Она рисует море морем

Ракушка в песке.
Сердце мое усохло
Без взаимной любви.


Я всю свою жизнь прожил на побережье, но никогда не выходил в море. Я не знаю, почему, но его темные воды вызывали у меня острый страх и какую-то обреченность. Часто я просыпался посреди ночи, не в силах удержать крик. Мне казалось, что я вновь стал ребенком и сижу на острых скалах у нашего дома. В то время у меня был аквариум, в котором плавала одна единственная золотая рыбка. Я очень любил ее, часто менял воду, ухаживал за аквариумом, выкидывал быстро разрастающиеся водоросли, чтобы ей было удобней. Эта рыбка осталась у нас в отеле после одной из посетительниц. Она забыла забрать, как говорила мама, свою золотую рыбку, и теперь мы должны заботиться о ней, пока девушка не вернется. Но девушка не возвращалась.

У нее было забавное имя – Тихоня, это я помнил очень хорошо, но ее лицо всплывало в моей памяти очень смутно. От этой девушки осталась только золотая рыбка и картина в потертой раме. Картина была странная: на ней не было ничего. Только одно небольшое пятнышко, сделанное акварелью, как мне казалось. Тогда я плохо разбирался в красках. Голубое пятно расплывалось на холсте, но я не имел понятия, что это. Когда я пошел во второй класс и у нас начали преподавать английский, я понял, что фраза, написанная на обратной стороне картины, состоит из английских букв. Я переписал ее и попросил учителя перевести.

Забавно: ОН рисует море морем.

Тогда я не понял всей трагичности этой фразы, но теперь мне кажется, что я стал ближе к этому. Но речь сейчас не о взрослом мне, а о ребенке, который решил, что рыбка больше не может находиться в тесных стенках аквариума. Ей нужен простор. Ей нужна свобода. Пока не видит мама, я набрал в банку воды и посадил в нее рыбку. Банка была округлой, искажая настоящие размер и форму рыбки. Я быстро пошел к скалам, остановившись наверху насыпи из разных камней. Не было похоже, что эти камни принесло море, скорее что кто-то заботливо выложил этот небольшой холмик своими руками.

Я стоял на импровизированном помосте и смотрел на море. Было прохладно. Чайки лениво кричали, будто требуя пищи. Одна единственная лодка рассекала водную гладь. Тамура проводил последнюю экскурсию. Я отсюда видел, что кроме его загорелой фигуры на лодке сидит обнявшись какая-то пара. Наверное, из приезжих.

Было хорошо. Я любил вечера на море, когда можно было пройтись по самой гране прибоя, не переступая, однако, невидимую черту, которая четко разделяла наш мир и тот, который скрывался на дне морском. Я не верил в старые рыбацкие сказки о том, что в пучине вод стоит нефритовый дворец Дракона, который охраняет жемчужину. Прикоснись к ней, и твое желание будет исполнено, но незадачливый путник может навсегда остаться в плену у моря, в холодных объятиях русалок. Все это казалось глупостями, в которые нельзя верить.

Внезапно один из камешков покатился вниз, лишая опоры эту шаткую конструкцию и меня вместе с ней. Банка выскользнула из моих рук, разбиваясь. Вода забрызгала мои ноги и немного шорты. Рыбке не повезло – кусочек стекла остался воткнутым в ее переливающийся золотом бок, каждый раз, когда она пыталась вздохнуть, бешено дергаясь на влажных камнях, из ранки начинала бежать кровь. Я зажимал рот рукой. Было такое чувство, что меня сейчас стошнит. Я попытался отползти назад, но почувствовал что-то мягкое рукой.

Оборачиваюсь. Из-под камней торчала рука с синими ногтями. Кожа стала воскового оттенка и была очень холодной. Я осторожно убрал несколько камней – показалась прядь черных волос. Еще один камень – лицо все в царапинах. Я сидел на скалах и кричал. Просто кричал, не произнося ни слова. На мои крики сбежались взрослые, мать прижала меня к себе, но я все никак не мог оторвать взгляда от тела Тихони. Ее лицо врезалось мне в память теперь уже навсегда. Каждый раз в моем сне она открывала глаза и тянула меня к себе ближе, приговаривая: «Теперь ты – моя золотая рыбка».

Только бабушка оставалась спокойной, глядя на все это.

ОН забрал ее.

Кто этот он я не знал, но чувствовал, что между смертью Тихони и картиной, оставшейся в ее комнате, была связь. И эта тонкая ниточка вела меня к морю, обрываясь на острых скалах. Я проводил каждый день перед старым холстом, разглядывая голубую кляксу и перечитывая странную подпись, но ничего нового не мог понять. Это стало моим ежедневным ритуалом, в котором не было никакого смысла, но я упорно продолжал сидеть рядом, все больше утверждаясь в мысли, что хочу стать художником, чтобы понять это послание из прошлого, расшифровать его.

Прошло уже много лет, но я продолжаю жить у моря, не заходя, однако, в его воды. Родители продолжают управлять отелем, готовя моего брата стать следующим владельцем, а я рисую. Мои картины хорошо продавались, но сам я никогда не присутствовал на собственных выставках, доверяя все своему агенту. Я не любил прессу, не видя смысла в том, чтобы говорить с людьми, которым важны не мои картины, а моя слава отшельника, не желающего идти на контакт со внешним миром. Я рисовал пейзажи, пытаясь понять истинную сущность каждого явления, постигнуть начало и конец, почувствовать душу.

Чем больше я рисовал, тем лучше понимал, что та картина написана не акварелью и не гуашью, эта краска не имела ничего общего ни с масляными, ни с акриловыми. Это было чем-то совершенно иным, но я не мог понять, чем. Мной были перечитаны сотни старинных трактатов, посвященным изобразительному искусству. Каждый раз мне казалось, что я почти нашел нужный мне ключ, но злость поражения подстрекала меня продолжить поиски. Мне пришлось выучить китайский, чтобы чувствовать себя более комфортно среди этих работ, но дома у меня неизменно лежала стопка словарей и сводные таблицы диалектов. Не один миллион йен я спустил на эти осколки древности, но найти мне нужного не мог. Ответ нашелся совсем не там, где я искал его. Старая книга японских легенд, написанная на мертвом диалекте. Я попытался переписать отрывок из нее на нормальный язык, и вот, что вышло, если вкратце:

«…Говорят, что пучина морская скрывает от глаз человеческих несметную свору духов и существ не от мира сего. Живут они, не показывая лика своего, питаясь плотью и кровью на земле живущих. Среди них есть те, чья кровь навсегда застыла в жилах, когда сделали они первый глоток вечности. Имя им - нинге. Прекрасны они, но порока полны, не ведают они ни тоски, ни страха, ни жалости. Раз отведай их плоть, и станет смерть тебе соперником вечно побежденным. Но от лакомства сложно отказаться. Берегись же! Кровь их голубая, не стирается она, слезы моря. Рисуй ей холст, но знай, плата – жизнь…»

Поверить в то, что в наших водах действительно водятся нинге, то-есть русалки, было сложно. Но, если забыть на мгновение о том, что русалок не существует, то все сходилось. Пожилые люди не раз говорили о странных смертях на берегу моря, также некоторые все еще помнили, что раньше здешние люди приносили морю жертву – парня или девушку. Они уходили сами, а обратно возвращались через год, спрятанными под каменным покрывалом. Сейчас это продолжалось. Люди тонули, зайдя в воду по колено. Они просто тихо исчезали в море, но находили их неизменно похороненными под грудой аккуратно сложенных камней. Обычно перед смертью они были очень счастливы – постоянно улыбались и дышали жизнью, поэтому смерть была неожиданностью для всех. И для самих жертв, по всей видимости, тоже. И это пятно на холсте. Оно тоже было голубого цвета. Совпадение? Но даже если нет, то как можно проверить свою догадку? Пойти в полицию и рассказать о том, что в море живут русалки, которые предпочитают топить людей, а затем заботливо хоронят их?

В ту ночь я отложил свои исследования и пошел на те скалы, где когда-то нашли тело Тихони, с которой все началось. С собой я взял мощный фонарь. Море сегодня сильно штормило, поэтому я не рискнул подходить ближе к краю. Впереди виднелся силуэт корабля, но он странно плыл, как-то зигзагами и очень рвано, будто у него повреждены моторы. Луна пряталась за тучами и было плохо видно, но сквозь тишину ночи вдруг послышался громкий скрежет, будто кто-то провел когтями по стеклу. Я зажал руками уши. Тогда же послышался первый крик. Я силился разглядеть что-либо, но это было невозможно. Корабль врезался в скалы и больше не двигался.

Вышла луна. Сначала я не мог понять, что происходит, но присмотревшись внимательнее, увидел, что люди стоят на борту и по одному спрыгивают в море, хотя спасательную шлюпку никто не спустил на воду. Я стоял и в ступоре наблюдал за тем, как люди по одному исчезают в воде, не всплывая больше на поверхность. Выглядело это жутко. Недалеко от меня послышался плеск. Я направил на звук дрожащий в моих руках огонек фонарика, выхватив из темноты стальной блеск чешуи. Эта рыба была не просто большой. Она была огромной. Внезапно из воды появилась голова девушки. Она протянула ко мне руки, страдальчески глядя большими глазами, в которых плясало море.

- Помогите! – закричал она. От этого крика мне стало плохо. В нем не было мольбы. Скорее издевка. – Ну же! – нетерпеливо закричала она. Помимо воли я сделал шаг к девушке, но остановился, чувствуя угрозу, исходящую от нее. – Это наша ночь, человек. Уходи прочь! – она обнажила ровный ряд острых зубов, внезапно выпрыгивая на скалы. На ее лице было хищное выражение, на руках длинные когти мертвенно синего оттенка. Кожа бледная, как у мертвеца. Туловище человека, но хвост рыбий. Я не мог пошевелиться, глядя на нее широко открытыми глазами. Девушка проворно подтянулась на руках, подбираясь ближе ко мне. Этого мои нервы не выдержали, я провалился в темноту.

***

На следующее утро я пришел в себя, лежа на все тех же скалах. Фонарик был разбит, вокруг стояла тишина, только чайки непривычно громко кричали и тихо шелестели волны. События прошлого вечера казались сном, просто бредом, порожденным слишком долгой работой над теми легендами. Но тогда почему я здесь? Я приподнялся, пытаясь сесть удобнее. Впереди было видно корабль, напоровшийся вчера на скалы. Вокруг него плавало несколько спасательных суденышек, но никто не решался залезть на борт. Так это правда? Сейчас, при свете солнца, все уже не казалось настолько ужасным. На скале рядом со мной блестела чешуйка. Размером с монетку в пять йен. Она была серебристой, но с каким-то зеленоватым налетом.

Идти домой не хотелось. Нужно разобраться во всем, а затем уже принимать решение. Так будет правильно. Я решил посидеть здесь. Меня переполняла уверенность, что вчерашнее существо еще объявится. Сидеть скоро наскучило, и я лег на спину, глядя в небо. Спасательные судна вернулись к берегу, наверное, за подкреплением. Полиция должна приехать опять же, береговая охрана всякая. Небо было чистым и безумно высоким. Мне казалось, что я парю в этой лазури, дыхание перехватывало и кружилась голова.

- Эй, человек! – уже знакомый высокий голос. Мне в лицо плеснули водой, я вскакиваю. Девушка сидит рядом со мной на скале, насмешливо глядя. – Такой смелый, что ли? Или глупый? – она с любопытством подвигается ближе, а я помимо воли отодвигаюсь назад. Совсем немного, но она заметила, сникая.

- Кто ты?

- А ты не видишь? – она иронично выгибает бровь, а я молчу. Похоже, даже у рыбьих сказок есть право на жизнь.

- Почему ты вернулась?

- Захотелось, - сказала она, откидывая со лба волосы. Волосы были нормальные, темно-русые, а не зеленые, например. Уши тоже вполне человеческие. Глаза уставшие, она смотрит на море так, будто оно ей смертельно надоело.

- Как тебя зовут?

- Мы не настолько хорошо знаем друг друга, чтобы я называла тебе свое имя, человек.

- Ясно. А что вчера случилось? – полюбопытствовал я, стараясь не слишком навязчиво пялиться на ее хвост. Как у обычной рыбы, хвост. На месте соединения с телом чешуйки становились меньше размером, постепенно вообще исчезая. Чешуя блестела в лучах солнца, переливаясь серебром.

- Нам были нужны новые русалки, вот мы и утопили корабль, - наконец, сказала она.

- Зачем вам новые русалки? Я думал, вы бессмертные.

- Мы-то бессмертные, но если тебя съела акула или во время шторма на скалы выбросило, трудно живым оставаться. Это уже садизм какой-то выходит, - она странно посмотрела на меня.

- Слушай, а можно я прикоснусь, ну… эм…

- Можно, но тогда и я прикоснусь, - она усмехнулась, ожидая моего решения. Она прикоснется? Зачем? – Мне не хватает тепла. Я хочу прикоснуться, - еще раз повторила она. Внимательно смотрю на нее, а затем сам придвигаюсь ближе. Она опять усмехается, протягивая ко мне руки. Ее кожа ледяная и мокрая. Мой свитер сразу пропитался солью, морщусь. Неприятно. Будто тебя мертвец обнимает.

- Ты мне свитер намочила.

- Ты забавный, человек, - смеется она, наклоняясь ко мне ближе. Щекой она касается моей щеки. Чувство странное. Она прижимается ко мне, но… дыхания нет. И сердце не бьется. Мне становится страшно. Как во сне, когда меня прижимает к себе труп. Я пытаюсь вырваться из ее рук. Мне кажется, что я тону, хотя нахожусь далеко от воды. Мне кажется, что мои легкие обжигает от соленых вод, не дающих мне дышать, но вдыхаю я лишь немного влажный воздух.

- Отпусти, - наконец, разлепляю пересохшие губы я. Она послушно отстраняется, опять улыбаясь, будто знала, что я почувствую. – Что это было? – хрипло спрашиваю. Кажется, на сегодня хватит приключений.

- Это было море. Я – это море.

Меня бьет дрожь. Тело до сих пор помнит холодные прикосновения, меня передергивает. Закрываю глаза, пытаясь привести дыхание в норму. Послышался плеск. До меня долетели брызги. Когда я опять распахнул глаза, то никого рядом уже не было, только на берегу обнаружилось оживление людей в одинаковых формах.

***

На следующие утро я опять пришел на те скалы, взяв с собой на этот раз мольберт и краски. Я хочу творить сегодня. Стеклянные баночки весело звякали в моей сумке, кисть, словно шпага, торчала – я не смог до конца засунуть ее внутрь. Белоснежный лист бумаги был свернут в трубочку. Настроение было прекрасным. Сегодня нужно ловить вдохновение за хвост, в прямом смысле этого слова.

Я уже походил к скалам, когда услышал знакомый голос.

- И еще одна рыбка. Но только одна, - я заглянул за валун. Сейчас отлив и у подножья скалы обнаружился широкий выступ, на котором сидела… хм, русалка? Она дразнила чайку, махая у нее перед клювом мелкой рыбешкой, поглаживая белые перья пальцами. - О, человек! – она повернулась ко мне. – Не хочешь поплавать? – ехидная улыбка украсила ее лицо.

- Не горю желанием, - сухо отвечаю я, устанавливая мольберт.

- Что ты делаешь? – она спрятала нижнюю часть тела в воде, положив руки на зеленоватый от налета водорослей камень.

- Рисовать собираюсь.

- Ясно, - протянула она, больше мне не мешая. Я автоматически раскладывал краски, доставал кисти. Мне хотелось о многом ее спросить, но я не решался. – Ты вчера был нервным каким-то. Даже забыл, что хотел мой хвост потрогать, - она нагло усмехнулась, залезая ко мне. А ведь она права, я действительно забыл об этом.

- Да, забыл, - я сажусь рядом с ней, прикасаясь рукой к чешуйкам. Действительно, как рыба. Провожу кончиками пальцев вверх. Такое ощущение, будто прикасаешься к металлу. Когда я добрался до границы, связывающий эти две сущности воедино, она рвано выдохнула, глядя на меня из-под челки. Взгляд стал кокетливым, она игриво выгнулась, брызнув в меня водой.

- Ты забавный, человек.

- Я Ивао. Можно Ив, - отвожу взгляд, пытаясь взять себя в руки. Всего на секунду мне вдруг захотелось во всем угождать ей, подчиняться, хотелось ползать перед ней на коленях, моля о милости. – Расскажи мне о себе. О море расскажи, - прошу я.

- А что мне за это будет? – вновь паясничая, спрашивает она.

- Можешь обнять меня.

- Обнять? Этого мало. Значит ты мне немного тепла, а я тебе душу открывай? Так не пойдет.

- А чего ты хочешь? – если она попросит поплавать с ней, то я не соглашусь. Мне моя жизнь дороже.

- Поцелуй. Всего один поцелуй.

- Поцелуй? Ладно, - меня насторожил хищный огонек, который зажегся в ее глазах, но она быстро скрыла его длинными ресницами. Она не двигалась, поэтому я сам наклонился к ней, прикасаясь губами к холодным губам. Она приоткрыла рот, позволяя мне провести языком по ряду ровных зубов. Я не успел отреагировать, как она положила мне руку на затылок, углубляя поцелуй. В голове все поплыло. Мне вновь показалось, что я тону, но это уже не казалось страшным. Я отдавался той силе, которая влекла меня за собой. Я почему-то показался себе щепкой, плывущей по течению, но неизменно направляющуюся все ближе ко дну. Девушка пахла морем и была на вкус, как море. Громкий крик чайки заставил меня прийти в себя. Вот тут мне уже стало страшно. Я не заметил, как успел слезть со скалы на широкий выступ у ее подножья. Мои ботинки успели промокнуть, пропитавшись водой, а девушка обижено прожигала взглядом наглую птицу. Еще немного, и я оказался бы в воде, а тогда уже вряд ли смог бы выбраться живым и невредимым. Я впервые понял, что мне угрожала настоящая опасность, когда я мог по-настоящему лишиться жизни. Это уже не шутка. Быстро залезаю обратно, снимая мокрые ботинки вмести с носками.

- Ты слишком нервный, - ни стыда, ни совести.

- Больше не делай так, ладно? – она соглашается подозрительно быстро, растягиваясь на теплом камне.

- Мы – дети моря, которые однажды почувствовали его благодать. Некоторых утопили, некоторые сами переступили опасный рубеж, но факт остается фактом – мы мертвы, как бы не хотели вновь ожить. Самые старые из нас рассказывают о Великой Матери, но лично я никогда не видела ее. Говорят, что она была ребенком Моря и простого человека. Море, ты знаешь, оно живое. У него есть душа, в каждой водоросли и в каждой рыбе, понимаешь? Я не могу правильно объяснить. Это нужно чувствовать. Когда я вхожу в воду, то чувствую жизненную силу, она пронизывает все. Такого нет на земле. В твоем мире подобного не существует. Так о чем я? Великая Мать… - она прикрыла глаза. - Так вышло, что отец хотел уберечь ее от внешнего мира, считая его слишком жестоким для существа, подобного ей. Море же было не против. Оно не понимало, что не все люди могут нести тепло, как ее избранник. И тогда Великая Мать сбежала, полюбив человека. Никто не знает, почему, но человек оставил ее. Она долго ждала его, а затем от горя растеклась морской пеной, передав уже своим детям свой последний дар – они не испытывали никаких чувств. Так она хотела уберечь их от своей судьбы.

- Ты тоже не испытываешь ничего? – она не ответила на мой вопрос, продолжая лежать с прикрытыми глазами. – Тогда зачем вы людей убиваете? Не тех, которые русалками становятся. Других. Как та девушка… Тихоня.

- Ты знаешь о ней? – она приоткрыла глаза, внимательно глядя на меня. – Выходит, не такие уж мы и холодные, если тянемся к теплу живых. Я не хочу об этом говорить. Спроси о другом.

- Как ты стала такой? – она поморщилась, но все же начала говорить:

- Меня утопили. Это было около трехсот лет назад. Да, где-то так. Я точно не помню. Многие утопленники не помнят ни своего имени, ни того, кем они были при жизни. А я запомнила. Почти все запомнила. Меня звали Наоко.

- Наоко, значит?  - она кивнула, а затем поднялась, доставая из банки с водой ту самую длинную кисть. Я уже собирался спросить, что она делает, как Наоко провела мягкой щеточкой по моим губам. Верхняя, затем нижняя.

Он рисует море морем.

Так было написано на той картине. Она смотрел на меня очень странно. Так не могут смотреть простые люди. Этот взгляд проходил сквозь века. В нем была горечь, нотка страха, болезненная радость и щепотка грусти. Кисть неожиданно громко упала на скалу и покатилась. Наоко неожиданно быстро спрыгнула в воду, подняв фонтан брызг. Я сидел, продолжая прикасаться к своим губам, еле дыша. Больше в тот день она не появилась, хотя я и ждал.

Ночь я провел без сна. Нужно ли мне все это? Она не человек и, если верить легендам, она не чувствует ничего, а я слишком увлекусь, как те люди с корабля, и сам не замечу, как окажусь под водой, не имея возможности вернуться. А потом меня найдут похороненным заботливой Наоко где-нибудь недалеко от дома. Нужно ли мне это?

На следующее утро я уехал, оставляя позади дом, золотую рыбку, картину и вкус моря.

***

Прошло почти двадцать лет с того момента, как я уехал. В моей жизни многое успело произойти, но что бы я не начинал, у меня никак не выходило избавиться от чувства, что это не я. Не я продолжаю рисовать картины, избегая отчего-то аквамариновых оттенков, что это не я целую на свадьбе молодую жену, не я веду сына в первый класс. Это не я. Настоящий я жил в постоянном поиске. Его жизнь была пропитана морем и солью. Его страсть была в вечном следовании за мечтой, а затем мечта стала реальной и он растерялся. Он не боялся жить, только один раз струсив дойти до конца.

Но теперь я здесь. Стою на знакомых скалах. Уже поздно, но я терпеливо жду, пока выйдет луна, как в день нашей встречи.

- Ты забавный, человек, - знакомый высокий голос – эхо прошлых дней.

- Я Ивао. Можно просто Ив, - сам захожу в воду, чувствуя ледяные прикосновения.

- Ты спрашивал: почему мы убиваем? – она была серьезна. – Мы любим и не хотим, чтобы любимый человек существовал так, как вынуждены мы. У нас не спрашивали, желаем ли мы такой жизни. Поэтому я спрашиваю тебя, Ивао, ты пойдешь со мной в море?

- Да, - тонуть даже приятно, если чувствуешь родные губы, которые на вкус как море.