Саша

   В тот день моя подруга Наденька пришла не одна. Ее сопровождал симпатичный юноша. До отправления  поезда оставалось больше трех часов,  и, видимо,  Наденька  решила украсить последние часы  его   пребывания в  городе знакомством со мной. Был он высок, на  лице играл легкий румянец, над карими глазами густились темные ресницы, в  коротких волосах  золотился солнечный свет. Представился: «Саша". Добавил: "Дорошин».
      Гости принесли  торт, бутылку белого  вина и мы, устроившись за журнальным столиком, принялись обсуждать  новинки книжного мира.  Магазины пухли от печатной продукции, но на полках пылились лишь разрешенная  классика  и  совдеповский  хлам. Мы гонялись за номерами  журналов, в которых начали печатать зарубежных писателей.
    -Вы любите Фолкнера? – спросила я гостя, заглядывая в его янтарные зрачки.
   - Да. Я прочел «Медведь», «Шум и ярость», но мне кажется, он пишет тяжеловато.
   -Вы так считаете? Тогда прочтите  «Свет в августе». Необычайный роман.  Сколько прелести в незамысловатом сюжете.
  - Спасибо.  Непременно.
  -  А «Сарторис»? Вы читали «Сарторис»? Обязательно ознакомьтесь. Жаль, что у нас так не пишут.
       Фразой  «жаль, что у нас так не пишут»   можно было закончить любую  беседу о  любом  иностранном  авторе. С Фолкнера мы перекинулись на Ирвина Шоу, чей потрепанный роман «Вечер в Византии» от бесконечного хождения  по рукам потерял часть страниц.  Через много лет  я  купила прекрасное издание и долго любовалась красочной обложкой  и добротным переплетом.
     Саша не курил, но охотно выходил со мной на балкон. Ветер отрывал и уносил легкие полоски  дыма, словно клочки капрона.  Мы стояли рядом, всматриваясь в пожухлый  пустырь, где уже обозначились  лимонные пятна первых  цветов. Образовашуюся пустоту заполняли словами.  Мы играли  ими, как воздушными шарами.
    - Пора,- сказала Наденька - Я пойду во двор, прогрею машину, а вы минут через десять спускайтесь.
       И она исчезла.
       Наедине Саша почувствовал неловкость, его щеки снова порозовели.
       Вскоре тесный лифт понес нас вниз.
    « Хорошо бы вот так,  скользить и скользить по этажам с этим славным мальчиком, молчать, смотреть  в  его чистые  глаза,  слушать  его  тихий  голос, любоваться  его  безупречно  белой  рубашкой с маленькими перламутровыми пуговицами…», - думала я.
       Кабина остановилась.
   - Мы кажется с вами… - Он  не закончил фразу. Электрический разряд  пробежал между нами,  мы бросились  к   друг  другу с каким-то обреченным отчаянием и наши губы соединились.
  Я надолго запомнила его учащенное дыхание, крошечные ворсинки на подбородке.
  Вечером  позвонила Наденька, и как бы невзначай спросила: «Слушай, что ты сделала с Сашкой? Он всю дорогу сидел  как  пришибленный».  Я не ответила. На моей коже еще лежал запах его одеколона.
    Наступило лето,  друзья пригласили  меня  в путешествие  по Ладожским шхерам.  Греясь  на горячих камнях под июльским солнцем, я часто вспоминала  кабину лифта, теплое дыхание  Саши, его удивленные глаза.  Но лето кончилось, и мои  миражи растаяли в сером дожде лениградской осени.
   В середине октября, в половине двенадцатого ночи в моей квартире   раздался телефонный звонок.
  "Это я, Саша Дорошин".
  У меня перехватило дыхание,но , сделав над собой усилие,  я спокойно произнесла: - Здравствуйте, Саша. Вы  из Москвы?
    - Нет, из Ленинграда,- сказал он.- Я на вокзале. Хотел уехать, но не смог достать билет.
     Его робость завораживала.
     -Вы хотите сказать, что вам  негде остановиться?
     Он молчал.
     - Приезжайте, я буду рада вас видеть.
     - А это удобно?- спросил он после паузы.
     - Не беспокойтесь. Записывайте адрес. Я буду ждать.
    Последние слова я произнесла со значением.
     - Хорошо - ответил Саша - Возьму такси и приеду.
     Потом, в  моей жизни было много поздних свиданий, но  никогда мое сердце не колотилось с такой оглушительной силой. Подобно птице, я молниеносно метнулась с дивана, пронеслась  по комнате,  поправила  прическу, подкрасила ресницы, сменила халат на платье,  выплеснула на себя остатки   духов,  и уже через четверть часа сидела в кресле перед светящимся аквариумом. Рыбы,  разбуженные  внезапным  появлением света, ошарашено  кружили  среди  зеленых  водорослей, поминутно утыкаясь в кормушку. Я вся обратилась в слух,  напрягаясь при  малейшем  звуке, доносившемся с лестницы.  Фантазия рисовала  красочные  картины: вот он входит, вот он улыбается, на ресницах  дрожат  капельки  дождя; вот он  сидит  напротив меня, извиняется за доставленное беспокойство, а я смотрю на его бледные щеки, на приподнятые уголки  губ и чувствую, как дом наполняется знакомым ароматом.  А  вот он спит, и  его золотистая голова покоится на ослепительно белой подушке...
    Я была  на полпути в царство его плеч, рук, мягких волос,кружевных  колечек  на юношеской груди,  когда резкий телефонный звонок прервал мое путешествие.
       -Это я, Саша.
       Холодок шевельнулся  у меня внутри.
       -Саша...,  где вы? – Голос предательски дрогнул.
       -На вокзале.
       Эфир дышал, словно морская раковина, и этом, шелесте, шепоте, шорохе  я  уловила тихую, ускользающую фразу:« Я купил билет, мне надо ехать..». Во мне, наверное, были  слова, способные его удержать, но я не решилась  их произнести. Последнее, что я услышала, как он резко выдохнул из затянувшейся паузы: «Я думал о вас. Прощайте».
      Сколько времени я пребывала  в оцепенении, не знаю. Когда очнулась, из трубки доносились короткие  гудки. Светил  аквариум,  ветер  раскачивал штору над балконной дверью. Никогда в жизни  я не плакала так горько и так безутешно, как  той  осенней  ночью. Через  неделю  я  узнала от Наденьки,  что  Саша  с родителями  покинул  страну.  А  через  год и Наденька  переехала  в Калифорнию,  где вскоре  вышла  замуж  за микробиолога. Письма от  нее приходили  редко.  К  десятой  годовщине  моего замужества  она  прислала  поздравительную  открытку, в ней было несколько слов  о  Саше. Он работал на  крупной  радиостанции, был дваджы женат, имел трех сыновей.  «Ты  его теперь не узнаешь,- писала Наденька,- располнел,  облысел,  от прежнего милого Сашки осталась только улыбка. Когда заговорили о тебе, он  густо  покраснел». Той ночью  я  долго  не  могла уснуть, а под  утро  мне  приснился  сон: падающий  с  гигантской  высоты  лифт, а в нем я и Саша, молодые, совершенно нагие, сросшиеся воедино. Мы устремляемся  в  черную бездну,  онемевшие от ужаса, опьяневшие от желания.
  Очнулась в лихорадке.  Рядом  похрапывал  муж.
  Больше я ничего не слышала о Саше. А недавно, в канун Рождества, Наденька прислала  письмо, где сообщала о предстоящей  свадьбе дочери, о  переменах  в  личной  жизни.  Расставшись  с  микробиологом, она  вышла  замуж  за  физика, потомка  русских эмигрантов, обещала приехать  летом  вместе с  мужем   на  какой-то симпозиум по проблемам  глобальной  энергии. В  конце  письма  я  обнаружила постскриптум: «Ты еще помнишь Дорошина?  Он погиб, его  машина сорвалась с моста». Я молча вышла  из  комнаты.
  - Что-нибудь случилось?- поинтересовался с дивана муж.
  - Голова болит.
    В  спальне  было сумеречно и прохладно.  За  окном  сыпал  снег,  катились автомобили, в витрине  магазина  красовалась  разноцветная  елка.  Я  вспомнила  весенний  день, когда впервые  увидела  Сашу, лифт, ночной  разговор, мои  фантазии. Я  так  долго  блуждала  по дорогам  своих  мечтаний,  что мне  стало казаться:  все между нами тогда случилось, все произошло  именно так, как рисовало мое воображение.  Где ты, нежный ангел моей юности? Где теперь обитает твоя светлая душа?
        Город  накрывала  ночь,  в черной высоте безучастно пульсировали   звезды.
      
                -------         


                ( 2004 г.)