По небу полуночи странник летел. Главы 17-20

По небу полуночи странник летел               

                17.


        Мурат познакомился со Степанидой в электричке метро, когда та была совсем ребенком. И сразу же забыл про неё на долгие годы.

        Напомнил Георгий Иванович, когда после ряда неудач в эзотерической практике понадобилась партнерша с большим энергетическим потенциалом. Рассказал, как её найти и сразу же поставил жёсткое условие:

        - С этой – ничего личного. Сделаешь работу – тогда хоть закувыркайся с ней.

        И далее поведал о генетическом фонде Степаниды.

        По линии отца она происходила из древнего еврейского рода. Это её предки в богатых одеждах кричали Понтию Пилату: «Распни Его и пусть кровь Его будет на нас и наших детях!». Это её предки в 1865 году восстали в Польше против русского царя и православной веры. Её прапрапрадеда с семьёй везли в кандалах из Варшавы в Омскую губернию. И все её родичи по мужской линии были талантливыми эзотериками.

        Отец Степаниды порвал со своим родом после того, как при многочисленных живых родственниках его сдали в детский дом. До конца жизни ни с кем из них не общался. Женился на русской бесноватой девушке из крестьянского православного рода.

        Вот такая гремучая смесь. Сама Степанида с раннего возраста поняла, что с ней что-то не так. С 10 лет она уже серьезно думала о выборе профессии, остановилась на психиатрии и распевала стихи собственного сочинения:

        И вот сбылась моя мечта, я стала психиатром!
        Тарам-тата, тарам-тата, людей лечу с азартом.

        По каким-то причинам она тоже порвала со своими родственниками и уехала из Омской области в Москву, поступила в первый медицинский институт, закончила его, став педиатром со специализацией по психиатрии. Пока училась, общалась с Муратом и Георгием Ивановичем.

        Чтобы привлечь её внимание, Георгий Иванович придумал легенду, что он работает в КГБ, и все просьбы его о той или иной эзотерической услуге относятся к благу советских людей, построению для них светлого коммунистического будущего. И что при выполнении этих услуг нужно соблюдать строжайшую тайну. Эта дура долго верила ему во всём.

        И делала всё, что он просил, со всею своею мощью. И вдохновением. И ответственностью.

        А работать с ней оказалось и легко, и невыносимо. Легко, потому что её потенциал так огромен, что она сама не осознавала его величины. И соответственно, не могла его ни освоить, ни контролировать, в результате чего снискала себе обзывалку «обезьяны с гранатой».

        Невыносимо, потому что она влюбилась в Камбарова, как влюблялись тысячи  поклонниц в его экранный образ, и претендовала на его внимание. С годами до неё стало что-то доходить, и она стала ему мстить.  Сначала  за его мужское невнимание. Позднее, когда до неё дошло, что в эзотерике она не более чем обезьяна с гранатой, она стала искать от него помощи в обретении себя, в построении себя цельной и осознающей свои резервы. Но у него были свои проблемы. Да и честно говоря, беспомощная и барахтающаяся в собственной энергии, она была ему удобнее.

        Она однозначно была «обезьяна с гранатой». Но, надо отдать ей должное, «граната» её была ядерным реактором.

        Эта дура попадала во все расставляемые ей ловушки, даже нехитрые и примитивные; но всегда выходила живой и невредимой. Ревела, размазывала тушь по лицу, говорила, что «сильно испугалась», но с годами уже все перестали верить её слезам, и наотрез отказывались иметь с ней какие бы то ни было дела.

        Ни у кого не получилось её прибить.

        Никто не смог заставить её пройти инициацию (прочитать «Отче наш» наоборот и стать полноценной ведьмой), хотя она была некрещеной девочкой, пионеркой и комсомолкой.

        Её мощный энергетический потенциал предполагал встречи с продвинутыми эзотериками планетарного уровня и мало кто из них был в восторге от неё. Так, Француз общался с ней недолго, где-то с месяц. Говорят, после прощания задумчиво сказал: «Странные эти русские женщины! Всё со страстью, с гранатой в руке, со сбившимся платком на голове и напряженным лицом… Неужели они и в постель так же ложатся?».

        Карел всегда избегал встречаться с ней взглядом. Когда они от него уезжали, вздохнул с явным облегчением. Его фраза о ней: «Зеркала, зеркала, лабиринты зеркальные, и одинокая черная птица в поисках своей воздушной волны повторяется в них всеми очертаниями распахнутого крыла…». И хрен его знает, что он имел в виду, но ни тепла, ни симпатии в этих словах явно не прочитывалось.

        Джелал – тот да, тот её выделял, называл «женщиной-дервишем».

        Сам Учитель, Георгий Иванович, говорил о ней исключительно в нецензурных выражениях, самым мягким из которых была поговорка: «Много-много геморрою принесет она с собою».

        Тем не менее, вокруг неё всегда клубились странники, такие же, каким он сам стал сейчас. И некоторые из них на долгие годы становились её друзьями, надежными и преданными. Они помогали ей понять саму себя и освоить свои резервы, она поддерживала их энергетический уровень своей теплотой и преданностью.


                18.
 
        Двое из них, Валера и Гриша, оставались рядом со Степанидой до сих пор.
 
        Григорий в жизни Степаниды появился где-то в начале девяностых.

        Она тогда раз в неделю ездила в медсанчасть следственного изолятора осматривать подростков. Иногда, по постановлению следователей или адвокатов, проводила им судебно-психиатрические освидетельствования. А Григорий был тогда в хозобслуге. За что сидел – не говорил. Но называл себя «убивцем».

        Был талантливым мастером. Мог собрать и разобрать с закрытыми глазами автомобиль и автомат Калашникова, радиоприёмник и телевизор. Пил и курил, отстаивал своё право на это, хотя Степанида очень жёстко держала дисциплину. Предпочитал дешевую водку и «Беломорканал».

        Из таких же «странников».
 
        Однажды, будучи в сильном подпитии, поведал Мурату и всем присутствующим фрагменты своей истории. С его слов, жил где-то на окраине Петербурга в районе острова Елагин. Там же совершил своё «лиходейство». Был помещен в «одиночку». Приноровился по ночам делать черенком ложки подкоп. Руки умелые, силы немеряно, дух крепок. И вот однажды ночью в его небольшом лазе ему стал спирать дыхание.  Потом засверкали точечные огоньки – жёлтый, зелёный, красный, синий, фиолетовый. «Потом они все смешались, как радуга была, только не дугой, а вроде прямой просеки в даль лаза. Судя по времени, как я бы теперь сказал, длилось всё это с часок, а потом сразу легче стало дышать, пошел навстречу свежему воздуху, открылась щель, и вылез я в двадцатый век в город Новосибирск. Без денег, без документов, с речью конца шишнадцатого века. Сколько-то полежал в дурдоме, соцработница документы выправила, сбежал с ними, конечно, благо, опыт побега был».

        Совершил несколько незначительных, по сравнению с убийством, конечно, правонарушений, оказался в местах лишения свободы. Быстро усвоил правила игры. Опять же благодаря силе духа, умелым рукам и физической силе, наблюдательности и многим другим качествам (цельность и надежность характера), приобрел авторитет. Потом оказался в хозобслуге. Увидел Степаниду. Пару лет постоянно заходил к ней в кабинет, то гвоздь прибить, то мебель собрать, то лампочку поменять. Она привыкла к его услужливости, пару раз обращалась с личной просьбой. Вроде леску у круговых спиц поменять, вешалку в виде металлической цепочки у дублёнки укрепить.
 
        Как многие заключенные, просил «что-нибудь почитать», брал исключительно художественную литературу. Она предпочитала классику, и он вслед за ней прочитал «Идиота» Достоевского, где ему настолько понравился образ Рогожина, что он взял его фамилию при оформлении документов. Читал «Мастера и Маргариту», Дж.Толкиена в переводе З.Бобырь и многое другое.  Всегда находил время зайти к ней в кабинет и обсудить прочитанное, чем снискал её внимание и уважение.

        А однажды увидел на её столе томик Фрейда. Попросил на ночь. Посмеялась, сказала, что ему будет неинтересно, но разрешила. Когда возвращал, спросила, что понял. И он рассказал, что «история бабы с зонтиком всю душу перевернула».

        Мурат тогда удивился, ведь Фрейд у него, как и у знакомого ему большинства людей, ассоциировался со снами и с сексом. Но то, что преподнес ему Гриша, заставило зауважать его. В вольном изложении это выглядело примерно так:

        - Прикинь, Азия, бабу загипнотизировали и велели после пробуждения взять из угла зонтик и раскрыть его. Баба так и сделала. А потом у неё стали спрашивать, почему она так сделала. А баба не знает, что и говорить. Мялась, мялась, сперва выдала что-то вроде: «Ой, я думала, вдруг дождь пойдёт». Ей говорят, какой, нах, дождь, небо ясное. Тогда она сказала, что как бы хотела проверить, не сломались ли спицы у зонта, а то вдруг дождь пойдет. Ей говорят, тебе, нах, какая печаль, зонт не твой, хата не твоя, да и дождя нету! Ну она еще пособирала-пособирала причины, потом сама расстроилась, до чего нескладно у неё выходило, разревелась. Ну я это дело так понял, что если человек к какому-то своему нелепому действию придумывает нелепые причины, то, следовательно, ищи здесь чью-то невидимую злую волю.

        К Степаниде он относился очень трепетно, считал, что именно она сделала из него человека своими книжками. И своим спокойным небрезгливым отношением. Подчинялся ей безоговорочно, считая её безупречно честной и безупречно чуткой в отношениях с людьми. После фрейдовской «бабы с зонтиком» никогда не требовал от неё чёткого обоснования тех или иных её распоряжений. Просто верил её ощущениям и интуиции. Считал её отважной и сильной. Чтил её. Единственный, кому позволялось называть её Степаней, Стеней.

        С годами стал ещё более внимательно относиться  каждому её настроению, к каждому её слову, сну, оговорке, пытаясь всё это расшифровывать и дать точный прогноз событиям, темам, в рамках которых звучало услышанное им.

        Именно он первым сказал: «Я готов умереть за неё».

        Что касается Валеры, он появился в кругу Степаниды тоже в девяностых, но на пару лет позднее Гриши. Он просто бросился к ней в ноги и закричал: «Помогите, меня убивают!». Поставила на ноги, вытерла сопли, напоила горячим чаем, утешила, надавала обидчикам по самое не балуйся. И он остался в её ногах на всю оставшуюся жизнь.

        Первое время его считали тормозом, увальнем, недалёким, туповатым. Особенно гнобил его сильный и острый на язык Гриша.

        Степанида с самого начала видела в нём что-то другое. Гришу прессовала за каждое сказанное Валере грубое слово.

        Из его коротких и неохотных воспоминаний Мурату удалось выяснить, что родился он на берегах солнечного острова Крит, во времена, когда мальчиков с детства готовили к воинской славе. Будучи сраженным в первом же бою, со смертельной раной погружался в прозрачные воды Эгейского моря. И вдруг перед его глазами засверкали те же огоньки, что и под землей сверкали перед Гришей в подкопе. После этого теплые воды вдруг стали холодными и вынесли его на берег Финского залива в 1978 год.

        Нашли, спасли, откачали, вылечили, социализировали, назвали Валерой. Оформили в школу-интернат для спортивно-одаренных подростков. Спортивная карьера Валеры закончилась с получением статуса мастера спорта по плаванию.

        В лихие девяностые он стал коммерсантом. Занимался торговлей от спортивных товаров до сигарет Filipp Moris. И погоняло в криминальном мире у него было Морис, что ему очень нравилось.

        Однажды он увидел у неё на столе иллюстрированный альбом по крито-микенскому искусству. Ожидая, пока она освободится, лениво перелистывал первые попавшиеся страницы. И вдруг, как будто током пронзенный, застыл на фотографиях «парижанок» - небольшие скульптуры, изображающие женщин, одетых по парадной парижской моде восемнадцатого века. Скульптуры были датированы глубоким веком до нашей эры и произвели на бедного Мориса такое впечатление, что он впал в глубокую депрессию на целый год. За этот год не только Степанида не отходила от него, оставив жить в своей одинокой квартире, но и Гриша, после его рассказа о смерти и «огоньках» увидел в нём товарища по несчастью и по загадкам, стал ему покровительствовать, а потом они подружились так крепко, что Мурат удивлялся.


                19.
 
        Чтобы разведать обстановку для начала решил встретиться с Григорием.

        Немного постарел, но узнаваем.

        - Что происходит?

        - Где? – ответил Григорий вопросом на вопрос.

        Мурат не любил такие диалоги, выругал себя, что не так начал разговор. Опустился на табуретку. Но Гриша был не из тех, кому что-то надо объяснять.

        - Азия, ты совсем плохой, - озабоченно сказал он.

        Хлопнул дверцей холодильника, достал оттуда бутылку «Столичной», набулькал ему почти стакан.

        - Пей, а то оскалишься.

        Не хотелось пить Мурату, очень не любил он это дело, но деваться было некуда – выпил.

        - Как ты? – спросил у Григория.

        Тот пожал плечами.


                20.

        Он просто позвонил ей с телефона Григория.

        Она не стала с ним разговаривать и бросила трубку.

        В отличие от Степаниды, Гриша и Валера отнеслись с пониманием к его бегству, и в его присутствии Гриша очень долго уговаривал её увидеться с Камбаровым. Уговорил-таки.

        Встреча была назначена в кафе «Киш-миш».

Продолжение следует. http://proza.ru/2015/01/12/525