Тому назад одно мгновенье гл. 8
Соседка Александры Адамовны не дождалась, пока та соизволит с нею познакомиться – сама явилась вечерком с бутылочкой домашнего вина и самодельной пиццей. Отступать было некуда – только в собственную прихожую.
Александра Адамовна выдавила вежливую улыбку, сделала приглашающий жест. Софья Петровна старательно не замечала прохладцы на благородном лице соседки. Она могла разговорить кого угодно и свято верила в свою способность превращать незнакомых людей в приятелей в самый краткий срок.
– Я вижу, вы уже обустроились!
Пока Софья Петровна выкладывала на кухонный стол свеженькую пиццу, Александра Адамовна изучила скромное содержимое своего холодильника и вынуждена была признаться:
– Уж извините, я не ждала гостей, а потому у меня... почти пусто. Я не ем на ночь... Вот, можно картофель сварить.
– Зачем варить? Пицца заменит закуску. А выпить винца хорошего, красного, из чистого винограда, на ночь весьма полезно. Крепче будете спать. Кстати, не есть на ночь – тоже плохо. Ерунда это, что вредно! Меньше слушайте телевизор. Там такого наговорят, что...
Александра Адамовна выудила из холодильника баночку шпротов, порезала остатки докторской колбасы.
– Шикарно! – жизнерадостно оценила ее вклад Софья Петровна.
Через полчаса посиделок Александра Адамовна уже испытывала к соседке легкую симпатию. Ей понравилось, что старуха никого не осуждала, была в меру тактична в вопросах политики, которой все вокруг не просто увлекались, а болели.
Надвигались очередные выборы в Верховный совет, и горожане вместе со страной разделились на враждующие лагеря. Александра Адамовна придерживалась консервативных взглядов с примесью умеренно прогрессивных идей и терпеть не могла политических дискуссий. Софья Петровна чутьем определила шаткие позиции новой соседки и обходила опасную тему. Она была за независимость Украины от кого бы то ни было, что в этих краях приравнивали к национализму, а потому осуждали.
– Расскажите о вашей соседке, – попросила Александра Адамовна после второй рюмки.
– О, это была такая женщина, такая...Чуткая, умница, но такая... несчастливая, ужас!
Александра Адамовна терпеливо ждала развития темы. Она терпеть не могла всех этих эмоциональных оценок, особенно в устах стариков. Пора уж применять другую лексику – адекватную социальному положению, опыту и образованию. Что значит чуткая? Или умница? Для кого умница? И что значит несчастливая? У всех свои беды, каждый по-своему несчастлив. Или счастлив.
– Не знаю даже, с чего начать… У нее ведь не жизнь была, а настоящий роман.
– У всех у нас – роман. С жизнью. Лучше давайте, я вопросы буду задавать, – предложила Александра Адамовна, опасаясь, что ее любопытство покажется слишком подозрительным.
– А давайте!
– Кто у нее был муж? Имею в виду…кем по специальности. Она, я так понимаю, филолог, как и я? А вдруг мы…знакомы?
– Да, она всю жизнь в школе проработала, литературу преподавала. А Илюша, это ее муж, был военным хирургом. Вечно его в горячие точки посылали, то куда-то на восток, то в Чечню, пока не развалился наш Эсесер! И она его ждала, ждала, бедняжка…Можно сказать – всю молодость прождала, лучшие годы!
Александру Адамовну, едва прозвучало имя Машиного мужа, охватило такое сложное чувство – смеси облегчения с недоумением, что она прозевала, куда это Илюша ездил воевать. Даже переспросила.
– Думаю, в Афгане был! Вернулся с палочкой, хромал, а его все равно в Чечню погнали как военврача. Вроде в России своих докторов не было! Хорошо, что мы сейчас ни с кем не воюем!
Софья Петровна осеклась, глянув на застывшее лицо соседки. Подумала: «Ишь ты, коммунистка, наверное!»
И замолчала в ожидании вопросов.
– Вам и муж ее нравился, так я понимаю?
– Еще как! А кому он мог не понравиться? Это же был душевный человек, понимаете? Он любил всех!
Александра Адамовна усмехнулась.
– Не смейтесь. Это правда. Он любил семью, помогал соседям, он даже с учениками Машиными возился, как с родными детьми! В походы с ними ходил! Помогал двоечникам.
Александра Адамовна снова не удержалась от скептической гримаски.
– Не верите? – немного обиделась Софья Петровна. – Конечно! Мало таких людей, что себя отдают, если кому-то нужна помощь! Потому и не верят, что сами не способны на… – она осеклась. – Извините, я не о вас! Я просто так, констатирую факт: отзывчивых людей меньше, чем всех остальных. Разве не правда? А к ним, когда ни придешь, вечно вокруг стола сидят какие-то школяры с тетрадками, и Илья Сергеевич им что-то объясняет. Математику, физику и химию. Так я поняла. Машенька же была классным руководителем до самой пенсии!
– А вы говорите, что ваша Маша была несчастливая, – напомнила Александра Адамовна.
– Но ведь он умер раньше Маши! Она чуть с ума не сошла, бедная! Я знаю, что такое быть вдовой, сама мужа похоронила два года назад. Но у них – Маши с Ильей – любовь была … – Софья Петровна задумалась, подбирая слово. – Неземная! Да. Они жили одним организмом. Что вы все время вроде как усмехаетесь? – неожиданно оборвала себя соседка.
– Вам показалось! Я слушаю, слушаю! Просто когда говорят о неземной любви, мне… я… не совсем понимаю, что это значит. Если, как вы говорите, они были одним…организмом, то это уже, пардон, натурализм, а не неземное.
Нет, не могла Александра Адамовна сдержать себя. Один организм?! Это что – когда общие даже…газы выходящие? Расстройство стула и прочие прелести? Фи, как противно!
Но Софья Петровна тоже держала паузу. Все-таки обиделась?
– Он болел или внезапно? – подтолкнула Александра Адамовна соседку, стараясь добавить в голос тепла.
– Да. Полгода. Рак. Она была всем. И сиделкой в том числе. Он и здесь себя показал мужественным человеком. Терпел. Знаете, как трудно было достать болеутоляющие? Даже в больницах их не было. Вместо положенных двух уколов, приезжали делать один, только на ночь. Машенька моталась по аптекам, где из-под полы наркоманам продают эту гадость. Ночью! Дети уже жили отдельно, она их не хотела подключать к такому, не просила помощи. Это ужас был.
О таком Александра Адамовна слышала впервые: чтобы ночью аптеки торговали наркотой?! Что она мелет, эта доверчивая старуха? Надо остановить этот…бред!
– Вы говорите, что дружили с Машей двадцать лет. А до этого? Здесь жили другие? Кто?
– Ну, это целая история!
Софья Петровна опять оживилась. Было видно, что ей очень не хотелось портить отношения с новой соседкой. А та все ей подливала горячий чай, в уже остывающий, и смотрела вроде бы виновато.
– Когда мы въехали в эту квартиру после войны, по соседству жила старуха с сыном, совсем взрослым, но неженатым. Потом я узнала, что была у него семья, но погибла во время бомбежки. Звали соседа Павлом. Он потом и рассказал моему мужу, как было дело…
Александра Адамовна даже испугалась. Не хватало еще, чтобы эта старушенция начала новую историю о совершенно незнакомых людях! Боже, нужно сказать, что я жду …кого я жду?
Теперь она слушала плохо, потому что придумывала предлог для немедленного перерыва в этой бесконечной истории о соседях.
–…Но только мамаша его умерла, он сразу привел сюда новую жену по имени Лида, уже немолодую, еще и с девочкой-студенткой! Это и была Маша. Она тогда болела и временно не училась. И оказалась не дочкой Лиды, а племянницей!
Александра Адамовна снова напрягла внимание, но в это время позвонила Аська, и Софья Петровна бодро вскочила, словно сама уже готова была сбежать:
– Извините, мой сын должен прийти! Загляну как-нибудь!
Александра Адамовна, все еще под впечатлением рассказа соседки, проводила ее до двери и вернулась к телефону.
– Мам, ты что? Куда исчезла?! – завопила дочь.
– Цыц! Не ори. Соседку провожала. Значит так, мне нужны продукты. Записывай. Завтра утром жду.
…Потом она сидела в кресле, пытаясь связать в один сюжет дневник Маши и рассказ соседки. Имена повторялись. Но не было Артема. А ведь он был в жизни Маши, был! Был с того самого мгновенья, когда они встретились в филармонии на концерте симфонического оркестра! Она, Саша, была с Артемом, а Маша – с незнакомой девушкой. Играли Героическую симфонию Бетховена – в первом отделении. Во втором… она уже не помнит, что было во втором. Помнит антракт, как все прогуливались в фойе большого зала филармонии, которая тогда располагалась во Дворце культуры железнодорожников.
Народу было много. Настроение у нее, Саши, влюбленной и счастливой, замечательное. Рядом был Артем, с которым накануне они впервые целовались по-настоящему! И он пригласил ее в филармонию. Нет, это она его пригласила! А он пошел, хотя любил джаз. И были они прилично одеты. Артем даже костюм надел, и галстук ему вязали все вместе – она и тетя Валя.
Маша уже училась на другом курсе – после академотпуска, и Саша встречала ее в коридорах редко. А, может, и часто, но не узнавала в толпе, заполнявшей на переменах узкий коридор филфака. Она забыла об этой девочке совершенно. Так что когда та первой поздоровалась с нею в антракте, Саша вежливо ответила – и все! И было бы всё действительно, если бы не случилось то, что случилось в первые же минуты, когда они разошлись – каждая пара в свою сторону.
– Кто это? – спросил Артем, и Саша не поняла.
– О ком ты?
– О девочке, с которой ты поздоровалась только что.
– Их было две девочки, и они первые поздоровались.
Артем как-то удивленно посмотрел на нее, словно она сказала глупость, и тут же стал оглядываться по сторонам.
– Я говорю о девочке, которая посветлее, с синими глазами, – ответил он наконец, оборачиваясь к своей спутнице.
– Это Машка ЧуднАя. Мы с нею учились полтора года вместе, в одной группе.
Ей хотелось добавить что-то про серую мышку, но хватило ума промолчать. Вопрос был странный и неприятный. Тем более что спутница Маши была ярче ее, выше, да просто красивее, еще и одета по последнему писку моды, почерпнутой из журнала «Силуэт».
В этот момент прозвучал звонок, и все ринулись в центральные двери партера. Образовалась толпа, правда, культурная, никто не толкался, все были нарядны и вежливы. И почему-то Маша с подругой оказались рядом.
И тут Артем и Маша переглянулись. Маша отвела глаза первой. Артем свой взгляд задержал. И было в нем что-то такое – тревожное для Саши, что сердце ее замерло, а потом пошло стучать в горле и висках…
А он хоть бы заметил! Или промолчал. Но нет, стал спрашивать, точно забыл о вчерашних поцелуях!
– Ты с нею не дружила? Почему?
Она не ответила, показав жестом, что не время для разговоров – на сцену вышел дирижер, и зал встал, приветствуя его.
После концерта Артем словно забыл о Маше, но уже когда расставались, неожиданно сказал:
– Я видел ее в университете, но не знал, что вы вместе учились. Она нравится Эдьке. Вернее – он в нее втрескался по уши. Называет ее нежно Марусечка. Но он не говорил, что у нее такая фамилия смешная.
– Она вообще-то Чудная, – поправила Саша, почувствовав огромное облегчение от слов Артема..
И все-таки не удержалась от маленького ушата холодной воды, предназначенного влюбленному однокурснику Артема, Эдьке:
– Твой Эдик будет разочарован. Девочка – так себе. В смысле ума. А он же у вас интеллектуал, как я убедилась. Энциклопедист. А Маша… слышал бы он, как она лепечет на коллоквиумах. Вернее – лепетала.
– Ну, это его дело – в кого влюбляться. Думаю, для свиданий особого ума не надо. Было бы тело в порядке, поверь мне. И чтобы оно чего-то хотело.
Саша покраснела от таких намеков, но не стала спорить о том, в чем пока не разбиралась.
– Зачем ты тогда спрашивал у меня, кто она, если сам знал?
– Имя знал, а подробности… Думал, ты что-то интересное скажешь. Должен же знать…Эдька, что она собой представляет на самом деле? Чтобы даром не страдать.
И все-таки перед сном вспоминала тот взгляд Артема на Машу и терзала себя сомнениями:"И как он мог в полутьме рассмотреть, что глаза у Машки синие?"
Продолжение http://www.proza.ru/2015/01/12/2278
Свидетельство о публикации №215011001516
Борис Биндер 19.03.2015 10:46 Заявить о нарушении
Спасибо, дорогой!
Людмила Волкова 19.03.2015 12:34 Заявить о нарушении