Когда-то и мы были молодыми

                Валерий Недавний
                Когда-то и мы были молодыми.
     Петр Андреевич нажал кнопку звонка и стал ждать. Сквозь зарешеченную наружную дверь и вторую полуоткрытую, внутреннюю,  хорошо просматривался широкий коридор, ведущий в женское отделение психиатрической больницы. Вскоре показалась санитарка в белом халате со связкой ключей.
 - Вы к кому? – открывая металлическую дверь, поинтересовалась она.
 - Мне бы к Наташе Самохваловой, я друг их семьи.
Закрыв за ним дверь, женщина кивнула ему в сторону стоящего у окна стола для посетителей и деловито предложила:             
 - Присядьте, подождите, а я её позову.
 Медсестра направилась  в конец коридора. Вскоре оттуда донёсся её зычный голос:
 - Самохвалова, Наташа! К тебе пришли.
Пётр Андреевич опустил на стул хозяйственную сумку и стал ждать прихода Наташи. Перед входом в отделение  стоял стол, за которым сидела вторая работница. За её спиной находилась ажурная решётка, через отверстия которой больные, посматривали в зал, ожидая прихода родственников и друзей. Протиснувшись сквозь толпу больных, к проходу проскользнула высокая худенькая девушка. Дежурная выпустила её, и девушка, придерживая на груди ворот байкового халатика, разбрасывая в стороны ноги, трусцой спешила к нему.
«И тут их держат словно зеков», - глядя на зарешеченные перегородки, пришло невольное сравнение.
 - Здравствуй, Наташа! – встретился он её радостным взглядом.
 - Здравствуйте! А я уже решила, что вы сегодня не придёте. Глаза её замерли в ожидании новостей
 -  Так уж получилось, не смог я вчера к тебе приехать, - смущено оправдывался Петр Андреевич, - задержался на работе.
Взгляд Наташи напомнил ему глаза её матери.
 -  Пойдём, присядем, - и Петр Андреевич прошел к столу у стены. – Садись,  - кивнул на стул. - Здесь никто нам, мешать не будет.
Вытащив из сумки содержимое, поставил перед Наташей на стол тарелку, развернул укутанную в полотенце баночку, вылил из неё ещё горячий суп. Положил рядом хлеб, ложку и вилку.
 - Ешь Наташа.
И чтобы не смущать её принялся рассматривать помещение и окружающих.  Девушка с жадностью набросилась на еду. Свежий сохранивший тепло и вкус суп был съеден быстро. И Петр Андреевич высвободив из полотенца вторую посудину, поставил перед ней пельмени и баночку с компотом. Сытые домашние пельмени уже давались ей с трудом, и Наташа косила взглядом на сумку, из которой проглядывали краснобокие яблоки. Оторвавшись от пельменей, взглянула на него:
 - А чего вы сегодня  такой грустный?
Не найдясь сразу что ответить, лишь невесело усмехнулся:
 - Жизнь Наташа нынче такая нечему радоваться.
И вновь его поразил её взгляд: «Точь в точь как Ирина в молодости». Та же худоба в теле до наивности влюблённый доверчивый взгляд и эти карие в обрамлении длинных густых ресниц глаза «Разве оставят они кого равнодушным».
 - Отец не звонил, не приезжал к тебе?
 - Нет! – Наташа отрицательно повела головою, замерев с вилкой у рта в ожидании дальнейших вопросов.
Тот же что и в прошлое посещение несвежий замызганный халат, сбившиеся сальные волосы. Ничто, не напоминало ему о переменах. Но что-то настораживало в её поведении. Именно этот взгляд и подсказывал Петру Андреевичу, что-то происходит с дочерью его друзей.
 - Вы не могли бы мне принести в следующий раз…
 - Чего тебе Наташа? – почувствовав в её заминке нерешительность, подбодрил он  взглядом девушку.
 - Мне бы немного шампуни, - лицо её залилось краской смущения. – И …
Чувствовалось, ей необходимо что-то ещё, о чём она его как мужчину просить стесняется. «Сколько раз говорил  Татьяне: – Сходи, узнай. Может что нужно девчонке? – помянул в сердцах свою  половину Петр Андреевич. - Не мне же мужику расспрашивать её»
 -  И губной помады, - добавила она.
 - Хорошо, Наташа, принесу. Какого цвета?
 - Любого, но лучше тёмно-вишнёвого.
 - А ты что Наташа, стихи пишешь? – поинтересовался он у осмелевшей девушки, помня, что в прошлый раз  приносил ей стопку писчей бумаги и шариковую ручку.
 - Пишу.
 - И кому их посвящаешь, - без всякой цели интуитивно спросил он, помня как в молодости сам, тайком от родителей,  сочинял стихи для своих подружек.
 -  Вовчику, - зарделась Наташа в смущёнии.
 - А этот Вовчик заслуживает такого внимания? – стараясь не вспугнуть девушку своей заинтересованностью, как можно безразличней спросил он.
 -  Он очень хороший.
Её открытая и такая доверчивая улыбка вновь ему напомнили Ирину в молодости.
 - И, наверное, красивый? – подстегнул Петр Андреевич Наташу к дальнейшему откровению в надежде узнать больше о симпатии девушки.
 - Да! – кивнула она головой. – Он из Георгиевска и хорошо рисует. Я с ним познакомилась на кухне.
«Ясно, природа берёт свое» - слушая откровения девушки, думал он, глядя на соседний столик за которым сидела пожилая посетительница и женщина из палаты Наташи. О ней он кое-что знал от Наташи при её первых посещениях. Звали её соседку Лизой. Невольно прислушиваясь к разговору двух женщин, проникся уважением и сочувствием к этой обаятельной смуглянке.
 - Да не будет он, этого есть! – горячилась Лиза. - И не заставляйте его. И ещё мама привезите мне в следующий раз: - Крючок, спицы и пряжу. И что-нибудь почитать. – Лицо её сосредоточилось в задумчивости, вероятно, она перебирала в памяти названия книг. Затем улыбнувшись своей собеседнице, сказала ей: - Выберите  сами что-нибудь из книг Бори. Да чуть было не забыла, - и принялась перечислять, - фен, краситель для волос и шампунь. Они стоят на верхней полочке. А мой голубой халат, ну вы его знаете, найдёте, я уже не помню где он. Всё, - и она энергично тряхнула стриженой головой, встала из-за стола, чмокнула мать в щёчку и отошла  к стенке, став ждать возвращения Наташи. Заторопилась и Наташа. Подхватив пакет с яблоками и мороженым, виновато взглянула на него:
 - Спасибо. Пока, а то Лиза уже меня ждет.
Собирая в сумку посуду, обратил внимание, смуглянка наблюдает за ним. Подошедшая к ней Наташа протянула ей пару яблок. Затем они направились в конец коридора в свою палату.
       В троллейбусе, по дороге домой, Пётр Андреевич размышлял о жизни. Наташа была средним ребёнком в семье их друзей молодости. Их дружба семьями состоялась в далёком тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. Молодыми специалистами они обосновались в станице Галюгаевской. Познакомились, поженились, обзавелись сыновьями первенцами. Гостили поочерёдно друг у друга. Мечтали и строили планы на будущее. Пётр Андреевич работал в то время главным механиком на пенькозаводе, его супруга в сельпо бухгалтером. А Ирина со своим мужем Анатолием трудились в местном колхозе агрономами. Строились, растили детей, шло время и в скорости их пути-дороги разошлись. Пётр Андреевич с супругой и двумя сыновьями покинули станицу. Его завод, где он начинал работу механиком и дошел до должности директора, после проведённой реконструкции, закрывался. Причиной ликвидация отрасли промышленности по первичной обработке конопли послужило решение ЦК КПСС о борьбе с наркоманией. А спустя год после их отъезда покинули станицу и их друзья, переехав в село Новозаведенное.
                2
              Помнится, возвращался он из командировки домой. В Пятигорске ему пришла мысль навестить друзей. Пересев, в автобус, идущий  в  Новозаведенное, Пётр Андреевич решил ехать к кумовьям в гости. Автобус пришёл в село вечером,  и он зашагал тёмной, не освящённой улицей.
 - Господи, откуда ты, и каким образом к нам добрался? – оторопела Ирина, когда он в забрызганных до колен брюках и в модных туфлях переступил порог их прихожей. Генки первенца и ровесника их старшего сына дома не было, он служил в армии. Дочери были дома, их Петр Андреевич помнил их ещё маленькими, по жизни в Галюгаевской. Теперь они выросли и стали взрослыми девчатами. И смотрели  на него с удивлением, не понимая, чего это так перед незнакомцем засуетилась мать.
 - Да вы что не помните дядю Петю? – с укоризной бросила им Ирина. – Мы же в Галюгае жили, а они на пенькозаводе, неужели забыли?
 - Хватит их воспитывать, разберутся, - ставя на пол портфель и снимая с себя плащ, принялся он объяснять Ирине, как он оказался у них.  – Был я в командировке в Кисловодске, приезжаю в Пятигорск на автовокзал, смотрю, стоит автобус на  Новозаведенное. И тут меня осенило, думаю, дай заскочу на ночь к кумовьям, посидим, поговорим, вспомним молодость, а то давно собирался заехать, всё времени не хватает. Вот так Ира я оказался здесь, - закончил он свое повествование, глядя на неё. Свисающий край несвежей ночной сорочки проглядывающей из-под полы  халата вызвали у него чувство жалости и брезгливости к куме. 
 - А ну быстро займитесь уборкой! Чего уставились?
Девчушки, напуганные окриком матери мигом потеряли к нему интерес. С детства не приученные заниматься уборкой они бесцельно перебирали, перекладывали вещи не находя им нужного места.
 - Ну, зачем ты так с ними? – упрекнул он Ирину, когда за дочерьми закрылась дверь. – Надо было бы показать, куда, что из вещей поставить, убрать, повесить,  что в стирку бросить. 
  - А ну их!
И столько было боли и досады в её жесте на несбывшееся семейное счастье, что он уже не рад был своему спонтанному приезду к друзьям молодости. Вместо того чтобы возвратиться домой в салоне мягкого Икаруса, он попутными машинами добрался  до друзей.
 - Не могу уже Петя, сил моих нет, - разрыдавшись, повисла она у него на груди.
 - Да тиши ты Ира. Услышат же, - отрывая её от себя, тихо заговорил он. – Успокойся, возьми себя в руки. Дочери уже большие и всё понимают.
 - Ладно, - смахивая рукавом халата слёзы и садясь на стул, криво усмехнулась она. – Что не нравлюсь?
Вытащив ведро с картофелем, Ирина поставила его между ног, и принялась очищать клубни  картошки от кожуры и бросать их в миску с водой.  Размазанные по щекам слёзы, следы от туши для ресниц, эти по-бабьи широко раздвинутые ноги и свисающая грязная сорочка так и подстёгивали его к резкому тону. Но вместо рвавшегося с языка упрека «Глупая ты…..» спокойно произнес:
 - Если бы Ира не знал вас, не уважал, как друзей молодости никогда бы не приехал к вам.
 - Я верила рано или поздно, но ты навестишь нас. Знал бы ты, как я ждала этого момента. Сколько слёз выплакала здесь на кухне читая твои письма. Веришь после того как переехали сюда ни одного письма ни от кого не поступало. Одни лишь твои письма да поздравительные открытки. И те в последнее время перестали приходить.
 - Вы же ни на одно письмо мне не ответили, и я перестал вам писать.
 - А тут он словно с цепи сорвался, - продолжала жаловаться Ирина на мужа. – Вечно злой, недовольный. Вдобавок эта обстановка, - и она обвела рукой по стенам и потолку комнаты.
Действительно вид просторной потемневшей от времени и копоти кухни-столовой с ядовито-зелеными панелями ни шёл, ни в какое сравнение с той уютной кухонькой и отдельной столовой которые он помогал им строить в станице. Сколько он вечеров провёл у них дома, устанавливая  раковину, емкость для воды и отделывая комнаты кафелем.
 - За водой через два квартала надо ходить к колодцу, - жаловалась ему Ирина. - А это стирка приготовление еды. Скотину напои, птицу тоже, а ему и дела нет.
 - Что тебе Анатолий  совсем не помогает?
 - Заместитель директора и слова ему не скажи. С утра завеется и лишь вечером возвращается домой.
В интонации Ирины прослеживалась ожесточенная неприязнь и недоверие к  мужу.
 - Ты же знаешь, каково быть на руководящей должности, - стал он на защиту кума. – Чего  язвить?
 - Нет, Петя, - прервала его Ирина, - ты ведь сам был главным инженером завода, директором и всегда помогал жене.
 - Да помогал, - согласился он, - но не так как это тебе виделось. Пойми, не всегда для этого было время. Были и между нами недомолвки, ссоры.
      Оба молчали некоторое время. Глядя на свою куму, на её поникшие плечи, спросил:
 - Ира, а ты не знаешь, может он завел здесь себе подругу?
 - Есть у него тут одна, - обреченно махнула она рукой. – Главный агроном совхоза, год как после академии работает. Каждый день ради неё сорочки и галстуки меняет.
 - Что красивая?
 - Не то слово Петя. Не только он, но и другие мужики на ней помешались. Бегают словно кобели за ней.
 - Быть тогда ей на хорошей должности в районе, - усмехнулся Петр Андреевич знакомый с подобными ситуациями в жизни.
 - Да нет Петя! Она не из тех, кто своим телом себе карьеру делает, - в тяжком вздохе Ирины чувствовалось обреченность. – Я бы сказала умная, начитанная и чертовски красивая. Знал бы ты, как я её ненавижу.
 - Да-а, - мрачно согласился он, уловив уважение Ирины к сопернице. – Ну а как вы на работе между собою ладите, если ты как агроном отделения находишься в её подчинении?
 - Какая там работа, - досадливо поморщилась Ирина, - если я большую часть времени провожу  на больничном листе.
 -  Как в Галюгаевской? – насмешливо взглянул на неё. – Да на тебе ещё ездить да ездить.
Своей грубоватой правотой Петр Андреевич хотел пробудить в своей бывшей симпатии осознание необходимости трудиться. Ещё по жизни в станице знал, Ирина на работе особо не задерживалась. При возможности старалась уйти на больничный лист.
 - Тебе смешно, - глаза её вновь наполнились слезами обиды, - завёз в эту глушь ни родных, ни близких людей. Не могу я здесь. Понимаешь, не мо-г-у-у, - навзрыд зарыдала она.
 - Будет тебе. Сами сюда переехали, никто вас не неволил.
Для Петра Андреевича не было секретом, благодаря своему брату его кум Анатолий был избран секретарём парткома местного совхоза. Брат Анатолия был одним из секретарей крайкома партии. Не без его содействия Анатолия вскоре направили в совхоз Новозаведенный, а затем избрали секретарём парткома
 - Всё мне здесь чуждо Петя, - размазывая по щекам слёзы, жаловалась ему Ирина. – Эта грязь и слякоть, летний зной и безводье. А люди? – бросив в миску очищенную картофелину, она с таинственным видом придвинулась к нему. – Я подозреваю, на меня здесь навели порчу.
 - Брось ты эти глупости! – возмутился он, зная суеверие и склонность кумы впадать во всякие крайности.
 - Тогда чем объяснить, что он меня не хочет? И что он нашёл в этой свиристёлке? Ведь в ней и подержаться не за что? – с обидой бросила она.
Петра всегда шокировало в куме эта грубоватая прямота.
 - Молчишь, а я тебе скажу: - Её бабка колдунья в третьем поколении. Да, - Ирина пристально вглядывалась ему в глаза, - она владеет этой силой завлекать мужиков. В это Новозаведенное ещё со времен Екатерины второй всех колдунов и чернокнижников ссылали. От того и проклято это место. Если и идет дождик, то только над селом, на поля редко выпадает.
 - Ну а как она к Николаю относится? – прервал Петр измышления кумы.
 - Как тебе объяснить? – Ирина на миг задумалась, затем глянула ему в глаза, - Хвостом перед ним, как мы бабы, не крутит. Но понимаешь, мне не нравится, то, что они всюду вместе. Что ты посоветуешь мне делать? 
Этот с надрывом в голосе вопрос карие в обрамлении пушистых длинных ресниц глаза, пытливо ждущие от него ответа. Округлый подбородок с милой ямочкой и всё еще  полные чувственные губы под жадными поцелуями, которых он шалел, теряя рассудок, всколыхнули в нем прежние чувства. Сколько неприятностей и упреков пришлось выслушать ему от жены по поводу его увлеченности кумою. И кто знает, не оттолкни она его в ту первую для них встречу, когда он был ещё холостяком: - «У меня уже есть свой парень» - может быть, и сложилась бы его жизнь по-другому.
 - Чего молчишь?
 - Трудно, что советовать Ира, но одно я тебе скажу: - Сама ты во многом виновата.
 - Как сама? – насторожилась кума.
 - Не обижайся за прямоту Ирина, - начал он нелегкое для него объяснение. – Никто тебе кроме меня этого не скажет. Не следишь ты за собою. Неухоженная  и от этого выглядишь словно старуха. Ты приглядись к своему халату, давно ли ты его стирала? Тебе что одеться не во что? Или причесаться, привести себя в порядок, нет времени?
 - Дался тебе этот халат!
Кажется, задел он ее за живое. Глаза ее вновь наполнились слезами обиды, и Ирина уже со злостью смотрела на него. 
  - Да дался! – вспылил Пётр. – Пойми Ира, прошло то время когда мы были молоды. Нас тогда влекла друг другу страсть молодости, а не любовь. Тогда многие недостатки мы  прощали друг другу. Вспомни, Анатолий многое делал за тебя дома: - готовил, убирал, за детишками присматривал, так как ты была молода и обаятельна. Да и фигурой тебя бог не обидел. Особенно ты похорошела после рождения Генки. И многое тогда тебе им прощалось в постели, прости меня  за прямоту. С тех пор ты привыкла к этому и воспринимаешь все как должное. Но время идёт, все меняется. И пора реально взглянуть, что происходит с нами: - Он обвел руками вокруг себя. – Посмотри, стены засижены мухами, что нельзя побелить их и оклеить потолок плиткой? А твой неряшливый вид любого мужика от тебя отворотит. Ведь ты в самом расцвете бабьей красоты, но твоя  не ухоженность и это одеяние у любого мужика отобьет желание к близости. В халате ты и свиней с коровой кормишь, и за столом сидишь. А теперь ответь мне: - Вы что последний кусок хлеба доедаете? Или тебе не во что одеться?
        Плечи Ирины сотряслись в плаче и она, припав к его груди, зарыдала в полный голос. Петр осторожно оторвал её от себя.
  - Иди, умойся и приведи себя в порядок. И прошу тебя об этом разговоре никому ни слова. И чтобы я тебя в таком виде больше не видел, договорились? А я дочищу картошку и присмотрю за мясом. И вот ещё что, Ира, у вас растут две дочери. Если не хочешь чтобы они выросли такими как ты надо меняться в лучшую сторону.
                3
         Анатолий вернулся с работы домой поздно.
 - О-о кого я вижу? – лицо его расплылось в радостной в улыбке. – Какими судьбами к нам? А я еще в коридоре заметил, обувь чужая стоит, - идя к ним навстречу, радостно улыбнулся хозяин. – А это кум приехал.
Чувствовалось  Анатолий где-то выпил и был слегка навеселе.
 - Как видишь, не забывает, - с вызовом бросила ему Ирина, расставляя тарелки и приборы на столе.
 - А мамка наша плакала, - подбежав к отцу и забравшись ему на колени, выдала меньшая шестилетняя дочь Надюшка.
 - С чего это плакала? – удобней устраивая дочь, спросил Анатолий, глянув в сторону жены.
По выражению лица кума нетрудно было догадаться, что он обдумывает причину вызвавшую плач у супруги.
 - Вспомнили с Петей нашу жизнь в станице, вот я и всплакнула по молодости.
 - Это же хорошо, - придвинул  Анатолий ему стул. – Садись Петя. – И глянув на старшую  дочь, стоящую в сторонке, спросил:
 - А тебе что особое приглашение надо? А ну быстро за стол. – Посмотрим, чем мамка угощать нас будет.
За внешней невозмутимостью кума нельзя было не заметить скрываемой Анатолием растерянности. Неожиданный визит друга, сравнительная чистота и порядок в доме, нарядно одетая жена и эта фраза Надюшки: - «А мамка наша плакала» наводили его на размышления.
 - Давай Ира подавай на стол пора угощать кума.
 - Ты даже не заметил, он давно накрыт, мы только и ждём тебя.
 - Почему же вижу, - не теряя самообладания, возразил Анатолий, разливая по стопкам водку. – Давай выпьем за приезд куманька.
Только сейчас ему бросилось в глаза, на супруге был костюм подарок его двоюродного брата, когда-то заглянувшего к ним в эту глушь и вызвавшего переполох у районного руководства. Костюм жена одевала лишь в исключительных случаях. Да и Пётр Андреевич чувствовал себя не лучше, заметив растерянность на лице друга. «И надо же было ей, вырядится, - упрекнул он Ирину, чувствуя на себе взгляд Анатолия. – Да и Надюшка слышавшая плач матери, а возможно видевшая её рыдающей у него на груди могла рассказать об этом отцу. И кто знает, что может подумать о нем кум» К тому же упрек Ирины: - Как видишь, не забывает, -  брошенный ею с вызовом, мог навести Анатолия на мрачные мысли. В подобном дурацком положении Петру Андреевичу  уже приходилось бывать. Вспомнились далекие годы молодости, когда он с Татьяной чуть не ежедневно бывали в гостях друг у друга. В тот холодный ноябрьский вечер он с супругой приехал к ним. Планировали посидеть и посмотреть по телевизору соревнования по фигурному катанию. Кулинарил в тот вечер кум.
 - Я как чувствовал – обрадовался их приезду Анатолий. – И винцо уже из подвала достал. Сейчас с фаршем покончу и начну котлеты готовить.
 - Пока ты их будешь жарить, мы, наверное, с кумом быстренько смотаемся на его мотороллере в огородную бригаду и привезём им капусту. Да кум? – спросила его Ирина.
 - Бензина мало, - перехватив недовольный взгляд своей половины, замялся Петр.
 - Слей с моего мотоцикла и съездите. Ира права не сегодня-завтра капусту всю свезут в хранилище, и тогда её трудно будет взять. А вам Таня, - обернулся Анатолий к его жене, - кадушки капусты до самой весны хватит.
 - А сегодня как раз сторожа из моей бригады дежурят, - обрадовалась поддержке мужа Ирина.
Пётр Андреевич перевёл взгляд на жену. По молчаливому кивку Татьяны понял: - Езжай. Он даже рад был такому обороту дела. Выгнав со двора свой мотороллер, миновали разбитые улицы станицы и понеслись по просёлочной дороге к полевому стану огородной бригады. Ирина сидела боком на скамейке кузовка мотороллера, прижавшись к его спине и запустив руки ему под телогрейку. Он ощущал её горячее дыхание у своей щеки, и это подстегивало его гнать мотороллер на предельной скорости.
 - Ты знаешь, - заговорщицки шепнула ему кума на ухо, когда они укладывали вилки капусты в кузовок мотороллера, - я загадала, сегодня сбудется. Я и сторожей перевела поближе к дороге, чтобы нам не мешали.
Испытывая неловкость от того что ему приходится воровать колхозную капусту  до него не сразу дошел смысл её слов.
 - Всё! – Ирина стряхнула с себя обломки капустных листьев и обвила его шею руками. – Пошли в шалаш,  - впилась она в него губами. – Там у сторожей постель и выпить найдется. Если бы ты знал, как я ждала этого случая.
 - Да ты что с ума сошла! – возмутился он, с трудом оторвав Ирину от себя, поняв её намерения. Борясь между соблазном и порядочностью, пытался противостоять ей. – Не надо этого делать. Нехорошо всё это…
 - Чего нехорошо? – таща его в шалаш на кучу соломы, тяжело дышала она. – Я же вижу, какими глазами ты смотришь на меня. Знаю, хочешь. Так чего бояться?
В этом – «Так чего же бояться?» – было столько уверенности и насмешливости, что Петр не сдержался:
 - Глупая ты Ира! Как ты не можешь понять, нам еще жить и общаться семьями не один год придется, - оттолкнув куму от себя, пошел к мотороллеру. - Как ты будешь после этого смотреть в глаза Анатолию и моей жене? Что о нас люди будут говорить, ты подумала об этом?
       Обратную дорогу Ирина сидела на капусте. Хмурая и злая она следом за ним вошла в дом. Дети уже спали, а Татьяна и Анатолий сидели за накрытым столом и ждали их.
 - Случилось что? – глядя на их возбужденные лица встревожился Анатолий. 
 - Да!- зло и раздражено ответила Ирина.
 - Чуть было не нарвались на дружинников, холодея при мысли, что оскорбленная в своих чувствах Ирина, не опереди её он, может вгорячах наговорить глупостей, взял на себя инициативу Петр.
 - А этот чудик чуть в канаву не залетел, - мстя ему, язвила  Ирина. – Еще предупреждала: - Смотри Петя там канава. Так нет, свет выключил и гонит мотороллер.
 - Знаешь Толя, чтобы на дружинников не нарваться я свернул с грейдера на просёлочную и по ней с другого конца в станицу заехал, - врал он куму, чувствуя, как горят щеки.
 - Эх ты трусишка! – потешалась над ним Ирина. – Не знала я, что у меня кум такой трусливый.
Застолье прошло в шутках и колкостях. Прощаясь с кумовьями у ворот их дома, Ирина, выбрав момент, шепнула ему на ухо:
 - Глупый ты Петя, ещё не раз пожалеешь. 
              Вернувшись, Петр Андреевич поднялся к себе в квартиру и отдал жене сумку с пустой посудой.
- Ну как она там, – встретила его вопросом Татьяна, – лучше или хуже?
 - В этот раз Наташа веселая и оживленная, - садясь за стол, ответил он. – Попросила меня принести ей  шампунь и губную помаду.
 - С чего бы это? – недоуменно взглянула на него супруга.
 - Взрослая уже девчонка, - устало обронил Петр. – Появилась симпатия отсюда и желание нравиться противоположному полу. Как она поделилась со мной в разговоре,  познакомилась с  Вовчиком из Георгиевска.
 - Ты прав. Я и забыла ей уже двадцать третий год пошёл. Жаль девочку.
 - Тань, мне кажется, ей надо будет кое-что из нижнего белья подобрать, - осторожно чтобы не настроить  против себя супругу заговорил Петр. – Когда ещё Анатолий с Ириной смогут к ней приехать  неизвестно. А ей бельишко нужно иметь на смену.
 - Какой ты всё же жалостливый, - окинула его супруга насмешливым взглядом. – А что Ирка не знала, куда отправляет дочь. 
Петр Андреевич молча, придвинул поданную женой тарелку с борщом и принялся есть. Его болезненно задела ревность супруги к своей бывшей симпатии, впоследствии ставшей кумой. Продолжать дальше разговор уже не хотелось. Знал, как бы ни язвила над ним жена, она сделает все,  чтобы жизнь Наташи в больнице была более сносной.
 - Что не нравиться? – заводясь его молчанием, принялась за свое Татьяна. – А ведь знала, куда отправляет дочь и не на один день. Твоя любимая! – жена с вызовом смотрела на него. – А ты ещё  хотел жениться на ней.
 - Хватит, - отодвигая от себя тарелку, поднялся из-за стола Петр Андреевич и отправился в свою комнату.
 - Что обидно? Хотела бы посмотреть как бы ты с ней жил? – бросила ему вслед упрёк супруга.
Он сел за свой стол, достал электропаяльник, коробочку с припоем, пассатижи включил паяльник в розетку. Необходимо было отремонтировать игрушечный электромобиль внука. «Тридцать с лишним лет прошло с той поры, - размышлял Пётр Андреевич, - а его жена всё не может успокоиться», - глядя на вьющийся из-под наконечника паяльника дымок канифоли, осуждал  он супругу за ревность. Он не понимал женской психологии требующей от них, мужчин, вечной любви. Когда-то и он в юности верил в любовь к женщине до конца жизни. Но жизнь внесла свои коррективы в этот вопрос. За долгие годы жизни Петр Андреевич вывел для себя одну закономерность – вечной любви не бывает. Можно быть преданным и уважительным к своей половине, но в любви постоянства нет. Сколько было в его жизни девушек женщин, в которых он влюблялся, боготворил, страдал. И какие бы у него не складывались с ними отношения, никогда не выбрасывал их из своей памяти. Уже за то, что они будили в его сердце лучшие чувства, был благодарен каждой. 
 - Ты посмотри на своего друга Гену, - подойдя к столу, вновь обрушилась на него своими нравоучениями супруга. – Вот у кого пример следует брать. Только и слышишь от него: - Валечка, Валюша, моя милая ...  Этот же придёт с работы, слова из него не вытянешь. Вот ещё бог навязал на мою голову.
Выплеснув ему всё накопившееся недовольство, жена отправилась на кухню, откуда уже доносился запах подгоревшего лука. «Тебе бы этого Гену», - мрачно подумал Петр Андреевич, припаяв оборванный проводок к переключателю. – Гена был его соседом и товарищем по рыбалке и грибам. Геннадий работал в одном из отделов крайкома профсоюзов. Прикрываясь общественными делами и профсоюзными поручениями, пропадал у своих подруг. Не раз, будучи у него в гостях был свидетелем его объяснений с женою.
 - Пришлось мне сегодня Валюша опять очередную жалобу на бытовую тему разбирать, - оглаживая свою половину ниже поясницы, объяснял Геннадий своё позднее возвращение с работы. – С ума можно сойти, голова после этого как чугунный котел, - для убедительности друг постучал себя по макушке. – Только сошёл с автобуса на остановке, смотрю, Петя с завода идёт. Говорю ему: - Зайдем ко мне пропустим по рюмашке? Вот и зашли. – И обращаясь к супруге, спросил: - Ты лапочка не выпьешь с нами?  Не ожидая ответа, Гена чмокал свою половину в щечку, после чего смело доставал из холодильника бутылку водки и стаканы.
 - Ты Валюша нам с Петей  что-нибудь закусить приготовь.
И если жена выражала ему недовольство,  что от его пиджака сегодня несет запахом женских духов, Гена, не моргнув и глазом, тут же находил объяснение:
 - Пойми дорогая если Петя на заводе сидя на планерках и совещаниях пропах табачным дымом, хотя и не курит то почему бы мне находящемуся в тесной комнате отдела среди женского коллектива не пахнуть духами?  Представляешь, сколько раз они за день себе  красят губы, да опыляются духами.
«До чего же глупая» - поражался Пётр наивности жены товарища, глядя на то, как Валентина понимающе соглашалась с мужем. Он поражался падкости женщин на лесть.
                4
          Воскресное утро не предвещало никаких сюрпризов. Звонок, а затем шумное появление в прихожей друзей молодости из Новозаведенного было для Петра Андреевича неожиданностью.
 - Раздевайтесь и проходите, - суетилась возле гостей Татьяна.
И пока он принимал и убирал в кладовку ящички и пакеты с завезенными друзьями продуктами для Наташи, жена распоряжалась в прихожей.
 - Толя снимай и вешай в прихожей куртку. Ирина давай помогу снять пальто.
 - Проходи Анатолий, - пригласил Петр кума, открывая ему дверь.
 - Молодцы что приехали, - восторгалась их прибытием Татьяна, следуя за гостями. – А Петя только вчера был у Наташи.
 - Знаем Таня, - приглаживая на макушке волосы, кивнул ей Анатолий из-за плеча Ирины. – Мы только сейчас от неё к вам подъехали. Были в больнице, разговаривали с её лечащим врачом. И вот решили к вам заскочить.
       В отличие от кума, светящегося аурой какой-то доброты, Ирина, как он успел заметить, выглядела состарившейся и подавленной женщиной.
 - Я так тебе благодарна Петя за то, что ты ходишь, навещаешь её, - делилась она своей болью с ним. – Четвертый месяц уже моя девочка здесь, а я всё  не могу вырваться  к ней, - слезы выступили из глаз Ирины. Вынув платочек, кума смахнула им слезу и повернулась к Татьяне, стоявшей у столика. – Сегодня уже бросила всё на меньшую дочь – корову, телку, гусей и кур и приехала к вам Таня в Ставрополь.
 - Молодец! Он всегда был отзывчивым человеком, - поддержал Анатолий свою жену.
 - Ты понимаешь Ира, - принялась оправдываться Татьяна, - я, здесь рядом и то не могу выкроить времени сходить навестить Наташу. А чего говорить о тебе. К стыду только два раза была у неё  в больнице.
В этом диалоге улавливалось показное сочувствие жены и вежливое понимание гостьей её занятости.
 - Ты Анатолий как я понимаю за рулём, без водителя? – разлив женщинам по рюмкам вино, обратился он к куму. – Тебе что кофе, чай или молоко? А я уже выпью с ними.
Говорили за столом о трудностях нынешней жизни. Вспомнили молодость  о годах, прожитых в Галюгаевской. Затем перешли на детей и внуков. «Сдала, - заметив крупную бородавку на лице Ирины, думал Петр о скоротечности жизни. Будто недавно ещё были они молоды. Собирались, друг у друга в гостях, строили планы на будущее, спорили о литературе и искусстве мечтали о собственном жилье и автомобиле. И никогда не задумывались о старости, будто бы она не властна над ними. Ничто уже не напоминало в его прежней симпатии той прежней Ирины, по которой он сходил с ума. Ушли вместе с молодостью красота и обаятельность, а с ними игривая улыбка и её озорная страсть целовать его на виду Татьяны, когда расходились по домам. Теперь перед Петром сидела расплывшаяся баба. Время, семейные неурядицы и тяжёлый сельский быт сделали Ирину такой.
 - Пойдем Толя в зал, - предложил Пётр другу, заметив условный знак супруги, дающий ему знать  оставить их  с Ириной вдвоем.
Пока они с Анатолием разговаривали о проблемах села, жены их  находились на кухне. Вскоре и они пришли в зал.
 - Мы сейчас с Ирой вспоминали молодость, - присоединилась к их разговору Татьяна, -  как ходили в клуб на танцы отмечали новый год. Вот было время!
 - А я кум рассказала ей, как ты приходил тогда ко мне в гости. Это тогда когда ты обиделся на меня и на другой день отправился сватать куму.
Нельзя было не заметить за напускной восторженностью Ирины, что разговор у неё с его женою шел на другую  тему. Заплаканное и опухшее лицо кумы подтверждало это.
 - Ничего всё будет хорошо, - словно не догадываясь о причине заплаканных глаз Ирины, заговорил Пётр Андреевич. – Вчера наблюдал, как Наташа шла с Лизой по больничному коридору. Думаю, ей эта дружба пойдет на пользу.
 - А кто эта Лиза? – спросила Татьяна.
 - Это учительница из одной с ней палаты. Она там всем больным задает тон. Заставляет девчонок читать книги, аэробике их учит, вязать на спицах. Довольно интересная молодая особа лет тридцати пяти. А потом эта Наташина влюбленность в Вовчика думаю, пойдет ей на пользу.
 - Все это Петя так, - согласилась с ним Ирина. – Но она там уже третий раз лежит.
 - Не надо отчаиваться Ира, терять веру в выздоровление. Всё образуется и станет на свои места.
Говоря это, Петр понимал боль друзей, которая так и будет сопровождать их, быть может, до конца жизни. И ему ничего  не оставалось, как приободрить вселить надежду в кумовьев на выздоровление дочери. 
 - Вам надо немного изменить психологический климат в семье, - ему хотелось сказать пару слов об их непростых взаимоотношениях  друг с другом. Но по взгляду Анатолия понял, кум догадывался, что он имеет в виду. Поэтому не стал на этом останавливаться. – Не надо считать Наташу больным человеком, - подчеркивал он. – Тем более напоминать ей об этом. Относитесь к ней как равной. А молодость великая сила, возможно, она и поможет ей справиться с недугом.
 - Ну, развел тут теорию, - снисходительно улыбнулась Татьяна. Ничего укоризненного в её усмешке не было. Скорее жена хотела отвлечь друзей от грустных мыслей.
 - Вы обратили внимание, - оживился Петр поддержке супруги, - одни умирают раньше другие позже. Почему одни быстро стареют и уходят из жизни, другие выглядят моложе и живут дольше? – И не ожидая комментария на свои высказывания, продолжил: – Всё лишь потому, что человек своего рода аккумулятор. В детстве и в молодые годы он растёт и познает окружающий его мир. Для него все ново и необычно идёт процесс познания. И время для нас тянется очень медленно. В пожилом возрасте, когда наш интерес ослабевает, мы с удивлением замечаем в сравнении с юностью время просто летит быстро. Отсюда и вывод, как только мы замыкаемся в своем узком кругу, перестаём познавать окружающий нас мир, накопление нами энергии прекращается, и мы стареем. Вы, наверное, замечали, - вновь обратился он к жене и кумовьям, -  пожилые люди, живущие в коллективе, выглядят намного моложе своих сверстников оторванных от реалий жизни. Стоит только им потерять связь с коллективом с рабочей средой замкнуться в себе ими тут же одолевает хандра ощущаться чувство ненужности обществу. И такие люди быстро уходят из жизни. Вот так-то кума! –  взглянув на Ирину, закончил Петр свою мысль, - Из жизни уходят в первую очередь те, кто чувствуют свою ненужность обществу.
Это был намёк на их прежний разговор в Новозаведенном, тогда он рекомендовал ей не бросать работу и держать связь со своим коллективом.
 - Пойми Ира – говорил он ей тогда, - на работе среди людей ты будешь чувствовать себя человеком нужным. Да и сама обстановка будет тебя вынуждать следить за собою. А дома ты превратишься в домработницу, опустишься и станешь подозрительной и раздражительной брюзгой.
 - Да Петя, - вздохнув, согласилась с ним Ирина. – А ведь когда-то мы были молодыми.
В этом её признании улавливалась боль и тоска по ушедшей юности.
          Проводив друзей до машины, Петр Андреевич поднялся к себе на этаж.
 - Уехали? – взглянув на него, спросила Татьяна.
В ответ Петр Андреевич лишь слегка кивнул головой.
 - О чем ты на кухне с ней говорила? – поинтересовался он у жены.
 - Как обычно жаловалась на жизнь, на Анатолия.
 - Я так и понял. Слышно было через стенку кухни, как она всхлипывала.
 - В общем, старая история, - ставя на горелку газовой плиты чайник, подвела итог их разговору Татьяна. – Жалуется на Анатолия, мол, пьет, гуляет. А тебе, наверное, жалко её?
 - Конечно, - согласился Петр.
 - Сама во многом виновата, - заключила жена. – Другой бы на месте Анатолия давно бы бросил её  и сошёлся бы с другой женщиной.
Петр Андреевич молчал, понимая, оправдывать свою симпатию не имело смысла, хотя согласится с суровым выводом супруги, не мог.
                г. Ставрополь, март 1999 г.