Пролог

                «Жить – означает есть».

                Пролог.

«Я не мудрец, просто я  разоблачаю тех, чьи знания поверхностны и выдаются за истинную мудрость. Я служу Богу, а они своей чванливости и глупости»
- Сократ

Боясь двинуться, они следили за тем, как он ест. Словно животное он отрывал зубами куски сырого мяса и толком не прожевав – глотал, затем повторял. Сырое мясо не слишком желало поддаваться человеческим зубам, но мощные челюсти и перевязанные стальной проволокой зубы с лёгкостью преодолевали это сопротивление. Проглотив кусок, он оторвался от трапезы. Взгляд его скользнул по недоеденной туше, но, не задержавшись на ней, перебежал на раскачивающуюся под потолком лампу.  Ветер, проникающий сквозь щели старого ангара, раскачивал одинокое светило. Он, словно кот, следил за раскачивающейся лампой,  немного приоткрыв рот. Покачивая головой в такт лампе, он глубоко втягивал носом воздух. Свет от лампы осветил его грустное лицо, острый подбородок и тонкие губы, с которых стекала кровь, орлиный нос и глубоко посаженные, печальные, но с искрой безумия глаза.

Они следили за ним, съежившись в углу. Они не пытались убежать – ошейник для собак крепко стягивал их шеи, а цепь, обмотанная вокруг стальной балки, лишала эти попытки всякого смысла. Им оставалось только крепче прижиматься друг к другу, хоть как-то согреваясь, противостоя бетону, словно губка втягивающему всё тепло. Невидимые надзиратели, глубоко сидящие внутри каждого, и избавленные от сонных цепей заточили их разум в тюрьму. Страх сковывал. Боль избитых  лучше всяких кандалов держали их, противостояла всем попыткам совершать лишние движения.  Всё это было словно приговор. Они знали, что скоро он придет в исполнение, но как могли, оттягивали этот момент.  Одна надежда – горькая, но в тоже время светлая сопротивлялась страху. Их надежда отражалась в слезах, тонкими ручейками, ниспадавшими из красных глаз.

- Не бойся. – Он придвинул её ближе. – Нас найдут. Помнишь тот фильм, там, в делах таких полиция разобралась быстро и настигла маньяка и спасла заложников.
Девушка не ответила ему. Ей было холодно, избитое тело потеряло способность двигаться, а трапеза, произошедшая перед её глазами, заставила сжаться все органы. Даже рвота не смогла пробить заслон страха так и оставшись – просто содержимым желудка. Слова не могли достигнуть её, мозг прорабатывал все варианты её смерти, максимально отторгая инородную информацию.
 
– Эй – произнёс парень, с некоторой ноткой сожаления смотря на трясущееся тело – всё будет хорошо – грязным рукавом, вытерев слёзы с её лица, он прижал её голову крепче к груди.

Слова парня разрушили мелодию, которую наигрывал ветер через щели старого ангара, через шелест цепи сковывающей ворота, через скрип лампы раскачивающейся под потолком. Отреагировав на звуки, он оторвался от созерцания лампы.
- Время молчания, – тихо произнёс он. - А вы говорите. Не стоит так. Не стоит нарушать музыку природы на заброшенных инструментах творения людей – он опустил взгляд на пару. - Смотрите – указал на тушу под ногами – гнилое мясо – и,  пнув её, отправил в недолгий полёт до стены. - Я съел много гнилого мяса -  подошел ближе  – вы тоже прогнили? – он втянул воздух над головой девушки, заставив её вздрогнуть.
Дыхание девушки стало прерывистым, оно смешивалось со всхлипами и дрожью.  – Даня тут – пронеслась мысль у неё в голове – но почему мне так холодно. А он, такой страшный. Почему он весь в крови?  Авария?  Нет. – Она выстраивала картинку у себя голове.

- Эй – парень лбом дотронулся до её головы – приди в себя.
- Дурак! – он резко выпрямился и с участием посмотрел на девушку – в ней, только что родилась сестра.
- Гребанный маньяк! – огрызнулся парень. – Ты скорее сломаешь о нас зубы.

Глаза парня выдавали безотчетный страх.  Ему хотел бежать, но не мог. Он хотел бы одержать верх над своим пленителем, но не мог. Он был беззащитен, слаб и напуган.
 
- Твои глаза, мне не интересны.  Но меня научили есть, я и ем. Я вас научил страху – вы боитесь. – Он словно ребёнок, втолковывал в головы глупых взрослых простую истину. – Жить – значит есть.
- Ты безумная тварь!!! – парень закричал что есть мочи – ублюдок, гнилой отброс!  Если бы не цепь…
- Нет!!! – закричал он, прерывая крики парня и хватаясь за голову. – Не гнилой, докажу. – Он подошел к ним и снял замки с ошейников, цепь звякнула о бетон. – Один из вас уйдет, один – будет едой. – И словно потеряв всякий интерес к происходящему, опять посмотрел на лампу.

Парень ощупал ошейник. Губы его задрожали, из глаз потели слезы.

– Свобода – прошептал он, и, откинув девушку от себя, превозмогая боль, на четвереньках пополз к выходу.
- Куда ты, Дань? – прошептала девушка.

Её слова было трудно различить. Но её шепот, словно опавший с древа лист подхваченный бурей разнёсся по ангару словно гром. Слова громыхали среди ржавых балок, среди старого перекрытия крыши. Они шествовали по испещрённому трещинами бетону, лезли по дырявым стенам залатанными листами жести, огибали искрившуюся проводку, проникали в каждый угол ангара и ударной волной вырывались из него.
Она была слаба – всего лишь девушка, выпавшая из объятий. Она не могла пошевелиться, она словно мешок лежала и крупные слёзы катились у неё из глаз.

- Не бросай – всхлипнула она.

Каждое слово хлыстом проносились по ангару, оно било по каждой его клетке. Ему было больно. Он прокусил себе губы. А затем хрустнул пальцами. Этот звук стал щитом, лампа была, мечем – он защищался от предательства.
У Дани тоже был свой щит – страх, он был отчетливо виден в лужице, растекающейся у него под ногами.

- Не бойся – ответил Даня, не поворачивая головы. – Я жив и ты будешь жить в моем сердце.
- Гнилые уста, гнилые речи – он оторвался от созерцания лампы и для верности, большим пальцем загибая указательный,  хрустнул им. Подошел к дверям ворот, снял цепи и отворил их.
Ветер, ворвавшийся внутрь, растрепал его чуть тронутые сединой волосы.
– Ползи же на свет и да свет же опалит тебя  - и закрыл за выползшим парнем дверь.

Девушка содрогалась от рыданий. У неё не было сил поднять руку и утереть слёзы. Сопли, слёзы и вой разочарования, сливались воедино. Эти звуки, словно раненый зверь метались внутри ангара.
Он подошел к ней. Присел и аккуратно вытер слёзы.

 – Он был гнилой - и пальцем указал на дверь.
Посадив девушку, он умыл ей лицо водой из бутылки. Она не сопротивлялась – двигаться она не могла.
- Падаль смерти достойна. Но ты не падаль – деликатес. Ты будешь жить не в нём, но во мне. Прости меня, я безумен, но менее безумен, чем тот, что бросил тебя мгновение назад.  Твои глаза, я их запомню. Читал об этом давно.
- Феномен Бумке – перебила девушка, и её лицо приняло серьезный вид. – Выглядишь умным – строго сказала она – должен знать такие вещи.
- Добрый день – он дотронулся до девушки - Александр.
- Алиса – ответила девушка.
Её лицо вновь изменилось. Теперь, она печально улыбалась.
 – Раз я деликатес – прошептала он сквозь слёзы – прошу.
- Прости меня, но я голоден – ужасно голоден. Мама говорит, хочешь есть – ешь. Я ем.
- Странный у тебя вкус – прошептала девушка. Последующий хруст и молчание - он свернул ей шею.
- Твой, на мой взгляд, был не менее странным.

Парень уползал всё дальше и дальше от ангара, он был весь в грязи, тело болело, но он будто наяву слышал чавканье и хруст. Слышал, как плоть отделяется от костей, как он глотает. И слышал смех и слезы. Слышал, как льется кровь. Впереди виднелась дорога, он почти дополз до лучика надежды. У него зуб не попадал на зуб, но он улыбался, он выжил, она умерла, но он ЖИВ! Так, в полубезумном состоянии эйфории он продолжал ползти. Удача ли или презрение природы, но его не держала ни липкая грязь, ни ветки в изобилии валявшиеся на земле, не дувший ветер. Мир отрекался от него, смеялся над следами предательства у него на штанах. 
Даня не знал и не хоте знать скорбь мира.  Почти доползши до дороги, он как собака, радостно завыл. Вой его оборвался острой болью. В его бок что-то проникло. Тело словно окаменело, превратилось в статую стоящую на четвереньках, только шея да голова были неподвластны этому окаменению. Он обернулся. Деревья пели колыбельную под искусными руками ветра. Луна и звезды, словно прожектора, освещали ангар и тропинку в грязи, по которой он полз. Всё было мирно и успокаивающе. Сцена была готова. Промелькнув взглядом по своему телу – заметил, что из его бока торчит что-то белое.

- Аня – вырвалось с хрипом у него из горла.
- Значит Аня – раздался за спиной у него грустный голос.
- Что!?
- Да вернётся Ева в тело Адама.  – И пинком, он загнал кость парню в бок. Кость разрывала плоть и органы, глубоко погрузившись в тело. – Теперь ты цел.
- Гнилое мясо на корм псам. Хотя нет – осмотрев тело он сплюнул – даже бродячие псы не будут жрать падаль вроде тебя. 
- Аня  -  он посмотрел на череп в руке  - у тебя сегодня родилась сестра, её Алисой звали. Ученая была. Ну что идёмте?
И сжимая окровавленный череп в руке под музыку ветра, он двинулся по дороге, напевая себе под нос.

Одна чаша - наполнена злобой,
Другая – добром и водой,
Испивший из первой – уподобится богу,
Прильнувший ко второй – всего лишь собой.

Богу не просто жить на земле – всегда хочется есть.
Бог, поддавшийся знанию, сгорает в пламени мести.
Его долгий путь лишь кровь и зола,
Его не полюбят и не похоронят – он сгорит – он свеча.

Быть человеком ведь тоже не просто,
Твой голод до знания страшнее беды,
Ты ешь много и снова, и снова,
Но после тебя е останется даже золы.
Один лишь путь – уподобится богу,
Уподобится богу – растворившись в крови…