Кесарю - кесарево

                КЕСАРЮ – КЕСАРЕВО

      Церковно-славянское это выражение – «кесарю кесарево» – встречается в Евангелие от Матфея:  «Воздадите кесарево кесареви и божия богови». А сегодняшние остряки придумали другую мудрость, приземлённую: «Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево». Но разговор не об этом…
      Когда-то – в силу первой своей профессии – вашему покорному слуге приходилось  занимается врачеванием, вот почему он так  хорошо  знаком с выражением «кесарево сечение» – операция, которую необходимо делать роженице, если у неё вдруг обнаружится неправильное положение плода. Самостоятельно, конечно, я такие операции не делал – рылом не вышел, как говорится. Но ассистировать во время практики и просто присутствовать на таких операциях – это было неоднократно. Так что, не кривя душой, можно сказать: мне приходилось принимать детей, приходящих в этот мир при помощи кесарева сечения. Но что там было дальше с этими детьми, когда они взрослели – мне это неизвестно.
       Зато мне хорошо известен был один отчаянный бродяга, безрассудный парень, родившийся при помощи кесарева сечения. Парня того прозвали – Бодай. Это странное прозвище произошло от слова Бодайбо – так называется золотоносное местечко в Якутии. Там этот смелый и дерзкий Бодай несколько лет работал на бульдозере – с вечной мерзлотой  «бодался» в небольшой старательской артели. Бешеные деньги заколачивал – можно было бы жить припеваючи, но Бодай своим богатством распоряжался иначе. Он со свистом просаживал деньги по кабакам, стоящим вдоль Чёрного моря: Анапа, Ялта, Геленжик, Алупка  – эти и другие злачные места Бодай навещал с завидной регулярность. Он там гусарил и пижонил напропалую, царил и княжил так, как только русский человек это умеет – от души и со всего плеча. И не удивительно, что довольно скоро на югах он приобретал «бледный вид и макаронную походку», как он сам говорил, зубоскаля. На последние гроши покупая билет в Якутию, он возвращался на прииски. И в трезвом виде, и во хмелю Бодай отличался какой-то нечеловеческой дерзостью и отвагой – спокойно ходил на медведя в тайге и так же спокойно ходил на острые ножи в кабаках, на кастеты и пистолеты. Это была даже не смелость и не дерзость – это было что-то запредельное, непостижимое. И рано или поздно должно было случиться то, что случилось: Бодай нарвался на пьяный выстрел в каком-то охотничьем зимовье, находившемся в районе Ленских столбов.
        И только много позже я вдруг узнал секрет непостижимой смелость Бодая.
        Люди, в этот мир пришедшие при помощи кесарева сечения, –  смерти не боятся. Что касается других, рождённых «кесарем» – утверждать  не берусь. Я только знаю, что Бодай –  это пример блистательной отваги  и фантастического безрассудства на краю самой кошмарной опасности. И до сих пор он у меня перед глазами – бродяга Бодай. Он сидит возле костра на поваленном дереве – на краю золотоносного прииска. В руках у него старая гармошка, в зубах папироса. И хриплая песня  – с табачным дымком – уплывает в северное небо:

По туманам в распадке бродит белка и рысь…
В золотой лихорадке я прожил свою жизнь!
Ни печаль и ни жалость от того, что уйду –
Мое счастье скиталось то в снегу, то в цвету!..