Сенокосным днем

    Участковый Ерыкалов на обессиленной от зноя, мух и дальней дороги чалой кобыле въехал в пустую деревню и остановился у широкой сельсоветской избы.
   За темными стеклами окон не было слышно ни звука, не видно ни тени. Но все же Ерыкалов слез с лошади, привязал ее к телеграфному столбу, и лениво поднялся  по невысокой лестнице. Замка на дверях не висело  и Ерыкалов отворил дверь в коридор. В коридоре было четыре двери. Первая та, в которую он вошел, вторая – направо, в избу-читальню, третья – прямо, в кабинет председателя и секретаря совета, и четвертая – налево, в коморку старой технички Пушихи. Ерыкалов заглянул в избу-читальню – никого, заглянул в кабинет председателя и секретаря и увидел техничку Пушиху, возлежащую на деревянном диване для уважаемых посетителей. Пушиха безмятежно спала. В полы беззубый рот ползли мухи. Время от времени Пушиха всхрапывала и чмокала губами. Понаблюдав, и брезгливо поморщась, участковый зычно дал понять, что в его присутствии сон посторонних оскорбителен:
    - Эй ты, старая россомаха!
    Пушиху как током подбросило.
    - Ай! Хто туто?
    - Иван Пехто. Ты чего это в разгар рабочего дня, в председательском кабинете… Да за это…
    Перепуганная техничка залопотала:
    - Ой, батюшко, ну-ко ты… Как этоя, ну-ко ты… Как это я? Дак уснула ведь я, батюшко. Прилегла да и уснула. А ты, это, к преседателю, али к секлетарю? Дак нету их. На сенокосе. Из района тилифон звонил, на сенокос велено всем отправляться. Одна я туто. Дежурю… Ежели тилифон али хто другой… А ты, товарищ милицинер, не Ерыкалов будешь? Сразику-то и не узнала…
    - А Бачалдин Михаил дома, не знаешь? – прервал бабкино причитание Ерыкалов.
    - Мишка-та? И Мишка на сенокосе, батюшко.Все тамо-ка. На Высокой пожне ноне метают стога.
    _ Далеко это?
    - Дак, пошто далеко? Не далеко. Через Чумакову пожню пройдешь, там и Высокая пожня.
    - А где Чумакова пожня?
    - Чумакова пожня – то? А как тибе и сказать, батюшко. Енто зп дальним отводком.
   - А дальний отводок где7
    Этим вопросом Ерыкалов окончательно поставил бабку в тупик.
    - Дак ведь где… В лесу.
    - Ясно. Поедешь со мной, дорогу покажешь.
    - Ой! Да как же, батюшко, нековда мне. Как же… Старая я, по лесу –то..
    - Я тебя в седло посажу, не тужи, - успокоил ее Ерыкалов.
Как сажал он Пушиху в седло – это отдельная драма и комедия. И хотя деревня была пуста, объявились-таки грязные пацанята посмотреть бесплатный спектакль. После долгих попыток измочаленный Ерыкалов взгромоздил-таки Пушиху на кобылу, подтянул  ей под босые подошвы стремена. Лошадь тронулась. «Ой, батюшко, упаду ведь я», слабо ныла Пушиха, но участковый больше не обращал на нее внимания. Он только сказал:
    - Бери узду и правь куда надо.
    Мало-помалу бабка привыкла к седлу и неспешному шагу лошади. Выправив на лесную дорогу, она и вовсе стала подремывать. А Ерыкалов шел сзади, не подавая о себе знать. Он думал.
    «И что за моду взяли – по всякой кляузе людей забирать? И уж ладно бы лодырей каких-нибудь да паразитов, так нет, все работящих да нужных сельскому хозяйству. Третьего дня из Табаровки ветеринара увозил. Колхозного стригунка будто оконовалил неудачно, пришлось на мясозаготовку сдавать. Так конюх написал на него – вредитель, мол. Ну какой он вредитель? За двадцать лет первая оплошность. А два-три года человеку трубить. Как пить дать. Конюху этому в зубы хотелось садануть, да где, и намека не сделай, не то тут же и на тебя депеша в район полетит. Охо-хо-х, и зачем я в эту милицию пошел? Зачем… А куда идти было? С действительной пришел – ни кола, ни двора, ни отца, ни матери. Токо сестра малолетняя в детдоме. В военкомате подсказали – иди в милицию, квартиру какую-никакую дадут и прочее. И правда: и комнату дали и форменную одежду, и жалованье. Сыт, обут-одет. И сестру из приюта взял. А работал бы в каком-нибудь другом месте – чего бы имел? Вопрос. Так что приходиться мириться. Но все-таки обидно забирать человека, которому хватило бы предупреждения. Вот того же Бачалдина, за которым еду, взять. Ну что такого сделал? Выразился по поводу начальства. Мол, начальство наше сплошь беременное, дальше своего пуза ничего не видит. Ну и не правда? Правда. Любого районного возьми – не пузы, а тыквы.                И чем больше тыква, тем выше начальник. А Линьков, председатель-то совета, тут как тут, выслужился, донес. Теперь, поди награду ждать будет. От-т, порядки. И мне же замечание от начальника отдела, тоже беременного девятым месяцем: «У тебя, Ерыкалов, антисоветский элемент распоясался. Бдительность теряешь. Учти». Видно придется разъяснение гражданам сделать насчет того, чтобы языки-то за зубами держали. Куда денешься? От-т, работка. Пупок не надорвешь, зато на душе тяжко».
    Минут через сорок Пушиха и Ерыкалов прибыли на Высокую пожню. Трое мужиков и семь-восемь баб метали сразу три стога. Завидя появившуюся наездницу и пешего милиционера, сенокосники приостановили работу и разинули рты. Пушиха, как только Ерыкалова кобыла поравнялась с первой же копной, мешком свалилась на сено и заголосила:
    - О-ой, граждане, жива ли я? О-ой, силов нету.
    Сенокосники вдоволь посмеялись над бабкой, нарекли ее красным кавалеристом и снова принялись за стогометание. А Ерыкалов отозвал в сторонку председателя сельсовета Линькова и сказал:
 - По твоей депеше послан. За Мишкой Бачалдиным.
    Линькова это не смутило.
    - Хорошо. Токо дай сенокос закончить, на пару дней отложи арест, а там забирай. Людей, сам видишь, не хватает…
     «Вот гад, - подумал Ерыкалов. – Человек для него что скотина».
    - Ишь, чего захотел! – усмехнулся участковый. – И рыбку съесть, и … Заберу! И провожатого дашь! Вон Дулепова Игнаху. А ты, ежели с сенокосом без них не управишься – пеняй на себя. Лично приеду за тобой. С конвоем!
    Линьков не ожидал такого поворота и потух. А Ерыкалов подошел к сенокосникам:
    - Так что, товарищи женщины, придется ваши силы поубавить и взять под стражу Михаила Бачалдина за непотребные выражения в адрес советского начальства. И в провожатые Дулепова Игнатия. Без них вам будет, само собой, трудновато, но вы поднажмите на товарища Линькова. Пусть-ко за троих управляется.
    И не отвечая на немые вопросы остолбеневших баб, скомандовал:
    - Арестованный Бачалдин и сопровождающий  Дулепов, за мной!
    - Батюшко, а я-то как? – подала голос с копны бабка Пушиха.
    - А, да. Ну-ко, мужики, посадим бабку.
Водруженная Бачалдиным и Дулеповым в седло, Пушиха, видимо желая повеселить публику, вдруг пискляво пропела:
    - Хо-ро-ша я хороша-а, да худо оде-ета-а…
    Но над пожней стояла тишина, нарушаемая лишь гулом оводов и комаров.

1989 г.