Спасение одной души

1

На окраине дождливого и вечно-пасмурного Петербурга возведено здание из красного кирпича, огражденное по периметру высоким серым забором с колючей проволокой сверху. Каждый день вдоль этого забора ходят люди по своим делам под мокрыми зонтами, не обращая ни малейшего внимания на выцветшую табличку, прибитую на ржавые гвозди со следующим со-держанием: Исправительная колония строгого режима г.Санкт-Петербурга. Часы посещения просьба уточнять у начальника колонии по номеру телефона ХХХ-ХХ-ХХ.

Обшарпанный забор и здание, стоящее буквой П, с протекающей плоской крышей несильно мешают местным жителям жить своей обыденной жизнью. Точнее сказать люди к этому учреждению относятся весьма равнодушно, поскольку на его территории всегда царит тишина и порядок – словно там сидят не жестокие преступники, а совершившие однажды проступок несовершеннолетние, у которых еще есть шансы на нормальную жизнь. Неосведомленность прохожих людей вводит их в глубокое заблуждение, так как за стенами этого кирпичного здания отсиживают свой срок убийцы, насильники и прочие звери общества, не знающие пощады и снисхождения.

В отличие от остальных тюрем в исправительной колонии строгого режима или строгаче действуют более жесткие рамки Закона. Так, например, если в тюрьмах заключенные сидят в ка-мерах и ничего не делают, мотая свой срок, будучи предоставлены самим себе, то в строгаче им бы пришлось не мало помантулить  на каком-нибудь производстве. Кроме того, заключенным строгача отводится меньшее количество свиданий, передач и посылок . Вместимость камер так-же значительно отличается от вместимости «хат» остальных мест лишения свободы – так, к примеру, в строгаче от 20 до 50 человек, а в колонии общего режима цифра доходит до 150. Надо сказать, что только в строгаче предусмотрены двухместные камеры, которые предназначены для проживания пожизненно осужденных заключенных. В остальных тюрьмах не существует подобного варианта камер. Разумеется, это далеко не все отличия между этими учреждениями, но, тем не менее, они определенно заставляют задуматься о совершенных злодеяниях охраняемых хладнокровными надзирателями заключенных.

Чтобы Вы понимали, строгач состоит из двух основных зон: производственной и жилой. Названия говорят сами за себя, надо только отметить, что в состав жилой зоны также входят: санчасть, столовая, клуб, библиотека, специально отведенное место для молитв или даже не-большая церковь и штаб, где ведет свою деятельность начальство колонии.

Очень часто в целях упрощения надзора вся жилая зона находится в одном здании, а не стоит из нескольких. Так Исправительная колония строгого режима г.Санкт-Петербурга состояла всего из двух зданий: завода по изготовлению металлоизделий (камерные табуретки, столы, скамейки и двухъярусные кровати) и самого общежития для содержания заключенных, вокруг которого имеется обширная территория для дневных прогулок. В свою очередь, эта территория также изолирована кирпичной стеной толщиной в 3 метра и навесной решеткой сверху. Но в отличие от основного серого забора, который окружает всю колонию, задача этой стены – создать участок для выгула заключенных и оградить жилую зону от производственной. Кроме заборов, решеток, замков, проволок и, разумеется, сигнализаций на территории строгача стоят 4 вышки с вооруженными надзирателями. В темное время суток для подсветки территории у оснований вышек слабо зажигаются огромные прожекторы, а в случае побега, бунта или возникших беспорядков включаются верхние прожекторы на полную мощность, но уже с целью обнаружения заключенного или же устранения хаоса.
Обычно внутри общежитие выглядит намного лучше, чем внешне, но Питерский строгач не вошел в эту категорию. Все пять этажей здания – это длинные с облупившейся краской и потеками на стенах продолы , ведущие в мрачные и вонючие углы обитания зверей общества – камеры или хаты, если выражаться на тюремного жаргоне. Вдоль коридоров друг напротив друга расположены решетки из толстых прутьев и только за ними сами железные двери, ведущие в огромные и переполненные хаты. Если камера является общей и рассчитана на человек 20-50, то в ней, как правило, 5 небольших квадратных окон, с открывающимися форточками и паутиной . В некоторые дни, особенно в летние жаркие, из этих окон постоянно торчат руки осужденных с тлеющими между пальцев сигаретами. Несмотря на мои Три Петра , мне посчастливилось оказаться в двухместной камере для пожизненно-осужденных заключенных, за одним исключением, что у меня 3 сокамерника вместо положенного одного. Дело в том, что мест в камерах катастрофически не хватает и начальству колонии приходится размещать осужденных буквально друг на друге.

В камере стоят вдоль стен 2 нижние и 2 верхние койки, как здесь их называют нары. Напротив окна – железная дверь с проемом для подачи пищи или писем. Посередине камеры, между двумя нарами, располагается небольшой железный столик, а в левом углу от окна – раковина и унитаз. Для личных вещей заключенных предназначаются тумбочки, поставленные с каждого бока нар. По стенам камеры ползет многолетняя плесень, на небе  периодически качается лампочка, а под ногами холодный от вечных сквозняков ковер . Кроме плесени и сырости в камере можно без труда почувствовать сигаретный дым и уловить тонкие нотки наркотических веществ. Теперь все это смешайте, и Вы получите непреодолимое желание глотнуть каплю свежего воздуха из открытой форточки. Именно у форточки я – Петров Игорь Васильевич, и стою, высунув наружу покрытую замысловатыми татуировками, руку с тлеющей сигаретой.

Трое моих сокамерников играли на столике в Буру , при этом громко обсуждая очередного опущенного.
- Ты только представь, говорят, он еще позарился на курятник  после того, как провалил прописку ! – пробормотал Толик, тучный мужчина с жирной кожей и герпесом на лице.
- Уверен, что сегодня ночью в 105-ой (камере) был праздник, как у нас 5 лет назад, да Горе? – с гомосексуальным намеком обратился ко мне второй из моих сокамерников - Виктор. Я, докурив и выбросив окурок в окно, сел рядом с Потапычем на левую нижнюю койку. В тот решающий для меня день Потапыча еще не подселили к нам, и ему не посчастливилось наблюдать за взломом мохнатого сейфа .
- Ты закрыл бы свою амбразуру  и начал бы играть по-нормальному – почти шепотом произнес Потапыч, обращаясь к Виктору.
- В цвет говоришь, бабай, в цвет  – ответил Виктор, выкладывая даму пик.

Результат игры ознаменовался полным разгромом Виктора и несокрушимой победой Толика. По правилам игры, Виктор должен выполнять все требования победителя. Толик же не скупился и запросил Виктора обменять все его деньги и сигареты на Божью траву . С целью обмена был брошен конь  в соседнюю камеру, в которой мотал свой срок один из местных барыг . После серий передач денег и наркотиков камера с моими сокамерниками погрузилась в одурманивающий сознание туман, уносящий все наши страхи далеко от этих старых красных кирпичных стен.

В наркотическом опьянении чего только не видится и не мерещится - одни видят вместо обшарпанной камеры качественно-сделанный ремонт с поклеенными обоями в цветочек, другие представляют себя лежащими не на вонючих нарах, а на поляне, усеянной полевыми цветами. В то время когда Толик старался сдержать громкий смех, Виктор смирно уставился в окно, ковыряя указательным пальцем облупливающеюся краску на стене, а Потапыч сидел на корточках и что-то себе бормотал под нос, мой одурманенный едким дымом разум перенес меня в первый день моего появления здесь. В моем больном сознании четко всплывали воспоминания из прошлого, словно слайд за слайдом.

И вот слышится скрип ржавых петель закрывающейся за моей спиной двери и скрежет тугих засовов, в моих чистых, дрожащих руках взгромождено постельное белье, легкое одеяло и подушка, а передо мной, облокотившись на верхние нары, стоят два сокамерника.
 
- Здравствуйте, - произнес я неуверенно и сделал пару шагов направо в сторону пустых нар. Немного погодя разложил все содержимое и сел на край кровати. За все время, что я уже провел среди моих сокамерников, не было произнесено ни слова. Толстый мужчина с прыщами на лице лежал на нижней койке и читал, над ним на верхней койке лежал с закрытыми глазами второй. Так прошел час и наступил долгожданный отбой. Всю ночь я прислушивался и готовился к чему-то страшному и неизбежному, сна не было ни в одном глазу, а время тянулось вечность.
 
Первый день пронесся быстро, но в постоянной тревоге. И только один мужчина, узнав, какое рабочее место мне определили – отреагировал завистливым – хорошо, повезло тебе! Так я определил, что прачечная – это не самое плохое место на зоне для новичка.
 
После ужина нас начали разводить по хатам и я зашел в камеру последним. После закрытых засовов и замков сокамерники разбрелись по своим делам – тучный мужчина рванулся к раковине, а второй худощавый сел на мою нижнюю правую койку и обратился ко мне:
- Ну чего встал как вкопанный? Проходи!

Сделав пару шагов, я умудрился за что-то зацепиться, да так что мне с трудом удалось удержаться на ногах и не упасть. Переведя взгляд на пол (тогда я еще не говорил по фене  и называл все своими именами), я увидел упавшее махровое полотенце, в некоторых местах ободранное до ниток и в темных пятнах. Без каких либо мыслей я его поднял и почти положил на стол, как услышал громкий и четкий приказ толстяка:
- Даже не думай его класть на общак !
После этой фразы худощавый резко вскочил с моей койки и сообщил, что теперь я для них «законтаченный», т.е. оскверненный, поскольку дотронулся до вещи одного из «опущенных». Сказать, что я был поражен и застукан врасплох, это не сказать ничего. И не успев я опомниться от услышанного, как уже нужно отвечать на какие-то сходу (так мне тогда казалось) придуманные глупые вопросы.

- А вот тебе вопрос – мать продаж или в зад дашь? – спросил худощавый, не сводя с меня своих черных больших глаз. – А ну не думай – отвечай!

- Нет, ни то, ни другое – буркнул я, с трудом выговаривая последнее слово. Почему то сей-час самые простые вещи, над которыми в обыденной жизни не задумываешься, для меня стали трудно выполняемы.

Несмотря на мой неуверенный ответ, толстяк прекратил брызгаться в умывальнике и раз-вернулся к нам с удивленным взглядом.

- Тааак. А что ответишь на это – сказал он, прищурившись - Тебе сегодня привет от Прасковьи Федоровны  передали?
- Я..я..я не знаю такой – я произнес четко в надежде, что и на этот раз угадал с ответом. Но вместо удивленных паспортов, я услышал раскатистый смех моих сокамерников и изредка обме-нивающиеся взгляды.
- Что ж, отдохни. Чую душно  тебе тут будет – весело сказал худощавый.

Так прошла моя прописка, и как мне тогда казалось довольно успешно. Единственный вопрос, который не давал мне покоя той ночью – откуда взялась вещь опущенного у нас в камере? И только спустя пару лет, когда к нам подселили Потапыча, у меня появился ответ. Чтобы не стать законтаченным, на руку надевается обычная резиновая перчатка, вытаскивается из тайника вещь опущенного, в нашем случае полотенце, и незаметно для новенького подкидывается к его ногам. Далее сокамерники наблюдают, но не пристально, за его поведением и реакцией. Надо отметить, что в отличие от меня Потапыч с легкостью прошел это испытание, поскольку оказался опытным вором-рецидивистом и по совместительству жестоким убийцей.


Следующий день я провел также как и предыдущий, за одним лишь исключением, что раз-говоры с сокамерниками стали происходить чаще и без компрометирующих вопросов.
 
- Ты не обижайся, но так уж здесь заведено, что без прописки никак нельзя – сказал Толик (на тот момент я уже знал имена братвы ) – толстый, прыщавый мужик – и то, что ты дотронулся до полотенца – это плохо, но не настолько, чтобы считать тебя опущенным.
- Понятно – тихо сказал я.
- Расскажи о себе. За что повязали ? – послышался вопрос от худощавого Виктора.
 
Здесь я начал рассказывать про свою мирную гражданскую жизнь, кем работал, какое образование имел, имелись ли жена и дети, жива ли мать и за какое преступление меня судили.

- Прокурор приговорил к 15-ти годам лишения свободы, а я до сих пор не могу поверить, что у меня поднялась рука на беззащитных и дорогих мне людей – с горечью произнес я, сидя на своей койке перед металлическим столом.
 
- Ты их завалил  – смирись и прими это! Мы с Виктором тоже неидеальны. На моих руках кровь 12 человек, а у нашего ловеласа (он кивнул в сторону Виктора) – 10 изнасилованных жертв. И это только количество, которое удалось доказать в суде! Представь, что было бы с нами, если мы мучились бы от угрызений совести после каждого совершенного нами преступления. Да мы рехнулись бы давно и бились бы головой об стену в какой-нибудь заурядной дурке . – ехидно высказал Толик, потирая грязной ладонью свой потный лоб.

- Твоя совесть не даст тебе покоя и будешь ты горевать до конца своих дней, если не при-знаешься себе, что в тебе живет непреодолимое желание убивать и наслаждаться процессом. По-этому будешь у нас не Игорем, а Горем – согласен? – спросил Виктор, стоя у окна.
- Согласен – кратко ответил я.
- Не грусти, давай сыграем – предложил Толик.
- У меня нет ничего – денег я еще не заработал, сигарет нет, поскольку не курю, передачек не получаю, т.к. носить некому, да и за пределами колонии ничего не осталось, после того, как меня посадили. Мне нечего предложить.
- Да брось! Настроение хорошее, поиграть охота – как капризное дитя протянул Толик.
- Ну раз так, давай сыграем просто так – ответил я, удобно устраиваясь на своей койке пе-ред столом, не подозревая, что я все таки сделал ставку…

После моего согласия, настроение у моих сокамерников заметно улучшилось, и началась игра с периодическими выкриками «Бура!», «Молодка!» и другими эмоциональными комментариями.

Разумеется, я играл впервые в эту игру и, конечно же, не рассчитывал на победу. На тот момент мне казалось, что я почти нашел общий язык с братвой, благодаря чему страх постепенно пропадал и я начинал себя чувствовать более менее комфортно. Кроме того, терять мне было нечего в случае проигрыша и это придавало мне неподдельные оптимизм и забористость. В некоторые моменты игры, мне даже начинало казаться, что у меня есть реальные шансы на победу, аргументируя это предположение всенародным заблуждением, что новичкам сопутствует удача.

- Игра сделана! – радостно и с хитрой улыбкой провозгласил Толик, при этом глазки у него забегали по сторонам – сначала на дверь, потом на Ловеласа-Виктора.
- Отлично. Надеюсь, ты остался ею доволен – ответил я, огорченный, что правило везения обошло меня стороной.
- Я останусь доволен, когда ты вернешь свой проигрыш. А ну снимай штаны! – заявил То-лик. Я сидел ошарашенный, уставившись ему в глаза удивленным взглядом. – Чего вылупился, как дитя. Не расслышал? Повторить?
Не в состоянии выговорить хотя бы слово я встал и попятился медленно к двери. Тут же ко мне подскочил Толик, следом за ним Виктор с зажатым в кулаке небольшой круглой коробочкой вазелина.
- Мужики, да вы что!? – отчаянно выкрикнул я.
- Будешь знать, что игр на просто так на зоне не бывает! – заявил Толик.
Так Толик стал моим лохматым , а я опущенным, кем остаюсь и по сей день.
 
2

После моей прописки и проваленных испытаний на прочность характера и смекалку моя жизнь на зоне стала невыносимой. Не буду вдаваться в подробности ежедневного моего униже-ния и осквернения всех возможных моих внутренних установок, скажу только, что у опущенных есть свои законы и порядки. Так же как и у мужиков  есть авторитет или же блатной , так и у нас-опущенных есть свой главарь и кличка ему – Петух. Только он имеет право разрешить все возникшие споры между его петухами, и только он может вести дела с мужиками или даже авто-ритетами. В случае если что-то необходимо нелегально достать или отправить, то все его сорат-ники обращаются к Петуху.
После нескольких лет унижения начинаешь видеть не только минусы в своем положении на зоне, но и положительные стороны. Так перед опущенными, а значит и передо мной, откры-ваются новые возможности, невозможные для других арестантов. Мы можем не вступать в кон-фликт с администрацией строгача, если нам скажут чистить туалеты, подметать или выполнять любую другую работу, считающуюся позорной для других. Также мы можем получать небольшой доход, если добровольно станем удовлетворять сексуальные потребности других заключённых. Поверьте мне, они не слишком привередливы к нам, ведь настоящей женщины им не найти в строгаче, поэтому им приходится обходиться тем, что есть. Более того, если старательно стремиться выполнять обязанности опущенного, ни один уважающий себя блатной или мужик даже пальцем нас не тронет и не оскорбит, напротив, нас будут баловать различными подарками - сгущёнкой, сигаретами, чаем, табаком... Сколько раз я был свидетелем того, как один из петухов усердно отрабатывает свою очередную дозу наркоты.
Я не любитель такого заработка, но вспоминая с какой хитростью меня записали в касту опущенных, я не исключаю, что такая возможность вполне может наступить. В любом случае, я стараюсь не нарываться на неприятности, что включает в себя – молчаливость, т.е. не открывать свою амбразуру без надобности; жадность по отношению к своим вещам, если только кто-то сам не даст что-то; вежливость; избегание всяческих азартных игр и, разумеется, неприкосновен-ность общака.

Надо сказать, что с первых дней моего пребывания здесь, мой внешний вид сильно изме-нился. Вместо ухоженных и чистых – грязные и сухие от хлорки и стирального порошка руки, вместо округлого – вытянутое и осунувшееся лицо, вместо небольшого отъевшегося домашней пищей животика – выпирающие жесткие ребра. В любом случае, мой внешний вид теперь вполне соответствует внешности уголовника, а отсиженные мною 5 лет приучили меня к зековским понятиям и законам.

Надо отметить, что мне очень подфартило занять нижнюю правую койку до того как меня отпетушили . Каждый вечер, после работы я заваливаюсь на нее, закуриваю сигарету и жду долгожданного приказа надзирателя «отбой». Закрывая глаза, я с опаской ощущаю неминуемость грядущего дня и каждый раз молю Бога, чтобы день пронесся так же быстро, как и уходящий.
 
Так очередным вечером, положив свою тяжелую от переживаний голову на плоскую подушку и сомкнув, покрасневшие от пара котельных, глаза, в моем сознании начали всплывать реалистичные картинки, объединенные единой сюжетной линией. Тем не менее, сквозь сонный дурман, моему испорченному мозгу удалось остановить и сосредоточить свое внимание на симпатичной небольшого роста девушке. Ее внешность была заурядной, но почему-то запоминающейся. Большие глаза карего цвета, густые черные короткие волосы, длинные ногти на худощавых пальцах рук и ровные зубы (зеки всегда обращают на них внимание). Добрый и немного наивный взгляд придавал ее идеально гладкому лицу молодость и свежесть, а широкая улыбка с жемчужной нитью зубов – игривость и веселость характера. Надо отметить, что в момент видения этой девушки весь мой внутренний мир словно ожил, а в легкие попал свежий глоток воздуха. Сквозь сон, мое дыхание становилось все более учащенным, а измученное страхами сознание трепетало от предстоящих приятных видений.

К моему превеликому сожалению, передо мной не стали появляться картинки эротического содержания, а скорее наоборот, наполненные скучной и обыденной жизнью. Я видел момент рождения этой девушки, словно я был самим Богом и смотрел сверху вниз в момент ее появления, созерцал ее первые шаги, отчетливо слышал ее первое слово «мама», разглядел ее волнение, когда она, держа в правой руке огромный букет белых ромашек, пошла в первый класс, не незамеченными остались ее выпускной, учеба в институте, первая и единственная любовь. Наблюдая за ее жизнью, моя душа наполнялась радостью, светом и даже завистью. Не знаю откуда, но я чувствовал все что происходило с ней, словно это я был вместо нее. Светлые надежды в будущее, смелые планы, любящая семья и верные друзья – вот что окружало ее существование в обыденном потоке хмурых Питерских дней.

Вслед за ее безмятежным детством и веселой юностью наступил долгожданный день – день свадьбы. Она и ее муж настолько подходили друг другу, что окружающие родственники в тот день даже представить не могли другой такой счастливой пары. Семейная жизнь протекала тихо и мирно примерно пару лет, а затем они почувствовали острую необходимость обзавестись ребенком. С этого обоюдного решения все ее спокойное существование подверглось шквалу негативных изменений. После неудавшихся попыток зачатий в семье появились периодические скандалы и упреки. Несмотря на отменное здоровье обоих, стать матерью девушке не удавалось, зато отлично получалось чувствовать ущербность и невыносимую слабость. Спустя пару лет страданий и хождений по врачам, ей все же удалось забеременеть, но мужу она сообщить об этом не успела…
Когда тест на беременность показал положительный результат, на ее по-прежнему гладкое лицо вернулась улыбка, а ее глаза засияли невероятным счастьем и заполнились чистыми как утренняя роса слезами. Ее грудь вздымалась так быстро от взволнованного дыхания, а сердце билось так часто, что мой сонный мозг заставил меня ощутить всю неподдельную радость, которую в тот момент она чувствовала. Искренние и чистые человеческие эмоции – вот что не хватало моему внутреннему миру, вот что снова заставило меня ощутить себя живым, пусть и во сне.

- Он будет счастлив! Бог все же услышал наши молитвы! – повторяла она, направляясь в кондитерский магазин в тот темный зимний вечер. – Он будет счастлив – твердила ослепленная от счастья, девушка, спеша по заснеженной улице. Она купила ее любимый свежий торт, расплатившись наличными и укутавшись в натуральную шубу, направилась обратно домой. Ей так натерпелось обрадовать уставшего после работы мужа, который с минуту на минуту должен был вернуться или даже уже был дома, что она не заметила крупного мужчину, преследовавшего ее от магазина. В то время, пока она, пребывая в хорошем настроении, обращала внимание на снежинки, падающие в свете фонарей, на яркие звезды, светящиеся на чистом небе, мужчина взглядом оценивал обстановку – количество прохожих людей, расположение домов в случае отступления, нахождение остановок общественного транспорта, близость метро и, наконец, дом, в который вошла девушка.

Внешний вид преследовавшего мужчины заставил меня вздрогнуть и ощутить чувство тревоги. Сквозь сон я задавал себе вопросы: почему она не обернется? почему она не ощущает беспокойства? «Обернись! Не заходи в дом!» - безрезультатно моя душа вопила сквозь пелену сна. Но, одетый в черную с меховым воротником дубленку, в теплые кожаные перчатки и серую зимнюю шапку, мужчина целенаправленно проследовал за девушкой в парадную. Несмотря на объемные зимние вещи, можно было без труда заметить его крепкие и широкие плечи, накаченные руки и торс, сильную шею и спину. Более того, мужчина был высокого роста, с бегающими маленькими карими глазками (пожалуй, это единственный изъян в его внешности) и густыми бровями. Он встал рядом с девушкой, дожидаясь пока спустится лифт с последнего этажа. Когда двери старого лифта открылись, девушка без малейшего колебания вошла внутрь, мужчина зашел за ней.
 
В этот момент, я услышал внутренний, тогда еще бодрый, голос девушки, ее мысли, словно я снова обрел права и способности Всевышнего. «Самый счастливый день в моей жизни! Как сообщить мужу и не запутаться от волнения в словах? Надо успокоиться и отвлечься на обыденность. Придумала! Позади меня стоит молодой человек с приятной внешностью, хорошо одет и сложен, от него пахнет дорогой туалетной водой. И скорее всего, он пришел к кому-то в гости и это у него сейчас должен быть в руках тортик или цветы». Но в руках у мужчины не было ни тортика, ни букета цветов, ни пакета с фруктами и бутылкой шампанского. Надо отметить, что приятная внешность молодых преступников сбивает с толку людей, так сказать, притупляет их внимательность и наблюдательность. Преступники это знают, и смело используют при общении с потенциальной жертвой и заманивании ее в свои сети и ловушки. В любом случае, когда в потаенных уголках души девушки закрались смутные подозрения и смятения, лифт уже начинал останавливаться на ее этаже.
«Кто он?» - слишком поздно задумалась девушка, направляясь к открывшимся дверям злосчастного лифта, но, не успев его покинуть, потеряла сознание от сильного удара в области затылка. Далее передо мной предстала жуткая картина происходящего.

Мужчина в черной дубленке, не снимая своих кожаных перчаток, заволок девушку обратно в лифт, нажал на кнопку последнего этажа и нервно подергивал правой рукой над беззащитной лежащей на полу девушкой. Когда двери лифта снова открылись, он без труда закинул девушку себе на плечо и направился по лестнице, ведущей к чердаку, дверь которого была прикрыта, но не заперта. Затолкав свою жертву внутрь темного, вонючего и грязного чердака, он выглянул на лестницу и, убедившись, что его преступление, по-прежнему, носит тайный и скверный вседозволенный характер, плотно закрыл дверь изнутри. В этот момент, девушка начала приходить в себя, боль от удара по голове непроизвольно заставляла ее издавать ноющие звуки и монотонный стон. Преступник видимо только этого и ждал, чтобы нанести следующий удар. Он достал из кармана штанов тонкий шелковый шарф, а затем аккуратно, словно трофей, положил его рядом с девушкой, избавился от тяжелой дубленки, серой шапки и перчаток. Когда девушка, лежа в расстегнутой натуральной норковой шубе, открыла глаза, то увидела надругающегося над ее телом зверя с диким больным взглядом, с раздувающимися ноздрями от учащенного дыхания и усердного действа, отчетливо услышала его пыхтения и фырканья, ощутила падающие капли пота на свое лицо с его жирного лба. Все ее попытки сопротивления моментально пресекались его грязной ладонью на ее лице, заламыванием рук и ног, давлением всей массы его тела на ее всевозможные брыкания. Единственное на что она была способна в тот момент – это на истерику и горькие слезы. С каждым его толчком она ощущала адскую боль, унижение, стыд и позор, а когда она почувствовала ручьи крови на своих ногах, то исчезло единственное, что придавало ей сил сопротивляться - стремление жить. Когда преступник завершил свое низкое деяние, в мире девушки уже ничего не осталось: ни надежды, ни будущего, ни жизни. Она мысленно молила Бога о смерти, чтобы этот зверь погубил ее тело так же, как и ее душу, чтобы не осталось никаких чувств и последствий. Так почти бездыханная с растрепанными волосами и окровавленными от борьбы руками она молча лежала посреди разбросанных пыльных вещей в луче лунного сияния, проскользнувшего через чердачное окно.

Преступник сидел к жертве спиной, поправляя свои штаны и надевая перчатки, а когда за-кончил и резко повернулся к подозрительно молчаливой девушке, их взгляды встретились. Она была уверена, что уже больше ничего и никогда не почувствует, но когда перед ней предстали жестокие, полные решимости довести черное дело до конца, его черные глаза, ее душа провопила – Слава Богу! Конец!

Девушка даже не успела полностью осознать надвигающийся приступ страха, привыкнуть к пустоте своего разрушенного внутреннего мира, когда мужчина перевернул ее тело на живот и обмотал ее шею шелковым шарфом. Сквозь сон я отчетливо слышал ее хрипы, видел брыкания ее рук и ног и как ее опухшие от слез глаза навечно закрылись. Я как Дьявол наблюдал за тем, как этот зверь продолжал со всем имеющимся у него садизмом душить ее уже мертвое тело. По окончании своего деяния, преступник спокойным шагом вышел на лестничную площадку, безнаказанно спустился на лифте и с приподнятым настроением покинул дом, исчезнув во мраке ночного города, в то время как девушка осталась лежать в своей норковой шубе посреди старых никому не нужных вещей, но уже наполовину освещенная тем самым лунным лучом, который, возможно, смог бы своим природным таинством зародить в ее душе маленькую надежду на жизнь, если бы преступник оставил ее в живых.

Внезапно, когда я уже мысленно начал думать, что мой сон наконец-то подошел к концу, и я сейчас буду разбужен сиреной «на подъем», перед моим взором предстала в белом средней длины платье та самая девушка! Она протянула мне свои бледные руки и произнесла:
- Отомсти за меня! Он тут!
И в этот момент я услышал долгожданную, но так не вовремя завопившую, сирену.
 
3

Весь следующий день я провел с жутким оцепенением. В голове крутились одни вопросы: был ли это сон на самом деле или мой мозг начал сходить с ума? Если это был сон, то почему такой реалистичный? Кто эта девушка и почему она попросила отомстить за нее именно меня? И самый важный вопрос, который не давал мне покоя: увижу ли я ее снова?

- Горе, ты чего такой хмурый? – поинтересовался мой очень худой напарник по прачечной во время обеда в общей столовой.
- Много вчера вечером глотнул  и всю ночь басы  снились – зачерпывая ложкой баланду , поспешно ответил я. Мой сиплый голос и осунувшийся вид придавали моим словам правдивость, а Толика и Виктора по близости не было, чтобы опровергнуть мною сказанное, поэтому я смело посмотрел на напарника. Но кроме его беззубой ухмылки позади его я увидел девушку из своего сна и почти подскочил со стула.
- Да что с тобой!? – спросил мой худой собеседник. На что я ничего не ответил и пристальней начал вглядываться вдаль, прищуривая свои и так от природы узкие глаза. Напарник, заметив мое странное поведение, обернулся, и ничего не увидев подозрительного, пожал своими худощавыми плечами и снова уткнулся в тарелку с баландой.

В это время я наблюдал, как девушка в белом средней длины платье медленно подняла левую руку и своим бледным указательным пальцем указала на мужчину, сидящего спиной к ней. Ее белоснежные локоны развивались по сторонам толи от ветра, толи еще от какой-нибудь неизвестной мне силы, она не стояла, а словно парила над полом. Я не мог от нее оторвать свой взор, но только до тех пор, пока ее глаза не наполнились слезами, на руках не стали проявляться глубокие ссадины и порезы, а по ее ногам не потекла ручьями алая кровь. Теперь я ее видел парящей в грязном разорванном платье, с гематомами на лице, всю освещенную лунным лучом света. И все это время она указывала на плотного телосложения мужчину, жадно поглощавшему свою ежедневную порцию супа.

Внешность мужика заслуживала внимания, поскольку его я видел впервые на зоне, а его коротко подстриженные волосы доказывали тот факт, что он тут новенький. Он ни с кем не разговаривал, а значит еще не успел завести знакомства, возможно, его даже еще не прописали. Надо отметить, что он был новенький в строгаче, но это не означало, что он никогда не был лишен свободы. По его рукам, от кистей до плеч тянулись черные татуировки с зековским смыслом, а его манеры поведения за столом говорили о наличии у него уже не первой ходки . Пока я разглядывал заключенного, а в моем сознании зарождались капли сомнения увиденного, девушка в белом платье исчезла, снова повергнув меня в оцепенение и чувство страха.

Когда нам велели встать, выстроиться в линию и проследовать во двор для прогулки, я окончательно удостоверился в личности мужчины. Это был тот самый зверь, преступник, насильник и убийца, которого я видел сегодня ночью во сне. Его широкие плечи, покрытые щетиной, но все те же сильные скулы, его мускулистые руки и резкие движения. Я все узнал в нем, его повадки, манеры, все такой же бешеный и больной взгляд. «Как такое может быть?» - ошарашенный, задавался я вопросом и никак не мог на него найти ответ.
После нескольких сделанных кругов на свежем воздухе заключенным было дозволено разойтись по решетчатому двору на минут тридцать. Надо ли говорить, что многие зеки любят моменты, когда охрана строгача ослабляет вожжи закона, но при этом всегда держит кнут надзора наготове. В любом случае, я сидел на нагретой лучами жаркого солнца земле, облокотившись на кирпичную стену двора. В паре метров от меня почти никого не было, кроме парочки наркоманов и гомосеков. Остальные заключенные медленно ходили по территории двора, создавая иллюзию беззаботной и долгожданной прогулки для невнимательной охраны. Надо сказать, что мастерству и хитрости, применявшихся для этого фарса, позавидовал бы самый опытный актер. Вот один из заключенных грустно смотрит на небо решетчатого двора, другой спонтанно ходит из стороны в сторону, третий просто стоит на месте, опустив задумчиво голову. Если бы надзиратели строгача пристальней следили бы за осужденными, то заметили, как грустный мужчина, смотрящий на небо, передает мимо проходящему зеку очередной пакетик наркотика, а стоящий неподалеку заключенный с опущенной головой сообщил другому мужику важную весть или договоренность. Как бы там ни было, в середине двора гуляли и вершили свои дела зеки средних и высших каст, а опущенные и бичи тихо сидели вдоль стен.
Наблюдая за моим призрачным преступником из сна, медленно прохаживавшегося вдоль двора и аккуратно обходящего авторитетов и бойцов , я ощутил странный холод слева от себя. С жутким предчувствием и даже с какой-то больной надеждой я обернулся и увидел девушку-призрака, сидевшую рядом со мной.

- Ты знаешь, что надо сделать – произнесла она звонким, но спокойным голосом. Я как вкопанный смотрел на нее и не мог сдвинуться с места. Единственное, что крутилось у меня в голове это намерение попасть в медчасть и пройти психологическое исследование, чтобы, наконец, научно подтвердить мою шизофрению.

- Ты же знаешь что он сделал со мной! Отомсти за меня. Он заслуживает наказания – умолял призрак, уставившись мне прямо в глаза. Не в силах больше молчать я произнес: - Почему я?

- Потому что ты единственный из всех здесь присутствующих, кто чувствует угрызения со-вести за совершенные тобою преступления. Только ты достоин получить шанс на спасение души. Это станет возможным, если ты поможешь мне освободиться от земных оков и обрести долгожданный покой.
 
- Даже если мне удастся отомстить за тебя, а тебе уйти в иной мир, то я глубоко сомневаюсь, что мои проступки будут прощены Богом и моя душа обретет покой – ответил я шепотом, но быстро.

- Бог всемилостив и всегда прощает своих детей.

- А мои родные смогут меня простить? – без надежды спросил я. Девушка на этот вопрос отчаяния ничего не сказала, даже отвела взгляд в сторону.

- Ты отнял у них жизни, они тебя никогда не простят, но Божье прощение сможет принести твоей душе покой.

- Это все глупые догадки, утопия! Ты – результат моего воображения. Тебя не существует. Даже если я соглашусь, то у меня ничего не получится. Зек, которого ты просишь завалить, в сто крат больше и сильнее меня. Более того, он вот-вот определится со вступлением в касту, и скорее всего, это не будет каста опущенных или бичей. У меня нет элементарного – доступа к нему! – нервно провозгласил я.

- Я бы не явилась тебе, не будь я уверена в твоих силах – все тем же ровным и спокойным голосом ответила девушка. – Все что тебе необходимо сделать, это поверить своим глазам, в происходящее и решиться на месть. Только тогда, ты почувствуешь облегчение и возможно обретешь покой после смерти. Но до тех пор, пока это не произошло, ты будешь по-прежнему страдать, а твои молитвы не будут услышаны Господом, поскольку ты не заслуживаешь его драгоценного внимания! – это последнее, что она произнесла до того, как раздался громкий вой сирены, свидетельствующей об окончании прогулки и продолжении рабочего дня. Девушка снова исчезла, а я вернулся в прачечную уже без жуткого оцепенения, а с еще большим хмурым видом и задумчивостью. ;

4

В тот вечер мысль о том, что я двинулся умом не позволяла мне заснуть равно, как и допущение, что девушка-призрак – это не галлюцинация больного зека, а реальность иной жизни. Детально вспоминая что с ней приключилось и мой с ней разговор, я постепенно начал ловить себя на мысли, что обдумываю план мести. В очередной раз положив свою голову на думку  и закрыв красные от испарений, полученных в прачечной за рабочий день, глаза, я сложил воедино все за и против, соотнес все риски и возможные варианты. Я как детектив пытался предугадать исход дела и последствия, пробовал составить план и даже начал подбирать слова на случай, если придется давать показания.

Разумеется, той ночью я придумал, как осуществить месть и отправить невинную душу де-вушки на покой, но осмелюсь ли я воплотить обдуманное в реальность, ведь на кону будет стоять моя жизнь. Как бы там ни было, в случае провала или успеха меня ожидала агония из пламени неугомонной совести и греха.
Прежде чем утвердить в своем мозгу окончательный способ как поставить куранты , я немало перебрал различных вариантов и первым, из которых, почему то сразу вспомнились азартные игры. Единственная игра, которая смогла бы помочь мне в моем коварном замысле и не вызвать подозрения ко мне, называется «Три звездочки» или «Три косточки» . О правилах этой игры я до сих пор не имею понятия, знаю только, что на кон ставится человеческая жизнь – своя или чужая. Обычно в эту игру осмеливается играть блатной мир, а поскольку я состою в касте опущенных, то шансов даже поучаствовать у меня не было. В связи с этим я рассмотрел еще две игры: байбут и тюремный козел , правда, в этих играх тюремные правила запрещают загадывать желания, которые позорят честь арестанта или же несут угрозу его жизни. Тут я вспомнил один случай, когда трое зеков предложили проигравшему поцеловать петуха. Должник спокойно послал их на три буквы. "Ты что же, падла, платить не будешь? - оскалился один из зеков и угрожающе двинулся вперед. - Целуй гребня. Иначе опустим прямо здесь!" Неудачливый игрок двинул зека кулаком между глаз. Бойцов разняли и через "коней" обратились за советом к авторитету. Вскоре деды правильной хаты передали маляву , в которой советовали разобраться с теми, кто придумал такое позорное задание. Обычно в играх проигрывают золотые зубы, которые после игры выдираются клещами или выбиваются молотком, проигрывают пальцы, играют на ухо и т.п. Иногда доходило и до намеренного членовредительства. Например, во время сильных морозов из окна выставлялись пальцы рук (реже ног). Отморожение часто заканчивалось ампутацией пальцев или даже кисти. Глотались зубные щетки, гвозди, ложки. Бывало, зэки собственноручно отсекали пальцы. В любом случае, вспомнив всех этих несчастных проигравшихся и их увечья, если игралось на желание, я откинул затею отомстить с помощью азартных игр, ведь в случае моего проигрыша калекой мог оказаться и я.

Следующий план мести, также не мог состояться, но все-таки имел права быть рассмотренным моим больным воображением. Моего призрачного преступника я мог попытаться через прописку опустить или приписать к касте бичей. В любом случае, я даже придумал, как это сделать, а именно показать костяшку домино "шесть-пять" и предложить выбрать. После сделанного выбора объявить, что пятерка означает "петух", а шестерка - "шестерку ". Но поскольку мой преступник, скорее всего, знаком с тюремными обычаями, то есть вероятность, что он выберет черточку между ними, что ничего не означает. Более того, в моем мозгу зародился еще один способ прописки - оставить свободными крючки для одежды под номерами 5 и 6 и дать заключенному возможность выбора. Но опять же, он может вещи бросить и на койку или скамейку... Остальные варианты прописки рассматривать не было смысла, поскольку мой призрачный зек отсиживал свой срок в общей камере, куда у меня не было доступа. Более того, даже если бы мы были сокамерниками, я все равно не имел бы права прописывать новеньких. Но возможность, что он мог бы оказаться в касте опущенных и существовать на зоне наравне со мной, придавала моим мыслям бесстрашие и решимость.

Существовал еще один план мести, но скорее, кары свыше, нежели моей. Судя по его внешности, этот бугай не очень-то любил работать на гражданке, а значит рано или поздно он решится на опасные трюки со здоровьем, лишь бы подарить себе несколько месяцев выходных в медчасти. Зная множество способов как оказаться на больничной койке, мне почему-то представлялись безобидные из существующих. К примеру, вспоминая все зверство моего призрачного преступника, с которым он вершил свой убийственный грех на темном чердаке, я с превеликим удовольствие рисовал в своем воображении его неудачно сымитированную гнойную рану на его участке накаченного тела. Даже детально представляя процесс симуляции, меня охватывала неподдельная радость, а на моем лице появлялась улыбка. Я четко видел, как он разрезал кожу на своей волосатой ноге и ввел в надрез нитку, которой месяц чистил зубы. Наблюдал, как инфекция делала свое дело, и спустя два-три дня рана не на шутку испугала насильника и медперсонал. В любом случае, мой мозг решил, что это было самое легкое наказание для моего преступника, и я начал перебирать еще возможные способы вредительств, на которые он смог бы решиться.

На зоне самым болезненным, но эффективным методом отлынивания от работы является прижигание полового члена. И хоть этот способ является одним из неприятных, но, тем не менее, он достаточно часто встречается в строгаче. Только на моей памяти было 6 или 7 случаев. Так, морщась от боли, зэк обрабатывает детородный орган горящей сигаретой, в результате чего ранки смахивают на сифилисные язвы, и заключенный отправляется в венерическое отделение. Симуляция гонореи переносится не менее болезненно: в мочеиспускательный канал с помощью шприца вводят жидкое мыло, вызывающее раздражение слизистой и подозрительные выделения.

За 15 лет нахождения в строгаче, я также узнал несколько простых правил - если кипяток лить на ногу или руку не прямиком, а через тряпку, обваренная кожа напоминает своей припух-лостью и равномерной краснотой гангрену. Если появлялись желающие получить высокую тем-пературу и фурункулы, то достаточно было под кожу ввести керосин. Если необходимо было сы-митировать перелом конечности, то в сустав руки или ноги загонялись иглы, которые в свою очередь можно было определить лишь рентгеном.

Разумеется, мое воображение рисовало адские страдания моего призрачного преступника не только от гнойных ран, сифилиса и гангрены, но и даже от простого отравления и дизентерии, которые также поддавались имитации съедением нескольких кусков обычного мыла или погло-щением мыльного раствора (если кто-то не мог проглотить мыло). Так, через несколько часов появлялись рези в животе и сильный понос. Но все эти способы мести не удовлетворяли меня и казались слишком несправедливыми для преступника.

Разочарованный своими слишком добродушными мыслями и планами, я неустанно воро-чался на своей койке, не мешая Толику и Потапычу дохнуть , а Виктору-Ловеласу дергать гуся.

Тяжело вздохнув, я пришел к выводу, что у меня остался единственный вариант мести – самый простой, но и чрезвычайно опасный своей непредсказуемостью. План заключался в том, чтобы набраться смелости и найти возможность прийти к главному авторитету строгача и по-пробовать договориться. Непредсказуемость же плана состояла в моем неведении, какое наказа-ние я понесу, если блатной откажет в моей просьбе, и наоборот, что он потребует взамен, если согласится помочь… В любом случае, передо мной стоял выбор – рискнуть и получить надежду на спасение своей души, либо оставить все как есть, списав свои видения на шизофрению.

5

Я несколько месяцев вынашивал свой дьявольский план и ни раз видел девушку-призрака, умоляющую помочь ее душе обрести покой, но так и не предпринял ни одной попытки осуществить задуманное. Сидя в камере, я каждый вечер чего-то выжидал, словно зная, что вот-вот грянет какое-то событие, которое поможет мне встретиться с авторитетом. И самое удивительное, что мое предчувствие меня не обмануло. Однажды на прогулке нас выстроили в ряд и сообщили, что в нашем блоке общежития будут проводиться ремонтные работы и что нас временно переселяют в общие камеры. Эту новость я воспринял спокойно, но внутри во мне все горело и жаждало кровопролития – у меня появился шанс поставить куранты моему призрачному преступнику. Более того, мне пришлось мастерски разыграть разочарование и печаль на своем лице, чтобы мои сокамерники ничего не заподозрили, поскольку они явно не хотели переезжать.

Для того, чтобы держать администрацию колонии и зеков под своим контролем и свое-временно вмешиваться в спорные дела, авторитеты предпочитают отсиживать свой срок в общих камерах. Надо отметить, что в таких хатах, они могут легко утвердиться во власти, развлечься с помощью опущенных и наказать провинившихся в случае необходимости. Так, к примеру, в местах заключения проявление жалости считается трусостью, поэтому все развлечения сексуального плана связаны с реальным садизмом. Это понятно, хочешь возвыситься в глазах сокамерников – повергни в грязь слабых, и сделай это максимально извращённо, увязав с сексом. Взять хотя бы «петушиные бега» с гаечными ключами в анусе, или соревнования по вставлению в анус или рот лампочек большого диаметра. А такие садомазохистские игрища как «удушение пенисом», «отсос на скорость», «стрельба из рогатки в туза (в анус)»… Понятно – безделье и желание встряхнуть устоявшееся болото способны породить в воспалённых умах узников и не такие вещи, но вряд ли от этого становится легче тем, кому приходится в этом участвовать.

Если авторитеты проводят досуг, издеваясь над другими, другие при таком обилии свободного времени начинают издеваться над своими причиндалами или телом. Что касается тела: его режут, пилят, рубят, колют наколками, глотают гвозди и т.д. С половыми органами всё не столь разнообразно, но некоторые «сидячие» экстремалы и с ними порой вытворяют запредельности, проявляя просто чудеса садомазохистского искусства. Так для придания пенису фантастической формы под его кожу вживляют различные бусы, рога, шипы, шары, конские волосы и много чего ещё, предварительно полируя и по-возможности дезинфицируя эти вещи, прежде чем запихнуть вовнутрь органа. Получается этакий монстр с перекатывающимися под кожей предметами. Смотрится – чудовищно, но говорят, что функциональность при этом существенно превосходит обычные аналоги, то есть половые партнёры получают незабываемые впечатления.
В любом случае, какая бы меня не ждала жизнь в общей камере, у меня появился шанс на разговор с блатным. На следующий день, после того, как нам объявили о ремонтных работах, мы уже обживались в одной из общих хат. В камере не оказалось ни одной свободной нары как для моих сокамерников, так и для меня. Разумеется, я не питал иллюзий на лучшую жизнь при смене стен, но очень хотелось верить на содействие высших сих.

Если говорить в общих чертах, то это была обычная общая камера, рассчитанная на чело-век 50 максимум. В данный момент она была переполнена и коек на всех не хватало. Поэтому многие из «новичков» расположились со своими вещами прямо на бетонном полу, а шестерки и опущенные недалеко от параши. В камере было три окна и все они, разумеется, выходили во двор, под ними находились облезлые и вечно протекающие батареи. Более того, окна всегда рас-крыты настежь, поскольку в хате невыносимо смердит потом, вонью, грязью и болезнями. В общих камерах, как правило, не только много зеков из среднего класса, но и бомжей хватает. В любом случае, чем бы не воняло в хате, в ней всегда царили покой и уважение, ведь от этой вони все равно никуда не деться.
Как и все опущенные, я расположился рядом с парашей на холодном полу. Разложил свой матрац, подушку и одеяло; личные вещи аккуратно сложил и завернул в лоскут какой-то случай-но найденной тряпки и положил под матрац. А после всех приготовлений ко сну, я осмотрелся. Вся мрачная хата, заставленная нарами и обвеянная едким сигаретным дымом, кишела гогочущими во все горла зеками, среди которых я сразу же нашел своего призрачного преступника. Он смирно сидел на своей нижней койке и что-то читал. Глядя на него складывалось впечатление, словно вокруг никого нет.

6

После тяжелого рабочего дня, когда моя голова только-только касалась влажной думки и я закрывал глаза, мне являлась девушка-призрак и показывала свои страдания перед смертью, сопровождая эти адские видения постоянно повторяющимся шепотом – помоги мне. Каждое утро я просыпался не от зова серены, а от холодного пота и жуткого отвращения – отвращения к себе самому.
Я теперь нахожусь в общей камере вместе с этим убийцей и главным авторитетом зоны, у меня на данный момент есть все шансы воплотить мой план мести в реальность, но почему же я не действую? Более того, я полностью заверил самого себя, что ремонт в хатах затеялся начальством строгача далеко неспроста, словно к этому приложил усилия сам Бог, одобряя и соучаствуя моим задуманным действиям. Получается все есть – и одобрение самого Господа (если я все таки не сошел с ума), и хорошо обдуманный план (если, конечно, авторитет решит пойти мне навстречу), и личная выгода (обрести покой), и наконец, мне просто нечего терять. Так все же почему я медлю и не вершу справедливость и возмездие? А ответ то прост – мною по-прежнему владели сомнения, которые в свою очередь сеяли в моей душе хаос, суету и самое непоправимое страх. Боязнь того, что я заблуждаюсь во всем и мне есть что терять, сковывала меня цепями все туже и туже с каждым днем и моя решимость на месть таяла как снежный ком, принесенный в теплый дом.
 
Спустя неделю такого состояния я перестал различать реальность от иного мира – мне повсюду виделась девушка-призрак, ее шуба, его красный шелковый шарф и лунный луч света, а во время работы вместо капель воды на полу я видел капли алой крови, вместо химических испарения в прачечной – дымку зимнего темного вечера с падающим снегом с потолка. Все эти периодические видения для меня были реальными, что заставляло мое тело содрогаться в неистовом испуге. Замечая недавно проявившиеся странности в моем поведении, окружающие зеки с подозрением на меня косились и перешептывались.

Так после очередного ночного кошмара, стиснув зубы и выровняв дыхание, я отправился на разговор с главным авторитетом.

Несмотря на густо перенаселенную камеру, ночью в ней царили могильная тишина и жуткий покой. Мягко переступая через сокамерников, вынужденных дохнуть прямо на бетонном холодном полу, я добрался до заветной цели – нар Блатного.
- Чего надо? – шепотом спросил худой мужик, выглядывая с верхней койки маленькими бегающими глазками.

Тут у меня промелькнула мысль, что обратного пути уже нет и нужно идти до конца. Я выпрямился, поднял голову, чтобы видеть мужчину и смелым голосом произнес:
- Дело есть и хорошо бы его обсудить.

Толи мои наглость и решительность, толи промелькнувшие бесстрашные нотки в моих произнесенных словах, толи возможность поиздеваться надо мной в связи с проявленным моим глупым поведением, но худой мужчина спустился с верхней нары и уставился в мои спокойные глаза.

- Ты чего такой борзый? Уж не задумал ли чего? – медленно и, щурясь, поинтересовался блатной.
Не отводя взгляд и стараясь сохранить равномерность дыхания, чтобы не выдать волнения, я ответил:
- Задумал и мне необходима твоя помощь.
После этих слов мужчина тихо сел на край нижней нары, немного подвинув спящего заключенного к стене и попросил меня опуститься на бетонный пол.

- Я так понимаю, ты помощи пришел просить и не просто просить, а дерзко, глупо и самоуверенно. Да за такое поведение можно по батареям побить  или бестолковку отремонтировать ! Но в связи с твоими странными закидонами, толи и дело проявляющимися в последнее время, мне даже любопытно послушать с какой целью ты явился среди ночи ко мне и сидишь в окружении спящих бойцов. Говори же! – гаркнул худой авторитет, несмотря на то, что угрозы, адресованные в мой адрес в начале фразы, были произнесены неразборчиво для окружающих за исключением меня. Даже самые заядлые преступники, мотающие срок на зоне, стараются при-глушить свои высказывания о намерениях разобраться со своим врагом таким образом, чтобы их услышал только тот, кому они адресованы. Ведь в случае попадания на больничную койку или смерти провинившегося, всегда найдутся люди, которые смогут организовать подозрения начальства тюрьмы именно на угрожавшего зека, что повлечет за собой увеличение личного дела преступника и соответственно срока отбывания наказания.

- Мне нужна смерть того бугая – произнес я, кивнув в сторону призрачного убийцы, лежащего на нижней койке в другом углу хаты.

Моя просьба очень удивила авторитета, и он не произнес ни слова. Пауза в разговоре затянулась на минуты, и я уже было решил повторить свои слова, как мужчина меня перебил:

- Ты просишь, чтобы я отправил своих людей на мокрое дело , а сам даже причину назвать не хочешь?!

Ну как я мог сказать причину моего желания?! Блатной никогда не пойдет на риск ради свихнувшегося психа! Поэтому я молчал и просто выжидал своей участи – либо он приказывает сделать мне клоуна , либо он соглашается, и обговариваются уже его условия.

Мое смирение заставило его на некоторое время призадуматься. Он подпер рукой подбородок, облокотившись на свое колено, и прикрыл глаза. Только его прерывистое дыхание, колыхающее костлявую грудную клетку, выдавало мыслительный процесс его мозга. Словно он сопоставлял все за и против. Внезапно он открыл глаза и ясным взором на меня посмотрел. Мне стало жутко неловко от такой выходки, но я все же сохранил спокойствие и не показал ни тени паники на своем лице. По крайней мере, мне так казалось.

- Я пойду тебе на встречу, лишь только с одним условием – ты станешь грузчиком . Я здесь уже давно и хочу вырваться на свободу и теперь благодаря тебе у меня появился реальный шанс. Если ты сознаешься во всех моих убийствах, то мое дело попадет на пересмотр и мои адвокаты смогут вытащить меня отсюда.

Вот оно! Вот мой приговор! Как же я был глуп, когда обдумывал темными ночами варианты обмена! Я был готов к зверским уродствам, к нижайшим истязаниям, в конце концов, смерти. Но уж никак стать грузчиком, ЕГО грузчиком. Ведь если я соглашусь, то никогда уже не смогу обрести свободу. Видимо заметив мое смятение, авторитет произнес:

- На обдумывание время не дам, ответ нужен сейчас же!
- Согласен – смиренно ответил мой дрожащий хриплый голос, такой, что даже я сам его не узнал. От моего согласия паспорт  Блатного засиял, и он потер руки, а минуту позже он подозвал своего припотела  и что-то на ухо шепнул. В хате царила все та же жуткая тишина, и я по-прежнему сидел с поникшей головой и согнутой спиной на бетонном полу. Блатной и я молчали, ждали возвращения его шестерки. Через пару минут припотел вернулся, держа в своих обколотых от иголок дрожащих руках толстую в мягкой обложке тетрадь.

- Всегда мечтал стать писателем! – вдруг заявил блатной, - Только в книгах я находил удовлетворение своим фантазиям. Но однажды я совершил преступление и мне понравилось. Мне больше не нужно было читать книги и фантазировать, ведь все мои тайные желания можно было воплотить с моими жертвами. Я мог заставить их делать что угодно! Но о моих похождениях ты сможешь прочесть здесь, в этой грязной и обведшей тетрадке. Не книга, конечно, но за мемуары сойдет.

Авторитет протянул мне эту тетрадь, и я уже был готов взять ее из его рук, как он крепко зажал этот кусок бумаги и произнес:

- Читай внимательно и запоминай все факты, не смей ее кому либо показывать, и самое главное у тебя есть всего один час!
- Но я не успею – умоляющим голосом произнес я.
- Возвращайся к параше и начинай читать, через час жду тебя на этом же месте.

Мне ничего не оставалось сделать, как взять эту замасленную тетрадку и, также как шел к Блатному переступая через спящих еще каких-то полчаса назад, я аккуратно, чтобы никого не разбудить, пробрался к себе.

Не теряя ни минуты, я начал поглощать всю информацию, которая была вкраплена в по-желтевшую бумагу синими чернилами, и с каждой прочитанной строчкой в моей душе разрастались сомнения, а сердце обвивали цепкие объятия совести. Догадывался ли я о тех зверствах, которые совершил Блатной будучи на свободе, когда я давал ему свое согласие? Разумеется, я знал о его преступлениях, но как оказалось лишь только минимальную часть, ту часть зверств, за которую он отбывал наказание. Каждое описанное преступление мне представлялось красочной и жуткой историей. Среди его жертв были и женщины, и мужчины, и дети, иногда, даже целые семьи. Он был и убийцей, и лохматым, и в тоже время, для всех остальных окружающих приличным человеком. Никто и не догадывался о его пристрастиях, пока однажды в его очередном идеальном «похождении» не дала брешь осторожность и его не поймали.

Читая строчку за строчкой в отблесках лунного света, проникающего через окно с паутиной, в моей памяти невольно откладывался каждый факт свершенного блатным преступления. Уже через час я знал всю криминальную и кровавую жизнь авторитета и мог дать безошибочные признательные показания. Осознав это я и сам удивился, что такой как я смог за короткий промежуток времени, не отвлекаясь на внешние проволочки, с легкостью освоить такой объем информации, при чем написанной на тюремном лексиконе. Как бы там ни было, через час я снова сидел на холодном бетонном полу перед худощавым морщинистым лицом, возвращая прочитанные кровавые мемуары.

Все следующее утро я терзался сомнениями, равноценный ли обмен был совершен мною сегодня ночью. Стоит ли выпускать на свободу зверя ради упокоения всего одной души? К чему приведет месть девушки призрака? Сколько еще душ пострадает, если я позволю выйти на свободу Блатному? И снова передо мной много вопросов и ни одного ответа, и даже призрак больше не является в мой опухший от терзаний мозг.

Днем на обеде в наших хатах прошел обыск, как мне тогда казалось беспричинный, но вполне запланированный. А вечером по камере прошел слух, что призрачного преступника не перевели в отдельную хату для особо опасных зеков, как было нам сообщено администрацией строгача ранее, а что его заземлил один из бойцов. Только после донесшейся до моих ушей этой новости, я огляделся вокруг и не смог найти мохнатого моей девушки призрака, а на его койке восседал один из зеков.

Таким образом, Блатной выполнил часть нашего уговора, теперь он ждал моего решающего шага. Ведь если я пойду напопятную, то мои дни будут сочтены. Как казалось Блатному, у меня не было выбора, и как же он был наивен, когда полагал, что я выпущу его на свободу!



«Я – Петров Игорь Васильевич, находясь в больном сознании и четкой памяти, в пьяном угаре погубивший жену и своих двоих детей, мучающийся от горя и угрызений совести, непра-вильно, но справедливо получивший прозвище Горе, заявляю всему свету и иному миру о своем намерении страдать от ножевых ранений, нанесенных бойцами, в один из очередных пасмурных дней, и обещаю издать последний кровавый вздох с мыслями о покое и возможном прощении дорогих мне душ» - это первое и последнее что я написал на одной из страниц Библии, которую спешил дочитать до долгожданной встречи.