Наследство, часть вторая

   Поставив удочки, я решил заняться щуками - разделать их и присолить. У воды я почистил внутренности, достал полиэтиленовый пакет, соль, посолил и уложил на столике - пусть они с часик полежат в солёной гуще. Стал смотреть, чем бы разжечь костёр. Дрова были, а вот чем задымить - вопрос. Я прошёлся вокруг и неподалёку нашёл ольху. Как раз то, что нужно. Я нарезал веточки и кору, когда заметил, что к моему месту подъезжает «Копейка». Остановилась, дверь открылась, и из машины стал выходить пожилой мужчина. Он выходил долго, видимо, у него спина побаливала, поэтому он боялся её напрягать. Когда он вышел и захлопнул дверь, он заметил меня и согнувшись направился в мою сторону.
   Поздоровавшись и выслушав моё приветствие, он спросил:
   - Шо тут у тебя всё пиликает да пиликает?
   - Да вот сигнализатор…
   - Яки такие сигнализаторы? Что только не придумают!
   У меня был запасной сигнализатор, я достал его и протянул ему показать.
   - И что это такое?
   Я показал, как в сигнализатор должна заправляться леска, и объяснил, что он пищит, когда рыба клюёт.
   - О, господи! Скоро уже телевизоры прицепят, чтобы видно было, как она в рот берёт.
   - А сейчас и такие есть, Иван Арсеньевич.
   - Ты шо меня знаешь?
   - Да, знаю.
   - А ты хто такой? Я вот смотрю, номера питерские у тебя…
   - Кто, кто… Когда-то за вашей дочкой ухлёстывал.
   - Это ты что, Федька Герадащенко? - удивился он.
   - Да, Федька, Федька.
   - Не узнать, вырос ты, вырос. И солидный какой стал! И BMW, что ли, твоя?
   - Моя.
   - И куда едешь?
   - Да, знаете, овдовел я три года назад и вот решил на юге, на море в Дагомысе покупаться, отдохнуть, а потом подумал: дай-ка на Родину заеду, ведь за столько лет я тут не был ни разу. После моего отъезда, родители тоже уехали, а тут друзей нет, заехать тут…
   - А что же ты сбёг-то от моей-то Ленки? - перебил он меня.
   - Да не очень-то я и сбёг. Уж больно она у вас норовистая была, - сказал я честно.
   - Да… Это да… Норов у ней был. Ну что же ты там, в Ленинграде? И дочка у меня в Ленинграде.
   - Да знаю!
   - Шо знаешь? - осторожно переспросил Иван Арсеньевич.
   - Татьяна ваша в Ленинграде, я её встретил не так давно. Мы с ней иногда специально собираемся, иногда встречаемся.
   Он немного помолчал, и я заметил, что глаза у него заблестели...
   - Як встречаемся?
   - Ну как… Как земляки, иногда созваниваемся. Когда жена была жива, мы семьями встречались, у неё сын и дочка, у меня тоже сын, так что…
   - А давно ты её видел? - снова перебил он меня.
   - Ну как… Я второй день в пути… Четыре дня назад, - сказал я.
   - Як? Четыре дня? - Иван Арсеньевич почему-то удивился.
   - Да, - подтвердил я.
   - А где ты её видел?
   - Я поехал в магазин, нужно было закупить продуктов, там её и встретил.
   - Как она? С кем она?
   - С сыном она была.
   - С Семёном?
   - Ну да…
   У него на глазах слёзы появились.
   - Ну расскажи, как Семён, как они там, как? Ну… ну… Расскажи! - начал просить Иван Арсеньевич.
   - Семён уже институт закончил, в престижной фирме работает. Нормально всё, в общем-то. А дочь Татьяны... Я, правда, давно её не видел, но месяца два назад мы с ней случайно встретились, и она рассказала, что ещё учится... О Татьяне что говорить... Красавица! Ох, помню, когда с Алёнкой дружил, заглядывался я на неё. А сейчас такая красивая цветущая женщина! Пока мы разговаривали, все проходящие мимо мужики косились.
   Я думал, что Ивану Арсеньевичу будет приятно услышать комплимент его дочери, но он молчал. Одна слеза упала ему на щёку, он спохватился, утёр её рукавом и сказал:
   - Ладно, не буду мешать, рыбачьте, рыбачьте, - он поднялся и, так же согнувшись, пошёл к машине.
   Я смотрел ему вслед и не мог понять, почему он так расстроился. И почему с таким напором хотел услышать о жизни Татьяны. Неужели они совсем не поддерживают связь?
   Иван Арсеньевич сел в машину и упёрся лбом в руль. Не плохо ли ему стало, мелькнуло у меня в голове. Я решил подойти удостовериться, что с ним всё в порядке, но как только я стал подходить, он словно почувствовал это и, не глядя на меня, завёл машину и уехал.
   Я вернулся обратно на место рыбалки, стал проверять донки. Мне было жаль Ивана Арсеньевича, но я как-то не мог до конца поверить в то, что Татьяна действительно так давно к нему не приезжала. Тогда в магазине я не придал её словам особого значения...
   Погода на Кубани стояла по-летнему прекрасная, вокруг было тихо. Я развёл костёр, рыба, должно быть, уже засолилась. Я слегка сполоснул соль, положил щук на решёточку и поставил коптильню на костёр. В это время сработал сигнализатор, я поспешил к удочке, подсёк и вытащил сомёнка под два килограмма. Конечно, сомёнка бы закоптить, но сома коптить горячим копчением не совсем правильно. Сом - рыба жирная, от горячего копчения весь жир расплавится. Его холодным нужно коптить, а ещё лучше сделать из него балык. В детстве такой на базаре продавался... Бывало, со школы придёшь, родители на работе, и этот кусочек балыка кладёшь между двумя кусками хлеба. Наливаешь кружку молока, и получается такой обед. Балык сома - чистая энергия, сразу чувствуешь, как сил становится больше.
   Время близилось к закату, и я решил, что здесь и заночую. Спешить мне некуда. Мне вспомнилась Елена, как она меня пилила постоянно по любому поводу. Уже когда мы расстались с ней, когда я уже женился, я нередко прикидывал, как бы мы уживались с ней, если бы моей женой стала она. Э, нет, наверное, не вытерпел бы, после свадьбы сразу бы сбежал!
   А моя жена... Она была прекрасной женщиной. Жаль, что так рано ушла...
   Решив заночевать там же, я достал продукты, которые у меня были с собой. Сижу, раскладываю помидорчики, огурчики, смотрю - едет машина. Это был снова Иван Арсеньевич. Он так же не спеша вышел из машины, достал корзинку с продуктами и трёхлитровую бутыль, которую на Кубани называют четвертью. "Четверть" - потому что четвёртая часть ведра. Ведро 12 литров, а 3 литра - четверть.
   - Вино это самодельное, - сказал он, когда подошёл. - Давай поужинаем с тобой? - Увидев, что у меня уже всё разложено, он осторожно добавил - Можно я составлю тебе компанию?
   Я конечно не возражал.
   - Я понял, что ты решил здесь заночевать? - поинтересовался Иван Арсеньевич.
   - Да, захотелось вспомнить детство, как здесь рыбачили, как здесь проходили детские годы, как был я влюблён в вашу дочь, ходили мы сюда, целовались здесь, но, видишь как, не получилось у меня зятем вашим быть, - улыбнулся я.
   Мои щучки уже закоптились, я подал их к столу. Он осмотрел их и, очевидно, одобрил. Он налил вина в стаканы.
   - Ну давай, вроде бы знакомы мы… С приездом тогда! - нашёлся он.
   Мы чокнулись, выпили. Домашнее вино оказалось очень даже приличным. Я пил его маленькими глотками и думал, что вино это похоже на настоящий нектар. Я с трудом осилил полстакана. А Иван Арсеньевич выпил полный, вытер ладонью усы. Я передохнул и допил свой стакан. Усов у меня, правда, нет.
   Мы начали закусывать кто что. Я разломил щуку, половину пододвинул ему. Он её принял и одним движением как-то хитро отделил голову и шкуру.
   Иван Арсеньевич стал расспрашивать меня, где я работал, где учился, как вообще жизнь. Я чувствовал, что гораздо интереснее ему услышать что-нибудь ещё о его дочери, о внуках. Я вкратце рассказал, чем живу, и перевёл тему на Татьяну - стал рассказывать, как в первый раз чисто случайно встретил её в магазине. Он внимательно ловил каждое моё слово и постоянно переспрашивал и просил уточнить детали.
   - Как Семён, как выглядит, как?
   И тут я понял, что он, похоже, действительно очень давно уже не видел внуков. Мне не понять было причины, их семья всегда была дружная, всегда в ней царила атмосфера взаимопонимания. И обеспечены они были всегда лучше других. Может, потому что хозяйство у Ивана Арсеньевича было завидное, а может, потому что работали они с женой хорошо. Он был высококлассным механиком, а она бухгалтером. Дочь их всегда выделялась среди нас одеждой, причёсками, потому и казалась их семья такой красивой и счастливой. Они и правда такими были.
   Иван Арсеньевич слушал внимательно, лишь однажды прервав меня, чтобы разлить ещё вина по стаканам и произнести тост за детей наших и внуков. Я поддержал этот тост, добавив, чтобы не было у них невзгод, чтобы всегда они были сытыми и здоровыми. Теперь я уже в три приёма осиливал стакан, а Иван Арсеньевич одним махом. Мы немного посидели молча. Иван Арсеньевич положил локти на стол и о чём-то задумался.
   - А как вы жили здесь? - решил поинтересоваться я.
   - Да что жили, хорошо жили…, - ответил он. - Понимаешь как, жизнь - она уже на закате, пора уже и мне к бабке... Где-то меня забыла смерть, а уже пора, уж сколько лет бобылём ходил, как отшельник здесь живу.
   Я молчал, ничего не говорил.
   - Да что говорить, ты же помнишь, как жили мы здесь. Две дочери у меня! Я, как и ты, в молодости здесь школу кончил, тогда не 10, а 7 классов у нас было, потом техникум, а после сразу армия. С армии пришёл - стал работать механиком, а к нам прислали на практику тут студентов, уж больно красивая была студенточка одна, и мы, как ты говоришь, подружились. Наша дружба в письмах продолжалась. А через полтора года она приехала сюда по направлению как молодой специалист. Через месяц сделал предложение, она согласилась, и мы поженились. Жили в этом доме, тогда тоже, как сейчас говорят, программа для молодёжи и прочее... Она как молодой специалист по направлению получила план. В общем, мы решили строиться. Я мечтал о большом доме, хотел большую семью, много детей, но... Закон есть закон. Никаких вторых этажей строить было нельзя. И моя вычитала, ох, и умная она у меня была, что есть такие дома - одноэтажные, но с мансардой. Вычертили план, и проект нам утвердили!
   Стали мы дом строить. Первая дочь родилась, когда мы его ещё не достроили даже. Тяжеловато было, конечно, на зарплаты наши всё успевать делать, но у меня руки были там, где им нужно быть, я много делал сам, а что не мог - друзей приглашал, мастеров звал. Когда закончили строительство, в стране начали "Жигули" выпускать. Хорошие машины были, но бились и ломались у народа часто, многие ещё тогда к таким скоростям не привыкшие были. А я так заинтересовался, что стал изучать машины, и изучил так, что по звуку умел определить неисправность. Друзьям, знакомым, их детям делал бесплатно, другие бутылку давали, но я не любитель был совершенно. А потом, когда первые хорошие годы грянули, когда за работу уже получать можно было,  жена моя умненькая сразу предложила: давай, говорит, так: ты ремонтируешь, а я это всё оформляю официально, чтобы налоги платить. Там она как-то всё устроила. ТО, ЧП, что-то какие-то названия разные всякие. Она как бухгалтер этим занималась. Когда дом строили, план-то дали на неё, так что и дом записали на неё. Вся эта бумажная канитель на ней была, и она с этим прекрасно справлялась. А моим делом было работать.
   Недолго это всё продлилось, вскоре всё снова начало обваливаться, но к тому времени у нас уже деньги появились, и мы могли позволить детям учиться в центре. Одна в Москву поехала, другая в Ленинград. А нам, старикам, много не нужно было. Мы знай себе за хозяйством присматривали да и всё - куры да гуси. А гусю что надо – горсть зерна, чтобы знал где дом, а так на старице они целый день пасутся и питаются...
   Организовал я сервисный центр, откупил там гаражи, деньги были - и подъёмники сделал. Хорошо зарабатывал! Дети приезжали на каникулы с внуками – всё было замечательно.
   Старшая однажды попросила занять им денег. Она квартиру хотела купить для себя и для внуков. А что мы? У нас для детей же эти деньги и лежат! Часть на книжке, часть в валюте. Побаивались мы опять реформ, поэтому держали деньги по-разному. Приличные уже у нас суммы были. Дочь попросила в "баксах". Тридцать тысяч – пожалуйста.
   - А вы в долг хотите взять или так? - спросила жена.
   Я посмотрел на неё, нахмурив брови, а дочь с понимаем:
   - Конечно же в долг, мы вернём.
   - Тогда пишите расписку, - сказала жена.
   Те обрадовались, что им деньги дают, тут же написали расписку и вдвоём подписались - и дочь и зять, что обещают вернуть. Я тогда, помню, так возмутился: как это так - с детей расписки брать! Но всё как-то так само собой получилось, что и переживать не было смысла.
   Младшая дочь Татьяна, узнав о новой квартире старшей дочери, тоже попросила денег. Ну а нам-то что - деньги есть, пожалуйста. Жена и с них взяла расписку.
   Дети с внуками часто приезжали. Правда, не хочется сейчас вспоминать, но не припомню, чтобы они что-нибудь на свои покупали. В основном, всё мы им оплачивали: дорогу, проживание, питание, разные вещи в хозяйстве. На море с ними ездили, домик для них снимали ближе к морю с удобствами. Но я тогда действительно хорошо зарабатывал, а бабка всю бухгалтерию вела. Нормально мы жили, не тужили.
   До тех самых пор, пока... Уж не знаю, как мы так всё проглядели... У бабки, когда хватились, уже четвёртая степень рака была. Одна операция, вторая... Дети попеременно приезжали проведать мать, я сиделок нанимал... Раз приехал с работы уставший, смотрю, Татьяна как раз заходит в комнату к матери с какой-то женщиной. Меня увидела, смутилась, а я ничего не понимаю.
   - Это доктор? - спрашиваю.
   - Нет, не доктор.
   - А кто?
   - Это… это нотариус.
   - А что? Зачем?
   - Мама хочет изъявить желание, это самое, собственность, которую она хочет вот сделать подарок... Мне и внуку.
   Я остановился и не мог поверить своим ушам.
   - Ты что говоришь такое?
   - Ну это вот мамино желание.
   - Но ведь я ещё живой! Как ты... Не сказав мне, не спросив...
   - Мама такое написала...
   Я прошёл мимо них к жене. Она была уже очень плоха. Доживала последние дни. Я вышел к ним:
   - Ну покажи ту бумагу, которую подписала мать.
   Я посмотрел. Написана она была Танькиной рукой.
   - Знаешь что, Тань, - сказал я, - всё это будет, когда я подохну, вот тогда вы и будете делить то, что мы с бабкой заработали, а сейчас никакого нотариуса не надо.
   В общем, выпроводил нотариуса... Дочь, конечно, обиделась сразу на меня.
   - Таня, - попытался я объяснить, - вы для меня обе одинаковые, родные, что ты, что Лена, поэтому отдельно ни завещаний, ни дарений не будет. Вам всё достанется, но только после того, как меня не станет.
   Она обиделась и уехала. Когда жена слегла, пришлось нанять другого бухгалтера. Лена предложила нанять свою подругу, та как раз экономический окончила. Мы наняли, но я не влезал особо в эти дела, у меня были совсем другие заботы. И лишь позднее уже я узнал, что бабка моя учредителем всяких там ТО, ЧП и ООО во время болезни уже не являлась. Почему-то там была вписана Ленка. Я не знал тогда всех тонкостей. Всё случилось тогда, когда жены не стало...
   Сиделки стали распоряжаться, кто-то начал приезжать, подписывались какие-то бумаги, я позвонил родственникам ближайшим, дал телеграммы, позвонил дочерям... Неприятное дело эти похороны. На девять дней я отдал дочерям расписки, которые хранились у жены, и сказал им, чтобы они не забывали о матери, а расписки эти никому не нужны. Они поблагодарили и уехали.
   Через какое-то время бухгалтер сообщила, что в течение полугода необходимо вступить в наследство.
   - Чего вступать-то? - не понял я. - Я же жив, оно всё должно мне перейти.
   - Нет, не только вам, но и вашим дочерям.
   - А что дочерям? Я помру, и будет им пополам.
   - Нет, сейчас по закону должно быть так: половину нажитого вам, а следующая половина делится на три части, дочерям по одной шестой и вам.
   - А что делить?
   - В собственности у вас только один дом.
   - А как же мой центр?
   - Это не ваше, это Лены.
   - Как? Она там ничего не делала, это же я тогда выкупал! Это дорого стоило всё это купить и оборудовать!
   - Нет, вот документ, она учредитель, в связи со смертью владелицы она единственный хозяин и учредитель.
   - А старый дом?
   - А старый дом – это ваш дом, поскольку он был оставлен по завещанию ваших родителей, поэтому он делению не подлежит.
   - Значит, вот так?
   - В течение полугода вы должны вступить в наследство. Дети могут отказаться от своей доли в вашем доме, и также вы можете отказаться в пользу кого-то.
   Ну что ж, все эти формальные процедуры нужно было оформить, но я понадеялся на девочек, раз мы им уже дали по тридцать тысяч долларов каждой, то, наверное, им не нужны доли в этом доме, у них же свои квартиры есть... Я написал им письмо с просьбой прислать официальную отказную, заверенную нотариусом, чтобы я мог полноценно вступить в права.
   И представляешь, они приехали. Но отказной с собой не привезли.
   - Нет, отец, - говорят, - не будем мы отказываться, а ты откажись.
   - Как? - я был поражён.
   - А зачем тебе этот дом?
   - Как зачем? Я живу в нём!
   - Ты живёшь, а завтра приведёшь сюда какую-нибудь бабку, и она станет хозяйкой.
   - А это наше, извините. Это мы с матерью строили, вы помните, как вы учились, а мы... Да что говорить! Иногда и не доедали, чтобы купить лишний гвоздь или доску, чтобы вас обуть-одеть.
   - Что было, то прошло. Так что давай-ка, отказывайся ты от этого дома, а мы возьмём и продадим его. Деньги поделим между собой, а тебе старого дома хватит жить, туда кого хочешь, того и приводи.
   - А центр как же? - мне было искренне жаль расставаться с делом всей моей жизни.
   - А что центр? Центр это мой, - заявила Ленка.
   - Как твой? - обернулась Танька. - Откуда твой?
   - Мой, я там учредитель.
   Между ними разгорелся настоящий скандал прямо на месте.
   - Отец, это ты отдал! - кричала Татьяна. - Ты не хотел тогда помочь дочери и внуку, ты обокрал меня!
   Назначили день визита к нотариусу. На месте мне дали бумагу, в которой было написано, будто я отказываюсь от своей половины дома.
   - А почему я отказываюсь?
   - Мне так сказали, - удивился нотариус, - что такой отказ вами дан, а дом будет разделён на две части.
   - Нет, я не отказываюсь, я думал, что отказываются дети, поскольку они не принимали участия в строительстве, а мать перед смертью им оставила по 30 тысяч долларов.
   - Если это нигде документально не засвидетельствовано, то процедура разрешится по закону.
   - А что по закону?
   - Вам положена половина дома плюс одна треть от второй половины.
   Дочери со мной не разговаривали, да и между собой тоже. Я подписал бумагу о том, что вступаю в законные права. Обе дочери, не прощаясь, уехали. Через неделю я получил письмо от Татьяны, в котором она заявила, будто я обокрал её и своего внука, и что раз я отдал всё Ленке, то больше ни увижу ни её, ни своего внука. Нечто подобное получил и от Ленки. Она писала, что я пожадничал, взяв половину дома, мало мне, что ли, старого дома, что я за этот зубами ухватился так, что меня не оторвать...
   Спустя месяц я как обычно работал в сервисном центре. Вдруг заходит какой-то незнакомый мужчина и говорит, что он тут хозяин.
   Я был удивлён, но на моё удивление он предъявил документы, среди которых был договор купли-продажи. В моих услугах, как мне было сказано, нужды нет, и я оказался за дверьми. Звоню Лене, спрашиваю, как же так, почему не посоветовалась, зачем продала.
   - Он мне не нужен, мне деньги нужны, ты же мне не даёшь.
   - Лена, но мы же с матерью дали вам деньги.
   - Это от матери, а не от тебя. С жадным отцом не хочу знаться. Так что не надейся, ни я, ни мои дети к тебе не приедем. Живи в своей деревне сам.
Не знаю, как я без инфаркта обошёлся в то время. Обратился в бюро по продаже недвижимости, уж не знаю, как они там с дочерьми ладили - не ладили, в общем, продали дом, деньги мне перечислили на книжку, и я распределил их между внуками. Положил и жду. Скоро и мне уходить... Старый дом свой я решил оставить Семёну. Он единственный, кто мне звонит иногда тайком от матери, спросит "Как ты, дед?" Всего три слова. А больше мне и не надо...

   Я смотрел на Ивана Арсеньевича, у которого слёзы капали прямо на стол. Он не вытирал их, и на столе уже образовалась небольшая лужица.
   - Вот так вот, Федька... Федька... Помнишь, тебя Лена Федькой называла?.. Эх... Что тут говорить, давно уже всё это известно: отцы, дети... Не знаю, может, построже надо было... 60 тысяч долларов, которые мы с бабкой накопили и отдали им... А они их взяли и забыли... Стали требовать ещё. И вот сейчас сижу один в старом доме... Единственное, это выйдешь к Кубани, посмотришь на неё, как она течёт, журчит, прислушаешься, припомнишь - всё-таки мы с бабкой очень хорошую жизнь прожили: дружную, насыщенную… Мы радовались рождению первого, второго ребёнка, радовались, когда они школу шли, когда заканчивали, в институты поступали, когда внуки родились - сначала первый, потом второй. Но я никогда не думал, что на старости лет один останусь... Ты уж извини, что старик тут... Может, пьяные слёзы... Давай ещё выпьем с тобой.
   Он налил вина, мы чокнулись, он ещё раз извинился:
   - Извини, но нам старикам иногда надо перед кем-то свою душу излить, вот я перед тобой и излил. Понимаешь, перед соседями стыдно мне признаться, что меня дети бросили. А ты как будто свой. Ведь я помню хорошо, как ты приходил к нам, как стеснялся персик укусить, ну ладно. Куда ты сейчас? Хочешь, оставайся у меня? Порыбачим здесь, что тебе там море? Это же Родина твоя! Ты же здесь родился.
   Я не знал, что сказать.
   - Давай, оставайся, посмотри, какая красотища сейчас, ты глянь, какая высота у этой белолистницы! Как она темна, только свет зари коснётся её листьев, как они белые будут, ветерок подует, она шуметь будет. Я прихожу сюда по утрам на эту скамейку, а они как будто шепчутся. Давай, оставайся!

   ... - Вот такой разговор был у меня с ним. Ты знаешь, я остался, не поехал ни на какое море. Я остался у Ивана Арсеньевича. И две недели повёл с ним. Мне показалось, что он даже выпрямился, походка у него изменилась, мы рыбачили с ним, но рыбачили в своё удовольствие - ловили и отпускали... Ну ладно, пойдём ещё попаримся!