоня», так называемая заместитель по поликлинической работе, по этой части большой специалист, только этим и занимается. Я нисколько не сомневаюсь, что больная сначала побывала у неё, а затем переправила её к вам. Насчет этого у вас уже отработанная технология по увольнению неугодных. Один другого стоите, как говорится, «два сапога пара». Впрочем, свинья  на помойке сразу найдёт то, что искала. И почему всё «дерьмо» к тебе пристаёт? Я заметил, что ты постоянно пользуешься недостоверной информацией, и всё чаще оказываешься в луже. То ли тебя используют в своих целях, держа тебя за дурачка, то ли ты такой глупый, что позволяешь собой играть.
-Например?
-Не буду далеко ходить. Не так давно у нас проводилось акция «единороссов», на выявление лучшего по профессии. Они приурочили её к предстоящим выборам, чтобы  привлечь побольше избирателей на свою сторону. Ты же тоже в той партии состоишь. В общем, неплохой предвыборный ход, игра на публику. Одним словом, пиар.
-Помню и что,-соглашается Шальнов.
-Так вот, по большинству собранных анкет, я был на втором месте, хотя меня эта акция совершенно не интересовала. Не всегда большинство принимает правильное решение. А вот кто занял первое место, это уже интересно.
-Хирург, я помню. Мы его ещё отправили как лучшего врача в область.

-Вот именно. Лучшего по количеству написанных анкет, а не на самом деле по факту. Вот в этом всё и дело. А теперь напряги свои мозги. А кто раздавал и потом собирал анкеты? Старшая медсестра поликлиники, то есть жена того самого хирурга. Как тебе такое совпадение? Вижу, что не доходит? Разница в количестве анкет со мной была минимальная. Но я никого не уговаривал их писать в мой актив, а супруга хирурга за ночь разными почерками вместе с мужем-хирургом заполнили столько, сколько было необходимо, чтоб было больше, чем у меня. Вот и вся арифметика. А ты принял всё за чистую монету. Как говорили пацаны в моём далёком детстве, «обдурили дурака на четыре кулака». Видишь, как легко тебя обвести вокруг пальца. А ты считаешь себя умнее всех. Тебе и в голову такое не пришло при такой семейной ситуации и таком семейном подряде сличить одинаковые почерки и авторучки. Что значит, не клиницист. А самое удивительное то, что ты всегда не в курсе дела, то есть не имеешь реальной информации и не владеешь ситуацией. Какой же ты после этого руководитель. Вот что я имел в виду под подтасовкой фактов. А между прочим, ещё до тебя при твоём предшественнике, по его халатности и безграмотности умер молодой парень от  ЧМТ, а при тебе  в его кабинете по его вине умерла женщина от анафилактического шока. Не слишком ли много летальных исходов по вине «лучшего» врача МСЧ? И уж явно как-то не тянет на «лучшего по профессии», согласись. Не так давно в теленовостях прошла невероятная вещь, может, слышал. Губернатор Московской области, боевой генерал Громов, который вообще не ведал, что творится у него в области, потому что занимался не своим делом, несколько лет тому назад в торжественной обстановке в день Победы вручал автомобиль некому фронтовику с множественными орденами  на груди, который, по его байкам, учил даже Сталина ездить верхом на лошади в своё время. Однако через несколько лет выяснилось, что он вовсе не фронтовик советской армии, а «фронтовик», служивший во время войны лейтенантом Вермахта. Разумеется, что он Сталина в глаза не видел, а в своих якобы мемуарах об этом хвастался. В этом плане этого «оборотня» здорово занесло, забрехался не в меру. Как вам это? И в каком неловком положении оказался боевой генерал, награждая предателя народа. Оборотнем «фронтовиком», конечно, занялась ФСБ, его расстреляют как предателя, наверняка, церемониться не станут. Туда ему и дорога. Тебе не кажется, что в твоём случае существует некая аналогия. Есть чему поучиться. Ну, да ладно, прошли и забыли. Вернёмся, однако, к теме разговора...
-Похоже, вы правы. Как-то не догадался,-соглашается «главный». Но мы же с профкомом обсуждали кандидатуру.
-Нашёл с кем обсуждать. Во-первых, он нелегитимный.  Ты что не знаешь, его полномочия закончились лет пятнадцать назад, а ты ещё советуешься с липовым «председателем». Стало быть, все подписанные документы с его подписью юридически являются недействительными. Во-вторых, у председателя мозги и печень уже проспиртованы до такой степени, что не могут быть дееспособными. Он же каждый день подшофе. Как только печень ещё справляется, хотя от неё мало что осталось. Все это знают, кроме, конечно, тебя. Тебе самому не смешно? Забавное признание, да верится с трудом. Ты скажи ещё, что «создадим комиссию и если надо, проверим». Это я уже слышал... Ты вообще информацией не владеешь, как я смотрю. Стоит только поражаться, как при всём этом ты ещё работаешь «главным». Получается так, что вокруг тебя не цветы растут, а одни сорняки произрастают. Жаль, я не хожу на эти дурацкие бессмысленные собрания. Говорят, на  одном было очень интересно. Врачи дружно пожаловались, что в последнее время их не удовлетворяет работа невропатологов, много есть к ним претензий. Ты, не разобравшись в деталях вопроса, ещё никого не выслушал, прямо сказал, что вопрос, по-видимому, идёт  обо мне. Это так тебе хотелось, желаемое выдать за действительность. Однако врачи поправили тебя, сказав, что как раз к нему-то, то есть ко мне, претензий нет, и конкретно назвали врача, который  работает недавно, с которого и начались все эти неурядицы в МСЧ. Это твоя протеже. Это как же нужно не  быть в курсе производственных дел, когда все врачи говорят одно, и им, конечно, виднее, а ты, мало что не в курсе, да ещё думаешь по-другому, и всё в извращенном представлении. Как же при этом можно работать главврачом, мне совершенно непонятно. На каком основании вы делаете выводы, а потом подписываете приказы, если в одном случае совершенно не в курсе, а в другом не сообразили. Как же вы работаете, если ничего не знаете, что творится в коллективе.  Кстати, я могу эту жалобу прочесть, на которую ты ссылаешься? А что теперь «больничный» даётся по просьбе больных? Как я понимаю, в этом вся суть жалобы. Почему-то я думал, что это прерогатива лечащего врача, а не главврача, и уж, конечно, не больных.
-Нет. Жалоба устная. Сама больная приходила ко мне.


-Вот даже как. Теперь всё понятно. Значит, жалобы ещё нет, а ты уже наперёд решил, что это может стать причиной для моего увольнения. Я же говорю, мыслишь  извращенно, и на этом зациклился. А кто извращенно мыслит, тот и есть извращенец. Логично? Точно так повёл себя и Асланов в своё время. Ладно, ему татарину простительно, но ты не татарин... А сказать можно всё что угодно,  в зависимости  от того, кому это выгодно. Во-вторых, эта девица, так называемая больная, самая настоящая симулянтка. Привыкла брать «больничный», когда ей только вздумается, и когда возникают неприятности по работе, а может в свои «кризисные» дни. Вы полистайте её амбулаторную карту, увидите, что она обращается  всё к  одному  и тому  же врачу, которую вы прекрасно знаете, и у вас  с ней особые отношения, если верить ей и тем слухам, которые муссируются по МСЧ. Кстати, об этом вся больница судачит. Как вы знаете, дыма без огня не бывает. Хоть это и личное дело, но руководителя это никак не украшает. Ты хоть с этим «личным» разобрался бы. А теперь подумай, если врач так часто даёт больничный лист одному и тому же больному, то почему он не направляет его в стационар или хотя бы на консультацию к заведующему отделением, как иногда делаю я сам для формальности, а не для необходимости только для того, чтобы меня никто ни в чем никогда не обвинил, да и «больничный» тогда считался бы обоснованным. Выглядит всё это очень подозрительно, вам ни кажется? А  все  жалобы больной субъективны и в неврологическом плане она трудоспособная. Кому давать экспертную оценку о нетрудоспособности как не лечащему врачу. Чего только стоит одна и единственная её жалоба на головокружение, которое не подтвердилось ни одним тестом на неустойчивость. Даже в простой позе Ромберга она устойчива как «телеграфный столб». Именно так в присутствии медсестры я ей и сказал, на что она бурно отреагировала.  Вполне возможно, что именно после этого так называемая «больная»  и явилась к вам. О каком «больничном» можно здесь говорить? Но ей он нужен  позарез. Вот и думайте. Может это быть обоснованной жалобой или нет? Вы же не поинтересовались, какие у неё отношения на работе. Для чего тогда у вас телефон на столе существует. Я работаю здесь с первого дня открытия МСЧ, а ты без году неделю и, наверно, мне лучше знать ситуацию, в каких случаях приходят скандальные рабочие к врачам.
-В  логике вам,  конечно, трудно отказать.  А вот завотделением  Иван Михайлович её даже госпитализировал. Я попросил его осмотреть эту пациентку. Как это можно объяснить? -
решил «главный» сослаться на авторитет нештатного районного специалиста как высшую инстанцию, спросив  меня об этом.
-Вы наивный человек, -говорю я ему.-Вот ты вроде ходишь в «главных», а как врач-хирург ты что-нибудь собой представляешь? За десять лет даже аппендэктомию ни разу не сделал. Одни фурункулы научился резать. Можно ли такого врача назвать хирургом, если такие мелкие вмешательства может делать любая хирургическая сестра. Также и завотделением. Хороший, талантливый, способный врач вряд ли согласиться быть хозяйственником. Его дело лечить и думать. А хозяйственнику не дано ни то, ни другое.  А ты что думаешь, если какого-то «профана», но своего человека, к тому же коммуниста, назначить завотделением, он и будет лучшим специалистом в городе? Мне приходилось работать в разных городах и в разных больницах, и я убедился, что это далеко не так. Далеко за примером ходить не надо. Вспомнить хотя бы Екатерину, которая была завотделением до Ивана Михайловича. Эта же абсолютно профнепригодная мадам, но притом состояла в партии коммунистов  как и ты. Поставить её завотделением- это равносильно что доверить отделение шимпанзе. Так у этой обезьяны хоть взгляд осмысленный, словно всё думает и ждёт, когда же по Чарльзу Дарвину она превратится в человека, и неужели он нас всех обманул?   И что, выходит по-твоему, по ней должны были равняться другие специалисты, которая за всё время свой врачебной деятельности «умудрилась» самостоятельно не выставить ни одного серьёзного диагноза без своей подруги Антонины? И при всём при этом никому и в голову не пришло освободить её от заведования до самой пенсии. И что по-твоему я должен был подстраиваться под неё  и считать её лучшим специалистом? Это и есть кадровый бардак в нашей системе. Не по чести и слава, а за место, которое под ним. Когда эта тупица и бездарь ушла на пенсию, то не заменили плохого врача на лучшего, хотя по большому счету так и есть, а сменили «партийную» на коммуниста.   А вы думаете, он для меня авторитет? Для вас может, для меня нет. А знаете почему?
-Почему?
 -Потому что я ценю человека за его профессионализм, за талант, вроде как за умную голову, а такие как ты, карьеристы, за занимаемое им кресло, вроде за то место, которое пользуется креслом, то есть за «задницу». Вот и вся, но существенная разница. Как видишь, вещи диаметрально противоположные. Так вот отвечаю на вопрос. А как ты думаешь, чем отличается грамотный завотделением с большими профессиональными способностями от  другого заведующего с  «посредственными» данными?
-И чем же?
-А тем, что способный, хороший врач и порядочный человек в любое время может отказаться от заведования, а то и уволиться по принципиальным соображениям, и чувствовать себя свободным от начальства, а «посредственный» врач и непорядочный человек никогда сам не уйдёт, даже если об этом ему прямо намекают.
-Это намёк на меня?- не сдержался собеседник.
-Понимай,  как угодно, большой ошибки не будет. Но твоему Ивану Михайловичу одно время все невропатологи города неоднократно на это намекали. Хоть бы что. Я вижу и тебе этого не понять, ты же тоже из тех коммунистов- перебежчиков.
- А причем здесь это?
-Притом. Порядочный человек и хороший врач работает за идею, а такие как ты за карьеру, за собственное благополучие, и поэтому такие сами не уходят. Между прочим, хороший врач или неважный должно решать не его начальство, а только пациенты. А те врачи, хорошие с точки зрения администрации, на самом деле чаще оказываются «плохими» по мнению  больных. Тебя это не очень удивляет?
Знал бы этот бюрократ от медицины коллегиальное мнение всех невропатологов города об этом районом специалисте, такую ерунду не говорил бы.  Можно подумать, он был когда-нибудь для меня и других невропатологов  авторитетом. Тот факт, что многие его больные потом долечиваются у меня, говорит о многом. Только главврач МСЧ в таких делах не в курсе. Несколько лет назад, после года как он стал заведующим, все невропатологи города, собравшись  на свою очередную конференцию в ординаторской неврологического отделения, а их было десяток человек, выразили с моей подачи ему недоверие и порекомендовали подать в отставку, как несоответствующего занимаемой должности, предложив единогласно мою кандидатуру. Что может быть худшее, чем недоверие коллег. Я бы сгорел от стыда, а ему хоть бы что, потому что коммунист. А коммунисты не привыкли отступать, как и Василий Иванович Чапаев. И Иван Михайлович хорошо это помнит хоть и тихоня, и выжидал  момента, когда можно ужалить меня. Такие тихони очень злопамятны и мстят всегда исподтишка. Взять хотя бы туже Елену, так называемую, заместительницу по поликлинике. Они одной породы. В тихом омуте -черти водятся. Вот и случай подвернулся для него.
-Очень всё просто. Это выглядит очень забавно, особенно на том фоне, когда вы ему предложили неплохо подработать в МСЧ на диспансеризации, считай, что на халяву, к которой он не имел  никакого отношения. А между тем диспансеризацией должны заниматься свои врачи, которые заинтересованы в конечном результате этой диспансеризации. Выходит, по большому счету, на эту диспансеризацию тебе наплевать с высокой колокольни, но денежки за неё, и притом немалые, один или два процента от всего ты получаешь. Так что здесь всё понятно;  вы- ему, он- вам.  Во-первых, на вашем месте, если б,  конечно, хотел разобраться,  я бы для приличия сначала пригласил, как это делают все порядочные и ответственные руководители, к себе больную вместе с лечащим врачом, и выяснил в чем дело, может овчинка выделки не стоит. В уголовной практике и то очные ставки существуют, и следственный эксперимент, чтоб случайно не обвинить невиновного человека. Таковы правила этики и справедливости. Вместо этого, вы в спешке по партизански на взаимовыгодных условиях договариваетесь с  Иваном  Михайловичем, о котором ходят слухи о том, что он не чист на руку, как и некоторые другие, за спиной лечащего врача, получить хоть какой-то компромат для того, чтобы потом использовать в своих неблаговидных целях. И скажите, что это ни так. Во-вторых, когда ты ещё с портфелем по школе бегал за девками и дёргал их за косички, я уже был  завотделением и понимал, что больную «скандалистку» лучше госпитализировать на несколько дней, даже если к этому нет никаких показаний, чтобы не раздувать конфликт и избежать жалобы на своих сотрудников, особенно если их вины нет. Очевидно, из таких соображений он и взял к себе в отделение, надеюсь из лучших побуждений, а не в сговоре с тобой. Обычное дело среди врачей. Тебе этого не понять. Хотя он как раз не из тех, кто станет защищать своих подопечных коллег, если во всём пытается казаться лучше  остальных. Есть у него такой «деревенский» симптом. По-моему, вы с ним из одного посёлка, может, даже соседи, и чем -то похожи. Ему, как и тебе, между прочим, медведь на ухо наступил по части музыкальности. Может, поэтому ты и используешь его в своих неблаговидных целях. Кто знает?  Ты ведь привык спасать только свою шкуру по принципу; «своя рубашка ближе к телу». Раньше вы руководили поликлиникой, а завотделением в стационаре никогда быть не приходилось. Поэтому не в курсе некоторых нюансов, и рассуждаете примитивно как деревенский администратор сельского клуба. Что-то мне подсказывает, что ты  и школу заканчивал в селе.
-Не в селе, а в посёлке, -поправил он меня.
-Значит, не ошибся. Разница невелика, а воспитание не отличишь. Насколько я знаю, вы стали заведующим исключительно благодаря Александру Александровичу, царство ему небесное. Пусть земля ему  пухом будет, неплохой был мужик, но недальновидный, мог себя и переоценить. Можете меня поправить, если что-то не так скажу. Он ещё заведовал поликлиникой, будучи больным диабетом, а вы ходили за ним как тень, всё не терпелось занять его место поскорее. Ещё при живом «патроне» чувствовал себя уже начальником. Так ведёт себя обычно карьерист, шагая по «головам» других. Ты так втёрся ему в доверие, что,  как член парткома ЦРБ,  он  и в партию коммунистов тебя рекомендовал. Он любил рассказывать, кого рекомендовал в кандидаты в партию, наверняка, считая их порядочными людьми, и как бы себе в заслугу и в свой партийный актив. Но, как видно, иногда ошибался, попадались и «оборотни». Он, между прочим, всё удивлялся, почему я не в партии. Видимо, хотел и меня рекомендовать. Но у меня свои представления на этот счет. Я в отличие от тебя никогда не был карьеристом. А карьеристу без партии, ну никак. Ты это быстро понял.
-Да это так. И что здесь плохого? Только откуда вы знаете?- спросил  он.
- Я много чего знаю, а многое домысливаю. Вы же сами заметили, что с логикой у меня всё нормально. Так вот с Александром  Александровичем  мы работали во второй поликлинике в первые годы моей трудовой деятельности, когда я был ещё интерном, а ты в это время в школе за партой ещё сидел. Он тоже тогда был моим шефом. К нему иногда тоже приходили сомнительные «больные» с жалобой на меня и на других врачей, но он никогда не спешил с выводами. Он говорил жалобщикам; «Вы были у врача пять минут на приёме, а я его знаю годами, и ничего плохого о нём сказать не могу. Доктор пользуется большим уважением не только среди коллег, но и пациентов. Вы не удовлетворены тем, что он не дал вам больничный лист? Он очень грамотный, принципиальный и ответственный доктор. Ему видней. Значит, в этом плане я ему не указ. Так что давайте не будем оговаривать хороших людей и честных врачей. За это можно понести и уголовную ответственность. Вы в курсе, что есть такая статья в уголовном кодексе? Кстати, мы не знаем, что вы собой представляете у себя на рабочем месте, а пришли разбираться, кто у нас кто. А могли бы сделать такой запрос, поинтересоваться, что вы за «птица» у себя.  Если вам он не нравится, идите к другому врачу, в другую поликлинику, я вам разрешаю. Всем не угодишь. В чем дело? Больной имеет право на выбор врача. Я вообще не понимаю. Чем тратить время на кляузы и оговаривать порядочных людей, сходили бы в другую поликлинику к другому врачу. Не понравится там, приходите снова к нам. Вы меня поняли?». Так обычно говорил Александр Александрович, защищая своих людей от незаслуженных нападок, и которого я считал порядочным и мудрым человеком, и, конечно, не карьеристом в отличие от тебя. Светлая ему память! Разве он мог предвидеть какого «монстра» продвигал по службе. Потому у вас и разные представления на вещи. А если врач поликлиники в данном случае проявил принципиальность и профессионализм, так это нужно только приветствовать, а вы с этой дурой из поликлиники целое «дело» здесь раздули о его профнепригодности. Вопрос, кому это выгодно?
-Во-первых, она, которую вы называете дурой, ваш непосредственный начальник и подчиняетесь непосредственно ей. И должна быть производственная дисциплина. Не мне об этом вам говорить.
-А что начальник не может быть дураком? Или вы живёте по известному принципу; «Я начальник-ты дурак. Ты начальник -я дурак».
-Действительно, это спорный вопрос. Вы написали заявление на увольнение по собственному желанию. 
-А то можно подумать, что вы с этой беспринципной и услужливой замухрышкой, к тому же дурой, замом по поликлинике, об этом не мечтали. Вы лично ещё неделю назад совершенно необоснованно на голом месте уже в который раз ставили меня в известность о последнем «китайском» предупреждении, за которым последует увольнение. Освободиться любой ценой от меня-это твоя идея фикс. Я понимаю. Вот только серьёзных оснований,  практически, нет. И я понимаю почему. Тебе самому не противно так поступать?
-Ну что ж, вам видней. Я могу и передумать. Так что смотрите.
-Ну и замашки у тебя прямо-таки имперские, вроде как, захочу- казню, хочу- помилую. Ты смотри, как бы там сверху не передумали в отношении тебя. Нет, теперь я не могу передумать. Во всяком случае ноги моей здесь не будет, пока эта Елена будет оставаться заведующей.  Если я принял решение, значит, оно продумано. Мне нет разницы, где работать, здесь или в ЦРБ, больные везде одинаковы. А вот главные врачи разные попадаются; и нормальные, и непорядочные, радеющие за своё дело и отпетые карьеристы-коммунисты. Тем более что бухгалтерия на удивление оперативно быстро сработала и произвела полный расчет со мной, хотя с момента подачи моего заявления прошло всего полчаса. Вот такую бы оперативность да в хороших делах. Мне надоели ваши бесконечные «объяснительные» по-всякому поводу, вынюхивание компромата на неугодных врачей. Похоже, это твой стиль работы. А каким образом вы избавились от заведующей терапевтическим отделением поликлиники Надеждой Васильевной? Это же уму непостижимо! Она  была неплохим специалистом, грамотна в своём деле, пользовалась уважением среди врачей, в МСЧ проработала больше двадцати лет, очень старательна и добросовестна, ни с кем не конфликтовала, а вы с ней обошлись как с дворнягой, и только потому, что она уже пенсионерка.
-Как пенсионерку и уволили, молодёжи надо уступать.
-Недалёкий ты человек, как я посмотрю. Да, но в теперешних обстоятельствах, когда неукомплектованность врачами составляет тридцать процентов и каждый врач на вес золото, это нерационально. А кого взяли вместо неё. Врача из дорожной больницы, где никогда не было  нормальных врачей. Мало что всего на пять лет моложе уволенной, да ещё абсолютно некомпетентную и как организатор, и как врач-терапевт. Какая же это молодёжь? Не вижу логики менять шило на мыло. Директору кардиологического центра, академику Евгению Чазову далеко за восемьдесят, а он руководит большим коллективом, и уходить не собирается, пока не вынесут вперёд ногами. Моему коллеге по Альма-Матер, академику Лео Бокерия  скоро семьдесят пять, а он руководит Бакулевским центром в Москве, и коллектив на него не в обиде. Ещё свободней чувствуют себя  пенсионеры на подмостках сцены. Актёру театра советской армии Владимиру Зельдину почти сто лет, а он ещё бегает по сцене как горный козёл, и всё также служит своему театру, для него театр-родной дом. Не отстаёт от него и другой Владимир-Этуш в свои девяносто, можно тоже самое сказать о М.Плисецкой.  А в Политбюро, если помните, в советское время одни пенсионеры да инвалиды работали. Вот бы кого поувольнять вовремя, да никто не смел. Так что в отношении пенсионеров у тебя явно предвзятое отношение, и никак не согласуется с политикой Правительства страны и той партии, в которую ты втёрся.
-Так то ж академики и народные артисты,-пытался оправдываться мой собеседник.
-А какая разница, все мы прежде всего люди, и законы для всех одинаковы, -намекаю этому бюрократу Конституцию страны, в кабинете  которого все полки заставлены книгами по юриспруденции.- Да будет тебе известно, что восьмидесятилетние маршалы продолжают быть консультантами минобороны иногда до самой смерти. Так что врача, доработавшего до пенсии,  нужно уважать и ставить другим в пример. А для тебя пенсионер чуть ли не враг народа, от которого надо избавляться.  Где же та преемственность поколений, о которой так часто говорили коммунисты в советское время? Это каким же надо быть извращенцем, чтоб  думать так как ты? Разве так должны уходить врачи на пенсию? Она могла ещё спокойно трудиться пять лет. А кого взяли вместо неё, а главное, каким образом? Одно лишь недоразумение, но это ваше «недоразумение». Если уж брать кого-то со стороны, так на конкурсной основе, чтобы взять лучшего, чем был. Это только дебил не знает, что в стране не хватает врачей, неукомплектованность во врачебных кадрах составляет в среднем тридцать процентов, а что касается хороших врачей, то все под восемьдесят. Как же можно работать с такими кадрами? А кто довёл до этого? Ты назови хоть одного хорошего специалиста в нашей сфере, что в городе, что в МСЧ: ни хирурга, ни терапевта, ни гинеколога, ни стоматолога, никого другого. Больные жалуется, что во всём городе хорошего врача днём с огнём не найти. Всех успели разогнать. Одни уехали, другие ушли на пенсию. Больные люди едут в областной центр, в Москву. Разве это нормально. А вы с упорством, достойным  лучшего применения,  избавляетесь от пенсионеров, хороших врачей, которым ещё трудиться и трудиться. Это как минимум бесхозяйственно и как максимум бесчеловечно. Стало быть, у тебя ни того, ни другого нет. Правильно говорят, если дурак, то надолго. Говорят, за одного битого, двух небитых  дают. В этом все убедились на войне.  Опытных врачей очень не достаёт, и это в основном пенсионеры. И принуждать их уходить с работы большая политическая и экономическая ошибка. В 55-60 лет врач не только опытный, но и мудрый, а стало быть, может помочь больному не только лекарствами, которые иногда вредны и нежелательны, но и словом, которое порой сильнее любого лекарства. Это не может понять только умственно отсталый человек. Мне очень даже понятно, почему такие как ты избавляются от принципиальных способных сотрудников, и прежде всего врачей. С «посредственностью» меньше забот. Она такая тихая, смиренная, крепко держаться за рабочее место, зачем ей скандалить с начальством, и которая живут по принципу; «моя хата с краю, ничего не знаю». А при таком раскладе можно творить что угодно, особенно когда подмять под себя профком. Меня поражает одна вещь. Ты цепляешься всеми конечностями, в том числе и зубами, за власть, за кресло, при этом дискредитируешь туже власть и действуешь против этой власти, хотя бы в вопросах кадровой политики. Не будем говорить о моральной стороне дела, о той же коррупции.  Это никак не согласуется с политикой партии, от имени которой ты пытаешься мозги пудрить другим в качестве депутата.  И таких ошибок у тебя полно. Через год вы с той же замом, непонятно только по какой части, всё же решили поздравить с днём рождения по-хамски уволенную пенсионерку Надежду Васильевну, а самое главное, попытаться  загладить свою вину перед ней, для чего пришли к ней на дом с бутылкой вина и одной завядшей розой. Вся МСЧ обсуждала тебя как непорядочного руководителя и большого скрягу в связи с этим.
-По-моему, она осталась довольной,-не сдержался самодовольный Александр Николаевич.
-Это по-твоему с твоей «Шапокляк»... А я с ней потом разговаривал. Она призналась мне, что не знала, как бы поинтеллигентней вас выпроводить из своей квартиры. Вы своим приходом унизили её дважды. А по какому признаку вы берёте людей на работу, можно только догадываться. И уж, конечно, не по профессиональным способностям. Чего стоит хотя бы та, которую вы взяли из детской поликлиники. Мало что к ней больные не идут, так ещё со всеми медсестрами перегрызлась за несколько месяцев. Это же надо, за три месяца сменить трёх медсестёр. Все, оказывается, плохие, а только она хорошая. Может, всё как раз наоборот? Никто не хочет с ней работать. Вы хотя бы поинтересовались, а на каком счету она по основной работе. Я уверен, что её там также не жалуют. Я понимаю, что тебя это не могло заинтересовать, поскольку ты однажды проявил слабость и попал к ней в финансовую зависимость, или ещё в какую. И теперь она может шантажировать тебя и вить из тебя верёвочки. В конце концов, надо быть мужиком и вести себя подобающим образом. Как ты думаешь, почему, несмотря на то, что в каждом областном центре понастроили всякие перинатальные центры с неплохим медицинским оборудованием,  состоятельные наши беременные гражданки, особенно из шоу-бизнеса, предпочитают рожать где-то в Европе или за океаном за большие деньги? Почему больные, которые при деньгах, не доверяют нашим специалистам и едут оперироваться в ту же Германию,  в Англию, а то в Израиль, нанося нашей отечественной экономике существенный ущерб? И наконец, почему у государства никогда нет  денег, чтобы отправить ребёнка из бедной семьи на операцию в другую страну, если в этой стране ничего не могут предложить, а если могут, то за большие деньги, которых у них нет. Почему там могут, а у нас не могут? Ты, конечно, не знаешь. А я знаю. Если б таких «дубарей» как ты, было бы поменьше в нашей системе здравоохранения, было бы всё по-другому, по крайней мере мы не топтались на 54 месте в системе ВОЗ. 
Помнится, в приватной беседе ты говорил, как тебе было трудно учиться в музыкальной школе, не имея музыкального слуха. Я вообще не понимаю, как тебя туда приняли без слуха, наверно не обошлось без взятки. Но сейчас не об этом. Наверняка, занимал чужое место, может даже талантливого парнишки, но без денег. А тебе сейчас не трудно сидеть в этом кресле, не имея поддержки коллектива? Согласись, какая интересная аналогия. Неужели тебе больше нечем заниматься? И после всего этого мне оставаться и работать вместе? В разведку с тобой уж точно не пошел, предал бы в два счета. Лучше самому уйти, чем ждать, когда  уволят.
-И чем, если не секрет, намерены заняться?-полюбопытствовал «главный», меняя тему разговора, поскольку не мог убедительно доказать обратное.
-С медициной покончено. Я ведь, как-никак, пенсионер. Пока отдохну от всего, подумаю на досуге, а дальше-большой секрет. Я вижу, ты решил избавиться от всех пенсионеров.
-Пусть дома сидят, в огороде ковыряются.
- А ты спросил, хотят ли они уходить? Ты поинтересовался мнением самих больных? И кто ты такой, чтобы за них решать, что им лучше, в огороде ковыряться или ещё послужить народу. Хотел бы я посмотреть, как бы ты запел, когда тебе стукнет под шестьдесят. Кстати, твой карманный предпрофкома, он же работник невидимого фронта из рентгенкабинета, и вечно находящийся подшофе, лет десять как уже на пенсии, однако уходить не собирается, да и тебе это невыгодно. Выходит, двойной стандарт. А это совсем ненормально. У меня такое ощущение, что этот пожизненный предпрофкома будет держаться на работе до последнего, пока не вынесут его вперёд ногами. Не думаю, что в таком случае коллеги по работе, кроме тебя, разумеется, станут скорбить по нему и выражать соболезнование, скорее, наоборот.
-Ну, зачем же так. Слава богу, он ещё живой. Вы, случайно, не собираетесь баллотироваться в гордуму на предстоящих выборах? Помню, баллотировались когда -то, видел вас по телевизору.
-Нет, с этим тоже покончено, в детские игры уже не играю,- решил успокоить его, зная, что через месяц пройдут выборы в городскую думу и что я могу составить ему серьёзную конкуренцию. -Если я вдруг окажусь в думе, не сидеть тебе в этом кресле. Надеюсь, это тебе понятно. Извини за откровенность.
 Поэтому и спрашивает, чувствует во мне   потенциального соперника.
-Спасибо за откровенность. В этом я и не сомневаюсь. Вот вы меня обвиняете в отсутствии гражданского патриотизма, и, по-моему, напрасно. Я и сейчас депутатом являюсь, -продолжал говорить Александр Николаевич, понимая, как нехорошо он выглядит в создавшийся обстановке, которую сам и организовал.
-Конкретно вас как личность никто в депутаты не выбирал. Если сейчас провести общее собрание коллектива и поставить на голосование вопрос, доверяют ли тебе как главному врачу, поверь мне, бывшему председателю профкома, что 95 процентов при тайном голосовании высказались бы против тебя. Так что ты не депутат, ты преступник, который  преступает  законы. С тех пор как ты пришел в МСЧ, у нас не было ни одного профсоюзного собрания. А знаешь почему?
-Ну и почему?
-Вы с этим «отмороженным» председателем, которого давно никто тоже не избирал, и которого всерьёз никто не воспринимает и сейчас, боитесь, что ему ногой под «зад» дадут, а тебе многое напомнят, что сам уйдёшь. У тебя будет только два пути; уйти в отставку или пойти в прокуратуру, не дожидаясь, когда она придёт за тобой. Хотя я очень сомневаюсь, что уйдёшь. За какие такие «шиши» ты на «иномарке» разъезжаешь и коттедж за городом выстроил? Согласись, на одну свою зарплату семье из четырёх человек трудно прожить. И кто не знает, что ты взятки берёшь? Хотя в этом плане можно и утешить тебя; всё, что нажито неправедным путём, однажды исчезнет в неизвестном направлении. Бог всё видит и однажды накажет по заслугам. Это касается не только тебя, а всех хапуг. А в моральном аспекте? Когда человек оказывается непорядочным в одном, он  потенциально может быть непорядочным и в остальном. Вот ты внедрился в партию «единороссов», по- другому сказать язык не поворачивается, и через неё стал депутатом, визитки с календарём и с фотографией заготовил, чтобы каждому потенциальному избирателю вручить при случае. Как свою личность уважаем!  Вроде должен на своём рабочем месте проводить линию и политику этой партии. Это же естественно. А что получается в действительности у тебя? Правительство от твоей же партии настойчиво рекомендует широко использовать опыт работы врачей и среднего медперсонала, достигших пенсионного возраста, привлекая их к работе, как выход из создавшего критического положения с кадрами в системе здравоохранения. Укомплектованность врачебными кадрами, сам знаешь какая.  А что ты делаешь во исполнение решений правительства? Хороших врачей и пенсионеров принудил к увольнению в самой унизительной форме, тем самым и без того усугубляешь проблему. Какой же ты депутат, если поступаешь как враг народа. При Берия таких расстреливали на месте как врагов народа. Вот до чего ты докатился. Что уж говорить о твоих финансовых нарушениях, за которые тебя можно сослать на Колыму лес переплавлять по Енисею.
-А это ещё надо доказать, -возразил он.
-Придёт время и докажут. Сам понимаешь, нет ничего тайного, чтобы не становилось явным. Коттедж не спрячешь. Или ты всё на жену переписал, вроде как у самого и ничего нет. Сейчас так многие бандиты и депутаты разных уровней поступают. Приблизительно так я говорил твоему предшественнику в этом кресле незадолго до его ареста, и намерения у меня тогда были самые благие. Я искренне надеялся, что он по молодости сделает правильные выводы, и мы ещё поработаем. Да, видать, не судьба.  Теперь, что касается твоего чуда- патриотизма. Патриоты настоящие там, где стране наиболее трудно, и где надо её защищать. Я что-то не видел тебя в Чернобыле, и ты не оказался ни  в Афганистане, ни в Чечне. А врачи в качестве хирургов и организаторов всюду были нужны там, в «горячих» точках. Не у дел не оказался бы.
-А меня туда никто не приглашал,- заявил он.
-Ответ достоин псевдопатриота. Вот так я и думал. Другого ответа от тебя я не ожидал. Кстати, тебя никто не приглашал и в эту МСЧ, однако, на карачках, раздвигая всех локтями, а приполз. Покомандовать захотелось. А туда, где опасно для жизни, не приглашают по пригласительным билетам, туда являются добровольно по зову сердца. Да тебя потому и не пригласили, что на таких, как ты, положиться нельзя. Как пить дать, продашь. С тобой в разведку я бы точно не пошел. Если б я был главврачом, я бы не доверил тебе быть даже завхозом. Всё бы перетащил на свою дачу. В этом я не сомневаюсь. Видал, какой литературой себя обставил, книжные полки вовсю стену. И ни одной художественной, ни Толстого, ни Чехова, все по юриспруденции. Ни один главврач до тебя такого себе не позволял, да такое и в голову не придёт порядочному человеку. Ты что, юрист-консультант или главврач больницы? Зачем тогда держишь в штате юриста, который  даже не пытался отстоять ни одного тобой уволенного сотрудника, а лишь способствовал, как и спившийся и заработавший себе цирроз печени предпрофкома. Получается, вы с ней, юристом, друг для друга только и работаете. Лучше б медсестрам зарплату поднял немного за счет ставки абсолютно ненужного юриста в таком небольшом коллективе. Скорее всего, и юриста взял для того, чтобы не исполнять законы, а обходить их, отыскивая в них всякие юридические закавыки, так сказать, для страховки. Тебя это так «засосало», что и сам не заметил, как превратился в «чинушу» от здравоохранения, а точнее, в «оборотня» без погон, но пока ещё в белом халате, а не в робе с полосками. Кстати, ты не можешь мне любопытному объяснить, почему у тебя так часто уходят в декрет твои молодые секретарши и юристы женской особи? Никак не могу найти этому феномену разумное научное объяснение. Может, ты в курсе? Да и в семье у тебя не лучшим образом складывается, как я слышал. Жене изменяешь налево и направо, со старшим сыном проблемы, говорят, наркотой балуется. Тебе бы сначала порядок у себя навести, а уж потом, если коллектив доверит, заниматься МСЧ. Молчишь? Сказать нечего? Вообще на твоём бы месте я подыскивал хорошего адвоката, думаю, сгодится в недалёком будущем.
-Обойдусь как-нибудь без ваших советов. Семья- это моё личное дело.
- Согласен. Семья это святое и не обсуждается. Это я так, мысли вслух. Нечто подобное я уже слышал от твоего предшественника, однако, срок свой он всё же получил. А знаешь за что?
-И за что?
-За нарушение финансовой дисциплины и превышений полномочий. Кстати, кто тебе позволил торговать в МСЧ бахилами, Вижу, кругом специальные аппараты установил. Решил бизнесом заняться на рабочем месте за счет больных.
- А что здесь плохого?- недоумевал Шальнов.
-Ты что не понимаешь, что это незаконное мероприятие. Сегодня бахилы, завтра наркотики. Так можно далеко зайти. Ты не находишь? Недавно где-то прочитал, что хороший адвокат дорого стоит, а хороший доктор ещё дороже. А знаешь почему? Потому что адвокат может в некоторых случаях уберечь своего клиента от нар, а врач может подарить пациенту самое дорогое-жизнь.
-Это вы к чему?
-Подумай на досуге.
О «декретных» секретаршах и так часто меняющихся молодых юристов, а также о неверности своей жене, я напомнил ему, этому донжуану, депутатскому «моралисту», неспроста, намекнув,  как он однажды, будучи уже женатым и имея детей, «положил» глаз на мою супругу, теперь уже  бывшую, прекрасно зная, что она не просто замужем, а замужем за врача. Это каким же надо быть самоуверенным и аморальным типом, чтоб так разнузданно и по-хамски себя вести. Об этом я узнал случайно со слов супруги.
-Правду говорят,-спросила как-то она,- что новым главврачом в вашей МСЧ будет Шальнов из ЦРБ?
-Увы, похоже на то, -говорю я несколько удивляясь, откуда ей известны такие новости.- У нас все против него. Плохой мужик, подонок и карьерист. А тебе про это откуда известно?
-Должна признаться, он надоел мне своими любовными письмами. Один раз в поликлинике увидел меня, с тех пор и свидания назначает. Он что идиот или маньяк?
-Значит, сама повод дала. Нормальный мужик так нагло себя не ведёт, если ему не дать повода. Хотя думаю, так оно и есть. Он из тех,  кто юбку не пропустит мимо.
-И такого непорядочного к вам главврачом? Почему не тебя? Ты ведь само воплощение советской морали. Говорят, даже лучший врач в городе, общественник... бывший предпрофкома… Медали имеются. Кого же ещё?
-Значит, наверху, те, кто его назначает, ничем от него не отличаются. По принципу себе подобных и личной преданности. А это несколько расходится с моими принципами. Потому и не я, к тому же я не карьерист и не коммунист, что, в общем, одно и то же. Одно без другого трудно представить.
-Может, зайти к нему насчет первого свидания?- иронически заикнулась она.
- Ну и дура, как я посмотрю...
Уверен на все сто, что в этот момент он припомнил свой необдуманный и компроментирующий его поступок с моей бывшей супругой. Не исключаю, что и это было одной из причин, чтобы окончательно от меня избавиться, с тем, чтобы о таком позорном инциденте забыть раз и навсегда. Такие подонки злопамятны, и годами могут ждать, чтобы когда-нибудь отомстить.

Это была наша последняя с ним встреча. Я уволился, чтоб не иметь с этим «извращенцем» никаких отношений и быть подальше от его «тёмных» делишек. А что творится с этой диспансеризацией? Немалые деньги, которые выделило государство вроде бы на благое дело как всеобщую диспансеризацию, руководили ЛПУ будто из своего кармана распоряжаются, кого из врачей допустить к этой кормушки, а кого держать подальше. Не трудно предположить, кому именно они дадут предпочтение. И хотя сами к проводимой диспансеризации не имеют отношения, зато «имеет» от неё побольше других врачей. Занимаясь диспансеризацией несколько лет, я не мог понять ни задачи, ни смысла в её проведении. Если только государство не знало, куда девать излишки средств? В моём представлении она должна иметь профилактическое направление. К примеру, осмотрели за год группу людей, провели глубокий анализ, выявили больных, нашли вероятные причины повышенной заболеваемости, устранили эти причины на производстве и занялись непосредственно оздоровлением этой группы больных. В прошлом году, например, заболеваемость осмотренных составляла 50 процентов, а в этом году уже 35, в следующем-15. Это было бы здорово. Никаких денег не жалко для этого. Так я представлял саму идею диспансеризации, в конечном счете в оздоровлении нации, для этого ничего не жалко. На самом же деле ничего подобного не происходит. Ситуация только ухудшается. Из года в год смотрят одних и тех же людей, которые сами не понимают, чего от них хотят эти «медики», так как никаких медицинских мероприятий, кроме медицинского осмотра, с ними не проводят, зато отчеты сдаются объёмные и своевременно. Ведь от этих объемных отчетов зависит существенная прибавка врачам и сестрам к зарплате, которая может превышать саму зарплату. Мало того, здесь открываются большие возможности для мошенничества, для приписок и подтасовок. А как правильно говорят, «аппетит приходит во время еды». Из-за дележа этих средств чуть не поссорились главврач с уже новым завполиклиникой. Предыдущую Елену  Шапокляк всё- таки освободили от занимаемой должности по «просьбе» трудящихся. По итогам года по диспансеризации новый молодой заведующий, как год после интернатуры, ни за что получил 150 тысяч рублей, а главный почти сто. И это притом что к самой диспансеризации оба не имеют особого отношения, если ещё завполиклиникой и имеет какое-то отношение, то самое мизерное. Такую сумму узкий специалист получает за год, работая на измор. Кто и за что такие огромные деньги начисляет начальству, совсем непонятно. Очевидно по принципу; кто ближе стоит у кормушки, тому побольше достаётся. Сама диспансеризация никого не интересует. Предвидя, чем это всё может закончиться, от диспансеризации я категорически отказался, чем окончательно разочаровал администрацию, и та всерьёз задумалась, как от меня несговорчивого и принципиального, к тому же пенсионера, хоть и «заслуженного», избавиться. А что вытворяют эти подонки с  томографами? Каждый, кто допущен к распределению этого «пирога», старается урвать для себя как можно побольше, напоминая голодных гиен, напав на след кабана. Это должна быть отдельная «история болезни», которой должна заниматься «бдительная» прокуратура. 
Я настолько погрузился в свои мысли, что совсем позабыл о присутствующем коллеге Сергее Степановиче, за что просил извинить меня.
-Да. Вы, по-моему, говорили о некомпетентности и бездушии некоторых врачей,-обратился я к нему, напомнив о своём присутствии.
-А мне казалось, вы меня совершенно не слушали. Ну, так вот, -продолжал несколько растерянный Сергей Степанович, глядя на меня исподлобья, сомневаясь всё ли со мной в порядке.- Вы что не в курсе, что дипломы, в том числе  и врача, можно спокойно купить в подземке метро, и туже категорию, и даже кандидатскую степень. Да... Пройдёт  ещё немного времени и найти толкового врача станет большой проблемой не только в провинции.
-Да, с этим трудно не согласиться. Я хорошо представляю, что скоро врачи будут вынуждены приходить на работу с дипломом, так как пациенты, прежде чем иметь с ним дело, будут проверять подлинность такого диплома. Потому что за взятку могут принять на работу любого проходимца с липовым дипломом врача. Представьте, до чего дошло! В Москве у одного известного пластического хирурга, оказывается,  не было врачебного диплома, а до этого работал на рынке мясником. Неплохой был мясник. Вы что думаете, его посадили? Нет, просто уволили для того, чтобы продолжал трудиться тем же хирургом в другом ЛПУ. Меняются человеческие ценности, -соглашаюсь я с коллегой. -Раньше врач думал, как больше отдать больному как в душевном, так и в материальном плане. Я знавал одного молодого неизбалованного неженатого доктора, который отдавал нуждающимся своим больным всё то, что приносили ему на приём в качестве благодарности другие, более состоятельные пациенты. Представляете, какой это благородный врач. Вспомните тех же земских врачей, того же А. Чехова. Сейчас, как больше взять от него. Вот так, уважаемый Сергей Степанович, к чему мы идём, к переоценке человеческих ценностей. А это, батенька, нравственная катастрофа для страны похлеще атомной бомбы.  Хиросима и Нагасаки будут  ничто по сравнению с этим. В планах Америки и НАТО входит уничтожение   России не с помощью ядерного оружия, а то и им ненароком достанется в перепалке, а за счет алкоголизации населения, экономического развала и нравственного разложения, то есть подорвать изнутри всеми доступными средствами. Что уж говорить о коррумпированности в нашей системе. Она ничуть не уступает по своим масштабам в системе МВД. Чего только стоят у них показатели «раскрываемости» уголовных преступлений? «Глухое» дело прикроют, а вместо него два других несуществующих, но быстро «раскрываемых», откроют, и уже за них выписывают себе премию побольше, чем сама зарплата. Вот так и живут и покупают «иномарки», и выстраивают загородные коттеджи. Вот почему какой-то сержант милиции на «иномарке» ездит и дачу строит.
-Хорошо ребята в погонах устроились, нашли способ, как доить государство. Что я ещё могу сказать. В нашей системе запросы значительно поскромнее. Это вы правильно заметили, Вячеслав Михайлович. Санитарка ни клизму не сделает, ни утку из-под больного не унесёт, пока больной ей не заплатит. Медсестра  больному укол бесплатно не сделает. Ну, о врачах и говорить не приходится, особенно о стоматологах и оперирующих хирургах. Обдерут как липку, или что-нибудь удалять по ходу дела, например, кастрируют или здоровый зуб ненароком удалят, чтобы потом на нём и заработать, порекомендовав протезирование. К ним лучше не попадать и обходить стороной. Мне вообще непонятно, что у нас творится в здравоохранении. Что у них ни операция, то платная и за счет больного, а не за счет государства. А если денег нет, подыхать что ли? К чему тогда страховые полиса, и куда делась хвалённая бесплатная медицина? Врачи-хирурги, что не получают зарплату за свою работу, или оперируют не в государственных клиниках и своим медицинским оборудованием и инструментарием? Если каждая операция так дорого стоит, то куда эти бюджетные деньги на медицину уходят? Почему тогда врачи, те же хирурги, так нищенски живут по сравнению с теми, кто поёт на сцене с хрипучими голосами. Жилищные  условия известного академика медицины не идёт ни в какое сравнение с хоромами и дворцами какого-нибудь пародиста-юмориста. Куда это годится?  Помнится,  американский профессор нейрохирург со своим медперсоналом и хирургическим инструментарием не раз пересекал океан, чтобы в Москве бесплатно оперировать академика Л. Ландау. Ладно, с этими «живодёрами», пластическими хирургами, там не по жизненным показаниям всё это делается. Хочется нос или уши укоротить, пожалуйста. Только плати. Вот с них и попридержать в виде налога все восемьдесят процентов, с тем чтобы направить средства для неимущих, нуждающихся в операциях по жизненным показания, особенно это касается незащищённой обреченной детворы. А у нас как? Помните сценку у Чарли Чаплина? С вечера он пройдётся по улице как хулиган, повыбивает окна на первых этажах, а утром, как ни в чем не бывало, в качестве уже стекольщика спрашивает, не вставить ли им стекло.
-Правильно говорят, «рыба тухнет с головы». Слышали в областных теленовостях? Начальник департамента здравоохранения области взят под стражу в своём кабинете за крупную взятку. Не прошло и полгода, как его преемник на том же посту был арестован за то же самое. Начальника медицинского управления министерства обороны, генерала медслужбы, отдали под суд за торговлю томографами. Куда катится страна? Кругом воровство. Где же у нас кадровая политика? Куда подевались порядочные люди? Что ни начальник, то вор. А чем выше начальник, тем аппетиты больше. Главные врачи и заведующие отделениями на местах почти сплошь занимаются поборами. Торгуют государственным имуществом как своим. В одних случаях закупка дорогой медицинской техники, непонятно по каким заоблачным ценам от реальной стоимости, в других случаях вымогательства за госпитализацию больных. Вы, наверно, слышали,  как ещё недавно отправили нашего бывшего главврача в колонию на поселение за финансовые нарушения и превышение должностных полномочий. Можно сказать, он ещё легко отделался, откупившись от более тяжкого наказания. Он настолько обнаглел, что часто путал свой карман с государственным, а начальство повыше, среди которого были родственники, годами прикрывало его преступную деятельность. Все думали, что, наконец, после этого громкого судебного дела, наведут порядок в МСЧ, в ЦРБ. Ничего подобного. Тот же скомпрометировавший себя департамент здравоохранения, господи, когда его, наконец, ликвидируют,  вопреки желанию трудового коллектива назначает в МСЧ другого, своего,  ничем не лучшего главврача, который в первую очередь  пытался освободиться от тех сотрудников, которые были против его назначения. Один врач из узких специалистов Николай Александрович, будучи на третьей группе инвалидности по сердцу  и недавно перенёсший операцию аортокоронарного шунтирования, не выдержав постоянных претензий и бесконечных «объяснительных» со стороны администрации, скоропостижно умер на рабочем месте. Мы разговаривали с ним почти сразу после моего увольнения, и он поведал, что его буквально «забросали» всякими «объяснительными», и что всё это ему изрядно надоело. Я тогда сказал, что ситуация мне эта хорошо знакома. Так поступают, когда хотят избавиться, и его поддержал, сказал, что не надо падать духом, и что талантливый человек всегда проявит себя, где бы он ни работал и чем бы он ни занялся потом. Доктор, о котором я упомянул, имел своё мнение, часто не совпадавшее с мнением «главного». За это его и не любили чиновники. Можно представить только, на что способен такой руководитель. Словом, было плохо, стало ещё хуже. Это что и есть перестройка? Дальше, вновь назначенный, главврач больше занимался  своим обустройством; квартира, «иномарка», дача, и так далее. За какие  такие «шиши», непонятно? Ну, а если ещё с первых дней своей трудовой деятельности всю старую бухгалтерию разогнал и создал свою и под себя, то становится что-то проясняться, чем он намерен заниматься в будущем. Куда смотрит прокуратура,  тоже непонятно? За год ни одного громкого резонансного «дела» по городу по статье «взятки». Вот это я понимаю, как «нужно» работать! «Тишь да гладь, да божья благодать». Вот бы сюда Гоголевского ревизора прислать…
-Ну, если «око государево» посмотрит в нужном направлении, то сидеть вашему новому «главному», «оборотню» без погонов, во Владимирском «Централе» ни один год с конфискацией имущества вслед за своим предшественником. По-моему, он уже для этого созрел.
-Освободиться от такой мрази было бы неплохо для оздоровления общества и заодно экологии, -поддержал я коллегу. -Но что изменится, если не убрать его вышестоящее начальство и эту совершенно лишнюю бюрократическую структуру как департамент.
-Вы имеете в виду департамент здравоохранения?
-Естественно. Разве непонятно, что это лишнее звено в системе здравоохранения при такой-то зарплате медиков и при таком печальном положении в самой  системе.
-Вот вы, коллега, со своим нестандартным мышлением и со своими принципами, какой рецепт предложили бы для искоренения такой масштабной коррупции в нашей системе? Помните, в начале Горбачевской перестройки в прессе была модная рубрика; «Если б я был директором». Так что бы вы предложили, если б, к примеру, стали министром. Давайте пофантазируем хоть на минуту. Имеем мы на это право?

-Вы знаете, коллега, почему мне в армии служилось относительно легко?-спрашиваю я не в меру эмоционального  коллегу.
-Неужели?
- Потому, что в армии дисциплина и устав. Кадровые офицеры на своих должностях долго не задерживаются, как у нас на гражданке руководители на всех уровнях. За этим внимательно отслеживает строевая часть или отдел кадров, или вышестоящий начальник. Перспективный офицер на одной должности больше пяти лет не задерживается. Хорошо служишь, пожалуйте на повышение  с присвоением очередного воинского звания. Был командиром взвода, попробуйте покомандовать ротой. Был комбатом, попробуй себя в должности комполка. И так дальше. Не справляешься с должностью, можно отправить в другую часть и подальше, да ещё с понижением, а то и вовсе уволить за профнепригодность, чего с таким возиться. Идёт постоянная ротация кадров и обновление. Ничего подобного на гражданке нет. Мы же с вами врачи понимаем, как наша кровь постоянно обновляется, благодаря кроветворной системе, эритропоэзу, и чем этот процесс совершеннее, тем со здоровьем лучше. А государство это тот же своеобразный живой организм. А что мы видим на гражданке? Полный бардак и застой. Завотделением, главный врач любой крупной больницы, начальник департамента города, области сидят на своих местах если не пожизненно, то до самой пенсии, по крайней мере по пятнадцать-двадцать лет. За эти долгие годы они обрастают нужными связями на своём уровне, приобретают чиновничье-коррупционный иммунитет, ничего не боятся, привыкают  считать своей вотчиной то, что им доверил народ и государство, и давно привыкли нарушать законы, а кроме того, они все «сдвинуты по фазе» и считают себя незаменимыми и «непотопляемыми», а говоря другими словами, потерявшими всякую совесть.  Снять  такого руководителя, даже если есть за что, очень сложно, к тому же каждый второй из них так и норовит стать народным депутатом. Я думаю, если этот порочный круг разорвать, то не станет той благоприятной среды наподобие Агар-Агара в чашке  Петри, где так стремительно размножаются патогенные бактерии.
-Вы, по-моему, удачно выразились по поводу флоры, сравнив коррумпированных чиновников с патогенными бактериями. Мне бы такое в голову не пришло. У вас, наверно, очень развито абстрактное мышление. Как я понимаю, вы предлагаете ротацию номенклатурных работников на армейский манер. Через каждые пять лет менять главврачей по всей вертикали и горизонтали. Кто же этим будет заниматься, если все повязаны на коррупции?
-Конечно, отдел кадров с особыми полномочиями, и вывести его из подчинения местного  руководителя, вроде того «особого отдела» в армии. Вы знаете хоть один случай из практики, когда главный врач, понимая, что оказался не на своём месте в интересах коллектива и дела подал заявление о своём увольнении? Я такого не знаю. Однажды почувствовав вкус власти, он до конца будет считать себя избранным для этого, неприкасаемым, хотя, в сущности, есть дуб-дубарём.  А благодаря старым связям не снимет его с должности вышестоящий начальник, так как за эти годы они не только сработались и снюхались в сауне, но и породнились семьями, разумеется, за редким исключением, когда этого оборотня «в браслетах», временно одолженных прокуратурой, не отправят по этапу на лесоповал. И то только для того, чтобы вовремя откреститься от него, дабы не последовать по этапу за ним. Вы думаете, почему они стремятся поскорее выставить свою кандидатуру на выборах в народные депутаты? Только для того, чтобы быть неуязвимыми и подольше удержаться в своих «тёплых» креслах. А на народ таким деятелям по большому счету наплевать, что на коллектив, которым они в силу обстоятельств руководят, что на избирателя, который голосовал за него. Ну, а как у нас проходят выборы, не мне вам рассказывать. Во-вторых, я бы в первую очередь ликвидировал эти, не оправдавшие себя, департаменты. От них никакой пользы, лишнее звено в бюрократической цепочке. Вернуть ЦРБ, медсанчасти упразднить и передать в ведение ЦРБ, поскольку предприятия в новых экономических условиях не могут их содержать на своём балансе. В здравоохранении на местном уровне должен быть один хозяин, с которого можно спросить и в любое время освободить от должности, если будут на то причины. А подчиняться он должен ни столько мэру города, сколько областному медицинскому начальству, как назначаются судьи и прокуроры. На местах слишком развита порочная система подбора кадров, где доминируют кумовство, «свояки», блат и деньги. Третья причина-это, конечно, мизерная зарплата у рядовых врачей, и особенно у узких специалистов. Это очевидная патология. Зарплата у врачей должна быть достойной и престижной, тогда и с взятками никто не станет связываться, будет считать это ниже своего достоинства и статуса врача. И потом понятия «узкий специалист», «специалист широкого профиля» -весьма условные понятия, а зарплата почему-то неадекватно дифференцирована. Ну как можно назвать врача-невропатолога узким специалистом, если все болезни, как утверждает народ, в том числе и врачи, от нервов. Я уж не говорю, что он имеет дело с тяжелейшими  постельными больными, к которым в первую очередь относятся травмы головного и спинного мозга, инсульты, опухоли мозга, и многие другие нервно-мышечные болезни, приводящие к инвалидности в молодом возрасте. К тому же смертность от инсультов и инфарктов у нас на первом месте. По-моему, и спорить тут нечего. Иначе к чему все эти лозунги из коммунистического лексикона; «Здоровье нации-прежде всего», и «нет ничего дороже человеческой жизни». По зарплате врачей этого не скажешь, особенно в сравнении с артистами из шоу-бизнеса. Бедный профессор-хирург или тот же врач с высшей категорией стоит,  обливаясь потом по четыре-шесть часов за операционным столом, добавляя с каждой операции седины на свою голову, дарит пациенту самое дорогое-жизнь, и получает за эту адскую работу позорную зарплату, которую правильнее назвать пособием или подачкой, на которую только и хватает, чтобы оплатить коммунальные услуги, которые с каждым месяцем меняются в сторону повышения, что никем не контролируется, и дотянуть до следующей получки. Речь, конечно, не идёт о так называемых пластических хирургах, которых в стране с каждым годом всё больше, и у которых денег куры не клюют, так беззастенчиво дерут с клиентов.
-Это вы, коллега, правильно заметили, что их становится много и работают они не с больными, а преимущественно с богатыми клиентами.
-Причем эта область хирургии, где не требуется особой квалификации, и нет ничего проще, как убирать складки и выкачивать или сжигать излишки жира. Поэтому неудивительно, что среди них немало специалистов, не имеющих диплома врача, встречаются способные и талантливые слесаря- сантехники или мясники. И что удивительно, люди, не зная что к чему, идут к ним, и доверяют им своё здоровье.
-Вот в такой «индустрии» и надо брать повышенные налоги и направлять на лечение детей из малоимущих семей, а не доводить их до отчаяния и принуждать ходить с протянутой рукой, так как в минздраве вечно не хватает денег.
- Это также касается и артистов из шоу-бизнеса с непомерно завышенными  амбициями, у которых в школьном аттестате зрелости  одни тройки почти по всем предметам, а у некоторых даже двойки по поведению, оказавшихся в столице, для которых высшее образование ни к чему. Выучат пару аккордов на гитаре, побреют голову до паркетного блеска, и вперёд на сцену. «Пропустят» для храбрости одну-две рюмки коньяка, споют за вечер пару песенок  вроде «Муси-пуси» или «Мои финансы поют романсы», и гонорар требуют, чтоб за потраченный вечер на «иномарку» хватило. А семья заслуженного врача, спасшего сотни жизней, мой коллега по Альма-Матер, академик Лео Бокерия, и многие другие уважаемые доктора для тех же из шоу-бизнеса ютятся в «двушке», а этот безголосый амбал, которому бы в шахте уголь стране добывать, тридцать лет поёт под «фанеру» одну и туже песню и коттеджи с бассейном строит на зависть другим. Другой вообще не поёт, а только анекдоты рассказывает, народ дурачит,  а строит дворцы, в которых  можно расквартировать батальон бойцов или приличный детский сад открыть, которых в стране не хватает катастрофически после долбанной перестройки. У одного, так называемого, композитора я спрашиваю:
-И что же вы этакое написали?
- У меня три песни, вернее, моя только музыка,-признаётся он.
-Это всё, что вы написали за свою жизнь?- с удивлением спрашиваю его.
-Тридцать лет пою, где придётся. Мне на жизнь хватает. Вот коттедж построил с бассейном.
-Хорошо устроился,-говорю ему.-За десять минут песенку сочинил на досуге, и на всю жизнь себя обеспечил, хотя, мало кто твои песни поёт, что даже я, наполовину музыкант, не в курсе. А вот народную песню «Шумел камыш, деревья гнулись» поют очень многие от Балтики до Тихого океана, и никто с них мзду не берёт. Поют люди от души и всем весело. А почему? Потому что песня народная и для народа.  Вот такой у нас добрый народ. Сочиняет, дарит людям, а мзду не берёт. Вот мне и непонятно, почему этот композитор, которого мало кто знает даже в узких кругах, должен жить намного лучше, скажем, того же известного всей стране кардиохирурга, который ежедневно часами простаивает у операционного стола, спасая жизнь очередного пациента, в том числе и ребёнка того же артиста из шоу-бизнеса.  С другой стороны, конечно, у нас правовое государство, где разрешено всё, что не запрещено, да есть спрос на предложение, то почему и нет. Тогда будьте любезны, господа артисты из шоу-бизнеса, голосистые  и безголосые, талантливые и обделённые им, успешные и не очень, образованные и не очень,  поделитесь в виде налога на обреченных больных и бедных детей, которые погибают, так и не дождавшись квалифицированной врачебной помощи ни внутри своей страны, ни тем более за рубежом. Я не думаю, что кардиохирург Ренат Акчурин, оперировавший Президента Б. Ельцина, живёт в шикарной квартире или имеет приличную дачу под Москвой. За какие такие «шиши»?  Это  какое же мы построили государство путём революции  в 17-м году двадцатого столетия, где так много несправедливости  и обмана? Это какой же урок для подрастающего поколения!? Где же справедливость? Кто же после такого «шоу» пойдёт учиться в медицину, если можно на халяву жить и не тужить как батька Махно. Вот уж действительно оставаться врачом в таких обстоятельствах- это и есть подвиг, о котором говорил Антон Чехов.  Есть ещё большая кадровая проблема. Если мы хотим, что б у нас было больше хороших профессиональных врачей, нужно сократить медицинские вузы наполовину, и сделать это безжалостно, как и удалить воспалённый и болезненный аппендикс, не дожидаясь его перехода в перитонит. А то выходит, что конкурс в мединститут в зависимости от факультета от одного до пяти человек на место, а в театральном училище больше двухсот на место. Куда это годится? Если сравнить китайскую медицину и нашу, китайских врачей и наших, то разница огромная. В чем тут дело? Оказывается, как ни парадоксально, несмотря на то что в Китае на врача учатся больше чем у нас наполовину, конкурс при поступлении в мединституты доходит до сотни абитуриентов на место. Вы посмотрите, какая выходит несуразница. Мы занимаем чуть ли ни первое место по числу врачей на десять тысяч населения, а по данным ВОЗ наше здравоохранение топчется на 54 месте десятки лет подряд. Причем за период перестройки, несмотря на то что средств в здравоохранение выделяются с каждым годом всё больше, но явно недостаточно, мы удаляемся от 54 места в сторону увеличения.  Значит, дело не в количестве врачей и в дополнительном финансировании, а в их качестве. Как тут не вспомнить классика марксизма-ленинизма Владимира Ульянова-Ленина; «лучше меньше, да лучше». В этой части я полностью с ним согласен. А это означает, что такую систему нужно ломать и строить новую немедленно и без оглядки.
-Ну, вы и развернулись, коллега. Вам бы и самому министром быть, так разложили проблему на «лопатки».
 -Вы же сами предложили пофантазировать, Сергей  Степанович. К тому же, надежда умирает последней. А если говорить серьёзно, то нашему здравоохранению позарез нужен современный Пётр Столыпин, великий реформатор с большими полномочиями, а не те, которые к медицине не имеют никакого отношения и поучают врачей, что делать и как жить. Если врач терапевт, не имея представлений с какой стороны подойти к корове, чтоб  её подоить, станет руководить сельским хозяйством, а бухгалтер или какой-то менеджер от нефтяной компании руководить министерством здравоохранения, вроде той кухарки, о которой говорил В. Ленин, то можно только представить, как далеко нас отбросить назад, ближе к туземцам. Уже сейчас инвалид не может получить бесплатно необходимые лекарства, как и пролечиться в санатории, который по закону ему положен каждый год. К чему тогда льготы, которые ничем не обеспечены, к чему тогда липовые законы, никем не исполняемые. Что уж говорить о министерстве обороны, когда им руководит человек из таможни, не служивший даже в армии и без воинского звания. Кто в случае войны станет защищать отечество? И это несмотря на то, что при Президенте существует агентство стратегических инициатив. Чем же оно таким важным занимается и какие даёт рекомендации главе Государства, что не может разобраться с министерскими  кадрами? А кадры, как говорили раньше коммунисты, решают всё. Но кадры сами с неба не свалятся. Их нужно готовить на самом верху при Главе  государства со стажировкой в Европе, и это будет золотым кадровым резервом страны. Ведь Пётр Первый не чурался посылать в Европу людей обучаться морскому делу. Талантливых организаторов можно найти и в провинции, их только надо искать, а не ограничиваться только столицей, своим окружением и своими родственниками. Хороший настоящий руководитель любого масштаба ищет себе подобных, а то и получше, в своём регионе, а руководитель- карьерист таких в упор не замечает и только от таких талантов избавляется. Не нужно служить в этом институте стратегических исследований, чтобы не разбираться в людях. Я знал одного нейрохирурга, который предлагал мне интерну свою должность, так как увидел во мне в перспективе способного врача. Так через пару лет он стал заведующим облздравотделом, а  ещё через десять лет его назначили начальником ЛПУ Минздрава РФ, почти что заместителем министра. Заметьте, что очень важно, без всякого блата. Просто у него к тридцати годам обнаружились организаторские способности. Вот что значит, когда человек оказался на своём месте. Вот таких бы чиновников побольше бы, пусть даже  с периферии.
-Кто же с этим спорит? Вы нарисовали картину несуществующего  общества. Сами -то верите в это?
-Тут я с вами полностью согласен, но... Страна у нас не бедная, богатейшая и на льготы инвалидам и на детские дома хватит, если б те же чиновники-ворюги бюджет не разворовывали. Они даже не понимают у кого крадут и у кого кусок хлеба отбирают в буквальном смысле. Проще, конечно, от детей сирот вообще избавиться. Продать их на усыновление в Европу или в туже богатую Америку и проблем нет. Еще Ленин не исключал такой возможности, когда настанут такие времена, когда «кухарка» будет править Государством, а унитазы станут изготовлять  из золота. А пока пенсии мизерные и старики вымирают от нищеты, но унитазы из позолоты уже не редкость в наше время, особенно для тех, кто крутится в шоу-бизнесе.  Хорошо, что и про Петра Столыпина вспомнили добрым словом. Умел же царь-батюшка кадровые вопросы решать. И вы думаете, эти меры покончат с коррупцией в здравоохранении, и решится кадровая проблема?
-Нет, конечно. Нужно вернуться к выборности главных врачей, причем на альтернативной основе и на определённый ограниченный срок. Это  меняло  бы всё в корне. Пусть коллектив решает, кого бы он хотел  видеть своим руководителем вначале его карьеры, а затем через два-три года. Продлить его полномочия или прекратить. Вспомните из истории, ещё при царе, а потом и при Троцком, в армии солдаты выбирали себе командиров, хотя бы того же В. Чапаева, и воевали за своего командира потому, что верили ему, как и он им.
-Вы что, предлагаете выбирать и министров?
-Нет, конечно. Это прерогатива премьер-министра, с него и спрос. Но пропустить каждого министра через парламент не помешает, прежде чем назначить. А то как бы вместо кабинета министров не получилась родня министров с семейным подрядом, что очень даже не исключается в наше сумбурное перестроечное время. А начиная с сельских участковых больниц и кончая областными больницами включительно, это было правильно, иначе и министр не нужен.
-Здесь я с вами соглашусь, вот только бы министров искали не среди родственников или ближайшего окружения, а из тех, кому мы доверяем руководить страной и свою судьбу. Неужели в многомиллионной и талантливой России нет достойных людей и специалистов? Откуда появились Циолковский и Кулибын, Зворыкин и Ломоносмов, Кутузов и маршал Жуков?
-Правильно мыслите, Сергей Степанович. К вашему перечню могу добавить ещё космонавтов, которые родом почти все из глухих деревень. Россия выживет только в том случае, если у руля такого большого корабля будут такие или подобные личности, а не выскочки, проходимцы, помышляющие ограбить страну, а потом перебраться за океан.  Кроме того, ещё раз повторюсь, нужно ликвидировать горздравы и так называемые департаменты. Их и в советское время то учреждали, то ликвидировали, а значит, спокойно можно обойтись и без них, разве только казне в убыток. Чиновничий аппарат нужно максимально сократить, а за счет этого поднять зарплату добросовестным медицинским работникам и создать премиальный фонд вроде того, что имеется в МВД. Отличился сотрудник на службе, раскрыто ещё одно преступление-получите заслуженную премию или повышение в звании. А что в медицине?  Скромная премия один раз в году ко дню  медицинского работника и не за какие-то персональные заслуги, а в связи с профессиональным праздником и только по усмотрению «главного», то есть для избранных, что совершенно недопустимо, так как такой подход ведёт неизбежно к коррупции, а её надо пресекать на корню и выжигать калёным железом. Точно также с этими дурацкими «дежурными» благодарностями, которые объявляются на торжественных собраниях одним и тем же лицам не за какие-то профессиональные заслуги и отличия, а за то, что истёкший год работали без жалоб, без конфликтов с администрацией, и в связи с профессиональным праздником, и, как правило, одним и тем же лицам по признаку личной преданности. Пора с этим кончать. Кому нужна такая благодарность, если от неё ни холодно, ни жарко, и если она не подкрепляется материально, и её часто забывают даже внести в трудовую книжку при увольнении или уходе на пенсию. Выходит, одна «формальность», которой место только в туалете. Ведь в чем парадокс с этими благодарностями. Чем больше у врача благодарностей от администрации, тем большая вероятность, что таких благодарностей у него нет от пациентов. И наоборот, есть немало благодарностей от больных граждан, ради которых мы все трудимся, но ни одной от администрации. Выходит,  любимчики главврача не пользуются спросом у населения, у больных? Тогда для чего они нужны вместе с таким «главным». А между тем сама идея такого поощрения, если б она применялась, как говорят, «редко, да метко», действительно особо отличившимся медработникам, например, врачу за исключительно сложный случай диагностики, от которого зависела судьба пациента, или хирургу за уникальную операцию, впервые проведённую в данном регионе, и не дожидаясь, разумеется, очередного профессионального праздника, чтоб к нему приурочить, а сразу по факту события, имеет огромное воспитательное значение. Важна ложка к обеду. Этого не может понять только руководитель с ограниченными умственными способностями на грани дебильности, а таких у нас, к сожалению, в провинции пруд пруди, хоть отбавляй. И перестройка их не коснулась, они только сменили партийные билеты и как хамелеоны сменили окраску. А между тем именно с этого и должна была начаться перестройка.  Но у нас,  как повелось ещё с советских времён, хорошую идею испохабят и затрут. 
 А продолжая  вашу тематику, к вашим историям могу добавить ещё одну месячной давности, что называется,  свежую прямо со сковородки на новом моём месте работы.
-Из  МСЧ  вы всё-таки ушли? -спросил любопытный доктор.-И где же вы сейчас?
-Во второй поликлинике, та, что у Рипа. Уже больше года. Я ведь свободный пенсионер. Полгода не работал. Сейчас по просьбе пациентов и главврача ЦРБ, моего давнего приятеля, согласился годик поработать на полставки в поликлинике, где годами не было нормального невропатолога, а то вообще никого. А ведь я там когда-то начинал свой трудовой путь. После меня на таких специалистов ей не везло; то попался молодой да  пьяница, то приехала из Судогды одна такая скандальная да не очень как специалист, к тому же со своего стула во время осмотра больных даже не вставала и ближе трёх метров к ним не подходила. В общем, господа узкие специалисты долго там  не задерживались.
-А как же она осматривала больных? У неё самой с мозгами было всё в порядке?
-Видать, не очень. Причем в той небольшой поликлинике, обслуживающей заводской контингент, в которой я начинал свою трудовую деятельность и, по всей вероятности, закончу. Да и с такой поликлиникой нужно что-то решать вплоть до её закрытия, так как она явно устаревшая, и не соответствует никаким санитарным нормам.
-А кто в МСЧ вместо вас?-не унимался любопытный  коллега.
-Сейчас там трое специалистов вместе с завотделением, и каждый на полставки, а толку и порядка никакого, зато недовольных и жалоб, говорят, полно.
-Что значит старая гвардия,-сделал вывод коллега.-Это ещё раз подтверждает, что дело не в количестве врачей, а в их качестве. 
-Может быть. Хотя и спорить нельзя, и так очевидно.  Так вот... Одна  совсем не старая бабушка, которая по её словам лет пятнадцать назад лечилась у меня и была очень довольной, привела на приём своего семнадцатилетнего внука с просьбой провести ему несколько сеансов мануальной терапии, так как я делал ей много лет назад по поводу радикулита. Она была уверена, что у внука по наследству такое же заболевание, как у неё. Парень высокого роста, худощав, блондин с голубыми глазами, жаловался на постоянные  интенсивные боли в правой ягодичной области с иррадиацией в бедро, затруднения при ходьбе, из-за которых не спит ночами и вынужден принимать много таблеток, чтоб несколько часов поспать. Со слов самого больного,  болеет он больше трёх недель. При первом его осмотре у меня возникли некоторые сомнения в отношении радикулита, поскольку четкой картины конкретного заболевания я не увидел. Первый осмотр для меня часто определяющий. А здесь смотрю, что-то не то. Лечение домашними средствами, несмотря на «опытную» и чересчур «заботливую» бабушку, не помогало. Мне показалось, что у парня так называемый синдром грушевидной мышцы. Эта та глубокая  мышца, на которой мы сидим. При данной патологии  лучшим средством является адресная новокаиновая блокада этой мышцы или приёмы мануальной терапии на растяжку этой глубокой мышцы, а лучше и надёжней их умелое сочетание. Для начала была сделана блокада этой мышцы. Если диагноз тот, о котором я думал, больному сразу станет лучше и ночь проведёт спокойно за все дни болезни. Так всегда было и так должно быть по логике вещей. Но больному, к сожалению, лучше не стало. На другой день с утра  пришла обеспокоенная бабушка без внука и обо всём мне поведала, как он отвратительно провёл ночь. Отрицательный результат тоже результат для хорошего доктора. До меня сразу дошло, что мой предварительный диагноз хоть и имеет место, но только как следствие основного, пока ещё неизвестного мне, более серьёзного заболевания. С парнем нужно разбираться в условиях стационара, поэтому в срочном порядке направляю его в неврологическое отделение ЦРБ со своим первоначальным диагнозом, иначе в приёмном покое не разберутся и не возьмут. А в тот момент было самым главным для всех определить его в больницу, и не важно в какое отделение и с каким диагнозом. Важно не упустить время. Дня через три-четыре, когда уже об этом я позабыл, иду на работу, а у входа в поликлинику меня встречают бабушка и мать того парня, и с мольбой убедительно просят, чтобы я ещё раз осмотрел больного где-нибудь в другом месте в частном порядке, так как никакое лечение в стационаре ему не помогает, и что ночами парень не спит, а только стонет от боли. Бабушка и мать больного так верили и так надеялись на меня, что я не мог им отказать. Так, в принципе, и договорились, что они инкогнито привезут своё чадо ко мне домой завтра после полудня, хотя  на самом деле я не представлял, каким образом могу ему помочь, если мне  неясен до конца диагноз. Прошел день, другой, а парня  не привозили. Я, конечно, был уверен, что, наконец, доктора разобрались с диагнозом, и проводимое лечение в стационаре  стало давать положительные результаты, ситуация рассосалась и моя повторная консультация стала ненужной. И, слава богу, от меня отлегло. Однако через месяц-полтора моя знакомая бабушка снова появляется в моём кабинете, но без любимого внука. Она пришла доложить, что же всё -таки случилось  с её внуком в стационаре  за всё это долгое и мучительное для неё время. А произошло невероятное. В течение нескольких дней, находясь в нервном отделении ЦРБ, состояние больного значительно ухудшилось; поднялась температура до сорока градусов, появилась общая слабость, не стал ходить, бессонница по ночам, усилились боли в области бедра, в крови СОЭ до 70, а тамошние врачи успокаивают, что ничего особенного, всё под контролем и продолжают лечить от радикулита, не отменяя даже физиопроцедур. Видимо, настолько поверили в мой предварительный среднепотолочный диагноз, что о другом и не подумали. Дальше ещё хуже. Состояние парня критическое, чуть ли не предсмертное. Это видят даже родители, но не замечают врачи. Вот почему они не привезли тогда внука ко мне на консультацию. Но они, пользуясь случаем, самовольно забрали его из отделения и прямым ходом отвезли во Владимир в областную больницу, где диагностируют у молодого человека сепсис, остеомиелит бедренной кости справа, абсцесс ягодичной области справа. Помещают парня в реанимацию, делают срочную операцию по жизненным показаниям. Далее борьба с сепсисом. Больной, благодаря молодому здоровому организму, едва выкарабкался, но стал инвалидом в свои семнадцать лет. Остеомиелит теперь придётся лечить всю жизнь. Бабушка пришла ко мне оформить посыльный лист внуку на инвалидность с большим желанием подать на врачей неврологического отделения, которые не разобрались с диагнозом и так бездарно лечили внука, в суд. Я не стал её отговаривать, как делал это не раз раньше в подобных случаях. Кто-то же должен понести ответственность за такие вопиющие безобразия и компенсировать все затраты на лечение парня. Конечно, уж в который раз, хвалёный завневрологическим отделением Иван Михайлович, который для главврача Шальнова авторитет, оказался, мягко говоря, не на высоте. Заодно это его надо было бы освободить от занимаемой должности, если б обо всём этом узнал главврач ЦРБ, тем более что лечащий врач и сам недавно переболел менингитом и стал хуже соображать, и чаще стал допускать непростительные врачебные ошибки.  Как специалисту, мне стало понятно, почему я выставил первоначально «синдром грушевидной мышцы». Эта похожая на грушу мышца в первую очередь реагирует на близкорасположенный очаг инфекции. Ладно  у меня не было ни времени, ни анализов при осмотре больного в поликлинике. Но о чем думали врачи в отделении ЦРБ при невероятно «положительной» крови и высочайшей температуре? Большой вопрос. Возникает ещё один любопытнейший чисто профессиональный вопрос. Откуда появился первоисточник инфекции, откуда вдруг образовался остеомиелит? Всё объясняется довольно просто. Молодой человек призывного возраста страдал юношеским фурункулёзом. И какому молодому парубку, который уже засматривается на дивчину, это может быть приятно. Неправильное самолечение по инициативе сердобольной бабушки фурункулёза и якобы «радикулита», которого на самом деле не было, привело к ослаблению иммунитета, и организм не справился с инфекцией. Как говорил великий,  нет не С. Боткин и  не Н. Пирогов, а спортивный обозреватель и комментатор Николай Озеров в момент хоккейного матча «СССР-Канада»; «такой хоккей нам не нужен». Перефразируя его, можно с уверенностью сказать, что такие врачи нам действительно не нужны. Здесь был нарушен принцип обратной связи, утерян контакт между больным и лечащим врачом, как в подавляющем большинстве между пациентами и врачами  в целом по стране.
-Полностью с вами согласен,-поддерживает меня добродушный, как и многие в его возрасте и в положении люди с избыточным весом, Сергей Степанович.-А знаете,  коллега, что я вам скажу. Вы в городе человек довольно известный, не то, что я. Читал из газет, да и по местному телевизору вас показывали, как вы давали интервью молодёжи. Вы, оказывается, ещё и герой Чернобыльских событий. Поздравляю вас хоть и с опозданием с заслуженной наградой Орденом мужества. Видел вас по телевизору на приеме у губернатора, такую награду у нас зря не дают. Я даже не сдержался, похвастался перед супругой,
 


что знаком с вами. Честно  говоря, про эту сторону вашей жизни ничего не знал. Знал, что вы неординарный доктор, у всех на слуху. Мы ведь в своей больнице на «железке» держимся особняком от города, и не всё до нас доходит. Почему обо всём этом не написать вам  книгу. Земля слухами живёт. Слышал, что когда вы пойдёте на пенсию, займётесь  литературной деятельностью. Это так? Можете ничего не говорить. Работайте себе на здоровье, а главное, для больных.
-Это всего лишь только слухи, но то, что вы рассказали, заставляет всерьёз призадуматься каждого здравомыслящего человека.
-К тому же, кто может об этом лучше написать, если не врач с огромным врачебным и житейским опытом. Я ясно излагаю, коллега?
-Кто-то из древних и умных сказал: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает».-добавил я.- Однако  этого недостаточно, чтобы написать хорошую книгу.
-Понимаю. Нужно время.
-Это тоже. Но главное талант к написанию. А талант-дар божий. Как я понимаю, талант- это умение домысливать за других с опережением, в чем бы это не проявлялось. А без нестандартного мышления это невозможно. Таких людей я уважаю. И не так важно, кто это; врач, шофёр, сантехник или вор в «законе». По таланту и уважение, и материальные блага. Они того заслуживают. Мне импонируют люди с нестандартным мышлением, особенно, если они молчуны типа Штирлица, которого уважали даже враги в лице группенфюрера Мюлера из «Семнадцати мгновений весны». Помните?
-Ещё бы не помнить,-соглашается Сергей Степанович, и сразу оживился, услышав  про Штирлица, уж столько про него анекдотов насочиняли.- А я о чем толкую. Уж этого вам не занимать. Вам, Вячеслав Михайлович, и карты в руки. Кстати, про талант- это вы сами или Сократ помог?
-Это моё представление о нём.
-Я вот сейчас сижу и думаю. Почему, при вашем врачебном опыте, хорошей репутации и большом стаже, педагогической и общественной деятельности, при всех ваших заслугах и  такой популярности в городе, вы ещё не «заслуженный врач» страны? Кому же присваивать такое звание, если не таким, как вам? В городе-то лучше вас не найти. Это я без всякого подхалимажа, как есть. Где же логика? Заслуги перед государством есть в виде участия в ликвидации последствий аварии на Чернобыле, Правительственные награды есть, а самого элементарного, звания «заслуженного врача», до сих пор нет. Не парадоксально ли?

-А вы хоть одного «заслуженного» врача в городе знаете? Это вам, рядовому доктору, может прийти такая мысль, а тем, кому положено об этом думать, только и заботы что о собственном благополучии. Эти «ответственные» за здравоохранение только и думают, как бы их областное начальство заметило и отметило за их полугодовые и годовые отчеты, в которых правды на восемьдесят процентов, остальное приписки. Поэтому подобных мыслей у таких чиновников даже не возникает. Объявили благодарность такому доктору по случаю дня медицинского работника, и хватит с него, а то зазнается. Такая психология  в провинции. Это, во-первых. А во-вторых, «заслуженного» присваивают не лучшим врачам, а самым заурядным, но своим людям. Точно так,  как и присваивают высшую категорию. Ну, а как её дают, вы уже знаете. У нас в МСЧ два врача с высшей категорией и обе женщины, и ни к одной из них больные не идут и спросом у них не пользуются, зная, что они собой представляют на самом деле. Одна из них, терапевт по специальности, получила категорию потому, что лет десять отработала в деревне и полностью потеряла квалификацию, к тому же была на руку не чиста, занималась приписками в крупных масштабах, обеспечивая себе таким образом перевыполнение плана, за что её, в конце концов, и уволили, другая, узкий специалист, получила категорию за взятку главному специалисту области. Выходит, тоже личность аморальна. Была бы хорошим врачом, взяток сама  не брала бы, да и не давала другим.  Как к одной, так и к другой больные шли неохотно, хотя у терапевта на двери висит табличка; «приём ведёт врач высшей категории». Несмотря на это, пациенты уходят от неё недовольны, без диагноза и без лечения. Правда, она всем пациентам дополнительно травку назначает за отдельную плату. Зато уходят от врача с высшей категорией с кучей бумаг на всякие анализы и с направлениями, и списком врачей узких специалистов, которых надо будет пройти за неделю. Глядишь, за этот срок какой-нибудь врач и надоумит её выйти на предварительный диагноз.  Спрашивается, в чем же уникальность такого доктора с высшей категорией, если за неё это может сделать обычная медсестра.  А вы говорите, кому у нас дают звание «заслуженного». Коллега, далеко за примером не надо ходить. Рядом с нами справа городская Доска Почета. Среди десяти фотографий есть врач- терапевт из ЦРБ с пятилетним стажем. Ни вы,  ни я её не знаем, как и многие врачи в городе. Что уж говорить о больных. К тому же пять лет стажа слишком малый срок, чтобы говорить о каком-то профессионализме.  И кто решил, что она достойна висеть на этой Доске Почета? Может она лучшая подруга или дальняя родственница начальницы департамента здравоохранения? Вот вам и ответ на ваши вопросы.
-Никогда не интересовался, кто там висит, -признаётся Сергей Степанович, немного разочаровавшись.
- Поинтересуйтесь,-порекомендовал я.- Многое поймёте.
На этой ноте у нас закончился небезынтересный разговор о жизни, о работе, о проблемах с озадаченным и невесёлым рядовым доктором из ж.д. больницы Сергеем Степановичем, и мы тепло распрощались. Увидимся ли ещё? Хотя мысль подсказал неплохую.   Напишу книгу или нет... Почему и нет? Быть врачом и не писать, когда живой материал так и крутится вокруг тебя. Садись, если не лентяй, и пиши, если к тому склонен.  Кажется, Лев Толстой говорил: «писать нужно тогда, когда  понимаешь, что не писать, не можешь». Вот когда у меня наступит такое состояние души, тогда и подумаю, а что если и в самом деле что-то путное напишу. А пока больных что на работе, что на дому, хоть отбавляй, нахожусь в постоянном цейтноте в этом плане. Я и раньше никому не отказывал в приёме, а теперь тем более. Если много лет я работал на авторитет, то теперь наступил момент, когда авторитет стал работать на меня. Больные шли ко мне не только со всего города и с прежнего моего места работы, где были свои специалисты, но из соседних областей и районов, как Навашино, Выксы, Меленки, Ляхи, в которых по тем или иным причинам больные не были удовлетворены качеством оказания квалифицированной медицинской помощи. И обходилось всё без рекламы, срабатывало, очевидно, сарафанное радио. Поэтому, когда приходили и приезжали отчаявшиеся больные, и говорили, что я для них последняя инстанция и последняя надежда, я не воспринимал это как лесть, греющую душу и тщеславие, ею переболел лет тридцать назад, а отчетливо понимал, как недостаточно профессионально подготовлены врачи на местах и в плане диагностики, поскольку пациенты приходят с «дежурными» диагнозами,  несоответствующими действительности, так и в плане выбора лечения, так как, кроме как выписать рецепт на лекарство, в 95-ти процентах врачи предложить ничего не могут, поскольку сами не владеют альтернативными и тем более нетрадиционными методами лечения. Когда я работал в МСЧ и у меня было как бы два кабинета, я широко практиковал и мануальную терапию, и иглорефлексотерапию, и инфильтративные методы, то есть всевозможные адресные новокаиновые блокады. Конечно, это был большой труд, но, увы, он не оплачивался, хотя использование нетрадиционной терапии существенно сокращало время пребывание  больных на больничном листке и приносило существенный экономический эффект, если, конечно, его посчитать. Однако никого из администрации это абсолютно не интересовало ни в советское время, ни тем более в перестроечные времена. В этом заключается особенность провинциального здравоохранения. А потом сами удивляемся, почему наше лучшее бесплатное здравоохранение с советских времён в системе ВОЗ топчется на месте и занимает одно из последних мест среди более или менее развитых стран. Во времена земской медицины, в Чеховские времена, несмотря на повсеместную нищету, врачи трудились самоотверженно и были в почете. На новом рабочем месте в старой небольшой поликлинике таких возможностей у меня уже не было. Поэтому в некоторых случаях, когда речь шла о существенном сокращении пребывания на «больничном» и при заинтересованности в этом самого больного, все эти нетрадиционные методы лечения мне приходилось делать у себя на дому, хотя это меня здорово отвлекало, и не очень мне нравилось превращать свою квартиру в кабинет приёма больных. Но я не мог обманывать людей и говорить, что медицина в данном случае бессильна только потому, что мне не хотелось утруждать себя и заниматься ими, создавая себе проблемы, хотя мне было бы намного спокойнее жить и ни о чем не думать по принципу; «баба с возу, кобыле легче»,  да и направить их было некуда, если только в столицу, что далеко не каждому по карману. Поэтому приходилось брать таких отчаявшихся больных на себя, и заниматься ими до выздоровления, убеждая их, что наша медицина не такая уж плохая, как о ней судачат в народе на каждом перекрёстке. Причем за лечение я брал совсем недорого, можно сказать, чисто символическую плату. Не опускаться же мне до того, чтобы работать на дому частным образом и совершенно бесплатно. Неужели мои услуги ничего не стоят? Тогда зачем я ими вообще занимаюсь и трачу своё личное время. Но рынок есть рынок, и там свои правила. А знания и талант-это и есть товар. Не очень квалифицированные частнопрактикующие врачи берут втридорога, но было бы за что. За время такого профессионального общения я привыкаю к ним, они ко мне, и впоследствии со многими становимся хорошими знакомыми, а то и друзьями.

 После второго развода я так и не женился, наступать на те же грабли мне больше не хотелось. Как там у Есенина; «Кто любил, уж тот любить не может. Кто горел, того не подожжёшь». Лучше быть одному, чем снова оказаться в таком глупейшем положении. Да и годы уже не те, чтобы отвлекаться по пустякам и женихаться в таком возрасте как-то неприлично. Я же не народный артист, который может позволить себе жениться в пятый и десятый раз, как Л. Гурченко, М. Козаков или А Пугачева. Может, поэтому принципу им и дают такое высокое звание «народные» артисты. При советской власти, как её ни хают, такими высокими званиями не разбрасывались, что ни «народный», то имя; Борис Андреев, Аркадий Райкин, Клавдия Шульженко. А сколько их развелось у нас в перестроечное время? В одной только семье нередко их по два, а то сразу и по три встречается. В Москве в каждом доме, если не в каждом  подъезде, проживает народный или заслуженный артист, и каждый второй из них пьяница, а каждый третий явно не соответствовал бы моральному кодексу строителя коммунизма в советское время, является моральным уродом и заканчивает свою жизнь в одиночестве и в нищете. Причем наметилась явная тенденция «омоложения» народных артистов. За какие такие заслуги в тридцать лет можно стать народным или заслуженным артистом, и от имени кого такие звания раздаются налево и направо? Если я проживаю в большом доме, где больше двухсот квартир, если в другом таком же доме в другом конце города, что уж говорить о селе, ничего не знают о новоиспеченном молодом народном артисте, то как можно присваивать такое высокое звание от имени народа, если сам народ не в курсе о таком деятеле. Если в советское время «заслуженного», и тем более «народного», присваивали при условии соблюдении артистами  морального облика строителя коммунизма и членства в партии, то в постсоветское время такие детали никого не интересуют, хотя принадлежность к правящей партии несомненно играет роль. И вообще, на мой взгляд, слишком увлеклись этими званиями в последнее время, тем более что это продукт и рудимент советского прошлого. А вот в Американских штатах нет ни одного народного артиста Америки. И ничего, живут же люди без них «народных». А реального «народного» врача в той же Москве днём с огнём не найдёшь. Одного такого народного врача Н. Касьяна из Кобыляк, как музейную редкость, я знал заочно, а когда приехал к нему посмотреть, как они там работают и чем занимаются, что о нём все газеты пишут, так и не застал, так и не познакомились. Так что других народных врачей и не припомню. Такая же ситуация и с учителями. Вот такие пироги …
  Приём больных на дому, и кому я сам назначал консультации, и кто находил меня самостоятельно, в части диагностики и выбора  адекватного лечения, никогда не ставили меня в тупиковое положение, чего никак не могу сказать в отношении поведения пациенток, и особенно молодых относительно меня. Я ведь уже лет пять как не женат и живу один. Чего и кого жду, сам не знаю. Всё не выходит у меня из головы моя однокурсница, докторша из института Гельмгольца Наталья. Я же ещё в детстве говорил себе, что я если полюблю, то навсегда. Такими вещами не разбрасываются. Вот и несу этот крест по сию пору.
 Конечно, всякая работа должна быть оплачиваемая, тем более квалифицированного врача, к тому же в частном порядке на дому, да ещё в перестроечные времена в условиях рыночной экономики. Но меня деньги не очень интересовали, хотя при наличии двух взрослых и незамужних дочерей, проживавших давно не со мной по причине вынужденного развода, но которым время от времени надо помогать, лишними они никогда не бывают. Однако и  благотворительность здесь совершенно ни к чему. Тем не менее студенткам и матерям-одиночкам я делал исключение, понимая, как им нелегко живётся, вспоминая, как трудно приходилось мне в студенческие годы без материальной поддержки. Поэтому с них денег никогда не брал. Мог же я позволить себе такую блажь. В рекламе я никогда не нуждался и к ней не прибегал, хотя понимал, что реклама-двигатель торговли. Часто бывало так, что берёшься вылечить на дому одну, а после своего быстрого выздоровления, она приводит всю свою родню, а потом и хороших знакомых, и отказать никак нельзя. Вот такая цепная реакция получается. Как-то одной молодой матери-одиночке с внезапно появившейся кривошеей и болевым синдромом, так называемым «прострелом», на приёме выдал больничный лист. Она работала на фанерном комбинате разнорабочей, где и сквозняки, и тяжелый физический труд обычное дело. Остаётся только посочувствовать молодой мамаше. Скорее всего, её можно было вылечить традиционными методами за две недели в условиях поликлиники, но ей невыгодно долго болеть, поскольку в зарплате существенно теряет, а деньги ей ой как нужны, и, идя ей навстречу, мы договорились, что у меня на дому можно вылечить за пару приходов, хоть и со временем у меня было туговато, и в общем-то было совсем не до неё. На следующий день, как и договаривались, она пришла ко мне, да не одна, а со своим молодым человеком, и мне ничего не оставалось как в его присутствии провести больной мануальную терапию и новокаиновую блокаду в области шеи, то есть использовать нетрадиционные методы лечения на самом высоком уровне, как это делают в столице в хороших клиниках. Обычно я это провожу без свидетелей, так как присутствие посторонних в этом процессе смущает больных и сковывает, что отрицательно сказывается на проведении самой мануальной терапии. От предложенных денег, которые мне по праву, конечно, причитались, я принципиально отказался, так как она считалась матерью-одиночкой. Для неё это было приятным сюрпризом. Хотя, когда приходит такая мамаша со своим женихом, который намерен её осчастливить на всю оставшуюся совместную жизнь, значит, он вполне способен за неё заплатить, если он, конечно, джентльмен. Иначе какой из него кавалер. Для большей гарантии в её полном выздоровлении такую процедуру неплохо бы повторить через пару дней, о чем я и предупредил её. Обычно двух процедур достаточно. Это «частники-халявщики», которые дерут за сомнительные результаты втридорога, назначают по десять сеансов, чтоб на них заработать. Через два дня, хоть я и не ждал, она явилась поздновато и без ухажера. С её слов, ей стало намного лучше, а при осмотре всё было абсолютно в норме. Но раз пришла, значит, нужно было сделать ей хоть массаж воротниковой зоны. Она по привычке разделась до пояса и прилегла на диван. Во время общения и самой процедуры я вдруг обратил внимание на её неадекватное поведение; какая-то неуверенная координация, замедленная реакция, немного заплетался язык. Меня  это удивило, но ненадолго. Я  понял, что пациентка мало что соображает и находится подшофе. Такого у меня ещё не бывало. Но в жизни всякое бывает, и ничто не должно удивлять доктора. Проводить дальше массаж было совершенно бессмысленно. Тогда она призналась, что была у соседей на дне рождения, но про визит к врачу не забыла, таким образом, проявила пунктуальность и наличие  бытовой культуры, так  как доктора подводить нельзя, тем более, находясь у него на «больничном». Если б об этом она призналась с самого начала, я бы ни к чему и не приступал, в крайнем случае попили бы чайку на кухне и культурно разошлись. Но было уже поздно, на улице совсем стемнело за это время. Что с ней делать- ума не приложу. Вот так ситуация! Такое у меня впервые. Молодая, симпатичная, соблазнительная и пьяная. Предложил ей крепкого чая в надежде, что хмель быстро пройдёт, и она спокойно доедет своим автобусом в свой микрорайон в районе фанерного комбината, на котором она и трудилась. На моё удивление Наталья, так её звали, от чая отказалась, но  спросила, нет ли чего другого «покрепче» выпить. Ох уж эти пьяные женщины, с ними лучше не связываться и не перечить им, особенно тем из работящей среды.
-Мне водки не жалко,-говорю ей. -Только как же ты домой доберёшься? На улице совсем темно, а тебя заносит как матроса на палубе, ещё упадёшь где -нибудь. Да мало что может случиться в дороге?
Рюмку водки она всё-таки выпила. «Может и впрямь полегчает. Кто их знает? Каждый по-разному на неё реагирует»,- подумал я.
-Ничего, доктор, со мной не случиться, не в первый раз. Пойду я. Извините,  что в таком виде. Сколько я вам должна? Ах да, денег вы не берёте. Может как то по- другому? Я вам нравлюсь?
-Ты мне нравишься, только  совсем трезвой, -говорю ей, понимая, что она меня совершенно не слышит. -Тебя одну я не могу отпустить в таком состоянии.
 Тут я вспомнил про высокого блондина, её ухажёре, который был в прошлый раз.
- А почему бы тебе не позвонить своему длинноногому блондину? Он тебя и забрал бы.
-Я под этим «делом» забыла свой телефон дома, так торопилась к вам. А во-вторых, он сейчас в Москве деньгу зарабатывает, жениться хочет на мне.
-Я, конечно, поздравляю тебя, но тогда тебе лучше остаться у меня до утра, лишний диван найдётся. Целее будешь. А то пристанет какая-то пьянь на улице. Одни неприятности. Мне потом отвечать за тебя.
-Что вы, доктор. Я бы с удовольствием, но  меня дома ребёнок ждёт. Я его отвела к соседке.
  Аргумент мне показался серьёзным, и удерживать её я больше не мог, тем более что её автобусная остановка  видна из моего окна. Ей бы только войти в автобус, и я бы был спокоен. Несмотря на мои уговоры остаться, она ушла. И зачем она только приезжала, да в таком состоянии, когда её уже ничего не беспокоило, и необходимости в этом  не было?  Через час я улёгся спать, не выключая телевизора. Уже почти во сне вдруг зазвонил домофон, и я не спрашивая,  кто бы это мог быть, открыл дверь подъезда, думал это припоздавшие соседи, часто путающие кнопки домофона. А минут через пятнадцать уже позвонили мне в дверь. Неужели так долго добирались на лифте? А может, шли пешком на девятый этаж.  Кто бы это мог так поздно на ночь глядя наведаться ко мне? Открываю дверь, а там какая-то незнакомая малоприятная пожилая женщина, и тоже, видать, подшофе,  спрашивает про какую-то Наташу. До меня не сразу дошло, что речь шла о больной Натальи, которая ушла три часа назад. Она представилась соседкой Наташи, поведала и то, что телефон её не отвечает, и её самой дома тоже нет. Я сказал, что такая действительно у меня была в очень «нехорошем»  состоянии, но часа три как  ушла.
-Мы отмечали день рождения, - признаётся её соседка, -она здорово «перебрала». Хорошо, что сказала, что пошла к вам. Вы уж извините её. Лучше бы вы оставили её до утра у себя. Теперь все ищут её. И парень её несколько раз звонил из Москвы, не может к ней дозвониться, спрашивает, что с ней.
-Я уговаривал её остаться, и чай предлагал, чтоб скорее отрезвела, но она всё рвалась домой к ребёнку. Так это ж когда было, уже десять раз как приехать должна. Может к какой-то подружке заглянула?- объясняю я подвыпившей женщине.
-Ну, ещё раз извините, будем искать в другом месте. Может и у подружек задержалась, кто её знает... Вот только её ребёнок у меня.
 Я знал, что она у меня на «больничном» и на завтра ей надо будет явиться на приём в любом случае, так что, где она и что с ней особо не переживал, хотя некий неприятный осадок всё же остался. На следующий день к концу моего рабочего дня Наталья явилась, как и положено, на приём в целости и сохранности с виновато улыбающимся настроением.
-Ты куда подевалась, что тебя весь посёлок искал?-первое, что я спросил у неё, когда она присела на стул.
-Всё нормально, доктор. После вас я отправилась на автобусную остановку и встретила хороших знакомых. Давно не виделись ещё со школы, они все были «поддаты» и уговорили меня составить им компанию. Там и отключилась капитально,-говорит она, понимая свою вину.
- Лучше б ты отключилась у меня, было бы спокойней для всех. А как же ребёнок?-поинтересовался я.
-Кто же знал, что так получится. А ребёнок всё это время спал у соседки. С ним ничего.
Жалоб на здоровье у неё не было, да и режим малость нарушила, а потому без лишних разговоров выписал её к труду. Во всяком случае свою главную задачу вылечить её за один-два ко мне прихода я выполнил с перевыполнением и досрочно, чего и другим врачам от души желаю. И такие  или подобные истории с приключениями происходили чуть ли не каждый день. Однажды ко мне на дом повадились две подружки, симпатичные молодые мамаши-одиночки, одна блондинка, другая брюнетка. Сначала лечил их то вместе, то раздельно, потом занимался их детьми-школьниками, у них там свои проблемы. Обе были фактически в разводе, и  каждая их них пыталась привлечь моё внимание с дальним прицелом, на что-то рассчитывая. По их поведению, не трудно было понять, что обе находятся в поиске выгодного жениха и не первый год.  А тут как раз подвернулся мужчина холостяк без вредных привычек, да ещё популярный врач, это же находка для любой незамужней женщины. Так считают большинство женщин, и не только в провинции, и не только в нашей стране. В Европе, и особенно в бывших соцстранах, врачи-мужчины пользуются особым спросом у женщин, которые сразу норовят замуж выскочить, несмотря на его внешние данные, был бы чуть красивее обезьяны, но с положением и деньгами. А врачи на Западе бедными не бывают. В Европе врачи на вес золото, а если ещё и мужчины? А тут тридцатилетние милашки. Денег с них не брал, как с матерей-одиночек. Напротив, нередко устраивал для них чаепитие или что-то покрепче, если это было накануне какого-то праздника. Ходили-то они полгода то по одной, то обе, а то с детьми. Не станешь же в одиночку выпивать, а тут какая-никакая компания, опять-таки среди молодёжи время провести.  Что характерно, от них я никогда не слышал слова благодарности ни за своё выздоровление, ни за угощения. Вот такое недалёкое и примитивное у них воспитание, к тому же курящие, хотя при мне старались не курить, разве что после приёма пару рюмок «горячительного» Мало того, сами напрашивались на чаепитие, зная, что идут к одинокому мужчине-холостяку, интеллигенту, ну хоть когда-нибудь додумались бы принести что-нибудь к чаю, тем более когда приходили со своими полуголодными детьми. Уж о них надо было позаботиться, чтобы не уничтожать все запасы у меня на кухне в один миг. Уже это говорит о многом, и не только о плохом воспитании их детей, но и их самих. Видимо, не зря они остались одни по жизни в тридцать лет. И на каждой из них в отдельности я бы никогда не женился. Как-то одна из них, брюнетка, которая мне нравилась больше в сексуальном плане, привела своего, как она говорила, бывшего мужа, с тем чтобы я полечил его по поводу радикулита. Мне, конечно, было трудно отказать, но я за короткое время вылечил его, надеясь на некоторое вознаграждение за свой труд и потраченное личное  время, тем более что для неё он был «бывшим», а для меня посторонним. Это же не мать или отец-одиночка, а человек на правах холостяка, подрабатывающий в Москве, мог и заплатить за своё здоровье, не ссылаясь на «бывшую» супругу.  Да и я не Мать-Тереза, чтоб всех подряд лечить бесплатно на дому. В общем, не дождался от них даже элементарного «спасибо». В Москве, где он временно подрабатывал охранником, такое лечение обошлось бы ему в «копеечку». Но всё это ничто по сравнению с тем, что случилось чуть позднее. Однажды обе подружки напросились на чай, когда мы случайно встретились на улице. И как всегда пришли они с пустыми руками. Ну, хоть какой-то тортик для приличия принесли бы, хотя бы ради уважения к врачу-холостяку. Вместо этого прямо с порога брюнетка по деловому на правах хозяйки сделала мне замечание, что в квартире душно и надо приоткрыть дверь на балкон и окно на кухне, к чему мы с ней вместе и приступили, хотя я не видел в этом особой надобности. Такое её поведение меня немного удивило, с чего бы это. После чего мы как всегда сидели на кухне за овальным столом, и я на правах хозяина за ними ухаживал как и раньше. В этот раз я не намерен был заниматься лечебными делами, они же пришли в гости специально почаёвничать и поболтать. Однако я обратил внимание, что чай их не очень интересовал, да и вели себя как-то необычно и неспокойно, сидели как на иголках. Брюнетка намекнула на коньяк, блондинка была бы не против хорошей водки. Мне вообще ничего не хотелось, да и повода особого не было. Они же пришли на чай. Что ж мне каждому встречному и поперечному без всякого повода коньяк наливать? Это только алкаши пьют без повода и, конечно, не коньяк. Если им хотелось выпить со мной, то почему они вдвоём не принесли ничего с собой хотя бы из закуски, как это делают порядочные люди по принципу; моя водка-ваша закуска. Но они, правда, вспомнили, что у кого-то из них через неделю день рождения, и что они каждый год отмечают его вместе, а ещё через две недели-день святого Валентина, день влюблённых. О том, что хотели бы пригласить меня в свою компанию на день рождения или на день Валентина ни слова. «Если вам захотелось выпить и был повод,-подумал я,-принесли бы что-нибудь хотя бы из закуски. Я бы ещё посмотрел». Вдруг у блондинки, которой уже за тридцать, заиграл «мобильник». Она не стала говорить при нас, а быстро уединилась в комнате, прихватив с собой сумку, как будто у неё были секреты от подруги или от меня. Подружка её принялась хозяйничать на кухне и мыть посуду, привлекая меня к этому процессу, не уставая говорить, чего раньше за ней никогда не замечал. Я вообще не люблю, когда мной понукают, и привык делать всё сам, никому не доверяя и ни на кого не рассчитывая, и тогда, когда мне удобно и есть время. Холостяки ко всему привыкают и во многом обходятся без посторонних. А тут навязалась на мою голову эта брюнетка. С какой это стати? Что-то долго не возвращалась блондинка, и об этом я напомнил подружке.
-Сколько можно болтать по телефону, чай давно остыл,-говорю я брюнетке.- И потом какие у неё могут быть секреты от лучшей подруги?
-Пусть поговорит,- пыталась успокоить  меня брюнетка по имени Лена.

 «Вообще неприлично быть в гостях и уединяться с телефоном, закрыв за собой плотно дверь, которую я вообще никогда не закрывал, -подумал я.- О чем и с кем можно так долго говорить по телефону, если полгода как не работаешь, мужа давно нет, ребёнок у себя дома с дедушкой, а лучшая подруга рядом на кухне». Мне стало любопытно, чем она там занимается в закрытой комнате и так давно, и я направился к двери в комнату, чтобы взглянуть и удовлетворить своё любопытство. Но меня в спешном порядке опередила Лена и приоткрыла дверь раньше меня, оставив меня позади, держась левой рукой за чуть открытую дверь, а правой, уперевшись о дверной косяк, так чтобы я не мог не согнувшись войти в свою комнату. Мне пришлось так выстоять пару минут. Такое впечатление, что она там ни столько разговаривала по телефону всё это время, сколько, быть может, переодевалась. Но зачем? Наконец, блондинка якобы закончила говорить и, удерживая свою черную дамскую сумку обеими руками, вышла из комнаты и направилась на своё прежнее место на кухне, где её ждал уже давно остывший чай.  Всё это мне показалось очень странным. Когда она только пришла, я обратил внимание, что сумку блондинка держала довольно легко одной рукой, и оставила её на стуле в прихожей, но когда вошла в комнату, якобы поговорить по телефону, прихватила и сумочку. Спрашивается, для чего? Ещё через пару минут они вдруг заторопились домой. Я также обратил внимание, что на выходе блондинка уже придерживала свою уже потяжелевшую сумочку двумя руками. Мне так и хотелось подержать её сумочку, пока она надевала сапоги, но она не выпускала её из рук, и держала так крепко, как бы она не выпала и не грохнула на пол. Вскоре они распрощались и поспешно ушли. Не прошло и нескольких минут, скорее всего, они ещё по лифту не спустились на первый этаж, как меня вдруг осенило. Такое странное поведение двух дамочек, означало только одно, что в моём баре пропало несколько бутылок водки, для чего они разыграли передо мной целый спектакль. Интуиция меня не подвела. Картина стала проясняться, и выглядело всё именно так. Блондинка воровала, а брюнетка меня отвлекала, как только могла. Как я хотел ошибиться и убедиться, что это не так, что это только плод моего воспалённого воображения и избыточной фантазии. Но я привык ставить безошибочные диагнозы, основываясь не только на анализе и синтезе, но и на интуиции, и поэтому отнёсся к возможной пропаже почти спокойно, ещё сидя на кухне, не подходя к бару и не убедившись, что же на самом деле получилось. Я уже всё знал наперёд как Вольф Мессинг. Только минут через десять, ради интереса, и чтоб убедиться, что всё так и есть, как я себе только что представил, основываясь на логике мышления, не торопясь подошёл к «стенке», даже не думая об этом, медленно и нехотя открыл дверку бара. В нём слева с краю недоставало двух, а может трёх красивых бутылок с водкой. Меня это нисколько не удивило. Я понимал этих девиц. Они в спешке не разглядели, что все бутылки выставлены в свои ряды, в своём прядке, чтобы смотрелись как на витрине. Наверняка, они посчитали, что всё это содержится в таком хаосе, что исчезновение двух бутылок никто и не заметит. Так бы оно и случилось, но я вспомнил как неделю назад я пытался пополнить коллекцию бара, но так и не нашел свободного места для одной бутылки коньяка. А тут освободилось сразу место для двух бутылок. Похоже, что эти две моральные «уродки», хоть и привлекательной внешности, пошли на это не по глупости и спонтанно, а преднамеренно подготовившись, и по привычке, имея немалый опыт в подобных делах. Судя  по тому, как они вдвоём ловко и смело обшмонали мой пивбар, можно предположить, что я был далеко не первый лох в их криминальных похождениях.  Через дней десять, когда они отметили за мой счет свой день рождения и, похоже, день влюблённых заодно, нагловатая Лена позвонила мне по мобильнику с просьбой посмотреть ещё раз своего бывшего мужа, которого я лечил полгода назад. Что-то она меня со своим бывшим мужем замордовала, а говорила вначале, что окончательно развелась и ходит в холостячках. Вряд ли какая разведённая женщина станет интересоваться пошатнувшимся здоровьем бывшего мужа. Это просто смешно. А может она вообще не разводилась, что очень даже вероятно, а только  играла на этом в некоторых случаях, привлекая легкомысленных мужиков. Естественно, что после всего этого, я через неё порекомендовал ему обратиться в поликлинику к другому доктору по месту работы, а ей намекнул, что когда больной обращается к врачу в частном порядке, то он от этого ничего не должен терять, а лишь приобретать, и вообще, что с некоторых пор я благотворительностью больше не занимаюсь. Вот я и подумал, что просьба  проконсультировать своего «бывшего» была лишь поводом, чтобы узнать самое главное, обнаружил ли я пропажу водки, а если да, то  как я к ним теперь отношусь; сделаю вид, что ничего не случилось, или выскажу всё что о них думаю. Я выбрал последний вариант. Мне показалось, что они поняли меня. Не такая для меня это потеря, чтобы обращаться к участковому, но слишком немалая, чтобы навсегда с ними распрощаться. Пусть остаётся это на их совести. Когда-нибудь возможно они поймут, какую глупость совершили, и как продешевили, променяв дружбу с врачом, к которому ещё не раз придётся обратиться, на бутылку водки. Ну, что о таких можно сказать. Шалавы и есть шалавы, хоть у нас, хоть в Африке. Думаю, что это не единственный их недостаток. Я видел их в городе чаще вместе, чем каждую в отдельности со своим ребёнком, что наводит на размышления о более тесных интимных взаимоотношениях между ними. А то, что одна из них блондинка, а другая брюнетка, лишний раз подтверждает моё подозрение.  А что же им делать таким молодым, бедным и разведённым, да с примитивными мозгами, как не придаваться любовным утехам вроде тех лесбиянок, коль замуж никто не берёт. Ну что можно сказать в подобных случаях; «Что посеяли, то и пожали». С тех пор мы не виделись, и видеть их не было никакого желания, да и они после этого обходят меня стороной вместо того, чтобы извиниться. Таких в гости приглашать опасно, того и гляди в доме что-нибудь пропадёт после их ухода. Нет ничего удивительного, когда благодарные пациенты приносят врачу презент, но совсем немыслимо, когда воруют у врача те, которые обязаны ему исцелением. На такое не пойдёт даже отпетый вор. Человеку с нормальной психикой это трудно понять. В связи с этим так и хочется сказать: «не плюй в колодец, ещё пригодится воды напиться». У меня такое впервые. Жизнь прекрасна своим многообразием. Без негатива мы бы не очень ценили позитив. А потому  ко всему привыкаешь. Бывает и похуже, к тому же в семье не без урода. Надо знать, кого в дом пускаешь. Конечно, жалость присуща человеку, это отличает его от животного. Особенно чувство сострадания важны для медработника. Без этого в медицине делать нечего. Но в жизни часто бывает так, что проявленная по отношению к другому жалость остаётся безответной, неблагодарной и даже ущербной. Когда-то в детстве я мечтал о собственном  велосипеде, но такой возможности у родителей не было. Тогда в послевоенное время большинство жили скромно, если не сказать бедно. А когда через много лет появилась возможность приобрести сначала велик, а потом и автомобиль, то особой необходимости в двухколёсном друге как бы и не стало, к тому же он для меня был великоват и всегда мешала рама. Вот если б велик был по моему росту, он бы не простаивал в гараже. А он годами простаивал в гараже без дела. Не так давно, по случаю очередной годовщины Чернобыльских событий, меня пригласили на местное телевидение побеседовать с молодёжью. Меня, кроме того что поинтересовались, как я стал врачом и как оказался в Чернобыле, спросили, какая была в подростковом возрасте у меня самая большая мечта. Я ответил, что такой мечтой было для меня иметь велосипед и баян. Такие были запросы детворы той поры; кому велик, а кому баян. Через много лет моя мечта частично осуществилась. Велик купил, а баян так и не приобрёл. С возрастом я понял, что ни то, ни другое мне уже ни к чему. На велосипед уже не сядешь по возрасту и как-то не солидно, а музыкантом не стал, вроде как и баян стал не нужен. Всему, оказывается, своё время. Сейчас запросы у молодёжи совсем другие; если ездить, то на «иномарке», если учиться, то за границей, если жить, то в загородном коттедже, если отдыхать, то Канарах. Велики и мопеды  для подростков нынче не в моде, подавай  школьнику скутер, хотя для меня никакой разницы нет. Однажды с какой-то удивительной лёгкостью я отдал свой велосипед, о котором мечтал с детства, на летний сезон одному взрослому знакомому, можно сказать, чужому дяде из числа своих больных, причем его мамаша  однажды позвала меня как доктора, когда он на дому помирал от алкогольной интоксикации, и тем мне обязана до гроба. В общем, вытащил его из того света.  Мне стало жалко, как он при его-то высоком росте мучается со своим маленьким и старым велосипедом, чтобы добираться до своих шести соток за пятнадцать километров по бездорожью. И мы вроде как временно обменялись велосипедами. Я надеялся, что с окончанием сезона он его мне вернёт и за это время купит себе другой. Но почти в это же время меня в городе на рынке встретила меня одна молодая мамаша из числа моих пациенток, которую я, в общем-то, и припомнить сразу не мог. Она рассказала мне, что не так давно развелась, что у неё маленький ребёнок, туго с работой, пока что вынуждена работать на рынке у какого-то дяди. Практически, денег нет, а тут ещё на работу без транспорта никак нельзя, поскольку живёт очень далеко от рынка и города, на посёлке Вербовский. В общем, ситуация для неё критическая, хоть в петлю полезай. И тут я вспомнил про свой «новый» старый  велик, на который я даже ни разу не садился и не знал, в каком он техническом состоянии. Я подумал, что он здорово ей поможет добираться до рынка и сэкономит свой семейный бюджет на общественном транспорте, если, конечно, она умеет ездить на велосипеде. Она очень оживилась, когда, кроме сочувствия, услышала в моём предложении что-то такое, что напоминало ту спасительную соломинку, которая может вытащить её на берег. В тот же день мы сходили с ней в гараж, привели велосипед в порядок, подкачали шины. Тут же она «оседлала» велик, он оказался ей по росту. Мы договорились, что в течение месяца она найдёт новую подходящую по своей специальности работу вблизи места жительства, и вернёт мне велик, который я должен вернуть хозяину, чтоб забрать свой. С тех пор я её не видел, хотя минуло больше двух лет. Вот такая получилась загогулина.  Мне казалось, что я выручил двух разных людей в трудный  момент, и они будут мне благодарны. Я полагал, что  по крайней мере пройдёт лето и молодая мамаша-одиночка вернёт мне этот велик, а уж затем я снова обменяюсь с парнем и получу свой новый велосипед, который мне ещё самому может пригодиться ради спортивного интереса. Но прошло лето, прошли годы, а от знакомой пациентки  ни слуху, ни духу, как в воду канула, и не звонит. Хоть бы через год позвонила и спасибо сказала. Ей же невдомёк, что без неё я не могу забрать свой велосипед. Вот такая получилась закавыка. Как говорится, пожалел на свою голову. Выходит, кого-то пожалел и выручил в трудный момент, а себя за свою же доброту наказал. Не зря говорят, простота хуже воровства. А если к ней добавить и немотивированное сострадание, то это вообще конец. Кому не лень сядут такому на шею и не слезут. Так что свою жалость иногда надо попридержать, а не выплёскивать первому попавшему.
  Это,  однако, совсем не означало, что я должен прекратить практику приёма больных на  дому, я же не имею морального права отказать им в этом. Я же давал клятву Гиппократа. И больных на удивление только прибавилось. Жаль только, что время неумолимо и так стремительно и безжалостно уходит, и мы уже не те, что десять лет назад, и уже понимаешь, что ничего не изменится вокруг, сколько бы ты не повторял; «остановись, мгновение, ты прекрасно!». Эти времена, увы, остались далеко позади. Если такое происходит изо дня в день и превращается в рутину, то скоро всё надоедает, и невольно задаёшь себе вопрос, а не начало ли это конца твоей трудовой деятельности, а может и всего жизненного пути. Может, имеет смысл переключиться за оставшееся время, отпущенное мне богом, на что-то другое, более интересное и полезное для других. Может, ещё успею?
Из «заводской» поликлиники, что напротив завода РИП, где отработал два года вместо одного, как планировал после ухода из МСЧ, я всё же ушёл. Мне не нравилось, когда меня, как узкого специалиста и пенсионера, продолжали использовать незаконно не по назначению и совершенно бесплатно обслуживать вызовы на дому. До молодой и неопытной заведующей поликлиникой никак не доходило, что узкий специалист не участковый врач, и не обязан ходить по домам, а показать какой-нибудь юридический документ вышестоящей организации, что это не так, не может. Получается, что свои доводы подтвердить ничем не может, кроме той собственноручно написанной инструкции для начинающих врачей- простачков,  а мои  законные возражения и слушать не хочет, вроде как живём не по законам, а по понятиям, как в воровском мире. Пусть попробовала она показать свою инструкцию кому-нибудь в областном департаменте, её тут же с работы сняли за превышение служебных полномочий и самоуправство, а также в  нарушении Конституции страны по части прав человека. Другие узкие специалисты, естественно, молчат, что их унижают и за людей не считают, трясутся за своё рабочее место. Но она же в политике ни в зуб ногой, вместо того чтобы разобраться со своим начальством, у неё один ответ; если не согласны -увольняйтесь, найдём другого посговорчивей.  Так можно далеко зайти, попирая законы. Если ты нарушаешь закон в одном случае, то не заметишь, как нарушишь его и в другой  ситуации. Так и пошло- поехало... Поэтому неудивительно, когда у неё под носом врачи для выполнения плана в открытую занимаются мошенничеством и приписками, а она делает вид, что ничего не знает. Выходит, что невролог обслуживает вызова на дому как и участковый врач, но зарплата почему-то у терапевта в два раза выше, чем у невролога. Откуда это пошло? И никто не задаётся вопросом, на каком основании? А между тем ответ существует, если мозгами пораскинуть. Потому что из всей поликлиники, только участковые врачи являются первичным  звеном здравоохранения, судя по зарплате. Где же логика? Мне что ли с этим разбираться. Тогда для чего тебя поставили на это место... Всё-таки каждый должен заниматься своим делом и хорошо понимать, за что получает зарплату. Для чего, спрашивается, больницы юристами  обзавелись. Денег некуда девать?  Не было их семьдесят лет при советской власти и не нужны, толку от них всё равно никакого, если кого и защищают, то только администрацию. Во всяком случае мне неизвестны факты, когда юрист защищал бы интересы уволенного сотрудника  не по своей воле.
В связи с моим уходом из поликлиники, больные по привычке не перестали ходить ко мне на дом.  Как говорится, бывшими врачами не бывают, и тем более из числа хорошо зарекомендовавших себя в прошлом. Говорят, Вольф Мессинг считал гениальными врачами тех, кто ставил верные диагнозы даже в пятидесяти процентах. Я думаю, что в моей практике этот процент значительно выше, и расхождение в диагнозах составляет до пяти процентов, что считается нормой. Хоть Мессинг и был профессором, но всё же был далёк от медицины, и его «пятьдесят» процентов хороши разве что для предсказателей.  Одних пациентов ко мне направляют сами доктора, так как исчерпали все свои возможности, другие идут по старой памяти, знают, что им не откажу. Да и мне самому интересно разобраться с «трудными» больными. Это мне больше напоминало почему-то игру в шахматы. Ко мне почти каждый год во время своего отпуска со «спиной» приходила  одна девушка по имени Юля, которую я лечил много лет назад от экземы ещё в десятилетнем возрасте. С тех пор она окончила школу, местный институт и уехала трудиться в Москву. К другим врачам, в том числе и столичным, она не обращалась. Слишком накладно получается; и толку никакого и дорого обходится. Поэтому при первой возможности, если в этом есть необходимость, сразу едет к своим родителям, а потом уже ко  мне. Так было из года в год. Но в последний раз её так «скрутило», что даже я, при своём-то тридцатилетнем опыте, развёл руками и вынужден был признаться, что в данном случае ничем помочь не смогу. Её так «пригнуло» к земле, и она не могла выпрямиться, что напоминала старушку за несколько месяцев до своей смерти, шагающую в сторону кладбище, занимать своё место. Что у неё осложненная грыжа диска, я знал и без МРТ, а МРТ, которую она всё-таки сделала,  грыжу, да не одну,  только подтверждала. Я не стал морочить ей голову и попытаться «погреть» на ней руки в смысле подзаработать на ней, как делают это частники во вред своим пациентам. Я откровенно сказал, что в данном случае без операции ей уже не обойтись, и посоветовал завтра же, не теряя время, обратиться к врачу, которая меня заменяет в поликлинике, чтобы та прямиком  направила в стационар, а оттуда заведующий отделением, если он малость соображает в вертеброневрологии,  в чем я шибко сомневаюсь, обязательно незамедлительно направит в область к нейрохирургу, поскольку сам в данном случае ничего сделать не может. Другого варианта, кроме операции, в случае с ней  не должно быть. Все неврологи в городе знали, что в этом вопросе моё мнение, хоть я уже и не работал официально, не подлежит сомнению и не обсуждается. Кто на что способен из врачей в городе я-то знаю не понаслышке. Однако в этом случае ограничен в выборе лечения был даже я. Но была на исходе пятница, а к врачу она может попасть только в понедельник. Что же делать? Мануальная терапия, как и массаж, категорически противопоказаны. Иглорефлексотерапия в данном случае, что мёртвому припарки. И что ж это за врач, от которого нет пользы? И тогда мне пришла в голову идея сделать больной передуральную блокаду, может она хотя бы временно снимет боль до понедельника и поможет больной как-нибудь перекантоваться пару ночей, хотя были большие сомнения при такой-то клинике. Так я и поступил, других вариантов не было, тем более что, кроме меня, из врачей такую блокаду никто не делает. Сделать такую блокаду в домашних условиях было также непросто. Но это мои проблемы. В понедельник, я был абсолютно уверенным, что всё пойдёт так, как мы с больной условились. Она формально обратится  к врачу поликлиники с моими рекомендациями, тот отправит её в стационар, поскольку ничего другого предложить не может, а дальше в область к нейрохирургу. Но какое было у меня удивление, когда в воскресенье, будучи в городе, я увидел бежавшую из торгового центра «Витязь» к отбывавшему автобусу перед самым моим носом свою молодую и незамужнюю пациентку в полном здравии, выпрямленную и подвижную. Чуть с ног меня не сбила, и даже не заметила, так торопилась на автобус. Пролетела мимо меня как метеор. Это хорошо, что она попалась мне на глаза, а то так и думал, что отправят её на операцию. «Неужели помогла блокада? А как же грыжа?»,- всё недоумевал я.  Бывают же чудеса на свете. Повезло больной, что обошлось без операции, которая стоила бы ей в тридцать тысяч рублей. Только надолго ли всё стабилизировалось? Почти через год случайно встречаю свою больную в городе почти на том же месте. Она шла совершенно  прямо, но малость прихрамывая на правую ногу. Я бы её и  не узнал, если б она первая издалека не поздоровалась со мной и не окликнула. Естественно, я интересуюсь, как всё-таки тогда обошлось после моей блокады. С её слов блокады хватило лишь на выходные. В понедельник, как и условились, она пошла в поликлинику и сразу была госпитализирована в нервное отделение. В отделении врачи, вместо того чтобы тут же, не теряя напрасно дорогого времени, и отправить больную в область с грыжей диска,  стали  лечить всякими капельницами, сомневаясь в моём диагнозе, и надеясь на русское «авось». Продержали её таким образом целую неделю, а улучшений никаких. Дальше врачи не знали, что с ней делать. Пока они, эти тугодумы без мозгов, думали, больная настояла на выписке и самостоятельно обратилась в областную больницу к нейрохирургу, как я её и учил, предвидя, что на её пути найдутся всякие «недотёпы», и уже в НХО была оперирована по поводу грыжи диска с оформлением на группу инвалидности. То, что для меня было очевидным с первых минут, для врачей стационара так больная и осталась тарра инкогнито, или, ещё того хуже, симулянткой. Врачи отделения так и не узнали, чем закончилось всё у больной, и наверняка думают, что были правы. Вот вам и завотделением! Похожий случай произошел недели две позже. Тогда ко мне опять-таки на дом обратилась семейная пара узбеков, проживавших в России более десяти лет, которых направили из когда моей МСЧ сердобольные медсестры, пожалевшие их, увидев, в каком тяжелом состоянии жена привела своего мужа к врачам. Они посчитали пустой тратой времени, если такой больной запишется на приём к другому специалисту в самой МСЧ. Из разговоров я узнал, что мужчина, торговавший на рынке, был крепко избит конкурентами по бизнесу, после чего был госпитализирован в травматологию в ЦРБ с диагнозом «острая закрытая тяжёлая черепно-мозговая травма с ушибом головного мозга». Но поскольку у больного не было медицинского полиса и за самовольный уход из отделения во время тихого часа, узбек не знал распорядка в отделении и плохо изъяснялся по-русски, его, особо не разбираясь, выписали из больницы. А  дальше без страхового полиса нигде его не стали принимать. Кто-то порекомендовал им обратиться к небезызвестной докторше- невропатологу с хвалёной высшей категорией в частном порядке на Казанке, и они в отчаянии целую неделю ходили к ней на какие-то уколы. Так она, очевидно, лечила головную боль якобы по поводу шейного остеохондроза. Но от проводимого лечения становилось только хуже, а деньги всё таяли с каждым приходом к частнику. И что делать, куда бедному узбеку податься? Время шло, а лучше не становилось.  А с чего должно быть хорошо, если она, не разобравшись в диагнозе, лечила шейный остеохондроз и все головные боли связывала с ним. Вот тогда от безысходности своего положения они пошли в МСЧ в поисках хорошего врача, кто-то их всё же надоумил. Вот такая у нас система здравоохранения, без хождения по мукам, никак не обходится. Хоть помирай у стен ЛПУ. Как говорится, хочешь жить, умей вертеться. Так они оказались у меня. Конечно, ему я не мог отказать, хоть и нигде не работаю и частным врачом не являюсь. При осмотре больной жаловался на сильную общую слабость, «не слушаются ноги» из-за слабости в ногах, головные боли, головокружение. Всё так надоело, что жить не хочется. Привела ко мне на дом его жена, точнее, не привела, а притащила его на себе, иначе самостоятельно он ходить уже не мог. И это после лечения в стационаре и у специалиста с высшей категорией на Казанке. В первую очередь меня удивило и возмутило то, как человека  с таким диагнозом и в таком тяжелом состоянии могли выписать из травматологии только потому, что он был без страхового документа и не очень разговаривал по-русски. В какой стране мы живём и к какому капитализму движемся, где человеческая жизнь ничто? Да и врачи, кажется, забыли про клятву Гиппократа, выгоняя больного из больницы. После осмотра больного у меня не было другого мнения, как в срочном порядке через «скорую» отправить его опять в травматологию. Факт, его рановато выписали и явно не долечили. Но лечение, на всякий случай, я ему всё же расписал по черепно-мозговой травме, мало ли что. Зря что ли его ко мне  рекомендовали, а он надеялся на меня как на последнюю инстанцию? Напоследок, по завершении осмотра, я поинтересовался, нет ли у него температуры, так как пульс немного был учащенным, что я принял изначально за волнение на приёме у врача. Оказывается, она у него повышена до 38 градусов уже в течение недели. «Почему сразу не сказали?»,- спросил я. Это меняло всё. Я снова уложил его на кушетку и прощупал его живот. Он был вздутым, напряженным, болезнен, похож на клинику «острого живота». Может, ко всему присоединился ещё аппендицит с переходом в перитонит? При таком запущенном состоянии всякое может быть. Узбеки, да ещё без «страховки», по каждому пустяку не привыкли обращаться к врачам. Такая температура в данном случае может быть и как следствие ушиба головного мозга с субарахноидальным кровоизлиянием, и проявление менингита, как и перитонита. Попробуй сразу разобраться в домашних условиях без элементарных анализов. А у него на руках только выписка из отделения с диагнозом ЧМТ с ушибом головного мозга с отметкой о нарушении больничного режима. В медицине всё бывает, а тем более при такой травме головы и ослабленном иммунитете. Нужна срочная консультация хирурга. Я был в некой растерянности, а потому настоятельно порекомендовал супруге, если она хочет видеть мужа живым и здоровым, сразу же из дома вызвать «скорую», чтобы та отвезла больного в приёмный покой ЦРБ, где врачи определились бы, что с ним делать дальше и как объяснить температуру, если самой простуды не было. Больной мог умереть в любое время, такое было моё мнение. Я почему-то был уверен, что дня через три, когда больного госпитализируют повторно в хирургию, супруга больного будет держать меня в курс дела и успокоит меня, или рассеет все мои опасения по поводу тяжести его состояния. Должна же быть обратная связь. Но ни через неделю, ни через три, новостей от неё не поступало. Я не знал что и думать.  Не исключал худший вариант, что больного уже нет в живых. А с такими новостями родственники уже не делятся с врачами. А может они «пожалели», что приходили ко мне, и всё так печально закончилось... Но моему удивлению не было предела, когда почти через месяц, без предварительного звонка и совсем  неожиданно является вдруг этот узбек, которого я сразу и не узнал. Так хорошо выглядел; опрятным, весёлым и помолодевшим. Да пришел не один, а с другой какой-то женщиной землячкой.
-Да вас трудно узнать,-сказал я.- Как вы себя чувствуете? Я уж думал, откровенно говоря, всё... Никогда не свидимся на этом свете.
-Со мной всё неплохо, -ответил он. -Все ваши уколы проделал, правда, медсестру  с трудом нашли.
-А что же вы не позвонили и не сказали. С моим направлением вам делали бы уколы и в  МСЧ, и в заводской поликлинике без всяких проблем. У вас же на руках было направление в процедурный кабинет от меня.
-Да вот не сообразили, не  стали вас беспокоить по пустякам.
- Это не пустяки, тем более для вас. Вы ведь по-русски не очень. Надо было звякнуть, уточнить. Разобрались бы.
-Спасибо вам за всё. У меня всё хорошо, как видите. Привёл свою родную сестру. Она страдает позвоночником. Если меня на ноги подняли, то с ней и подавно разберётесь. Теперь все наши земляки будут к вам обращаться, если вы не против.
-Договорились. Якши, добро,-что я ещё мог сказать в растерянности, увидев перед собой совершенно здорового мужика, которого уже в мыслях  «похоронил».
 Меня в этих двух невероятных случаях поразили две необъяснимые вещи. В случае со стопроцентной грыжей диска в поясничном отделе позвоночника, где была показана только операция, всё обошлось, благодаря не такой уж сложной блокаде, которая купировала боль в позвоночнике хоть на сутки и позволила перекантоваться больной до понедельника. В другом случае с «узбеком», с ещё более сложным и непонятным для меня диагнозом и очень сомнительным прогнозом, когда было назначено обычное в таких случаях  патогенетическое лечение, всё зажило как на собаке. Не думаю, что это моя заслуга. Тогда в чем дело? Похоже, не я помог больным, а мне кто-то помог с этим справиться. Может и в самом деле не так важны лекарства, как то, кто и как их назначает.
 
 
               
Подводя  итоги  своей трудовой деятельности, а может и всей жизни, всё чаще задумываешься и задаёшь себе вопрос, как долго прожил на этом свете и тем ли занимался всю жизнь, избрав профессию врача.  Иногда пытаешься вспомнить себя в двухлетнем возрасте, раньше не получается, и что-то такое детское наплывает как в тумане, но ничего определённого не можешь вспомнить и думаешь, как давно это было, и как далеко и безвозвратно ушло то время. Будто прошло тысячелетие, и жил я ещё при диназаврах. Боже, неужели так долго я живу на этом белом свете? И что я успел такого хорошего сделать за это время? И сделал ли?  Но чего ждут от меня в обмен на долгую жизнь? Если б мне только знать. Может зря я появился на этот свет? Тогда и ждать от меня нечего. В моё босоногое детство, которое совпало с правлением страной ещё И. Сталиным,  о космосе ничего не знали, и стать космонавтом даже не мечтали, также как только мечтали попасть в суворовское училище или выучиться на врача, хотя первый искусственный спутник Земли уже летал, а где-то в Люберцах в это время в ремесленном училище учился сельский паренёк, будущий первый космонавт Юра Гагарин. Мы, ребятня той послевоенной поры, мечтали стать шоферами, поступить в ремесленное училище или пойти в «мореходку». Это был предел наших мечтаний. Быть врачами, учителями и военными-это удел избранных. А врачи для меня были вообще недосягаемыми, вроде тех ангелов с белыми крыльями, посланниками божьими, не зря в белых халатах ходят. У нашего поколения были другие запросы и другие человеческие ценности. Многие из нас мечтали иметь велосипед, а катались на самодельных самокатах,  и  о каком-то личном автомобиле даже во сне не могло присниться, настолько это было нереально. Это могли себе позволить только буржуи и капиталисты в далёкой Америке, о которых поэт В. Маяковский писал: «Ешь  ананасы, рябчиков жуй. День твой последний  приходит, буржуй». Но то было детство и многое было неосознанно и переменчиво. С техническим прогрессом жизнь в стране круто менялась. Мне в жизни повезло может больше, чем некоторым другим моим однокашникам и пацанам по двору. Я волей судьбы подался в медицину, сам того не ведая и не ожидая. Сначала без особого желания окончил медицинское училище, а после службы в армии уже осмысленно и целеустремлённо поступил в институт и стал врачом. Поэтому под занавес своей трудовой деятельности могу уверенно сказать, что я бы ни секунды не колеблясь ответил бы утвердительно; о другом ремесле, как поступил в институт, уже не думал, и не жалею, что посвятил медицине всю свою сознательную жизнь. Я понял, что профессию нужно выбирать внимательней, чем жену, мужа или друга, хотя и их надо выбирать раз и навсегда. Увы, так везёт далеко не каждому и встречается редко. Чаще в жизни получается по-другому; или одно или другое. Вот и мне, к сожалению, в этой части не повезло наполовину. Была любимая, которая замуж вышла за другого, более счастливого, чем я, а жениться пришлось не по любви, а в силу обстоятельств, о чем и вспоминать даже не хочется. Такие браки без любви обречены на развод рано или поздно. Так  произошло и со мной, хотя точно знал, что это произойдёт в самом начале. Мне не хватило мужества сделать правильный выбор между карьерой и сохранением семьи, с последующим рождением дочери. Времена были такие, когда одно зависело от другого. Жениться даже по любви ума не надо, можно жениться и первый, и второй раз. А вот карьера только один раз в жизни и один случай из тысячи. Потерял -значит, навсегда.  Плохо в одиночку без верных друзей по жизни шагать. Вот и у меня в нужный момент их не оказалось  и всё пошло наперекосяк, и всё только потому, что оторвался от своих корней, а стало быть  от верных друзей.  Повторил  бы я всё также, ничего не меняя, если б представилась возможность на вторую жизнь и начать всё заново? Конечно, все профессии хороши по-своему, но своей профессии, избрав однажды, не изменил бы. Это первое. Во-вторых, постарался бы не совершать тех глупейших и непростительных ошибок, которые изрядно подпортили мою, как мне казалось, блестящую карьеру, о которой раньше и не думал. Одна из них состояла в том, что с таким трудом стремился попасть учиться в Москву и своего добился, несмотря ни на что, и так легкомысленно, бездарно покинул её после учебы. Остаться в Москве и сделать блестящую карьеру-это был шанс один на тысячу, и я им не воспользовался по семейным обстоятельствам.  Это было равносильно предательству с моей стороны, хотя и не по моей вине и с благих побуждений. Может поэтому я и был жестоко наказан. Москва  не только слезам не верит, но и не прощает. Кто знает, останься я в столице, может у меня была совсем другая более счастливая судьба, как в семейном плане, так и в карьере. Это было следствие моей предыдущей роковой ошибки. Ошибки без последствий, к сожалению, не обходятся, и приходит время, когда надо платить по счетам.  Я тогда только понял, что стать врачом для меня половина дела, так сказать, программа минимум, которая во время службы в армии была ещё программой максимум. Теперь мне казалось, я был способен на большее. Тогда почему я не воспользовался своими возможностями и всю жизнь отказывался от заманчивых предложений, которые открывали мне путь наверх? После успешной службы в армии, где за короткий срок дослужился до старшины, что только мне ни предлагали. Дважды предлагали остаться в Москве и заняться наукой, не воспользовался. Из Москвы выехал. Дважды предлагали остаться во Владимире; и интернатуру пройти, и поработать нейрохирургом, тоже отказался. Оказавшись случайно в Тульской области, с трудом  согласился поработать главным врачом станции скорой помощи. От повышения по служебной лестнице и переводом в область по этой же линии также отказался, почувствовав, что это не моё ремесло. И где бы ни работал, по мнению коллег и пациентов, был лучшим специалистом в своём деле. Мне всюду предлагали и уговаривали занять ту или иную ответственную должность. Значит, верили мне, рассчитывали на меня, и было, наверно, за что. Казалось, ну что ещё нужно. Всё перепробовал и карьера светила неплохая. Но что-то у меня в провинции застопорилось. Я словно попал в болото, из которого невозможно было выбраться. Разве такое могло иметь место с кадрами в той же милиции и тем более в армии? Как в связи с этим не вспомнить московского начальника отделения милиции, который гарантировал через двадцать лет быть мне полковником. Да, в провинции чужаков не любили с незапамятных времён по принципу; «пусть похуже, но «свой»». Консерватизма в провинции тоже хоть отбавляй. Здесь каждый сам по себе, а там как получится. Особенно это относится к старинным  русским городам  типа Мурома, Густ-Хрустального, Суздаля, и иных городов с купеческой родословной и психологией мещанина, где многое зависит, в том числе и карьерный рост, от кумовства, родственных связей и взяточничества. И неудивительно, что у руководства здравоохранения, да и в образования, оказываются случайные люди, которых мало что интересует, кроме собственного благополучия, а хорошие специалисты, так называемые «белые» вороны, их только раздражают. Когда такой «посредственный» горе-руководитель случайно оказался у «кормушки»  в виде той же больницы или какого-то заметного предприятия в городе и рядом с ним оказались сильные и талантливые личности, но «чужаки», на фоне которых он не заметен и рано или поздно составят ему конкуренцию, он обязательно направит всю свою кипучую деятельность на то, чтобы  поскорее от них избавиться. Я, наконец, понял, как у нас в стране инициатива наказуема. Лучше бы вместо провинции я бы подался в армию. Там для меня среда привычная, поскольку привык  к дисциплине и  армейским уставам. В армии платят не только за службу, но и за погоны, за каждую звёздочку на погоне, за должность. Да и офицеры на должностях не задерживаются подолгу,  как врачи на гражданке. Словом, всё в постоянном движении, что свойственно живому организму. Что  уж  говорить о  самой форме офицера, которая приводит в чувство любого мужчину. Мало того, что она несомненно привлекает слабую половину человечества, но и дисциплинирует, и держит в спортивной форме человека в погонах. Будучи уже на пенсии и в цивильной одежде, а стройная военная выправка офицера ещё долго сохраняется на зависть гражданским пенсионерам и на радость соседским женщинам бальзаковского возраста. Это, конечно, привлекает. В провинции на гражданке всё по-другому как на болоте, в котором вода позеленела от застоя, и лягушки квакают от скуки и зевоты, а искупаться человеку невозможно.   Может я и не стал таким хорошим врачом как на гражданке, оставаясь в статусе рядового врача без всякой надежды на карьерный рост, зато,  наверняка, за двадцать пять лет службы дослужился до полковника с хорошей военной пенсией, что для семьи по большому счету более важно. В конечном счете не так важно кем ты всю жизнь отработал или отслужил, гораздо важнее то,  как,  для кого, и во имя чего ты посвятил свою жизнь. Иными словами не так важна сама таблетка, а то, кто и как её назначил. Если бы я только знал, чем это всё обернётся?  Я бы, конечно, остался в Москве и сделал всё, чтоб не  жениться по глупости, без любви, да ещё на провинциалке. Вторая ошибка- глупее не придумать. Так и не хватило мне храбрости и совести признаться в любви дорогому мне человеку, любимой девушке, по причине своего материального неблагополучия, зато хватило глупости и псевдопорядочности жениться на другой без всякой любви и желанию, а по советскому моральному кодексу, и из-за жалости в том числе, чтобы всю жизнь помнить и любить ту единственную и желанную, навсегда потерянную и недосягаемую. Что ж это за кодекс, от которого одни неприятности и минимум свободы? А если у меня всё это было пусть даже ненадолго и сохранилось, и если это на самом деле так, то со мной не так уж было и плохо. Стало быть,  не зря прожил жизнь, а потому относить себя к разряду несчастливых никак не могу, хотя, по существу, на финише, в конце жизненного пути, остался один в гордом одиночестве. Да, надо признаться, я не ласкал её уши словами признания в любви, и она больше поверила другому, более успешному и счастливому, который это делал успешно, зарабатывая очередные очки на этом поприще. Не зря говорят, что женщины любят ушами, а сердце просто мотор для перекачки крови. Наталья, наступая на те же грабли, так, очевидно, и не поняла, что любить -не говорить. И тот, кто много и сладко говорит о любви, понятий не имеет, что такое любовь на самом деле и вряд ли способен любить по-настоящему. Я абсолютно уверен, что лучше быть счастливым один миг, один час или один день, и жить этим всю оставшуюся жизнь, какой бы она ни была потом, чем  всю жизнь прожить, не испытав этого счастья. Мне больше импонирует тот степной гордый орёл, который  питается «свежатиной» и живёт не так много, чем жалкое вороньё, употребляющее «мертвечину», в обмен на долгую жизнь. Подводя итоги своему жизненному пути, я вдруг обратил внимание, что за последние каких-нибудь пару лет из жизни ушли замечательные люди, которых знала вся страна, мои современники, и с некоторыми так или иначе мне приходилось пересекаться, но всех без исключения обожать. Я имею в виду писателя Василия Аксёнова, народных артистов Аллу Ларионову и Татьяну Шмыгу, Михаила Пуговкина и Вячеслава Тихонова, Михаила Козакова и Александра Лазарева, Валерия Золотухина и Анатолия Кузнецова. Время неумолимо ко всему и остановить его нельзя. Я уверен, что они не зря прожили на этом свете  и заслужили того, чтоб о них помнили. Светлая им память.
 Похоже, из трёх закадычных неразлучных подруг: Вера, Надежда, Любовь, которые были мне близки одно время, со мной не осталось ни одной;  ни веры, ни  надежды на любовь, ни самой любви. Последней ушла любовь, так что в этом плане для меня окончательно и безнадёжно всё  потеряно, даже призрачная надежда. Видимо, у меня такая судьба быть одному. Тогда отчего я так часто думаю о ней, пора и забыть за давностью лет. Как сказал кто-то из мудрецов, кажется, Омар Хайям, «лучше быть одному, чем вместе с кем попало». А может, у меня и вовсе не было никакой любви, и я всё придумал. Или было это только во сне и не со мной? Если действительно так сильно любил её, ту единственную, то почему она не могла это  почувствовать и не дала о себе знать все эти годы. Существует же телепатия, обратная связь? Тем более что Наталия знала, где я обосновался после отъезда из Москвы, и фамилию мне не пришлось менять как ей, так что при желании и если действительно была между нами любовь и настоящее родное чувство, она нашла бы меня без проблем. Не такая уж велика и необъятная наша Земля, если мой современник Юрий Гагарин её обогнул всего за полтора часа. Но ни сначала, когда  мы только разъехались после института, ни после, хотя бы после своего первого замужества, с её стороны не было даже  попытки связаться со мной. Значит, я любил всю жизнь совсем другую, придуманную, только воображаемую женщину, женщину-марево, а от прежней Натали давно ничего не осталось, а я продолжал любить её как прежнюю, ту в розовом прозрачном платье девушку-блондинку с короткой стрижкой и синими небесными глазами в профкоме института. Как горько осознавать, что в этой части мне не улыбнулось счастье, и получилось как в той песне Николая Рыбникова: «Зачем, зачем на белом свете есть безответная любовь?». Хотя в этой несчастной и безответной любви больше вины  моей. Немного позаимствовав у поэта Е. Евтушенко, можно сказать; «Я расскажу березе как подружке, что нет любви хорошей у меня». Вы спросите, что такое счастье? Легко рассуждать о счастье, когда его у самого нет. Когда оно с тобой, его не замечаешь, и такие вопросы не возникают. Когда оно было и вдруг исчезло как мираж, это ужасно. Это большая личная трагедия. Лучше пусть хоть что-то будет, чем будет ничего, иначе пропал. Без любви и жить не стоит.
               
         
                А В Т О Б И Г Р А Ф И Я

Губский Юрий Михайлович, родился в декабре 1943году в г. Артёмовске Донецкой области в Украине. После окончания восьми классов, поступил в медицинское училище по месту жительства, в котором учился с 1959 по 1963 гг. по специальности фельдшер. По распределению работал на ФАПЕ в сельской местности в Володарском районе Донецкой области, откуда был призван на службу в советскую армию, где прослужил три года в Прибалтике в ракетных войсках. После службы работал фельдшером на скорой помощи в Артёмовске. В 1967 году поступил и в 1973 окончил Первый Московский медицинский институт им. И. Сеченова, ныне Первый Московский  Медицинский  Университет им. И. Сеченова. В институте активно занимался общественно-полезным трудом, избираясь в студком и профком. В третий трудовой семестр выезжал со стройотрядом в качестве врача ССО МГУ. По распределению был направлен во Владимир для прохождения интернатуры по специальности врач-невролог.  По зову сердца работал в шахтёрских посёлках  в Украине. В Тульской области работал в качестве зав. неврологическим отделением, а затем главврачом станции скорой медицинской помощи. Последние тридцать лет трудовой деятельности работал врачом в ЦРБ в г. Муроме  Владимирской области, из них лет двадцать по совместительству  преподавал в медицинском училище. В 1988 году принимал участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС в качестве начальника БР.М.П. 26-й бригады войск химзащиты МВО. После Чернобыля был избран председателем профкома МСЧ.  Был первым председателем городской общественной организации союз «Чернобыль», которой руководил много лет. Имею правительственные награды и благодарности от военного командования  Чернобыля, губернатора области и мэра г. Мурома...