Послесловие к славяно-русскому корнеслову

Привычка и господствующее мнение так сильны, в такую берут человека неволю, что он против убеждений разума своего, насильно, как бы магнитом, втягивается в вихрь общего предрассудка.
А. Шишков. Славяно-русский корнеслов

Произведение удивительное и непонятное, современниками не понятое, а потомки, как видно, понять они его не собираются. 400 лет российским семинаристам, гимназистам и советским школьникам внушали простые и ясные мысли: что Русь – от Рюрика (как будто за 500 лет до этого не было становления Киева!), которого призвали на ту же Русь (вот уж непонятно, как это произошло!), что Владимир крестил Русь – Киев и Новгород в христианскую веру, что Иван Грозный устроил опричнину и убил своего сына. И самое интересное – что русский язык существует всего ничего – одну тысячу лет, а до этого русские люди жили в землянках, рыкали, аки звери, и ходили в звериных шкурах, и если бы не свет эллинского просвещения и византийского христианства, не видать бы Руси себя на карте мира и в зеркале  мировой истории.

Но всё это неправда. По сообщению новгородских летописцев, которые знали, о чём писали, подлинное имя мерзавца было  не Рюрик, а Эрик, он был пиратом, грабившим суда новгородских купцов, убившим новгородского князя Вадима и его посадских, разогнавшим вече, снёсшим с лица земли многие русские города, подвергшим мужчин полному истреблению, а женщин и детей уведшим в рабство. Никто пирата Эрика в Новгород не призывал - по словам новгородских летописцев, не зависевших от воли захватчиков, а потому достоверных, Эрик, впоследствии названный Рюриком, был "находником", то есть интервентом, захватчиком. И тем более княжить на Русь его не приглашали, поскольку в Новгороде был свой князь, именем Вадим (не потому ли впоследствии - святой - хранитель Новгорода, с именем которого Марфа Посадница призывала новгородцев бороться за Вечевую Русь против московских захватчиков?), как мы уже знаем, Эриком убитый. Существующий сегодня в учебниках истории рассказ о Рюрике - не что иное, как фальшивка романовских историков, имеющая целью оправдать борьбу Романовых за русский престол в Москве в начале 17 века. Да, на Всеобщем Земском соборе представители тогдашней элиты "проголосовали" за Романовых - это исторический факт. Но на фоне уничтожения настоящих наследников престола под видом борьбы с Лжедмитрием и "Гришкой Отрепьевым" (которые, точнее, который на самом деле подлинным наследником престола и являлся, но политики, назвавшие себя историками, это обстоятельство перевернули в свете, выгодном для победившей династии) этот факт меркнет в своей красоте и первозданности. В этой детективной исторической истории интересно одно: отец Михаила 9 лет находился в плену у католиков - польского короля Владислава. И мир с Польшей был выторгован неизвестной потомкам ценой, но легко предположить, что в обмен на мир (затишье) с Западом. Так и произошло: сын Михаила получил прозвище - Тишайший. Правда, представители сибирских племён и дальневосточных корейцев, селения которых истреблялись царскими казаками практически до одного человека, с этим прозвищем едва ли согласятся. А мир (или "затишье") с Западом для Руси Московской обернулось её официальным полным онемечиванием, а в эпоху Петра- "оголландиванием", сорокатысячную армию стрельцов подвергли жестоким расправам и казням, русских солдат и офицеров переодели в заморскую форму, в русский язык навтыкали иностранных (западноевропейских) слов, Российская академия наук почти полностью состояла из немцев, а преподавание  там велось на латинском или немецком языках, из-за чего не понимавших эту странную грамоту русских юношей отчисляли за непригодностью, и вновь назвали это просвещением тёмной Руси. Владимир же силой заставил принять в Киеве и Новгороде не христианскую веру, а веру в единого бога Перуна, затем – в греческое дионисианство, и только спустя годы своё экспериментаторство в области религии закончил... нет, не принятием византийского христианства. А тотальным истреблением русского народа под именем чужого бога. Никто тогда, кроме княжеской дружины, в этого чужого бога не верил, и народ твердил одни  и те же слова: "Не надо нам чужого бога: свой стоит у порога" (впоследствии переделанную христианами в политкорректное: "Без Бога не до порога"). Что же до самого христианства, то на общегосударственном уровне его Русь приняла с приходом Ярослава Хромого, хитростью захватившего киевский престол и незаслуженно называвшего себя Мудрым.  Несмотря на массовое истребление новгородских русов и русичей (из Киева), не пожалевших принять чуждую веру, на Руси воцарилось двоеверие, которое продолжалось вплоть до середины 17 века – до никоновской реформы, после которой староверов – последователей дохристианской, ведической, религии начали притеснять. Цель Никоновской реформы - не следование греческим образцам, а истребление ведической веры (ведизма) и её носителей. С этой целью царь (а это была именно царская, Алексея Романова, идея) заставил правоверных христиан называть православными, переняв это название у представителей ведической веры (от "правь" и "славие" - "исповедование, верование"; именно так, по свидетельству византийского императора, называли себя русские люди ещё в 6 веке н. э.). Иван Грозный родился в 1526, а не в 1530 году, правил всего шесть лет – с 1546 по 1553 год, Московское царство при нём окрепло, но внезапно оставил занятия государственными делами, переоделся в нищего странника и ушел странствовать под именем Василия Блаженного. После Ивана Грозного на Московском престоле сидели разные люди, причём один из них – младший сын Иоанна Васильевича Иван Иванович. Вот он-то, при помощи его матери, Романовой-Захарьиной и её родственников, и устроил в Московской Руси страшную опричнину-резню, пытаясь уничтожить настоящих наследников престола. Пока силой не был отстранён от незаслуженно захваченной им власти. Небольшая пометка: да, при больном великом князе Иване Грозном целовали крест его сыну, но... Это было нарушение государственных норм того времени: целовать крест на верность царю при живом и действующем царе было строго запрещено. Отрекаться от престола тогда было не принято, и не было соответствующих законов, регламентирующих такое отречение и провозглашение царём наследника престола при его живом родителе, а посему претензии на русский трон у Ивана Ивановича Рюриковича-Романова, младшего сына Ивана Васильевича, расходились с нормами закона и представлениями, господствовавшими в народной среде и элите того времени.

Это лишь короткие исторические эпизоды из жизни Великой Руси. Страны, ни размеров, ни времени существования которой мы сегодня доподлинно не знаем. Не знаем и того, в каком веке и году был рождён человек по имени Исус Христос, от которого христианские хронологи ведут современное летоисчисление, - не в нулевом, как нам внушали все 400 лет, а в 1153. Этот факт установили российские академики Анатолий Фоменко и Глеб Носовский, предаваемые сегодня незаслуженным оскорблениям и гонениям со стороны академической лженауки. Распятие Исуса произошло в 1186 году в городе Исра, расположенном в 30 километрах от центра современного Стамбула. От массового сознания этот факт, как и прочие, скрыли.  Вот результаты 400-летнего оболванивания русского населения силами академической – «классической» лженауки. Против лжеучёных академиков, подавляющее число которых были немцы, время от времени восставали учёные русские – Ломоносов, Татищев, Голенищев-Кутузов, чей вклад в науку, несмотря на тихое и, казалось бы, раболепное повиновение оккупантам особенно со стороны двух последних, огромен. Например, Татищев в сибирских городах обнаружил другие списки Библии, за что получил грозное предупреждение от академического начальства. А Голенищев-Кутузов составил карту городов Руси до 1125 года, на которой значились нынешние европейские столицы и Воронеж на Дону, который в рнаши дни отмечает… начало пятого столетия со дня своего основания. Русь же была – «и Валахия, и Диоклетия», и почти вся современная Европа – «быща Русь».

Этого в школах и институтах не преподают. Представители классической лженауки, современные Миллеры-Байеры-Шлётцеры, считают это лженаукой. А себя – настоящими учёными. Им так нравится. Так они привыкли. Но привычка и господствующее мнение… Впрочем, что это я, давайте просто перечитаем эпиграф. Что тут сказать? Наличие учёной степени позволяет ошибаться увереннее, с серьёзным выражением лица. Но давайте вспомним Того Самого Мюнхаузена: "Я знаю, в чём ваша беда. Вы очень серьёзны. Самые страшные ошибки и преступления делаются именно с серьёзным выражением лица. Улыбайтесь, улыбайтесь господа!" (цитирую по памяти). 

Но в 1800 году – в связи с обострением отношением с Францией, которой прежде подражали во всём, с военными стычками с армией Наполеона Бонапарта, на историческую авансцену выходит отечественная филологическая наука. Вспоминают наконец о о русской культуре, о русском языке, о его роли и происхождении. И "Недоросль" Фонвизина тут неслучаен. Вот на каком фоне возникает «Славяно-русский корнеслов» президента Академии наук Александра Шишкова. Это произведение в вузах также не проходят, на филологических кафедрах его не упоминают. Но вот что говорит о «Славянорусском корнеслове» Википедия.

«Наиболее радикальным лингвистическим произведением Шишкова можно назвать неопубликованный «Славяно-русский корнеслов», имеющий недвусмысленный авторский подзаголовок (орфография и пунктуация оригинала): «Язык наш — древо жизни на земле и отец наречий иных». Как явствует из подзаголовка, книга посвящена обоснованию роли русского языка в качестве мирового праязыка. Следующая цитата из книги не должна оставлять в этом никаких сомнений:

"Иностранным словотолкователям, для отыскания первоначальной мысли в употребляемых ими словах, следует прибегать к нашему языку: в нём ключ к объяснению и разрешению многих сомнений, который тщетно в своих языках искать будут. Мы сами, во многих употребляемых нами словах, почитаемых за иностранные, увидели бы, что они только по окончанию чужеязычные, а по корню наши собственные".

Любопытна гипотеза А. С. Шишкова о происхождении русских слов. Он считает, что все слова произошли от основных первоначальных корней, поэтому главы книги часто носят такие названия: «Дерево слов, стоящее на корне КР, ГР, ХР: крест, корень, скорбь, гордость, грех» или «Дерево слов, стоящее на корне ТР: страсть, труд, страна, прост». При этом, по мнению Шишкова, все слова, происходящие из одного выделенного таким образом корня, объединены близким лексическим значением.

Впоследствии сходные идеи развивал П. А. Лукашевич, а в наше время — А. Н. Драгункин, однако гипотеза Шишкова не нашла поддержки у широкого круга представителей лингвистической науки. К примеру, А. М. Камчатнов констатирует, что А. С. Шишков «основывался на чисто внешнем и часто случайном сходстве в звучании слов разных языков». Критиков мы уже слышали, и не раз. Теперь обратимся к самой идее Александра Семёновича  и задумаемся над тем, что мысль о первичности русского языка высказывалась в разное время разными авторами, причём независимо друг от друга. Да, некоторые идеи Шишкова развили Александр Драгункин, П. А. Лукашевич, Пётр Орешкин, но то, что эта мысль существует на протяжении трёх веков, неслучайно. И давайте уж будем честными до конца: первым из российских учёных её высказал Михаил Ломоносов. Предлагаемая статья – лишь в развитие этой, так давно существующей, идеи.

Но разберём сперва, что же писал Шишков. Первое – что «Наш язык – древо, породившее отрасли наречий иных». Что:

«• Новейшие языки, заступившие место древних, потеряв первобытные слова и употребляя только их отрасли, не могут более быть верными путеводи¬телями к своим началам.

• Все древние языки, кроме славенского, сделались мертвыми, или мало известными, и хотя новейшие ученые мужи и стараются приобретать в них познания, но число их мало, и сведения в чуждом языке не могут быть столь обширны.
• Из глубины древности струящиеся протоки часто, прерываясь, теряют след свой, и для его отыскания требуют великих усилий ума и соображения.
• Надежда к совершению сего труда с должным рачением не может льстить человеку потому, что век его краток и ожидаемые плоды не иначе могут созреть, как долговременным упражнением многих ученых людей.

• Наука языка, хотя и тесно сопряжена с наукою красноречия или вообще словесностью, однако весьма с ней различна. Первая вникает в происхождение слов, ищет соединения одного понятия с другим, дабы на точных и ясных началах основать грамматические правила и составить словопроизводный словарь, единственный, показующий язык во всем его порядке и устройстве. Вторая довольствуется только утвержденными навыком словами, стараясь сочинять их приятным для ума и слуха образом, без всякой заботы о первоначальном их смысле и происхождении». Несмотря на серьёзные ошибки в выкладках учёного, которые тот приводит в подтверждение этих постулатов (их мы разберём ниже), мы, обогащённые сегодняшними знаниями из филологии и лингвистики, всё же склоняемся к тому, что в главном Александр Семёнович был прав: славяно-русский субстрат в европейских языках чувствуется очень сильно. Просто его принято не замечать и называть термином классической лженауки – индоевропейским. Но, извините, такого языка как средства живого и постоянного общения разных народов, не существовало. Был санскрит – но этот язык был искусственным, специально, как старославянский, созданный для чтения священных текстов Древней Индии. На нём не говорили, на нём только читали священные тексты. И этот язык считается основным для языков всей Европы – какой бред! Это прямо делириум, на протяжении веков владеющий умами... 

Родные корешки и слова-эмигранты

«НАУКА, с ветвями учить (...), учитель, научаться. По смежности понятий и близости выговора букв к, й, х могло измениться из науха, ибо главным образом приобретается посредством уха или слышания. Навык, хотя и делает для нас дикими слова тушиться, ушителъ вместо научиться, учитель, однако рассудок не может не согласиться, что научиться есть наслышаться, и что учитель есть не иной кто, как внушителъ или наставник ума нашего чрез наши уши».

Явная ошибка учёного: слово «наука» происходит от другого корня –  -ум-, который лежит в основе и самого корня-слова «ум», и в основе таких слов, как: «учить», «навык», «уметь» и прочих. Латинское mens ему родтственно и происходит от  «ум» с выпадением начального «у» и добавлением латинского суффикса -ens.

«СЛОВО. Слово, члово, логос. Греческое логос, хотя далеко отходит от семейства, однако коренное ел в себе заключает; особливо если средний слог го переставить наперед, то выйдет славянское голос, которое с названием слово имеет ту смежность, что слово без голоса не может быть произносимо.
Да и в нашем языке речение в молитве услыша глас мой значит услыши слово мое.
В человеке отличительное от прочих тварей свойство есть дар слова. Отсюда название словек (то есть словесник, словесная тварь) изменилось в цловек, чловек и человек.

Имя славяне сделалось из славяне, то есть словесные, одаренные словом люди».

Нет. Версия Шишкова не лишена смысла, но слово «слово» к происхождению слова «человек» отношения не имеет. Слово «члово» не существует, это вымысел Шишкова. «Человек» происходит от общеславянского gelva – «голова», буквально – «обладающий большой головой» (по сравнению с другими животными), «головастик». Велика разница между начальным «ч» в слове «человек» и начальным «с» в слове «слово». Слово же «голова» происходит от «коло» с озвончением начального «к», добавлением суффикса -в- и окончания -а. «Ч» происходит от сочетания звуков «k» и  «j» или от смягчения «k». При слиянии со звонким и сонорным «l» «k» озвончилось и перешло в «g».

Что же до самого «слова», то его первоначальный смысл – съ-лог-в-о - буквально - "сочинение". Именно поэтому "Слово о полку Игоря..." - это не слово, а именно сочинение. Происхождение слова "слово" ошибочно ведут от "слава", и это смысл сакральный: слава - это молитва, послание богам. И только по прошествии времени оно приобрело современное значение. «Славяне» означает «молящиеся (богам)», вне зависимости от этнической принадлежности, а не «разговаривающие» или «одарённые словом». А вот словене - это уже этнос. Но в 17 веке эти термины перепутали, и эта путаница не прояснена до сих пор.

«ЧАС. Имя час, вероятно, происходит от имени часть, ибо час есть не что иное, как часть времени.

Нет. Час происходит от ten-s (от корня «teng-», проявляющемся в современном русском глаголе «тя(г)нуть»), с добавлением смягчённого суффикса -s (а тот – от более древнего суффикса -h’) в конце слова, и означает протяжённость во времени, даже само время (напр., в белорусском и украинском), а не часть времени». Родственное ему слово - французское "(bon) chance". И недаром грамматическое время в английском языке звучит как "тенс" - tense, а как имя прилагательное это слово означает "натянутый, тугой, напряжённый", например, tense muscles — "напряжённые мускулы". Есть, впрочем, другая версия: час происходит от исторического корня tin-, со значением "отрезок" (ср. др.-рус. тинати - "резать", чеканить, просторечное "отчекрыжить", от "чикать"; вспоминается к месту фраза Горбатого из советского фильма-бестселлера "Место встречи изменить нельзя": "Не бойся, мы тебя не больно зарежем: чик, и ты уже на небесах!"). Не настаиваем ни на одной из них; время всё расставит по местам. Свой час пробьёт и решению этой загадки.

«ПОРА значит то же, что и время, происходит от глагола пру, переть. Мог ли сей глагол произвесть понятие о времени? Мог, ибо ни одно тело (кроме животных) без влекущей или прущей его силы не может иметь движения, а по движению небесных тел исчисляем мы дни, месяцы, годы...

Но наряду с понятием время слово пора иногда значит место, или точку. До которых пор ты ходил? – До полудня. Сапоги мои коротки, достают только до этих пор. Это  мне впору.

Как истолковать сие различие? Связь понятий должно искать в корне. Поищем ее. Слово пора, происходя от пру, сделалось со словом время и стало означать как на вещественном, так и на умственном протяжении (т.е. времени) точку, при которой мы останавливаемся, упираемся. Отсюда с равной ясностью говорится: "Мы до этих пор сидели за столом. (разумея точку времени). Я по этих пор вошел в воду. (Разумея предел или точку тела).

Это  мне впору. (Т.е. охватывает, опирает тело мое, не безпокоя ни узостью, ни широтою). Глагол пру на сем же основании произвел ветви: спор, напор, упрямство; также пороть и отсюда портище, портной, портки, портомоя или прачка. Ибо глаголы пороть и распороть изъявляют почти одинаковое действие с глаголом распирать, раздирать.

Например: он сына своего отодрал или выпорол розгами. Латинское temporis и наше теперь (состоящее из та пора) значат одно и то же. Французское  temporal значит временный, порою только бывающий».

Нет. К сожалению, распространённая ошибка. Глагол "пороть" - от русского "пырять" (ножом), родственно ему греческое piero  - "режу". Слово «пора» как наречие времени ничего общего с глаголом «переть» не имеет. Латинское “temporal” происходит от латинского же корня temp-  (“tempus”) – «время» и латинского же суффикса «-oral» в имени прилагательном “temporal”. Наречие «впору» действительно имеет отношение к глаголам «переть», «упереться», но и только. Но слово "пора" имеет гораздо более древнее происхождение – от сочетания предлога «по» и остатка древнего корня -hor*-», в утраченном ныне имени существительном женского рода, с добавлением окончания -а – «отрезок времени, час». Этот корень в видоизменённом виде встречается в немецком и английском словах, обозначающих как раз «часы» и «час»: соответственно “die Uhr” и “hour”. Его остатки есть и в греческом языке - "каирос, ора, хронос". В современных славянских языках слово «хора» исчезло, оставив только этот последыш с неуловимым ныне предлогом-приставкой по-. Но не во всех языках это слово оказалось забытым. "24 часа" по-словенски будут "(Ш)tiriindvajset ur". Ничего не напоминает? Древнее значение слова "пора" в глубокой древности и в наши дни одно и то же – «в самое время», «вовремя». Но, возможно, это слово попало в словенский из какого-либо древнего германского наречия; этого наверняка сейчас утверждать нельзя. Известно лишь, что словенский испытал на себе сильное влияние немецкого языка.  Многие известные словенские учёные до 1920 г. также писали на чужих языках, главным образом на немецком, тогдашней лингва-франка". Но любопытно, что словенский содержит порой два слова, обозначающих одно и то же, - исконное словенское и германское. Слова эти не смешиваются и ни одно из них не предпочитается другому. Для понятия же "час" альтернативы не существует - только "ur". Не будем торопиться с выводами и скажем пока, что словенский – единственный из языков славянской группы, которое сходно с немецким Uhr.  В языках других лингвистических групп «час» звучит во многом сходно: по-баскски – ordu. По-испански – hora. По-албански – orё. По-латыни – hora. По-итальянски -  ora. На эсперанто - hora. По-ирландски – uair an chloig (букв. «один час (отрезок времени. - Авт.) по настенным часам»).  По-валлийски – awr. В соединении с предлогом-приставкой "по" это историческое "(х)ора" и дало рождение русскому наречию "пора". Такова наша версия, которой мы придерживаемся "до сих пор". Но удивительным было бы предположить, что слово неславянского происхождения сочетается с предлогом славянского языка. Такого, как мы уже об этом писали ранее, в естественных условиях, в живом языке, не бывает (хотя и возможно при образовании специальных терминов или при создании языка искусственного - эсперанто, средневекового (позднейших времён) латинского, старославянского, санскрита). Следовательно, мы вправе предположить, что подобное слово существовало и в древнерусском языке. Остатком его, по нашему разумению, является современное  русское слово "хороший", "хорошо". Что, как и в случае с "добрый" и "добро", также является понятием "доброго, удачного времени", и обозначает то, что французы называют словосочетанием "bon chance". Этимологи слово "хорошо" производят от имени славянского бога солнца Хорса, и это не противоречит нашим выводам, ведь современное хоровод, произведённое от "корогод", также имеет к нему непосредственное отношение: хоръ - это круг (цикл) времени, образованный ходом солнца, а год - само время (в значении "12 месяцев" слово "год" употребляется сравнительно недавно, в древности летописцы употребляли для этого другое слово - "лето", которое содержится в самом их названии. Ср. погодить - повременить.) Вот такой священный к(х)орогод и водили наши предки, празднуя дни весеннего и летнего солнцестояния. А символом солнца был каравай - от к(х)оро-вай. И напрасно этимологи связывают его со словом "корова", ссылаясь на то, что во время свадебной церемонии выпекали пирог, каравай (коровай), символизирующий плодовитость, но корова-то тут причём? Правда, слово "корогод" почему-то считается заимствованием из финского - "karagaidan" - "пляшу", но, скорее всего, это финское слово оказалось заимствованным из русского, ведь в древности финны проживали на территории современной Москвы и на близких к ней землях, по В. Ключевскому, жили вперемежку с русскими племенами, вот и подсмотрели древние финны, как на хороводах русские пляшут.

Безусловно, к нашей теме прямое отношение имеет и просторечное выражение "Хорош!" (в значении - "Достаточно!"); буквально: "временной цикл завершён", "пора!".

Некий свет, однако, на тайну рождения современных русских слов "хорошо", "хороший" прольёт греческий язык:  по-гречески радость - (хара) с радостью — (мета харас), (еухаристос), рад очень рад! — (хайра поли)! HarSa - "радость, наслаждение", харшат  - восхищение" (санскр.). Но такая распространённость корня в греческом не отменяет его славянского происхождения. Мы всё же остаёмся верны теории (а не версии, как нас неверно информируют представители классической филологии) Александра Шишкова, Тадеуша Воланского, Егора Классена, Петра Орешкна, Валерия Чудинова, Александра Драгункина и ряда других учёных с мировыми именами, что русский (славянский) язык предшествовал всем европейским наречиям. О глубокой древности русского языка писал и Ломоносов, но в отредактированном труде "История россов..." это место оказалось выбрано немцем-академиком Миллером.

Слово «теперь» действительно имеет отношение к нашему «пора» (по-хора), но выражение «я вошёл в воду до этих пор» содержит слово от другого корня – тут как раз от «переть». Получается, в одном слове фонетически запечатлелись два древних корня, отсюда путаница в поиске корней-первоисточников.

«СЕМИНАРИЯ. Слово семинария почитаем мы взятым с латинского (...), духовное училище, потому как в нем насаждаются  . Что же, латинец мог его от своего semen произвести, а мы от своего семени не могли? Сколько же таких исконно наших слов, которые почитаем мы чужеязычными! Семья, семейство от этого же корня происходят; ибо что иное семьянин, как не одного с другим семени!»

Ничего подобного! Семинария – не от русского «семени», а от латинского же semi-, это  приставка со значением «наполовину, полу-, пол-». Дело в том, что экзамены в старинной семинарии сдавались дважды в год – раз в полугодие.

Колокол. «Француз наше слово колокол называет похожим cloche, немец тоже glocke, англичанин совсем не похожим bell. Clo и glo могут легко быть сокращением из коло, откуда могло произойти слово колокол потому ли, что он имеет круглое, подобное колесу или колу основание, или по окольности, т.е. окрестности раздающегося от него звука, или наконец потому, что в него колотят (кол о кол), бьют языком. Но откуда англичанин произвел совсем ни на кого не похожее bell? От глагола to beat. Под своим bell разумеет он такую вещь, в которую бьют. Мы от нашего бить произвели подобную ветвь, било, а именно повешенную доску, в которую бутошники бьют часы. Не видим ли здесь, что bell и било сближаются и происхождением, и звуком, и значением?»

Нет. Колокол – не от битья «кол о кол». И к «округлости» никакого отношения не имеет. А имеет отношение к слову «глагол», как то – к древнерусскому «голк» - «шум, звон, голос» (сохранившееся в некоторых современных диалектах), где гол- - корень, а конечное -к – суффикс. Современное английское call – «звонок, звонить» – ему родственно. Но выкладки с bell, по существу, верны.

«`КОРЫСТЬ. Человек, приметя, что неприятели в сражениях, для хвастовства или прибыли своей, снимают с убитых соперников доспехи, одежду и обнажают их подобно тому, как обнажают дерево или зверя, сдирая с первого кору, или со второго скору (шкуру), назвал, по сходству, сии приобретения корысть, откуда произвел ветвь корыстолюбие».

Едва ли, хотя есть такая версия, что слово происходит от «кора, скорняк, корнать», и существует она давно. Первоначальное значение слова «корысть» тогда – «доля, часть, добыча, выгода». Ближе к истине, на наш взгляд, другие исследователи, которые объясняют слово «корысть» как производное от исчезнувшего корыстати, префиксального производного от «ристати» –  «скакать, ездить» (ср. «ристалище», «рыскать»). В таком случае корысть буквально – «добытое в сражении, военная добыча». В таком случае и немецкое, казалось бы, "ritter" - это искажённое славянское "ристарь" - "рыцарь".

«КОРЕНЬ. Без всякого сомнения, произведено от слова кора; поскольку вещь, называемая корнем, есть не что иное, как та же самая кора, уходящая в землю и там пускающая от себя множество отраслей».

Нет. Слово «корень» – от исчезнувшего слова-предка, обозначающего «середина», что-то зарытое и скрытое от глаз. Отсюда целый ряд слов европейских языков: русское «сердце», французское “coer” (кёр), немецкое “das Herz”, итальянское “cuore”, английское “heart”. И русское же слово "кровь" – «то, что содержится внутри (срединная суть живого существа, человека)». Со словом «кора» - обычное звуковое совпадение. Но значение последнего – «нечто покрывающее», то, что находится сверху, а не в середине. Корень же – глубоко зарыт в землю.

«ПОЛА, у платья или чего иного, тоже ветвь от слова пол или половина, поскольку они всегда бывают две одинаковые».

Нет. Пола у платья (или у ) это не просто часть одежды, а именно нижняя часть одежды. То, что находится «под» чем-то, внизу: «пола», таким образом, от под-ла. Ведь пола бывает не только у фрака, но и у любой верхней одежды, не всегда и необязательно разделённой на две части. Сделаем допущение, что слово немецкого происхождения «фалда» –  отсюда же, от нашего забытого ныне под-ла. Да, нам, конечно, возразят – фалды – от fold – «складывать», известного, например, в английском, но мы с этим знакомы и всё же не поспешим соглашаться, имея в виду тот же напрочь забытый современными филологами (и даже презрительно именуемый как производное лженауки, но ещё раз вспомним, как недоумки хохотали над Циолковским) славянский субстрат в европейских языках.

«ПОЛЕ. Произошло от пол, половина; ибо означает такое пространство земли, которое разделяется всегда на две половины, из коих одна приносит, а другая обрабатывается для будущего принесения плодов. Даже слово пол, в смысле настланного помоста, дает понятие о Подобной же равнине земли, которую, уподобляя гладкости пола, могли назвать полем. Выражения уронить на пол или уронить на земъ, приемлемые за одно и то же, подтверждают смежность сих понятии. Слово поле, то есть ровное и безлесное место, пустило свои отрасли, например, полный».

Нет. Пол - это буквально - "то, что находится внизу, под нами, под ногами". Пол - от утраченного "подл" (откуда слово "подлый"). Половина - это уже само по себе результат совершённого действия, нечто разрубленное на две равные части (условно говоря, "располотое надвое"). Поле – это, буквально, «агротехнически обработанная земля», возникло это слово от «полоть», первоначально – «рубить» и «полосовать», откуда слово «полоса» (!) землю. Поле, буквально, – «вспаханное». Русское слово «плуг» (одинаковое с английским plough) ему родственно. Так же, как и слово «пол-к» – «подразделение», часть армии.  Выражение «уронить на пол» к сему отношения также не имеет, поскольку здесь «пол» только созвучен корню «-пол-» со значением «рубить». В имени же существительном «пол» выпал коренной звук «д»: под-л. Конечный -л, таким образом, является всего лишь древним суффиксом, сросшимся с корнем после выпадения коренного -д-. 

«ПОЛНЫЙ. Чтобы увидеть происхождение полный от поле (как имеющие один и тот же корень ил), надлежит сблизить выражаемые ими понятия. Сначала сравним. От слова поле произошли палевый, поляна. От слова полный: полно, полнота, наполнить. Что такое поле! Поверхность земли, на которой сеют хлеб. Но в обширном смысле значит оно ничем не прерывную равнину. Рассмотрим теперь смысл слова полный. Мы называем сосуд полным, когда налитая в него вода будет вровень с краями. Представим вместо сосуда обширную площадь с глубокой на ней впадиной или долом. Этот дол разрушает в уме нашем понятие о равнине или поле. Следовательно, если засыпать сей дол (или впадину), то место сие опять сделается, так сказать, полъно, то есть вровень с полем.

Теперь можем видеть, что полъно и польный перешли в значение полно, полный и произвели ветви наполнить, исполнить.

В иностранных языках под тем же корнем то же самое сходство примечается: поле и полный по-латински planities и plenus, по-французски plaine и plein, по-итальянски piano и pieno, по-немецки feld и voll. В итальянском буква l изменилась на i, а в немецком p на f или v, точно так, как из славенского полк сделалось у них folk (народ), из плуг, plug».

Нет. "Палевый" к полю или полному отношения не имеет, а родственно английскому pale – «бледный», русскому "полова" («отходы при обмолоте и очистке зерна хлебных злаков и некоторых других культур; мякина», напр., «овсяная полова»), половый – бледно-жёлтый цвет. Тот же славянский субстрат в западноевропейском языке. Не имеет к нашему «полный» и слово "поле" (его мы разбирали выше). "Полный" – от другого, общеславянского, как уверяют этимологи, корня. Ему родственны латинское plenus, английское full (фул), французское plein (плэн), греческое (плэрэс), датское fuld, fyldt и прочее. Совпадение в латинских словах planities и plenus - лишь звуковое (фонетическое), происходят же слова от разных корней, в которых мы склонны видеть, в первом из них, дреневнеславянское "пл(ъ)внъ" (со значением "ровный", даже - "выровненный"), а во втором - "п(ъ)лнъ". То же, что латинские и приведённые слова других европейских языков имеют славянское происхождение, мы утверждаем.

«…В итальянском буква l изменилась на i, а в немецком p на f или V, точно так, как из славенского полк сделалось у них folk (народ), из плуг, plug». Это могло произойти. Но это к слову «полный» отношения всё равно не имеет.

«ПЛАЧУ, платить, плотина, плотник, плотничать. Найдя переход понятия от плоскости к плотности, нетрудно уже удостовериться, что платить есть то же, что плотить, то есть делать плотным. В прямом смысле говорится: плочу или сплачиваю доски, а в иносказательном: плачу , то есть бездолжное состояние, как бы некую прерванную долгом равнину, сравниваю, сплачиваю, привожу в прежний образ. Отсюда два этих понятия сливаются иногда в одном и том же слове: заплата на  и заплата долга».

Нет. "Платить" и "плотничать" - слова совершенно разного происхождения. Такая этимология представляет собой чистые фантазии Шишкова. Связь слова "платить", скорее, – со словом «исполать» («хвала, слава» в выражении «исполать тебе, добрый молодец»), с английским “apologize” – «извиняться», более древнее, греческого происхождения, апологетика (apologeticum (апологетическое сочинение, защита от нападок, оправдание»), но  древнейшее значение глагола «платить» – «делать что-л. приятное, доставлять удовольствие». Именно отсюда происходит английское please – «пожалуйста», «будьте добры» и глагол с тем же звучанием – «делать что-л. приятное, доставлять удовольствие, радовать».  «Платить» – именно из этого семантического ряда – «доставлять кому-то удовольствие (за или в ответ на) что-то, делать приятное человеку». "Плотник и "плотничать" же - от слова "плотить", ничего общего в плане происхождения с "платить" не имеющим.

«ПЛАТ, платок, полотно. От слова плотность, потому что нити сей ткани чем плотнее, тем она почитается лучше, и наоборот, в противном случае называется дерюгою, от слов драть, дира».

Стоит добавить: да, от «полотно», но последнее – от глагола «плести».

«ПОЛК, ополчение, полковник. По всей вероятности, происходит от слова поле, поскольку означает собрание людей, обыкновенно ратующих на полях, и потому говорится полевая служба. В старинных стихотворениях ратных людей или воинов называли поленица удалая».

«Полк» – не от «поле», а от "армейское подразделение" - производного от глагола «полоть» плюс суффикс -к. Возм., первоначально звучало как «полок».

«ПЛЕН или ПОЛОН, пленный, пленник; тоже от слова поле, яко действие, обыкновенно во время сражений на. полях происходящее».

Нет. «Плен» – от «пелена», «пленить» – «полонить» (с переходом -е- в -о-), то есть лишить свободы действия с помощью пелён, которые в древности использовались не только для спеленания ребёнка, но и, как путы, - для пленения врага. 

«ПЛЯШУ, плясать, пляска, плясун. Без сомнения, от слова поле, потому что пляски, песни, хороводы в летнее время и ныне по деревням бывают под открытым небом, то есть на поле, зимою же в домах, на полу; притом для свободного действования требуют некоторого поля, то есть просторного места. Сокращая полясатъ, то есть прыгать, скакать по полю или по полу, стали говорить плясать».

Едва ли. На поле обычно работают, а не пляшут, семантика тут явно не подходит. Это тёмное слово.

«ПОЛО, полый, полость, без сомнения от слова поле; ибо всегда означает в средине чего-либо некоторую пустоту, или поле, или площадку. Случившееся в лесу безлесное или пустое место, как бы малое поле, называется полым местом или поляною. На реке, покрытой льдом, бывающие иногда не замерзшие еще места называются полыми или полыньями».

Нет. Тут аналог со словом «пора», состоящим из слившихся приставки по и древнего утраченного «хора» («час»). «Полый» – не от имён существительных «поле» или  «площадь», а от по-х(г)олый». О многом говорит наличие в английском, уэльском, шведском и словенском языках слов со значением «полый, пустой»: “hollow” (одинакового для всех четырёх языков, а для английского одноимённого имени существительного – ещё и со значением «полость, дупло, пустое пространство»), в датском – hul, в немецком – hohl (полый), голландском – hol (или Holle), в греческом – (коилос), румынском – Gol, в русском – «голый», норвежском – hul, прежде всего – о родстве между перечисленными словами. Причём предлог-приставка «по» говорит об удлинённой форме пустого (полого) предмета. Сочетание русского предлога-приставки "по" с корнем говорит о том, что и в древнерусском языке было такое, ныне утраченное слово - "холый" (от которого возникло, в частности, имя прилагательное "холостой", то есть пустой, например, выстрел). Подсказкой тут служит и глагол «холить»: дело в том, что исконное значение этого глагола не «нежить» и не «ласкать», а – «давать волю, освобождать от тягот быта и тяжёлого труда»; «холуй», «холоп» – «пустой человек», «не знатного разряда», «не господин», приведённое выше «холостой» (мужчина или выстрел), то есть опять же – пустой, без жены или заряда; «пахолок» зап. стар. вят. «малый, парень; батрак, работник», болг. «хлапе» ср. р., «хлапак» – "", сербохорв. хлап, род. п. хлапа и хлап, словен. hlap "болван", чеш., слвц. сhlар "парень, мужик", польск. сhlор (хлоп), в.-луж. khlор, khlорс "парень", н.-луж. klорс. Это трудно доказуемо, но всё же ближе по семантике и структуре слов, чем умозрительное сопоставление со словами «поле» или «площадка». Наше русское "худо" происходит от этого утраченного "холый" - "пустой": "хол-д-о" со временем перешло в "худо". Но поляна  и полынья, - точно, от более позднего "полый". Более точное представление об этом  древнем корне даст русское имя существительное "прогУл" - "отсутствие на рабочем месте без уважительной причины" и глагол "гулять" - "быть не занятым ничем", "впустую, праздно проводить время".

«ПЛАВАЮ, плыть, плыву. Как ни кажется глагол сей удаленным от сего корня, однако может быть к нему причислен. Во-первых,  или вода сходствуют с полем гладкостью своей и равниною, а потому движение по полю могло быть уподоблено и перенесено к движению по воде или морю. Подобная мысль внушила стихотворцу такой стих:

Стремится наш , как конь по чисту полю,
Которому ездок скакать дал полну волю.

Во-вторых, всякое движущееся по воде тело рассекает ее, как бы разделяет на две половины. От каждого из сих понятий могло из слова полеваю (движусь как бы по полю) или полаваю (разделяю на полы) произойти слово плаваю. Сие тем более вероятно, что происходящая отсюда ветвь плавность приемлется в смысле, противоположном гористости или шероховатости, и следственно, изображает равнину или гладкость».

Нет, всё это фантазии Шишкова. Никаким полем тут и не пахнет. Скорее, сближение со словами «плоский», ко всему прочему тут следует добавить английские flow, fleet – «плыть», «флот». Значимо древнерусское плоути ("плыть"). Слово «плыть» широко применяется в русском языке с середины XI в. Первоначально это слово означало путешествовать по воде (на лодке, плоту, корабле). Форма «плыву» появилась в XVII–XVIII вв. Интересно, что исследователи предполагают родство глагола «плыть» с латинским словом pluit (идет дождь, дождит) и с немецким flut (дождь, поток воды). И добавим французское имя существительное la pluie  – «дождь».
Родственным являются:
Литовское – ploviau (полощу, стираю). Производные: "плавать", "плыву", "плывун".

«ПЛАМЯ, пламень, пламенный, пыль, пылаю, пылкость. Имеет связь с понятием о плавании, поскольку представляет собой плавающий по воздуху, развеваемый им огонь».

Уточнения: слово «пыль» к пламени отношения не имеет, поскольку происходит от утраченного пых-ль, (с переходом от пух-ль – с удлиненным «у», впоследствии перешедшим в «ы»),  глагола пыхать. А в остальном – всё так: пыл-амя, от которого – латинское и все романские flama. Правда, и само слово "пламя" - от "пых-л-амя". Но это лишь означает, что оба слова - и плмя, и пыль - происходят от одного корня-предка "пых-". Глагол "плавать" тут совершенно ни при чём. Ещё раз: почему не наоборот, то есть не русское от латинского, а латинское  - от русского? Тут воспользуемся подсказкой Александра Драгункина: да потому, что в русском и других славянских языках существуют целые кусты производных, отсутствующих в неславянских языках: «пламенный», «палить», «запал и др. С «плавающим по воздуху» пламя соединяет только поэтическое предположение Шишкова и ничем подтвердить мы его не можем.

«ПЛАЩ (одежда). Без сомнения, от плещи (плечи), потому что на них накидывается, надевается».

Нет. Имя существительное «плащ» – от слов «плат», «».

«ПЛОХОЙ, плохо, врасплох, орошать. Откуда слово сие происходит и по какой причине разумеется под ним худость? Я думаю, по такой: слово поло, полость означает, как мы уже видели, пустоту. Пустота часто берется за худость. Например, пустой человек, пустая голова есть то же, что худой, худая. Посему весьма вероятно, что плохо могло, сократясь из полохо, то есть поло, составить ветвь, означающую худость,негодность».

Нет. Тут естественно сближение  со словом «лошадь». Некоторые исследователи сближают последнее слово с арабским эквивалентом, но это ошибка: в русском языке достаточно возможностей и материала для того, чтобы выразить столь простое и часто употребляемое в обиходе слово, не заимствуя его из других языков. Здесь простое соединение предлога-приставки "по" с древнерусским именем существительным «лох» – «никчемный, негодный человек или предмет». Таким образом, лошадь – это не скаковое животное, а – сугубо для хозяйственных нужд.

«ПОЛОХ, всполошить, переполошить, всполох бить, то есть тревогу. Всякая худая весть или слух пугает, устрашает нас: отсюда слово плох, то есть худ, растянутое в полох, перешло в значение страха, ужаса, смятения, кои суть последствия худых услы¬шанных нами вестей».

Нет. Полох – от «пыл» и «пламя». А "плохой" - от "по-лох-ой", где корень - -лох-.  В современном русском он имеет ответвления не только в имени прилагательном "плохой", но и в ряде других слов. Так, недаром лохудра - это "плохая женщина", лошадь (обоих полов) (см. выше).

«ПЛАЧУ, плакать, расплакаться, плакса. Мне кажет¬ся, глагол сей, так же, как и плюю, произведен от слова пол или поле. Слезы текут из очей, и потому говорится ронять слезы; но куда же мы их роняем, или куда они падают? В доме на пол, вне дома на поле или на землю. Сказано: сеющие слезами пожнут радость. Если, уподобляя слезы семенам, говорится сеять ими, то и глагол плачу мог, по такому же соображению, произведен быть от мысли: роняю слезы на пол или на поле».

Нет, это фантазии Шишкова. Этимологические словари тут дают другую, более реалистичную, этимологию: общеславянское, имеющее соответствия в др. языках так называемой индоевропейской группы (ср.: лит.: «бить себя в грудь», лат., «бью себя в грудь»). «Плакать» первоначально – «бить себя в грудь», затем – «оплакивать».

«ПЛЕМЯ, племена, племянник, иноплеменство. Слово также могло произойти от слова поле по уподоблению размножения людей размножению семени в полях…»

Нет. Этимологические словари дают другую трактовку происхождения этого слова – от слова «плод», и, таким образом, племя, буквально, – «расплодившееся».

«ПЛОД, плодить, распложаться, плодовитый, плодоносный. Вероятно, тоже происходит от слова поле; ибо нужнейший для пропитания людей и многих животных плод, то есть всякого рода хлеб, рождается и растет на полях. Слово пол часто сокращается в пл, окон¬чание же од есть, может быть, изменение слова ядъ (то есть яства, пища). Так речение полевая ядъ могло измениться в плод».

Нет. Слово «ядъ» (в значении «еда») к происхождению слова не имеет. Часть нынешнего корня -д – это просто древний суффикс, такой же, как и в именах существительных: мё-д, горо-д, холо-д, соло-д, моло-д, голо-д, се-д, ху-д, ску-д-ный, скаре-д-а, са-д, лё-д. Корень же слова – плот-, известный в словах «плоть», «плотный»).

Для современного уха такое разделение кажется неприемлемым, но в глубокой древности суффикс -д- был частью древнего причастия страдательного залога (таким же, как и нынешний суффикс -т-, например, в слове "добыт") и имел оттенок страдательного действия: мё-д – «сделанный милым, приятным», горо-д – «сделанный высоким (и уже впоследствии - огороженным» (так же, как и гор-д-ый – «сделавшийся высоким» (тут связь с утраченным наречием «горЕ» - «вверх»), лё-д – «сделавшийся слитым, слиток» (от глагола «лить»), са-д – «ставший посаженным (засеянным)», скудный – «сделавшийся оскуделым, испытавающим недостаток в чём-то», холо-д – сделанный «холым», пустым (как от холода, зимой, становятся пустыми поля и леса), голо-д – «оставленный голым» (например, закром или оставленное голым поле), моло-д – «пока ещё остающийся пьющим молоко (несовершеннолетним)».

«ПЛОТЬ, плотский, воплощение, плотоугодие. Слово сие, означающее человеческое тело, в противоположность слову дух или душа, хотя может, происходить и от слова плотность по тому соображению, что все части тела нашего тесно или плотно соединены между собой; но мне ближе кажется, что оно изменя букву д в т, из плод сделалось плоть, от слова плод, яко вещество размножающееся и плодящееся одно от другого».

Нет. Наоборот: плод — от плоти, как это бывает и в реальной жизни. Плоть же – от глагола «плотить» – «строить», «плести» (чаще всего – высокие сооружения – мост, забор, стену  и кровлю). Близко по значению и современное русское – плот. И древнерусское плот – «забор», от «плету;». Ср. др.-русск. плотъ «ограда, плетень», оплотъ «ограда, стена, забор; предел», др.-чешск. plesti рlоt «плести ограду», ср. нов.-в.-нем. Wand «стена»: winden «вить». Русск. плотник — уже в Домостр. Другие считают, что слово происходит от праслав. формы, от которой в числе прочего произошли: др.-русск. плъть «кожа, цвет кожи», ст.-слав. плъть, белор. плоць, болг. плът, сербохорв. полут «похожий», словенск. роlt (род. п. polti) ж. «кожа, цвет кожи», чешск., словацк. рlеc(ч) — то же, польск. рlеc (род. п. рlсi). Родственно лит. plut; «корка», латышск. pluta «тело, плоть, кожа», plutas мн. «голая (нежная) кожа, кожа с головы». Оплот — древний русский термин, обозначающий крепостную ограду, то есть крепостные стены или валы.

«ПОЛЬЗА, пользоваться, полезен. Сколь ни далек смысл от слова поле, однако нельзя отрицать происхождения от него, покуда не сыщется ближайшей к нему мысли. Произрастание на поле съестных плодов есть самонужнейшее для человеческой жизни, а потому и слово польза могло произойти от слова поле, яко доставляет человеку благо».

Нет. Польза – от по-льга – имя существительное, ныне утраченное, буквально – «то, что облегчает процесс», чаще всего - при взимании податей - послабление при налогообложении, исходно - "налоговая льгота". 

«ПОЛУШКА. Составлено из слова пол (то есть половина) и ушко (уменьшительное от уха); и притом известно, что в старину ушки звериных кож употреблялись вместо денег». Ухо тут ни при чём: полушка – это полкопейки, -ушк- же – просто суффикс.

«ПЯЛЮ, пялить, пялиться, напялить, распяливать, пяльцы. Сие семейство слов, кажется, происходит со¬всем от иного начала, а именно от глагола пинаю, значащего то же, что и толкаю. Отсюда ветви в настоящем времени распинаю, в прошедшем распял, от первого будущее распну, от второго распялю, которое по отнятии предлога превращается опять в настоящее пялю, пялюсь. Слова сии, как составом, так и смежностью значения показывают ясно свое происхождение; ибо распинать есть то же, что распяливать».

Нет. «Пялю» – от общеславянского "penti" -  "натягивать. Отсюда же - «пядь» – старинная русская мера длины. Глагол «пинать» («толкать») тут совершенно ни при чём.

«ПАЛЕЦ, вместо пялец для отличия во множествен¬ном числе пальцы от пяльцы, вероятно, от того же корня, по тому соображению, что пальцы можно разгибать, и разгибая или распростирая, расширять или распяливать».

Нет. «Палец» – от «палка», «палица», то есть это «ветвь дерева для паления в костре или печи». "По такому же соображению равнозначащее с ним перст от глагола простираю, прост сделалось перст». Это могло иметь место. Перст обычно "простирают" - показывают им. Отсюда происходит порядковое числительное "перший" в белорусском и украинском языках, "first" - то же - в английском и - с выпавшим  начальным "f" - в современном немецком. Происхождение слов "палец" и "перст", "first"  и "der erste"  - типично славянское.

«ПЛЕСНЬ, плесень, заплесневеть. Легко может быть ветвью от глагола плеснуть, потому что заплесневелое место, отличаясь цветом от окружающего про¬странства, действительно походит на то, как бы на него чем-нибудь жидким плеснуто было». 

Нет. Тут, скорее, связь с предыдущим словом – «пелена»: такая, условно говоря, «пеленесень», со временем, для удоства произношения, видоизменившаяся в "плесень".

Во всём остальном с Шишковым советуем согласиться. Блестяще разработана глава "Отец": "175. Отец. Ат, ата, отец (или атец), атер, фатер, патер, падре, пер. французское слово pere (отец), сократясь из латинского pater, хотя и потеряло коренной слог at, но в произведенных от него ветвях patrie (отечество), paternal (отеческий) опять к нему возвращается. Отсюда можно видеть, что как ни различны французское слово patrie, или латинское patria, со славенским отечество, но они составляют две отрасли, от одного и того же корня произросшие; ибо корень их есть слог am (at), от коего произошли и отец, и pater. Слово  есть соединение слогов ад и ам, из коих каждое означало, как и ныне во многих языках, отца.

Одни народы под тем же названием разумеют Бога, под каким другие – небо; третьи – отца; но имена сии часто сливаем мы в одно понятие: в восклицании, например, о небо! Или в молитве Отче наш иже еси на небеси, под словами небо и отче разумеем Бога". С тем, что второй слог в имени первочеловека - Адам - во многих языках означает отца, не согласимся, это перехлёст Шишкова. Но в общем и целом, мысль верна. От себя добавим, что к слову "Адам" имеет отношение  и древнерусское "батя" (от ещё более древнего - "батерь" (по аналогии со словом "матерь")". 

Безусловно хороши и такие главы: "180. Немец под словом gate разумеет супруга, мужа. В старинном русском языке находим мы название хотя, тоже означающее супруга или мужа.

181. Наше купить происходит от слова купа. Первоначальное значение его купить, т.е. собирать в купу. Корень куп изменен в коп, и сделано слово копить, и с перенесением ударения на второй слог слово стало означать смежное понятие: приобретать вещи платою за них денег; ибо приобретать есть не что иное, как копить или купить, т.е. собирать их в купу. Такой же переход от одного понятия к смежному можем мы видеть и в иных ветвях, как например, в слове скупость, которое раньше писалось скупство, и следовательно, в первоначальном смысле означало скопство, скопление, совокупление. Отсюда скупой тот, кто любит копить или купить или совокуплять".

Не обойдёмся тут без двойственных комментариев: купить - да, от "купа" - куча. Но куча не простая, а "набор товаров для продажи или обмена". Как и ныне утраченное слово "стоя", от кот которого происходит глагол "стоить". Вот откуда и копейка - от "купейка", "купея" (а не от копья у Георгия Победоносца - это вторичная этимология и чистое совпадение. "Скопство" (состояние оскопления) и "скупство" (скупердяйство), "скупость" к нашему "купить", а равно и к слову "купа" отношения не имеют. Их общий исторический корень - -ska- со значением "недостаток, нехватка чего-то". Он проявляет себя не только в приведённых, но и в словах: "паскуда" ("что-то пакостное, мерзкое"; некоторые этимологи производят это слово от "пасконь" ж. олон. сорная трава во льну? (если это слово верно, то отсюда же и посконь, бесплодная конопля); пасконовать олон. полоть сорные травы; исходное значение - "пасконный, дрянной, ничего не стоящий". Пасконная бабенка (Писемский). Паскудность, паскудство, паскудничество, гадость, пакость, скверность, мерзость, как дело.), в польском szkoda (шкода) - "жаль", а ещё: "ущерб, урон, убыток; вред" и, как это ни удивительно, в английском "scarce" - "недостаток, нехватка". Скорее всего, к этому пракорню имеют отношения "тоска", "тусклый", "тощий", правда, родство их требует доказательств.

Просто прекрасны заключительные главы: "182. Из военного дневника государственного секретаря А. С. Шишкова 1812-14 г. Я поехал за Государем и нагнал его в Комметау. Местечко на Богемской границе, верстах в восьмидесяти от Дрездена. Имя сие испорчено из славенского, как то можно видеть из надписи, начертанной на воротах его: Homutovo (т.е. Хомутово). Нынешние названия многих немецких городов и местечек суть имена, искаженные из славенских слов: из Хомутово - Комметау, из Липецка - Лейпциг, из Кралев-градец - Кениг-гетц, из Болеслав - Бунслау, из Борислав - Бреслау, из Будисын - Будисин или Бауцен.

183. Греки и латинцы не имели буквы ч и потому не могли славенского ночь написать и произносить (иначе), как nix или nox. Другие языки тоже заменяли нашу букву ч. Из славенского слова явствует, что оно составлено из отрицательной частицы не и множественного числа имени очи, т. е. из не очь (нет очей) сократилось в ночь. Вот его происхождение! Пусть на другом языке покажут мне коренное значение ближайшее, чем нет очей; тогда я поверю, что не дургие языки взяли его с славенского, но славенский от одного из них.

185. Многие другие слова, в разных языках, то же подтверждают. Мы под словами , ограда (происходящими от горожу), разумеем обгороженное или огражденное место. Датчане, немцы, , англичане, латинцы, итальянцы, французы по словами своими gaard, garten (добавим английские слова: "garden", "orchard" - "сад"), gard, yard, hortus, orto или giardino, jardin, явно один и тот же корень имеющих, разумеют то же самое, т.е.  или обгороженное место. Голландец сад или  называет tuin: без сомнения, славенское тын, т.к. тын есть тоже ограда или ограждение. Итак, славенин может, чрез открытие в языке своем корня, видеть, каким образом текущая из него мысль, переходя от одного смежного понятия к другому, порождает стебль и ветви общего многим языкам древа. Он доберется до коренного значения, как своих, так и чужих колен и ветвей; но иностранец без славенского языка встретит великие в том затруднения и препятствия".

«Хочешь погубить народ – истреби его язык», - приводит Шишков слова одного из министров при французском дворе, советовавшего королю, как лучше покорить англичан. Именно этим и занимается классическая лжеисториография и лжефилология на протяжении последних 400 лет. У этого процесса имеется название – этноцид: «Свой язык упадает, потому что предпочитается ему чужой». Господи помилуй! Чему  нынче учат? Выговаривать чисто по-французски, вывертывать ноги и всклокачивать голову. Тот и умен и хорош, которого француз за своего брата примет. А впрочем, хоть иконы обдери! И понять нельзя, что врут и что делают; всему свое названье: Бог помочь - бонжур; отец - монсъе; старуха  - маман; холоп - монами; мошна - ридикюль. Сущие  и духом и телом - так и состарятся!"

Нынче на дворе другой век, но как будто ничего не изменилось: в речь свою напихали иноязычных, блатных и жаргонных словечек – «файеров», «флаеров», «киллеров-дилеров», «факов», «респектов» и «уважух», плееров... Такую моду диктуют сегодня шоу-бизнес и общество потребления.  А мы должны сопротивляться и не поддаваться подлецам и невеждам, уничтжающим родной язык и культуру. Но вот замечание: уж если даже президенту Российской академии наук Александру Семёновичу Шишкову не удалось опубликовать свой труд, пусть даже с допущением, что не всё в нём гладко (ну, предложили бы его отредактировать, исправить ошибки, в конце концов издали бы позже с комментариями опытных лингвистов, при жизни или посмертно, отдав дань памяти и уважения маститому русскому учёному, но нет, этого не сделали), говорит о том, что романовская цензура стояла на страже главного постулата: немецкий язык был первым, а не какие-то там славянские. От него-то, от немецкого, и пошли все языки Европы. Эту мысль в более поздние - уже на рубеже российской и советских эпох начала 20 века, подхватил и развил в своём "Этимологическом словаре русского языка" профессор Александр Преображенский (ум. в 1945 году), а позднее - его верный ученик и продолжатель, он же во многом и плагиатор, составитель "Этимологического словаря русского языка" немец Макс Фасмер. Заметим в скобках, это такая же нелепость, как если бы "Этимологический словарь немецкого языка" написал, например, некий Сергей Филиппович Иванов, знающий, как будет по-немецки разве что "Добрый день!". Российская академическая школа эту нелепость терпит, как и многие другие. Ей виднее? Нет - приятнее. Но тем для подлинной науки хуже.

Вот блестящий комментарий одного из пользователей, скромно подписавшегося user000: "Я сторонник взглядов Чудинова, Драгункина, а также А. Д. Черткова, Е. И. Классена ("Новые материалы для новейшей истории славян вообще и славяно-руссов до рюриковского времени в особенности с лёгким очерком истории руссов до Рождества Христова"), Фаддея Воланского, А. С. Шишкова ("Славяно-русский корнеслов"), Л. Н. Рыжкова, Светланы Жарниковой (ивестного этнографа) - потому, что люди эти потрудились задуматься, сопоставить, копнуть глубже.

Мы привыкли, что историю нашу нам писали Шлёцеры, Байеры и Миллеры и что русский язык они считали испорченным немецким, что слово "барин" они выводили от слова "баран", а слово "дева" - от немецкого слова "сука". Что государственность нам дали  с норвежцами. И мы привыкли так думать. Парадигма мышления.

И последнее. Цитата из труда президента Российской Академии наук адмирала Александра Семёновича Шишкова "Славяно-русский корнеслов": "Кто даст себе труд войти в неизмеримую глубину языка нашего и каждое его слово отнесет к началу, от которого оно проистекает, тот чем далее пойдет, тем больше находить будет ясных и несомнительных тому доказательств. Ни один язык, особливо из новейших и европейских, не может в сём преимуществе равняться с нашим. Иностранным словотолкователям, для отыскания первоначальной мысли в употребляемых ими словах, следует прибегать к нашему языку: в нем ключ к объяснению и разрешению многих сомнений, который тщетно в языках своих искать будут. Мы сами во многих употребляемых нами словах, почитаемых за иностранные, увидели бы, что они только по окончанию чужеязычные, а по корню наши собственные". Что ж, ни добавить, ни убавить - лучше не скажешь.