Миры сотворенные ч3 Инна. любовь, Черноглазик

12. ИННА, ЛЮБОВЬ И ВСЕ, ЧТО ОКОЛО

В эту ночь Инна тусила в клубе, куда ее притащил Вован, нелюбимый, но жутко богатый. Богатый, но скупой и по-дурацки хитрый. В этот клуб по четвергам девушек пускали бесплатно, но он думал, что Инна не узнает. Вот жадюга! И это с его-то парикмахерскими и салонами красоты! Но Инку на мякине не проведешь, не таковская. Она тоже хитра, она притворилась, что не в курсах, потому что у нее на этого делового лопуха были свои планы. Ей было толь-ко 15, но Вован об этом не знал, он думал, что она старше. Он был трусоват, этот Вованчик Анатольевич, и ему было 35, и Инна успешно вешала ему лапшу на уши. Так они с мамашей договорились, у них был такой бизнес: Инка крутила роман с мужиком, притворившись, что ей уже 17, а по-том они этого мужика раскручивали на деньги. Вован был в их списке уже шестым, но за этот год удалось раскошелить всего двоих. Четверо попались в прошлом году, когда Инке было всего четырнадцать. Ну, ничего! Еще только март, а она, уже, кстати, выпросила у скупердяя пару- тройку укр-шений с брюликами. Брюлики, впрочем, оказались стекляшками, но толи еще будет!

Инна злилась на мать. Это несправедливо, что ей достается так мало, хотя основную работу делает именно она. Конечно мамаша, надо отдать ей должное, до сих пор во-время поспевала снять на телефон начало пикантной сцены и, благодаря этому обстоятельству, Инна еще ни разу ни с кем настоящей близости не имела. Но рисковала-то она! За 15 минут с начала встречи ей надо было частично оголиться, сесть на диван или даже на кровать и в то же время избежать открытого нападения, обещая ласки неземные за минимум терпения…А до этого привести великовозрастного придурка куда следует, то есть на те метры, что они с мамашей для этой цели снимали.

Мужики, разумеется, не догадывались о том, что мог-ли бы легко доказать свою невиновность и платили в полном объеме, платили вовремя. Мамаша твердила, что она тоже рискует, что машина крутая ей нужна именно для того чтобы поспевать, но Инна все равно злилась. Она тоже хо-тела разъезжать на иномарке! И шубу хотела дорогую, и косметику. А еще планшет, чтоб обзавидовались зазнайки из класса, чтоб перестали форсить, ходить мимо нее как мимо пустого места! И вообще…Инне трудно было сформулировать свою мысль, но жизнь по двойным стандартам уже потеряла свежесть новизны и стала ее угнетать. Днем– школьница, вечером – невесть кто. Надоело! Без особой то платы! Она ведь не просто так за это взялась, ей наскучило быть серенькой мышкой, настолько обычной, незаметной, что никому и в голову не придет ей позавидовать. Они должны начать ей завидовать, все эти мамины дочки и сынки, которые не знали, каково это – ни для кого не быть самым главным в жизни, даже для родной матери, у которой на уме лишь деньги и мужики. Если только этот ум вообще есть.

В эту ночь она сидела за столиком в клубе, моргала густо накрашенными ресницами и, не слушая болтовню Вована, периодически кивала головой в знак согласия. А Дэн в это время танцевал, танцевал на сцене. Она рассеянно глянула на него и не смогла оторвать взгляд. Как этот парень двигался! Там, где сужался его гибкий торс, тело выписывало такие круги, как будто этот малый крутил обруч. Сильные ноги подбрасывали его вверх, широкая грудь и плечи блестели от пота. Даже элементы брейка были ему нипочем. Когда Дэн завершил свой танец и поклонился, Инна постаралась встретиться с ним взглядом и замерла от восторга: глаза были серыми, темносерыми, они прятались в густых смоляных ресницах. Волосы у танцора тоже были черными, очень черными, такими, какие здесь бывают разве что у цыган. Но он такой милый, такой курносый…

Еще не зная его, она таяла от нежности, ей хотелось гладить его как маленького, но подчиняться ему, как старшему. Она не могла сопротивляться такому влечению, она не знала, что это вообще возможно. И потому плыла по т-чению и была этим довольна. В ее случае это не означало бездействия, это значило, что она будет добиваться цели, не отвлекаясь ни на что другое. Потом, в течение целого с-зона она ходила в тот клуб по четвергам. Далеко не всегда одна, ведь ей нужно было прикрытие от матери, от ее корыстного ока, но иногда и без сопровождения. В такие вечера и в такие ночи она откровенно строила глазки своему избраннику, и ей было наплевать, что тот о ней думает. По-том разберется! Он был ее тайной, тщательно оберегаемой от мамаши, которая скоро вообще свихнется со своими вы-рубающими таблетками и на почве денег.

- Да хоть бы ей сдохнуть!- думала иногда Инна, глядя в мутные, жадные глаза,- а ведь матери всего-то 33, она родила Инну в восемнадцать от первого из своих многочисленных любовников и до сих пор твердила, что она помнит и любит Инниного папашу. Любит, как же! Она мужиков начала менять, как перчатки, когда Инке не было и семи. Только вот помогали они ей недолго и нешибко. Она, ее дочь, в этом куда лучше преуспела, на ней весь этот чертов бизнес держится. На ее гладких русых волосах, синих глазах, стройном теле. А еще на ее изворотливости, на ее уме, про который ничего не знали школьные училки.

Инна сама предложила матери их нынешний способ поживиться, когда услышала от одной нудной адвокатской дочери об этом законе, насчет тех, кто спит с девчонками до шестнадцати. Ох, и посмеялась же она тогда! Да в их классе уже сейчас полно тех, которые потеряли девственность! Инна тоже не особо бы береглась при ее - то способах зарабатывать, но она хотела, чтоб первым стал тот, кого она по-любит. Мать ее условие поняла, согласилась с ним, но пред-
упредила: «Если этим первым станет взрослый и богатый, с него они плату также возьмут».

Инна даже не удивилась тому, что такая перспектива ее будущего мать не задела, не удивила и, тем более, не огорчила. Она ничего другого и не ждала от своей мамаши. Даже когда была совсем маленькой, лет пяти-шести, Инна училась сама побеждать свои страхи, утешать себя и требовать кормежки. Она не знала никакого другого отношения с тех пор, как из семьи ушел отец, и была уверена, что любовь – это нечто, возникающее лишь между мужчиной и женщиной, а мамаши, папаши и их дети сами по себе. Когда девочке исполнилось лет 12, она осознала, что и отношения полов могут ничего общего не иметь с любовью, как она ее себе прежде представляла. Она мысленно назвала интим словом «отношения» и рано поняла, что строились они чаще всего на основе сугубо денежной. Она научилась презирать мужчин, но жить так, как ее мать, не хотела и не планировала. Потому что не прощала мамаше отца, которого плохо помнила, но рядом с которым у них была семья. Она стала винить ее во всем, даже в том, что и сама была не-любима и презираема более благополучными девчонками и ничего не знающими о жизни учителями. Она им всем еще покажет!

Но условие матери насчет случайной своей влюбленности дочка, к тому времени уже достаточно циничная, поразмыслив, приняла. Любовь любовью, но почему бы не раскошелиться тому, кто станет ее первым? Тогда ей казалось, что это будет нескоро, если вообще произойдет. Но в любом случае, она ведь в девушках не останется, так что нечего зря голову ломать. Похоже, обогащаться за чужой счет нормально и даже доблестно. По крайней мере, не ты же в дураках, не над тобой посмеялись…

Уточнить, что да как происходит в таких случаях, ей было не у кого. Она не доверяла никому. И потому корыстным планам мамаши насчет себя и кого-то особенного в будущем препятствовать была не намерена. Тогда.

Зато сейчас, когда ей, наконец-то, с большим трудом удалось познакомиться с Денисом, она решила, что этому не бывать, что она не станет рисковать расположением любимого. И потому скрывала его от матери, что требовало изворотливости еще большей, чем обычно. Она сама предложила Денису проводить себя и прогуляться под утро той ночи, когда ей удалось вырваться сюда без мужика и найти объяснение для матери. Благодаря однокласснице Катьке, которую пришлось взять с собой для того чтоб она могла передать ей, в случае чего, свой телефон. Катька ей нравилась тем, что не соперница: темноволоса и толстовата, как говорят, «не формат».

Это было доброе утро, утро апреля. Было уже совсем не холодно, но Инна сделала вид, что зябнет. Дэн намек понял, обнял ее и поцеловал. Инна не понимала, почему этот парень так на нее действует. Уж поцелуев-то у нее было воз и тележка! Но его губы, его твердая грудь, прижатая к ее груди, его руки, притянувшие ее бедра, бросали в жар по-хлеще любой парилки. Она просто таяла рядом с ним, ее тянуло быть ближе, ближе и ближе, ей не хватало близости, она глотала воздух судорожно, как рыба на берегу, ей хоте-лось проникнуть под его кожу. Она испугалась, что упустит его – и все! Она готова была пойти за Денисом куда угодно, ее не смущало то, что они почти не говорили, что она ни-чего об этом клубном танцоре, в сущности, не знает. Это успеется! Инна чувствовала страсть и была благодарна за эту страсть, ведь она, хоть и не до конца, знавала многих. И они ухитрились все же снять комнату на целых три часа, и провели эти три часа в постели.

Дэн очень удивился, обнаружив, что он у Инны первый. Тем более что она прямо таки рвалась ему навстречу всем своим телом, всем своим существом. Он был с ней груб, был таким, как хотел, а теперь стал нежнее, извинялся, гладил. Даже резкие скулы мужского лица показались юной женщине не такими уж резкими. Как она была счастлива в это утро, свернувшись в клубок от боли, как была счастлива

Еще целых три месяца переполняла Инну тайная радость. Но возбуждение чувствовалось в ней, в любом ее жесте.И мать начала замечать, начала подозревать что-то. А потом она их выследила.


13. ОКНО РАЗБИТО – НЕТ ПРОЩЕНИЯ

Дэн никак не мог понять, почему это плохо, почему им надо было скрываться от ее матери. После той, первой встречи он больше не пользовался съемными метрами, Инна приходила к нему в его шикарную трехкомнатную квартиру, где когда-то проживала благополучная семья Дениса, его родители и он. Он и танцевал- то так здорово, потому что у них были средства оплачивать это увлечение сына. Инна не сразу узнала о трагедии любимого, пришлось долго обо всем выведывать. Долго, осторожно, исподтишка. До 17 лет Дэн был абсолютно счастлив. Он учился в элитной школе, бывал за границей, он собирался поступать в МГИМО, его отец был бизнесменом и занимался полити-кой, его мама, выйдя замуж, бросила ради семьи балет. Когда Дэн учился в 11классе, они погибли на горнолыжном курорте, оборвался трос люльки, в которой люди добирались на место спуска. Родители Дениса рухнули вниз. До 18 лет он жил в доме своей тети, доброй, но бедной и часто хнычущей, а затем вернулся к себе и начал зарабатывать танцами. Он рассказал это Инне после особо бурного, какого-то вдохновенного интима и в благодарность за то, что все эти месяцы она находила время наводить порядок в его квартире и даже печь ему блинчики.

В институт Дэн все же поступил, но не в тот, что планировался вначале. Отцову долю в бизнесе он продал, выру-чил немалые средства. Да и на книжках сберегательных, и в ценных бумагах денег осталось немало. Денис не нуждался, но об этом никто не должен был знать. И он пошел танцором в клуб, он был смышленым мальчиком, он планировал начать собственное дело. И был для всех Дэном, хорошим свойским парнем, которому хватило мужества пережить

трагедию. Своей бедной тетке, кормившей его год, он не дал ни гроша, он был расчетлив во всем, что касалось денег и очень осторожен. Сейчас он заканчивал вуз, женитьба в его планы не входила, особенно бесперспективная. Но он хотел знать, кто с ним рядом.

Однако ответная откровенность его девушки, как оказалось впоследствии, была насквозь лживой. Инка так привыкла придумывать истории о своей жизни, что врала лег-ко и естественно, ей трудно было не верить. И вот оказалось, что рядом с ним малолетняя шантажистка, мошенница! Из-за матери, которая их подстерегла и начала было Дэна шантажировать, Инне пришлось признаться любовнику в том, что до 16-ти ей еще более полугода, что мама ее обещала «сдать» того, кто соблазнит ее дочь до этого срока, и что это не пустая угроза поскольку кое-какие эпизоды имели место быть. Денис был в ярости! Она провела его, и он поверил ей из-за этой проклятой девственности! А теперь под угрозой деньги, отцовские деньги! Деньги, которые нужны ему для будущего, и он не собирался их отдавать. И садиться в тюрьму также не собирался. И не хотел жить в страхе, а это значит, что выход был только один: надо убить эту стерву, эту пьянчугу с замашками уголовницы, Инкину мамашу. И убить не своими руками, а руками виновницы всего этого кошмара – самой Инны.

Инна не ожидала, что Дэн сумеет перенести этот удар так стойко. Нет, конечно, вначале он со всего размаха за-ехал ей по физиономии, но она это заслужила. Зато потом снова стал ласков, выслушал горестные Инкины жалобы на жизнь, утешал ее нежно и очень страстно, даже более страстно чем в первый раз, только осторожнее, бережнее. Инку никто и никогда не берег, никто не жалел, она жалась к телу мужчины, как щенок, ей казалось, что она сейчас заскулит от любовного томления. Он, который мог стать жертвой, простил ее! Он жалел ее больше, чем себя, он дарил ей подарки! Инна поняла, что он ее любит. Она решила, что ответит ему на эту любовь со всей силой своего ответного чувства. Она на все ради любимого готова!
 
Денис изложил ей свой преступный план не сразу и не впрямь, а как бы в виде фантазии. Вот если бы все было иначе…Вот если бы эта мерзкая корыстная мамаша взяла вдруг да умерла…Как бы они были тогда счастливы! Они припеваючи жили бы тогда вместе годы и годы, создали бы семью, родили бы детей…

-Я убью ее! - пообещала Инна ему и себе самой, - она не сможет помешать нашему счастью!

В тот вечер она решила осуществить свой план. Они с Дэном заранее его обсудили. План был безупречен: надо подсыпать матери снотворное в чай и открыть в кухне газовые камфорки. Чего, кажется, проще! И все же у Инны дрожали руки, когда она закрывала в кухне и комнатах все форточки и уходила, заперев дверь. Это оказалось непросто, очень трудно. Было еще не темно, вечер был летний. Инна оглянулась на окна своей квартиры, попрощалась с матерью, и вдруг, неожиданно для себя, словно себя не помня, не понимая, что делает, запустила булыжником в окно их квартиры! И еще одним! И еще в одно окно! Все, проехали. Теперь мать не умрет. Но что она сделает с ней, с ней и с Денисом, обнаружив, что вентили газовой плиты в вертикальном положении?

Она прибежала к любимому на работу, прибежала в отчаянии. Но он не был ласковым, как всегда, не был прощающим. Он снова ударил ее! Он кричал, что отдуваться придется ей самой, что он умывает руки! А еще – что она ему надоела, что он ее ненавидит, что ему противно к ней прикасаться!

Этого Инна перенести не смогла, не могла и все тут! Она купила бритву, она поехала на вокзал и нашла хозяйку, сдающую комнату на ночь, она решила, что покончит с со-бой здесь, в этой чужой комнате, где никто ей не помешает, где никто ее не найдет. Она чувствовала боль где-то посередине груди, чувствовала свое унижение. И она вдруг испугалась, что вскрывать себе вены больней всего, она просто не могла решиться полоснуть бритвой по тоненьким голубым венкам на своих руках, она чувствовала, что придется нажимать, что надо проникнуть глубоко в свое тело. Проникнуть лезвием…Это было страшно. Но выхода не было. И Инна решила, что для храбрости следует напиться. Она сбегала за водкой в близлежащий магазин, легла на кровать, положила рядом бритву и пила, пила, пила, пока ей не стало дурно, пока сон не сморил ее внезапно, не дав за-вершить начатое…


14. ВИВАТ, КОРОЛЬ, ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЕВА!

Ее Величество Иннария родилась на северных землях, но знание это пришло к ней неожиданно. Она вообще как будто не осознавала себя до этого утра, когда в ее спальню вошел господин и повелитель южного полушария Денисор, кого- то смутно ей напоминавший. Только тот, другой, тот, что был воспоминанием из какой-то неведомой прошлой жизни, казался значительно моложе. А в прическе и бороде Его Величества этим утром особенно ярко поблескивали серебряные пряди. Денисор приветствовал свою юную королеву легким и нежным, почти отеческим касанием, и она почувствовала, как уходит во мрак неведомого прошлого чувство одиночества. А в прошлом недалеком, которое как-то внезапно всплыло в ее сознании, был страх перед лицом своей властной, безжалостной матери, суровой властительницы северных территорий. Здесь, на юге, люди были не так суровы, как на ее родине, а короли не обладали властью над силами природы и каждый правил не более десяти лет, а потом уступал власть и корону своему наследнику. Поэтому женились они рано, жен имели несколько, но любимой всегда становилась та, сыновья которой еще долго не могли претендовать на трон и не присматривались к отцу с тайным злорадством будущего властьпредержащего.

Иннария как раз и была такой женой, самой юной, самой любимой. А еще она была северянкой и другие жены Денисора побаивались ее колдовских способностей.
 
В северном полушарии, где она родилась принцессой, многое было иным. Там, среди снегов и сизых метелей, росли огромные деревья с толстыми багровыми стволами и ветками, с маленькими жалкими алыми или серыми листочками. Там дома строились из коричневых булыжников, а люди были одеты в меха из серых и бурых шкур. Более редкий, линяющий мех носили мужчины, особенно представители низших сословий, более густой, с украшениями из драгоценных камней - женщины, имеющие собственность и приближенные к королеве. А королевой была ее мать, холодная и отчужденная, как северная природа.

В северном полушарии царил матриархат и для этого имелись причины. Просто многочисленным матриархам этой огромной территории по наследству передавались такие способности, которые иным прочим на этой планете и не снились. Но северная принцесса не жалела о том, что отказалась от претензий на трон, от перспективы иметь власть. Зачем ей власть без того, кто любим? Она хотела любить и быть любимой. Она покинула родной дом ради своего Денисора, чем-то напоминающего ей то затерянного в памяти юнца, то лишь по рассказам матери памятного па-пашу. Тот тоже был сильным, сероглазым, черноволосым. И любящим. В чувствах Денисора Иннария не сомневалась. Да и как можно было не влюбиться в принцессу Севера, обладательницу чудесных способностей, чарующую колдунью?

Иннария была не единственной дочерью королевы, у нее было три сестры, одна старше ее, две моложе. Та, что старше и та, что родилась лишь на год ее поздней, врожденных качеств, необходимых для управления их страной, не имели. Поскольку Иннария вышла замуж и уехала на юг, надежды царственной матери сосредоточились на млад-шей из дочерей, которой исполнилось 13. В этом возрасте начинают проявляться столь необходимые правительнице качества. Но не тут то было! Ни управлять светом и огнем, ни внушать силой взгляда страх или преданность, сестренка не умела. Не передались, видно, и ей решимость, сила характера, способности колдовские, которые необходимы для того, чтобы принять престол их королевства. Следовательно, власть должна перейти к ней, Иннарии. По традиции она должна была сразиться с матерью в день своего совершеннолетия, сразиться силой и сразиться мудростью, сразиться властью над силами природы и властью над ума-ми свидетелей этой битвы. Чтобы выбранные из народа судьи решили, стоит ли уже теперь менять королеву северных территорий или обождать некоторое время, что нежела-тельно, поскольку срок правления прежней королевы уже истекал. Они и определят, сколько надо ждать и когда произойдет следующая битва, если Иннария проиграет.

В истории, однако, уже случались изменения традиций, когда проигравшая дочь не доживала до следующей битвы. Все зависело от того, что больше любит ее мать, власть или свое выросшее дитя.

Денисор, узнав о предстоящем сражении, категорически запретил юной супруге даже думать о варварском побоище. Но она, хоть и колебалась, считала своим долгом не уклоняться от этого. Нет, она не рвалась к власти, она сделала свой выбор. Но это не означало, что властвовать она не могла. В ее характере было немало жестокости и себялюбия, она гордилась тем, что одна готова к таинству и не слишком уважала толпу. Но Денисор, но ее любовь стояла между ее властными устремлениями и тем, что Иннария считала своей судьбой. Но даже любимому она не могла принадлежать настолько, чтобы забыть о том, кем она рождена, о том, кто она есть. И еще она страстно желала победить свою сильную, холодную, самоуверенную мать!

Тогда ее супруг, король и повелитель южного царства, велел запереть Иннарию в башне, где проводили свои никчемные дни отосланные им от себя наложницы и старые жены .Он думал таким образом уберечь ее от опасности и оставить при себе. Но это стало его роковой ошибкой. Иннария была вне себя от ярости! Да, ей выделили роскошные покои и ночью Денисор по- прежнему посещал жену, но теперь это ее не радовало, а оскорбляло. Да за кого он ее принимает, с кем посмел ее ровнять?! Она пыталась убедить его в том, что он для нее дороже власти, напомнить, чем по-жертвовала, когда вышла за него замуж. Но он не понимал ее, не хотел понимать. Он относился к ней с любовью, но с любовью унизительной для гордой натуры. Так в ее северном государстве относились к наложникам – мужчинам. Там ведь тоже было много мужей у царственных особ.

С печалью думала Иннария о том, что придется ей, судя по всему, покинуть сверкающий под солнцем, радующий взгляд мир южных территорий, что не осуществилась ее мечта о любви равных. Идиотская мечта! Подчиняться она могла лишь добровольно, лишь добровольно! Насилия над собой не стерпит гордая кровь! Значит, если выбора нет, придется подчинять самой, придется держать бразды правления в собственных руках. Рухнула ее мечта о муж-чине, за которым она хотела бы следовать, ушла, уплыла в небытие жажда быть слабой и доверчивой. Слабость опасна, а доверять нельзя никому. Нет, не родился еще, видать, такой мужчина, к которому она отныне решилась бы прислониться. Нет такого мужчины! И надо заново становиться сильной, опасно сильной. И надо будет снова закутывать свое тело в толщу шкур и по утрам силой своего волшебства зажигать огонь в промерзших за ночь помещениях.

Она не допускала мысли о том, что расстанется с Денисором, она заберет его с собой, ведь королевы Севера умеют воздействовать на волю и разум человека, даже любимого человека, даже короля Южного Царства. И ей это дано. Хотя, разумеется, Юг такого кощунства не стерпит. А, зна-чит, пленение Денисора означает войну. Ну и пусть! Разумеется, многие поибнут. Ну и пусть! Таков уж этот мир… Какое ей дело до остальных? Она этим остальным не ровня!

В ночь, предшествующую дню поединка, она ударила мужа силой своей воли, своей превосходящей и проникающей энергии и внушила ему покорность. И они вышли из башни и оседлали коней, и помчались под звездным небом Юга к столице Севера. Денисор велел стражникам не мешать. Она улыбнулась ему, а он ей поклонился. Он стал теперь мужчиной ее страны, признающим власть женского начала. Предстоял поединок. Предстояла война.


15. В ИСТОКЕ

-Будет лучше, если эта представительница расы земных гуманоидов очнется там, где ее реальность была заменена ее мечтой на время проведения испытаний,- решили мы единогласно, - ведь ее настоящая жизнь и есть наказание.
-Но не эта ли жизнь, сделала ее такой?

-И все же она очень виновата, она готова была развязать войну, пожертвовать жизнями. Даже во имя любви это недопустимо.

-Надо надеяться, что пережитое в беспамятстве, поможет женщине не расстаться с жизнью в чужой комнате ее родного мира.

-Надо надеяться, что снова оказавшись внизу социальной лестницы, она избавится от одуряющей вседозволенности, порождаемой властью.

-А если смысл кого-то еще испытывать, если подавление одной энергетики другой энергетикой, одной души другой душой пропитало всю жизнь землян, отравило даже любовь?

-Так что же может в таком случае ожидать Землю и не пора ли принять решение?

-Пусть все решит испытание ребенка. Того ребенка, который уже познал унижение…



16. ЧЕРНОГЛАЗИК

Алик стоял в сторонке и смотрел, как играли в магазин. Ему не нравилась эта игра, но он был не такой, как все, и знал об этом. У всех ребят в детском саду «Ладушки» глаза были светлые или коричневые, а у него черные. И они во
обще были какие- то не такие, выпуклые, словно у куколки, но не настолько круглые. И рыжие волосы Алика завивались мелкими кудряшками, и лицо было в пятнышках. Взрослые часто трепали его по этим кудряшкам, улыбались ему. Те взрослые, которые в «Ладушках» с ними играли и их кормили. А мальчишки и девчонки его дразнили. Они не любили его. А одна девочка даже кричала, что таких, как он, как его папа и мама все не любят и хотят прогнать. По-тому что они плохие. Так ей бабушка сказала…

И закричала она него не просто так, а после того, как воспитательница его похвалила и погладила, и ему стало хорошо и весело. Ненадолго.

Алик долго тогда плакал в сторонке, а потом тихо вы-спрашивал отца, почему девочка так сказала и даже бросила в него мишку. Маме он рассказывать ничего не стал, вдруг мама тоже заплачет...

А потом ему неожиданно повезло. Одна высокая, крепкая, красивая девочка никак не засыпала после обеда, и он рассказал ей сказку про царевну из моря, у которой волосы вообще были зелеными, но она была очень доброй и спасала рыбок. Эту сказку Алик сочинил сам, он вообще много сочинял сказок, но до сих пор никому их не рассказывал, даже папе, даже маме.

Но Лика, та самая девочка, которая не засыпала и потому стала его слушать, была одного с ним возраста и сказка ей понравилась. Тогда он рассказал ей еще одну про сине-го тигра, который долго был злым, а потом вдруг пожалел маленькую девочку из-за того, что она тоже его пожалела и ылечила его больную лапку. Так тигр и девочка подружились. Лика долго ничего не говорила и даже насупилась, и Алик подумал, что сказка ей не понравилась. Тогда он решил, что надо постараться быть таким, как все. Он робко подошел к горе с игрушками и долго присматривался к ним. Почему-то машинки ему не нравились, они были разные, но все равно похожи. И куклы тоже все были круглолицые и какие-то застывшие.

Но в сторонке от сваленных в большую кучу игрушек лежал петух. У него была сломана ножка, и с ним никто не играл, но он все равно был яркий и веселый. Он лежал на боку и подмигивал Алику. И Алик осмелел и потянулся за петушком, он даже почти уже взял его, почти с ним подружился, но кто-то потянул его вниз, кто-то схватил его петуха, и тот даже не успел закричать, пропал в чужих, злых руках. Это было так больно, так обидно и горько. Ведь они же никому не были нужны! Они только хотели быть вместе!

Но Алик так слаб…Он давно знал, что он слаб, что у него не получается драться, что у него могут отбирать и отбирали игрушки. Но он никогда не жаловался и никогда не плакал при чужих, только когда его не видели. А теперь у него щипало в глазах, и он широко раскрывал их, удерживая слезы. А еще ему было стыдно оттого, что он не такой, как все, но, главное, потому, что он не защитил петушка, потому что слабый.

Мальчик не знал, не мог знать, что у него тоже есть сила. Другая сила.

-Отдай,- послышался вдруг знакомый голос, - а ну от-дай!

Лика подошла и протянула маленькому сказочнику добытого в драке петуха. Рукав ее платьишка был разорван, но выглядела она очень гордой и довольной собой. Она улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ. Он был счастлив! Еще вчера у него не было друзей, а теперь целых двое: Лика
и петух.

- А ты мне расскажешь еще сказку? - спросила девочка -Да. Я ее придумаю.

Взявшись за руки, они какое-то время походили так по дворику детсада, но потом Лике это надоело, и она полезла на квадратную горку из множества дощечек, выкрашенных зеленой краской и как-то держащихся одна над другой.

-Иди ко мне!- позвала девочка нового друга, но он не смог подняться вослед за ней, он не был силен в упражнениях.
 
Зато он представил себе, что все это - гнездо, а он птица. И, раскинув руки, побежал…

Нет, он полетел… Он летел к небу, навстречу небу, он слышал музыку,

какую-то тоненькую музыку, он пересек облака, и увидел, как они удивленно хлопали крылышками и разбегались в разные стороны, растопырив эти свои крылышки.

Он поднимался выше, все выше и выше, туда, где было холодно, но казалось, что будет жарко, где было страшно, но зато очень красиво и потому весело.

Он прижал к себе петушка и успокоил его. И тихо-тихо и как-то звонко его спросили:

- А хочешь ли ты стать сильным, чтобы побить своих врагов?

И он ответил, подумав:

- А ну их! Я хочу летать, я хочу всегда быть птицей.

И он летал, он долго летал, он видел удивительные вещи и его маленький рот был раскрыт от восторга. А по-том Алик опять оказался во дворе детского садика. И, разумеется, не узнал, что именно этот его полет, этот его ответ, возможно, дал еще один шанс всему человечеству.