Свет Полярной звезды

               
                Из цикла «Удерейские записи»

    Алексею Брусницыну в детстве пришлось многое увидеть, узнать и испытать. Было много трудного в жизни южноенисейских мальчишек: хозяйственные дела по дому, длительные походы по гористой тайге в поисках съестного - черемши, грибов и ягод, сплав древесины в ледяной воде реки Уронги. Но было много и интересного: путешествия по старинным приискам, по мальчишеской наивности поиск золотины на песчаных берегах Удерея. И во всем этом была интересная жизнь в том времени, которое охватывало детство мальчишек с Удерея. Будь другое время, быть может, всего этого не пришлось бы узнать, увидеть и испытать.    
         Тяжелые годы войны и первые послевоенные оказали на удерейских мальчишек сильное влияние, к тринадцати-пятнадцати годам они внезапно   повзрослели. Понимали, что быть просто членом семьи - дело некудышное,  надо делать, что–то полезное для нее. Алексей участвовал во всех семейных делах. Заготовка дров и картофеля, дальние походы в тайгу в поисках съестного, все это лежало на плечах отца и Алексея. Неожиданным образом он оказался основным участником еще одного дела, связанного с новым занятием, приготовлением картофельного крахмала. Оно потребовало от него, мальчишки, взрослого отношения к той работе, выполнение которой затрагивало жизнь семьи. Алексею хотелось проверить и самого себя,  способен ли он сделать, что–то полезное для семьи. Однако дело было не только картофельном крахмале. Оно перекликалось с увлекательной историей психологического восприятия подростком небесного чуда - Полярной звезды. Описываемая история не является фантазией автора, это было действительным жизненным фактом.   
         Лето того года выдалось щедрым. Все дни напролет припекало  горячее солнце, часто выпадали и дожди. В тайге и на огородах все благоухало, зрел хороший урожай всего съестного, и самое главное - картошки. В первые послевоенные годы она все еще оставалась главным харчем.
         Летом на огороде, у подножия горы Зеленой, Алексей с отцом Василием Фокеевичем, проделали картофельный эксперимент. Суть его заимствовали у соседей по огороду, ссыльных финнов Ронгоненых, которые считались большими мастерами по выращиванию картофеля. Окучивая картофельную ботву второй раз, они завалили ее землей совсем. Летнее тепло и эксперимент совпали, и картошка уродилась крупная и рясная, местами с двух, трех гнезд собирали по ведру клубней. И вообще, в это лето на их огородах уродился хороший картофель. Удерейская почва песчано–глинистая, супесь. Картофель в ней рождается крепкий и чистый. Сваренная картошка снежная, рассыпчатая и очень вкусная. Со своих огородов семья Алексея собрала несколько десятков мешков. Это было намного больше, чем в прошлые годы. Еще накануне уборки по ядреной ботве отец с Алексеем определили, что соберут картошки больше обычного, для чего пришлось заранее расширить подпол.
         По давней традиции уборка картошки на прииске начинается в первое сентябрьское воскресенье. Все семьи выходят на копку картошки на своих огородах, и этот день считался у южноенсейцев почти праздничным. Готовилась выйти копать картошку и семья Алексея Брусницына. 
         Каждый из пацанов дружной компании, в которую входил и Алексей, знал, что завтра предстоит нелегкая работа на копке картошки. И, несмотря на это, в субботний вечер, они убежали на южную окраину прииска, чтобы вместе провести вечер. Они собрали по берегу Удерея сухие корни и в дражных отвалах запалили костер. Во тьме мерцало пламя горевшего костра, на перекатах привычно журчал Удерей, золотая долина погрузилась в ночную тишину. Они сидели вокруг ярко горевшего костра, пересказывая наперебой разные истории, все то, что удалось подметить на прииске за последнее время.
         Насидевшись у костра, они побежали по домам, каждый своим путем. Добежав до перекрестка, где деревянный тротуар переходит с улицы Обороны на улицу Пролетарскую, Алексей остановился. Его внимание привлек вид небосвода наступившей осени. Было по–осеннему темно, и с трудом   приходилось разглядывать, как по темному небосводу проплывали рваные тучи, застилая собой яркий свет луны и звезд. Вдруг небо озарилось светом, на нем обозначилось созвездие Малой медведицы, напоминающее ковш с ручкой, на конце которой ярко светилась Полярная звезда. В ее необычайно ярком свете, было, что–то завораживающее, притягательное. Алексею показалось, что сегодняшней ночью Полярная звезда с лучезарным светом вынырнула из–за темных туч не случайно, она как бы напутствовала его на завтрашнюю картофельную страду. На темном небосводе полярное светило так же быстро исчезло, как и появилось, спрятавшись в темных тучах.
         Наступившим утром того сентябрьского воскресного дня, семейная  уборочная бригада, отец, Алексей, сестренки Валентина и Светлана, пришли на огород к подножию горы Зеленой, где еще совсем недавно стоял их дом.  Огород для них был тем родным пятачком, с которым были связаны прожитые годы детства. Им казалось, что каждый уголок огорода дышит чем–то близким, родным. По ночам еще не было заморозков, и картофельная ботва сохранилась высокой и крепкой. Отец, вооружившись железными вилами, начал подкапывать картофельные кусты, а дети, разгребая землю деревянными лопатками, собирали в ведра картошку. Выбрав солнечный пятачок, они ссыпали на него плоды нового урожая. Картошка, на солнце быстро сохла.
         Стояло безветрие, поле огорода заливало ярким, солнечным светом, куча выкопанной картошки заметно прибавлялась. Алексей собрал на опушке леса сухого хвороста и разжег костер. Красные языки пламени быстро обняли хворост, он затрещал, в небо потянулся тонкий столбик синего дыма. Он набросали в костер свежей картошки.
         Запах костра в осеннюю пору, какой-то необыкновенный, он  никуда не улетучивается, а держится на огороде. Пока шли за отцом по  картофельным рядам, собирая в ведра клубни, горевший костер набрал жару, и  лежавшая в нем картошка испеклась. Все сгрудились вокруг костра и, вытаскивая из его горячих угольев печеную картошку, начали ее аппетитно  поедать. Это была та минута, которая сохранилась в памяти, как самая  счастливая в семье той далекой детской поры. Ведь на родном огороде, вокруг горевшего костра, от которого пахло вкусной, печеной картошкой, они сидели все вместе, отец и дети, между которыми всегда было теплое отношение друг к другу. После смерти матери, Василисы Сазоновны, отец был тем единственным человеком, от которого дети получали необходимое родительское тепло. Они понимали, что заменить отца в это время никто не может. Природа наделила его тем редким качеством, которое выражало единство и материнского и отцовского тепла. Отец со жгучей болью в душе и сердце понимал, как невыносимо трудно и скорбно детям без матери, и старался все время быть с ними. 
         Картофельный огород осенней поры это целый мир удивительных запахов. Горячее солнце, запах прелой картофельной ботвы, дымившийся  костер и печеная картошка - все это сливается, во что–то единое, неповторимое, оседает глубоко в человеке, и надолго сохраняется в его памяти. Семье сильно повезло. Все дни, пока выкапывали картошку, щедро грело солнце.   
         Уборка большого урожая картошки в эту осень была не из легких.    Каждый день выкопанную картошку и засыпанную в мешки, приходилось  вывозить на тележке к дому. Накладывали на тележку по три мешка, отец   впрягался в оглобли, и тянул за собой возок, а Алексей сзади подталкивал,  чтобы было легче. Делали по две – три ходки. Вывоз картошки завершался уже в сумерках. Но ни копка картошки и ее вывоз на тележке к дому были самым  тяжелым делом. Тяжело было тогда, когда мешки с картошкой приходилось  затаскивать в дом, спускать в подпол и там ее рассыпать. Отец подхватывал  мешок за верхнюю завязку, а Алексей за нижние углы и заносили его в дом.  Отец спускался в подпол, а Алексей подавал ему мешок с картошкой, часто еле  удерживая его на весу. Приняв мешок, отец ссыпал картошку на низ земляного   подпола. Порою не хватало сил переносить картофельную работу, но проходило время и быстро все забывалось.
         Когда закончили трудную копку картофеля, все радостно вздохнули.  Никого не удручала появившаяся усталость, никто не роптал и все быстро пришли в обычное состояние. Все понимали, что, собирая большой урожай картошки, одержали какую–то победу над самим собой, на пользу всей семьи. Затоварились тогда картошкой изрядно. Забили полный подпол, но несколько мешков с картошкой туда не вошли и их поставили в сенцах. Что делать с этими мешками, отец молчал. И думалось, неужели так и будут стоять в сенцах, мешая входить в дом. Однако отец не был человеком, кто тянет «резину». Прошло несколько дней, отец сказал, что картошку из этих мешков надо протереть на крахмал, он будет главным компонентом заварки брусничного киселя. Если заготовим крахмал, сказал отец, то с брусничным киселем будем каждый день.
         Прошедшее лето было ведренное, уродилась и брусника. Особенно  конец августа выдался очень теплым, когда завершается созревание ягоды. Брусники собрали много. Чтобы сохранить ягоду в потребном виде, отец  соорудил деревянный ларь, и установил его на чердаке дома, куда и засыпали собранную бруснику. С первыми осенними заморозками ягода в ларе затвердевает, а с началом зимы замерзает. И сохраняется надежно и долго, лучше, чем в холодильнике. Получалось, что брусника есть, а киселя не заваришь, нет картофельного крахмала. Крахмал обычно готовили простейшим способом, протирая картошку на маленькой железной терке. При таком способе крахмала набиралось мало, на одну заварку. А тут надо протереть несколько мешков. Шуточное ли это дело? Как отец собирается это делать, было загадкой. 
         Осень торопила, скоро начнутся заморозки, а картошка в мешках  все еще лежит в сенцах. Наконец, судьба этой картошки была решена.
         В один из дней отец принес из кузницы широкую железную пластину, на которой было пробито бородком много дырок - ячеек с острыми  краешками, напоминающую обычную терку, или даже грохотовую пластину, с помощью которой старатели промывают золотоносный  песок. Принес и железный загнутый, коленчатый стержень, похожий на ручку каменного точила, на котором затачивают топоры и ножи. Словом, отец решил сделать машинку, с помощью которой можно будет перетирать картошку на крахмал.
         Отец, работая кузнецом, любую деталь ковал из железа, будь то на наковальне или на паровом молоте, по чертежам, которые готовил мастер цеха. Привыкший технически все делать по чертежам, он в субботу вечером взял в руки лист бумаги и карандаш и схематично нарисовал, какой–то чертеж, обозначив на нем и цифры. В воскресенье с раннего утра принялся за реализацию задуманной машинки по составленному чертежу. Весь день он мастерил машинку.
         Технология изготовления машинки была очень проста. Алексей весь день находился рядом с отцом и хорошо видел, как он делал машинку. Выстругав из березового полена круглый каток, он закрепил на нем железную ячеистую пластину. Просверлил внутри катка отверстие и вставил в него коленчатый стержень. Получился ячеистый каток с ручкой. Из плоских досточек сделал конусообразный ящик - «бункер», на него прикрепил ячеистый каток. Не было сомнения, что отец делает своеобразную крутящуюся, механическую терку, напоминающую мясорубку.
         Наблюдая за отцом, как он делал протирочную машинку, Алексей  лишний раз убеждался, что родитель был не только увлекающейся натурой, но  и настойчивым в достижении своей цели. Уже была середина дня, время обеда, да и передохнуть можно было бы. Но отец не бросал своего дела ни на минуту, а с поразительной настойчивостью доводил его до конца. После нескольких часов упорной работы замаячил ее конец, к которому отец так настойчиво стремился весь день. Отец, сверив показатели чертежа со сделанной машинкой, тут же решил ее опробовать. Он нарезал картошку дольками, поставил сделанную машинку с конусообразным «бункером» на ведро. Загрузив машинку дольками, начал крутить ручку барабана. Барабан терки прокручивался, засыпанная в него картошка, протираясь острыми железными ячейками, шипела, превращалась в жидкую кашу, стекая из «бункера» в ведро.      
         Накрутив полведра картофельной каши, отец отжал ее, а серо-белую воду оставил в ведре. Проснувшись утром, он слил воду из ведра, на дне которого плотным слоем лежал серовато–белый крахмал. Он размял крахмал и высыпал его на металлический противень, поставив на теплый припечек. Через день крахмал высох, превратился в порошок. Его тут же опробовали, заварив кастрюлю брусничного киселя. Из протертой картошки еще поджарили на сковороде и драников.
         Кисель и драники получились вкусными, и теперь надо было приниматься за протирку картошки на машинке. Получение крахмала, оказалось простым занятием, только надо время, да приложить силу. Глянув на Алексея, отец сказал, что ему предстоит большая работа.
         С вечера отец загружал ведра картошкой и для очистки от песчаного налета заливал водой. Утром отец в кузницу, а Алексей приступал к работе. Он    учился в школе во вторую смену. До ухода в школу успевал прокрутить картошки полмешка. Первые дни  крутил машинку медленно, но вскоре приспособился к этой монотонной и нелегкой работе. И хотя работа была однообразной, однако, ее приходилось терпеть. И стоило Алексею закончить работу, как тут же восстанавливал свои мальчишеские силы. Но ни одного дня он не сомневался, что делает нужную работу, ведь от ее выполнения зависит, будет ли в семейных обедах сладкий брусничный кисель. 
         Прокручивая на машинке картошку, Алексей не успевал выполнить  домашние уроки, и прибегал в школу, ничего не зная. Но быстро смекнул, что первым делом надо выполнить домашнее задание, а потом, до ухода в школу, крутить машинку. Вскоре Алексей стал сортировать приготавляемую для прокрутки картошку. Сначала чистил картошку, потом промывал ее водой и после этого прокручивал на машинке. Из прокрученой картошки поджаривали на сковороде драники.
         В один из дней, когда Алесей крутил машинку, во дворе скрипнули   ворота. Прошло несколько секунд и в сенцах послышалось шарканье подошв обувки, отворилась дверь и на пороге нежданно–негаданно показалась соседка, бабка Симониха.
         - Что, крутишь, заготавливаешь крахмал? – сказала бабка и, приблизившись вплотную к машинке, стала разглядывать, как в ней трется картошка.
         - Кручу, кручу, - с деловитым достоинством и гордым сознанием, что делает, что–то очень важное для семьи, ответил Алексей, и начал крутить ручку машинки еще быстрее. А бабка Симониха смотрела, как картошка  превращается в протертую кашу. Крутя ручку, Алексей подумал, что от соседей  ничего не скроешь, всем уже известно о машинке.
         Бабка Симониха – сухопарая, преклонного возраста женщина.  Спокойствие было ее главным достоинством. Круглое, смуглое, с желтым  оттенком испещренное лицо, прямые волосы, свисавшие с головы и изрядно  подернутые белой изморозью седины, напоминали скво - женщину из ндейского  племени, о которых хорошо написано в приключенческих книгах, делали ее заметной среди других людей ее возраста на прииске. Старость не пощадила бабку, ее глаза потеряли былую зоркость и теперь они слезились. Алексей деловито продолжал крутить ручку машинки, молчал, ожидая, что же скажет бабка, глядя на эту работу.
         - Баско! – обронила единственное слово Симониха, что означало на ее языке хорошо, красиво. Алексей верил, что бабка правдиво посчитала пригодность машинки.
         Алексей всегда прислушивался к тому, что говорила бабка   Симониха, какие слова употребляла в своей речи. Выходец из каменских   крестьян–охотников, она была носителем огромного арсенала разных  каменско–ангарских слов, какие приискатели не использовали в своей речи. И  порою она, каким–то новым словом ставила всех в тупик, и приходилось напрягаться, чтобы определить смысл сказанного ей, слыша то или иное слово, которое всем было незнакомо. 
         - Лексей, а ты не согласишься прокрутить и мне ведро картошки на  крахмал, - вдруг, неожиданно сказала Симониха.    
         - Хорошо, договорились, - ответил Алексей, продолжая крутить  ручку машинки. Картошка шипела и сочилась серо–белой пеной, а бабка смотрела, качая головой, как это здорово получается.   
         Алексей тепло относился к бабке Симонихе. Так же относилась к нему и она. Хорошо зная Удерейскую тайгу, она часто таскала подростков по  лесам, где водились грибы и ягода. И отказать ей в прокручивании картошки  на крахмал он не мог. Наоборот, считал, что этим самым сделает для нее приятное. Получив его согласие, бабка ушла, пожелав Алексею осилить работу.      
         Наступило заметное похолодание. По ночам небо звездило, воздух  становился холодным и гулким. Надо было торопиться с протиркой картошки. Загружать бункер механической терки картошкой, крутить ручку не было делом, каким–то трудным. Алексей быстро его освоил и справно выполнял ежедневную норму прокрутки. Для выполнения этой работы у него все же хватало самого главного, силы и выносливости, которые имелись не случайно. Ведь порою приходилось отматывать десятки километров по горной тайге, собирая черемшу, грибы и ягоду, пилить и колоть дрова, помогать отцу  в сенокосе.      
         В этот день, как и в прошлые, он перво–наперво выполнил   школьное домашнее задание, а потом принялся за прокручивание картошки. Он  быстро и уверенно засыпал картошку в ведро, промыл ее водой, разрезал на дольки и загрузив ей машинку. Сначала барабан с ячеистой пластиной крутился тяжело, но когда протертая порция стала превращаться в жидкую кашицу и начала падать в ведро, ручка закрутилась легче. Крутил он в этот день долго, и серо–белой густой жидкости оказалось много, два ведра. Отставив наполненные крахмальной жидкостью ведра в сторону, он вздохнул и, убедившись, что сегодяшнюю норму прокрутил, собрался и убежал в школу. В класс заскочил со звонком. 
         Когда вернулся вечером из школы, увидел, что кто–то уже отцедил   воду из ведер и рыхлую серо–белую массу разложил на противне. Утром,  проснувшись, увидел, что высохший за ночь крахмал лежал горкой в большой  чашке. Было понятно, что этим занимался отец.
         Все дни, пока Алексей прокручивал на машинке картошку на  крахмал, он не забывал о Полярной звезде, считая ее своим путеводителем, и  каждой ночью, залазил наверх чердака дома, и подолгу смотрел на нее и   казалось, что она придает ему силы. 
         Свою многочасовую работу прокручивания картошки на машинке,  он сравнивал с работой отца у кузнечного, горячего горна. Он хорошо понимал, что отцу приходилось гораздо труднее, чем ему. Все дни, пока Алексей крутил машинку, выполненная им работа определялась уменьшением картошки в мешках и увеличением горки крахмала. Отец никогда не понукал детей, если они даже не выполнили какой–то работы. Он вообще, не контролировал то, что поручал сделать, и оценивал просто: сделано или нет. И даже если что–то было не сделано, он всегда молчал, а дети понимали, что так не должно быть, и принимались доделывать. Вечерами, когда отец приходил уставшим с работы из кузницы, а Алексей возвращался из школы, семья встречалась за скромным, но горячим ужином за кухонным столом. И, несмотря на то, что карточки уже были  отменены, хлеб все еще выдавали малыми долями, и вдоволь его покушать не приходилось. Ужин состоял из небольшого бруска хлеба, свежезасоленных хрустящих грибов, отварной картошки и кружки горячего крахмально–брусничного киселя.   
         Проходили дни за днями, наступило и долгожданное воскресенье. Традиционно в воскресные дни Алексей убегал в свои излюбленные места, или на гору Горелую, или на Зеленую. Отец знал о его воскресных увлечениях, и в этот день не сказал ему ни слова о протирке картошки на машинке. Наскоро перекусив, что было на столе, он выскочил на улицу, и устремился на южную окраину прииска.
         Вот и лог, а вот и подножие горы Зеленой, где еще совсем недавно стоял их семейный дом. Появляясь в этих местах, он останавливался. Ему всегда хотелось задержаться на родном пятачке. Окинув взглядом глаз родное место, он быстро поднялся по крутой тропе на гору Зеленую, туда, где чередовались одна за другой мшистые площадки серого ягеля, брусничные курешки. Отсюда открывается простор с видом на старинные прииски Спасский, Прокопьевский и Иннокентьевский, видна серая лента тракта, связывающего золотопромышленный центр с Приангарьем.
         На исходе была осень, лес уже совсем оголился, а зубчатая полоска   гор и хребтов стала еще рельефнее, ярче обозначился и синеющий горизонт  неба. И до чего же красивый, и чудесный простор удерейской округи.  Распластавшуюся на дальние расстояния, ее невозможно охватить взглядом глаз. Уже в который раз Алексей смотрел до боли в глазах в даль и не мог ей  насмотреться. Лучи осеннего солнца, пробивая прохладу, оседали на  поверхности ягеля, и от него пахло терпким запахом прели. Горным, ядреным  воздухом дышалось легко, он был сладок и, проникая под одежду, приятно расползался по телу. 
         Домой Алексей вернулся пополудни. Пока «путешествовал» по  любимому удерейскому нагорью, отец прокрутил оставшуюся картошку. Алексей помог отцу отжать протертую картофельную кашу и разлить  крахмальную воду по ведрам. В сенцах все еще оставалось полмешка картошки. Но это уже были мелочи, и на следующее утро Алексей мигом  прокрутил оставшуюся картошку. 
         Прокрутка нескольких мешков картошки на машинке закончилась. Алексей промыл машинку водой, поставил ее к стенке сохнуть, вспоминая, как работал на ней. Все дни, пока он перетирал на машинке картошку, он свыкся с этой работой, с запахами сырой прокрученной картошки. Ладони его рук от непривычной работы затвердели, стали сильными, он мог крепко держать какой–нибудь предмет. Заготовка крахмала даром не прошла. Более ведра крахмала ссыпали в холщевый мешок, положив его в кладовку, смежную с сенцами.
         Однажды Алексей поймал себя на мысли, что много событий происходит в его жизни: учеба в школе, посещение приисковой библиотеки, работа на заготовке картофельного крахмала, воскресные путешествия по Удерейскому нагорью, ночное общение с Полярной звездой. И он подумал, а что, если на все это у него не хватит сил, и от чего–то, придется отказаться. Но напрасно возникала в нем эта боязнь. Он по–прежнему следовал выбранным путем, нисколько об этом не сожалея.   
         Предзимье того года держалось долго. Ночи стояли холодные, земля промерзала, покрываясь к утру солью белой изморози и, затвердев, не оттаивала и днем. Вечерние сумерки наступали рано. Алексей все еще по ночам спал на чердаке, хотелось определить, до каких пределов можно вытерпеть холод. Считал, что сон на холоде хорошая закалка, которая никогда в жизни не повредит. Свое пребывание ночами на чердаке, он использовал для общения с Полярной звездой.
         Алексей имел простейшие представления о небесных светилах, которые получал в школе. Но любопытство толкало к тому, чтобы узнать больше. И в тот воскресный день Алексей решил расширить свои знания о Полярной звезде. Уже утром он появился в приисковой библиотеке, которую считал своим университетом. Он получил стопку книг о небесных светилах, в том числе и астрономический атлас. В первую очередь ему хотелось, как можно больше узнать о Полярной звезде, которую с некоторых пор стал считать счастливым путеводителем своей жизни. Он уяснил, что Полярная звезда, астрономическое небесное тело, которое светится большой светлой точкой. Рассматривая астрономическую карту расположения звезд, он в который раз повторял про себя, что Малая Медведица - малый ковш, Большая Медведица - большой ковш. А между ними главное небесное светило - Полярная звезда. Окрыленный закончившейся протиркой картошки и заготовкой крахмала, наступившей ночью, он решил, полученные знания в библиотеке, закрепить на практике.               
         В ту ночь небо вызвездило особенно сильно. Воспользовавшись этим, Алексей залез на вершину крыши дома, на князек. Вершину чердака с некоторых пор он стал считать астрономической площадкой, с которой по ночам наблюдал небосвод. Он крепко уперся подошвами обувки в ребро князька, держась рукой за кирпичную трубу печи и, закинув голову назад, стал всматриваться в расположение светившихся звезд.
         Большая высота крыши дома, царившая вокруг глухота ночной тишины, уснувший мертвым сном приисковый поселок придавали какую–то таинственность. Под легкое облачение Алексея проникал ночной холод, и его тело судорожно вздрагивало. Ночь в этот раз была необычной. Большой диск луны, освященный холодным светом, висел над прииском. Но вот на темном небосводе показался ковш Большой медведицы, а чуть выше и ковш Малой медведицы, а на ее ручке ярко светилась и Полярная звезда. Казалось, сегодня она светится как никогда ярче обычного. Глядя на Полярную звезду, Алексей испытывал, какое–то странное, непонятное ему психологическое восприятие звездного светилы. Стоя на верху крыши дома под Полярной звездой, он долго смотрел на нее до резей в глазах, пока темный небосвод не слился с ее светом.   
         Алексей глядел на холодное, свинцовое небо, и ему казалось, что ярко светившаяся Полярная звезда совсем близко, стоит протянуть руки, и за нее можно зацепиться. Но это только казалось. Полярное светило в блеске ярких звезд на синеющем небосводе было на недосягаемой высоте. Уже зная, как располагаются звезды на небосводе, он пытался определить траекторию движения Полярной звезды относительно земли. Но она, словно приросла к небосводу, и не хотела сдвигаться с места.
         С тех пор, как Алексей по ночам стал общаться  с Полярной звездой, она стала для него как родная. И хотя от ее яркого света не было никакого тепла, но ему всегда казалось, что она не только светит, но и греет. Вот и сейчас, глядя на завораживающий, лучезарный свет Полярной звезды, ему казалось, что от ее яркого света идут и радужные круги, и круги тепла. От света Полярной звезды, исходила какая-то энергия, она будоражила тело Алексея, наполняла его животворной силой. Ощущая это необъяснимое воздействие света Полярной звезды, ему не хотелось расставаться с ней и покидать князек крыши дома, даже ночью. Вот так, неожиданно, в ту осень заготовка картофельного крахмала и астрономический интерес к свету Полярной звезды, совпали в детской жизни Алексея.         
         Осень тихая и безмятежная держалась долго. Царило безветрие. Ночи были звездными. Алексею повезло, он не пропускал ни одной ночи, чтобы не пообщаться с Полярной звездой.
         В природе наступило время перемен, и грянула зима. Низко опустился небосвод, закрывая все вокруг сплошной серой пеляной, из которой посыпал густыми хлопьями снег, закрывая все вокруг белым плотным покрывалом. Воздух от падающего снега насыщался необычным снежным запахом. Падающий снег все густел, и приисковые дороги и тропы тонули в глубоком, непроходимом снегу.
         Заварка брусничного киселя на крахмале дело очень простое. Бруснику засыпали в большую чашку, толкли, заливали холодной водой и процеживали через сито. В брусничный сироп добавляли сахарину и крахмала. Когда вода в кастрюле закипала, в нее сливали брусничный сироп с крахмалом, помешивая березовой лопаткой до готовности. Кисель пили горячим сразу, за обедом, а днем – оставшийся, холодный и загустевший, употребляли вместо деликатесного блюда. Чувствовалось, как брусничный  кисель, попадая в желудок, улучшал его работу. Всю зиму в Алешкиной семье заваривали из брусники и крахмала кисель в большую кастрюлю, и его хватало на целый день. Зима на прииске Центральном, на удерейском нагорье, длится долго, выпадает много снега, сильно лютуют морозы, обрушивая свою стужу на приискателей. Одолевать такую зиму легче, если есть заготовленный впрок, летом и осенью, на огородах и в тайге, харч. А брусничный кисель, заваренный на картофельном крахмале, густой и тягучий, красновато–вишневого цвета, большой приварок в семейной  жизни.
         Картофельно–крахмальная история живет в памяти Алексея, как нечто важное, что было в жизни его семьи в первые послевоенные годы. Она напоминает о разных событиях той далекой детской поры. А Полярная звезда, кажется, до сих пор освещает ярким светом жизненный путь Алексея.

               Россия – Сибирь - Красноярск - Новосибирск, январь 2015 г.