Венценосный Государь Николай II. глава 26

XXVI

   Власти узнали о готовящейся провокации только 8 января, когда директору департамента полиции поступила записка от некого Кременецкого. В ней содержалось следующее:
   «Совершенно  секретно. По полученным агентурным сведениям, предполагаемым на завтра, по инициативе отца Гапона, шествием на Дворцовую площадь забастовавших рабочих намерены воспользоваться революционные организаторы столицы для производства противоправительственных демонстраций. Для этой цели сегодня изготавливаются флаги с преступными надписями, причем, флаги эти будут скрыты до того момента, пока против шествия рабочих не станет действовать  полиция; тогда, воспользовавшись замешательством, флагоносцы вынут флаги, чтобы создать обстановку, что рабочие идут под флагами революционных организаций. Затем социалисты-революционеры намерены воспользоваться беспорядком, чтобы разграбить оружейные магазины по Большой конюшенной улице и литейному проспекту. Сегодня во время собрания рабочих в Нарвском отделе, туда явился агитировать какой-то агитатор из партии социалистов-революционеров, по-видимому, студент Санкт-Петербургского университета Валериан Павлович Каретников, но был рабочими избит. В одном из отделов собрания в городском районе та же участь постигла известных Департаменту полиции членов местной социал-демократической организации Александра Харина и Юлию Шелевич».
   В тот же день министр юстиции сообщил:
   «Сего числа среди рабочих стали появляться объявления от «Собрания фабрично-заводских рабочих» следующего содержания: Общество рабочих объявляет, что 9-го сего января, в 2 часа дня, все рабочие должны собраться у Зимнего дворца, где будет подана Его Величеству Государю Императору просьба о содействии к удовлетворению рабочих нужд».
   Когда сведения о готовящейся кровавой провокации дошли до министра внутренних дел князя Святополк-Мирского, тот решил собрать совещание, чтобы принять  решение по поводу необходимых мер для того, чтобы не допустить шествия к Зимнему дворцу.
   - Господа, сегодня до меня дошли тревожные известия о том, что завтра, 9-го января, в столице готовится шествие рабочих к Зимнему дворцу, - такими словами начал совещание Святополк-Мирский.
   До  всех собравшихся слух о предстоящей акции уже доходил, но никто из них не придавал никакого  значения этому шествию. Однако то, что сообщил князь в дальнейшем, оказалось для всех полной неожиданностью.
   - Это было бы еще полбеды, это было бы еще ничего. Даже более того, в этом не было бы ничего тревожного. Однако до меня также, из секретных источников, дошли и другие сведения.
   И Святополк-Мирский вкратце передал то, что было написано в записке. Среди присутствующих пробежал тревожный ропот. Никто не ожидал такого поворота событий.
   Князь оглядел министров.
   - Итак, перед нами стоит теперь один-единственный вопрос: Что делать?
   Он выдержал паузу, дожидаясь реакции кабинета министров, которая не заставила себя долго ждать. Через мгновение началось бурное обсуждение проблемы.
   - Ваше Высочество, этого никак нельзя допустить, - говорили князю.
   - Я знаю, но как остановить это шествие? Как ему помешать? Забастовало огромное количество рабочих, и все они хотят видеть Царя.
   - Но Государя нет в Петербурге, он сейчас находится в Царском Селе. Завтра его никак не может быть в Зимнем дворце, и он не сможет встретиться с рабочими.
   - В том-то  все и дело.
   - Знают ли об этом рабочие?
   - Не имею понятия. Судя по всему – нет. В противном случае шествие бы не планировалось.
   - Кто же стоит за всем этим? Кто зачинщик, который подбивает людей на это шествие?
   - Какой-то священник Георгий Гапон.
   Князь Святополк-Мирский имел весьма смутное представление о том, кто такой Гапон, что это за личность, и какие цели он преследует. 
   - Проблема, господа, вовсе не в мирном шествии рабочих, а в том, что готовится революционная провокация. Есть опасность того, что шествие может перейти в вооруженное столкновение. Кто-нибудь из вас представляет, во что это может вылиться?
   Все это, безусловно, понимали. Но вряд ли кто-либо осознавал все масштабы грозившей беды. Сквозь шум обсуждений Князь вновь обратился к министрам:
   - Я снова спрашиваю вас, что делать? Если Его Величества не будет в Петербурге на тот момент, то шествие неизвестно во что способно будет перерасти. С другой стороны, если Государь будет в столице, что произойдет тогда?
   Министр Внутренних Дел внимательно смотрел на сидящих за столом.
   - В этом случае все может оказаться гораздо страшнее. Если, как вы говорите, ожидается провокация, и революционный переворот…
   Святополк-Мирский заложил руки за спину, и задумался. При этом он совершенно неосознанно мерил шагами комнату.
   - Ясно одно, рабочих в центр столицы пускать нельзя.
   - Верно, Ваше Высочество, - поддержали князя. – Необходимо привести в боевую готовность войска и полицию.
   - И?
   - Перегородить толпе дорогу, - рассеянно закончил выступавший.
   Князь в раздумье кивнул головой.
   - Да. Это, пожалуй, единственное, что мы можем предпринять. Войска и конная полиция.
   Он снова подумал.
   - Есть еще одна возможность. Правда, не слишком надежная.
   - Какая?
   - Нужно попытаться вовсе отменить  завтрашнее шествие.
   - Разве это в наших силах?
   - Не знаю. Если отпечатать воззвание, и распространить его по всему городу, то, может быть. Проблема только в том, что забастовка охватила весь город. Что если забастовали и типографии? В этом случае мы окажемся не в состоянии напечатать и распространить обращение.
   - Необходимо поставить в известие Государя.
   Святополк-Мирский мрачно посмотрел на говорившего. Он и сам думал об этом. Но здесь были свои нюансы. Во-первых, князь боялся показаться Императору некомпетентным в этом вопросе. Ведь все, что могло касаться подобного  шествия, находилось под юрисдикцией Министерства Внутренних Дел, а значит напрямую под юрисдикцией самого Святополк-Мирского. Решение этого вопроса входило в его обязанности.
   Но, с другой стороны, речь уже шла не о простом мирном шествии рабочих, и существовала реальная опасность государственного переворота. Как быть в этом случае? Этот вопрос мучил князя, который никак не мог прийти к окончательному решению.
   8-е января оказалось днем, когда был подожжен фитиль на пороховой бочке. Взрыв должен был прогреметь через сутки, и все больше и больше людей понимали, что этого взрыва уже нельзя миновать. Оставалось только гадать, какой силы будет этот  взрыв, и сколько жизней он унесет.
   Сам же Гапон осмелел настолько, что, потребовав встречи с градоначальником Петербурга Фуллоном, и министром юстиции Муравьевым, вел себя крайне дерзко с ними.
   При встрече с Муравьевым он уже не считал нужным скрывать свое истинное лицо.
   - Чего вы пытаетесь добиться, и какие цели преследуете? – холодно спросил министр юстиции, с опасением и тревогой глядя на Гапона.
   Тот принял вызывающий вид, и надменно посмотрел на Муравьева. Если бы не ряса, и не крест на груди, в этом человеке невозможно было бы опознать лицо духовного звания.   
   - Страна переживает серьезный экономический и политический кризис, - дерзким, и даже презрительным тоном, начал говорить Гапон. – Каждое сословие выдвигает свои требования, испытывает свои нужды, и желает их удовлетворения. Все они выражены в петиции, которая будет предъявлена Царю.
   На щеках Муравьева заиграл румянец; ему совсем не нравилось, как вел себя с ним этом священник. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, что от этого человека исходит опасность, и что от него не приходится ждать ничего хорошего.
   - Что это за петиция такая? – осторожно спросил министр юстиции, не сводя глаз с Гапона.
   Вместо ответа тот вынул бумагу, и показал ее Муравьеву.
   - Вот, - сказал он, разворачивая лист. – Вот это и есть та самая петиция, которую мы завтра предъявим Царю.
   Муравьев взял из рук Гапона бумагу, и принялся ее читать.
   - Вернее, это одна из пятнадцати копий петиции, - насмешливо добавил тот. – Так что если вам вдруг придет в голову уничтожить ее, то знайте, что это ничего не изменит.
   В ответ Муравьев лишь гневно сверкнул глазами, поражаясь неслыханной наглости этого  священника. Не дочитав петиции до конца, он воскликнул:
   - Да ведь вы же хотите ограничить  самодержавие!
   Министр юстиции вперил возмущенный взгляд в провокатора.
   - Да, - по-прежнему дерзко, если не сказать, нагло, подтвердил Гапон.
   - Это неслыханно!
   - Что поделаешь, - отозвался тот. – Это было бы только лучше, как для самого Царя, так и для всего народа.
   Муравьев не нашелся, что сказать в ответ. Такая откровенная наглость лишила его дара речи.
   Гапон не торопил, лишь смотрел на министра, в душе своей он уже торжествовал победу.
   - И вы полагаете, что Государь пойдет на это? – с трудом подбирая слова, произнес Муравьев.
   В ответ Гапон пожал плечами.
   - Если Царь не пойдет нам навстречу, не проведет реформы свыше, то в России вспыхнет революция.
   Муравьев проглотил комок, внезапно  вставший у него поперек горла.
   - Это угроза? – гневно спросил он.
   - Да, это угроза, - отозвался Гапон.
   Когда он покинул кабинет министра юстиции, Муравьев остался сидеть, охваченный ужасом. Лишь только сейчас он стал понимать, каким чудовищем был этот Гапон. В городе бастовало почти триста тысяч рабочих, сколько же из них завтра выйдет на улицы? Это будет настоящая революция. Гапона необходимо было остановить. Но можно ли это сделать, не поздно ли это уже сейчас? Если его арестуют, не разъярится ли народ, считающий Гапона своим вождем, лидером или кем там еще?
   Но и оставлять на свободе это чудовище было нельзя.
   Муравьев связался с генералом Рыдзевским, желая выслушать его мнение, на что тот ответил, что арестовать Гапона не представляется возможным, так как тот засел в рабочем квартале, и для его ареста понадобиться принести в жертву не меньше десятка полицейских. На все заверения Муравьева в необходимости этого шага, генерал сказал:
   - Вы что же это, хотите, чтобы я взял на свою совесть жизни десятка человек, а все из-за этого поганого попа?
   А Гапон продолжал доводить свое черное и грязное дело до конца. Он, со своими подручными из партии эсеров, распространял среди рабочих прокламации, о которых и было доложено Министру Внутренних Дел. 
   Тревожные слухи поползли по городу. В самом воздухе чувствовалось что-то зловещее, чего нельзя передать словами. Даже революционная интеллигенция почувствовала опасность, которую может таить в себе это шествие.
   Вечером того же 8-го января к Витте пришла делегация, в числе которой были писатели Горький, Аннеский, а также академик Арсеньев. Витте не пожелал их принять, так как у него хватало забот и проблем и без делегаций, но пришедшие настоятельно требовали аудиенции, утверждая, что им необходимо переговорить с министром по чрезвычайно важному делу. Видя их неотступность, Витте все же согласился их принять.
   Когда делегацию пропустили в кабинет, Витте, приняв важный и надменный вид, обратился к вошедшим:
   - Итак, Господа, чем я могу быть вам полезен?
   - Ваше высокоблагородие, - произнес на это Горький. – Мы не осмелились бы потревожить вас, если бы всей стране не грозила страшная опасность.
   Витте постукивал пальцами по столу, всем своим видом стараясь показать, что ничего важного пришедшие ему сказать не могут.
   - О какой опасности вы говорите? – спросил он.
   - Осмелюсь вам доложить, что завтра готовится шествие мирных рабочих к Зимнему дворцу.
   - Это мне известно, - лениво и даже равнодушно отозвался Витте.
   - Ваше высокоблагородие, - сказал Горький. – Мы убедительно просим вас помешать этому шествию, так как иначе может произойти великое несчастье, может произойти кровопролитие.