Кукольник

КУКОЛЬНИК

                Нет  шедевров, погибших  в  забвении. 
                Оноре  де  Бальзак
       В самом начале второго месяца своей вынужденной робинзонады Бугров окончательно понял, что на этой планете совершенно нет фауны. Это был стерильный мир споровых растений, пока не нуждавшийся даже в насекомых для их опыления.
       С определённых позиций это, можно сказать, было даже хорошо: Бугров мог совершенно не опасаться хищников и какой-нибудь местной заразы, переносимой кровососущими перепончато, или ещё какими-то там двумногокрылыми. Оружие и так необходимые в таких случаях медикаменты унёс с собой в небытие совершенно некстати погибший при посадке корабль, и Бугров был благодарен планете за этот нечаянный подарок, приплюсованный к кислородной атмосфере, дававший ему дополнительный шанс дождаться спасательной экспедиции.
       Но, с другой позиции обстоятельств, это было несколько скучновато: не пели птицы, не кричали, не ревели звери, и даже никто не жужжал. На Земле человек формировался в условиях великого многообразия всевозможных звуков, поэтому один нескончаемый шелест листьев не мог удовлетворить потребностей мозга в сенсорных раздражителях.

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       …К концу четвёртого месяца бесплодных ожиданий помощи, тоска одиночества стала настолько невыносимой, что Бугров от скуки вылепил кошку.  Он обломал редкие ветки у низкорослого местного деревца, содрал с него рыхлую кору, и изваял киску прямо из его весьма пластичной древесины. В детстве он достаточно долго посещал спецшколу для одарённых сопляков, где увлечённо занимался скульптурой, руки ещё хорошо помнили это нехитрое дело, и кошка получилась весьма даже натуральной.
       Бугров критически осмотрел своё спонтанное творение, талантливо рисуя в голодном воображении, как киска мурлычет, мяукает и вылизывается…
       От этих крамольных мыслей ему стало на планете ещё тоскливее. Спать Бугров лег поздно и в весьма плохом расположении духа, дав себе зарок больше так не придуриваться, и не делать вещей, которые лишь усугубляют вынужденное одиночество.

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       ...Утром он впервые на этой пустой планете проснулся уже не по собственной инициативе. Его на этот раз самым нахальным образом просто разбудили в разгар лучших сновидений! Он почувствовал на своей заросшей щетиной щеке горячий шершавый язычок, услышал нежное мурлыканье, и поспешил открыть глаза.
       Не сразу Бугров сообразил, что это вовсе не сон, а когда пришла некоторая ясность, испытал лёгкое нервное потрясение, весьма опасное в его преклонном возрасте. Он почти взлетел с мягкой травы на ревматические ноги, и вытаращился на ослепительно-белую Мурку, которая смотрела на него снизу вверх огромными жёлтыми, бесконечно влюблёнными только в него одного глазами, и оглушительно мурлыкала на весь притихший от безмерного изумления инопланетный лес.
       Бугров шарахнулся от первого в длинном списке признака помешательства, упал, запутавшись в паутинчатых лианах, и, изорвав их в клочья, пустился наутёк.
       Кошка его не преследовала, но обиженно и призывно мяукала на всю округу.

       Полдня Бугров бессмысленно шлялся по джунглям, обдумывая происшедшее. Его сильно огорчили заметные сдвиги в, казалось бы, хорошо тренированной психике. Ну, ладно, если бы после нескольких лет одиночества, но чтобы вот так, почти сразу...
       Он пришёл на ту поляну, на которой оставил слепок домашнего животного, спровоцировавший срыв психики, и от неожиданности попятился обратно в джунгли.
       Это была ТА САМАЯ  поляна, и на ней некогда росло ТО САМОЕ  дерево, из которого Бугрову вздумалось что-то вылепить, но его скульптуры на месте не оказалось. Остался лишь невысокий постамент, пенёк, ещё истекающий оранжевым соком...
       - Ну, дела... - Бугров достал из кармана очки и почти уткнулся носом в огрызок дерева.
       Пенёк был ровным, но на нём хотя и слабо, но явственно просматривались те самые четыре точки, в которых у недавно вылепленной Бугровым кошки находились лапы.
       Бугров посмотрел в ту сторону, где ночевал, и ему показалось, что он слышит призывное мяуканье. Он не был слишком большим трусом, но оставался исследователем до мозга всех своих изношенных жизнью костей. Ему вдруг нестерпимо захотелось разобраться во всём этом до конца. Страх перед возможным безумием отодвинулся на второй план, деликатно уступив место жгучему любопытству.
       Бугров воспринял это как хороший признак. Безумию прежде всего сопутствуют равнодушие и безволие.

       …Кошка встретила его на поляне - спальне, как родного. Увидев издали своего творца, она несколько лениво двинулась ему навстречу, и громко мяукнула.
       Это уже походило на приветствие.
       Бугров с любопытством уставился на премилое существо - второе после него на этой далёкой и дикой планете, забытой Богом в самом начале четвёртого дня творения.
       Кошка была, как кошка. Совершенно белая, как первый, ещё нетоптаный снег, пушистая, как старый одуванчик, и изящная, как священные кошки Древнего Египта.
       И ласковая... Она подошла к ошеломлённому Бугрову, потёрлась боком о его изодранные приключениями штанину, и он ощутил слабый электрический удар во всём изношенном Жизнью теле.
       - Киска... - сказал наконец Бугров, делая лишь предварительные выводы, но уже строя далеко идущие планы. - Ты, конечно, редкостная прелесть, но жрать захочешь, как пить дать! И чем же прикажешь тебя кормить? Где я тут тебе найду мышей?
       Кошка пристально посмотрела своему случайному создателю прямо в глаза и непонятно мяукнула. От проснувшегося в ней голода, или ещё от чего-нибудь такого же.
       - Да уж... - сказал Бугров в глубочайшей задумчивости. - Загадала ты мне загадку, Мурка...
       Он достал из уцелевшего полевого синтезатора мясной брикет и положил кошке под самый нос. Бугров не был уверен в том, что ожившие куклы из дерева страдают хорошим аппетитом, но сотворённую им кошку жалел, как настоящую.
       Она оправдала все его ожидания. Через пять минут брикет исчез, а кошка лежала на траве и вылизывала себя так, будто её искупали в чане с куриным бульоном.
       - Прелестно! - радостно воскликнул Бугров. – Чудесно! Изумительно! Итак, отныне мы будем зваться Алисой! И мы с тобой определённо сойдёмся характерами...
       В Бугрове окончательно проснулся ненасытный исследователь. Ему уже не терпелось повторить недавний эксперимент, и непременно поприсутствовать при его заключительном этапе.

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       На этот раз Бугров вылепил из дерева собаку. Он тщательно скопировал её, насколько это позволяла его субтильная, недоброкачественная от времени память, со своего любимого дога, оставленного на далёкой Земле, вылепив даже ошейник и стилизованные медали на груди, которых у реального пса было гораздо меньше. Свою кропотливую работу Бугров закончил только к вечеру, и устроил лежбище в непосредственной близости от мастерской, дабы хорошо присматривать за процессом оживления.
       Алиска, свернувшись белым калачиком, устроилась под его боком, выражая полнейшее пренебрежение к породившему её явлению.

       …Бугров чуть не проспал самое интересное. Всю ночь он исправно бодрствовал, но ничего не собиралось происходить, и тогда он, переполнившись, как истинный учёный, всевозможными сомнениями, слегка охладел к феномену, и под утро незаметно для себя задремал.

       …Его пробудил сухой треск. На месте нового изваяния светился почти метровый шар, брызгавшийся ничего не освещавшими искрами. От него исходило непрерывное, частое потрескивание, и иногда до Бугрова докатывались волны нагретого чем-то непонятным воздуха.
       Так продолжалось до самого рассвета, и как только предутренний свет хорошо обозначил контуры близких деревьев, шар вдруг ярко и беззвучно взорвался, ослепив Бугрова на какое-то непродолжительное время.
       Он инстинктивно прикрылся от взрыва руками, а когда убрал их, к нему уже медленно брёл совершенно белый дог. Он тихо скулил, и вообще казался несколько больным. Не дойдя до Бугрова несколько шагов, дог лёг в траву, положил на передние лапы тяжёлую голову, и стал смотреть на него слезящимися глазами.

       …В полдень он с яростным лаем гонял бедную Алиску по деревьям, а к вечеру, устав от собственной необъяснимой агрессивности, носился за ней уже затем, чтобы вылизать её с ног до головы.
       Алиска, на редкость быстро смирившаяся со своей участью пока единственной и предельно обожаемой, лишь терпеливо прижимала к голове уши и жмурилась…
       Бугров дал догу кличку Белл, намекая на его громкий голос, напоминавший ему церковный колокол.
       Стало гораздо веселее. Синтезатору добавилось работёнки, а Бугрову - хлопот, против которых он не особо возражал.
       Он был устремлён в Будущее, он чувствовал себя Создателем, пришедшим на работу во вторую смену. Предыдущий Творец сделал многое, но ещё большее оставил своему случайному преемнику.
       Бугров работал ударно, не щадя сил и не покладая рук. Он трудился сразу на нескольких флангах, широким фронтом двигая эволюцию псевдоживого на этой, почти новорожденной планете вперёд. Временно он даже потерял интерес к сути явления.
       Для этого нужны были научные приборы. Сунувшись было однажды в светящийся шар, Бугров получил хорошую электрическую затрещину, и отстегал себя за это лозиной по заднице. Он был отцом родным всего живого в этом удивительном мире, и не имел морального права оставлять его без своего присмотра в столь серьёзный момент…

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       …Через две недели девственный лес уже не только шуршал листьями и скрипел стволами. Ночами Бугров с удовольствием слушал малоблагозвучные кошачьи концерты, а по утрам, просыпаясь, млел от пения птиц, вскормленных из его рук.
       Он не стал делать хищников, опасаясь за будущее своего, пока не очень многочисленного зверинца, да и где гарантия того, что голодный хищник в темноте не обознается и не сожрёт своего папашу. Бугрову очень хотелось попробовать себя в монументальной скульптуре, но деревья вокруг были жидковаты. В конце концов, он для разнообразия всё-таки сделал маленького слона и такого же миниатюрного жирафа.

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       …Совершенно неожиданно Бугровым овладела соблазнительная идея сотворения Евы... В его возрасте даже мысль о женщине была большой редкостью, не говоря уже обо всём остальном, с ней напрямую связанном, и мысль эту угораздило прийти Бугрову в голову. Первоначально это была мечта о старушке, но он побоялся, что у неё от древности может оказаться скверный характер. Деться тут от неё было некуда, а как избавляться от неудачных творений, Бугров попросту не знал.
       Он позволил себе дерзость и выпустил наружу последние остатки своих мужских инстинктов, сотворив, по сути, не женщину, а некий символ необузданной мужской и женской страсти...

       ...Ева стояла на постаменте, вызывающе выставив вперёд бахчевые груди и призывно выпятив сделанный по большому циркулю зад, незаметно переходивший в потрясающие бёдра.
       Бугров превзошёл самого себя, и Ева даже чуть всколыхнула его захламлённую холестерином, и обеднённую тестостероном кровь. Он тут же влюбился в неё, как Пигмалион втюрился в Галатею, тем паче, что женщина вдобавок получилась весьма прехорошенькой на смазливое личико.
       Бугров пока не думал о месте Евы в том мире, который он наполнил Жизнью. Она была для него всего лишь экспонатом в его живом паноптикуме, очередной пробой сил на новом поприще.
       Бугрову захотелось быть свидетелем возникновения в Еве живого Духа, и он стоически просидел возле неё всю ночь, одолев ради такого дела даже сон усталого Творца.

       …Опять был светящийся и искрящийся шар, из которого наконец вышла самая соблазнительная из женщин, и, создавая своими восхитительными бёдрами лёгкий ветерок, ушла в дикую здесь неизвестность. Даже не посмотрев на Бугрова вблизи…
       Он сначала решил, что она с непривычки и сослепу заблудилась, но потом пришёл к неутешительному для себя выводу, что она просто отправилась на поиски молодого Адама.
       Бугрову хотелось кровно на неё обидеться, однако он тут же слегка утешил себя тем, что она от него всё равно никуда не денется. На безрыбье и Бугров - Адам... Если, конечно, не делать альтернативы, но её Бугров оставил на более позднее время…

 / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       …Ева действительно объявилась через день, коротко глянула на потенциального партнёра для удовлетворения дикой страсти, и продолжила свои бессмысленные поиски на необъятных просторах планеты. Это был уже сдвиг к лучшему, и Бугров решил подождать, когда же она подойдёт к нему, устав от бесплодных исканий и истощения…

/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

      - ...А вы молодцом, профессор! - сказал Капитан Уистли, похлопав Бугрова ладонью по плечу, укрытому лёгким покрывалом. - Почти год одиночества на необитаемом острове, и практически никаких серьёзных отклонений в психике! А вашему здоровью можно только позавидовать! Я значительно моложе вас, но...
       - Я долго был без сознания? - Бугров не узнал собственного хриплого голоса.
       - Пустяки! Всего два дня! Атмосфера тут почти земная, и вот это « почти » на вас и сказалось. Есть тут в ней кое-какие добавки, которые можно было бы нейтрализовать, принимая соответствующие абсорбенты. Но у вас в аптечке их, к сожалению, не оказалось. Накопились некоторые токсины, от которых ваш организм потом избавился бы сам. У вас ведь, если не ошибаюсь, стандартная прививка?..
       - Да, комплексная.
       - Ну вот, значит, вы пришли бы в себя и без нашей помощи. Вам могли бы в этом помешать только местные хищники.
       - Нет тут таких, - сказал Бугров. - Я, по крайней мере, их пока ни разу не встречал.
       - Вам неслыханно повезло, мой друг! Кислородная атмосфера, да ещё фауна, лишённая хищников! Вы обратили внимание на то, как она поразительно похожа на земную?!
       - Ещё бы!.. - Бугров хмыкнул.
       - Правда, все без исключения альбиносы и у отдельных представителей масштабы не совсем те, но, тем не менее... А внутрь вы к ним случайно заглядывали?
       - Не возникало такого желания. Они ж мне все - как родные. Бок о бок изо дня в день…
       - А там они ещё интереснее и поразительнее! Насколько они почти земные внешне, настолько совсем чужие внутри! Полнейшее различие в анатомии! Всё в них необыкновенно просто, и, вместе с тем, удивительно рационально по своей сути! Они могут и есть, и даже нет, питаясь одной световой энергией! На своё личное усмотрение! Нам бы такие внутренности, мы тогда почти не страдали бы от бессмысленных хвороб и прочей ерунды! И размножаются они, как мы поняли, всеми известными нам способами: почкованием, делением, партеногенезно и гетеросеосексуально...
       - Когда мы улетаем? - спросил Бугров.
       - Вы так торопитесь? - удивился Капитан Уистли. - А нам показалось, что вы здесь основательно прижились и вполне освоились. Мы надеялись, что вы дадите нам хотя бы недельку на экспрессисследования. Планета уже готова получить ваше имя, если вы захотите, к ней могут присоединиться и некоторые представители её животного мира.
       Бугров опять загадочно хмыкнул и подтянул покрывало к самому подбородку. Он сейчас думал о сексуально ненасытной Еве, которая непременно припрётся сюда снова в поисках всё того же Адама. За несколько месяцев непродуктивных блужданий можно не только озвереть, но и осатанеть... Формы, которыми наделил её Бугров, предполагали повышенную активность в некоторых областях межполовых взаимоотношений, и если эти самые провокационные формы Евы отразились и на её содержании, кое-кому на корабле спасателей могло не поздоровиться...
       - Это было бы очень лестно, - сказал он. - В особенности, если вы моим именем назовёте их всех…
       - Но это же будет слишком скучно, - сказал Уистли. – Вам самому так не кажется?
       - Зато справедливо...
       - Вообще-то, всё это довольно относительно, - возразил Капитан Уистли. - Звери ведь - почти полные копии земных, так что тут особо и не пофантазируешь...
       Он подошёл к огромному иллюминатору внешнего обзора и стал смотреть на панораму.
       - Там мои ребятки сейчас ударно трудятся и хором визжат от неописуемого восторга! Удивительный, надо признаться, мир! Поразительный в своём роде мир! Невероятный во многом мир! Точно кто-то упорно пытался скопировать его с нашего, и не всегда удачно пытался. Вы здесь давно, вам не приходила в голову такая мысль?
       Бугров хмыкнул в третий раз.
       - Я всё время только об этом и думал...
       - И весьма странный мир... - продолжал Уистли, глядя в иллюминатор. - Есть птицы, есть звери, но нет ни рыб, ни насекомых. Последнее вообще непонятно, поскольку до сих пор не встречалось ни на одном из открытых нами миров! Если есть флора и фауна, то просто обязаны быть и насекомые! Это же связующее звено!
       Уистли повернулся к Бугрову.
       - Вы пробыли здесь достаточно долго, как вы сами думаете, почему на этой планете нет насекомых?..
       Бугров привычно хмыкнул.
       - Да потому что я их терпеть не могу!

                Светлая  голова,
                используемая
                для  тёмных  дел,
                делает  их
                ещё  темнее…