История одной ложечки

 Сидим, вечереет. Кузнечики трещат, жара спадает. На веранду падает желтый свет из окна. Сынок мой Ванечка как будто и не знает, что ложкой о стенки стакана стучать некультурно. Упорно размешивает сахар. Аромат от чая стоит  —  все травы сада в одном букете. В общем, сплошной уют и романтика. Я мечтательно смотрю в темноту, слушаю ночные трели. И тут Ванечка выводит меня из ступора вопросом: «А почему самолет?».
 В следующие секунды еще пытаюсь сосредоточиться на своих мыслях, но вот опять: «Мама, ну почему самолёт?». Да что же такое, немного даже раздраженно я поворачиваюсь к Ване с вопросом в глазах. «Ну почему же на этой чайной ложечке самолет?» — сказал наконец Ваня, показывая мне ложку, на дне которой нацарапана фигурка маленького самолетика.
И тут меня захлестнула волна воспоминаний, семейных историй за бабушкиным чаем, и как-то я оказалась уже совсем не в вечернем летнем саду.
 
 1942-ой, в маленькой натопленной избе душно, а снаружи ветер завывает и срывает снег с сосен, мороз под сорок да к тому же темно. Так, что в избушке по сравнению с улицей просто красота. Надежда, ей всего то 20! Родила совсем недавно славную девчушку. А теперь купает ее при свече.
В железном тазу теплая вода и резиновый мячик. Девчонка такая веселая, пытается на него сесть, а мяч — прыг и всплывает, девочка хохочет. Вот и Надежда то с ней посмеется, а то и всплакнет. Ей пришло с фронта письмо от милого: «Жди на побывку. Скоро!» И «скоро» это все тянется и тянется. Уже месяц. А он и сам пожалел, что написал такое. Столько раз, пока с фронта добирался, судьба с ним шутила так, что он уже и не мечтал о доме, и каждый раз удивлялся, что жив. Но вот осталось… меньше получаса. Да нет же, еще каких-то минут десять и… здравствуй, милая Надежда! С вокзала пешком, да какой пешком — бегом! Сквозь эти белые хлопья, ветер и черную ночь. И от волнения и усталости запнуться на родном крыльце, соскочить в одно мгновение и с шумом распахнуть дверь в душную избу!
Так все и произошло. И Надежда от счастья тихо по стенке присела на пол. А родной ее Семен сбросил рукавицы и ручищами своими вынул малышку из таза, крепко прижался губами к детской макушке. А дальше несколько дней безмятежного счастья. Разговоры всю ночь напролет. Веселая, взахлеб довольная жизнью, как могут быть довольными только дети, любимая годовалая Машка. А потом снова  — слезы, проводы, ожидание встречи. Которой, кстати сказать, так и не состоялось.
 Летчик Семен Лузгов героически погиб при выполнении очередного боевого задания в 1943. А Маше в тот памятный приезд подарил он фронтовую ложечку. Чистый алюминий — так он с гордостью произнес, вручая доченьке фронтовой «трофей». А на донышке ложки нацарапал сам маленький самолетик: «Это твой папа летит высоко в небе, охраняет вас с мамой от врагов, и ты можешь спать спокойно». Слов этих годовалая малышка не поняла тогда и не запомнила. Но зато мама ее, Надежда, не раз повторяла их дословно, поэтому и переходили они из поколения в поколение.
 
 Машенька выросла и превратилась в Марию премудрую и прекрасную. Военного детства словно не бывало: высокая, красивая, с пшеничной копной волос.
А вот ложечка алюминиевая, кусочек военного детства, всегда с ней, сколько бы она не переезжала и не меняла городов. Сложилось у Маши в жизни все хорошо и счастливо, муж и дочь, да и мама Надежда всегда рядом. И вот однажды Надежда Михайловна, помешивая чаек на маленькой кухоньке фронтовой ложечкой, поведала своей внучке Наташке эту трогательную историю. Наташа по-новому взглянула на эту, как раньше казалось, обыкновенную вещицу. Девочка почувствовала огромную гордость! Она — внучка храброго летчика и прекрасного человека. Она тоже причастна хоть чуточку к этому великому подвигу. И она сейчас может прикоснуться к этой ложечке, которой тридцать лет назад ее родной дедушка на фронтовых полях в штабе стучал о стенки стакана, помешивая жиденький чаёк.
И наконец она услышала ответ на долго терзавший ее вопрос: «А почему самолёт?». Все сошлось! Дедушка, лётчик, небо, война, победа! Эмоции захлестнули девочку и она в порыве выхватила у бабушки ложечку, забежала к себе в комнату и, завернув ее в самый красивый свой носовой платочек, спрятала в очень надежном месте — в своей тумбочке. Не раз девочка доставала этот сверточек и любовалась на трофей.
Время шло, Наташа расцветала. Сложилось так, что жених ее, когда помогал перевозить, как говорится, приданое, в их новую общую квартиру, ложечку эту заветную куда-то прибрал, а куда — ну напрочь забыл. Оправдывался долго: «Наташенька, я ведь и не понял, что это за безделица, ну старая погнутая алюминиевая ложка, да еще и поцарапанная, да и зашвырнул ее куда-то». С той поры свадьба под вопрос встала. Наташа никак не могла простить этой оплошности. Алексей, так звали незадачливого жениха, искал везде где только можно предположить, однажды даже на городскую свалку ездил в отчаянии. Ну мало ли?

 Как-то сидели они в цирке. Наташа, не отрывая глаз, следит за ловкими жонглерами. Алексей оторвать не может глаз от Наташи, надо же, наконец-то она улыбается, может, и простит ему оплошность? А сидеть как-то неудобно. Что-то мешается на сиденье. В общем все первое отделение Алексей никак удобно усесться не мог. Когда объявили антракт, сразу запустил руку в задний карман брюк, а там… Ну как в кино! Ложечка. Алюминиевая, гнутая, поцарапанная, но такая долгожданная!
Думаю, не нужно говорить, что свадьбу они счастливо сыграли.
 
 В один из вечеров Алексей к семейному очагу принес в потертой, когда-то бархатной, коробке набор из серебряных ложечек. Только почему то вместо трех ложечек было две, третья ячейка- пуста. Оказывается ложечки эти тоже в их семье из поколения в поколение передавались от его прапрабабки- зажиточной крестьянки. Ей же, если верить легенде, подарила их сама барыня, когда подписывала вольную. Во время войны семья голодала, пришлось одну ложечку обменять на еду. С тех пор ложечки путешествовали парой. Алексей взял наш фамильный алюминий и положил на почетное место в пустовавшую ячейку. И торжественно заявил: «Чтоб не потерялась!».

 А потом у Наташи и Алексея родилась я, и коробочку с фамильными серебром и алюминием по праву забрала.
Теперь мой семилетний сын, смотря на ложечку во все глаза, полные слез, позабыв про летний вечер и чай, потонул в рассказе.
«Вот потому и самолет», — закончила я.
— Мама, я эту ложечку себе возьму, буду хранить ее и сыну своему подарю».
— А у тебя будет именно сын? — лукаво спросила я.
— Сын. И звать его будут Семён.