Спасённый Римом. Кардинал Григор Агаджанян ч. 6

Забытые Богом

ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Глава двадцать первая

Петрос, казалось, бездумно смотрел в окно, ожидая заказан-
ные книги. Библиотека въелась в его жизненный ритм, не остав-
ляя времени ни на посиделки в общежитии, ни на другие студен-
ческие радости. Жил-то он у своих, но в общежитии было куда
веселее, иногда, вырвавшись, он окунался там в шумное, безот-
ветственное гудение, с одной темы перескакивали на другую, с
одного века на другой. Имена, цари, полководцы… Историки с
филологами собирались в комнате у студента-поэта Бартуха, до
хрипоты споря о причинах поражений в давних веках, обсужда-
ли сегодняшние причины, непременно снова скатываясь в глубь
веков, пытаясь во мраке давних лет отыскать загадку армянской
судьбы…

Петросу всё это было безумно нужно, необходимо, но на носу
всего лишь через три месяца, грядут госэкзамены и уняв тоску и
зов души, Петрос медленно потащил стопки книг к своему сто-
лу. Он должен закончить университет с красным дипломом, все
годы шёл отличником, и все годы было легко и весело. Но ближе
к весне, перед самым выпуском ему всё трудней и трудней удер-
жать себя. С работой не определился, хотя уже год подрабаты-
вал в Академии. Не тянуло к этим темам. Ему было тесно в раз
и навсегда выбранных направлениях, хотя и сам он не знал, что
ему хочется. Его привлекали прошлое, глубь веков, истоки. От
них шла уверенность в будущем. Но учёный секретарь институ-
та Истории в ответ на его просьбу развёл руками:
– Киликию по кирпичикам разобрали, тебе ничего не доста-
лось…
Оказалось, «разобрали» и шестой век, и пятый. При той, со-
ветской власти, ушлые историки уходили вглубь, только так
можно было разобраться в настоящем и что-то «незаметно»
добавить от себя. Да и партии это было удобно – не запрещать
копаться в древних веках, чтобы не трогали сегодняшнее, им са-
мим ещё не совсем понятное.
Ладно, летом поедет домой, в горах легче думается…
Однокурсники один за другим выходили из аудитории, а
Петрос всё черкал и черкал. Старый доцент вместе с завкафе-
дрой нетерпеливо и весело поглядывали на студента-отличника,
словно собираясь спросить, уж не диссертацию ли пишет. На-
конец, Петрос вышел из-за стола, подошёл к ним и довольно се-
рьёзно сообщил:
– Я готов отвечать, но предупреждаю, что мыслю не по учеб-
нику.
Доцент, покряхтев, встал и пошёл к двери:
– Подожди, я подмогу вызову!

Через несколько минут все, кого он застал в деканате, уселись
вокруг стола и вперились глазами в худого, длинноносого парня
с застенчивой улыбкой.
– Начну с третьего вопроса. Профессор Пионян считает, что
причины восстания заключаются… – стал перечислять он при-
чины восстания. Но я думаю, что на самом деле движущей силой
как раз оказался повод. Причины были всегда, много и разные,
и обусловлены они системой. Взрыв обусловлен материалом
взрывчатки. Но нужна искра.

Завкафедрой с интересом изучал свои руки, постукивая по
столу. Когда студент перестал говорить, все засмеялись.
–Ты этого профессора хоть видел? Он нам преподавал, при
тебе его уже не было… Ну, следующие два вопроса можешь не
начинать. Можешь идти, – остальные, переглянувшись, закива-
ли головой.
– Нет-нет, я хочу ответить! Тут тоже интересные положения
есть!
Профессор мягко поднял руку.
– Достаточно. А после экзаменов зайдёшь ко мне на кафедру.
Растерянно буркнув «Спасибо!», с недовольным выраже-
нием лица Петрос вышел в коридор, заполненный студентами.
Именно на эту кафедру он мечтал попасть, но кто знает, зачем
его вызывают? Может, чтобы оспорить его выводы?
Но старый профессор, усадив Петроса за низкий стол, зачем-
то стал спрашивать, из какого он села.
– Ты из Джавахка. Из какого села?
– Аластан, это большое село.
– Знаю, что большое. Сам я из Ахалциха, но мои переехали,
когда я ещё не родился. Остальные наши все в Россию подались.
Конечно, католик?
– Ммм… Вообще-то, атеист. Но родители католики. У нас всё
село католики.
– Знаю. Там много сёл и все католики. Но проблем много,
накопились и однажды самым мерзким образом всё и вылезет.
Есть хорошая тема, давно лежит, но… обстоятельства были,
много обстоятельств… Хочу, чтоб джавахкец её делал. Ты под-
ходишь. Согласен?
– Да, конечно. А когда начинать?
– Давай после каникул и приходи. Пока здесь, можешь мате-
риал собирать. Армяно-католики в новой грузинской действи-
тельности. Это пока рабочее название, потом, может, немного в
сторону подадимся, например, в Турцию. А может, просто срав-
ним… Ладно, до сентября!
Петрос, казалось, весь деревянный от неожиданности, под-
нялся со стула, и вдруг засмеялся.
– Я же не знаю, что получил! Зачётка там осталась!
Полуразбитая машина прыгала по вконец разбитой дороге,
огибая ущелье невероятной красоты. Начиналась Грузия, сразу
после Ашоцка изменились и краски, и рельеф, и в предвкушении
родных мест сердце сладко сжалось. На таможне долго приди-
рались и свои, и грузины, но, слава Богу, ни к чему не придра-
лись. Через несколько метров дорогу загородил толстый канат.
На фанерной досточке большими корявыми буквами было вы-
ведено: «Каперативни таможна». Но, опять же слава Богу, про-
сто пересчитали всех пассажиров, посчитали, пересчитали дань
и отпустили. Начиналась грузинская действительность. Хотя
почти то же самое можно было встретить и у себя.
Слева река Поцхов, приток Куры. То ли она извивается па-
раллельно дороге, или дорога повторяет изгибы реки, берега ко-
торой дивно украшены буйной зеленью со свечками тополей. А
вот и разъезд. Попутка, легкомысленно подпрыгивая на камени-
стых ухабах, задёшево довезла до окраины, оттуда дорога была
ещё ужаснее. Через несколько минут он уже шёл по дороге к ба-
бушкиному дому. Бабушка так и осталась сторожить свой дом.

Сейчас, после города, он казался особенно приземистым, допо-
топным, но это снаружи. Внутри царили любимые запахи, ба-
бушкины мягкие постели и чувство особенного умиротворения,
которое может ощутить только в дедовском доме, хранящем за-
пахи и звуки детства.
Через час дверь больше не закрывалась. Многочисленная
родня сбежалась, собралась в большой гостиной, бабушка су-
етилась на кухне, а очень старый дядя матери, то ли двоюрод-
ный, то ли троюродный, терпеливо объяснял такому же старому
родственнику – односельчанину, в чём разница между синим и
красным дипломом.
– Разве дело в обложке? Он ни одной другой оценки в жизни
не получал! В нашем роду все хорошо учились! – гордо объявил
троюродный родственник.
Утром Петрос вышел во двор и ему в который раз показалось,
что он хочет обнять эти родные очертания гор, зелень склонов и
синеву неба. И опять остро почувствовал, чего ему не хватает.
Вот этого всего, что сейчас его окружает. Город, где он сейчас
жил, был его необходимостью, но пока не стал родным. Много-
квартирные дома были населены загадочными незнакомыми се-
мьями, с неизвестными историями происхождения. А село… В
каждом, почти в каждом доме жили родные или до боли близкие
люди. И про всех он знал всё вплоть до переселения в девятнад-
цатом веке, и даже ещё раньше.

А через большой ручей, к горам, тянутся дворы, выделенные
учителям ещё до войны. Сегодня он пойдёт туда, надо всех учи-
телей обойти.
– Мамик, я сегодня сундук буду разбирать.
Бабушка всплеснула руками:
– Ты же там и в прошлый раз смотрел, зачем всё время пере-
бирать! Пусть лежит, память всё-таки.
– Ты что, мамик, я всё это должен ин-вен-та-ри-зо-вать!
Бабушка пропустила мимо ушей длинное непонятное слово
и пошла за внуком посмотреть, что это такое. Петрос принёс из
передней лист фанеры, постелил газеты, стал осторожно пере-
носить из сундука тетради, листы бумаг, папки с тесёмками и
стопки пожелтевших книг и журналов, нумеруя и записывая в
толстой тетради. Бабушка рассказывала, что в ту ночь ареста
ироды не полезли в этот плоский низенький сундук просто чу-
дом, на нём высилась гора постелей для приданого, всё перерыв,
этот не заметили. Пожелтевшие листы, исписанные братом ба-
бушки, тетради с его записями… Весь архив он аккуратно раз-
ложил на фанерном листе и стал каждую вещь заворачивать в
бумажный пакет и надписывать, а потом, вытащив из дорожной
сумки такую же пустую, бережно складывать их в сумку.
В бабушкиной спальне он отодвинул одну из кроватей, за-
ставленной взбитыми шерстяными тюфяками и одеялами, по-
ставил сумку под стенку, задвинул кровать и под внимательным
взглядом бабушки отрапортовался:
– Всё, теперь деда Степана душа может успокоиться. Архив у
меня будет, я его буду разбирать. Мне предложили продолжить
учёбу на кафедре.
– Сходил бы в церковь, Пето джан, в городе не ходишь, что
люди скажут? – и без всякого перехода добавила:
– Девушку хорошую присмотрел бы, пора уже смысл в жизни
искать!
– Мами, какая ещё девушка? Ни дома своего, ни зарплаты
ещё никакой…
– Мы присмотрим, хороших девушек у нас много, знаем та-
мошних городских, – и поджала губы. Это означало, что ходит
Пето в церковь или нет, значения не имеет, но девушку Пето
должен выбирать из своих, франгов.
Пето вздохнул. В городе никто толком ничего не знает про
франгов, слышали, конечно, но думают, шутливое прозвище.

Впрочем, так оно и есть. Да не совсем шутливое. Как-то, ещё на
первом курсе, он обратил внимание на кучерявую девчушку –
однокурсницу. Вернее, сначала на её огромный золотой крест,
плоский и разукрашенный гравировкой.
– Красивый, правда? – поймав взгляд защебетала кучеряшка.
Это наш знакомый ювелир, он только кресты делает.
– Действительно, красиво. Но почему не распятие? – вырва-
лось у Пето.
Кучеряшка округлила глаза:
– А что это?
– Ну, Христос распятый.
– А, так это за границей, там почти все католики, я в кино
видела.
– А ты… hай, эчмиадзинская?
– А ты кто? Не армянин? – засмеялась девчушка.
– Ну… я атеист вообще-то. Не знаю, но немного неверующий.
Просто я привык дома видеть распятие. Мы католики.
– Как католики? Вы из-за границы? Ахпары? Но разве армя-
не бывают католиками?
Даже неопытный Петрос знал, что красивые девушки никог-
да не боятся говорить глупости. Но такую глупость стоило бы
скрыть. Он удивлённо разглядывал её, потом, не сводя глаз с
крестика, спросил:
– А тебя крестили?
– Не знаю, наверное, я же не помню!
– Ну, и я не помню. Вот церкви бывают разные, даже когда
рядом стоят. Где моих родителей крестили, там только като-
лическая была. И вся деревня так. Кто тайно, кто явно, но ста-
рались крестить. А церковь, когда переселились из Эрзерума,
только католическую построили.
Потому что эрзерумские, которые переселились, за Карапе-
том Багратуни шли, почти все католиками были. Потому что по-
верили миссионерам, то ли французским, то ли ватиканским. А
вот вопрос, спас их Рим или наоборот, оставался открытым. Но
это так, для себя…

Девушка пожала плечами. А на её нежной девичьей шее крас-
новато-желтым золотом горел крест, поблёскивая и перелива-
ясь гранями нанесённых узоров. Крест, не обеспеченный верой.
Кучеряшка давно обручилась, все девушки с курса в основ-
ном уже повыскакивали замуж, иногда кто-то из них нравилась
Петросу, но поговорив минут десять – пятнадцать, он чувство-
вал какую-то необъяснимую чужеродность, правда, тающую
с годами. Ибо приехали учиться в столицу из разных районов,
но любили одних и тех же кумиров. А это может сближать даже
врагов. Да-да, врагов сближает общий враг, ну, а чужих – общий
кумир. А тут ведь были не враги, а разные люди с разными усто-
ями, привычками, традициями, любили разную еду, одним сло-
вом, чужие. Объединяла одна родина, один литературный язык.
Одно прошлое и одни грёзы, правда, тоже иногда немножко раз-
ные…

Через несколько часов, захватив несколько недавно вышед-
ших сборников стихотворений новых, но замечательных авто-
ров, живущих в Ереване, он уже шагал к учительским дворам,
нетерпеливо надеясь до наступления темноты успеть кое-что
переписать из толстой тетради, надписанной: «Записи из Пропо-
ведей отца Франческо».
Глава двадцать вторая
В сёла сначала приходили вести. После обсуждения начина-
ли читать газеты. Их читали от корки до корки, особенно, ког-
да вести были тревожными. А после Горбачёва все вести стали
тревожными. В соседнем Азербайджане творилось невероятное,
резали и сжигали ровно так же, как в начале века в Баку. Кара-
бахцы встали как один, азербайджанцы, которых там было мень-
ше, чем здесь грузин, сбежали из Карабаха, заняв оставленные
армянами дома в Баку и Гяндже. А оттуда уехали все армяне…
В Абхазии прошла ужасная война, грузины будто взбесились,
хотя разве одни грузины взбесились по всей некогда дружной
семье? В Тбилиси скинули Шеварднадзе. Волны новых перемен
и всё то, что происходило в городе, в столице, в изуродованном
виде и одними лишь бедствиями докатывались до их Ахалка-
лакского района. Началось с того, что в далёком, забытом на-
всегда из уроков географии Ферганской долине в Узбекиста-
не произошло кровопролитие, всегда тихие и гостеприимные
узбеки взбунтовались против месхетинских турок. Самолёты
поднимались в воздух и увозили оттуда избиваемых и изгоня-
емых (уже в который раз !) турок-месхетинцев. Многие , пере-
жив ужасы ссылки, нищее прозябание на чужбине, прослышав о
новых временах, захотели вернуться в свои старые дома, давно
занятые другими. А многих послали жить в Джавахетию среди
армян, которых выворачивало от одного слова «турки». Месхе-
тинские турки, два-три раза переселившиеся, оставив всё нажи-
тое, робко кружились вокруг родных пенат. Было их выселено
90 000, вернулись 250 000. Бездомные, жалкие. Но это сегодня.
А завтра?
Вчерашние братья-абхазы вдруг поняли, что, если не сейчас,
то никогда. Объявили о своей независимости, потасовки нача-
лись сначала в парламенте. А потом?

А потом всё, что не дорешилось в кабинетах, вылилось на
улицы. Грузинский народ после циничной трагедии 9 апре-
ля, казалось, озверел. А в армянонаселённых горных деревуш-
ках вечером, после многотрудного дня, старики читали вслух
вчерашние газеты и гадали: а что будет с ними? Память де-
дов подсказывала, что ничего хорошего ждать не приходится.
Хотя, если разобраться, чем они хуже абхазов? В Закавказье,
а может, и во всём СССР, Армения была единственной респу-
бликой, границы обитания титульного коренного этноса кото-
рой на всем протяжении на 50-100 км. выходили за границы
административные. Здорово пощипал Кавбюро её землицу…
Джавахк был всегда армянским краем, но даже автономии они
не могли добиться. Грузины грамотно и последовательно, ещё
при советской власти, и после обретения независимости сти-
рали с лица своей земли армянскую память: сначала отбирая
фамилии, затем лишая церквей, тем самым толкая в лоно своей,
Православной.
Между тем осталась одна дорога жизни: через Грузию. Армян
зажали со всех сторон. И опять, опять как-нибудь вырваться и…
уехать. Некоторые деревни Джавахка почти опустели – там жи-
вут одни старики. Доживают. Кто же туда вернётся? И заселят
их…, скорей всего, месхетинскими турками.
Петрос замотал головой при одной этой мысли. Перед всеми
стоял вечный вопрос «Что же делать?». Вопросов не было лишь
у тех, кто называл себя властью. Проблема армян решалась, как
всегда, с шумом, но просто. Они просто должны перестать быть
на их территории.
Знакомые ноты. И так всю дорогу!

Петрос разложил работу на Цель, Новизну, а шеф подкинул
коротенькую шпаргалку с обозначением временного интервала,
предупредив:
– Копайся сначала в предыдущих годах и внимательно от-
следи последние, только после этого можно начинать самосто-
ятельно соображать.
Сколько именно «предыдущих годов» имел в виду шеф? Ко-
нечно, он имел в виду предыдущие века.
В аспирантуре получалось так, что соображать начинаешь
через год-два. Что же до самостоятельности, она приходит с
годами, если, конечно, соображаешь. Петрос давно, ещё, на по-
следних курсах, стал считать, что разбирается в истории не хуже
преподавателей, но, как оказалось, слишком мало знал подроб-
ностей. А как раз они были скрыты под семью замками так на-
зываемой «дружбы» народов.
Никакой дружбы на самом деле никогда не было. Никогда не
забуду, как приехала в Тбилиси в декабре 1964 года. Жирный уса-
тый мужчина продавал газировку с сиропом, если кто помнит, 3
копейки за стакан. Он наливал из краника вишнёвый или клубнич-
ный сироп и подставлял стакан под краник с газированной водой.
Когда подошла моя очередь, я попросила: «Стакан с вишнёвым
сиропом». На моё удивление, он подержал стакан под краником,
но не спустил ни капли сиропа. Затем налил голую газировку и с
ухмылкой подвинул стакан, мол, пей. Я удивлённо спросила, по-
чему так.
– Потому что сомехи! – коротко и оскорбительно загоготал
грузин. Вот такая дружба глубоко сидела в них.

А «наверху» работали культурно и грамотно. Почти ни на
одну должность армяне не могли рассчитывать, если не огрузи-
нивались. Ведь что значит «предложили поменять фамилию»?
Сначала сменялась фамилия, затем подсказывали: креститься
надо в православной церкви, почти никакой разницы, но лучше
всё же там. А дальше шла культурная грузинизация: грузин-
ская школа, потому что вузы на грузинском языке. Большинство
молодёжи из армянонаселённых деревень уезжало поступать в
ереванские вузы и чаще всего, оставалось в Армении. Затем пере-
бирался остальной род, обнажая свою территорию. Тбилисские
армяне не столь охотно расставались с родным и красивым го-
родом, всё-таки столица, немного другая среда и другие условия,
а селяне из районов, особенно отличники, оказывались только в
Ереване.

Петрос разглядывал листки, присланные из Тбилиси старым
другом детства, снова и снова вчитывался в ксерокопию и не мог
поверить глазам. Грузинский археолог без тени смущения рас-
сказывал, как он с помощью райкома партии и районных властей
сумел организовать грузинизацию 200 000 армян, с выдачей им
новых паспортов с изменённой национальностью и фамилиями.
Сокрушаясь при этом, что в Абхазии не удалось сделать то же
самое. Автор статьи уверял, что ахалкалакские армяне на самом
деле были грузинами, «насильно» превращёнными в армян!
«До сентября я интенсивно работал над проблемой, копался
в архивах, ознакомился со специальной литературой, и ... вы-
яснилось, что половина населения Картли-Кахети записана ар-
мянами. В Дманисском районе есть несколько сёл – Машавера,
Вардисубани, Диди Дманиси, Укангора и Бослеби, население
которых происхождением, языком, культурой, мышлением, бы-
том – грузины, но вследствие исторических несчастий и труд-
ностей они зарегистрированы как армяне. Вот уже несколько
десятилетий этот народ борется за восстановление грузинских
фамилий и национальности, но пока удобный случай не пред-
ставился, поэтому население обеспокоено». – писал без зазре-
ния совести Джумбер Копалиани.

Петрос уже знал, с чего начнёт. Надо начать с истории армян
в Ахалкалаке и Ахалцихе. Он медленно и методично воссозда-
вал век за веком историю края. «Как описывал Мовсес Хорена-
ци в своей «Истории Армении», в той части, которая касается
административно-политических преобразований царя Великой
Армении Вагаршака: «А Гушар, из сыновей Шара, унаследовал
гору Мтин, которая называется Кангарком, и половину Джа-
ваха, Кохба, Цоба, Дзора, до крепости Унаракерт» – подумал и
дописал туманяновские строки: Бардзрага Абул у Мтин сарер…
Маячком горели скупые строки распечатанного плана, будо-
ража всё его существо, зря бабушка думает, что единственный
смысл в жизни – это хорошая девушка. Хотя, если есть такая
девушка, разве он будет против? Ведь, если разобраться, семья и
есть самый главный смысл…
Столики в этом кафе имели давнюю историю. Если б они
умели говорить, или хотя бы иногда записывать всё, о чём гово-
рилось и кричалось за этим столиком, суперновейшим истори-
кам не приходилось бы рыться в старых газетах. Горячий кофе
остывал за страстными спорами, дым от дешёвых сигарет рас-
сеивался только под утро. Подсесть к столику мог любой, кому
было интересно послушать и вставить своё мнение или хотя бы
слово. А настоящий армянин отличается прежде всего тем, что
всегда имеет своё мнение.

Петрос иногда засиживался там со своим закадычным дру-
гом, спорщиком Шерамом, родом из соседнего села, тоже исто-
риком, внуком сельского апостольского священника. Шерам
облюбовал себе кресло депутата, и шёл только к нему. Знал наи-
зусть все выступления на любую тему и всегда имел собствен-
ное, очень здравое мнение. Однако никакое мнение, даже очень
здравое, никогда не может изменить мнение власти, уж тем бо-
лее, если оно угрожает ей. Петрос как-то сразу оценил безнадёж-
ность любого варианта, поэтому споры происходили в основном
в виде игры «в одни ворота».
Брали статью какого-нибудь новоявленного историка-грузи-
на, разносили в пух и прах, автору «выдирали перья», но никто
не мог публиковать эти разборки там, в Грузии, кроме как здесь,
в собственной прессе. Грузинам посылали коллективные пись-
ма, по буквам и предложениям разобранные с привлечением
архивных и общепризнанных материалов, ответов или не было,
или приходили заумные опровержения… Даже свои архивы
практически закрыли для армян.
Наконец, Петрос принял решение ни с кем не спорить, пока
не напишет хотя бы первую часть своего введения.
А как раз эта часть и нуждалась в обширных знаниях и про-
веренных данных.
Шеф согласился, но попросил обращаться за советом только
после точки в последнем предложении главы.
История и католиков, и католиков-армян, можно сказать,
была вдоль и поперёк изучена. И в то же время не столь известна
широкому кругу местного армянского населения. Но история с
тех пор, как только они попали в Грузию, описывалась в много-
численных документах, а после этого периода появлялись про-
блемы идентификации католиков-грузин и новоприбывших ар-
мян-католиков. На месте расселения давно жили и те и другие.

В основном православные, были и католики, но прибывшие се-
лились рядом: или по этническому признаку, или по религиоз-
ному. Грузины утверждали, что все армяне в этих областях – это
обармяненные грузины, изумлённые армяне возмущенно били
себя в грудь, приводя сотни документов и свидетельств ровно
про обратное.
На карте, аккуратно перерисованной на огромные листы ват-
мана, расцвеченной цветными карандашами и любовно нанесён-
ными историческими названиями армянских областей, Петрос
тонкими стрелками обозначал тяжкие пути исхода…
А Шерам, однокурсник, втыкал флажки на карте рядом, по
сёлам Карабаха. И тщательно обводил на карте отбитый уча-
сток, закрашивая цветом Армении.
Свою карту Петрос сначала повесил на стене общежития,
рядом с картой Великой Армении. В центре висела карта Ка-
рабаха, всё внимание студентов было приковано к этой карте.
Переезжая на съёмную квартиру, Петрос перерисовал все три и
повесил над своим письменным столом. Родители уже приехали
из отходных краёв и вот-вот покупали хороший дом на окраи-
не Еревана. Они с изумлением слушали последние известия с
фронтов и не знали, пожалеть или нет, что приехали. Ведь там
постоянно были свет, вода и газ. Здесь же всё, что нужно для
нормальной жизни, было отключено. Дороги закрыты, мешок да
и только! Петрос с братом ободряли и себя, и домашних, а во-
круг клокотала новая реальность…
Шеф выбрал себе из курса в аспиранты Шерама. Шерам за-
мечательно пел, аккомпанируя себе на столе общежития, за что
его и прозвали Шерамом. На самом деле это был очень начи-
танный студент, напичканным фактами, цифрами и изречения-
ми всевозможных авторов на всевозможные темы. Из-за пения
его воспринимали как хорошего, но нецелустремлённого парня.
Однако в его барабанном стуке по столу шеф разглядел мотивы
борца и предложил ему написать тематический реферат: «Джа-
вахк и Карабах. Что делать».
Шерам проглотил явное оскорбление. Кому тему для диссер-
тации, кому для доклада. Но молча пыхтел над своими вывода-
ми. А что, вывод для него был один. Отделяться. Самоопределе-
ние.
– Да кто пустит!– подзуживал флегматичный Петрос.
– Тогда парламентские методы!
– Да кто выберет! – продолжал печалиться Петрос.
– Все бегут, везде стреляют. Власть никогда не сдаётся, её
просто уничтожают! – кипятился Шерам.
– Да кто же даст тебе именно эту чужую власть уничто-
жить? Ты у себя ещё выбери то, что надо! – совсем доведён-
ный отчаянием Петрос наносил Шераму удар ниже пояса.
Короче, семинар по докладу вылился в заседание нескольких
парламентов и генштабов, расположившихся на общежитей-
ских кроватях. Каждый предлагал что-нибудь, казалось бы, вра-
зумительное, но тут же опровергаемое реальностью. Когда седой
шеф встал, чтобы обобщить услышанное, он пустился в экскурс
в прошлое и все поняли, что только кровь может приблизить
мечту. А крови никто не хотел, и так мало осталось армян, что
здесь, что там… И хотя шеф, по статусу, закамуфлированно ци-
тировал и цитировал, вконец запутав студентов, все поняли, что
надо делать.

Каждый день кто-нибудь на 2-3 месяца исчезал, потом его за-
меняли, он приезжал и продолжал учёбу. В Карабахе шла война
не на жизнь, а на смерть, на кону стоял Ереван. И никто из мо-
лодых не хотел оставаться в стороне. Раза два исчезал и Петрос.
И даже получил почётное ранение. Рядом с ним разорвался сна-
ряд, убив сразу троих. Петрос в это время копошился в окопе,
отыскивая шнурки от ботинок. Но лёгкую контузию получить
успел. В память навечно врезались лица друзей, поникшие тела,
которые он стащил в окоп, и скупые слёзы командира. Вернув-
шись, долго слонялся по университетским коридорам, умудрив-
шись пристроиться к тюркологам. Зубрил язык и мысленно
остервенело уничтожал носителей языка.
Петрос уже заканчивал главу «Путь», описание, как армяне
попали в Ахалкалак и как возникли католики на этой земле.
Шерам же сначала выбрал себе тему про Исраэла Ори, даже
сочинил балладу о нём, распевая в общежитии, через некоторое
время почему-то к Исраэлу охладел и упросил шефа разрешить
разбирать историю армян и персов. Тема Персии привлекала
его Парфией, каким-то боком давшей армянам Григория Про-
светителя, которого Шерам буквально боготоворил, не будучи
особо набожным, на службы никогда не ходил, объясняя тем,
что «дед сполна всё отслужил и даже жизнью своей поплатил-
ся». Потом охладел и к персам. Решил писать диссертацию на
самую актуальную тему, про Карабах, с конца 19 века до кон-
ца 20-го. Петрос даже немного позавидовал, тема была нужная,
именно нужная. Даже живущие на карабахской земле, среди
них и пришлые, и испокон веку, не совсем представляли, как
доказать свою автохтонность на карабахской земле. Вернее, до-
казательств как раз было много, но соседи давно переделывали
историю, и теперь ушаты лжи и подтасовок лились на головы
армян со всех сторон по всевозможным направлениям. Но Ше-
рам даже забросил петь.
– Какая песня, при такой ситуации только петь мне осталось!
– отбивался он. Однажды всё-таки запел какую-то незнакомую
песню, по случаю чьей-то помолвки. Оказалось, парень вжился
в тему своей диссертации основательно, выучил десятки песен
этого края и старательно копировал их диалект, абсолютно не-
понятный местным ребятам. Он рвался на фронт, через несколь-
ко месяцев вернулся оттуда с подбитой ногой, стал хромать и на
кафедре сразу стало два хромых аспиранта. Первый ещё школь-
ником при наезде потерял ступню.

Ранение лишь подстегнуло Шерама. Он стал пропадать на
митингах и однажды все узнали, что Нерсесян Шерам стал де-
путатом. Шёл уличный набор в парламент митинговых акти-
вистов. Помогли Шераму друзья, подкинув несколько идей по
политтехнологиям, но он сам так зажигательно выступал на
встречах с электоратом, что стал прилюдно в шутку жалеть, что
баллотировался не в президенты.
В мае под всеобщее ликование на карте появился флажок
Шуши, а в июне Петрос сдал две статьи, закончив первый год
аспирантуры. Шеф был очень доволен, почёркал для виду пер-
вые несколько страниц, дальше читал, удовлетворённо хмыкая.
Потом признался:
– Исследования в просветителских целях часто не менее
важны, чем в научных. Вот с этим текстом надо читать лекции
на трёх-четырёх языках и ездить по всему свету. Учи, учи ан-
глийский!
– Профессор, я давно говорю на английском, а ведь ещё и
тюркским языком уже владею, говорю с бабушкой. К сожале-
нию, очень красивый и выразительный язык.
– А… как же армянский? – в шутку набычился профессор.
– Армянский в конкурсе не участвует! Он и так первый во
всём!
Дома он усадил мать и стал ей читать отрывки из статей.
– Майрик, ты только послушай, профессор тут совсем не ис-
правлял ничего!
Мать всплеснула руками:
–Ты уже можешь сам преподавать?
–Ты слушай, слушай!
«В 1829-1830гг. армяне из Ардаганского и Хнусского уез-
дов Эрзерумского вилайета переселились в окрестность
Ахалкалака и здесь основали примерно 50 деревень. А в 1831
году переехавшие из г.Ахалциха армяне-каринцы (выходцы из г.
Карина (Эрзерума) на месте разрушенного отстроили совре-
менный город Ахалкалак, ставший затем административным
центром Ахалкалакского уезда. Переселенцы – армяне-католики
из Эрзерумского вилайета принадлежали именно к римско-като-
лическому исповеданию, а армяне-католики Ахалциха – к армя-
но-католическому (это понятно и с точки зрения политических
соображений: вряд ли турецкие власти способствовали бы при-
нятию армянами Эрзерумского вилайета униатства, в котором
заложена национальная идея)

Согласно этим сведениям, армяне – жители нынешнего Ахал-
калака – потомки переселенцев из г. Карина (Эрзерума), а жи-
тели прилегающих к городу сёл – переселенцев из Ардаганского и
Хнусского уездов, Эрзерумского санджака, Эрзерумского вилайе-
та.
– Вот, послушай, – остается неясным происхождение тюрко-
говорящих армян–жителей сёл Бавра, Кардигам, Хургума, ар-
мян католиков, являющимихся фактическими франгами. Нами
не установлено, являются ли тюркоговорящими франги следу-
ющих двух сел: Аластан и Вареван. У жителей села Турцхи
(франгов) наблюдается двуязычие: они свободно говорят на
эрзерумском диалекте армянского языка и на турецком язы-
Крепость Ахалкалак
ке. В Ахалкалакском районе франги проживают в следующих
сёлах: Аластан, Бавра, Вареван, Кардигам, Турцхи, Хургума.
– Петрос джан, это же всё наши сёла! Наша мамик ведь гово-
рит и на турецком, сколько пословиц знает! Аластанцы все зна-
ли турецкий! А франги – «мшеци», они в Богдановском районе,
а тюркоговорящих франгов армян Бавра, Кардигама, Хургума
мы называем «гбо».
– Ну да! Но они сохранили армянское этническое самосозна-
ние и католическое исповедание (в пользу этой гипотезы гово-
рят и высказывания самих «гбо» о том, что их предки предпоч-
ли изменить язык общения, нежели Христову веру). Помнишь,
мамик тоже говорила! Дальше. Я хочу, чтоб люди забыли слово
«франг»! Они все – армяне! Почему говорить «франг», если они
учатся в Армении, работают у нас, и национальность у них ар-
мянская, а уж о сыновьях земли нашей и говорить нечего: имена
за именами! Один Терьян чего стоит!
– Газарос Агаян, тоже … ммм… – запнулась мать.
– А их франгами обзывают! – недовольно продолжал читать
Петрос. А про гбо… А вот некоторые считают, что не исключено
также, что франги «гбо» (жители сел Бавра, Кардиагам и Хур-
гума) - это турки, перешедшие в католичество и ставшие на-
зываться армянами, а потом и считать себя таковыми (как это
имело место в случае с грузинами-католиками). Интересно, что
первоначально фамилии франгов - «гбо» оканчивались на - ов, а
не на – оглу-моглу.
– Петрос джан, какие же они турки? – недоверчиво покачала
головой мать и пошла взбивать подушки. Она знала, что франги-
»гбо» из Богдановки и тамошних деревень с франгами-»мшеци»
не дружат, даже враждуют. Вот с урумами почему-то другое
дело, часто даже женятся между собой. Но чтобы турки? Непо-
хоже, просто дома между собой, особенно старшие, по-турецки
говорят. И здешние азербайджанцы их хорошо понимают, но
молодые больше знают армянский.
– Петрос совсем уж умничает, – улыбнулась мать, но вслух
не стала рассуждать, не женское это дело учёных людей поправ-
лять.

Лето плавно сменилось жаркой осенью, город снова запол-
нился студентами.
Некоторое время назад Петрос заметил в библиотеке высо-
кую девушку, которая тихо разговаривала с подругой на гюм-
рийском диалекте. Девушка была красавицей, но ещё прекрас-
ней была её речь, словно серебряный колокольчик. Он впервые
слышал такую красивую и нежную гюмрийскую речь. На кур-
се учились два гюмрийца, грубый выговор не только мешал им
произвести хорошее впечатление, но первое время им даже от-
кровенно занижали оценки, по крайней мере, советовали скорее
отделаться от диалекта.
Вообще с диалектами было непонятно. То их изучали рядом
на филологическом, сетуя, что некоторые носители диалектов
или вымерли, или не помнят уже своего родного выговора. И в
то же время клеймили тех, кто не разговаривал в стенах универ-
ситета на «чистом» армянском литературном языке. Даже за-
падно-армянский язык, полноценная ветвь литературного язы-
ка, наследница грабара, считался чуть ли не диалектом. Петрос,
как и все, кто приехал из районов, со своими разговаривал на
своём диалекте, вне дома – только на литературном, естествен-
но, с джавахским произношением. А с бабушкой практиковался
по турецкой устной речи.

А девушка – гюмрийка спокойно объяснялась с подругой на
своём прекрасном языке. Петрос несколько дней не мог прий-
ти в себя, даже дома ему чудился этот нежный голосок, в би-
блиотеке он незаметно высматривал её, а, увидев, успокаивал-
ся. Или, скорей всего, наоборот, от невероятного напряжения
превращался в натянутую струну. Поняв, что так он не сможет
закончить даже полглавы за месяц, однажды он рассказал о сво-
их муках более смелому балагуру Шераму. Друзья решительно
подошли к девушкам и смущенно улыбаясь, предложили после
библиотеки вместе пройтись «вниз», имея в виду улицу Абовян,
которая спускалась к площади. В разговорном обиходе улица
Абовяна, одна из красивейших центральных улиц города, в Ере-
ване издавна считалась местом для «гулянья», «спуститься» как
раз означало гулять, именно с определённым смыслом. Неверо-
ятно, но, например, если б они спустились по параллельной ули-
це Терьяна, этот смысл уже не предполагался. Обе фыркнули,
но совершенно серьёзно спросили:
– Еревнцик на экскурсию в метро предлагают? – и тут же де-
вушки прыснули, но лица их засветились от удовольствия.
Оказалось, девушки живут совсем неподалёку, снимая ком-
нату у дальней родственницы. Закинув тетради домой, они, чуть
задержавшись, предстали перед взволнованными друзьями не-
вероятно похорошевшими и присмиревшими. Однако Шерам
всю дорогу шутил не хуже гюмрийцев, травил анекдоты, и де-
вушки, сдержанно похихикав, через несколько минут уже сами
подшучивали над Шерамом. Петрос внимательно оглядывал
«свою», та иногда ловила его взгляд и тут же опускала глаза. У
неё было красивое неармянское имя Галя.
Через несколько дней они с Галей уходили из библиотеки
через улицу Абовяна, площадь, кафешку подле фонтана, потом
снова вверх по Абовяну, он провожал её до угла дома, а ещё через
несколько дней Петрос стал приглашать её на редкие свидания.

Галя тоже училась в аспирантуре, в Зооветеринарном институ-
те, до каникул хотела успеть сдать реферат по своей теме. Тема
была непонятной и ненужной в те дни, о каких-то свинячих гли-
стах. Петрос старался выглядеть серьёзным, но еле сдерживал
смех, когда Галя рассказывала, как она красит этих глистов, что-
бы различить, там девочка или мальчик. И, с трудом подцепив
под микроскопом, если оказывается извивающийся «мальчик»,
ласково приговаривает:
– Дзо, эдик ду инч кенис эстех ахчконц меч? (Эй, парень, ты
что это тут делаешь среди девчат?)
Шерам пропадал на заседаниях парламента, только-только
учившегося работать. Заседания показывали по телевизору, из-
умлённый народ пьянел от приобщения к власти и часами де-
журил у экранов. Забежав на несколько часов в библиотеку, он
впопыхах рассказывал другу о последних новостях, не успевая
толком обсудить, тут же садился за книги или газеты, которые
до Еревана доходили с перебоями.
А в Грузии творилось совсем уж невероятное.
И как всегда, всё, что творилось на этой горестной земле, ста-
новилось злою судьбой для армянина. К власти пришёл дисси-
дент Гамсахурдиа и объявил Грузию для грузин. Конечно, потом,
одумавшись, он хотел, чтобы подумали, будто имеется в виду
Россия и русские, ненавистные русские коммунисты. Но ведь
на самом деле в глубине души и этот грузин видел Джавахк сво-
бодным… от армян! Следует положить конец демографической
экспансии чужой нации в Грузии, а злых негрузин выгоним из Гру-
зии! – провозглашал новоявленный лидер.
Внук великого грузинского поэта для обоснования своего ло-
зунга удивлённо констатировал:
– Негрузинское население размножается катастрофически-
ми темпами!

Тяжёлые времена настали для джавахкцев. Бедность и нище-
та государства, недавно получившего независимость, особенно
бросается в глаза в тех деревнях и сёлах, где в основном живёт
нетитульная нация. В Тифлисе было совсем другое, когда-то со-
стоятельное армянство там тоже вымирало, но другими путями.
Джавахк начал пустеть. Отходники уезжали сёлами, посте-
пенно рушились дома, а во многих остались только старики. По
соседним сёлам стали селиться пришлые турки.
Особенно «беспринципных» или разбогатевших и устроен-
ных домами и семьями, забирали к себе, оставшихся подкарм-
ливали с «материка». Но бунта почему-то не было.
«Даже при президентстве Гамсахурдиа в Джавахке сепара-
тистских тенденций не замечалось, кто-либо вопроса автоно-
мии не выдвигал» – записывал Петрос, а Шерам писал другое:
– История грузинского шовинизма показывает, что Джавахк
должен бороться за широкую автономию. Иначе там не оста-
нется армян.
Так два друга, выросшие на одной земле, учившиеся у одних
и тех же педагогов, смотрели на одно и то же, а видели разный
финал. Тем не менее, единодушны были в одном: надо спасать
язык!
Петрос раза два-три в год уезжал к себе в Аластан, диссер-
тация подвигалась медленно, но верно. Надо было обойти все
сёла, а там обойти каждого старожила. Он и обходил, и подолгу
расспрашивал, буквально обо всём. Даже для сокурсницы сказ-
ки края собирал. Материал набирался за лето солидный, зимой
он обрабатывал собранное. Но если с диссертацией можно было
тянуть, то с Галей оказалось намного сложнее. Девушка через
несколько месяцев твёрдо дала понять, что она не собирается
«просто так гулять», пусть приезжает в Гюмри сватать, если
серьёзные намерения. Узнают родители – то же самое скажут.
Люди увидят, что гуляет, а домой к девушке ещё не ходил, с ро-
дителями не познакомился – что скажут?.
Петрос сам не очень спешил, связывая сватовство с оконча-
нием диссертации, покупкой дома. Но, подумав, даже обрадо-
вался. Такую девушку нельзя упускать!

Родители долго сидели за столом на балконе гюмрийского
дома. Каждая сторона выдвинула свои условия и сроки, всё об-
судили, мирно попивая чай с вареньем, какой вечер на балконе
без варенья! Но начинать обсуждать самый главный вопрос ни-
как не решались. В какой церкви венчаться? Возможно гюмрий-
цы смотрели на это и как на лишнюю, но красочную роскошь,
но родители Петроса связывали с венчанием все свои корни и
память о корнях. Церковь в Аластане была своею, армяно-ка-
толической, подчёркивала их армянство, сохранённое поколе-
ниями, а католичество даже в некоторой мере способствовало
этому, обособляя их от православной титульной нации хотя бы
далёкой и эфемерной принадлежностью к римской религии.
Наконец, Петросов отец, жилистый и загорелый отходник на
пенсии, решительно подвинул чашку и глядя в пол, глухо спро-
сил:
– Венчаться где будут?
Воцарилось молчание, которое длилось бы вечно, если б в
комнату не влетел подслушивавший Петрос.
– Венчаться будем после ребёнка, пусть пока только ЗАГС!
Отлично понимая, что после ребёнка уже встанет вопрос: Где
будем крестить?
Обе церкви находились рядом, что в Гюмри, что в Аластане,
крестили и венчали на армянском языке, прихожане дружили и
соседствовали, и работали вместе, только по выходным расте-
каясь разными ручейками. Да ещё деньги несли разным батюш-
кам. Материалист Петрос давно не видел особой разницы, но
родительский вопрос уважал и решил немного отсрочить давно
зреющее решение.

Свадьбу сыграли в три приёма, а через месяц роди-
тели купили двухэтажный просторный дом в Эребуни.
Петрос перевёз все сундуки из бабушкиного дома, потом пере-
везли её саму, что оказалось труднее, чем купить дом. Мамик ни
в какую не хотела оставлять, пусть и неказистый, но свой дом,
где прожила столько лет. Туда переселилась соседка, обещав-
шая всё сохранить, как было.
За окном менялись президенты, а в доме Петроса уже бега-
ли два крепыша – Галя не подкачала. Детей пока не крестили,
ждали, когда защитит диссертацию. Хотя тот разговор больше
не обсуждался, Петрос чувствовал внутреннее сопротивление и
своё, и родительское. Если не имеет значения, зачем менять?
Как-то позвонили из Аластана, школьный друг взволнован-
но сообщил, что пошли задержания и аресты после очередного
митинга. Петрос не мог успокоиться. Потом через приехавшего
родственника он получил письмо. Школьный друг писал:
«… Пето, помнишь Геворка Чахояна, который в восьмом клас-
се на всегрузинской олимпиаде по физике первое место получил
и переехал в школу в Ахалкалак? Так вот, его посадили. Он стал
у нас активистом, митинги собирает, на митингах требует авто-
номию или даже отделиться, если не дадут автономию. А в гру-
зинской тюрьме, сам знаешь, что делают с армянами, тем более
по такой статье. Подними там вопрос о нём, пусть поддержат,
армянин всё же…»

Галя, заметив, как Петрос изменился в лице, присела рядом и
горько добавила:
– Господи, в Гюмри тоже приличных людей отовсюду отши-
вают, мафия какая-то правит. Все партийными сделались, на
самом деле просто деньгами заправляют, какие там партии, в
кучки собираются.
Петрос улыбнулся. Ишь ты, забыла, что глистов шугала по
микроскопам, политиком стала. Он гордо посмотрел на жену:
– Растёшь, Галя джан. Докторскую пора, на тему: «Эволюция
глистов в условиях независимости». Скоро сама партию орга-
низуешь!
– Не, только, если «Сыновья Петроса» партия будет!
Петрос не знал, что ответить другу. Он ещё не знал, что од-
нокашника посадили с помощью своих же. То есть здесь никто
ничего не станет делать для Геворка. Не тем заняты. Ну, ми-
тинг сделать, ну, в газетах материал разместить. Но и это – что
мёртвому припарки. Даже на правительственном уровне такие
вопросы не решишь, там торг на выживаемость идёт. А между-
народные протесты здесь не получатся, Грузия «на пути к демо-
кратии», никто и пальцем не пошевельнёт…
Шерам в парламенте выступил с гневной и обличительной
речью. Депутаты качали головой, ведь грузины сидели на вен-
тиле, впуская воздух в Армению, живительный воздух комму-
никаций, такой ценный при блокаде… нельзя с ними ссориться.
Потом стыдливо признался другу:
– Пет, Чахояна наши сдали из рук в руки… А на два фронта
меня не хватит…

Петрос тоскливо выводил тезисы очередной статьи к дис-
сертации, но мысли разбегались. Армяне что ни скажут, всем не
нравится! Азеры мониторят каждое слово, любого происхожде-
ния, если об армянах, турки делают то же самое. Грузины ни от
кого не отстают. Сейчас грузины остервенело пересматривают
свою и так богатую историю. Но надо очиститься от лишних
элементов. Даже церкви стали по-новому расставлять. Патри-
арх вдруг обнаружил, что исконно армянские церкви на самом
деле были грузинскими, а которые слишком явно взывали о сво-
ём происхождении, стали по ночам и средь бела дня зачищать от
надписей и хачкаров…
Казалось, вековая братская дружба, снаружи склееная обёр-
точной бумагой и отлакированная, с каждым шагом в капита-
лизм расползалась по швам. Сами грузины не могли понять,
куда идут – то ли к демократии, то ли прямо в объятия сильно-
го покровителя, где их президент получил образование. Армя-
не делали то же самое, но ввиду недополученного образования
своего лидера обходились старым проверенным покровителем…
И уж как оформить выводы диссертации, которая была давно
готова, Петрос не решался спросить даже шефа, который ходил
хмурый и вечно расстроенный.
И, будучи человеком бесконфликтным, он повернул основ-
ное направление к описательным и статистическим исследова-
ниям. В политику он не стремился, справедливо полагая, что
будь он даже семи пядей во лбу, попадёт под влияние каких-то
других процессов, над которыми никто уже не властен…
Как-то Петроса с Галей позвали на свадьбу к родственникам
Гали. Галин родственник, преуспевающий строитель, венчание
заказал в Эчмиадзине. Петрос к своему стыду, там никогда не
был. Где-то наверху пел хор, священники все были в золоте и
шелках, а вокруг много иностранных гостей. С любой точки вда-
ли белели вершины Арарата, на их фоне красивые очертания
церкви, Петрос не мог насладиться красотой и великолепием
увиденного. И в душе подумал: А какая разница, церковь есть
церковь! Я на этой земле жить буду и дети мои тоже. Почему
бы не в этой церкви крестить детей? На самом деле, если разо-
браться, спас армян Эчмиадзин, Рим ни за кого не заступился,
– горько подумал он.

Галя словно догадалась о мыслях, терзающих мужа. Она взя-
ла его руку и прошептала:
– Всё же Эчмиадзин наш, а мы – Эчмиадзина. Наш Комитас
здесь пел, Исаакян с Сарьяном и Демирчяном сюда молиться
ходили …
И Комитас, и Исаакян, и Сарьян с ахалкалакским Демирчя-
ном были общими вершинами для всех. Галя знала, какие слова
дойдут до сердца мужа…
Дома Петрос рассказывал родителям о роскоши Эчмиадзина
и намекнул, что эчмиадзинские церкви повсюду, и священников
там же готовят, все армяне. Родители понурив головы, обречен-
но пожали плечами, не сказав ни слова. Их уже давно не стра-
шил сам факт, какая разница, вера-то всё равно армянская, не
турецкая же! Но они не знали, как объяснить многочисленным
родственникам, знакомым и сельчанам, что сын принял соб-
ственное решение, то есть не послушался. Выходило, что роди-
тели как бы и не причём. А закон обязывает против родителей не
идти… Старики молча посидели за столом, Баграт тихо, куда-то
в сторону, сказал:
– Какая разница, сынок, вера наша, не чужая!

Сосед Амро с женой, тоже франги, переглянулись. Кто может
кого-то обвинять? Но их дети даже не ходят в церковь. Ни в ка-
кую! В университете их научили, что Бога нет, они и поверили.
Старому Баграту, отцу Петроса, и не позавидуешь, переживает
за сына, и завидно всё же, если в Эчмиадзин будут ездить, детей
уже там крестить, католикоса своего видеть… Сельчане чуть не
плачут, у них нет никого, редкий священник в их краях служит,
всё больше наездами. Соберут несколько малышей – и крестят.
А покойников как? Ждать будут, что ли? На селе многие взыва-
ют: Дайте нам хоть Эчмиадзинского пастыря, какая нам разни-
ца, в мире и так всё смешалось! А литовец ваш или поляк, кото-
рых вы присылаете, неужели родней своего, армянина?
Так сами себя уговаривали бывшие соседи родом из Ахалка-
лака…
Молодой священник Ншан слушал Петроса с полузакрыты-
ми глазами:
– Там на 140 сёл всего-то пять священников. Уму непостижи-
мо! Во все времена церковь хранила язык и веру. Забыл их наш
Эчмиадзин, забыл… – тоскливо перечислял Петрос.
– Государственный вопрос, мы не можем к франгам ступить,
это не наша церковь, римская, хоть и униатская, правила есть,
Петрос джан…, – оправдывался священник.
– Вот в Сухлисе просили, приезжали недавно в Гюмри, свя-
той отец только удивлялся их наивности.
– Верующий человек всегда наивен, тер Ншан. Но как раз
надо на государственном уровне! – жарко убеждал Петрос. –
Вот в моём джавахкском селе теперь совсем Грузия. Там у нас
боль. Света почти не дают, наверное, чтобы люди все уехали. А
недавно грузинские историки объявили все памятники в селе
грузинскими, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
А если нет священника, церковь превращается в постройку. В
Ахалцихе турки стали селиться, дома покупать. Мечети завтра
на месте наших церквей построят… Надо что-то делать. А кто
пикнет, тут же сажают. В Грузии порядки, может, и для них, да
наших всех под гнёт взяли, школы позакрывают, что будем де-
лать?
– Господь с нами, Петрос, с Божьей помощью наладится, –
печально промолвил Тер Ншан. На другую помощь он никогда
даже не надеялся, втайне подозревая, что раз Господь со всеми,
то особо и не отличает своих от чужих.

Шерам взволнованно ходил по большому кабинету. Его речь
потрясла даже тех, кто особо не углублялся в не совсем интерес-
ную для них тему. Причины тому были разные, даже важные, но
Шерам как с цепи сорвался. Заклеймил всех по очереди, при-
звал к санкциям, взывая к мировому сообществу, сыпал факта-
ми, цифрами и прогнозами.
Он сам понимал, что шансов на улучшение ситуации нет и не
будет, приходя в бешенство от одной этой мысли. Петрос никог-
да не видел друга в таком состоянии, но даже в кошмарном сне
они оба не могли представить события следующей ночи.
Отца Шерама, инвалида Отечественной войны, поздним ве-
чером забрали в околоток. Шерам стонал и рычал, как раненый
зверь, представляя, как всё это происходило.
– Отец не может после операции переносить машину, его
рвёт сразу, как только он садится в неё. А эти изверги отвезли
семидесятишестилетнего старца в район по разбитой дороге,
другой просто нет. Сказали – будут держать до тех пор, пока по-
смотрим, что ещё сын скажет. Вот какая демократия! А русские
дерьмократы влюбились в Сааку! Страну к великому будущему
ведёт, как же! Жванию кто убил? Зачем убил? Даже в Тбилиси
никому не ведомо, что у них уже всё в шоколаде!
– Дороги строят! Но как осторожно выбирают, к какому селу
провести дорогу! К армянскому? Пусть строят ваши олигархи,
вон сколько их в России! – продолжал возмущаться Шерам но-
выми грузинскими порядками.
– Автономия и спасёт! В автономии есть хоть механизм за-
щиты, она может гарантировать какую-то безопасность и, в кон-
це концов, нормальное человеческое существование может обе-
спечить! Чахояна гнобят! Если они могут всё сфальсифициро-
вать, значит, автономия для них угроза, а Чахоян политический
преступник и страшный враг!! И я тоже! Меня не пускают туда,
к родителям, в мой дом! Новые гранты получил, новые дороги
строить будет… Новыми чиновниками хвастается, неподкупны-
ми!
Новыми? Точно так, как машины медленно и не до конца по
тропе из долины взбираются вверх, в горы, точно так медленно и
не до конца доходили деньги на строительство дорог в советской
Грузии. Даже скудная помощь из Армении разворовывалась по
дороге к цели. Бедность и нищета жителей армянонаселённых
сёл постепенно приводила их к опустошению. Впрочем, как и в
Армении, как и во всём бывшем СССР. Тянулись за пропитани-
ем в большие города…
Петрос редко видел друга. Став депутатом, тот пропадал по
разным важным делам, не выпуская из рук мобильник, появля-
ясь иногда на кафедре, где преподавал историю. Шерам расха-
живал в дорогом костюме, которого отродясь никто на нём не
видывал. Рубашки тоже были дорогие, в галстуках Петрос не
разбирался, но предполагал, что действует правило соответ-
ствия. Как-то Шерам перехватил его взгляд и с усмешкой по-
яснил:
– Пет, соответствовать надо, иначе среди них нельзя нахо-
диться, и так сверху смотрят, когда без связей.
– Да я ничего, просто думаю, что дорогой костюм действи-
тельно хорошо сидит. Я на венчание точно такой закажу себе,
фотографироваться будем, чтоб соответствовало. Галя тоже на-
стаивает. А так лучше джинсов ничего пока так и не придумали!
Но Шерам соответствовал всё дальше и дальше. Связи по-
являлись самым неожиданным образом и накапливались: сту-
денты, их родственники, депутаты парламента, зависящие от
них полезные люди… Перестал принимать гостей и сам пере-
стал ходить в гости. Разве это дружба, когда твоя жена и мать
не хлопочут на кухне, не суетятся перед твоим другом, желая
угостить его наславу! Встречи с нужными людьми стали прохо-
дить в закрытых кабинах загородных ресторанов, благо как раз
понастроили по границе столицы в неисчислимом количестве.
При разговоре у него стали проскальзывать какие-то началь-
ственные нотки, сам Петрос давно замечал, но отгонял от себя
эти мысли, да вот Галю не обманешь.
И наконец, до Петроса дошли слухи, что Шерам обделывает
какие-то дела, связанные с экономикой. Прямо спросить не хва-
тило духу, а верить сначала он отказался. Пока Шерам не купил
шикарный Мерседес, виллу, вторую квартиру. Простая арифме-
тика отвечала на все вопросы. В свою очередь Шерам стал ука-
зывать Петросу на его пассивность в джавахских полемиках.

А диссертация хоть и двигалась, но очень медленно. Петрос
получил государственный грант и параллельно стал разрабаты-
вать другую тему. Выступления на митингах, тем более поход в
депутаты его не очень привлекали, он не мог бросить недокон-
ченную работу и публично выступать против ряда правитель-
ственных шагов. Мудрый шеф больше молчал, не выступал. Да и
трибуны для Петроса не было. А Шерам по старой памяти давно
прошедших времён называл это предательством. Хотя было из-
вестно, что фракции в стенах парламента явно о чём-то с собой
договариваются. Город маленький, ничего спрятать не удаётся.
Постепенно между друзьями вставала незримая стена.
Тем более, нашлась новая забава: Петрос копил деньги на по-
ездку в Рим. Бабушка в молодости читала многое из того сунду-
ка, всё же Степан Ероян был и братом, не только духовником.
Свои надежды она связывала с внуком, который изучал как раз
то, чем занимался в своё время отец Степан. Но учёный внук ни-
какой религиозности не проявлял, чем весьма удручал старую
женщину. И она несколько раз печально глядя на сундук, на-
поминала: смотри, Степана не забывай. Он тебе дедом не успел
стать, каины не дали.

Умирая, бабушка наказала: Степана тетради внимательно
прочитай. Он поэзией увлекался, прихожанам много стихотво-
рений читал. Говорил, что книги там остались, всё хотел пере-
везти, да куда там… В Рим поедешь, поклонись могиле Газароса,
наш он, тоже тебе родня.
Рим представлялся ей вершиной желаний франко-армяни-
на… Бабушке и в голову не могло прийти, что Петрос станет
прихожанином другой церкви,
Поездки давно стали возможными, даже в Турцию засновали
юркие «Нисаны», везущие армян на свою историческую терри-
торию. Но, владея турецким в совершенстве, сейчас Петрос не
мог позволить себе такую поездку. Может, потом, может, гидом.
А в европейский Рим тянуло, и он стал откладывать вторую зар-
плату в школе в большую коробку из-под зимних ботинок. Галя
уже работала, стало легче.
Но в Джавахке было совсем плохо. На лето Петрос выкроил
недельку и съездил туда, повидать старых друзей. Сидели под
тусклой лампочкой в тесной прокуренной комнате, и то весело
смеялись над очередной шуточкой, то сосредоточенно замолка-
ли.
– Даже с детскими садиками стали воевать грузины новой
демократии. Ни учебников нет, ни литературы, ни газет на ар-
мянском – всё, что можно, закрыли. А уж о церкви и говорить
нечего… Просто беспредел! Наши ведь эти армянские церкви,
хоть верните, мы там библиотеки или театры устроим! – с тихой
яростью басил Вараздат, – или Апостольской церкви разрешите
передать! Ни сами не восстанавливают, ни армянам не дают… Да
разве только церкви! Азербайджанцы наши хачкары с землёй
перекопали, с космоса сняли! А эти молотками ночью записи на
стенах отбивают! Даже в Тбилиси, совсем совесть потеряли!
– Петрос джан, я здесь родился, моя родина – эти горы, эта
земля! Я никуда не хочу уезжать! Но на работу грузина прини-
мают, меня в лучшем случае в грузчики, за несколько лари. Так
я в России, хоть там нашего брата свои же кидают, на асфальто-
вых работах месяц поработаю, полгода семью прокормлю! Па-
спорт вот справлю…
– А уж на должность ни за что! – вторили остальные, моло-
дым никакой перспективы… Вот и уезжают…

Торгом, бывший силач класса, давно забросил спорт и теперь
с трудом кормил семью здесь и двух студентов в городе.
– На бесплатном, отличники, – с нескрываемой гордостью
кивнул он, когда его спросили о сыновьях. Можно было поду-
мать, пошли в Торгома, так он распрямился. Пошёл к старень-
кому компьютеру и включил диск. Комнату заполнила грустная
музыка.
Дзмран нман куган у кертан... – пел неплохой, но непривыч-
ный голос. Петрос знал этого певца, раньше эстрадные песни
пел, наверное, думал, что ашугские так легко осилить...
Великий ахалкалакский ашуг как будто наперёд знал все дни,
которые придётся прожить его народу:
– Как дни зимы, дни неудач недолго тут: придут-уйдут....
Друзья молча вслушивались в слова песни Дживани, ко-
торую знали наизусть, как и все его песни, по нотам выверяя
молодого исполнителя, качали головой, если тот недостаточно
виртуозно или неверно выводил мелодию. Мудрый ашуг словно
говорил с ними из глубины прошедшего столетия:
Придут и уйдут...
– Там в Карзахе никого почти не осталось, – тихо вставил
Торгом, – все разъехались, кто учиться, кто в Россию... Школу,
наверное, придётся закрыть... помните, какое село было, какая
школа большая, в две смены учились... Жена моя оттуда ведь...
там преподавала... А церковь давно заброшена, на священника
людей не хватает, – невесело засмеялся он. На врача тоже людей
не хватало, на милиционера тоже – так решили в центре. Хотя,
к счастью, никаких проблем с властью в Карзахе не осталось, но
уж врач и священник должны быть неподалёку...
Петрос обхватил голову и не мог ничем утешить своих одно-
классников. Там, в Ереване, почти те же самые проблемы… И
даже хуже – о Джавахке чаще всего не вспоминают. С Грузией
не хотят ссориться, всё-таки единственная пока дорога… Здесь
хоть поле картофельное как-никак кормит. А там в квартирах
без работы не проживёшь…
Сумерки надвинулись сразу, по-южному, Петрос хлопнул по
столу:
– Сегодня ночью Ливерпуль с Барселоной, айда подготовим-
ся!

После «подготовки», сытые, чуть поддатые, досмотрели матч,
взрываясь и цокая, и Петрос рано утром уехал домой, так и не
решившись рассказать им о своей затее с Эчмиадзином. Слиш-
ком важные вопросы висели в воздухе, назревшие, но не имев-
шие решения...
Петрос уезжал с тяжёлым сердцем. Дорогу от села развезло,
говорят, много попилили на этих дорогах, так и не видно, куда
что ушло. Да и к армянским сёлам особо их не строили. Кое-как
выбравшись на трассу, подавленно смотрел на унылые поля и
холмы, мелькавшие за окном и думал вечную армянскую думу,
когда же, наконец, армянин сможет хорошо жить у себя дома….
Близились дни защиты диссертации и принятия решения –
ведь Петрос обещал все вопросы отложить на время после за-
щиты.
Отец нервничал, ходил из угла в угол и время от времени вор-
чал:
– Тогда никого не позовём на крестины! Мы с матерью по-
зориться не хотим!
– Отец, о каком позоре ты говоришь? Ты хоть раз поезжай
в Эчмиадзин! Такого собора больше нигде нет! Сам Григорий
Просветитель построил там церковь! Со всего света приезжают,
камни целуют, доллары тратят, чтоб здесь креститься! Какой
может быть позор?
– Со всего света, со всего света! А для меня моя деревня весь
свет! Меня знают там! Мне перед ними отвечать!

Мать молча сидела и как истая франга, при муже молчала.
Жены-франги до сих пор остались примером идеальных жён.
Прекрасный пример женщины, берегущей семейный очаг!
Тихие, молчаливые, свою рассудительность и претензии они
выкажут наедине, а сейчас время бушевать не для них и они хо-
рошо знают своё место. На самом деле именно на них держится
дом.
– Ладно, не причитайте, как будто похороны затеяли, а не
крещение. Я и сам перед селянами в ответе, и отвечу!
– Лучше тихо-мирно, зачем село приплетать! – отец чуть сно-
ва не сказал «к позору». Но внизу залаяла собака, и, взглянув
вниз в окно, он увидел свата Оника. Тот держал подмышкой
огромный свёрток, а жена придерживая, семенила за ним.
– Ну вот, ещё один «эчмиадзинец» мне на голову! – в сердцах
прошептал старый Баграт.
– Ленинаканец он, не обижай, он старый, коренной гюмриец!
– засмеялся Петрос, представив реакцию тестя, которого назва-
ли эчмиадзинцем.
Коренной гюмриец вошёл вперёд жены и пробасил:
– Где мои внуки, спят? Вот, машины просили в прошлый раз!
– Так их некуда ставить, гараж весь в их машинах, нашу не-
куда ставить! – застонал перед новой напастью старый Баграт.
– Дзо, тогда новый гараж построй, это ведь не дом, подешевле
встанет! – слегка улыбнувшись, гюмрийский сват сел в кресло и
подозрительно оглядел родственников. Не может никакой гюм-
риец не подковырнуть, тем более, свата, да ещё не гюмрийца!
–Дзо, вы такие кислые, что, может, мне пойти к вашему свя-
тому отцу? Как раз нового назначили! Пойти-то пойду, да вот
ноги не пойдут, – честно предупредил сват и задумчиво уста-
вился на подарок внукам.
– Петрос, а Галя тут?
– За младшим пошла, придут сейчас.
– Отец, давай так: прямо завтра и поедем, но не в Эчмиад-
зин. В городе маленькая церковь есть, недалеко от рынка. Места
мало, звать не станем селян, а потом как-нибудь уладим!
Петрос не стал говорить отцу, что в маленькой церкви оче-
редь, и что он месяц назад разговаривал и договорился с отцом
Ншаном.

Галя вошла, сияя улыбчивыми ямками на щеках, новой при-
чёской, в новом платье и, увидев любимую невестку, Баграт не
стал бушевать. Сразу притих, а сват продолжал сыпать свои
гюмрийскими шуточками.
Но венчание всё же отложили. Баграт ночью слёг с сердеч-
ным приступом, настоящим или приобретённым из-за пережи-
ваний, никто не понял, но с венчанием решили повременить.
Петрос бегал вокруг отца и врача, мать неожиданно проворно
растирала мужу руки и приговаривала:
– Тихо, тихо, всё в руках Божьих, – не уточняя, Бога какой
именно конфессии она имела в виду.
После этого сваты перестали встречаться, не поссорились, но
и дорогу заморозили, да ведь Гюмри не дорога к воде, старый Ба-
грат не мог часто выезжать из города, а гюмрийский сват перед
тамошними родственниками обиженно разводил руками:
– Девушку приезжал у меня просить? Дорогу выучил? Мне
мои внуки всех заменяют.

На тему венчаний-крещений больше разговоров не было, но
Петрос однажды услышал, как Баграт на кухне вразумляет мать:
– Ты думаешь, я против? Франг тоже армянин, разве я не
понимаю? Иногда найдётся какой-нибудь тупица, тычет себя
в грудь, мол, я франг, франг, не армянин! Тёмный народ всег-
да попадается. Разве я не понимаю, что главное для армянина
– семья, дети и церковь чтобы на нашем языке с нами разгова-
ривала? Бог у нас всё равно один. – Баграт помолчал, как бы
усваивая сказанное и встрепенулся: – Но ты видела? Сват так
победно смотрел на меня, как будто отец сына он, а не я! Вот я и
разволновался. Мне Петроса тоже жалко, взрослый парень, ско-
ро профессором станет, историю всех франгов лучше нас знает.
Раз решил… Скажи ему, пусть назначает, этот Ншан только рад
будет, не откажется. Заработает, сейчас они как хоронить да от-
певать начали в церкви, совсем загордились,– вздыхал старый
Баграт, и не то что почва уходила из под ног или очень уж пово-
евать хотел за свою веру.

Умудрённый опытом, он давно стал понимать, что ни к чему
всё это противостояние. Там в рясах спорят на не очень понят-
ном языке и непонятными терминами, а люди друг перед другом
один на один остаются. Один Бог, одни и те же заповеди, раз-
ницы нет, лишь бы крестили и были венчаны, – после долгих
раздумий решил старый Баграт, не без оснований подозревая,
что на самом деле он отец атеиста…
Сват Баграта сидел у себя во дворе, в гюмрийском окружении
резался в нарды с соседом и возмущался:
– Дзо, чокнутые, что ли? Уже детям в школу пора, а они тянут
с крестинами, Бог с ними, если не венчаны. Родственники все
надо мной уже смеются! Уж не из Рима ли разрешения ждут?
Сосед кинул костяшки и деликатно спросил:
– Зять-то что говорит? Тут слово отца, но зять тоже участву-
ет!
– Зятя не хочу теребить, дочка у них живёт, иногда думаю,
может, коммунист зять, боится признаться…
– Дзо, коммунист теперь не тот пошёл. Ду шеш! Ты сам ска-
жи, пошёл бы в ихнюю, в ту церковь, что за домом Доол Вароса.
Пошёл бы?
– Дзо, что ты такое говоришь? Что я там потерял? Я и в свою-
то раз в год не хожу…
– Вот и сват твой боится. Чужая церковь, она для нас един-
ственная и родная, а им чужая. Шеш беш!
– И что? По-человечески внуков крестить надо? – чуть не за-
стонал Оник, яростно стуча «костями» по нардам.
История с несколькими церквами в одном доме ему поряд-
ком надоела. Хорошо, что Бог уберёг, не баптист им попался!

Кто мог подумать при советской власти о таких глупостях? Ин-
тересно, как сваты при Советах нажимали бы на свою римскую
веру? И азеры молчали, и верующие. А сейчас все права качают!
По правде говоря, он не настаивал ни на чём, не понимая сути
конфессиональных различий, от которых в силу полуатеистиче-
ского воспитания был слишком далёк. Но для упрощения жена,
у которой было почти высшее образование, объяснила ему, что
эта самая суть в малом: начальник франгов папа римский, и к
нему не попасть, а наш начальник выше, он Католикос всех ар-
мян, но дорога к католикосу всего-то до Еревана. А уж он, ста-
рый работник Ленинаканского депо, где работали, наверное, все
мужчины Ленинакана, в верховенствах начальников прекрасно
разбирался. Это, как начальник поезда и начальник вокзала. А
то и всего участка. Поэтому затея свата крестить детей в католи-
ческом приходе ему совсем не нравилась и по чисто прагматиче-
ским причинам – раз уж пристать к другой церкви, не лучше ли
выбрать начальника повыше?

Оник уже решил сдаться, пусть едут крестить в свою Грузию,
там что хотят делают, крест тот же самый, какая разница! Хотя
в глубине души не нравился ему ихний крест с распятым Иису-
сом. И так жалко, а тут каждый день видеть…
Но вечером позвонила Галя и радостно позвала всех род-
ственников в Эчмиадзин.
– Пап, может, немного денег привезёшь? Много гостей на-
бирается…
Оник медленно отсчитывал мятые купюры, рассеянно отме-
тив про себя, что семь лет назад уж точно было бы дешевле…

http://www.proza.ru/2015/01/08/1017   1 часть
http://www.proza.ru/2015/01/08/1121   2 часть
http://www.proza.ru/2015/01/08/1144   3 часть
http://www.proza.ru/2015/01/08/1491   4 часть
http://www.proza.ru/2015/01/08/1522   5 часть
http://www.proza.ru/2015/01/08/1573   6 часть
http://www.proza.ru/2015/01/08/1601   7 часть