Сокровенные сны

ПРОЛОГ


МАНЬЯК-СТИХОПЛЕТ
 
   ...Он снова откашлялся, облизнул потрескавшиеся губы и, пропустив очередной вопрос мимо ушей, уставился на собеседницу – в бесцветных плотоядных зрачках его плескались самодовольные искорки. Оценив шею девушки мохнатым прищуром, изрек:
- А ты очень похожа на Олимпию Мане! Только А, не О, не путать! МАне! – зашелся он квакающим смехом. Из-за решетки потянуло кислым, гортанным.
   Василиса Егоршина, студентка-второкурсница журфака МГУ, недавно ставшая внештатным криминальным репортером популярного ежедневника «Московские Хроники», хоть и была завсегдатаем центральной библиотеки родного Иваново, живописью интересовалась мало и вряд ли смогла бы отличить Эдуарда Мане от Клода Моне даже при самых явных указателях. Потому эта самая вышеупомянутая Олимпия нисколько не заинтересовала Василису своей схожестью. А вот человек, вспомнивший о ней и сидевший по другую сторону решетки, волновал Егоршину отчетливо. И волнение это было самое что ни на есть неприятное, угрожающее с разбегу перескочить в банальную боязнь. Девушка сделала серию быстрых, коротких вдохов, как на тренировке по айкиджитсу. Подумаешь, маньяк! Слегка куснула губу и стала повторять свой последний вопрос.
- Вы представились 14-летней Тане Дементьевой ее отцом, отдавшим девочку в трехлетнем возрасте в детский дом. Потом повезли в...
   Квакающий смех перебил журналистку.
- Mea culpa, – смех, смешавший и без того непонятные слова, вновь выпустил наружу кислое облако. Василиса инстинктивно поморщила ноздри и непонимающе изогнула подвижные брови. Волнение, внушаемое ей этим человеком, усилилось и собрало лоб в несколько глубоких складок.
- Что? 
- Да, Василиса ты без премудрости! Откуда ж тебе латынь-то знать?! Виноват, говорю. Хотя, нисколько об этом не жалею.
   «Сам-то под Иванушку-дурачка плохо косишь, любитель Олимпий! – обиделась про себя Егоршина. – А я с врачом твоим уже беседовала!» Разговор с образованным извращенцем, насиловавшим и убивавшим несовершеннолетних девочек и буквально поставившим на уши всю Москву, начинал не на шутку действовать Василисе на нервы. Это интервью в СИЗО, о котором она так яростно упрашивала капитана Коврижных, было первым серьезным редакционным заданием и уже представлялось девушке огромным, проникновенно написанным материалом на второй полосе пятничного номера, кладущим хороший кирпич в фундамент ее журналистской карьеры. Именно этот шаг отделял Василису от вожделенного места штатного репортера в ежедневнике. Егоршина и подготовиться к беседе успела основательно: хорошенько расспросила о только что пойманном маньяке оперативников, проконсультировалась с наблюдавшим его психиатром. Эскулап однозначно заявил, что при несомненном наличии у страшного пациента маниакально-депрессивного синдрома с обессионной навязчивостью, он совершал свои преступления в состоянии полной вменяемости.
   И вот, при всем запасе данных, Василиса никак не могла взять в свои руки нить разговора – чудовище, лишавшее жизни детей, преспокойно управляло беседой по своему усмотрению.
   Ход мыслей незадачливого интервьюера нарушила волосатая рука, пролезшая сквозь железные прутья и дотронувшаяся до ее пепельно-русой косы.
- Знаешь, какие они были, девочки эти, медовочки! – блеснувшим радостью голосом вещал маньяк. – А запах от них какой! Сплошное упоение! М-м...
   Он потянул носом, будто мог оживить этим движением аромат майских ландышей, погубленный смрадом тлена.
-   Как хороши были эти божественные нимфетки! Как пленительны! Мне даже убивать их было жалко, веришь ли.
   Василиса почувствовала, как напряжение толкнуло из желудка недавно выпитый кофе. «Ну, это было бы уж совсем чудно» – одернула она свой страх и, разозлившись на вечно поспевающую некстати трусость, жестко отчеканила:
- Если вы думете разыграть передо мной возвышенного идиота, можете слишком не стараться, я уже знаю о вашем диагнозе. Так что будете отвечать по всей строгости!
   Пухлощекий, лысеющий человек за решеткой посмотрел на Егоршину с удивлением и, печально качнув головой, продолжил.
- Эх, откуда же тебе знать, как любил Данте свою Беатриче?! Откуда тебе может быть известно, как восхитительны эти нимфетки, бегущие в жизнь сквозь пылающий цветень?!
      Неожиданно он умолк, провел пальцем по корочке на трещине нижней губы и спросил
- А сколько тебе лет, Василиса Прекрасная?
   Девушка дернулась в сторону.
- Что-то не припомню, чтобы мы успели подружиться, Иван-царевич.
- Так что нас от этого отвлекает? – оживился маньяк. – О, моя Рахаб! О, Лаура! О, первозданная Лилит!
Вам ли, первому из равнодушных? Вам – чье сердце гранит!
Девочку эту любить земную, когда вы познали Лилит?!
   Василиса содрогнулась от обрушившегося вслед за стихами шквала квакающих перекатов, хорошо сдобренных кислым «ароматом». Неожиданно смех умолк, и воздух разрезал скрип обозленного голоса.
- Ты же рухлядь! Нет, ты не подходишь под мою возрастную категорию. Даже если бы ты и попалась мне, дряхленькая красавица, не стал бы даже на твои раритетные прелести любоваться, сразу лезвием по горлышку.   
   Василиса вскинулась с места как ужаленная. В три быстрых шага оказалась на другом от зарешеченной части конце комнаты. Реакция на дребезжание кулачков снаружи последовала незамедлительно – ключ описал круг, и дверь со скрипом открылась руками дежурного.
- Ну что, Василиса, закончила уже? Теперь гляди, этот красавец наш еще знаменитостью станет! – веселился прапорщик.
   Выходя из камеры изолятора, девушка шире раскрыла рот, тяжело сглотнула и услышала за спиной нестройный хор смеющихся лягушек.

***
    
  СТРАННЫЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ
   
   Выщелком мысли пространные предположения сложились в уверенность – вышибут! Перед летучкой Василиса прощально взглянула на свое редакционное удостоверение, вдруг дело сразу обернется летальным исходом - главный уж больно не в духе.   
   Погибший было хит пятничного выпуска «Хроник» бойко, профессионально и в рекордно короткие сроки был реанимирован немолодым редактором социальной рубрики Ириной Беарнцевой. Отважная Ирина Аркадьевна пробыла в СИЗО ровно тридцать минут и разделала  остроумного маньяка первостатейно. Ей предназначались слава, уважение и гонорары, а трусихе Егоршиной – ледяная глыба презрения. На планерке главный даже не поинтересовался у оплошавшей внештатницы про планы на следующий номер, зато материалу Ирины посвятил целый панегирик. Особенно восторгался тем, как она мастерски докопалась до специфической манеры насильника и убийцы – перед тем, как перерезать горло своей жертве, извращенец каждый раз оборачивал его изящным меховым боа. А ведь это она, Василиса Егоршина, первая заметила капитану Коврижных, почему ни на одном трупе не было обнаружено следов крови – преступник использовал меховой шарф как впитывающий материал. Оперативники еще похвалили девушку за отличную догадку. Вот так-то: клубок был в ее руках, а распутали этот клубок другие. И потом самодовльно блистали на пятничной вечеринке, затеянной, как всегда в конце рабочей недели, прямо в редакторской. А Василиса судорожно обдумывала – как вытянуть себя за волосы из грязной лужи непрофессионализма. У достопочтенного барона Мюнхгаузена это, помнится, выходило половчей.
   Уже давно разошлись все подвыпившие служители пера «Москвоских Хроник», а не на шутку закручинившаяся Василиса продолжала в мрачном раздумье подпирать щеку. Если не придумать к понедельнику хорошей темы, то можно укладывать в сумку расставленные уже по редакции кружки и возвращать в родные пенаты раскидистую герань. Несостоявшийся интервьюер маньяков обвела тусклым взглядом комнату, запруженную столами, компьютерами, толстыми папками, цветами, пустыми бутылками и другими личными вещами пишущей братии ежедневника, и насупилась. Веселая фотография рыжеволосой кокетки нагло усмехалась с соседнего стола фотокора Юры. Василиса зло ощерилась ей в ответ и снова взяла в руки телефонную трубку. За вечер она уже обзвонила всех недавно появившихся знакомых из ГУВД, но ничего характерного найти так и не удалось. Данила, Василисин бойфренд, вот уже несколько дней находился в опале по причине чрезмерных заигрываний с однокурсницей Галечкой (лохматый ежик, крашеный вишней – вспомнив стриженую разлучницу, Егоршина сплюнула, то есть не натурально, конечно, а образно, тьфу, мол). Вобщем, памятуя о кознях ненаглядного, Василиса звонить ему не стала, а сразу принялась набирать номер Катерины – соперницы на татами по айкиджитсу и большой подруги по жизни. Катюха всегда была в курсе подробностей самых интересных происшествий и вдыхала ароматы столичной жизни, что называется, полной грудью. Василиса очень надеялась, что она может подсказать хорошую тему для материала. Катерина, как обычно, взяла с места в карьер. Без лишних расспросов предложения посыпались из нее одно за другим.
- …Или вот еще, слониху в зоопарке прооперировали. Специальную бригаду ветеринаров пришлось из Америки вызывать. Пять часов...
- Кать, какие слонихи? – перебила Василиса. – Где тут криминал?
- Так может, эту слониху специально чем-то заразили. Ну ладно, не хочешь, не надо. Тренера  второй группы в нашем зале помнишь? Игорем звали, высокий такой, крепкий, мы еще в прошом году на него все западали.
- А почему ты говоришь «звали»?
- Зришь в корень, Василий! Звали, потому что его вроде как жена два дня назад задушила. Гимнастка, рост 158, а  у него седьмой дан был. Ну? Чуешь?
- Нет, Катюха, пусть сначала милиция там разберется – кто кого придушил, а то напишешь что-то не то – по судам затаскают.
- Ладно! – и не подумала сдаваться обладательница черного пояса и имени воительницы. – Ко мне тетка из Омска приехала, я тебе говорила.
- Ну, – устало вздохнула Василиса, но Катерина не обратила на невнимательность подруги никакого внимания – не таковская была.
- Так она привезла с собой одну районную газету. Я там та-акое прочла! В одной деревне бесследно стали пропадать люди! Уже одиннадцать человек исчезло! И ни следов, ни предположений!
- Чего? – стала пробуждаться к жизни журналистка. – Маньяк, что ли, опять какой-то? – от неприятного воспоминания даже передернулась.
- Ага, сейчас! Все со своим психозом не расстанешься. Говорю же – бесследно, ни одного трупа не нашли, и мотивов нет. А еще по всей деревне собаки с оторванными головами валяются. Журналисты местные про всякую там мистическую ахинею, понятно, приписали.
- Что за деревня такая?
- Где-то в Омской области. Марьин стан называется.
- Марьин что?
- Стан. Эх, журналисты пошли, – цокнула языком Катерина. –
...и узкую юбку надела, чтоб стан казался стройней, – завершила свое поучение известными стихами. Не зря еще в школе за большую, умную голову ее прозвали Колобком.
- А почему Марьин, в честь кого? – устыдилась Василиса и спросила первое, что пришло в голову. А про себя подумала: «Егора я и есть. Как говорится, Егора – голова без мотора!»
- Ну я-то откуда знаю, к тому же не тем вопросом озадачилась. Короче, Васюха, надо ехать туда и разбираться на месте. Может, там секта какая-то образовалась!
   Егоршина в очередной раз позавидовала активности подруги.
- Тебе бы, Колобочек, вместо меня в журналистику. Прямо бездонный кладезь энергии! 
- Ничего, разоблачишь преступников, напишешь разгромную статью, станешь московской знаменитостью, вот тогда и я в лучах твоей славы погреюсь, – захихикала Катерина.
- Только вот как шефа заинтересовать? Скажет ведь, что чушь это, – вздохнула Василиса.
- Вот и озадачься! Мол, народ толпами пропадает, а мы и не чешемся! И не теряй времени! Завтра же он все равно в офисе будет, вот и дуй к нему – обрабатывай, не тяни до понедельника! Народ жаждет сенсаций а-ля Егоршина.
- Есть, Катерина Колобочковна! Постараюсь оправдать доверие общественности.
   
   Игорь Маркович Шишковский посвятил журналистике двадцать плодовитых лет – его очерки, статьи, интервью и даже фельетоны печатались в разное время повсюду – от нижегородского «Шмеля» до «Московских Хроник», где последние семь лет он одновременно возглавлял криминальный раздел и являлся заместителем главного редактора. За долгие годы беззаветного служения Слову Игорь Маркович приобрел репутацию безжалостного реформатора средств массовой информации. Он любил набирать большое количество внештатников и наблюдать за честными сражениями на поле профессионализма этих зеленых недоростков с забуревшими маститыми грызунами от журналистики. И дело тут было даже не в победе (какой может быть выигрыш, когда силы соперников заранее неравны!), а в способах борьбы, которые избирали новобранцы. Самые неожиданные и смелые решения всегда поощрялись г-ном Шишковским, из-за чего штат «Хроник» то и дело раздувался и трещал по швам. Однако швы были крепкие, а треск наводил необходимое устрашение на конкурентов. Глядите, мол, как живем-шикуем – икра из ушей лезет!
   Василиса Егоршина, пришедшая в «Хроники» с первого курса журфака, понравилась Игорю Марковичу не столько своими выразительно-дымчатыми глазами, в которых зам. главного по опыту рассмотрел хороший потенциал, сколько способностью подмечать важные, хоть и мелкие детали и строить четко обоснованные предположения. Это именно он отправил начинающего криминального репортера Егоршину в следственный изолятор побеседовать с пойманным, наконец, оборотнем и никак не предполагал, что Василиса просто, по-бабьи, испугается и сорвет материал. Для Игоря Марковича было бы лучше, если она просто не сумела выложить услышанное от оперов и преступника в складное изложение – он бы помог, а теперь просто был зол на Егоршину. Когда она появилась в его кабинете в субботу утром, Шишковский и бровью не повел – в знак своего нерасположения.
- Я тему хочу предложить, Игорь Маркович, – аккуратно начала девушка.
- Тему? – он бросил быстрый взгляд поверх очков и, чмокнув, попытался вытянуть застрявшую в зубах чаинку. – О том, как избавиться от боязни маньяков? Только, по-моему, ты не в их вкусе, так что второй попытки не ожидается.
- Игорь Маркович, я, конечно, подошла к заданию непрофессионально, но все равно очень хочу попасть в штат. Дайте мне еще один шанс. Я хочу провести журналистское расследование в деревне, где бесследно пропадают люди.
- Какое расследование? – лицо шефа исказилось – то ли от изумления, то ли от очередной неудачной попытки извлечь изо рта раздражающий лист.
- Эта деревня недалеко от Омска, Марьин стан. На сегодняшний день в ней исчезло уже одиннадцать человек, и ни одного трупа не найдено. Милиция пока не располагает никакими конкретными версиями, – выдала Егоршина на одном дыхании.
- Что-то я не видел от наших тамошних собкоров ничего подобного, – Игорю Марковичу удалось-таки вынуть скользкий черный лоскут, отчего он сразу стал лояльнее.
- Так тем более, я там на месте и разберусь.
- Я, Егоршина, ничего стоящего в твоей идее не вижу. Если бы тебе дали наводку, что там орудует, к примеру, какая-то группировка, и то...
- Игорь Маркович, – перебила шефа осмелевшая Василиса, – ну давайте попробуем. Может ведь интересный материал получиться, я больше не сплохую, увидите! И ведь люди там пропадают самым мистическим образом – это факт!
- Факт, Егоршина, это то, что ты уже упустила хорошую зацепку! И мистику, мой тебе совет, в любом деле от себя сразу гони. К тому же, Василиса ты моя Премудрая, никто тебя в эту командировку не отправит, зачем тогда собкоров кормить?
- А если я за свой счет?
- Ну настырная! – усмехнулся шеф. – Если так, можешь ехать, конечно, ты ведь не в штате.
- Тогда я прямо сегодня, ладно?
- Только узнай хорошенько, как от Омска доехать, а то потеряешься еще на мою голову. И вот еще что – узнай у координаторов телефон нашего корреспондента там, кажется, его зовут Дмитрий Сергеев, свяжись с ним на месте.
- Так точно, шеф! – отчеканила Егоршина и мигом скрылась за дверью.
   Позвонив из редакции Катерине – обрадовать, и маме – чтобы вкусненького в дорогу испекла, Василиса отправилась на вокзал. По дороге вышла на Тверской и потом долго ходила вдоль громадных стендов Дома Книги. В пять минут третьего снова спустилась в метро – с большой складной картой и двумя тонкими книжками в дорогу: «Как управлять беседой» и «Учебник по криминалистике». 
      
***


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

МАРЬИНЫ ТАЙНЫ


НАТАЛЬЯ-КОСА, НА ШЕЕ ПОЛОСА
   
   ...От жуткого зрелища Василиса подавилась вскриком, оступилась и, запнувшись о какой-то ящик, неловко упала. Несколько минут лежала лицом вниз, боясь пошевелиться. Только почувствовав, что правая рука, на которую оказался навален вес верхней части ее корпуса, затекла, решила подниматься. Стараясь не смотреть вперед, где всего в нескольких шагах неподвижно висело женское тело с опрокинутой, длинной, чуть не до пят, косой, Василиса направилась, было к выходу, но, сделав пол-шага, остановилась. Ядовитая трусливая струйка вновь пыталась отравить девушку изнутри, заставив позорно ретироваться. Вспомнив о данном самой себе слове бороться со страхом самыми бескомпромиссными методами, Егоршина сжала кулачки, развернулась и вплотную подошла к повешенной. Обмякшее лицо Натальи, с которой всего несколько часов назад Василиса договорилась встретиться в этом заброшенном сарае на краю деревни, сохранило остатки крайнего возмущения. Странно, подумала Егоршина, почему у нее не вывалился язык, и, вдруг заметив что-то, стала разглядывать проем над вялой, отъехавшей в сторону нижней губой. Между передними зубами покойницы, спрятавшись за выступ, зеленела какая-то тонкая полоска. Журналистка задумалась на минуту, потом внимательно оглядела длиннющую Натальину косу, ее руки, карманы и после принялась обыскивать сарай. «Это ведь должно быть здесь» – тихо шептала она самой себе.
   Неожиданно, быстро скрипнув, захлопнулась дверь. Снаружи лязгнул засов. Василиса, бросилась из дальнего угла в сторону выхода, раздвигая вытянутыми руками свалившуюся темноту. Подергала упрямую створку, безрезультатно поколотила ее ладонями, схватив несколько заноз. Устав, сползла на пол и попыталась включить в своей голове передатчик дедукции. Вместо него красной кнопкой заявило о себе обоняние, отчетливо различившее запах дыма. В считанные секунды с разных сторон в дощатые прорези сараюшки алыми вертлявыми змейками пополз огонь. Василиса вскочила на ноги и вновь принялась дергать дверь. До конца поняв всю тщетность своих усилий, она закричала – сначала как-то сдавленно и неуверенно, а потом надрывисто и горько. Однако крик оборвался довольно быстро, выдернутый вязким, тяжелым дымом. Девушка закашлялась и ощутила в груди растекшийся ядовитый сгусток. Через минуту пляшущие огненные зайчики стали раскачиваться перед глазами тяжелыми волнами, дышать становилось невозможно. Уставшее дожидаться от головы разумного решения, тело кулем повалилось вниз – туда, где дышать было чуть легче. Внезапно Василиса сотряслась охрипшим вскриком – боль острыми стилетами вонзились в голову, девушка схватилась за нее и обожгла руки о полыхавшие волосы. Она уже плохо соображала, но продолжала кататься по земле, с силой вжимаясь в нее теменем. В последнюю секунду, отпущенную ей сознанием, Василиса услышала, как грохнул засов с наружной стороны...
   
   Маленький, проворный зайчик скакнул ей прямо на нос и зарябил солнечным лучом в глазах. Жмурясь, Василиса потерла глаза и, еще не успев понять, где она и зачем, оглянулась в поисках источника света. Еще один солнечный непоседа прыгнул на щеку, оттолкнувшись от блестящего предмета, движущегося прямо на нее. Предмет этот стремительно приближался, явив неокрепшему еще взгляду Василисы лепешки, чашечку с медом, кувшин молока и сильные руки, обхватившие блестящие края. Василиса подняла тяжелую голову от подноса и увидела... Ну, конечно, это был Он – черноволосый красавец, так сильно понравившийся ей в первый же день прибытия в Марьин стан. Андрей. Ее Андрей! Оставшиеся силы сложились на лице девушки в нежную улыбку. Как быстро и счастливо все у них случилось! Приблизившись, молодой человек поставил поднос на стол и сел к ней на кровать.
- Маленький! Ну ты и напугала меня! Как тебя угораздило попасть в этот закрытый сарай?
- Это т-ты? Ты меня спас? Как? – услышав свой слабый, охрипший голос, Василиса не сразу поверила, что эти звуки действительно издала она.
- Я совершенно случайно оказался на том конце деревни так поздно. Издалека увидел, как что-то загорелось, побежал в ту сторону. Боже мой, как этот сарай полыхал! Подумал уже бежать за помощью – пожар тушить, как вдруг услышал твои всхлипы. Васенька, ты так тихо кричала, я ведь мог и не услышать.
   Андрей погладил девушку по голове, и только теперь она поняла, что перебинтована. Вскинула руки вверх, ощупала марлевую шевелюру.
- Что это, Андрей, что со мной? – Василиса попыталась подняться, но молодой человек повелительно удержал ее за плечи.
- Тебе не нужно вставать. Скоро приедет врач – я уже послал за ним Зацепкина – осмотрит твои ожоги, а пока лежи. Не волнуйся, пожалуйста, Лисонька, я думаю – ничего страшного, просто на всякий случай перевязал.
   Василиса вспомнила, как в исступлении каталась по земле, пытаясь потушить загоревшиеся локоны.
- Я... у меня сгорели все волосы? – девушка снова попыталась приподняться на локте.
- Ляг, говорю! Ничего страшного, что ты паникуешь раньше времени, давай-ка, поешь лучше.
- А давно я здесь лежу?
- Несколько часов. Я всю ночь возле тебя просидел. Принес тебя вчера без сознания, через час ты в себя пришла и почти сразу уснула. Утром послал участкового в районную больницу, пока готовил завтрак, ты проснулась. Давай молока налью, вот лепешки с медом.
- Не хочу, – растроенные уголки рта девушки поползли вниз, хотя она попыталась улыбнуться, потом, заметив вдруг на подбородке Андрея тонкие кровяные бороздки, заморгала ресницами, спросила:
- А что с твоим лицом?
- Ерунда, брился неаккуратно. Скажи лучше, что все-таки ты делала в этом сарае? Предполагаешь, кто тебя мог там закрыть?
- Предполагаю. Мы должны были встретиться в сарае с Натальей. Она хотела передать мне что-то важное. Когда я зашла, увидела ее повешенной. Потом захлопнулась дверь, и вспыхнул пожар.
- Боже мой! Наталья? Синицына? А что она должна была тебе передать?
   Василиса прикрыла глаза, противные молоточки застучали у нее в висках.
- Андрюша, я расскажу тебе потом, ладно? Мне как-то не очень хорошо. Я посплю еще?
- Конечно, милая, – он сразу поднялся, – спи, все потом, – поцеловал в забинтованный лоб и быстро вышел.
   
***
               
СОН ПЕРВЫЙ. ПРОРОЧЕСКИЙ
   
   Это было большое несуразное пятно, мягко влившееся в щель двери, за которой находилась Василиса. Коснувшись девушки легким колебанием, оно потянулось в сторону длинного коридора. Увлекаемая флюидами этого сгустка, девушка отправилась за ним. Через минуту они оказались в маленькой комнате, посреди которой возвышался стеклянный шкаф, заполненный разноцветными флаконами.
- Зачем мы здесь? Что это за банки?
   Василиса приблизилась к пятну, которое уже вынимало из шкафа тонкогорлую бутылочку, заполненную чем-то белым.
   Склянка торжественно премещалась внутри бесформенной массы.
- Это не банки, а сосуды жизни! – гулко и важно отозвалось пятно. – Они расскажут о твоем будущем. Вот это, – встряхнулся сгустком флакон, – твое здоровье – хорошее, полное, как парное молоко. – Это, – пятно уже вытянуло из шкафа толстый пузырек с зеленоватой мутью, – твои печали, горькие и немалые.
- А это? – Василиса втянулась в игру и сама взяла с одной из полок выпуклый сосуд с длинным, изящным горлышком, до краев наполненный какой-то бурой жидкостью.
- Это твоя любовь, – отозвалась масса.
- Любовь? – вздрогнула Василиса от разочарования. – А почему же она такого цвета?
- Потому что не вызрела еще, и не в то сердце собираешься ты этот сосуд поместить. Неправильное это сердце.
- А как же правильное отыскать? – совсем сбилась девушка.
- Внутри себя слушай. Внимательно!
    Пятно оторвалось от пола, и тотчас внутри него оказался ярко-красный флакон с самой верхней полки.
-    А это кровь! – необычайно волнительным гулом выдохнул сгусток.
- Чья? – побледнела Василиса.
- Ты можешь остановить ее. Уже шестнадцать жертв! Через два дня одно сердце захлебнется кровью. Потом будут еще трое. Тебе надо торопиться. Пока сосуд не переполнился!
   Оставив Василису в полном недоумении от услышанного, пятно стало быстро раздуваться. Достигнув размеров гигантского шара, поднялось под самый потолок маленькой комнаты и громко лопнуло. От оглушительного шума Василиса закрыла руками уши и... проснулась.
   Не успев еще оправиться от странного видения, девушка тут же оказалась во внимании невесть откуда взявшихся в комнате врача и участкового.
   Районный эскулап ловко осмотрел погорелицу, сменил бинты и, оставив мазь, которую каждые два часа нужно было накладывать вокруг ожогов, испарился. С участковым пришлось общаться намного дольше.
   
   Алексей Иванович Зацепкин плохо гармонировал со своей фамилией. Может, конечно, он и цеплялся в своей жизни за что-нибудь, только каждый раз обязательно не за то. Он даже и за жену хорошую уцепиться не смог. Первая невеста – милая и тихая девушка – ждала-ждала от него предложения руки и сердца, да не дождавшись, за другого пошла. Вот и пришлось Алексею Ивановичу жениться на второй,  какую в дом приводить совсем бы не следовало. Да и та долго не продержалась – сама вскоре зацепилась за кого-то поудачливей. Так же и с работой было. За всю свою милицейскую карьеру в районном центре Зацепкин не поймал ни одного самого захудалого воришки, потому что постоянно не за тех цеплялся. Вот и обретался Алексей Иванович заботами начальства уже седьмой год участковым в Марьином стане. Место всегда тихое было, ну разве что корову угонят – так ведь где не случается. И вел Алексей Иванович жизнь размеренную, даже философскую. Пока не обрушился на него со всей мощью этот страшный тайфун, уносящий в неизвестном направлении жителей стана. Запаниковал участковый, занервничал. Ну не сразу, конечно, – сначала на коллективный запой списывал, потом на семейные дрязги, и только когда пропал 16-летний Володя Мочалкин, пятый по счету, а на другой день Надька Приглядова, едва распеленав младенца, вышла с голеньким  ребенком на секунду петуха из комнаты прогнать, да оба больше не вернулись – вот тут Алексей Иванович окончательно понял, что все предыдущее напасти были для него розовыми цветочками.
   А началось все с того, что примерно год назад стали в деревне непонятные и страшные вещи твориться. То скот падет непонятно от чего, то мельница загорится, то Варька немая начнет по стану бегать, да мычать по-звериному, а то собаки с перерезанными головами во всей деревне появятся. А однажды совсем уж дикое стряслось. В один день. С утра художник-пьяница Денис Конопьянов повесился, а к вечеру пошел 8-летний сынок Пефтиевых мальков на речке зачерпнуть, да вернулся не в себе – руками машет, говорить связно не может, прижимается весь, будто сильно боится чего-то. После того, как мальчик у Пефтиевых тронулся, сорвалось все семейство с насиженного места, да и ушло из деревни, а за ним еще девять семей. После их ухода Нечистый, облюбовавший Марьин стан, вовсе осерчал. Начала сиротеть деревня – люди стали пропадать один за другим. После исчезновения Мочалкина в деревне побывали оперативники из района и представители администрации: все осмотрели, со всеми поговорили, дело завели, да уехали. А на следующий же день с Надькой несчастье приключилось. И пошло-покатилось. С тех пор уже четырнадцать человек пропало. Милиция была еще раз, и снова никаких результатов. Народ в деревне одурел от страха – бабы детей в школы боятся пускать, мужиков на работу. Несколько семей тоже собрались уезжать, остальные – кому некуда и не на что – вцепились в участкового мертвой хваткой – мол, сделай уже что-нибудь. А что он может, если даже начальство не знает, с какого тут бока подобраться? Даром, что милиционер. Не с кем стало даже бутылочку вечером раздавить, один только Андрей Устюгов – первый на весь район жених, что приехал жить в деревню года полтора назад – спокоен как всегда и выдержан.   
   А тут еще бизнесмены с год назад стали наезжать в Марьин стан: одна фирма облюбовала место, захотелось ей здесь турбазу устроить, другая залежи каких-то там ископаемых возле деревни обнаружила. А у Зацепкина и без них голова кругом. Журналисты, к примеру, совсем одолели – да свои, омские, еще куда ни шло – пару раз приезжали и все, а вот недавно из столицы одна штучка прикатила – туши свет. На вид зеленая, пугливая, а на поверку въедливая оказалась, да жутко настырная. Прямо спасу нет, во все свой нос любопытный сует. За неделю хуже смерти надоела. Этих бы писак пронырливых, порой думал Зацепкин, в одном чугуне всех изжарить, чтоб кровь не пили, да людей почем зря не стращали, и так в деревне одним только птицам теперь вольготно...
   
   Воробьи громко прыгали по ветке, упирающейся в окно, и забирали друг у друга крошки. Участковый оторвал от них взгляд, стряхнул с себя размышления и, увидев, что доктора в комнате уже нет, раздраженно принялся расспрашивать столичную гостью.
- Что ж ты, Василиса, по сараям шастаешь, будто я не предупреждал, что опасно вечерами одной ходить? Чего ты там делала?
- Я там страшное видела, Алексей Иванович! Труп.
- Какой еще труп?
- Натальин. Мы с ней договаривались встретиться в этом сарае, и...
- Подожди-подожди, какая Наталья-то? Пирогова или Синицына?
- Да Синицына же. Так вот, она должна была мне передать какую-то очень важную вещь...
- А почему труп, что с ней случилось? – вновь перебил участковый.      
- Повесили ее.
- К-как повесили? – Алексей Иванович запнулся и как-то разом обмяк. – А может она сама, того… повесилась.
- Нет, не сама. Она явно боролась за свою жизнь – в ее косе я видела клочки соломы, под ногтями кусочки кожи, а в зубах нитка зеленая осталась.
- Нитка? И что? – приоткрыл рот участковый.
- Это значит, Алексей Иванович, что она могла при сопротивлении зубами выдрать эту нитку из одежды напавшего... – девушка вздохнула. – В районную милицию надо все подробно сообщить.
- Сообщу, сообщу. А тебя-то зачем пытались сжечь? – включил, наконец, логику Зацепкин.
- Не знаю еще. Может, узнали, что Наталья мне что-то рассказала, а может, и не хотели вовсе меня сжигать.
- Как это? – крякнул участковый.
- А так, не знали, что я там, а спалить нужно было только труп. Или не только труп, но и то, что у Натальи могло быть. Следы заметали. 
   Василиса вздохнула.
- Значит, что мы с вами имеем? Первый обнаруженный труп... если не считать, конечно, Конопьянова.
   Зацепкин уже не успевал следить за своей отвисающей челюстью.
- Ну а Конопьянов-то тут при чем?
- А при том, Алексей Иванович, что есть у меня серьезное подозрение насчет самоубийства. Я была у его жены, помните?
- Ну, – мотнул головой участковый.
- Так вот, Нина Конопьянова уверена, что ее мужа убили. Она показала мне веревку с петлей, из которой сама супруга вытащила, и табуретку, валявшуюся тогда рядом. С нее, по логике, Денис и должен был вешаться.
- Ну и что? – Зацепкин даже вскочил от нетерпения со стула.
- Мы сложили вместе все параметры: высоту комнаты, длину веревки и табурета, рост покойного и вышло... что не мог Денис Конопьянов с этого стульчика повеситься! Даже если бы на самых цыпочках стоял, все равно сантиметров двадцать не хватило бы. А, по словам жены, ничего другого, на что можно было бы встать, возле повешенного не имелось.
- Ну и девка! – несмотря на всю свою антипатию к Егоршиной, с восхищением выдохнул Зацепкин. – Тебе бы в школу милиции.
- И еще я узнала у Нины кое-что, весьма существенное, но пока рассказать вам не могу – нужно сначала все проверить. Вот в Омск съезжу, потом поговорим.
   
   Участковый, надо отдать ему должное, ушел скоро. Василиса налила себе все еще стоявшего на столе молока и принялась обдумывать любимыми паззлами складывающуюся в голове версию. Основное девушке было ясно, но она не торопилась с выводами, хорошо помня один из уроков незабвенного Игоря Марковича, который гласил: талантливый начинающий репортер отличается от бездарного маститого журналюги тем, что всегда расставляет много «но». Так что, версия определенно требовала доработки.
   Егоршина не собиралась, как полагала еще некоторое время назад, отлеживаться. В Омск надо было ехать завтра же! А ночью попытаться осмотреть пепелище. Но для начала, чтобы хорошенько восстановить ход событий всех семи дней, которые Василиса уже провела в Марьином стане, она решила внимательно почитать свой дневник, где аккуратно описывала каждые сутки, называя их, для ориентира, именами героев.

***
 
ИМЕННАЯ НЕДЕЛЯ

День первый. Зацепкинский
«19.05. Участковый Марьиного стана Алексей Иванович Зацепкин встретил меня на станции (был предупрежден о приезде репортером «Вечернего Омска» и нашим собкором  Димой Сергеевым. Кстати, при вчерашнем знакомстве, Дима произвел довольно хорошее впечатление – по-моему, очень неглупый и хваткий).
По дороге в деревню Зацепкин вводил в курс дела. Был навеселе, потому нес много лишнего. Ехали вдоль речки Оми, уходящей далеко вниз красивым блестящим зигзагом. Вообще места здесь чудные, пропитанные какой-то невероятной природной гармонией, хотя и встречаются, как сказал бы мой преподаватель по журмасу, обширные заболоченные пространства. Ввиду последнего, в районе Марьиного стана, говорят, скоплены большие залежи торфа и мергеля. Деревня возникла в этом красивом месте, окруженном кольцом стройных берез, в конце прошлого столетия. Основал ее некто Михаил Устюгов – по народным преданиям, большой разбойник. Отстроил хорошие дома для всей своей шайки и назвал логово в честь жены – какой-то питерской красотки, убежавшей с ним из столицы. Видимо, стан у нее был что надо!  Кстати, дом этого самого разбойника до сих пор сохранился. Когда пришла советская власть, в нем размещалось правление. Зацепкин рассказал, что недавно в Марьин стан приехал жить праправнук Михаила Устюгова – Андрей. По словам Алексея Ивановича, видный и образованный. Чего ж его в глушь-то потянуло, интересно? Вообще-то, он в деревне не один такой странный. Не так давно в стане поселились некто Варвара Глинная – немая красавица, семья известного когда-то художника Конопьянова (он, правда, повесился, когда начались в селе все эти ужасы) и 90-летняя бабка Матрена (ей-то уж куда путешествовать?) Что народ в этой деревне привлекает, когда все бегут из сел в города? Кстати, насчет побегов. На сегодняшний день в Марьином стане 26 домов, 9 заколочены – люди подались из родных мест, после того, как погиб почти весь скот, сгорела мельница, сошел с ума мальчик (сначала пустых домов было 10, но в один, где жили Пефтиевы, тот самый, оставшийся от разбойника Михаила, перебрался его потомок Андрей Устюгов). Еще пять семей, по сведениям участкового, тоже собираются уйти из деревни. 8 домов сдаются под дачи (надо бы навести справки об их владельцах, Дима Сергеев из «Вечернего Омска» говорил вчера, что с этим, похоже, не все гладко).
Когда-то Марьин стан знала вся округа – это был самый богатый колхоз, с собственными мясобойнями, конной фермой и маслобойным заводиком. В нем жили зажиточные крестьяне, но потом, во время перестройки, правление бесконечно менялось, все разворовали, и в Марьин стан пришла разруха. Большой колхоз в 115 домов перестал существовать. Люди, кто был побогаче, подались в город, оставшиеся вот уже много лет выживают как могут. А теперь их вообще всего 48.
Итак, что известно на сегодняшний день: 1 повешенный, 14 пропавших без вести (местные газеты последний раз публиковали сведения об 11, еще трое исчезли несколько дней назад), из них не найдено ни одного трупа. Омское УВД, с начальством которого мне удалось вчера побеседовать, пока не выдвигает никакой конкретной версии – следов нет, веских причин также, предположения самые противоречивые. Однако мотивов, как учил Игорь Маркович, в подобных исчезновениях не так уж и много (взять к примеру хоть прошлогодний материал в «Хрониках» о нижегородской группировке, похищавшей бизнесменов и требующей за них огромные деньги). Рассмотрим похищения с целью: упомянутого уже выкупа, шантажа, продажи в рабство, извлечения внутренних органов (Бр-р!). Думать о том, что на нищих деревенских жителях можно чем-то поживиться также глупо, как и предполагать, что некто заказал рабсилу или почки исключительно из Марьиного стана. К версии бесцельных массовых убийств или промыслу маньяков (только бы не эта напасть!) милиция пока не склоняется – не вырисовывается ни почерка, ни малейшей логики: пропавшие разного пола, возраста, склонностей. Их объединяет только география – исчезнувшие из одной деревни, в близлежащих селах, как и во всем районе ничего подобного не происходит, везде спокойно. Что же в этом Марьином стане творится? Расспрашивала Зацепкина о взаимоотношениях сельчан, говорит, ничего особенного в последнее время не замечал, драк нет, никто особенно не ссорился, пьют как и везде. Но тут еще надо отдать должное небольшой, судя по всему, наблюдательности участкового. Правда, он с точностью вспомнил день, когда пропали первые двое – Роман Асюрпов (38 лет) и Николай Шапкин (45 лет) – 14 ноября. Последний раз их видели возле дома Пефтиевых. Оба не вернулись ночевать, хотя, по словам родных, выходили только покурить. Странно, зачем ходить курить в чужой двор?
Вот список остальных пропавших: Раиса Дерябина (42 года), Александра Ильина (19 лет), Володя Мочалкин (16 лет), Надежда Приглядова (26 лет), Артем Приглядов (7 месяцев), Антип Сунгаров (69 лет), Фархат Зарипов (39 лет), Василий Найдов (56 лет), Лидия Найдова (53 года), Виталий Карасев (20 лет), Тамара Закова (57 лет), Людмила Карасева (15 лет).
Да, творится здесь, действительно, что-то страшное, Катерина Колобочковна не ошиблась! Завтра прямо с утра нужно будет с народом пообщаться.
До деревни мы добрались к вечеру. Когда подошли к жилищу участкового, из дома напротив вышел невероятно привлекательный молодой мужчина. Остановился поздороваться, Зацепкин познакомил нас, сообщив, для чего я приехала. Молодой человек оказался Андреем Устюговым, тем самым, прапрабабка которого и подарила свое имя и свой стан названию этого места. Вероятно, он красив так же, как эта Марья из легенды. Я не слышала, наверное, половины из того, что было сказано Андреем, во все глаза пялилась на него (а еще воспитанная девушка! Мама умерла бы от стыда!)
Потом мы отправились в один из пустующих домов, где Зацепкин и собрался поселить столичную гостью. Разместив меня, и уже прощаясь, участковый спросил с глупой ухмылкой (надеюсь, он этого никогда не прочтет), боюсь ли я привидений. Я, конечно, трусиха еще та, но страшно мне бывает все же от более конкретных вещей».   

День второй. Резаный
«20.05. Рано утром поехала в район – встретиться с деревенским руководством. Дорогой пошел сильный дождь, и мотоцикл Зацепкина, на который я имела удовольствие погрузиться в качестве весьма нежеланной пассажирки, застрял в первой же большой луже. Почти час я простояла под дождем в длинном плаще участкового, пока он возился со своей капризной  техникой. Вобщем, до места добрались кое-как, с большим опозданием, злые и мокрые до, пардон, трусов. Запасной одежды, я, естесственно, с собой не брала, так что пришлось явиться пред очи сельского начальства в наряде а-ля мокрая московская курица. По-моему, на Эльдара Иосифовича Резаного, управляющего Марьиным станом и соседним с ним Луговым, впечатление я произвела в точности соответствующее. Маленький, сухощавый мужчина средних лет, выслушал меня с неприязненным раздражением. Признаться, я даже несколько растерялась, когда Эльдар Иосифович подошел ко мне, поджав руки, словно боялся испачкаться, и сказал, что ничем мне помочь не может. Я выдержала тридцатисекундный тайм-аут, и взвилась. Обвинения громоздила одно тяжелее другого. Деревня превратилась в Бермудский треугольник, а руководство и ухом не ведет! Никаких совместных с органами условий безопасности для людей! Ничего! Пообещала так протянуть халатную бездеятельность местной райадминистрации в столичной прессе, что Резаного охватил глазной тик от мыслительной натуги. (Интересно, а чего это он Резаный – кликуха или так, природа подмастила? Не удивлюсь, кстати, если он и впрямь кого-нибудь порезал, взгляд очень острый, беспощадный, а руки вертлявые).
От своего пламенного выступления мне стало жарко, лицо порозовело и, надо полагать, утратило печальный образ. Мой затравленный собеседник (вообще-то диалога между нами пока не случилось, но ведь он меня слушал!), видимо, уловил эту перемену и сменил гнев на милость (а что ж ему, хочется подставляться? В такой-то ситуации!) Смягчившись, Эльдар Иосифович предложил попить кофейку и спокойно все обсудить. То-то!
Начали с жителей стана. Резаный почти точь-в-точь повторил слова Зацепкина – ничего особенного, мол, в деревне до этих исчезновений не происходило, никто не устраивал между собой разборок, никто не имел никаких претензий, жили все дружно. Новенькие (Глинная, семья Конопьяновых, бабка Прошина и Устюгов) хорошо вписались в деревенский коллектив и никаких конфликтов не создавали. 
Ладно. Зайдем с другой стороны. Я перевела разговор на заезжих. И вот тут выяснилась одна очень любопытная деталь. Девять месяцев назад, аккурат когда начались ужасы в виде обезглавленных животных, некто Руслан Тайсаров выкупил все восемь домов, которые сдавались под дачи, и, соотвественно, землю, прилегающую к ним, – вышло 125 соток. С момента покупки в эти дома так никто и не приехал ни разу. Зачем же ему все это богатство понадобилось? Сначала нужно установить личность.
К сожалению, больше Резаный ничем не порадовал. Я вышла во двор, где меня ждало два радостных открытия: закончился дождь, и Зацепкин доремонтировал своего железного коня. Сказала Алексею Ивановичу, что срочно нужно ехать в районный отдел милиции. Он опять принялся ворчать, но все равно повез.
Областные стражи порядка встретили меня вяло, судя по всему, даже совсем не обрадовались (пожалуй, только за исключением лейтенанта Ливтуна, который очень уж интенсивно начал со мной любезничать). Новостей в расследовании не было никаких.
Подробно узнала о фирмах, интересовавшихся Марьиным станом. И здесь меня поджидал второй за сегодняшнюю поездку сюрприз – одной из них, туристической фирмой “Морфей” (это на мохнатые лапки, утягивающие в сонное царство, намек?), руководит... Руслан Тайсаров! (Хорошенькое название он своему учреждению заколбасил, какое особенное чувство юмора! Ему в штат надо бы Сирен набрать, так сказать, для дополнительных услуг. Может, подкинуть идейку? И даже со слоганом можно поработать, глядишь, возьмут креативщиком. Смеюсь я). Так что же, этот распорядитель снов хотел разбить свои палатки грез в Марьином стане и начал для этого землю скупать? А как все это вяжется с исчезновениями? Ладно, остынь пока...
Вторая интересующая нас контора – строительная корпорация “Свема”. Обе фирмы находятся в Омске, стало быть, нужно ехать туда. Очень кстати, прямо перед уходом, милый лейтенант Ливтун предложил подвезти меня завтра вечером прямо до города. Хороший  мальчик!
Воспользовалась служебным положением и позвонила от дежурного в Москву, чтобы не мучить и без того многострадальный кредит мобильника. Мама очень обрадовалась – беспокоится, Игорь Маркович – мрачно поинтересовался делами – торопит с выводами и материалом. Вселила надежду. На свое благоразумие, естессно...
О том, как мы с Зацепкиным возвращались в деревню писать не стану по причине особой зловредности последнего. Вдруг и правда когда-нибудь прочтет, а в этом месте без выражений никак  не обойдется».

День красавицы Глинной
«21.05. Дом загадочной немой красавицы самый первый в деревне. Обветшалый. Давно нуждается в покраске. Варвара Глинная поселилась в нем недавно, чуть больше двух лет назад. Рассказывала (тогда она еще была здорова и могла говорить), что убежала от мужа-садиста с хорошим, любящим парнем. Вскоре и сам ее спаситель приехал в Марьин стан, затеяли они в деревне свадьбу. Такой красивой пары, говорил Зацепкин, сроду в здешних местах не видывали. Возле церкви, как в старые, добрые  времена жители собрались полюбоваться на молодых. Трагедия случилась на глазах у всех. Подведя свою невесту уже к самой двери прихода, жених вдруг опрометью кинулся бежать назад, к шаткому мостику через речку, да с разбегу бросился с него в воду. Тело его искали, да не нашли, говорят, течение слишком быстрое. С того дня от перенесенного ужаса лишилась красавица Варвара речи. Более дикой истории я в своей жизни еще не слышала. Не мог же тот парень, увидев издалека иконостас, вдруг так испугаться венчания, что в минуту лишился рассудка?! Хотя, с мужчин станется. Как говаривал известный своей жадностью архивариус Коробейников, – какие у них организмы-то слабые, ай-яй...
Провожая меня к Варваре, Зацепкин, успев остыть после вчерашнего, добродушно рассказал, что однажды, когда уже начались в деревне все эти ужасы, Варя сильно чего-то испугалась и долго бегала по стану абсолютно нагая. До икоты перепугала несколько человек. Что с ней тогда случилось – так никто и не узнал. Когда мы уже подошли к ее крыльцу, я все еще размышляла об этом случае.
Она возникла на пороге словно лесная нимфа – могу поклясться, что не слышала с другой стороны никаких шагов, поэтому несколько растерялась, когда неожиданно распахнулась дверь. Варвара Глинная, действительно, оказалась очень красива – высокая, стройная шатенка с влажными глазами цвета отцветающей вербы. В голове само собой возникло тождество с обликом Цирцеи. Такая девушка вполне могла участвовать в конкурсах красоты. Зацепкин объяснил ей – кто я, и зачем мы пришли. Она жестом пригласила внутрь. В маленькой уютной кухне сели за стол, усыпанный картами Таро. Я тоже увлекалась ими на первом курсе, поэтому заинтересованно начала разглядывать смешанные картинки, но девушка стала быстро собирать их в стопку. Я обратила внимание на ее руки – слишком крупные, с узловатыми фалангами пальцев. Эти руки словно существовали отдельно от своей хозяйки, так не шли они ко всей ее красивой внешности. К тому же, красный лак, покрытый поверх как-то неопрятно, криво, как мне показалось, подстриженных или даже обгрызанных ногтей, будто специально привлекал ненужное внимание к самой непривлекательной части тела. Ну да в деревне не до маникюров, а красный дешевый лак и в Москве многие любят. (Что-то меня вдруг на эстетство пробило, а?)      
Алексей Иванович навязался в помощники, но толку от него было мало. Он больше путал меня, чем объяснял, что значит тот или другой звук, произносимый несчастной девушкой. Вобщем, я так и не поняла, что же тогда испугало ее в деревне. Попросила написать на бумаге, но Варя отрицательно мотнула головой и начала отчаянно жестикулировать мне, сопровождая свои движения бурлящим гортанным воплем. Видимо, в ее бедной голове все же не совсем полный порядок.
Варвара проводила нас до ворот и знаками предложила показать мне вечером округу. Я с удовольствием согласилась.
Красотища в этих местах, действительно, невероятная! Мне припомнилось, как любила я природу родного Иваново и как быстро научилась обходиться без нее в Москве, даже за город не тянуло. Мы гуляли с Варей по лесу, смешанный аромат полыни и жасмина вызывал в голове странные ассоциации. Когда вышли к заросшему буйными кустами уступу, с него открылся чудный вид на реку. Скользкая, поблескивающая гладь и растекшийся оранжево-серый закат, медленно съедаемый дальним берегом. Я сразу вспомнила Бунина, его удивительно прочувствованное описание жизни деревьев и облаков. Мы молча посидели на краю, глядя вниз, на воду. По фигурному рисунку плотных Вариных пальцев я, приложив усилие, поняла, что она зовет меня поглядеть на болота. Я вежливо отказалась, с болотами как-нибудь в другой раз, да и лейтенант, подумала я, мог уже приехать.
По дороге к своему дому снова увидела красавца, с которым познакомилась позавчера. Этого разбойничьего потомка. Боже, как он мне улыбнулся, когда здоровался! Какие у него глаза! Синие!  Куда до него Даниле с его леденцами, пусть их Галочка долизывает! (Фу!) ...Ах, как бы с этим Устюговым поближе познакомиться?
Лейтенант, действительно, уже ждал. По дороге в Омск, пока совсем не зашло солнце, я успела рассмотреть Иртыш. Никогда бы не подумала, что он таких размеров! В тот вечер река казалась отчего-то особенно величавой.
В городе были очень поздно. Лейтенант любезно довез до ближайшей гостиницы (и даже не напросился на свидание! Да, похоже, такие мальчики встречаются теперь только на периферии). Снятый номер оказался тесновато-грязноватым. Катюха бы не одобрила, но на Метрополь я и не рассчитывала. Сразу легла спать, устала».   

День четвертый. Пропуканный
«22.05. Между прочим, ни тени иронии – это у человека фамилия такая.
Всеволод Фомич Пропуков (наградили же родители!) – президент строительной корпорации «Свема» – встретил меня очень радушно. Пухленький, лысеющий мужчина с замашками провинциального ловеласа (по-моему, большой ходок по женскому, чуть не написала, телу – делу, делу). Не обратить внимания на Всеволода Фомича просто невозможно, по крайней мере, в те дни, когда он одет в такой же, как сегодня, ярко-оранжевый костюм с большими овальными пуговицами на пиджаке, выделяющимися фирменной буквой «П» посередине.
Г-н Пропуков предложил мой любимый кофе Lavazza и любезно отвечал на все мои вопросы (у него такой специфический  тембр голоса, будто звуки толчками переливаются из одного сосуда в другой). Подтвердил свою заинтересованность в территории, на которой находится Марьин стан. Оказывается, около года назад в тех местах удалось обнаружить большие неосвоенные залежи мергеля, который используется для изготовления портландцемента. Президент «Свемы», по его же собственным словам, очень загорелся тогда идеей разработки месторождения, несколько раз бывал в деревне лично, беседовал с руководством, районной администрацией, уговаривал жителей переехать в соседнее полупустующее село, даже предлагал небольшие подъемные. Однако люди, наученные горьким жизненным опытом, никому не верили и ни на чью помощь не надеялись, боясь лишиться последнего. Потому отказали всем станом Пропукову наотрез, и никакими доводами и обещаниями хозяину «Свемы» не удалось заставить их подписать необходимые бумаги. В момент, когда Всеволод Фомич дошел в своем рассказе до этого места, я чуть было не сказала, что его сопернику удалось-таки оформить на себя часть Марьиных земель, но вовремя сдержалась. Вобщем, поездил Всеволод Фомич, поупрашивал народ, да и перестал – что ж теперь делать. На нет, как говорится...
Особых оснований не верить г-ну Пропукову у меня нет, но как-то слишком уж этот елейный госопдин приветлив, любезен и откровенен...
Как говорил товарищ Бендер, спектакль мне нравится! Нет, не все одинаково хорошо, не все ровно, но есть главное – стулья целы. Роль стульев в моей инсценировке выполнял  его высочество Мотив, а он (в преступлении без этого высокородия никуда), как говорится, налицо.
Прощаясь, Всеволод Фомич спросил, не хочу ли я с ним поужинать (следовало ожидать!) Не хочу. Не желаю ли попросить его сопровождать себя в экскурсии по Омску? Не желаю. Нужна ли мне его машина? Не нужна. Имею ли намерение зайти еще? А вот это – пожалуй.
Что ж, вечером в полном одиночестве совершила моцион по окрестным к гостинице улицам, вспомнила, что послезавтра на Красной площади будет концерт сэра Пола Маккартни. Немного расстроилась по этому поводу, мы ведь хотели пойти с Колобочком...»

День Дракона Бугристого
«По чести сказать, этот день мог быть полностью посвящен одному Дракону Горынычу, но даже частичное упоминание об этом хаме – огромное с моей стороны одолжение.
Ровно в десять я появилась в офисе с посеребреной вывеской «Морфей» (надо бы приписать – «Хороших снов!»)
Услышав от своей плохо блондированной секретарши о том, кто я и зачем нарисовалась, директор заведения, именуемого турфирмой, Руслан Агипович Тайсаров велел не впускать меня –  ни сейчас, ни когда бы то ни было в будущем. Плохо знают они нашпигованную  блестящими уроками Колобочка о ведении внезапной атаки, журналистку Егоршину! (ну льщу себе иногда, кто не без пороков?) Воспользовавшись нерасторопностью пышнотелой блондинки, я ворвалась в кабинет директора.
За столом в кожаном кресле сидел, по всей видимости, высокий черноволосый мужчина с резко очерченным  лицом. Увидев меня, он вздрогнул, ноздри его острого носа оживленно заволновались, раздуваясь подобно мехам аккордеона. Будь я повпечатлительней, поверила бы, что сей господин способен извергать из этих своих расщелин огонь. Завороженная необычной реакцией директорского облика на свою персону, я замешкалась, и Горыныч взвизгнул первым. Пренеприятный фальцет словно разрезал воздух, приказывая мне выйти вон. Я попыталась было открыть рот, чтобы объясниться, но Змей Кощеевич так нервно вскинулся из кресла, что едва не уронил руками картину, висящую за его спиной. Я мельком успела заметить, что картина очень недурная – синяя россыпь ромашек на белом поле (мне даже показалось, что я уже видела где-то похожие пронзительно синие цветы, эту знакомую манеру письма...)    
Выйдя (да чего там, почти выбежав) из пещеры Циклопа Юдовича, я попросила у его белокурой помощницы стакан воды. Девушка оказалась милее, чем показалась на первый взгляд. Она участливо поинтересовалась моей судьбой и, вздохнув, заметила, что у шефа просто очень вспыльчивый характер. Я согласно покивала головой и подумала, что, пожалуй, на меня он отреагировал чересчур раздражительно. Пометила виртуальной галочкой очередное «почему». Сочувствующая секретарша оказалась болтушкой, и я узнала, что у «Морфея», действительно, есть виды на Марьин стан, и вроде уже разработана схема размещения коттеджей. Ко всему прочему, поделилась болтушка особым секретом, директору уже принадлежит определенная часть земли в деревне. Что ж, даже знаю, какая.   
Оказавшись на улице и глотнув свежего воздуха, решила устроить своему уже давно опечаленному желудку небольшой праздник. Через дорогу как раз вырисовывался небольшой и свиду очень уютный ресторанчик под милым названием «На семи буграх». Заностальгировав и мысленно переделав вывеску на «Семь холмов», быстро вошла внутрь. Обстановка ресторана совсем не соответствовала заведениям общепита вообще и Омским кабачкам в частности. Повсюду были развешаны бирюзовые рюшечки, голубые ленточки, бледно-синие сердечки, картины в духе японских эстампов, японские же фонарики цвета леденцов. Расставлены всевозможные горшочки с цветами, глиняные статуэтки Нарциссов и Амуров. Пряные ароматы щекотали в носу. За уютными, задрапированными небесно-фиолетовым бархатом столиками сидели пары и влюбленно любезничали. Их внимание друг к другу казалось даже слишком нежным. Априори этих голубков можно было бы принять за конкурсантов на лучшие роли Ромео и Джульетт, если бы все эти парочки не оказались при детальном рассмотрении... мужчинами. Конечно, в наше время никого уже не удивишь ни однополыми возлюбленными, ни специальными заведениями для них. Но, признаюсь, мне стало не по себе. Однако желудок властно напомнил о себе, и я решилась остаться – ну не бегать же теперь в поисках общепита! Села за самый крайний столик и несколько минут изнывала под ревнивыми взглядами голубков (или голубок?) Внезапно моя память явилась озарением – в универе однокурсники апелировали словом «бугры», когда говорили о геях. От французского «бугрэ», с языками надо дружить, Василиса, блин, Премудрая, тогда и в подобных местах не окажешься без надобности. Написали же люди, специально для грамотных – семь бугров у нас тут, ну куда полезла? 
Я как можно глубже вжалась в кресло и усиленно принялась изучать вышитых на скатерти амурчиков. Наконец, подошел официант. Свесил свои удивленные брови и спросил, чего я, собственно, здесь хочу. В жизни не слышала ничего глупее (хотя нет, однажды уже было – как-то в больнице одна дама, заполняя мои бумаги, спросила: «Ваш пол, девушка?» Может, эти, напомаженные, тоже сомневаются?) Цыкнув на гарсона (французкий-то зацепил со злости!) для острастки, раздраженно ответила, что, по моим наблюдениям, в ресторанах обычно питаются. Наградив меня взглядом-пощечиной, официант записал облюбованные мною блинчики с мясом, греческий салат, солянку, лепешки и бокал красного вина (какой-то «Шепот» какого-то «Монаха», вроде как хорошо успокаивает нервы). Заказ, надо сказать, поспел быстро, и все было чертовски вкусно (откармливают же этих голубиных выперстов!) Расчитываясь, намеревалась оставить на чай (все-таки, накормили и как!) рублей двадцать, но виртуоз подносов взглянул на меня глазами Кисы Воробьянинова, и я поняла, что торг здесь неуместен. Пришлось расстаться с полтинником. На прощанье дотошный официант осведомился, не желаю ли я чего-нибудь еще. Подавившись легкой усмешкой, хлопнула ресницами и сказала, что мальчиков для своего парня присмотрю, пожалуй, в следующий раз.
Если бы я знала, как буду вознаграждена за всю эту гурманную пытку, то просидела бы в осином, пардон, голубином, гнезде еще столько же! Едва выйдя оттуда и успев сделать несколько шагов, я вдруг увидела Его! Моего красавца из Марьиного стана!  Синеглазого Андрея Устюгова. Он узнал меня сразу, очень обрадовался, спросил, что я делаю в городе, и предложил провести вечер вместе. У него еще были дела, и мы договорились встретиться возле моей гостиницы через два часа. Словно метеор я ворвалась в номер, приняла душ, оделась, нарисовала на своем лице самую соблазнительную маску, и у меня еще осталась куча времени. Села за дневник. Сейчас уже заканчиваю писать, встреча через десять минут. Надеюсь назвать завтрашний день Его именем!» 

Счастливый день. По-моему шестой
«Интересно, что сказал бы Игорь Маркович, если бы узнал, что я безумно влюбилась в мужчину после первого же свидания и напрочь забыла о своем журналистском расследовании?
Однако какие бы способности в выражениях ни открылись при таком раскладе у моего остроумного шефа, надеюсь все же, что он никогда об этом  не узнает.
С самого начала Андрюша все время кокетничал и изображал из себя невинную овечку, совершенно не помышлявшую о том, что на свете существуют волки (ну, в данной интерпретации – волчицы), мечтающие сожрать бедняжку. Это в его-то 32! И с его манерой целоваться! Если бы меня судили за совращение этого «невинного» мужа, я начала бы свою оправдательную речь так:
«Милостивые Государи и милостивые Государыни! Если бы вы почувствовали на себе поцелуи этого, с позволения сказать, пострадавшего, вам никогда не пришло бы в голову защищать сего развратника! Такое мастерство оттачивается лишь беспрестанными упражнениями. Это поцелуи не Агнца, а Калигулы!»
Тем не менее, Андрей говорил, что, расставшись со своей женой, он не искал больше встреч с женщинами и, покинув неуютный город (все же не сказал, какой), нелюбимое дело, он вернулся на родину предков – туда, где всегда мечтал жить (вот бы никогда не подумала, что он спал и видел провести свою жизнь в деревне!) Я мучила Андрея вопросами о жене, но он больше ничего не рассказывал о своем браке. Наверное, слишком сильно любил, и говорить об этом все еще больно (не очень-то приятно мне об этом писать, оказывается). Разговор о его бывших пристрастиях навеял на меня уныние, и моему возлюбленному пришлось долгое время возвращать мне хорошее расположение. Надо признать, в этом он мастер! Боже, как он хорош! Никогда даже представить не могла, что бывают такие мужчины! Нежные, заботливые, безумно сексуальные! А сколько милых прозвищ он мне выдумал:  Лисонька (это от Василисонька, всегда была неравнодушна к лисичкам-сестричкам!), Ушка (а это уже в ход пошла Василисушка), Васичка... Из головы просто сквозняком выдуло всех моих прежних кавалеров: бизнесмена Илью с его слишком быстрыми, скомканными ласками и вечным страхом не попасться на глаза жене; соседа Алана с зашкаливающим самомнением и эгоизмом во всем; однокурсника Данилу, подобно липучке клеящегося ко всякой новой юбке.   
   Уже под утро мы жутко проголодались и решили устроить себе маленький пир прямо в постели (хорошо, что Андрей заранее позаботился о продуктах). Развалившись на подушках, мы поглощали круассаны с клубничным джемом, творожные тарталетки, колбаски из марципанов, корзиночки с залитыми карамелью орехами, жареные вафли в сахарной пудре, шоколад, взбитые сливки с персиками. И запивали все это шампанским. Объевшись, я чувствовала себя королевой Гаргамелой, родившей всемирно известного Гаргантюа после обильной трапезы, состоящей из шестнадцати бочек, двух бочонков и шести горшков воловьих потрохов.
   После мощного предрассветного завтрака, устало подмяв под себя оба одеяла, я стала расспрашивать Андрея о его прапрабабке, имя которой увековечено географией, и услышала красивую и грустную историю.
   ...Ее звали Мари. Ну, конечно, имя у нее было какое-то очень обычное – Мария или, быть может, Марина, но тогда, в конце позапрошлого столетия, мода на все французское считалась хорошим тоном. Мари была балериной, танцевала в Мариинке, и толпы поклонников осаждали ее дом  ежедневно (были же времена!) Многие из них погибали от сердечных ран – как в переносном, так и в прямом смысле слова, поскольку из-за Мари раз двадцать устраивались дуэли. Она была очень красива (я охотно в это верю, видя перед собой потомка с ее кровью в жилах). Многие титулованные и состоятельные мужчины предлагали ей свою руку. Но Мари также была и очень своенравна, не чувствуя ни к одному из своих кавалеров ничего серьезного и даже не жалея тех мальчиков, что умирали с ее именем на устах. Красавица продолжала принимать подарки и ухаживания, вести разгульную жизнь и никого не подпускать слишком близко, пока однажды не появился в ее жизни... молоденький юнкер. Он влюбился в Мари с первого взгляда и так отчаянно, что было ясно – готов на любые жертвы. Сначала все шло точно по заведенному уже порядку – красавица морочила юнкеру голову, капризничала, приказывала достать ей то звездной пыли, то морских камушков из Атлантики. Юноша медленно сходил с ума, поэтому, когда в один прекрасный день Богиня снизошла до более земной просьбы, юнкер бросился выполнять ее со всех ног. Быть может, все было совсем не так, как он понял, не настолько буквально, однако, услышав, что Мари пожелала бриллиантовую брошь из коллекции княгини Юсуповой, бедный юноша не придумал ничего умнее, как просто выкрасть ее. Юнкера поймали на месте преступления, но ему удалось сбежать, и из дворца Юсуповых он помчался прямиком к королеве своего сердца. Вручив ей брошь, юноша рассказал, что попался на воровстве и теперь ему грозит каторга. После этих слов в душе ледяной красавицы, по всей видимости, сработал какой-то потайной механизм, и она приняла мгновенное решение. Не теряя времени, Мари взяла самые необходимые вещи и вместе с юным незадачливым  воздыхателем покинула Петербург. Они не знали, куда направляются, просто ехали все дальше и дальше от столицы. По дороге Мари решила обвенчаться с юнкером в маленькой церкви какой-то дальней губернии. Счастье молодого человека длилось всего день, потому что на другие сутки на экипаж, в котором передвигались молодые, напали разбойники. Юнкера убили сразу, а его красавица-жена и драгоценности стали добычей главаря. Непонятный механизм внутри Мари во второй раз заставил работать ее сердце в странном  режиме – и теперь она стала женой разбойника. Вместе со всей шайкой поселились молодожены в Омских лесах, в красивом месте, окруженном кольцом стройных берез, построили себе деревянные дома, и стало называться то место в честь красавицы Мари Марьиным станом. Однако финал у этой истории оказался более прозаичным, чем его начало – родив своему разбойнику сына, новоиспеченная Марья бросила его, убежав с одним из атамановых подельников...   
Мне стало интересно, куда подевалась та исторической ценности брошь. Андрей саркастически хмыкнул – оказывается, драгоценность, как и остальное награбленное богатство, была конфискована у его прадеда советской властью, а сам обладатель бесценной вещицы отправился в сталинские лагеря.
После этих грустных воспоминаний мы долго молчали, а потом, обнявшись, уснули и встали уже после обеда. Вечером вместе вернулись в Марьин стан (теперь это название просто ласкает мне слух)».

Седьмой день. Конопьяновый
   «25.05. То, что я узнала сегодня – ужасно, но значительно приблизило меня к разгадке.
   С утра я встретила во дворе Нину Конопьянову, и она заявила, что срочно должна поговорить со мной. Едва мы оказались в ее доме, Нина сразу объявила, будто не верит в самоубийство мужа и вызвалась привести доказательства. Прежде всего, она показала мне табуретку, с которой якобы повесился супруг, и веревку, на которой он висел (сохранила ведь!) Мы сложили все параметры комнаты, роста Дениса Конопьянова, табурета и вышло, что они... не сходятся... Это первая странность. Затем Нина сказала, что накануне трагедии они с мужем собирались поехать в город за подарками для детей, и Денис очень готовился, даже сам выгладил себе рубашку и брюки. Резонно, что у вдовы возник вопрос – зачем так старательно собираться, если уже решил расстаться с жизнью?.. И еще, самое главное – история о том, как известный когда-то художник Конопьянов оказался в Марьином стане. (Я все больше убеждаюсь, что эта деревня – просто кладезь интересных субъектов с поразительными и странными судьбами. Просто какой-то клуб выдающихся отшельников! Уже не удивлюсь, если и 90-летняя бабка Матрена, тоже переехавшая сюда недавно, окажется бывшим секс-символом, сбежавшим от своего двадцать седьмого мужа замаливать грехи в глухомани!)      
   Когда-то давно молодой питерский художник Денис Конопьянов влачил жалкое существование. Многие признавали его талантливым, но никто не хотел вкладывать деньги в его экспозиции и покупать его картины. То есть не совсем, конечно, кое-что уходило за копейки, которых хватало лишь на приобретение дорогих и дефицитных в то время кистей и масляных красок. А у художника Конопьянова, как и у всякого нормального человека, была семья, которая тоже весьма банально требовала пропитания, и не возвышенного, а обычного – в виде сосисок и молока. Жена безвестного творца – Нина – работала в то время учителем и на свою скромную зарплату тянула нищего одаренного мужа и двоих детей. Вся эта жизнь, перемежавшаяся истериками, скандалами и периодическими возлияниями Мастера, длилась довольно долго и вполне могла привести к чему-то летальному, но однажды в мастерской Конопьянова появился Некто, весьма заинтересовавшийся его картинами. Сначала этот господин с художественным вкусом купил сразу пять полотен, потом еще одиннадцать, а затем предложил Конопьянову устроить в Омске выставку своих работ, провести мастер-классы в тамошней Школе художеств и открыть собственную студию. На все вышеперечисленное Некто, чудесным образом превратившись в щедрого Спонсора, выделял колоссальные деньги. Надо ли говорить, в каком восторге пребывал наш герой! Без колебаний он принял все условия и через неделю уже выставлялся в омском Доме художника. Его выставка прошла на ура, несколько картин купили иностранцы. Деньги потекли рекой, Нина больше не работала, дети объедались недоступными раньше сладостями, а Денис готовился к своей первой поездке за границу. Из нее он вернулся преуспевающим и довольно состоятельным человеком. Успех вскружил ему голову, и Конопьянов немного подзабыл, кому обязан всем в своей новой жизни. У него закрутился безумный роман с красивой женщиной, сверкающей бриллиантами и разодетой в меха. Ее звали Жанной и она была... любовницей Благодетеля. Прошло совсем немного времени, и Спонсор узнал о вероломстве своего сиротки. Гнев его был столь же безграничен, как и его щедрость! Художник Конопьянов, подписывавший баснословные контракты с иностранцами только через посредника, представлявшего, естесственно, интересы Покровителя, лишился всего, но это было только началом. Конопьянов узнал, как Благодетель обошелся с любимой когда-то женщиной, и его обуял настоящий ужас! Бедная Жанна, бывшая богатой только по прихоти того же Спонсора, подверглась жесточайшему наказанию – в какой-то частной клинике ей вырезали яичники и матку, а потом она умерла в другой больнице от заражения крови. С прелюбодеем же Спонсор рассчитывал обойтись немного иначе... Он заставил раскаившегося к тому времени во всем и готового на все Конопьянова подписать какую-то бумагу (Нине так и не удалось узнать, что в ней было), после чего сластолюбивый художник оказался полностью в его руках. Какое-то время спустя Спонсор (вот тут Нина и открыла мне его имя, после чего я, честно говоря, просто обалдела, как говорится – ба! знакомые все лица! Тепленько, тепленько... Я сразу вспомнила безумно красивое белое поле, усеянное синими ромашками, на холсте в его кабинете), совершив еще одно перевоплощение и обратившись в Руслана Тайсарова, сослал Конопьянова в деревню с лирическим названием (уже нам известным) и сделал из него, скажем так, лазутчика. Нина далеко не сразу обо всем этом узнала и очередную метаморфозу, случившуюся со своей семьей, объясняла мужниными необходимостями. Но однажды, напившись (а Денис уже стал хорошенько прикладываться и успел прослыть в деревне выпивохой), супруг выложил Нине все – и про роковую любовную связь, и про Спонсорову месть и про свою миссию в Марьином стане. На следующее же утро Конопьянов взял с жены слово молчать, и только мне Нина решилась все рассказать. Поселившись в деревне, Конопьянов сначала агитировал жителей переселиться в соседнее село, а когда не подействовало, подделал подписи (художник все же, и неплохой) и оформил в районе семь домов, сдававшихся под дачи, на имя Тайсарова. Потом возник один скандал с кем-то из настоящих хозяев, но ничего доказать не смогли, а с остальными пока все обходилось. На мой прямой вопрос – не было ли указаний от Тайсарова насчет физического устранения жителей, Нина ответила, что ничего не знает, все может быть. Тем более, похоже, насильственная смерть самого Конопьянова...
Ну, это уже, как говаривал Лебедев у Достоевского, «что называется, след-с!» Тут нужно подумать и действовать аккуратно.            
Выйдя от Нины, я столкнулась с явно поджидавшей меня Натальей Синицыной (ну и коса у нее, прямо до пят, как в сказках!) Она скороговоркой выдохнула, что у нее есть какая-то важная вещь, которую мне обязательно нужно увидеть. (Боже мой, сегодня прямо день раскрывающихся секретов! Еще одна тайна!) Мы договорились встретиться сегодня в десять вечера в сарае на краю деревни.
Успела описать день, еще четыре часа до десяти, пошла к Андрюше...»


ГОСТИНИЧНОЕ УБИЙСТВО
   
   Закончив читать дневник, Василиса потерла  затекшую шею и посмотрела за окно. Там, судя по всему, довольно давно, раскачивался золотой месяц с зазубриной, мягко развалившись на темных сгустках. «Да, – растянулась в самодовольной улыбке юная сыщица, – эти восемь дней я хорошо поработала! Основное ясно. Осталось только докопаться до мелочей». Она поднялась, оделась и, захватив карманный фонарь, тихонько прошмыгнула мимо спящего в соседней комнате Андрея. Выплыв белым привидением в темный двор, Василиса огляделась вокруг и побежала. Буквально через пятнадцать минут уже была на месте. «Подумать только, всего несколько часов назад я едва не превратилась здесь в хрустящую корочку» – содрогнулась девушка и, включив фонарь, принялась осматривать то, что еще совсем недавно было деревянным сараем. Она даже не удивилась собственному бесстрашию – так велик был разыгравшийся азарт. И мысль о том, что преступник мог вернуться на место трагедии и напасть на нее, не возникла в Василисиной голове. Некоторое время журналистка бесполезно ползала в куче золы, но спустя минут двадцать радостный крик накрыл следы пожарища. Должно быть, так же кричат домушники, которые после долгих и тщетных попыток вскрыть квартиру различными отмычками, открывают ее обычным ключом. Василиса аккуратно взяла в ладонь найденное, поднесла ближе фонарь. Электрический свет задергался между маленькими дырочками тонкой прозрачной пленки. Егоршина отчетливо помнила, как сожженные одним репортером «Московских Хроник» фотографии (компромат, запечатлевший его в объятиях с некой неглижированной мадам) вытлели точно в такой же рисунок дырявой паутинки. Василиса еще раз повертела пленку, абсолютно удостоверившись, что Наталья приносила на встречу с ней какие-то фотографии.
   Вернувшись в дом, девушка легла, не раздеваясь, и быстро заснула. Утром ее разбудил скрип открываемой двери. В проеме показалось улыбающееся лицо Андрея.
- Ты уже не спишь? Хочу предложить тебе кое-что!
- Подожди, – соскочила с кровати Василиса, – я сейчас. Только не ходи за мной, жди здесь!
   Чмокнув Андрея на ходу, она выбежала в коридор. Там, возле самой двери,  висело огромное зеркало в старинной золоченой раме – очень удобное, во весь рост. Добежав до него, Василиса быстро размотала на голове бинты и, взглянув на свое отражение, испуганно вскрикнула. Секунд двадцать держалась, а потом залилась самыми что ни есть горючими слезами. Жалко было пепельных локонов, опаленных ресниц, нежной кожи на  лбу. На вскрик из комнаты подоспел Андрей.
- Что такое, маленький? Слезки? Ну-ка, что за рев еще?
- Пос-мотри, как-кая я страш-шная! – заикалась от плача девушка.
- Ничего не страшная, что за глупости! Подумаешь, чуть волосы обгорели! Да можно вообще все сбрить, сейчас лысенькие девочки в моде!
   Василиса стукнула его кулачками по груди и разревелась еще сильнее.
- К-как я т-теперь н-на улицу выйду? – всхлипывала она.
- А зачем тебе выходить? Можно и дома найти много интересных занятий! – Андрей поцеловал девушку в верхний позвонок.
- Мне н-нужно в Омск!
- Зачем? – он уже перешел к ключице.
- Я потом тебе все р-расскажу, когда буду аб-солютно уверена.
- Хорошо, больная, но я все равно не могу отпустить вас так, без осмотра, – и молодой человек подхватил икающую Василису на руки...
   В Омске девушка, в надвинутом на глаза берете, оказалась только поздно вечером. Сразу отправилась в гостиницу, а утром, по дороге в офис «Морфея», купила вчерашний номер «Вечернего Омска». Прочитав заголовок на первой полосе, Егоршина едва удержалась на ногах. «Убийство в гостинице!» – кричала страница. «Вчера вечером известный предприниматель, директор туристической фирмы «Морфей» Руслан Тайсаров был найден мертвым  в номере-люкс гостиницы «Космос». Через полчаса журналистка была по знакомому уже адресу Омского УВД. Буквально вцепившись  в коридоре в старшего лейтенанта Катовцева, Василиса уговорила его побеседовать.
- Но учтите, даю вам только десять минут, у меня нет времени!
- Мне вполне хватит, – обрадовалась Егоршина.
   Они вошли в захламленный кабинет.
- А как вы сюда попали, интересно? – Катовцев подвинул девушке стул без спинки и сам сел за стол.
- Вступила в преступный сговор с дежурным, – улыбнулась Василиса, – у меня удостоверние «Московских Хроник», в вашем городе оно творит настоящие чудеса, открывая любые двери. К тому же, я ведь уже была здесь, неделю назад. Разговаривала с вашим начальством, подполковником Даутовым о Марьином стане.
- Чего ж это так столичная пресса нашими преступлениями заинтересовалась? Курите? – Катовцев выбил сигарету из пачки и после Василисиного отказа с удовольствием затянулся. – Наши газетчики плохо пишут?
- Скажите, Борис Акимович, – пропустила вопрос мимо ушей Василиса, – а как был убит Тайсаров?
- Выстрелом из пистолета. Сзади, под сердце, – старлей выдохнул сизое облачко, – скорее всего, из «тэтэшки». В гостинице никто не слышал выстрелов, значит, использовался глушитель. Скорее всего, стрелял непрофессионал.
- Следов взлома и борьбы ведь не было, так?
- Не было, – дернулся в усмешке Катовцев.
- Значит, жертва знала убийцу и не боялась, раз, впустив в номер, отвернулась и подставила спину под выстрел?
- Похоже на то, – ухмылка не сходила с лица офицера, – они даже успели выкурить по сигарете, мы нашли окурки в пепельнице.
- Он сразу умер?
- Нет, по данным экспертов, жил еще минут пятнадцать-двадцать, хотя ранение смертельное, должно было уложить сразу. Но он даже сделал несколько шагов к двери и упал в кресло, где труп и обнаружили. Организм очень крепкий. И еще, что странно...
- Что странно? – перебила Егоршина от нетерпения.
- В руке у трупа мы нашли пуговицу, будто перед смертью покойный пытался схватить своего убийцу за одежду, хотя стреляли-то в него сзади.
- А... можно посмотреть на эту пуговицу, – жалобно попросила Василиса.
   Оперативник твердо качнул головой в знак отрицания.
- Это вещдоки, Василиса, вам, как криминальному репортеру известно, что...
- Да, конечно, – вновь торопливо перебила девушка, – но я только посмотрю, одним глазком, через пакет.
   Катовцев неопределенно дернул усом, затушил сигарету и, отодвинув ящик стола, вынул из него целлофановый мешочек, заполненный разными предметами. Вынув пуговицу, вытянул перед Василисой на ладони. Тонкий солнечный луч, пробившийся через давно немытое окно, заиграл перламутром на продолговатой вещице с большой буквой «П» посередине.   

***
      
ИСПЫТАННЫЙ ТРЮК ЭРКЮЛЯ  ПУАРО
 
   «Лилия Блада жаждет вернуть изобретательному обладателю изящного оранжевого предмета с буквой «П» обещанное вознаграждение. Спросить у портье известной гостиницы». Такое объявление Василиса попросила репортера Диму Сергеева поместить на первой странице «Вечернего Омска» и позаботилась о том, чтобы свежий номер незамедлительно попал в офис строительной корпорации «Свема». Имя автора текста было взято из регистрационной книги гостиницы «Космос», в которой значилось, что номер-люкс,  где произошло убийство, 27 мая заказала некто Лилия Блада. Особой надежды на то, что излюбленный метод известного сыщика мосье Пуаро окажется действенным и у нее, Василиса не питала, но, как говорится, на войне и гусь может вдруг взлететь орлом. Совершенно абсурдным, казалось бы, образом.
   Ровно в два часа дня Василиса сидела в маленьком кафе напротив редакции «Вечернего Омска». Дима Сергеев, с которым они еще утром договорились пообедать вместе, опоздал на двадцать пять минут.
- Извини, Василиса, задержался в «Космосе», – он плюхнулся на стул рядом с девушкой, – новости аховые. Администратор говорит, что Тайсаров прибыл в восемь, и за весь вечер в тот номер больше никто не приходил. А в десять уже убитого Тайсарова обнаружил официант из ресторана, которого тот заранее попросил принести в этот час выпивку.
- Странно, – Егоршина отставила тарелочку с почти доеденным десертом, достала блокнот и что-то быстро в него записала.
- Выстрелов никто не слышал, подозрительного ничего не заметил, посетителей в тот день было немного. Но мне повезло, одна горничная все-таки видела, как в люкс заходила женщина, говорит, очень красивая, высокая.
- Во сколько она, конечно, не знает?
- Обижаешь! Свидетель очень ценный попался, разговорчивый, да еще внимательный. Красотка, по словам горничной, пришла в четверть десятого. Аккуратно шла, чтобы не бросаться в глаза, несла черную сумку. Неизвестная мадам отчего-то прижимала эту сумку к груди, поэтому наша горничная успела заметить, что у красавицы очень большие, не гармонирующие со всем обликом руки, ну, знаешь, как у колхозниц, еще Шолохов такие описывал – раздавленные работой. Узловатые пальцы, с красным лаком на обгрызанных ногтях. Представляешь, какого Шерлока Холмса я отыскал? Столько подробностей... Правда, ненужных... – Дмитрий вытянул губы трубочкой. – Я бы...
- Как ты сказал? Обгрызанные? С красным лаком? Большие? – Василиса почувствовала, как загорелись кончики ее ушей.
- Угу, – кивнул Сергеев, – вот какая ерунда, казалось бы, а может начисто отбить у нормального мужика самое сильное желание, какой бы красивой ни была обладательница таких пальчиков. Я лично не переношу неряшек с дурацкими привычками. Только какое это имеет отношение к делу? Знаешь, сколько женщин грызут свои ногти? Что ты там строчишь? – он уставился на Василису, которая судорожно водила ручкой в своем блокноте. Не дождавшись ответа, предложил: 
- Можно еще с проститутками гостиничными поговорить, они могли что-то видеть, скажем...
   В этот момент у Сергеева протяжно заголосил мобильник. Дмитрий буркнул в трубку «хорошо» и снова перевел взгляд на свою собеседницу.
- Слушай, Василиса, меня срочно редактор вызвал, так что я не смогу     составить тебе компанию, извини, хотя, по-моему, ты уже поела, – так же резво, как садился на стул, молодой человек  вскочил с него, – будут новости, позвоню.
- Хорошо, Дим, большое спасибо за информацию. Ты можешь помочь мне связаться с этой горничной?
- Конечно, – парень несколько раз нажал клавишу мобильного, пока не дошел до нужной строчки, – записывай телефон, ее зовут Лариса. Приятная, милая тетушка, прямо удовольствие с ней поболтать. Ну все, побежал.
   Некоторое время Василиса сидела, погрузившись в глубокое раздумье, потом заказала еще чашку кофе и решила звонить, не оттягивая. Длинный гудок тащился долго и лениво, и когда Василиса уже собралась дать отбой, трубка вдруг отозвалась тихим голосом. Поздоровавшись, журналистка сразу перешла к делу.
- Лариса, вас беспокоят из «Вечернего Омска». Извините, но не могли бы вы еще раз встретиться с нашим корреспондентом, нужно уточнить кое-какие детали, это не займет...
- Нет! – вдруг взволнованно и резко ожил голос на другом конце. – И не звоните мне больше, я не буду ни с кем встречаться, я ничего не знаю!
   В ухе Василисы тут же щелкнуло и отозвалось коротким перебоем. Она попробовала набрать номер еще несколько раз, но никто больше не подходил к телефону. Егоршина нахмурилась – метаморфоза, произошедшая с «милой тетушкой», очень ей не понравилась, к тому же голос у Ларисы был слишком уж взвинченный. Журналистка отпила кофе, и вдруг память закопошилась в голове неприятными воспоминаниями. Василиса попыталась не отвлекаться, но что-то настойчиво маячило в подсознании. Сон! – вдруг отчетливо поняла девушка. Ее странный сон про сосуды! Неужели это и впрямь было пророчество? Наталья Синицына, действительно, стала шестнадцатой жертвой! Теперь Тайсаров. Как там было – «сердце захлебнется от крови»? Неужели все правда? Тогда еще трое? Василиса со злостью дернула головой. Бред какой-то!
   Вернувшись к вечеру в свой номер, ученица великого детектива залила кипятком ложку растворимого кофе, размешала сахар и принялась обдумывать все произошедшее. Выстроенная было версия, умерла вместе с главным подозреваемым. По крайней мере, рассыпалась жалкими кусками в полной безнадежности. Конечно, заинтересованность Тайсарова в деревенской территории осталась очевидной, но стало ясно, что у кого-то имеется интерес куда больший. «Преступления должны быть как-то связаны между собой, – рассуждала Егоршина, – в том числе, убийство Натальи и возможное покушение на меня. Тайсаров был убит в тот же вечер, когда случился пожар. Стало быть, отметаются и он, и его убийца (вряд ли последний мог оказаться практически в одно время сразу в двух, достаточно удаленных друг от друга местах). Хм!»
   Кроме того, на сцене появились сразу два новых героя, пока еще с неутвержденными ролями – обладатель фирменной пуговицы и любительница поиздеваться над собственным маникюром. Что касается первой персоны, то абсолютной уверенности в том, что именно Пропуков и есть сей господин, у Василисы, конечно, не было. Но, с другой стороны, также очень маловероятным казалось, что еще кто-то в этом городе может носить подобные костюмы с ярко-выраженной атрибутикой. Пронзительно заныла обгоревшая голова, но Василиса не удостоила боль вниманием, сделала себе еще кофе и попыталась представить, как на ее месте вел бы себя Игорь Маркович Шишковский. Со второй персоной легче и сложнее одновременно... Неожиданный, резкий звонок телефона оторвал Егоршину от пробы перевоплощения.
- Вас внизу спрашивают, – безлико проговорила в трубку администратор гостиницы.
- Кто? – потерла виски Василиса.
- Лилия Блада.
- Кто?! !
- Она так назвалась. Лилия Блада.
   Частые, пульсирующие гудки посыпались неприятной трелью, раздражая слух, но почти полминуты журналистка не обращала на них никакого внимания, прижимая к уху источник однообразных звуков. Лилия Блада! Они клюнули! Вот вам и Эркюль Пуаро!
   Отставив, наконец, телефон, Егоршина попыталась сконцентрироваться. Она не предполагала, что все может свершиться настолько быстро.
   В холле Василису ждала бледная темноволосая девушка с опрокинутым лицом. Она сразу подошла к журналистке, взяла под локоть и выдохнула в самое ухо:
- Идемте.
- Куда? – попробовала высвободиться Василиса из цепких девичьих объятий. – Вы Лилия Блада?
- Идемте, – повторила странная особа, – вас ждут.
   Они вышли из гостиницы и почти тут же же оказались в припаркованном возле входа темно-вишневом «БМВ». Внутри Егоршина сразу уперлась взглядом прямо в... господина Пропукова. Только, в отличие от их первой встречи, от лоска щеголя и Дон Жуана не осталось и следа. Всеволод Фомич выглядел сломленным. Увидев его, Василиса качнула головой, как бы самой себе.
- Так я не ошиблась?! Вот, что значит, знать изучаемый предмет в классике. Так это вы – прекрасная Лилия, Всеволод Фомич?
   Толстяк поерзал на сидении, потом махнул рукой куда-то вперед, после чего и шофер, и бледнолицая помощница исчезли из салона.
- Я... хотел поговорить с вами, Василиса. Я не знаю, что происходит. В то же время, мне бы совсем не хотелось вступать в контакт с органами, ну, вы понимаете...
   Егоршина дернула плечом, прикидывая в уме, что может сделать этот господин дальше. Рука самопроизвольно скользнула в сумочку и нащупала мобильник.
- Но, я думаю, теперь вам придется пообщаться с ними в любом случае.
- Все не так... не так, как вы, наверняка, думаете, – господин Пропуков вынул из кармана на этот раз печально-серого пиджака большой платок и промокнул им вспотевший лоб, – я никак не причастен к этому ужасу... Но откуда у вас пуговица? Я хочу сказать...
   Василисе вдруг стало жаль Пропукова. Он нервничал как-то слишком натурально.
- Может, лучше вы расскажете, где потеряли ее?
- Вы... вы можете дать мне слово, что не станете говорить об этом милиции? Мне совсем... не нужна такая огласка.
- Но... – девушка непонимающе выгнула длинные брови.
- Послушайте, послушайте, я здесь совершенно ни при чем. Просто не говорите никому о нашей встрече, с остальным я сам разберусь.
- А как же ваша Лилия?
- Сейчас я все вам расскажу, терпение! – Всеволод Фомич снова смахнул бисеринки пота со лба, протер шею. – Когда я пришел в тот номер, Руслан был уже... смертельно ранен. Он умер через минуту, на моих глазах. Я успел подбежать к нему, не понимая еще, что в него стреляли. Руслан полусидел в кресле, глаза были широко распахнуты. Неожиданно он дернулся вперед и схватил меня за пиджак, издав какой-то булькающий звук. Я напугался, постарался высвободиться, но его пальцы вцепились намертво. Руслан еще раз попытался что-то произнести, с силой откинулся назад и затих. Видимо, тогда и оторвалась эта чертова пуговица. В тот момент я ничего не замечал и не понимал. Ужас погнал меня из комнаты быстрее ветра.
- Во сколько это было?
- В половине десятого.
   Василиса сощурила глаза. Она хорошо помнила, что, по словам дежурного администратора, никто из постетителей Лилию Бладу не беспокоил.
- А как вы прошли в номер?
- С черного хода.
   Егоршина хлопнула себя по берету. Ну конечно! Да ведь с этого хода в люкс мог пройти кто угодно и когда угодно и, если постараться, совершенно незаметно. Она вспомнила про горничную – ну, или почти незаметно.
- Но почему вы откликнулись на объявление, если вы не причастны? Не затем же, чтобы про пуговицу узнать! И откуда вам известно, что номер был зарезервирован на имя некоей Лилии?
- Да ведь мы же договорились с Русланом встретиться в этом номере в половине десятого. Я знал, как он подписывается в регистрационных книгах.
- А зачем вы встречались?
- Ну, это деловые разговоры, Василиса.
- К тому же они могут касаться и нашего с вами дела, – продолжила журналистка.
   В этот момент в машину вернулся водитель и, молча сев за руль, включил зажигание.
- Что такое? Куда вы собрались меня везти?
   Рука Василисы, все еще находившаяся в сумке, возле мобильного телефона, вынырнула на поверхность и схватилась за ручку дверцы. Прыгала обладательница не самого последнего дана по айкиджитсу всегда ловко. Уже на улице девушка услышала слабый голос Всеволода Фомича.
- Мы отъедем недалеко, я только покажу вам кое-что, чтобы вы мне поверили. Да не бойтесь же, Василиса, садитесь.
- Никуда я не поеду, если хотите, давайте поговорим в моем номере, – она инстинктивно отступила на несколько шагов.
   Внезапно чудовищной силы гул сотряс ее голову и отозвался многократным эхом в лабиринтах ушной раковины. Многослойной воронкой закрутил в огромный столп десятки остроконечных пик и с силой вонзился в затылок. Сумрачное небо качнулось, поиграло последними вечерними бликами и упало Василисе под ноги.

***

СОН ВТОРОЙ. ЛЕТАРГИЧЕСКИЙ

   Бывают такие сны, в которых неизвестно откуда у вас берутся чемоданы крокодиловой кожи, забитые миллионами долларов; замки в Баден-Бадене; родные тетушки в обличье королевы Елизаветы; собственный великокняжеский титул и впридачу бесчетное количество всяких приятных мелочей, обсыпанных бриллиантами и сапфирами. Точно такой же неправдободобно-необъяснимой природы видения способны погрузить человека в прореху времени. Находясь как бы вне сознания, такой человек не чувствует в своей удобной складке работы часов. Он за пределами сущего, за пределами своего тела, за пределами жизни. И, тем не менее, он жив, только немного в другом аспекте, под другим градусом. Он не реагирует на внешние раздражители, но иногда, вопреки всем законам, он может их распознавать!
   Из глубин своей летаргии Василиса, как оказалось потом, могла различать происходящее в действительности. Сон ее был чудовищен! Какой-то высший разум в ней силился растормошить сознание и прервать муки, но тело подчинялось неизвестному недугу и продолжало покоиться в расщелине. Эта невидимая глазу борьба длилась почти пятнадцать часов. Когда Василиса разлепила, наконец, мокрые от слез ресницы, она уже знала, что увидит вокруг себя. Девушка поднялась с узкой кровати, стоящей в самом углу темной комнаты с плотно зашторенными окнами. На слабых ногах доковыляла до лепной арки в просторную гостиную. Там, за большим овальным столом, выпростав руки вперед и уронив головы на стеклянную поверхность, сидели двое. Кровавая лужа, наполненная ручейками с обеих сторон, создавала на прозрачном столе страшную сюрреальную двойственность. Зажав рот дрожащими руками, Василиса побежала из жуткого дома.
   Оказавшись на улице, девушка долго мчалась вперед, не разбирая дороги. Уже совсем стемнело, когда она села отдышаться прямо на землю. Оглядевшись вокруг, поняла, что попала в лес. Темные, корявые деревья, казалось, подступали со всех сторон, стараясь зацепить незванную гостью длинными ветками. Василиса заметила, что зубы ее постукивают от холода. Где-то вдалеке послышался приглушенный звериный вой. Волки! – содрогнулась девушка. Собрав остаток сил, она снова побежала, но через какое-то время поняла, что звук приближается, а сама интонация воя становится все более агрессивной и наполненной – в ней уже можно было различить несколько оттенков. Да там целая стая! От внезапно страшной догадки Василиса остановилась как вкопанная. Ледяной ужас парализовал ноги, и она поняла, что не сможет больше сделать и шага. Ей отчаянно захотелось вспомнить хоть одну молитву, но память упрямо отмалчивалась. Девушка прислонилась к ближайшему дубу и, осматривая дерево, пыталась сообразить – удастся ли ей на него залезть. Неожиданно послышался еще один звук – с другой стороны и гораздо ближе, а через минуту сквозь ветки запрыгали кривые дорожки от фар. Машина быстро приближалась. Оторвавшись от дерева, Василиса двинулась ей навстречу и упала от судороги, сковавшей обе ноги. Перебирая руками, она выползла на узкую, ухабистую дорожку, на которой, спустя минут пять, показалась «Нива» лесника.
   Через час спасенная от волков, отогретая и напоенная чаем Василиса рыдала на плече у пожилого смотрителя лесных массивов.
- Ну-ну, девочка, успокойся, – ласково приговаривал Степан Семенович, – все уже позади. Как же это ты в лесу оказалась? Одна, ночью, раздетая совсем?
- Со мной такой ужас произошел, Степан Семенович, даже выговорить страшно, – девушка с силой закусила губы, удерживая новый поток рыданий, – я... видела страшный сон, который вдруг стал правдой...


***

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

НЕСМЕТНЫЕ СОКРОВИЩА



ПОГОСТ НА БОЛОТЕ

   В деревнях, которые окружают болота, почти всегда верят во всякие небылицы про Водяных, Леших и Кикимор. Объясняют их присутствием разные странные и страшные происшествия, случающиеся в местах обитания этих чудищ. Пацаненок из Марьиного стана – Ленька Аникушкин – с утра поругался с матерью и, хлопнув в сердцах дверью, пошел бродить по окрестностям вместе с увязавшимся соседским псом Джимом. В раздумьях о несправедливой судьбе он ушел довольно далеко от дома – аж до Черного болота и припомнил там всех водных обитателей из народных сказок.
   Расположившись на согретом мху в безопасном месте, Ленька немного повозился с собакой, которая так и не отстала от него, потом развязал захваченный из дома узелок. Вытащил большой самодельный крючок, приделанный к длинной палке, нанизал на него заплесневший ломтик колбасы и забросил свою уду в трясину. Ленька забавлялся иногда подобным образом – закинет в болото кусок мяса, выудит на нем пиявок, а потом мальчишек в деревне стращает или бабке в кровать подкинет, чтобы старуха сама меньше крови пила из внуков. И на этот раз кровопийц Ленька вытащил предостаточно, только вместе с ними достал малец зацепившуюся за его крючок человеческую ногу. Увидев объеденные пальцы, пацаненок вскрикнул, выронил свою снасть и со всех ног понесся в деревню, забыв, что пригрозил матери домой больше не возвращаться. Пока бежал, помянул всех известных ему Леших и Водяных вместе взятых не один раз. Торопился паренек так сильно, что пару раз падал на бегу, споткнувшись о пни и ветки. Когда добежал до уступа, густо заросшего жасминовыми кустами, откуда открывался вниз красивый вид на неспешное течение Оми, решил отдышаться. Присел с краю на выступ, перевел дух. Вдалеке, там, где речка опоясывала большую гору, словно теплым горчичным медом расплавилось вечернее солнце. Тонкая вереница синих, подсвеченных розой сумерек, медленно тащилась по густеющему небу. Поглядел Ленька на реку, горизонт и стройный ряд деревьев на том берегу, хотел уже подниматься и вдруг почувствовал, как что-то уперлось ему в спину и, с усилием надавив, толкнуло вниз. В следующую секунду Ленька успел вспомнить мать, маленькую сестренку и даже подумать о том, нет ли в реке, навстречу которой он так стремительно летел, жутких, скользких пиявок. Уже увидев прямо под собой блеснувшую серебром воду, Ленька жалостно вскрикнул, и тут же, взметнув вверх фонтан брызг, река сомкнулась над ним...
   Перед вечерним сериалом Алекандр Валерианович, как обычно, пошел проверить курятник. Проходя мимо виноградника, он увидел своего Джима, который запропастился куда-то с самого утра. Собака, вернее даже, годовалый волчонок, отнятый когда-то на охоте у застреленной волчицы и выращенный в домашних условиях, был у Александра Валериановича хоть и, ясное дело, без родословной (откуда ей у волков-то взяться?), но собою видный, к тому же, не в пример, деревенским псам, быстрый и очень чуткий – за сто шагов чужого различал. Обычно Джим без хозяина далеко не уходил, а вот на этот раз побежал за соседским Ленькой – он иногда провожал деревенских мальчишек, да весь день где-то шастал. Теперь, увидев вернувшегося Джима в винограднике, зарывающим что-то под дальним кустом, Александр Валерианович направился к нему, чтобы отругать за самовольное отсутствие, но, подойдя близко, онемел от ужаса. Возле Джима, виновато пригнувшего уши и поджавшего хвост перед хозяином, в незарытой ямке лежала человеческая нога... 


***

ВОЛЧИЙ ПСИХОЗ

- Да вы поймите, она жутко боится. Не хочет даже на улицу выходить. Осталась с моей женой, а я специально за вами приехал.
- Я ничего не... А где она?
- Одевайтесь, Андрей, она в моем доме, в Зеленом Бору.
- Боже мой, что случилось?..
   Сев в забрызганную грязью, старенькую “Ниву” лесника, Андрей закурил и принялся расспрашивать своего спутника о произошедшем. Степан Семенович рассказал, как увидел на лесной дороге ползущую девушку, остановился, подбежал к ней. От страха бедняжка едва могла говорить. Уже в лесничьем доме с девочкой случилась истерика. Рыдая, она кричала, что волки близко, что стреляют, и что нужно остановить какой-то сон, иначе кровь из него перетечет в реальность.
- Я, честное слово, начал опасаться за ее душевное здоровье. Может вам, Андрюша, свою жену врачам показать, ну, тем, кто психику лечит? Вы только не обижайтесь, Василиса очень милая девочка, но что-то с ней явно не то. Она такое нам с женой наговорила! Да вы сами все услышите. Жалко мне ее, молодая ведь совсем. То ли напугал кто так сильно, то ли черт его знает...
   Когда Андрей, наконец, увидел Василису, она с глухим ревом бросилась ему на шею. Тело девушки отвечало на каждый ее всхлип переливом содроганий.
- Андрюша, это... как все это уж-жасно. Если бы т-только...
- Успокойся, миленькая моя, все, все прошло, я здесь, – он вытащил из кармана таблетку специально захваченного с собой радедорма, – выпей, девочка моя, тебе будет легче. Степан Семенович, налейте, пожалуйста, воды.
   Минут через пятнадцать Василисе стало немного лучше, и она рассказала Андрею о своей встрече с Пропуковым, о том, как потом потеряла сознание на улице и провалилась в странный и чудовищный сон. Как сквозь него различила тень какого-то человека в большом темном доме, которая застрелила строительного магната и его водителя. Как, очнувшись, словно в лихорадке, воочию увидела два трупа – в тех же позах за стеклянным столом, что привиделись в ее страшном забытьи. Как затем, не чувствуя и не понимая ничего, она выбежала из дома и долго не останавливалась, пока не оказалась посреди ночного леса, и если бы не Степан Семенович, ее просто загрызли бы волки, которые так страшно выли, что... Василиса зажала уши, будто снова услышала тот пронизывающий судорогой вой. Андрей погладил девушку по голове и нежно прижал к себе.
- Ну все, успокойся, все пройдет, забудется. Волки, они же везде есть, и возле нашей деревни, ну повоют иногда, да уйдут. Не бойся и не вспоминай.
- На вашем месте, – тихо вмешался в разговор лесник, – я бы все же обратился к врачам, у нее ведь настоящий психоз, иногда даже как будто бред. А ты говоришь – повоют, да уйдут! Хе! Волки, брат, дело такое! От их воя и мне-то иногда в своей «Ниве» на ветку запрыгнуть хочется...
- Спасибо, Степан Семенович, я все сделаю.
   На следующий день Андрей с Василисой вернулись в Марьин стан, и сразу начались разговоры об отъезде в Москву.
- Василиса, даже слушать не хочу, хватит этих ужасов! То пожары, то волки, то абсурдные видения об убийствах! Ты должна уезжать отсюда и, – он выразительно посмотрел на девушку, – и точка!
- Кстати, нужно срочно сообщить об убийствах в район... хотя, наверное, лучше сразу в Омск, а то и так дело не движется! Сколько людей уже пропало, сколько трупов, а они все...
- Василиса! – взвыл Андрей, но она никак не отреагировала.
- Ты подумай, что происходит! И никто не чешется! Да тут уже надо всех эвакуировать!
- Откуда? Прекрати нести чушь, лучше иди и собирай вещи!
- Действительно... – задумалась журналистка. – Откуда? Из деревни или со всего района, а, может, области? А как теперь узнать, где находился тот дом? За городом, ясно, но где?.. А... почему он меня тоже не убил, как ты думаешь? – вдруг спросила девшка, вспыхнув нервозным румянцем.
- Слушай, прекрати, я тебя умоляю, и... и почему ты говоришь – он?
- Сон... Во сне он был один и... – Василиса наморщила лоб и с силой сжала пальцами виски, – нет, не помню.
   Андрей внимательно посмотрел на возлюбленную и тяжело вздохнул.
- Мне нужно ехать в Омск и срочно! – Василиса закусила ноготь. – Обязательно и...
- Вот куда тебе точно нужно, так это на вокзал – покупать билет домой! Я, пожалуй, сейчас же этим займусь, – Андрей направился в коридор.
- Нет, подожди, Андрюша! – Василиса выбежала за ним и схватила за рукав. – А ты?
- Маленькая, прекрати, сейчас мы говорим не о любви, а о твоей безопасности, как физической, так и духовной! Ну, соберись, подумай хорошенько, ты же не глупая девочка!
- Я приехала сюда написать материал, и возможно скоро уже все разъяснится. Я останусь и доведу дело до конца! – в ее дымчато-серых глазах застыла решимость.
- Не упрямься, пожалуйста, и не заставляй меня применять силу, – Андрей страдальчески искривил лицо.
- Но, Андрей, этот ужас надо остановить! Я сначала думала, что все исчезновения происходят из-за коммерческих интересов, но убили обоих претендентов на земли Марьиного стана – и Тайсарова, и Пропукова!
- Во-перых, откуда ты знаешь, что этот твой Про...Пропуков – что за фамилия! – тоже убит? И, во-вторых, есть люди, в непосредственные обязанности которых входит заниматься всеми преступлениями, при чем тут ты?
- Во-первых, – Василиса громко выдохнула, подражая тону Андрея, – я видела тех двоих в луже крови, застреленных за столом, своими глазами – это был Пропуков и шофер, говорю же тебе! И, во-вторых...
- Хватит, Василиса, хватит! Собирайся безо всяких отговорок!
- Но нужно сообщить в милицию!
- Без тебя уж обойдемся, ладно?!
- Ну, милый, пожалуйста! Я поеду, потом, позже, – она просительно вытянула губки и уже хотела изобразить ими страдальческий поцелуй, как вдруг снаружи заколотили в дверь, и послышался голос Зацепкина:
- Дома кто есть?
 
***

А ИЗ НАШЕГО ОКНА... ЛУЖА КРАСНАЯ ВИДНА

- А я говорю – знаю, кто убивал людей в деревне! – Зацепкин обвел взглядом сидящих и задержал его на Василисе. Девушка в смятении заломила пальцы рук, хрустнув суставами.
- Кто же? Кто?
   Ей ответил Андрей, жестом остановивший разгоряченного участкового.
- Да что он может знать?! Ты сама подумай!
- А вот и могу! Вы все думаете, что Зацепкин ни на что не годится, а я...я... – он поперхнулся и, откашлявшись, стремительно поднялся, чуть не уронив стул. – Вы знаете, например, госпожа сыщица, что к директору “Морфея” в ту самую гостиницу “Космос” за несколько минут до его убийства приходила очень красивая девушка, такая же красивая, как... – ему не дал договорить громкий, нетерпеливый стук в дверь. Андрей пошел открывать, и через минуту в комнату ворвался деревенский мальчишка – 10-летний Пашка Ерохин. Уши и щеки его горели алыми сполохами, под мокрыми глазами была размазана грязь.
- Дядя Леша, там... там мамка... пойдемте, скорее.
- Что? – в один голос крикнули Егоршина и Зацепкин.
- Мамка, она это... там лежит, – не в силах говорить дальше, мальчишка разревелся. Участковый спешно поднялся.
- Ну, я пойду. Потом договорим.
   Василиса потянулась за кофтой.
- Мы с вами, Алексей Иванович.
- Нет! – Зацепкин повернулся уже в дверях, и по его блеснувшим глазам стало ясно, что он, быть может, впервые настолько решителен в своем отказе. – Вы останетесь дома.
- Но, – попыталась было возразить Василиса, – мне тоже нужно знать, что там случилось.
- Узнаете! Завтра с вами поговорим, – и он, взяв за руку Пашку, быстро вышел.
- Как ты думаешь, что там произошло? Опять? Может мы потихоньку сходим посмотреть?
   Василиса подошла к стоящему в коридоре Андрею и обняла его сзади за шею. Он мягко высвободился и отошел на несколько шагов.
- Я прошу тебя, Василиса, я снова настоятельно тебя прошу прекратить повсюду совать свой нос! Это все уже слишком серьезно! Никому не нужны эти твои расследования! Или ты и в самом деле хочешь сойти с ума и меня заодно свести?
- Я... Андрей, что ты? Я ведь уже говорила тебе.
- Все, прекрати! Не желаю больше слушать ничего, завтра же в Москву! – он закурил и направился к входной двери. – Я прогуляюсь, никуда не выходи. Слышишь?.. Я тебя лучше закрою.
   
   ...Василиса проснулась от того, что невыносимо затекла шея. Она поднялась из узкого, неудобного кресла, в котором уснула. Вокруг нее было темно, Андрей еще не вернулся. Девушка подошла к окну, за которым через дорогу ярко вырисовывался большой оранжевый квадрат – в незашторенном оконном проеме дома участкового Василиса увидела вернувшегося хозяина. Зацепкин сидел за столом и читал какие-то бумаги. Одну из них он скомкал и бросил на пол. На другой что-то размашисто начертил или написал, Василиса даже привстала на цыпочки, но противоположный дом находился все же на приличном расстоянии – ничего не было видно. Девушка вышла в прихожую, включила свет и хотела было снова вернуться к окну, но услышала веселый перезвон мобильного где-то в комнатах. Она долго не могла найти телефон, а когда все же обнаружила его под подушками, звонок прекратился. Однако почти тут же раздался новый. Голос Андрея спешно проговорил, чтобы Василиса поднялась наверх, в дальнюю комнату и сидела там, пока он не придет.
- А что случилось, Андрюша?
- Сделай быстро так, как я сказал, все расспросы потом, – и он отсоединился.
   Девушка поднялась на второй этаж. Засев с подушкой в руках в углу последней по коридору комнаты, она принялась размышлять о том, как, если завтра Андрей всерьез станет отправлять ее в Москву, увезти любимого с собой. Опасность для жизни и вправду существовала, Василиса сама это прекрасно понимала – еще тогда, когда чуть не сгорела в сарае, но страх потерять Андрея перевешивал это беспокойство.
   Он вернулся примерно через час. Вошел в комнату и замер у порога. В первую минуту Василисе показалось, что Андрей пьян – будто стеклянное выражение разбилось от прыгнувшего в его глаза электрического луча. Девушка приблизилась и поняла, что ошиблась – он не выпил ни капли. Однако какое-то странное ощущение не покидало ее.
- Что-то случилось, милый?
- Нет, ничего, – он спрятал от нее взгляд, развернувшись спиной, – все нормально, маленький.
- А зачем ты сказал мне сидеть здесь?
   Андрей качнул головой, повернулся. Глаза успокоились, и выражение стало прежним.
- Просто я очень переживаю за тебя, – он взял ее за руку, – пойдем вниз, выпьем чего-нибудь.
   Василиса благодарно прижалась к его плечу.
   В коридоре Андрей попросил девушку принести из кухни шоколад и лимоны, а сам пошел в зал. Когда Василиса появилась с фужерами и тарелочками, в комнате царила романтика – шторы были задернуты, свечи игриво подергивали танцующими фитильками. Устроившись на полу, они выпили припасенного коньяка, и Василиса, сразу захмелев, не удержалась.
- По-моему, я тебя страшно люблю, – она погладила его жесткие волосы и заглянула в глаза. Не найдя в них того, что надеялась отыскать, девушка расстроилась, – наверное, я ужасно тороплюсь и... вообще, все это незачем...
- Давай не будем сейчас об этом, просто не лучшее время, хорошо?
   Василиса кивнула и, вздохнув, спросила:
- А что там, Зацепкин разобрался, не знаешь? Что стряслось-то у Ерохиных?
- Не знаю, но можно посмотреть, чем наш Аниськин там сейчас занят.
   Андрей подошел к окну и, отогнув край плотной шторы, осторожно выглянул. Они уже не один раз подсматривали подобным образом за участковым – дразнили его между собой, подсмеивались. Не красиво, конечно, но ведь Зацепкин и не подозревал о том, что дом напротив – прекрасный наблюдательный пункт, особенно когда у объекта нет привычки занавешивать окна. К тому же бедный Алексей Иванович так годился на эту роль.
   Андрей хмыкнул у окна в ту самую минуту, когда Василиса разливала коньяк.
- Что там? – она облизнула пальцы, на которые случайно капнула из бутылки.
- Он строчит какой-то рапорт. Наверняка безграмотно и с кучей глупостей!
- Ну зачем ты так, Андрюша, он в общем-то не такой уж плохой человек...
- Да, а как представителю власти ему вообще цены нет, – рассмеялся молодой человек.
   Отпустив шторину, он подошел к Василисе, взял у нее рюмку, выпил и выдохнул девушке в лицо горький настой:
- Я так рад, что тебя встретил.
   Романтическое настроение вмиг вернулось к ней.
- Правда? А я...
   Он остановил ее поцелуем. Потом наградил еще одним... Через время в комнате стало душно. Андрей отстранился от Василисы, глотнул еще коньяка.
- По-моему, нужно открыть форточку, иначе мы задохнемся от углекислого газа нашей страсти.
   Он подошел к окну, снова одернул угол шторы и замер на месте. Неожиданно до Василисы донесся его хрип.
- Что ты, Андрюша, что такое?
   Он молчал, не отпуская из рук тяжелого полотна. Девушка поставила на пол рюмку, поднялась и подошла к нему. Тревожный взгляд Андрея был устремлен на светящийся напротив прямоугольник окна. Василиса проследила за этим взглядом и, увидев страшную картину за стеклом противоположного дома, громко охнула. Участковый все так же сидел за столом, только теперь, будто устав, уронил на него голову и разлил по поверхности красные чернила. Целую лужу чернил... Не в силах стоять, Василиса оперлась на Андрея, в голове ее калейдоскопом завертелась другая картина, очень похожая – из безумного сна.
- Ч-что это? – журналистке Егоршиной не понравился ее подавившийся испугом голос.
- Похоже, его убили, – Андрей дернул желваками, – Боже мой, сколько крови...

***
 
УЛЕЙ ПОДОЗРЕНИЙ

    Мысль эта дернулась так отчетливо, что Василиса почувствовала мгновенную головную боль. Неожиданно паззл встал на место. Самый капризный, самый многоугольный и самый невозможный. Как же она ничего не замечала? Неужели и вправду случаются такие моменты помутнения, когда глаза выглядывают с лица зашоренными дырками, а мозги до отказа набиты трухой? Юная ученица мосье Пуаро отдернула руки от полки с одеждой, будто та внезапно обратилась в серпентарий. Зеленая кофта выпала из ее рук. В тот же момент открылась дверь, и в проеме показалось озадаченное лицо Андрея.
- Васенька, там опера приехали, ты готова с ними поговорить? – взгляд его скользнул вниз. – А чего вещи мои раскидала?
- Я... – Василиса почувствовала, как загорелись кончики ушей. Эти уши вечно компрометировали ее в самый неподходящий момент. – Я просто увидела твою зеленую кофту, у тебя там петля полезла, может, зашить потом?
   Она внимательно следила за его лицом. Ни один мускул на нем не дернулся.
- Вот еще, я тебя тут белошвейкой, что ли, нанял? По-моему, ты могла бы предложить мне кое-что поинтересней, – Андрей приблизился и обнял девушку, но она легонько высвободилась.
- У тебя странно игривое настроение, ой... – рука Василисы потянулась к виску, – у меня что-то страшно дернулось в голове.
- Это все последствия от ожогов и твоих кошмаров. Слушай, я не шучу – пообщаешься с блюстителями порядка и будешь собираться домой!
- Ладно, ладно. Скажи им, что я сейчас приду.
- Хорошо, – он поцеловал Василису, – спорить с тобой себе дороже.
   Когда Андрей вышел, Василиса глотнула из стакана воды, достала свой дневник и внимательно перечитала последнюю страницу. “Ну, действительно, он так и сказал! Неужели, все правда?! Но зачем?!” Она вдруг вспомнила момент зарождения своей дикой догадки. Утром Андрей рассказал ей забавный случай из составленного американцами рейтинга самых глупых преступлений: хозяйка угнанного автомобиля сообщила, что в нем остался мобильный телефон. Набрав указанный номер, полицейский сообщил визави, что звонит по объявлению о продаже машины. Обрадованный преступник договорился о встрече. Там-то его и взяла группа захвата. Именно в ту секунду, когда Андрей закончив рассказ, рассмеялся, Василису обожгла невероятная мысль.
   Подавив в себе уже обозначившийся психоз, девушка нацепила дежурный теперь берет и спустилась вниз. В коридоре, возле зеркала она увидела знакомого старлея Катовцева. Он выглядел измученным и невыспавшимся.
- Ну что, Василиса, вы тут у нас еще и главным свидетелем заделались, нигде без вас не обходится.
   Журналистка вздохнула.
- Вот этого я хотела меньше всего.
- Хорошо, – Катовцев почесал переносицу, – давайте выкладывайте сначала все, что видели вчера в доме напротив, а потом поедем ваш загадочный особняк искать. Господин Устюгов уже поведал нам о ваших злоключениях, хотя сообщений о трупах пока никаких не поступало.
- Но я не знаю, где он находится, Борис Акимович. Я... меня... вобщем, я была в состоянии психоза и вряд ли смогу показать дорогу, по которой прибежала в лес... Хотя, может быть, если найти то место, где меня нашел лесник, тогда...
- Мы уже постарались, – усмехнувшись, перебил девушку старший лейтенант, – и лесника нашли. Пойдемте пока в зал, поговорим о Зацепкине.
- Можно вопрос? – Василиса первая вошла в комнату и села возле окна. – Что делал участковый, когда его... убили?
   Катовцев хмыкнул и хлопнул по своим карманам, пытаясь отыскать сигареты.
- А откуда вы знаете, что он был чем-то занят? – офицер прищурился.
- Я наблюдала за ним вечером, около десяти, когда... когда ушел Андрей. Просто стояла у окна и смотрела, Зацепкин писал что-то или рисовал...
- А потом? Вы просто отошли от окна?
- Зазвонил мой мобильник.
- Кто вам звонил?
- Андрей. Он попросил меня подняться наверх и ждать его там.
   Катовцев проворно закурил сигарету и выпустил дым колечками.
- Хорошо, значит, можно точно определить время. Дальше.
- Потом вернулся Андрей, мы пили коньяк. Он подошел к окну, посмотрел в дом напротив, – Василиса замялась, – мы иногда так... делаем, но не...
- Можете не продолжать, Устюгов нам уже поведал про эти ваши мелкие шалости. Что дальше?
- Он отодвинул штору и сказал, что участковый пишет за столом, потом какое-то время мы... – она красноречиво умолкла. Катовцев снова хмыкнул.
- Хорошо, это опустим. Видели вы еще что-то?
- Да, потом мы еще раз посмотрели в окно и увидели, что Зацепкин... в луже крови...
- Да... – старлей выпустил очередной сизый виток колец. – Рапорт он так и не успел дописать. 
- Он, действительно, писал рапорт? – Василиса почувствовала, как ледяными иголками забрались в кончики ее пальцев мелкие судороги.
- Что значит – действительно? – Катовцев дернул густые брови к переносице.
- Ну... это я так, слово-паразит. А он у вас?
- У нас.
- А можно...
- Василиса, – старлей стряхнул пепел прямо на пол, – мы же с вами уже однажды договаривались...
- И неплохо договорились! Второй раз может получиться ничуть не хуже.
Офицер улыбнулся.
- Вы мне определенно нравитесь.
- Вы мне определенно тоже, – пыталась поддерживать шутливый тон Василиса, хотя все внутри ее сотрясалось каскадами противоречивых мыслей, – так можно взглянуть?
   В эту минуту в комнату вошел молодой человек в форме младшего лейтенанта и обратился к Катовцеву.
- Лесник уже здесь.
- Сейчас поедем, – не оборачивась, ответил офицер и, затушив в тарелке окурок, взял со стола папку. Раскрыл ее, вынул лист чуть исписанной бумаги, – можете быстро прочесть, вдруг вам это что-нибудь подскажет.
   Василиса взяла и, еще не взглянув, спросила:
- А второй вы нашли, скомканный?
Катовцев щелкнул пальцами.
- Черт возьми! Какая молодчина! Как вы его-то подметили?! – он снова раскрыл папку и вынул еще один, сморщенный листок.
   Журналистка быстро прочла обе бумажки, и Катовцеву показалось, что по лицу девушки пробежала тень. Когда она вернула их офицеру, в комнату вошел Андрей.
- Я поеду с тобой, не известно, что опять с тобой может случиться. Вы не возражаете, старший лейтенант?
   Катовцев дернул плечом.
- Можете ехать, если хотите.
- А, кстати, что случилось у Ерохиных? – с грустью спросила Василиса, явно не надеясь услышать в ответ ничего хорошего. – Зацепкин ушел от нас с Павликом – мальчишка все кричал, что-то с матерью.
- Как ни странно, – потянул вниз губу Катовцев, – ничего страшного, напилась вдрызг, вот и все.
   По дороге лесник долго объяснял, что недалеко от того места, где он подобрал девушку, никаких домов нет, за исключением охотничьего, который сдается в наем богатым  в период охоты.
- Вот с него и начнем, – обернулся к Степану Семеновичу Катовцев.
- Но, – захлопал глазами лесник, – меня предупреждают обычно, если там кто-то находится.
- Не зря народ говорит – простота хуже воровства, – усмехнулся офицер, – а незваных гостей у вас не бывает?
- Так то у меня, – неохотно протянул пожилой человек.
   Снаружи большой охотничий дом, слегка поросший на крыльце мхом, не вызвал у Василисы никаких эмоций, но едва она вошла внутрь, комок пережитого ужаса пустил свои противные щупальцы во все горло. Катовцев заметил премену в облике Егоршиной и слегка тронул ее сзади за локоть.
- Узнаете?
- Да, – выпалила журналистка, – я была именно здесь. Вот, - она вытянула вперед руку, указывая на длинный чистый стеклянный стол посреди просторного зала, – здесь они полусидели, в жутких позах, эти двое – Пропуков и его водитель. На этом столе лежали их головы, и все было в крови. А там, – Василиса сделала несколько шагов вправо, - та комната, из которой я выбежала. Только... почему сейчас все так чисто? Кто-то был здесь и все убрал.
- Да я бы знал, если... – снова завел свою шарманку лесник, но старлей перебил его.
- Все может быть, прошло больше двух суток. Сейчас все осмотрим, если здесь была кровь, то мы это все равно определим, как бы тщательно она ни была замыта. 
   Катовцев и еще трое прибывших с ними оперативников начали свою обычную работу. Василиса, Андрей и Степан Семенович отошли в дальний угол зала, чтобы не мешать им. Журналистка внимательно наблюдала, как один из милиционеров достал какой-то аэрозоль и стал брызгать из него на поверхность стола. Двое других орудовали кисточками, пленками, которые Егоршина уже не один раз наблюдала в оперативной работе. После тщательного осмотра Катовцев отозвал Василису в коридор и, прикрыв за собой дверь, предложил девушке сигарету.
- Да я же не курю, Борис Акимович.
   Катовцев пожал плечами, щелкнул зажигалкой и раздраженно затянулся.
- А ведь никаких следов крови нет, госпожа журналистка!
- То есть как? – девушка глотнула клубок дыма, только что выпущенного изо рта старлея, и поморщилась.
- Вот так! Абсолютно никаких доказательств ваших слов! Ни трупов, ни гильз, ни частичек пороха, ни следов использования какого-то другого оружия, в случае, если бы вам показалось, что те двое именно застрелены. Словом, ни-че-го, – выделил Катовцев последнее слово слогами.
- Но... – Василиса опешила, и мысль ее словно запнулась, – не могло же это все мне и вправду присниться?! Боже мой... – она схватилась за голову, – неужели так сходят с ума?
- Ну давайте еще раз с начала, – старший лейтенант прищурился по своей обычной манере, – как вы попали в этот дом?
- Я же говорила – не знаю, я выпрыгнула из машины, потом какая-то боль в затылке... Возможно, меня чем-то ударили или... – Василиса вдруг округлила глаза. – Мне могли сделать какой-то укол... может, эти видения и есть следствие... действия какого-то препарата? – девушка задумалась, с надеждой глядя на Катовцева. Он чуть заметно кивнул головой и дернул кончик левого уса.
- Все воможно... все возможно...
- Очнулась я уже в той комнате... – Василиса пыталась дальше складывать воедино обрывки памяти. Внезапно она дернула своего собеседника за рукав. – Но... если мне все это привиделось, где тогда этот Пропуков? Вы нашли его?
- Пока нет, – Катовцев бросил на пол окурок и размазал его ногой по полу, – что странно, он, действительно, пропал.
- И вы думаете...
- Я много чего думаю, Василиса, и про эту вашу пуговицу в том числе.
- Так вы знали, что это его... – Василиса осеклась, увидев усмешку Катовцева. Он не ответил на ее вопрос.
- Кроме того, я думаю, что ваш друг совершенно прав, и вам пора быть поосторожнее, дорогой Шерлок Холмс.
   “Какие мы тут все остроумные” – злорадно подумала Василиса, а вслух спросила:
- А с горничной, про которую я вам рассказала, что вы намерены предпринять? И с этой немой красавицей?
- Я вам обязательно доложу, как только что-то прояснится с ними, – снова ухмыльнулся Катовцев, – кроме того, раз уж мы в некотором роде коллеги, и вы тоже снабжаете меня информацией, расскажу еще кое-что относительно нашего несостоявшегося трупа – у Пропукова случилась одна очень выгодная сделка и, по всей видимости, он собирался уезжать отсюда. Скорее всего, он встречался с Тайсаровым как раз по этому поводу – чтобы передать ему какие-то дела.
- Да?! – Василиса задумчиво повела длинной бровью.
- Кстати, насчет этого рапорта Зацепкина, что вы думаете?
- Я думаю, – выговорил одновременно со звуком внезапно быстро открывшейся двери, возникший в проеме Андрей, – что Василису надо уже оставить в покое. Вы ведь все осмотрели, можно уезжать отсюда?
- Ты что, подслушивал? – девушка негодующе поджала губы.
- У меня почти нет вредных привычек, ты же знаешь, – Андрей улыбнулся, – я просто услышал последнюю фразу, подходя к двери.
- Ладно, – вскинулся старший лейтенант, – поехали. Я свяжусь с вами, Василиса, как только у меня появятся какие-либо новости. Вы назад, в деревню?
- А вы в Омск? – оживилась вдруг Егоршина от внезапно озарившей ее идеи. Катовцев утвердительно кивнул, и она попросила, – возьмете меня с собой? Мне очень нужно!
- Но, Василиса! – подчеркнуто выразительно произнес Андрей, в его голосе явно прослушивались металлические нотки.
- Я поеду в Омск, – Василиса отвела взгляд, – а ты возвращайся в стан. Ничего со мной не случится!   
   По дороге в город Егоршина с Катовцевым сверили свои предположения и договорились о дальнейших действиях. Уже  в номере привычной омской гостиницы Василиса была твердо уверена, что нужно непременно ехать к семейству, упомянутому в неотправленном Зацепкиным рапорте. Она завела будильник в мобильном на семь утра – ровно в восемь уходил нужный загородный автобус. Минуты две поборалась с желанием позвонить Андрею. Еще не совсем окрепнув духом, девушка решила снова заглянуть в последнюю запись своего дневника. Читая, вспомнила еще живого Зацепкина, склоненного над письменным столом. Любимого, приподнявшего злосчастную штору и сказавшего, что участковый “строчит какой-то рапорт”. Василиса отчетливо понимала, что разглядеть детали на расстоянии между их домами невозможно. Откуда же тогда Андрей точно мог знать, что участковый строчит именно рапорт – ни письмо, ни мемуары, ни оду, наконец? Только если он видел этот рапорт и проговорился! Видел раньше, до того как... Но это значит, что в ту минуту, когда Андрей выглядывал из-за шторы и рассказывал о том, что Зацепкин сидит за столом и бойко орудует ручкой, тот был уже мертв! Возможно ли такое притворство?! Теперь, еще раз проверив по дословной записи в дневнике выражение Андрея о рапорте, Василиса села на пол, и накапливавшееся с утра осознание того, что ее уютный, залитый карамелью мир, растекается теперь жалкими брызгами, прорвалось из девушки бурным соленым потоком. Рыдая, она вспомнила еще о найденной в шкафу кофте, и страшные нюансы начали укладываться в голове. Эта кофта Андрея с поползшими на груди петлями и распущенными нитками выдернула из подсознания девушки день убийства Натальи Синицыной – точно такую же мохровую зеленую нитку журналистка видела между зубами несчастной. Неожиданно Василиса вспомнила еще кое-что и вскрикнула так громко, что инстинктивно зажала рот рукой. Когда на следующее после пожара утро она пришла в себя и рассказала Андрею о повешенной, он не переспросил, как сделал это потом Зацепкин – какая Наталья была в сарае – Синицына или Пирогова. Потому что знал? Тогда почему он спас ее, Василису? И еще – кровавые бороздки, которые девушка увидела на подбородке Андрея в то же утро своего спасения, – он еще сказал, что брился неаккуратно, а под ногтями повешенной Натальи Егоршина ясно видела кусочки содранной с кого-то кожи. Не с него ли? Ужасные, немыслимые подозрения роились в Василисиной голове и жалили ее страшным ядом. Мог ли это быть он? Ее любимый? И зачем? К тому же, все произошедшее никак не вязалось в один клубок. Василиса решила пока вообще не разговаривать с Андреем, хотя бы до того, как она кое-куда не съездит...
 
***

ЛЮБИМАЯ СЕСТРИЦА

- Что? Какая собака? – Катовцев придерживал телефонную трубку плечом, перебирая бумаги на рабочем столе. – Что ты несешь, Миша? Какие еще, к черту, ноги? Объеденные? Прекрасно! – старлей громко хмыкнул. У его оппонента на другом конце телефонного провода должна была задребезжать от этого звука барабанная перепонка. – Хорошо, проверь, только не увлекайся слишком, – Катовцев швырнул трубку и выругался, – осточертела мне эта деревня, мать их! 
   Через минуту телефон на столе старшего лейтенанта настойчиво затрезвонил снова.
- Ну что еще? – едва успел пробурчать Борис Акимович и тут же услышал нечто такое, от чего лицо его вытянулось в гримасу потрясения.
   Дослушав до конца, Катовцев набрал номер своего предыдущего собеседника. 
- Миш, снова я. Слушай, ты возьми на эти болота ребят Дюжева, только что недалеко в реке нашли тело пацана лет двенадцати. Это еще один из Марьиного стана, так что и в самом деле поработай хорошенько. Как вернешься – сразу ко мне.
   Поднявшись из-за стола, старлей подошел к окну и едва успел помассировать шею, как в кабинет ураганом влетел сержант.
- Убийство, Борис Акимович! На Некрасова обнаружен труп женщины.
- Ну что за день сегодня! – Катовцев хрустнул суставами пальцев. – Личность установлена?
- Да, Лариса Смольных, 38 лет, горничная гостиницы “Космос”.
   Старлей так сильно дернул фалангу пальца, что напугал сержанта противным хрустом.
- Не успел, ядреный корень! Едем!

   Женщина лежала в коридоре своей квартиры, будто в смятении раскинув руки и неудобно подломив ноги. Лужа крови под ней растеклась на белесом затертом коврике. Все вокруг валялось в страшном беспорядке. Когда прибыл Катовцев некоторые детали убийства уже были установлены.
- Мы нашли гильзу девяти миллиметров, предположительно стреляли из пистолета “ТТ”, – докладывал лейтенант Писарев, – По всей видимости, женщина сама впустила убийцу, следов взлома нет. Жила одна, соседи ничего не слышали и не видели. Наверняка использовался глушитель. Очень похоже на убийство Тайсарова, которое, кстати, произошло в той же гостинице, где работала убитая.
- Да знаю... – вздохнул Катовцев. – Что-нибудь пропало?
- Судя по всему – да. Мы обнаружили небольшой сейф в спальне, пойдемте, – вытянул руку вперед лейтенант.
   Большая кровать занимала практически все пространство в узкой комнате. Катовцеву даже показалось, что в ней не хватает места для нормальной циркуляции воздуха.
- Сейф она прятала под кроватью, вот здесь, – склонившись, показал Писарев, – сейчас он открытый и пустой, наверняка в нем что-то было, из-за чего, может, женщину и убили.
   Катовцев тоже наклонился и внимательно осмотрел небольшой сейф из серого железа. Распрямившись, он достал сигарету и принялся осматривать комнату. В ней царил такой же кавардак, что и во всей квартире. Высокий, слабенький росток на окне погибал от жажды – видимо, хозяйка забывала о нем заботится. Неожиданно взгляд старлея скользнул от пожелтевшего, скрюченного на конце листа и зацепился за матовый угол фотографии, едва видневшейся из-за массивного горшка. Катовцев подошел к подоконнику и вытащил снимок. С него на старшего лейтенанта, улыбаясь, смотрели две женщины – одна из них была убитая Лариса, другая, более молодая и еще более красивая, ласково обнимала ее за шею. Катовцев перевернул фотографию – на обратной стороне, как в старые добрые времена изящным почерком красовалась надпись “Любимой сестре. От Тани”. Старлей хмыкнул и, повернувшись к Писареву, отдал распоряжение:
- Найдите-ка мне вот эту сестрицу.
   Писарев кивнул и вытянул вперед ладонь.
- А это ребята только что нашли в кармане ее кофты.
   Катовцев взял в руки пластмассовый футляр и, откинув крышку, вынул  из него фотопленку.
- Хорошо. Срочно напечатайте эти фотографии. Может, они нам что-нибудь дадут.
- Борь, тебя к телефону, из дежурной части звонят, – крикнули в этот момент Катовцеву.
   Взволнованным голосом дежурный доложил о том, что на Черном болоте обнаружено несколько трупов.
- Вот тебе и собака! – хмыкнул себе под нос Катовцев, положив трубку. – Похоже, начали всплывать наши пропажи...

***

ВОСКРЕСШИЙ ЖЕНИХ

    Ехать до села Шиманского Василисе пришлось долго. С одного автобуса она пересела на другой, а затем, чтобы не дожидаться неизвестно сколько третьего – прошла семь километров пешком. Отвлекая себя от удручающих мыслей, всю дорогу напевала песенку про ленивую черепаху. Пока добралась, очень устала и замерзла, зато нужный дом отыскала почти сразу. Появившийся на пороге хозяин, узнав, зачем пожаловала столичная журналистка, отнесся к ней неприветливо и даже не пригласил войти.
- Мы не хотим об этом говорить! И ребенка я не дам больше травмировать!
- А вы так и не узнали, что тогда с ним случилось?
- Не узнали, – грубо отозвался плотный мужчина и подергал свою и без того всклоченную густую бороду, – давайте, проваливайте, на обед не приглашаю! – и он потянул на себя дверь.
- Подождите, – подставила ногу в сужающийся проем Василиса, – я думаю, что вы захотите поговорить со мной! – девушка живо раскрыла сумку и достала из нее портмоне. – Я могу заплатить за информацию.
   Мужик с большим уважением посмотрел на двести появившихся в руках Василисы рублей и еще раз тряхнул бородой.
- Ну... если добавишь, тогда может...
   Девушка вынула из кошелька еще две сотни и решительно шагнула в дом, отпихнув растерявшегося грубияна.
- Только деньги вперед! – рявкнул он ей в спину.
   Василиса сунула купюры в растопыренные пальцы мужика и, осмелев, попросила чаю.
   Жена хозяина – маленькая, бойкая женщина в синем платке, надвинутом на самые глаза – накрыла стол не очень-то гостеприимно. “Вот как разбиваются стереотипы, – подумала Василиса, – всегда считала, что в провинциях люди очень хлебосольные. Вот у нас в Иваново, помнится, такие застолья для гостей устраивались! С пирогами, вареньем, сладостями...” – желудок тоскливо отозвался на сытные воспоминания и сообразительно умолк, поняв, что помимо выставленных на стол, явно не первой свежести сушек и чая без сахара, его ничего не ждет. “Ну, вобщем, я и не за обед платила”, – передумала расстраиваться Василиса. Она отхлебнула не слишком горячего чая с примесью какой-то травы и спросила:
- Вы не получали писем от участкового Марьиного стана?
   Бородач надул  щеки и, придвинув к себе всю хлебницу, наполненную сушками, недоверчиво ответил на вопрос вопросом:
- А с чего бы ему нам писать? Мы вроде сватами друг другу не приходимся. Как из Марьиного стана ушли, больше о нем ничего и не слышали.
- Так получилось, – вкрадчиво начала Василиса, – что я видела его рапорт, в котором он упоминал именно вас, Пефтиевых. Правда, он не успел его дописать и отправить, но я подумала, что Зацепкин мог послать что-то и вам.
- Мы не переписывались, понятно? – Пефтиев громко хрустнул сушкой. – А чего это ты говоришь, не успел отправить, на повышение, что ли забрали? – хохотнул он с полным ртом.
- Его убили, – тихо произнесла Василиса.
   Мужик перестал смеяться, стукнул здоровенным кулаком по столу, от чего тот слегка просел, и обратился к жене.
- Вот, говорил тебе, мать, в этой деревне добром не кончится! Надо было сразу оттуда ноги уносить – как только падеж коров начался, а мы... сына сгубили.
- А... вы не могли бы позвать вашего сына? Можно с ним поговорить? –  очень вежливо попросила Егоршина.
   Молчавшая до этого хозяйка, развернув к девушке бесформенный подбородок, вдруг заголосила. Было видно, что такая манера визгливого разговора усвоена ею давно и не различает поводов.
- Чего это еще мальчишку мне расспрашивать?! У нас спрашивай.
- Так ведь вы не знаете, что его тогда так напугало, – попыталась говорить Василиса как можно более дружелюбно.
- А ты не знаешь, что мы пережили! Как он...
   Глаза женщины мгновенно наполнились слезами, и Егоршина поняла, что душевная болезнь сына Пефтиевых не отступила. Девушка так прониклась сожалением, что не осмеливалась разговорить умолкшую мать, однако, громко высморкавшись, та продолжила сама:
-   Бедный  мой Ванюшка! Сколько мы уже врачей обошли, и в Омской частной клинике сколько пролежали – все без толку! Доктора говорят – он может выздороветь вдруг, так же внезапно – от какого-то потрясения, и держать его в больницах нет необходимости.
- Да они только деньги могут вымогать, врачи хреновы! – резко вскинулся бородач. – Все эти лекарства только зазря повыписывали. Столько денег извели, мальчонку всего искололи, а все без пользы. Эх! – он шумно выдохнул воздух и умолк.
- А Ванятка наш, он же такой талантливый мальчик, – продолжала сокрушаться мать, – он лучше всех в школе таблицу умножения знал уже во втором классе! А теперь из-за этой напасти не может учиться. Он ведь слабенький родился, семимесячный, а потом в пять лет менингитом переболел, но все обошлось. Врачи только просили ограждать его от переживаний... Кто мог знать, что на этой чертовой речке он его увидит?! Бедный мой мальчик, он с детства мертвецов боялся... – женщина снова высморкалась, и Василиса, воспользовавшись образовавшейся паузой, быстро спросила:
- Мертвецов? Так кого он видел?
   Супруги переглянулись. У хозяйки снова начал дергаться пухлый подбородок, предвещая новое рыдание. Минуты две она справлялась с голосом, а затем взяла с еще более высокой ноты, чем прежде:
- Возможно, что ему показалось, ведь Ванюша не в себе... Это он в тот же день рассказал, мы еле смогли понять, но больше не беспокоим сына расспросами и не выясняем, что случилось и кого он увидел.
- Но тогда он сказал, что увидел... – аккуратно подсказала Василиса.
- Сказал!.. – всхлипнула женщина. – Разве можно так выразиться? Он размахивал руками, страшно пучил глаза и выдавливал из себя какие-то звуки.
- Но вы же смогли, как любящие и понятливые родители, – пустила в ход психологический прием Егоршина, – сложить эти звуки в слова и поняли его.
- Да, – закивала головой Пефтиева, вытирая и без того уже красные глаза большим платком, – он сказал, что видел жениха немой Варьки, который... утопился в день своей свадьбы два года назад...
   
***

ПИН, КЕР И ТОН – СЫЩИКИ СО ВСЕХ СТОРОН 

   Реклама омского детективного агентства “ Пин Кер и Тон” обещала качественно и навсегда покончить с неопределенностью в реактивные сроки.
   Каждое утро у хозяина этого агентства Николая Пинтокера начиналось с изучения самых скандальных газет. Бывший работник МВД, майор в отставке и весьма преуспевающий нынче коммерсант, умел поймать свою удачу за хвост. Он никогда не упускал из поля зрения ничего важного и знал, как можно вырастить на этом поле плодоносящие дензнаками деревца.
   Однако в это утро Николай Артемьевич отступил от своей привычки, потому что ровно в девять ноль пять, когда довольно известный в городе сыщик неверных мужей и пропавших кошельков, только устроился в широком кресле, изготовленном, как и письменный стол со шкафами, по спецзаказу, секретарь доложила, что прибыла весьма взволнованная посетительница. Отложив в сторону приготовленную папку газет, Николай Артемьевич поднялся ей навстречу. Дверь в кабинет частного детектива распахнулась столь же стремительно, сколь затем появившаяся на пороге молодая женщина внесла в него свое красивое тело. Она прошла в самый конец комнаты и без приглашения уселась в удобное кресло.
- Мне нужна ваша помощь, – изрекла дама подчеркнуто деловым тоном.
   Николай Артемьевич все еще наблюдавший за своей гостьей от дверного косяка, наконец, опомнился и, попросив у секретаря две чашки кофе, устроился напротив незнакомки. Он быстро оценил посетительницу наметанным глазом и отметил две вещи: во-первых, женщина была очень красива, а, во-вторых, она могла хорошо платить. Детектив с удовольствием оглядел пухлый, яркий рот своей визави и улыбнулся ей самой добродушнейшей улыбкой.
- С огромным удовольствием! Меня зовут Николай Артемьевич, а вас?
- Неважно, – отчеканила красотка, – мы не будем тратить время на глупости. Вы должны найти одну очень ценную вещь, которую у меня украли.
   Пинтокер ковырнул мизинцем в уголке рта, не гася располагающей улыбки.
- Рад служить вам. Что, собственно говоря, требуется найти?
- Бриллиантовую брошь, – приподняла одну бровь незнакомка, – это очень старинная вещь невероятной стоимости, историческая реликвия.
- Интересно, – в глазах Николая Артемьевича заструилось витиеватое размышление, – а поконкретнее... Есть у вас заключение ювелира, нотариальное описание? Какого года и чья работа? Оценочная стоимость? Может быть, фотография?
- Никаких описаний, – поморщилась красавица, – мне нужна брошь, а не ее характеристики, я и сама знаю, чего она стоит. В ней семь бриллиантов в виде слезы по двенадцать карат, одиннадцать окаймляющих бриллиантов по шесть с половиной карат и в центре большой рубин. Фотографии у меня нет, но могу сказать, что эта брошь в прошлом веке принадлежала княгине Зинаиде Юсуповой.
   Если бы Николай Артемьевич умел свистеть, и это позволяли ему правила воспитания, он неприменно бы присвистнул теперь. Но вместо неприличных для его возраста и социального статуса звуков, пожилой детектив загреб побольше воздуха широко раскрытым ртом и раздул крылья носа.
- Откуда у вас такая вещь? – спросил он тихо, делая ударение на слово “такая”.
   Дама в кресле напротив неприязненно фыркнула.
- Вам, по-моему, платят совсем за другое. Лучше обозначьте мне возможности, которыми вы располагаете для того, чтобы найти мою брошь!
- А вы не справлялись у ювелиров, сколько она может стоить сегодня? – гнул свое Пинтокер.
- Послушайте, – вскинулась из кресла посетительница, – я ведь могу поискать и другое агентство! Она очень большой стоимости, понятно вам?! А конкретную цену вам знать и не обязательно!
- Ну хорошо, хорошо, – потянул Николай Артемьевич даму за руки, предлагая ей вернуться в удобное кресло, – расскажите, при каких обстоятельствах она была у вас похищена, ведь может быть и так, что вы напрасно кого-то подозреваете, сами ее где-то оставили или потеряли.
- Оставила?! Или потеряла?! – громко вскрикнула красавица. – Да вы наверняка принимаете меня не за ту особу! Такую вещь невозможно потерять! Она находилась в сейфе в квартире моей сестры. Сестру... – она тяжело вздохнула, – убили, а брошь похитили...
- Убийство?! – Пинтокер понизил голос до зловещего шепота. – Вы знаете, обычно я подобными вещами не занимаюсь, это чревато...
- Сколько вы хотите? – не дала договорить ему странная незакомка. Голос ее был наполнен готовностью и требованием.
- Нужно подумать, –сыщик потер переносицу, – нужно подумать... Это, знаете ли, большие расходы и большой риск...
- Я заплачу любые деньги, – твердо произнесла дама. – В пределах разумного, конечно!
   Пинтокер поднялся из кресла, подошел к своему столу. Надел лежавшие там очки и, описав два круга по кабинету, попросил секретаря принести две рюмочки коньяка.
- Выкладывайте все, что вам известно, все мельчайшие подробности. Посмотрим, что можно сделать...

***

ЗВОНОК МЕРТВЕЦА

   Сидевший напротив Катовцева в его накуренном кабинете громко чихнул.
- По-моему, я все-таки простыл на этих болотах.
- Может, тогда водки?
   Катовцев потянулся к своему сейфу, где у него всегда была припасена бутылочка “Русской”.
-    Так сколько в общей сложности, Миш?
- Пятнадцать трупов. Думаю, некоторые из них опознать будет непросто.
- Да... – протянул Катовцев, разливая водку, – вот куда народ из Марьиного стана пропадал, а наши орлы районные даже не догадались хорошенько болота прочесать!
   Он подвинул одну рюмку своему собеседнику, и они молча выпили.
-   И место – лучше не придумаешь! А мальчишка что, которого в реке обнаружили?
- По всей вероятности, упал с обрыва, или столкнули.
- Давай еще по одной.
   Катовцев подвинул ближе к себе рюмки и, разлив, предположил:
- Как думаешь, Миш, может у начальства и впрямь попросить несколько человек, чтобы подежурили в этой деревне? И так столько трупов...
- По-моему, толку не будет, людей, сам знаешь, не хватает в городе работать.
   На столе резкой трелью ожил телефон. Катовцев снял трубку, послушал  и глухо спросил:
- И что на этих фотографиях? – выдержал короткую паузу и, явно заинтересовавшись, произнес: – Сразу неси ко мне.
   Старлей не успел отсоединиться, как телефон вновь заголосил.
- Ну не дадут выпить спокойно! – усмехнулся он своему собеседнику и поднял трубку. – Василиса?! – губы Катовцева вытянулись в обрадованную улыбку. – Здравствуйте! Что, какие новости?
   Он  молча слушал несколько минут, остановив взгляд на ползущем по наружному стеклу окна жуке, так же молча нажал на рычаг, залпом опустошил полную рюмку и выдохнул ее горький запах в лицо сидящего напротив:
- Давай, Миш, дуй в Марьин стан. Мне срочно нужна девушка по имени Варвара Глинная.
 
 ...Поговорив с Катовцевым, Василиса, вернувшаяся час назад в Омск и успевшая посетить, наконец, парикмахера, настроилась-таки поговорить с Андреем. Она заранее решила, что ее тон и манера разговора не должны никак отличаться от прежних – мысли теперь так перепутались, что пока не было сил расставить все по местам. Девушка собиралась только спросить Андрея о делах  и предупредить, что задержится на некоторое время в городе. Василиса уже вытащила из сумки мобильный, как вдруг розовая панелька засветилась в ее руках, и следом зазвучала мелодия серенады. Ответив на вызов и услышав в трубке голос, Егоршина испытала состояние, близкое к обмороку. У нее еще успела промелькнуть мысль, что голова вероятно, действительно, сильно подгорела...
   
   Перессказывая рано утром свой разговор Катовцеву, Василиса усиленно искала в глазах старшего лейтенанта поддержки и признания собственной вменяемости.
- Я понимаю, Борис Акимович, что этого не может быть, возможно, мне необходимо в самом деле сделать томограмму и обратиться к психиатрам, но здесь все-таки только два варианта: либо я окончательно сошла с ума, и у меня начались галлюцинации, либо...
   Василиса умолкла, стараясь собрать в голос оставшуюся силу.
- Ну, насколько я могу судить, – растянулось в привычной ухмылке лицо Катовцева, – вашей голове очень многие могут только позавидовать. Даже обгоревшей.   
   Журналистка улыбнулась в ответ на ободряющий тон своего собеседника.
- Но ведь я сама запутала вас – сначала утверждала, что отчетливо видела его мертвым, теперь...
   Девушка потерла мизинцем мягкую волну, сморщившуюся на лбу, и непроизвольно стянула с головы берет, явив старлею свой модный ежик, который только вчера отважилась сделать в гостиничной парикмахерской из опаленных остатков пепельных локонов.
- Хорошо, – Катовцев придвинулся ближе, – над номером, с которого вам звонили, наши ребята работают, хотя это может ничего и не дать. Ну а голос – вы уверены в том, что он был именно его?
- Я уверена! Это был Пропуков! Он сказал, что звонит из-за границы...
- Я говорил вам, что он провернул очень выгодную сделку, и по некоторым предположениям, господин Пропуков может находиться сейчас в Испании. В любом случае, – наморщил кончик носа старлей, – проверить эту информацию нужно. Тем более, что меня очень настораживает одна деталь – про эту самую брошь. Как он ее описал – большая слеза из семи бриллантов по двенадцать карат с огромным рубином в центре и одиннадцатью бриллиантами по шесть с половиной карат в ободке? Вот бы посмотреть на такую красоту! Вы говорили, что эта брошь принадлежала еще княгине Юсуповой?
- Да, мне и Андрей об этом рассказывал.
- Андрей? – Катовцев даже поперхнулся от удивления. – А какая связь между ним и нашей брошью?
   Василиса вдруг поняла весь смысл только что сказанного ею и вспыхнула неровным румянцем.
- Действительно... Это я просто вспомнила, что Андрей рассказывал мне как-то про брошь Зинаиды Юсуповой, которую выкрал для его прапрабабки один юнкер... Потом Пропуков сообщил мне про нее же, а я и не сопоставила... – девушка задумчиво умолкла и нахмурила брови.
- И Пропуков сказал, что брошь фальшивая?
- Да, он рассказал мне как попала к нему эта брошь. В тот вечер, когда убили Тайсарова они с Пропуковым, действительно, должны были заключить важную сделку с иностранцами, в которую директор “Морфея” входил не деньгами, а очень дорогой, по его словам, драгоценностью. Он вносил своеобразный залог бриллиантовой брошью, стоимость которой оценивал почти в два с половиной миллиона долларов. Пропуков согласился, но потребовал оценить камни у авторитетного ювелира. Перед той  роковой встречей в гостинице “Космос” наш строительный магнат как раз побывал у опытного эксперта, который заверил, что брошь – очень искусная и высококлассная... подделка и красная цена ей – 50 тысяч. Взбешенный Пропуков прибыл в номер Тайсарова с обвинениями в подлоге и застал несложившегося компаньона полумертвым. Дальше случилась эта история с оторванной пуговицей. Пропуков в ужасе бежал из гостиницы и потом, как вы и предполагали, уважаемый Борис Акимович, – Василиса улыбнулась Катовцеву, –  он разыграл передо мной весь этот спектакль со своим убийством.
- Ну понятно, ему нужно было время, чтобы беспрепятственно уехать в свою Испанию, – качнул головой старший лейтенант, – а тут на него могли навесить подозрение в убийстве из-за пуговицы.
- Он долго извинялся, – искривила рот девушка, – за то, что мне  сделали  укол галлюциногена. Даже предлагал моральную компенсацию.
- А у вас такая тонкая нервная система... Да... Но где сейчас эта брошь? Может ее стянула наша убитая горничная и спрятала в своем домашнем сейфе? – насмешливые искорки заплясали в глазах офицера.
- Нет. Она на вокзале, в камере хранения. Ячейка номер... – Василиса открыла блокнот на последней странице, – 11302. Там  же, как сказал Пропуков, заключение известного ювелира.
- Поразительно! – Катовцев выбил сигарету из только что открытой пачки и с наслаждением затянулся. – Ух! Даже покурить сегодня забыл. Зачем ему возвращать нам даже ненужную вещь?
- После того, как выяснилось, что драгоценность – всего лишь очень искусная подделка, наш Пропуков решил отдать ее в руки правосудия, чтобы доказать свою непричастность.
- Интересно, а откуда у Тайсарова взялась эта брошь?
- Пропуков сказал, что это брошь некоей Татьяны, которая, судя по всему, считала камни настоящими. И еще, он подчеркнул – Татьяна водила давнишнюю дружбу с Конопьяновым.
- Татьяна... Татьяна... Все это очень интересно, – почесал в усах Катовцев, – очень! Ладно, у меня еще с Глинной сегодня разговор. Не дают мне покоя эти обгрызанные ногти, покрытые красным лаком! – он потушил в пепельнице окурок, и тут же закурил следующую сигарету.
- Мне тоже, – участливо отозвалась Василиса и вдруг, будто только что заметив обращенный на себя пристальный взгляд старлея, вспомнила о своей новой прическе, которой она стеснялась, и рывком  нацепила берет обратно. Катовцев, поняв смущение девушки, подавил в себе просящийся наружу смешок и серьезно продолжил:
- Что-то здесь не то... и этот жених, воскресший непонятным образом. Хотя, мальчишка, конечно, мог и не то совсем видеть... Но эти ногти... – старший лейтенант выдохнул три дымчатых кольца, края которых тут же расползлись в разные стороны, и молча наблюдал, как они тают. Егоршина не прерывала работу его мысли. – И еще, – наконец, заговорил он, – там появился один персонаж – некая сестрица, которую зовут... Татьяна. Она, конечно, может быть вовсе не при чем, но что-то...
   В этот момент, не дав старлею закончить, открылась дверь, и появившаяся в проеме голова сержанта, доложила о том, что доставили Варвару Глинную. Катовцев быстро затушил сигарету и попросил Егоршину прогуляться по городу, пообещав позвонить ей вечером.
В коридоре Василиса увидела беспомощно поджимавшую руки Варвару. Красивое лицо девушки было перечеркнуто испугом, она озиралась по сторонам и тревожно хлопала длинными ресницами. Василиса подошла к ней и взяла за кончики пальцев.
- Здравствуй, Варя. Ты не бойся, здесь тебя никто не обидит, только зададут несколько вопросов, постарайся на них ответить как сможешь, хорошо?
  Полоумная красавица быстро закивала головой, в ее глазах радость немного разбавила потрясение. Она начала перебирать своими узловатыми пальцами с красным лаком на ногтях и тихо издавать какие-то звуки. Василиса напряглась что было сил, но так и не смогла ничего понять. Когда, через несколько минут Варвару отвели в кабинет к Катовцеву, журналистка спустилась к дежурному и попросила разрешения позвонить в Москву, сказав, что это очень срочно. Игорь Маркович был вне себя от негодования. Егоршина спокойно оборвала грозную тираду шефа, заявив, что сенсационный материал уже на подходе и пообещав вернуться через несколько дней. Быстро повесив трубку, чтобы избавить себя и Шишковского от дальнейших выяснений, набрала домашний номер. Поговорив с мамой и в очередной раз поблагодарив дежурного, девушка вышла на улицу.
   Полуденное солнце лениво замерло над самой головой. Несколько небольших тучек медленно подползали с левого края. Василиса устроилась на лавочке в ближайшем сквере, подставила теплому солнцу лицо и, закрыв глаза, принялась рассуждать про себя. От этого, длившегося продолжительное время, занятия ее оторвал слабый перезвон, доносившийся из сумки. Мобильный надрывался долго, прежде чем девушка ответила на вызов.
- Василиса? – сухо спросил незнакомый бас и, не дожидаясь ответа, отчеканил, – если вам не безразлична судьба Варвары, приходите сегодня в десять вечера на опушку за деревней, где сгорел сарай, помните?
   Журналистка молча кивнула и только потом сообразила, что у нее не видеотелефон. Однако поправляться не было никакой необходимости, поскольку бас уже отключился. “Снова в десять и снова в том же сарае! –  поежилась девушка от неприятных воспоминаний. – Надеюсь, в этот раз из меня не станут делать жаркое...”
   
   Прежде чем ехать, Василиса попыталась связаться с Катовцевым и рассказать ему о назначенной встрече, но оказалось, что тот срочно выехал по какому-то делу. Времени на ожидание не было, и журналистка попросила лейтенанта Пирогова передать старлею, что ей срочно понадобилось уехать в Марьин стан, и она перезвонит Катовцеву позже. Пирогов обещал и заодно радостным голосом сообщил о том, что Глинная опознала на фотографиях с пленки горничной своего погибшего жениха...
   
***
      
ЯЧЕЙКА №11302

   Николай Артемьевич Пинтокер пребывал в крайней задумчивости. Он уже знал, где находится похищенная у его очаровательной клиентки брошь, но знал также и то, что ячейку за номером 11302 “пасут” оперативники. Никаких конфликтов с законом у Николая Артемьевича никогда не было, и он ничем не хотел навлечь на себя его праведный гнев. То, что с дамочкиной драгоценностью не чисто, опытный сыщик понял сразу и теперь прикидывал, как бы ловко и рыбку съесть и косточкой не подавиться. Он взял с клиентки задаток, но остальная – весьма приличная сумма – причиталась ему только после завершения дела. Николаю Артемьевичу очень не хотелось упускать такие деньги, тем более, он уже успел все их распределить, но и вступать в открытую конфронтацию с милицией было чистейшей глупостью и непрофессионализмом, которого почтенный детектив позволить себе уж совсем не мог. Поэтому господин Пинтокер придумал самую уместную и одновременно простейшую уловку – он собирался за оставшуюся часть гонорара красиво преподнести известную ему информацию и торжественно вручить клиентке ключ от вокзальной ячейки, который изготовил его давнишний помощник в подобных делах, а уж вытаскивает свое сокровище красавица пускай сама.
   На встречу обладательница похищенной броши явилась не в духе. Бледность ее лица подчеркивала настороженную темноту глаз и жесткую линию поджатых тонкой линией губ. Молча выслушав Пинтокера, женщина бросила на стол одну толстую пачку стодолларовых купюр и небрежно передвинула ее сыщику.
- Но позвольте, – бросил недовольный взгляд из-под очков детектив, – мы с вами договаривались...
- Мы с вами договаривались, – довольно бесцеремнно перебила его клиентка, – что вы достанете мне брошь, а не укажете место, где ее искать, так что и эта сумма для вас явно завышена, вы правы, – и прежде чем Николай Артемьевич успел что-либо сообразить, снова потянулась к зеленой пачке. 
- Но посушайте, – обескураженный такой невиданной раньше ситуацией, сыщик покраснел и быстро накрыл растопыренной пятерней уложенные купюры, – мы говорили с вами о сумме в пятнадцать раз большей...
- Я же сказала, что ваши услуги не стоят и этих денег, – нахально заявила красотка, – если хотите подзаработать больше, поедете со мной на вокзал!
- Ну уж дудки! – Николай Артемьевич вскипел от негодования. – А если эта брошь вами украдена и вас ищет милиция?
   Дама громко, раскатисто засмеялась, отчего ее рот распустился огромным красным пятном в пол-лица, и поднялась, явно намереваясь уходить.
- Смотрите, – неожиданно умолкнув, произнесла она, – если моей броши не окажется в этой камере хранения...
   Она красноречиво умолкла и, сузив черные глаза, просверлила Пинтокера взглядом до самых кишок. Затем так же молча развернулась на каблуках и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
- Все! Надо в отпуск! Чертова баба! – выругался себе под нос детектив и попросил у секретаря коньяку.
 
   ...Ровно через пять минут после того, как молодая красивая женщина в черном платке и очках открыла на вокзальной камере хранения ячейку номер 11302, из которой ребята Катовцева заблаговременно вынули заключение ювелира, и забрала из нее содержимое, лейтенант Пирогов доложил о начатой слежке. Еще через час старший лейтенант Катовцев уже знал, что дама в черном встретилась с мужчиной, красующимся на фотографиях, проявленных с той самой пленки, что нашли в кармане убитой горничной Ларисы.    

***

КЛИН БЛИНТОН   

   С перепугу Василиса наскочила на раскидистый куст. Эта сова ухнула в самое ухо! И хлопнула жестким крылом по щеке! Девушка подняла голову и увидела широкую тень ночной птицы, медленно рассекающую подсвеченное месяцем небо. Переведя дыхание и потрогав явно ободранную щеку, Василиса  немного попрыгала с одной ноги на другую – назначивший встречу бас злоупотреблял ее терпением вот уже сорок минут, и девушка успела подмерзнуть. Неожиданно за спиной раздался хруст надломленной ветки, журналистка быстро обернулась и увидела метнувшийся силуэт чьей-то фигуры.
- Это вы? – спросила Егоршина в темноту, сделав вперед короткий шаг, и в ту же минуту боковым зрением увидела толстую палку, занесенную прямо над ее головой...
   Когда Василиса пришла в себя, взгляд ее уперся в широкоскулое выразительное лицо довольно красивого мужчины.
- Очнулась, птичка? – приглушенно хохотнул уже знакомый бас. – Ну что, познакомимся напоследок?
- Напоследок? – девушка попыталась подняться с холодной земли, на которой она лежала, и в тот же момент поняла, что руки у нее связаны.
- Ну да, жить-то тебе недолго осталось, как ни крути. Чего, сесть хочешь?
   Заметив жалкие Василисины попытки, бас одной рукой поднял ее за плечо и усадил на какой-то корявый пенек.
-    Так меня Клином зовут.
- Это такой, что в сердце торчит? – Егоршина попыталась шуткой отогнать подступавший страх. – Его еще клином и вышибают.
- Ты зубы-то мне не скаль! – сделался пружинистым бас. – Вмиг пересчитаю. Я бы на твоем месте вел себя поласковей.   
- Хорошо, – от холода и ужаса голос девушки странно запрыгал, будто давился от смеха. – Так что вам, Клин, как вас по батюшке? Блинтон? Или Иствуд?
- Вот дура! – смачно плюнул мужчина.
   Василиса и сама понимала, что несет от перепуга полнейшую чушь, но остановиться не могла.
-    Ты бы лучше мозгами своими раскинула, если они у тебя остались, конечно, – обнажил Клин полный ряд крупных белых зубов, – не все, поди, тогда выгорели. А причесочка-то у тебя теперь ничего, – осклабился он, присмотревшись к коротко стриженой голове девушки.
- Так это вы? – тело Василисы затряслось противной дрожью. – Вы сарай подожгли?
- А то кто! – самодовольно крякнул Клин.
   И в эту самую минуту Егоршина вдруг узнала его! Узнала, хоть и видела всего один раз – на фотографиях в кабинете Катовцева. Журналистка скривилась от физического ощущения смешавшихся в бардаке мыслей, одна из них – об Андрее – настырной мухой жужжала где-то возле переносицы. Девушка даже качнулась от желания отогнать зудящий комок, но связанные руки напомнили о себе резкой болью.
- Потише, потише сама же себе руки вывернешь! Чего задергалась? – Клин больно ухватил Василису за одно плечо.
- А... Наталью тоже вы убили? – задыхаясь спросила Егоршина, после чего бас вновь зашелся в глухом приступе смеха.
- Слушай ты, журналистка, я ведь не на интервью у тебя. Мне не надо вопросов задавать. Хотя... – он вдруг посерьезнел, и в его красивых голубых – Василиса теперь рассмотрела это – глазах зашевелилась идея. – Мы можем заключить с тобой сделку. Ты ведь давно здесь землю роешь, грустно небось будет умереть, так ничего и не узнав! Так ты можешь последний раз в своей жизни позадавать вопросы – я все честно тебе расскажу и убью тебя по-христиански, не больно, но за это...
- Убьете?! – Василиса почувствовала, как покрылись холодным потом ее веки.
- Нет, в милицию вместе с тобой поеду! А ты что думала? На кой ты мне сдалась? Худющая, стриженая, с обгоревшими бровями, – вновь заулыбался смешливый Клин, и Егоршиной вдруг вспомнился противный смех маньяка, убивавшего девочек, который вот так же смеялся ей в лицо в камере СИЗО и говорил, что она дряхлая и непривлекательная. Задетое самолюбие немного заглушило страх.
- Ну а что вы мне предлагаете в обмен на... – она не решилась продолжить, но ее мучитель одобрительно закивал головой.
- А не такая уж ты и дурочка! Я хочу, чтобы ты написала своему лейтенанту прощальное письмо. Он к тебе, как известно, неровно дышит. Знает, что психика уже расстроенная, поэтому, если ты жалостливо изложишь, что сил твоих больше нет жить и все такое, как это у вас называется – налить побольше воды? Вот и намочишь ему записочку о самоубийстве, да еще ввернешь между делом, что у тебя есть все основания подозревать Варьку Глинную...
- Как?! – не удержалась Василиса. – Так значит, вы ее все время специально подставляли? Она же была вашей невестой!
- Что?! – теперь пришла очередь поражаться Клину. – Откуда ты это знаешь?
- И не только я! Оперативники тоже. Кстати, вашу Таню они уже взяли! – солгала Василиса, пытаясь ввести бандита в полный ступор.
- Врешь! Откуда они на нее вышли? – скрипнул зубами и стал еще ниже бас.
- А кто, вы думаете, дал наводку на эту камеру хранения на вокзале?
- Так этот старый пень, он, значит... Ах, ты... – Клин смачно выругался, и Василиса с облегчением подумала, что ей, может, еще удастся вернуться в Москву. – Так менты за ней следили? – хрипнул бас.
- Следили.
- А брошь эту в камеру все-таки сестрица Танькина подложила? Она, сука, сперла...
   Неожиданно еще один фрагмент мозаики собрался в голове Егоршиной. Она поняла, что верзила не знает главного.
- Я могу рассказать вам об этой броши, только тогда договор мы несколько другой составим...
- Заткнись! – неожиданно резко крикнул Клин и с силой ударил девушку в грудь.
   Василиса неловко повалилась на спину, поняв, что она разыграла неверную карту.
-    Она мне тут условия будет диктовать! Да ты, дура, мне и так все расскажешь! Я тебя на ленточки сейчас начну резать – по очереди, одну с лица, другую с...
   Егоршина попыталась отползти от тянущихся к ней здоровенных лап, но нога зацепилась за какие-то ветки, и тело неуклюже задергалось на месте.
- Ну куда ты поползла, змейка моя? – уже без смеха шутил Клин. – Далеко не уползешь, – он достал из-за пазухи тесак, и Василисе показалось, что сердце вот-вот застрянет у нее в горле.
- Не... надо, – тихо пролепетала она, и вырвавшиеся слезы забрызгали щеки.   
   Здоровяк приподнял девушку за шиворот и посадил на прежнее место.
- Так ты напишешь письмо своему старлею? – спросил он тихо и убрал тесак обратно.
- Напишу, – согласилась Василиса, моментально сообразив, что тогда придется развязать ей руки, к тому же это даст ей время.
- Так бы сразу, – цыкнул Клин, – но сначала про брошь рассказывай!
- А горничную, сестру Татьяны, вы убили? – ответила вопросом на вопрос Егоршина.
- Я. Правда, случайно. Она сама на пистолет прыгнула, со страху – думала, я ее сразу кончу. А мне только надо было выяснить...   
- Значит, брошь эту у нее искали... – как бы про себя произнесла Василиса и громче продолжила. – Только у нее не было драгоценности.
- Как так не было? – прищурился Клин. – Где ж она была? Как в ячейке оказалась?
- Ее взял совсем другой человек, который хотел заключить сделку с директором фирмы “Морфей”... – внезапно она осеклась, уловив какое-то движение в лице мужчины, сидящего напротив. – Так его... тоже вы?..
- Тайсарова-то? – хмыкнул Клин. – Конечно, я. Он, падла, хотел нашу брошь спулить, может даже этому, про кого ты говоришь. Только как кто-то мог ее взять, когда брошь осталась в номере у Тайсарова, и Танька приказала сестре спрятать ее у себя?
- Так вот, как это было... – задумчиво куснула губу Василиса. – Только не было в номере никакой броши, и ваша сестра не могла ее прятать, потому что драгоценность осталась у того человека, с которым у Тайсарова была назначена встреча, и который... – девушка подавилась воздухом от волнения. – Так вы же не знаете самого главного! Тот человек показал брошь ювелиру и шел к Тайсарову заявить, что она фальшивая, но тот был уже...
- Что?! – снова закричал Клин, и ноздри его широко раздулись. – Ты думай, что врать! Такую пургу намела! Фальшивая!
- Это правда! – постаралась вложить в свой голос побольше силы журналистка. – Есть заключение известного ювелира, оно, кстати, тоже было в той самой ячейке, только опера его специально вытащили, чтобы, когда ваша дама возьмет оттуда брошь – у нее не возникло подозрений.
   Клин потер широкой пятерней свой выпуклый лоб, пальцы его подергивались. В наступившей вдруг тишине Василиса услышала тревожные перебои собственного сердца.
- Вот сука... – прошипел как-то разом поникший здоровяк. – Вот... Так зачем этот, у которого брошь осталась, ее в камеру положил? Или это менты у него забрали?
- Нет, он сам, когда узнал, что брошь не представляет ожидаемой ценности. А... откуда она вообще взялась? – с жаром спросила журналистка и вдруг поняла, что очень близка к главной разгадке.
- Хорошо, – уныло отозвался Клин, – сначала ты мне письмо напишешь.
   Он проворно развязал девушке руки, сунул ей папку с бумагой и ручку. Василиса старалась писать медленнее, пытаясь продумать свои дальнейшие действия. Сначала было важно отвлечь внимание бандита и не дать снова завязать ей руки. Поставив последнюю точку, она взглянула на Клина и увидела на его широком лице крайнюю задумчивость. Не теряя времени, Егоршина принялась сыпать вопросами.
- Так откуда у вас эта брошь? 
   Клин медленно перевел взгляд на девушку, взял у нее исписанный листок, спрятал в карман и тяжело вздохнул.
- Ну, раз уж разговор начистоту, начну с самого начала. С Татьяной я познакомился случайно, в городе. Она такая баба, знаешь... Кремень! Этот Тайсаров был ее любовником и, по слухам, вытащил ее в свое время из такого г..., что не дай Бог никому. Потом там случилась история – у Таньки закрутился роман с одним художником, который, как и она сама, был на содержании у Тайсарова...
- Так она жива? Это она? Та самая бедная Жанна? – воскликнула Василиса, не переставая удивляться все новым и новым открытиям.
- А с чего бы ей умирать? – горько хмыкнул Клин и, взяв в руки тонкую ветку, принялся чертить ею какие-то фигурки на земле.
- Это мне жена художника говорила, значит... никаких операций не было, а Жанна просто превратилась в Татьяну… –  девушка умолкла в замешательстве. – И что дальше?
- Танька-то мне и рассказала, что в этой деревне зарыт огромный клад – всякие драгоценности, которые остались от разбойника, что основал деревню, и которые до сих пор никто не нашел. Я сначала ей не поверил – больно уж все на сказку походило. Тогда, прямо накануне моей свадьбы...
- Как свадьбы? – снова опешила Василиса. – Так вы все-таки собирались жениться на Варе?
- Собирался, собирался... – недовольно пробурчал Клин и, вдруг подняв свои глаза, налившиеся синевой, спросил: – у тебя, случайно сигаретки нет?
   Василиса отрицательно качнула головой, и Клин, едва заметно дернув верхней губой, продолжил.
- Так вот, за день до свадьбы Танька показала мне эту брошь, сказав, что уже нашла несколько драгоценностей из сокровищницы. Я тогда просто обалдел, когда камни увидел.  Танька еще масла в огонь подлила, мол, вся эта музыка не один миллион стоит. Я, кстати, даже читал в юности в каком-то журнале о похищении броши у княгини Юсуповой и фотографию видел, поэтому, как только Таня ее достала – поверил и согласился на ее условия. Тебе никто не говорил, что самый великий из пороков – жадность? – устало ухмыльнулся Клин. – Мы тут же разработали с Танькой план – на следующий день я, изобразив одуревшего от счастья женишка, нырнул в реку – там, под мостом место одно есть с ямкой, густо укрытой камышом – я в ней отсиделся, а потом, когда разошлись все, потихоньку вылез.
- Неужели вам не было жаль Варю? Она же от ужаса с ума сошла и онемела.
- Всех жалеть жалелки не хватит, – зло огрызнулся голубоглазый здоровяк, – и денег за жалость не заплатит...
- А потом, – тихим шепотом предположила Василиса, – вы где-то укрылись и начали у...убивать людей в деревне?
- А чего задрожала-то? Заикаться начала... Они же меня все знали в лицо, я не виноват, что они мне попадались. Сначала эти двое болванов увидели, как я в огороде у Пефтиевых рылся, у одного аж сигарета от страха изо рта выпала – меня же мертвяком почтитали. Потом всех остальных уложить пришлось. Мальчишка вот недавно возле логова моего на Черном болоте терся, ногу трупную из трясины вытянул. Ну как его было оставлять в живых – ведь сразу бы переполох  в деревне устроил, ментов вызвали, трупы на болоте нашли. Зачем мне свидетели?
- А падеж скота, пожар на мельнице, обезглавленные собаки – это все для устрашения было?
- Догадливая! – скривил рот Клин. – А собаки эти и так мешались – вечно лай поднимут, когда не надо. Поначалу Танька и художника своего к этому делу привлекла, он тоже в той деревне жил.  Сначала уговаривал народ, потом какие-то бумаги подделывал, да однажды вдруг сгинул. 
- Так его не вы убили?
- Нет, на кой? Он же с нами в деле был. Я слышал, что художник по пьяни подписал что-то, контракт, что ли, и Тайсарову это не понравилось, так его ребятки и постарались. – Здоровяк громко цыкнул.  – До тебя здесь и менты-то редко появлялись, а участковый – так и вовсе придурок поначалу был, нос свой никуда не совал, правда потом отчего-то догаливый сделался... Может, увидел меня где или спьяну показалось...
- Так и Зацепкина... т-тоже вы?
- Да ты брось заикаться, журналистка! Я ведь с тобой пока еще и не начал, – Клин противно хохотнул. – И Зацепкина. Он, по-моему, и понять-то ничего не успел.
- А что же вы рап-порт его не забрали со стола?
- Так он же не успел ничего толком написать, я прочитал его писанину.
- Но там был еще один лист, который Зацепкин написал раньше и, скомкав, бросил под стол, – Василиса словно глотнула из живительного сосуда, заполненного смелостью и перестала заикаться, – вы не особенно внимательны!
- Ну ты! – неожиданно рявкнул убийца. – Ты мне тут особенно не остри!
- Я-то не острю, но по этому листку я вас и вычислила.
- Бойкая какая у нас пташка, – выпятил верхнюю губу вперед Клин, – значит, промахнулся я немного, надо было тебя раньше шлепнуть.
   Василиса поворочала прилипшим к небу языком, набрала полные легкие сырого ночного воздуха и, смело заглянув в глаза бандиту, спросила то, что мучило ее больше всего:
- А ... Андрей... он тоже у...бивал?
- Куда ему! – усмехнулся Клин, – он же полный лох, в штаны бы наложил! Даже бабу ту, что в сарае сожгли, не смог обработать. Она как свалилась тогда возле двери, так Андрей этот чуть не обделался со страху – бледный весь стал и наутек.
- А почему она свалилась? Что он от нее хотел?
- То и хотел! – злорадно осклабился здоровяк. – Только она не хотела – съездила ему по физиономии, лицо поцарапала. Он пробовал ее утихомирить, да куда там – эта баба драться начала! Я еще из кустов потешался.
- Значит он... – почти обрадованно начала Василиса.
- Он – наше прикрытие, с самого начала Танька сказала его ни в коем случае не трогать, ведь он официальный наследник и мог нам пригодиться в случае проблем с вывозом драгоценностей за рубеж, – Клин остановился, заметив в глазах девушки смесь облегчения и ненависти, – а я гляжу, ты и впрямь к нему неровно дышишь, а? К этому слизняку! Танька тоже все засматривалась! Может поэтому и не велела его трогать...
- А... может они между собой договорились, – озвучила Василиса только что пришедшую, невероятную мысль, – и хотели вас кинуть?
   Девушке самой стало дурно от своих слов, а здоровяк выпучил глаза и, вскочив на ноги и стремительно вытащив свой тесак, замахнулся им в воздухе.
   Его лязгающие зубы, казалось, вот-вот начнут извергать искры.
- Да ты, сучка, что мелешь-то? Я тебя... Да этот твой червяк ни на что не способен! Он и бабу-то не может нормально, не то, что... А ты, дрянь, ему под стать!
   Василиса тоже вскочила на ноги от испуга, но, сделав только два шага, споткнулась и снова упала. Неистовый Клин подскочил к ней в один прыжок и занес над головой тесак. Девушка услышала свой надрывно пискнувший голос и в изумлении умолкла, увидев как изо рта здоровяка вдруг брызнула кровь. В следующую секунду он с грохотом свалился вперед, едва не придавив своей тушей перепуганную до смерти журналистку.

***
 
И ЦЕЛЫЙ МИР ВПРИДАЧУ
   
   ...За спиной рухнувшего Клина Василиса сначала различила лопату, а затем Андрея, держащего ее в руках. От только что перенесенного шока, девушка не могла произнести ни звука. Она только чувствовала, как спазм потихоньку подбирается к груди.
- Как ты? – разрезал звенящую тишину голос Андрея.
   Он отбросил лопату в сторону, подошел к Василисе, поднял ее и взял на руки.
- Ку... да ты меня несешь? – выдавила Егоршина переполненные страхом звуки. От нервного напряжения слезы заструились из ее глаз обильными ручьями.
- Домой. Нам нужно поговорить.
   Дорогой они не проронили ни звука, лишь изредка Василиса всхлипывала и шмыгала носом. Дома Андрей усадил девушку на диван, налил ей кофе с коньяком и, укутав пледом, спросил:
- Ты хочешь уехать со мной?
- Что значит уехать? – заплаканное лицо ее исказилось мукой.
- Ты услышала от этого мерзавца, наверняка, многое, прежде чем я появился. Но ты не знаешь самого главного, – Андрей сделал упор на предпоследнее слово.
- Нет... – Василиса закрыла уши ладонями и завертела головой, – я боюсь... я не хочу этого слышать.
   Он склонился к девушке совсем близко и отнял ее руки от головы.
- Послушай, Васенька...
   Она подняла на него глаза, в них дрожали слезы.
- Ты хочешь сказать мне, что это ты... ты все затеял? Руками этого... Клина и его Татьяны?
   Андрей грустно улыбнулся, взгляд его потух.
- Догадалась?
Лицо девушки искривилось сдерживаемыми рыданиями.
- Я долго ждал момента, Василиса. Несколько лет назад я узнал от умирающего деда нашу семейную тайну. Мой предок был сказочно богат, помимо всевозможных награбленных драгоценностей и денег, о которых я рассказал Татьяне, он умудрился украсть полвагона царского золота, которое Колчак переправлял через Омск во время гражданской войны. Очень много золота, Василиса... Я не знал деревни, местности, одному мне было не справиться. Я ждал случая, умоляя Бога только об одном – чтобы никто не нашел моего сокровища. И вот в Питере я познакомился с Татьяной, очень волевой и умной женщиной. Потом, через нее – с ее омским любовником. Я дал им наживку в виде фальшивой броши, которая мне тоже досталась от деда. Эта подделка была так искусно выполнена каким-то умельцем прошлого века, что отличить ее от оригинала было почти невозможно. Они согласились помогать мне за 60 процентов, но я-то не сказал им о самом главном богатстве – мне нужно было, чтобы они расчистили дорогу, сами позаботились о народе в деревне, ведь необходимо было, чтобы никто ничего не узнал! Они наделали столько ошибок... – Андрей отхлебнул конька. – С самого начала, когда Таня нашла этого здорового идиота. Он мало что знал, но действовал очень грубо и грязно. Брошь сначала хранилась у Татьяны. А потом ее любовник, Тайсаров, тайком забрал брошь себе, как выяснилось позже, чтобы дать залог под участие в какой-то сделке. Татьяна переполошилась, подумав, что любовничек решил присвоить себе драгоценность. Она отправилась к нему в гостиницу, в тот день, когда и была назначена деловая встреча – Тане удалось подслушать какой-то телефонный разговор – и, поругавшись с Тайсаровым и не найдя у него броши, убила его.
- К-как? – икнула с дивана все еще плачущая Василиса. – А эт-тот Клин говорил, что это он...
- Нет, он просто выгораживал ее перед тобой или красовался. Он был полным идиотом, – с раздражением сказал Андрей и снова приложился к рюмке. – Когда Татьяна выстрелила в Тайсарова, она хотела поискать брошь, но увидев, что любовник жив, и сильно перепугавшись, убежала. Затем попросила сестру, которая, как известно, работала горничной в той гостинице, обыскать номер Тайсарова, взять брошь, которая – она была уверена в этом – обязательно должна была находиться в номере, и спрятать у себя дома в сейфе. Потом они убрали и сестру...
- И вы... вы подставили Варвару! Эта горничная ведь специально так тщательно описала в подоз-зрительной красивой девушке, тайно приходившей к Тайсарову, именно ее. Вам н-не было жаль даже такую бедняжку!
- Она лучше всего подходила на эту роль, – отрезал молодой человек.
- Все эти люди, Андрей... – спазм мешал говорить Василисе, – они погибли по твоему... ты приказывал их... – голос ее сломался, и девушка закашлялась от напряжения.
- Не думай об этом. Я предлагаю тебе начать новую жизнь. Я очень богат теперь, Василиса! Давай уедем вместе, сейчас. У меня уже все готово, через десять минут придет машина.
- Ты... не уедешь д-далеко, – всхлипнула жалким треском Егоршина.
   Андрей рассмеялся.
- По-моему, ты плохо представляешь сколько у меня денег! Тебе никогда даже не снилась такая сумма.
- Зато мне снилось много других гадостей, – прошептала девушка и громко икнула.
- Я подарю тебе настоящие бриллианты Юсуповой!
- Так их все-таки не кон-фисковали?
- Конечно нет, – усмехнулся Андрей, – я пошутил тогда, милая.
- Скажи... – с трудом выговаривала Василиса, – а Зацепкина убивал он?
- Он.
- А... ты?
- Я, так сказать, руководил процессом. Мы были там вместе, если ты это хотела узнать, – спокойно произнес Андрей.
- Поэтому ты с-сказал мне подняться наверх? Чтобы я случайно н-не увидела в окно? 
- Зачем ты все это спрашиваешь, ты ведь сама все прекрасно знаешь?! Ты же умница!
   Василиса дернулась от его слов, словно ей в лицо брызнули серной кислотой. Однако, собрав остатки сил, она задала еще один вопрос:
- А зачем ты приставал к Наталье у сарая? Хотел забрать фотографии?
- Ты даже проницательней, чем я думал, – улыбнулся Андрей.
- На них был этот вос-скресший жених?
- Да... С Натальей пришлось даже подраться. Я толкнул ее тогда, она упала на солому, но, видимо, стукнулась обо что-то головой и порядочно меня напугала.
- А потом этот Клин затащил ее в сарай, повесил и, дождавшись, когда я з-зайду, под-жег его?.. За...чем ты меня спас?
   Андрей поставил пустую рюмку на стол, подошел к Василисе и, склонившись, поцеловал ее в лоб.
- А зачем я спас тебя сегодня? И зачем было все остальное между нами? – он выпрямился и, помолчав немного, осторожно спросил: – ты поедешь со мной?
   Василиса отрицательно закачала головой, слезы душили ее.
- Подумай еще раз, – попросил Андрей, – я могу дать тебе все. Весь мир...
- ...и целый мир впридачу, – едва слышно пробормотала девушка. – Я не поеду с т-тобой. Я никогда не смогу теперь любить тебя.
   Андрей молча кивнул.
- Я не стану звонить в милицию до утра, – нестерпимой горечью прозвучал шепот девушки.
   Она закрыла лицо руками, и точас сквозь пальцы поползли огромные капли.
   Синеглазый красавец почувствовал, как защипало в глазах. Он зло дернул  желваками, минуту нерешительно смотрел в окно, а затем порывисто поцеловал Василису в торчащие волосы и выбежал из дома...

***


ЭПИЛОГ
   

...И ТРУП НЕВЕСТЫ В ТУАЛЕТЕ

- Концовку надо немного переделать, – куснул ручку Игорь Маркович Шишковский. –Так трупа, действительно, не нашли? – он поднял взгляд поверх очков и впился им в Егоршину.
- Не нашли. Я сама не отважилась идти, утром позвонила Катовцеву, и мы уже вместе с его людьми отправились туда, где этот Клин свалился от мощного удара замертво. Я была уверена, что Андрей убил его.
- И что оперативники?
- Ищут, – слегка улыбнулась Василиса, – не думаю, что он мог далеко уйти с такой травмой головы.
- А дама его, Татьяна?
- Ее задержали в тот же день, когда я позвонила старлею и все ему рассказала.
- Не все, – вздохнул Шишковский, – ох, Василиса! Тебе нужно было звонить лейтенанту сразу же, как только этот наследник сокровищ вышел за порог. Да, девчонка совсем... Ты кому-нибудь кроме меня говорила все про своего красавца?
- Нет, Игорь Маркович, только вам.
- Вот и держи рот на замке, это же подсудное дело... тебя можно запросто сделать соучастницей, и никакой Катовцев не отмажет. Эх!.. – досадливо вздохнул шеф криминального раздела “Московских Хроник” и, еще немного пофыркав, добавил: – А материал хороший сделала! Молодчина! И храбрости в тебе – еще мужикам можно поучиться, так что ты не дуйся на меня за давишние слова, идет?
   Егоршина, натянув улыбку, кивнула. Лоб Шишковского наморщился.
- Ну чего глаза-то грустнющие? Прекрати об этом... не будем говорить – о ком, думать! Сейчас же! Егоршина! – шеф придал напускной строгости своему голосу. – Он убийца, поняла?! Выкинь из головы, немедленно!
   Василиса, вздохнув, снова кивнула.
- Уже.
- Вот и чудно. Подписываю твой материал в пятничный номер на разворот. Концовку подделаешь и утром мне на стол.
- Хорошо. Я пошла?
   Шишковский отпустил ее и остановил уже в дверях.
- Егоршина! – она медленно обернулась. – С первого числа ты в штате. Иди работай.
   
   ...Вечером Василису вытащил из ванной звонок Катерины.
- Вернулась? – бойко начала подруга, и девушка сразу поняла – что-то случилось.
- Колобочек, привет! – попыталась она придать голосу радостное оживление. – Извини, что не позвонила сразу, я с поезда на работу поехала, час назад домой заползла.
- Ладно, завтра я у тебя в семь – все подробно изложишь. Как раз будет время обмозговать – слушай сюда! Новости ужасные, но тема – как раз для тебя. Вчера Веронику Литейкину, ну эту, из политеха, убили на собственной свадьбе в туалете! Представляешь?! Ужас и только...
- Катенька, – устало отозвалась Василиса, – мне, конечно, ее очень жаль, только я...
- Я понимаю, ты устала, – перебила Катерина, – отдыхай, завтра обо всем и поговорим. Целую! – и она тут же отключилась.
   Василиса слегка улыбнулась, поняв по этому оптимистичному сигналу своего организма, что дело идет на поправку, и с удовольствием развалилась на удобной мягкой кровати. Она знала, что сегодня ей обязательно будут снится сокровища...