Миры сотворенные изкн. Миры сотворенные. Вика

1. В ИСТОКЕ

Их было множество, и они не имели постоянной формы, но были живыми существами, слитыми воедино общей энергией, объединенным разумом, сжатой волей, заботой о других разумных, об аурах вселенных и планет. И они обитали в Истоке. В одних мирах Исток называли Зрачком Вселенных, в других – точкой отсчета или центром Вселенной, хотя последнее, разумеется, было неправильным, поскольку вселенных ведь много…

Как и их, тех, кто в Истоке.

Они не имели власти над физическими процессами, не способны были отклонить небесное тело от орбиты, предотвратить естественные для мироздания катастрофы. Но они умели властвовать над воображением и разумом, и в каких-то мирах об этом знали, а в каких-то считали их божествами или единым божеством. Им, не имеющим названия и стабильной формы, все это было неважно. Главное, они могли совещаться и принимать взвешенные решения.

Сейчас их, тех, кто мог воздействовать на разум, беспокоила Земля, где гуманоиды и плазменные создания соседствовали, но не сознавали этого и не берегли чистоту своего информационного пространства. А это опасно, опасно для всех. И потому в сознании обитателей Истока возник вопрос:

- А способны ли люди, самые обычные люди, те, которых большинство, самостоятельно побороть темные стороны своей же собственной личности? Понимают ли они, что чувства их и душевные порывы могут иметь особую, плазменную, материальность? Способен ли их инстинкт самосохранения подсказать им, что зло разрушительно и опасно не только для Земли, но и для других близких миров, для самой жизни?…Ведь если именно люди первоисточник зла, тогда встает вопрос, а не уничтожить ли их разум, их силу воображения?

…Тем, кто в Истоке, такая власть дана. Однако они не были агрессорами, они предпочитали знать, а не действовать в слепую … При этом крайности в расчет не брались, доказать состоятельность человечества должны были земляне, обладающие обычной энергетикой, те, из которых и формируется большинство.

Но что выбрать в качестве критерия? Какое чувство может в равной степени рождать и тьму, и свет в душе человеческой? Изучение истории подсказало – чувство унижения. Во-первых, это чувство дано как раз таки рядовым членам сообщества, во-вторых, тот, кто его испытал, никогда о том не забудет. И, если дать ему возможность силой воображения создать собственный мир, свет или тьма его души проявят себя ярко и явственно.

Так станут ли добрыми создателями те, кто пострадал от чужой злобы или непонимания? Или предпочтут унижать других, властвовать сурово? На короткое время нескольким самым обычным людям, в прежней жизни униженным, дадут власть, почти равную власти божества. И те, кто в Истоке, будут наблюдать, будут делать выводы. От этого зависело многое…От этого зависело будущее Земли…


2. НЕПОБЕДИТЕЛЬНИЦА ВИКТОРИЯ

Наверное, такова ее судьба – вызывать недоумение, недопонимание, недовольство. Она, Вика, с детства ничем абсолютно не болела, а две ее младшие сестры, погодки, без конца простывали и все время хныкали. Поэтому родители жалели их и следили за ними, а она, Вика, была белоголовым сорванцом, на котором лежала куча всяких обязанностей. Одно из них - следить за тем, чтобы младшие покушали - и определила судьбу Виктории. По окончании школы она поступила в училище и окончила его на отлично, приобретя профессию «повар – кулинар». Только в этом училище, на какое-то время ее оставило чувство обиды и унижения. Но не сразу забылось: в детском коллективе средней школы ей приходилось несладко.

Вике класса с шестого давали почувствовать некую вроде бы ущербность: она была из бедной семьи и ей не давалась математика. У нее не было золотых сережек, ее сотовый был смехотворно дешевым, с ней дополнительно занимались и объясняли математические премудрости, но это мало что меняло: Вика перебивалась с двойки на тройку. Стойкой троечницей она была и по другим не гуманитарным предметам, а вот история, биология и география давались ей легко, но эти дисциплины не считались престижными..

Впоследствии способность легко запоминать то, что интересно, помогла Вике в ее профессии. Она знала наизусть кучу рецептов и умела творчески подходить к изготовлению блюд. У нее возникла мечта: доказать всем, что и она «не лыком шита». Вот станет она богатой и замужней, и пусть все маменькины дочки и сынки кусают себе локти!

Вика была девочкой самой обычной, крепенькой и невысокой, с кожей цвета муки и редкими светлыми ресничками. Да, вот такая вот неособенная, ну и что? Ей еще повезет, она им все еще покажет! Стремясь поразить своих подруг, она в 16 лет завела роман со смуглым мужчиной средних лет, обладателем иномарки. И демонстрация этого достижения на какое-то время ей помогла, родила стойкое стремление добиваться своего любой ценой.

И вот свершилось: выпускнице профессионально-го училища Виктории Павловне Рощиной, 20 лет отроду, первый раз в жизни повезло. Без всякого блата ей удалось устроиться на работу в престижный частный ресторан на первом этаже многоэтажной гостиницы. Она быстро продемонстрировала хозяйке свое искусство: и обычные блины, и салат «Цезарь», и «Ризотто» и изысканное блюдо французской кухни «Фуа гра» давались ей легко и стали востребованы у посетителей ресторана. Она и кондитером была хоть куда и хозяйка от души радовалась такому приобретению. Только вот зарплату повышать не спешила. Вика считала: это потому, что нет возможности. Она была уверена в этом целых четыре года.

А затем в ресторан пришла новая повариха, не очень умелая, но очень смазливая и кокетливая. Ее премировали часто и незаслуженно, ведь в нее был влюблен младший, самый обожаемый сын хозяйки, на три года ее моложе. Парень даже было собрался сделать любимой девушке (ее звали Анжела) предложение руки и сердца, но хозяйка во-время приплатила той за отказ. Виктория завидовала подруге и не совсем понимала, почему ей так везет. Внешне они даже были похожи, только Анжела была блондинкой смугловатой и глаза ее слегка отливали зеленым. Ну не велика же разница! И до святости подруге не менее далеко, а вот поди ж ты…В конце концов, после очередного «премия не для вас» Вика взяла, да и выложила хозяйке все, что она думает о такой ее несправедливости. И – лишилась работы.

Спустя месяц, в день, закат которого должен был принести Виктории чудо, в тот самый знаменательный день она вышла на новую работу в столовку гимназии. Там не требовалось знать, что готовят для изысканных посетителей, там она натаскалась тяжеленных котлов и намучилась в раздаточной. И это при том, что заплатят ей мало, очень мало. И, разумеется, рядом не будет никого, кто мог бы обратить на внимание на такую девушку, как она. Мужчин-учителей Вика не терпела с детства, их нравоучительный вид навевал тоску и вызывал недоверие.

Лишь дома напряжение немного ослабло и, запершись в туалете, девушка дала волю слезам. Вышла она оттуда не-скоро, опустив в пол свои покрасневшие глаза. Лишь когда одна из младших сестер стала тормошить ее и дергать за халат, с опаской подняла их и насторожено глянула в другие глаза, похожие на ее собственные, только веселые, смеющиеся. Одна из младших сестер, девятиклассница, с восторгом сообщила: она ждет ребенка от одноклассника. Родители жениха сказали, что дадут разрешение на свадьбу за приданое в десять тысяч евро.

- Так разве у нас есть? – спросила Вика изумленно. -Мама сказала «найдут», – ответила сестра, - но ты ведь поможешь, ежели что, сготовить для гостей? Ведь поможешь?

- Да, - сказала Виктория уныло.
Потом повторила зло: «Да, помогу» И отправилась спать, едва волоча ноги, почти смирившись с тем, что никому ничего не в состоянии доказать, что только сама себя и любит. А остальным на нее наплевать. И это так больно, так унизительно!

Она не могла даже предположить, какое чудесное испытание ждет ее впереди.


3. ЛУЗЕРЫ ПЛАНЕТЫ ВИККАУ

Вика не поняла, как оказалась здесь, на берегу моря. Она давно мечтала побывать там, где тепло и красиво, а здесь было даже жарко. Местность вокруг казалась странной, плохо узнаваемой. Деревья с голубоватой корой и листвой того же цвета, по форме напоминали конские каштаны, что росли на их улице перед домом. А вода в море казалась черной, с каким-то серебристым проблеском. Вдалеке виднелись скалы, рыжие, как на открытках из Америки, но даже издали было заметно, сколько на их поверхности странных зеленоватых пятен.

-Это, Государыня, медь, - пояснил какой-то хмырь в потертом плаще средневекового кроя, - здесь, на Виккау, много меди.

-На Виккау?

-Да, конечно, - физиономия тщедушного незнакомца выражала недоумение.

Он пригласил « государыню Викторию» следовать за ним и Вика почему- то обрадовалась, что имя у нее прежнее.

А его, этого надоедливого зануду, звали Игр, и он представился ее научным полурабом. Как оказалось, здесь существовало такое сословие. У полурабов этой планеты и этого края, мужчин и женщин, были краткие имена и ограниченные права, то есть они не были в полном подчинении какого-то одного лица, но жизнь их существенно отличалась от жизни полноценных граждан. Они обязаны были демонстрировать смирение и не возражать властьимущим,богатым и прочим свободным, даже если те вдруг не пожелают соблюсти договор или оплатить труд соответственно прейскуранту.

Игр привел Викторию в замок, каменный, но чем-то вроде оббитый.

- Это бронзовые гвозди, - пояснил сопровождающий с ноткой хвастовства, явно красуясь и ожидая поощрения, - мы совсем недавно поняли, что надо медь смешать с оловом…

Вике показалось, что она на уроке химии и неприятное воспоминание заставило молодую девушку нахмурить брови. Игр от этого словно бы уменьшился и глядел на «государыню» с явным испугом. Впоследствии она узнала, что все ученые на Виккау были полурабами и изменить статус могли только за плату. Везло редко кому. Остальные ценились дешево. Они были чем-то вроде лузеров от науки. Вика от этого испытала злорадное удовлетворение. Она не совсем понимала, почему все здесь устроено так, чтобы ей польстить, но в этом было столько приятного…

Кстати, выяснилось, что полурабов в этой части малозаселенной планеты вообще большинство. Эти люди что-то производили, открывали, создавали, выращивали и обрабатывали, то есть делали все то, что испокон веков делают все народы. И получали за это плату, но мизерную. А вот те, кто плоды этого труда умел украшать и, что особенно важно, готовить изысканные блюда для государыни, считались подданными рангом повыше. За ними следовали всякого рода придворники и советники, их право толпиться у подножия власти формально по наследству не передавалось, лишь покупалось. Но у кого же еще были на это средства?

Все это «государыне Виктории» объясняли, чуть ли не шепотом, испугавшись такого беспамятства властьпредержащеей. Но это было чуть позднее. А в момент прибытия Вики в нынешнее ее роскошное обиталище, челядь, при-дворники и советники выстроились в ряд и восхваляли, восхваляли, восхваляли, она не разобрала, что именно, но расслышала кого. Этим кем-то была она. И ей это понравилось. А еще ей понравилось, что о прежних властителях, благодаря которым она, Вика, появилась на свет, никто ничего толком не знал. Ну и ладушки!

А какая у нее была спальня! А каким не лишенным ярких красок казалось ее лицо в бронзовом зеркале! То, чем ее кормили, пришлось Вике по вкусу, но она, по своему обыкновению, внесла коррективы в рецепты некоторых блюд, для чего пришлось изучить вкус и свойства здешних фруктов, овощей и приправ. А еще она на удивление быстро освоилась с новой ролью и с жестоким рвением регулярно посещала школы для полурабской мелюзги и под-ростков, придираясь к формальностям системы и способов обучения. Виктория нашла среди своих приближенных свыше десятка тех, кто не любил учителей и разного вида преподов, и все вместе под ее руководством они с большим удовольствием засыпали насмешками этих нерадивых. В то же время она занялась тем, что осаживала самоуверенных детей наиболее уважаемых граждан, покрикивала, сдвигала брови, понижала голос и делала все то, что необходимо делать для пущего, даже необоснованного, страха. В конечном итоге она и сама поверила в свою исключительность. Власть пьянила ее, и она чувствовала, что пришло время продемонстрировать ее более серьезным способом.

Прошел не один год ее благополучного правления, прежде чем государыня приобщилась делать то, что было необходимо. Она расспрашивала приближенных о самых верных и особо непокорных, интересовалась сельским хозяйством и производственными открытиями, проверяла, не пострадали ли от всяких там нововведений ее личные доходы, и присутствовала на самых важных судилищах.

К тому времени Виктория уже почти позабыла, что была когда - то одной из многих. Наверное, это имело место быть…в другой жизни. Наверное, в этой другой жизни преступная халатность и преступное равнодушие не дали раз-глядеть ее уникальность, ее величие, ее особое место в судьбе многих, до которых государыне не должно быть дела. Но теперь она на своем месте, теперь ее ледяной взгляд заставлял тревожиться, объясняться и каяться. Теперь она знала себе цену и не терпела тех, кто эту ее ценность не признавал. Канули в прошлое дни позорного унижения, жизни, недостойной ее нынешнего величия. В конце концов, кто не сумел достичь многого, тот сам виноват, сам дурень, ведь у нее -то получилось…

Виктория чувствовала вдохновение, упоение властью, она пользовалась, тем, что ей было дано, как говорится, «на полную катушку». Это касалось не только строгих требований к полурабам и прислуге, это касалось и любви…вроде бы любви. Малейшую ее чувственную жажду утоляли с тем же трепетом, с тем же подобострастием, с той же гордостью за себя, как и прочие желания. И ей годы подряд было скучно. Хорошо, но скучно. Пока не произошло нечто, изменившее ситуацию.


4. ПРАВОСУДИЕ – СПРАВЕДЛИВОСТЬ НА СКОЛЬЗКОЙ ОСНОВЕ

Это случилось в середине года, а год на этой планете состоял всего лишь из двух сезонов: теплого и жаркого. Теплый сезон походил к концу, жаркие ветра высушивали влажную почву, но похожие на клубни корни деревьев выбрасывали на поверхность земли и вглубь почвы запрятанную в их сердцевине влагу и оставались жить, хотя листва их трескалась от сухости и готова была сорваться с веток или разлететься на кусочки. Виктория собиралась на судилище. Ее ослепительно белый наряд был прошит голубыми нитями, ее медное украшение было замысловатым произведением искусства, столь же сложной была ее прическа. Она спустилась со ступенек дворца и не спеша прошествовала к судному павильону. Здесь ее усадили в глубокое кресло и процесс начался.

Судили мальчика лет шести, именно на таких судилищах правительница Виктория должна была по протоколу присутствовать непременно. Мальчика звали Род, и он украл булку. Обвинителей было несколько, свидетелей двое. А защитник был один, и звали его Глеб. Имя краткое, но полное, значит, этот юрист на пути к успеху. И как красив! У него были голубиного цвета глаза, именно голуб-ного, не голубые и не серые, а какие-то сизые, глубокие и скрытые длинными пышными ресницами с рыжеватым блеском. И он был не так тщедушен, как большинство жителей Виккау, у него были широкие плечи. И голос его, поднятый в защиту мальца, Вику заворожил….Она небрежно слушала его аргументы, как всегда делала на судилищах, но когда поняла, что защитная речь Глеба не произвела впечатления на судей, решила вмешаться. И не потому что жалела мальчика - полураба, хотя ему, в худшем случае, светила работа в каменоломне в течение нескольких месяцев, а за это время он, возможно, и погиб бы..

Нет, не потому… Во-первых, потому что хотела произвести на Глеба впечатление натуры чувствительной, во-вторых учла, что поражение в процессе может дорого ему обойтись. То есть она воспользовалась правом государева решения, и согрешивший ребенок был спасен, а Глеб приведен для беседы в ее покои.

С той поры прошло менее полугода, но Виктория уже начала замечать, что Глеб как-то натянуто ведет себя во время их кратких, обычно нежных, бесед перед сексом. Ее, конечно, известили, что у него была невеста, но Вика так давно и прочно поверила в свою исключительность, что не придала этому значения. И вот…Она велела проследить за любимым и выяснила, что прежняя его связь с полурабыней Нат возобновилась. Это возмутительно! Променять ее, государыню, на какую- то девку из низшего сословия! Куда катится мир!

Вика решила, что она отомстит обидчику. Но подловить влюбленных оказалось сложно. Прежде всего потому, что из осторожности и опасения за любимую девушку, Глеб не имел с ней интимных отношений. Влюбленные просто уходили вглубь леса и беседовали, и как бы ни были ласковы эти беседы, наказать изменника формально было не за что. А вот физическая измена государыне, даже если речь шла о фаворите, могла караться от штрафа до эшафота, как будет угодно высшей власти. А еще один закон планеты Виккау гласил, что государь или государыня могут отменить даже свое собственное помилование в течение полугода после принятого решения. И Вика велела пригласить к себе на аудиенцию мать шестилетнего Рода. Она узнала, что мальчик недавно переболел какой- то кишечной инфекцией, потому что ел несвежие продукты, и, если помилование ему будет отменено, ребенок неминуемо погибнет в каменоломнях. Она предложила матери мальчишки выбор между жизнью своей и жизнью сына. Если она, по приказанию государыни, напоит Глеба сонным зельем и ляжет к нему в постель, ее казнят вместе с ним за греховное поведение. Ну а если нет- ее сыну отменят помилование и он сгинет в каменоломне

Не прошло и семи дней, как замысел этот привел к нужным результатам. И вот она, Виктория, возвышается над толпой на своем особом троне, предназначенном для судилищ, и слушает, как шумит это сборище желающих посмотреть на кровавое представление. Она не знает что с ней, она торжествует и горюет одновременно, она злорадствует, глядя в бледное лицо вчерашней любви. Но на мать, принесшую себя в жертву ради сына, старается не смотреть. И ей страшно, по- настоящему страшно, она ведь не вникала в систему наказаний настолько глубоко.

-Нет, - признается сама себе, - просто не хотела портить себе эту роскошную жизнь, не хотела думать ни о ком кроме себя любимой. Она так намучилась когда-то давным-давно, она так жаждала радости незамутненной, неомраченной. Почему она думает об этом сейчас, почему? Да потому что ей страшно. Потому что она не может представить себе, как слетит с плеч эта красивая голова, как боль и ужас исказят черты, как помутнеют странные сизые глаза. Добрые гла-за…

И эта женщина.. Она ведь пострадает из за любви, из за материнской любви. Вике когда-то так хотелось, чтоб мать любила ее больше, чем сестер, но, быть может, и ее мать вот так смогла бы... И какую боль предстоит пережить безвинной женщине, которую она, Виктория, государыня, из ревности подставила! Нет, это невозможно, это пережить невозможно! И о чем я только думала?! Я этого себе не прощу!

Виктория подняла к небу светлые, слезные глаза и, показалось, дотянулась до звезд, до тех великих, тех окружающих божество душ, которые сейчас плакали вместе с нею. И - сорвалась на крик! И потребовала прекратить, прекратить, прекратить все немедленно! И успокоилась только тогда когда поняла: страшного не случится.

…А потом она проснулась. Она увидела спальню, в которой пролила некогда столько слез, увидела спящих сестер, о которых как- то позабыла и поняла, что эта чудесная (почти чудесная!) сказка окончилась.

Но апатии прежней почему - то больше не было. Она подумала: « Да разве мало в нашем городе ресторанов? Да и разве жизнь моя уже пришла к своему концу? Да и почему я считаю себя такой уж непривлекательной? В конце концов, я ведь блондинка…И у меня не пусто в голове..»

Она решила, что непременно снимет где - нибудь комнату и начнет жить самостоятельно, хватит с нее! Она еще молода. Она еще хочет быть молодой, ей жить да жить.


5.В ИСТОКЕ

- Так стоит ли считать, что эта женщина прошла испытание?

- Стоит

-Не стоит Мы, те, которые в Истоке, разошлись во мнениях.

-Она обратилась за поддержкой к тем, кто велик духом, к тем, кто выше ее понимания. И к тому, кто над Землей, кто щадит их и желает им жизни….

- Но ее черствость? Ее эгоизм? Ее равнодушие? Она готова была принести в жертву ни в чем неповинных!

-Но не сделала этого!

-Она сама жертва?

-Похоже на то…может быть…все возможно, когда душа устает…

-В таком случае, кто же будет следующим?

-Кто-то с богатым воображением, но недостаточной ве-

рой.

-Может быть, артист?

-Бывший артист.

продолжение следует