Бабушка Лиза

Портреты. Бабушка ЛИЗА.---------------------------------------

                Памяти сына Лизы Сани Гуревича

Чем дальше от прожитого, тем ближе самые значительные периоды жизни. В сегодняшнем дне кажется, что прошли века с тех времён, а всего-то одна жизнь. Но и она ещё не кончилась.

Мама моя была очень родственным человеком. Особенно близка она была к одной из сестёр моей бабушки – Лизе. Мы часто бывали у неё в огромном доме на Невском, как раз напротив улицы Маяковского, где я родилась, и куда меня принесла мама за неимением своего жилья. Квартиру в пригороде Ленинграда сожгли немцы, а на жилье в черте города мама не имела права, даже вернувшись с фронта.

Дом на Невском когда-то принадлежал разорившимся коммерсантам,  сбежавших от непомерных долгов заграницу.  После погромов в Николаеве, прадед вывез семью. Часть её добралась до Ленинграда, и какое-то время вся огромная старинная квартира принадлежала деду с его большой семьёй. Каким образом он смог поселиться в ней,  осталось тайной. Но, с наступлением известных событий, квартиру заселяли разные семьи. И в результате все комнаты были заняты. А к моему рождению Лиза с отцом и сыном жили в крохотной каморке рядом с  большой коммунальной кухней. Она на полгода приютила и маму со мной. Проживание без прописки было чревато большими неприятностями. Благодаря тёте Лизе мама могла какое-то время пережить самый тяжёлый период своего возвращения с войны. Впоследствии, прадед с трудом всё-таки отсудил большую комнату с окнами во двор-колодец.

Сами мама с сестрой звали своих двоюродных тёток просто по именам. Но в разговорах со мною называли их тётя Фенюша и тётя Лиза. И я привыкла называть их тётями и на вы, а не бабушками, не понимая тогда истинного родства с ними.  Мама чаще всех навещала стареющих сестёр моей бабушки. Она говорила: «Надо бы навестить тёток, давно не были, нехорошо». И мы, купив какие-нибудь нехитрые угощения, появлялись у Лизы. Надо сказать, что моя двоюродная бабушка была свободна в слове и, всякого рода, поговорках с острым словцом. Открывая дверь, она говорила: «Ааа, гость говно, не видал давно», обнимала, и, громко говоря, топая и шаркая, шла к двери своей комнаты. Всякий раз, встречая нас, она, мягко и раскатисто картавя, громко сообщала о своей соседке-бандитке проходя мимо её дверей. Но мы знали, что угощая своими пирогами соседей, всенепременно большой кусок доставался именно этой «бандитке».

Коридор квартиры был длинным и витиевато изогнут. Ещё из кухни, находившейся в противоположном её конце,  было слышно Лизино топанье и шумные комментарии по какому-нибудь поводу. И вот, она накрывала стол для нас. Это была настоящая «демьянова уха». Ставились старые, глубокие как таз, тарелки и наливался суп до самых краёв. Сама Лиза сидела напротив и рассказывала свою нелёгкую жизнь. Едва осилив суп, мы с ужасом наблюдали за наполнением тех же тарелок вторым. За разговором, постепенно переводя дух, осиливалось и второе. Но, менялись тарелки, и до краёв наливался вкуснейший компот, который не съесть было нельзя, поскольку Лиза обещала умереть. Наши угощения она откладывала в сторону с нелицеприятными характеристиками в их адрес. Готовила она непревзойдённо. Только её сестра Фаина, тоже искусная домашняя кулинарка, могла с ней соперничать в приготовлении рыбы-фиш, рубленой селёдке, и, самое высшее, пирогов. Племянник Лизы и самый близкий друг её сына Толя говорил: «Пойду к Лизавете, поем», и приносил  самые необходимые простые и нужные продукты в качестве угощения.  Ему доставалось то же приветствие, обнимание и радостное, в ямочках лицо. Вообще, её поговорки, случайные высказывания и даже письма вошли в семейные анекдоты. В посланном маме открытом письме, она написала слово «гавно», затем зачеркнула букву «а» и сверху поставила «о». Описывая свой день рождения, сообщала без запятых «был Санечка была Фенюшенька была рубленая селёдочка».

Лиза в семье была самой яркой и неординарной личностью. Доброты она была необыкновенной. Из всех девятерых детей, только Лиза взяла капризного самодура-отца с парализованными ногами, и обихаживала его 25 лет. Он нисколько не церемонился с ней, несмотря на свою от неё зависимость. Помыкал, ею все годы, не задумываясь о её собственной человеческой и женской судьбе. Сама она была ещё молода, чрезвычайно симпатична внешне. Круглое, с приятными мягкими чертами лицо, дополнялось замечательными ямочками, а картавая сочная речь перемежалась всякими словечками, унаследованными от местечкового малообразованного отца. Вся её жизнь была в преодолении очередных трудностей. Первый муж её исчез, и о нём так никто ничего и не узнал. Зато второй был тихий, скромный, любил её безмерно, жалел. Однако, не пережил блокаду. И Лиза осталась одна с маленьким сыном доживать голодные годы. В это же время к ней прибежал сын брата, расстрелянного ещё до войны. Мать его находилась в лагерях. И Лиза, опухшая от голода, всё отдавая маленькому худенькому сыну. Каким-то чудом все они выжили в то страшное время.

Она не могла устроить свою личную судьбу из-за отца и маленького сына. Они и тяжёлая работа полностью заполнили её жизнь. Работала она после войны продавщицей мужской одежды в Гостинном  Дворе. Киоск, который ей выделили, был размером чуть больше полутора метров, с прилавком, вынесенном на улицу. И в любую неласковую ленинградскую погоду она  простаивала на ногах весь рабочий день. Зимой  киоск почти не отапливался, слабый калорифер был единственной помощью, и ей приходилось надевать на себя много тёплой одежды. Когда она приходила к сестре и начинала раздеваться с разговорами и байками, можно было за это время узнать всё о её жизни. У неё не было ни образования, ни специальных навыков, а платили самую низкую зарплату. Однако, она никогда и ни с кем не связывалась ни торговыми махинациями, ни воровством. Безукоризненная порядочность и щепетильность были выше всех благ. Несмотря на страшный блокадный опыт, экономя и рассчитывая свой скромный бюджет, она всегда была в нужде и заботах. И всё-таки, работая в дожди, метели и стужу, в силу своего характера, она была общительна и доброжелательна с людьми. Посылая потенциального покупателя в соседний двор, давала мерить одежду, что, конечно же, было запрещено. Но, удивительно, за 40 лет работы никто ни разу ничего не украл. Несмотря на все запреты торговли, она меняла товар, если покупатель приходил с не подошедшей покупкой. Однажды, сломался замок от киоска. Оставить денежную выручку она не могла и взяла деньги с собой, простодушно положив их в кошелёк. Зимой, в снежный вьюжный вечер, ожидая транспорт, она открыла кошелёк ища мелочь на билет. Ветром вынесло все деньги, и они разлетелись. Лиза закричала, что это её выручка за товар, что она попадёт в тюрьму, а у неё маленький сыночек. Люди на остановке кинулись собирать. Они вернули ей все до единого рубля, никто не посмел взять себе ни копейки. 

Чувство родни в Лизе было несокрушимое. И кто бы из близких ни  обижал её, она говорила, что родным нужно всё прощать. И сына своего, Саню вырастила в том же убеждении. Эти два человека были в нашей родне самыми тёплыми, самыми понимающими. Своего сына она боготворила. В нём был весь смысл её одинокой непростой жизни. Несмотря на свою шумную эксцентричную нежно любимую мать, Саня был спокойный, очень симпатичный добрый и неконфликтный человек, и, обладая тонким юмором,  часто подшучивал над ней. Когда он с братом уехали учиться в Петрозаводский университет, она, сама недоедая, много дней копила и собирала посылки, отправляя их  в большом дровяном мешке. И, конечно, всё это мгновенно съедалось в общаге. И всё же, зная это, она надеялась, что и Санечке что-то достанется.

Однажды, когда она была уже на возрасте, знакомая женщина хотела познакомить Лизу с хорошим, обеспеченным вдовцом.  Обидеть сваху Лиза не могла,  и, хотя не была склонна к знакомству, посмеиваясь над затеей, конечно, наготовила всяких вкусностей. Надо сказать, что в старых ещё дореволюционных домах были очень высокие потолки, и, соответственно, этажи. Лизин 6-й равнялся современному 12-му. Лифт, такой же старый, как и сам дом, часто давал сбои. И вот, уже немолодой, с сердечными проблемами, жених, в надежде остановился возле лифта. Однако тот молчал в своей темноте как убитый. Пришлось идти пешком. Гость запаздывал, но когда Лиза открыла дверь, он упал на неё без сил. Дотащив его до кровати, она долго отпаивала его сердечными и успокоительными каплями. Конечно, Лизин смачный рассказ о случившемся поверг родню в экстаз, и перешёл в семейные легенды.

Из-за пережитой блокады и тяжёлой многолетней работы, Лиза рано начала болеть. После обследования диагностировали рак. И можно было сделать операцию, но сердце её могло выдержать наркоз только в течение 40 минут. В операции ей отказали, сославшись на техническую невозможность и большой риск. Время не лучший попутчик в таких ситуациях. Однако, кто-то из знакомых свёл её с замечательным хирургом, работавшим в заурядной,  далеко не престижной больнице. Она пришла к нему на приём, плача рассказала о своём отчаянном положении. Хирург ничего ей не обещал, и она уже перестала надеяться на ответ. Однако, он позвонил через пару недель и сказал, что готов оперировать. Продумав рациональную расстановку операционного персонала, он провёл операцию за полчаса. Всю оставшуюся жизнь она боготворила врача. Инкогнито посылала в праздники и дни его рождения подарки; молилась за него, когда его оболгали, после чего, став сердечником, он так и не поправился. Горевала как о самом близком и родном, когда его не стало, и в дни поминовения  ставила свечу.

Семья наша от прадеда большая, разнохарактерная. Многих уже нет рядом. А время возвращается вспять. И, когда-то, казалось бы, обычная жизнь, обретает свою ценность, окрашенную колоритом того времени и людей в нём. Память объединяет всех родных, с кем я росла, с кем связаны живые воспоминания. Но бабушка Лиза, с её мощным человеческим колоритом, яркой  харизмой не бледнеет во времени. Не смотря на многолетнюю разлуку с ней, её живое тепло, свет и любовь никогда не покинут меня.

---------------------------
Ноябрь 2014 г.