Про то, что аборт-как-то не очень

Тем вечером Лера сидела в своей комнате, и смотрела на календарик на стене.  «Пятнадцатое, так…двадцать второе, двадцать…девятое…, три недели, - считала Лера, шепотом проговаривая числа, чтобы легче сосредоточиться. За окном моросил осенний дождь, и капли дождя поблескивали, отражая желтые фонари.  Фонари эти чуть освещали деревья, и можно было разглядеть влажные желтоватые и багряные листья. Пока еще рано было делать какие-то выводы, но что-то внизу живота отзывалось какой-то странной болью, и Лере казалось, что… Не сказать, что это было то, что ей хотелось, в девятнадцать-то лет! Из зала доносился телевизор, там шла «Женщина в Пятом»- мутноватая драма. Лера видела ее когда-то. Сейчас уже конец, зазвучала душераздирающая песня на польском Евы Демарчук «А може бычли так, найми же, впадли на день до Томашова…може там ещче…та сама чиша…», под которую главный герой все дальше и дальше уходил в себя…Да. И тем более теперь, когда Паши для нее как бы больше и нет. В холодном сентябре, стоя посреди луж, и черных огрызков раннего снега, под хлипкий моросящий дождик, они решили, что все. Паша так долго скрывал свою любовь. К другой. Что же. Было грустно тогда, как и бывает. Лера подошла к окну. Внизу виднелась чья-то тень. Кто-то ждал кого-то, поблескивая айфоном. В доме напротив загорелся свет, кто-то высунулся из окна, зажег огонек, и начал курить, подолгу затягиваясь.  Лера задернула шторы, и грустно улыбнулась самой себе. Внутри нее будто кто-то истошно вопил, кричал, звал на помощь, но…никого не было рядом. И еще мама. Мама обидится, когда узнает. «Хочу-не хочу, знаю-не знаю…зимно, налий мени чаю, було-не було, як притикаво, знаешь, налий соби кавы…», доносилась песня с телевизора. «Что за тоска? –подумала Лера,-« и блин, все ведь понятно, что по-польски, что по-украински». Лера убрала звук. Взглянула на себя в зеркало. Худощавая, ключицы выпирают, маленькая грудь. Волосы спутались. И еще она близорукая, и не носит очки. Вдруг ей подумалось, что если надевать теплую обувь, повязать теплый шарф и надеть на голову шапку, то будет тепло, и не важно, что на тебе одето. Странно как-то.  Вернулась в комнату. Достала откуда-то желтый шерстяной клубок для вязания, а потом навтыкала туда цветных карандашей. Много, разных. Получилось какое-то солнышко, или цветок непонятный. На минуту показалось, что в комнате стало чуть теплее. Солнышко свалилось на пол, и Лера терпеливо подняла его. Достала чистый листок бумаги и написала красным карандашом, «мама!». Потом закрыла глаза и вспомнила Пашкино лицо. Он был красивый, и как жалко, что все вот так. И она представила себе маленькую девочку с зелеными глазами, как у Пашки…И сердце сжалось. И все остальное показалось таким несущественным. А это солнышко шерстяное, оно будет ей как в подарок. «Буду ждать тебя, - со слезами на глазах подумала Лера. Ты не бойся, я тебя никогда, никогда не обижу, и не сделаю тебе больно!». А еще, в трудные времена, Лера привыкла мысленно представлять себя – будущую. И как бы подходила к себе-настоящей, улыбалось и говорила, что все будет хорошо. Потом, когда и вправду становилось легче, она действительно подходила к себе-прошлой, как бы из будущего, что называется «закручивала петлю времени». За окном дождь усилился, желтый клубочек вновь скатился на пол, а Лера совсем расплакалась. Легче не стало. «Я не очень, вот. Зато я, может, добрая- подумала Лера и рассеянно улыбнулась. А потом она выключила свет у себя в комнате.

---
Песни: Ewa Demarczyk - Tomaszow
Океан Эльзы - Кавачай