Жемчужина коллекции

- О, мои дорогие леди и джентльмены, - голос аукциониста сделался вкрадчивым и почти томным, - разве это редчайшее блюдо голубого персидского фарфора не достойно большего? Только оцените тонкость работы мастера, изысканность узора и насыщенность красок! Господин в третьем ряду дает за этот восхитительный экспонат полтора миллиона, благодарю, но разве это достойная цена для подобного лота?! - аукционист вполне достоверно разыгрывал искреннее недоумение и приобрел почти оскорбленный вид. Он был настоящим мастером своего дела.

Увы, его стараниям не дано было тронуть сердце господина Делагрю, деланно скучающего в почетной ложе. За свою почти полувековую карьеру коллекционера (или можете назвать это хобби, а быть может, страстью всей жизни) он видел слишком много хороших торгов. Сегодня был особенный день, последние торги, последняя игра с судьбой. Всегда, пусть неосознанно, он шел именно к этой цели и сегодня предначертанное свершится.

Аукционист продолжал делать свое дело и Делагрю еще раз сверился с банковской книжкой. Проявляя алмазное терпение, коллекционер, не шевеля ни единым членом, дождался пока цена перевалит через девять миллионов. С безразличной миной пропустил мимо ушей второй удар молотка и лишь тогда резко махнул зажатой в руке перчаткой, ставя точку: Пятнадцать миллионов! Это было все, чем он владел, включая распроданное родовое имение и коллекцию роллс-ройсов. Последнюю неделю коллекционер, скрываясь ото всех, обитал в дешевом отеле. Ах, если бы они только знали, что скрывает старинное блюдо!

Не дожидаясь окончания торгов - все прочее уже не имело никакого смысла - Делагрю семенящим шагом, слегка опираясь на все более нужную в последнее время тросточку, поспешил в гостевую комнату, чтобы завершить формальности.

Владелец блюда ожидал там, меланхолично любуясь видом из окна (и Вы легко поймете его, если конечно Вам тоже по душе серая морось осенней Темзы, закованной в мокрую, и да-да, такую же серую гранитную колыбель). Он был весьма строен и высок, скорее зрел, чем юн, а спокойное смуглое лицо носило легкие восточные черты. Туго затянутый в смокинг последней коллекции известного кутюрье «Арабская зима» он казался будто бы высеченным из единого массива яшмы или оникса. Было в нем нечто от пластики египетского сфинкса, если Вы понимаете, что я имею в виду.

При появлении гостя сфинкс стремительно обернулся и сразу же утратил всю свою суровость - на поверку взгляд его оказался весьма живым, а губы сложились в сладчайшую из улыбок (которая к тому же не вызывала почти никакого отвращения).
- О, мой господин, от имени Фазлуллаха ибн Хамадани и моих родственников прими сердечнейшие приветствия и пожелания! Мудрость твоего выбора и утонченность вкуса достойны быть воспетыми в веках!

Делагрю слегка поморщился, сделал пару шагов навстречу, с брезгливостью утопая в дорогом керманшахском ковре (аукционные дома порой неисправимы), и сухо пожал продавцу руку.
- Вот Ваш чек, милейший. Это ведь подлинное блюдо с кисметом?
- О, не сомневайтесь, драгоценный господин моего сердца! Истинно кисмет привел Вас к нему.
- Ну, довольно. Теперь-то Вы готовы выслушать мои три желания? Или для начала нужно потереть блюдо? - коллекционер слегка покусывал от нетерпения кончики тонких усиков.

- Нет-нет, эфенди, - продавец уже не улыбался, в его глазах вечерним Босфором плескалась мировая скорбь, - все уже сделано. Что же насчет желаний - кисмет жесток, владелец блюда не господин ему, а всего лишь новый раб. Слушай же и повинуйся.