Киска у новогодней елки

       …Господи, как холодно в этом году. И не только в Сибири – по всей стране…  на Оби лед толщиной уже больше метра…
       Я потоптался у входа, стряхнул снег с валенок и вошел в школу. Сегодня здесь для детворы устраивали новогодний праздник. В самой большой комнате учителя поставили елку, нарядили ее самодельными игрушками – снежинками с серпом и молотом, картонным дирижаблем, кедровыми шишками, на макушке была большая красная звезда...
       Других украшений в нашем поселке не было… елки ведь только недавно разрешили ставить и украшать на Новый год. Я-то помню еще, как несколько лет назад пионеры в школе стишки учили:
 
Только тот, кто друг попов,
Елку праздновать готов.
Мы с тобой враги попам,
Рождества не надо нам!

А потом вдруг «разрешили елку» и даже в газете «Правда» про это написали. Но люди не сразу стали елки украшать… А вдруг это враги народа пробрались в «Правду» и устроили диверсию? Нельзя поддаваться на провокации врагов, нельзя…
       Все это вспоминалось мне, пока снимал полушубок, шапку и пристраивал одежду на вешалку у входа в комнату. Потом осмотрелся – возле одной из стен на старых соломенных матрасах тихо сидели и лежали дети. У елки соседский Колька, видно надеясь на аплодисменты, радостно читал праздничные стихи… Он у нас артист! Уже решил, что «выучится на артиста и уедет в Москву»…
       Кончилось стихотворение, ведущая представления сказала Кольке спасибо и обратилась к детям – А давайте ребята похлопаем Коле, он очень хорошо прочитал стишок…
      Но дети не хлопали… они даже не шевелились, на худых лицах не было улыбок… Не было на этом празднике веселья.
      За спиной послышался тихий женский шепот: Боже милостивый, как же они… как же… как не дитятки… Что же война проклятая наделала…
      Я оглянулся и отвечая на мой немой вопрос женщина сказала: Детдомовские они… из Ленинграда эвакуированы… из под бомб привезли… Вот та, что на руках у воспитательницы, трое суток в комнате рядом с мертвой матерью просидела… До сих пор ее кушать на руках носят…
      Переведя взгляд на детей, я заметил на руках молодой воспитательницы девочку лет трех или четырех с большими глазами на очень худеньком лице. Большие серьезные глаза… задумчивый не по возрасту взгляд…
      А возле елки две поселковые девчушки уже задорно исполняли какой-то танец. Лучший наш гармонист Федор Степанович наяривал незамысловатую мелодию…
И вот когда умолкла музыка и закончился танец, а девчушки, раскланявшись убежали в коридор, в комнате появилась кошка… самая обычная серая кошка.
       Как она попала в школу я не знаю. Может быть, она и жила здесь?... Кошка не торопясь почти дошла до елки, когда я посмотрел на ребят. Всё их внимание сосредоточилось на идущей кошке…
       И вдруг в тишине раздался очень тонкий и тихий голос той девочки, что была на руках у воспитательницы:
       Смотрите, киска идет… Нескушанная киска…

Фото из общедоступного и бесплатного интернет-источника

Письмо читателя

Возблагодарим Бога, что наши предки жили, хотя не в самой "сытной" местности, но в крепкой деревенской общине, где ни одной собаке не проходило на ум загрызть хозяйскую кошку или даже соседскую, это было неприлично, тем более собаки были всегда сыты, так же как их хозяева.

Когда в 1941г. в село Елошное (ныне – Курганская область) привезли детей из Ленинграда, мой отец, будучи пятнадцатилетним общительным подростком, сходил и познакомился с ними. На следующую ночь было вскрыто несколько погребов и переловлены несколько гусей, которые были отданы в интернат для эвакуированных. Это было делом рук группы местных подростков вместе с отцом. Их вычислили без проблем, но община безмолвствовала, а через некоторое время Елизавета Перфильева, мать моего отца (моя бабушка),  будучи председателем колхоза, организовала отличное бесперебойное питание натуральными продуктами для эвакуированных ленинградских детей.