Сферы. От девона до мела Часть вторая. Гл. 5
5.
Лето 1950 года
- Что я тебе говорил, Андрюха, забудешь ты нас, возгордившись. В одном доме живём, а ты даже здороваться перестал.
- Ну что ты, Михал Михалович. Я? Не правда…
- Правда, правда. Сам в начальство выбился, жена в инженерах ходит. Не до нас, серых, стало. Ну я ладно, примелькался во дворе, но тут мне кума пожаловалась. В воротах с тобой пересеклась. Она тебе поклониться не успела, а ты уже исчез.
- Понимаешь, Михалыч. Забегался я, вот своих и перестал замечать.
- Что случилось? Катерину твою что-то давно не видел. Вроде рановато её рожать.
- Она в больнице. Организм, говорят, слабый. Может не доносить. Вторую неделю в больнице. Вот я и прыгаю. С работы в магазин, из магазина к ней. Питание её особое требуется.
- Что же ты молчал? Мы же не чужие. Соседи. Пришёл бы ко мне, меня нет – к Клавдии. Что-нибудь придумали бы. Она же в магазине работает, все сласти через не идут. Для такого случая, да для Катерины птичьего молока не пожалели бы, только скажи.
- Извини, Михалыч. Я пойду. В больнице до 8 пускают. Не опоздать бы. Жене привет передавай. А куме при встрече прямо в ноги бухнусь.
- Беги, зайди днями. Поможем.
:=:
В палате кроме Кати никого не было. Она сидела спиной к двери. Августовские сумерки постепенно вползали в палату. Заходившее солнце подрумянила рамы окон. Катя обернулась.
- Ой, Андрюша. Я же говорила, чтобы ты сегодня не приходил. Я тебя не ждала даже.
Андрей, нагнувшись, поцеловал жену и стал выкладывать содержимое сумки в тумбочку.
- Куда ты мне столько? У меня и так целый склад.
- Ничего, из многого можно выбрать нужное, а ты последнее время на что только не бросалась. Мне на рынок с тобой неловко ходить было. Как у тебя дела? Что врачи говорят?
- Молчат они. Боюсь я, Андрей, а чего сама не знаю.
- Ну вот ещё новости. Ты же никогда и ничего не боялась.
- Я с тобой ничего не боялась, а здесь… На одни инструменты поглядела, сердце еле нашла. Меня сегодня хирург смотрел. Знаешь, Андрей, я к этому никак привыкнуть не могу. То один, то другой и все мужчины. Мне перед тобой неловко даже. Что они со мной делают…
- Ладно тебе, пусть ковыряются, лишь бы пользы была.
- Доктор говорит, что читать много нельзя. Осложнение на глаза может быть.
- Угораздило тебя бабой родиться. Того нельзя, этого нельзя…
- Растроился бы?
- Из-за чего?
- Если бы я мужиком была.
- Ну, ты даешь! Соседки твои куда подевались.
- Своих пошли провожать, а потом в процедурный. Вот бы тебя в нашу палату, я бы ничего не боялась.
- Ничего, Катёнок. Не 41-ый, отобьемся. Не в таких переделках бывали. Пойду, пожалуй, а то меня и так пускать не хотели. Завтра приду пораньше, тогда и поговорим. Не скучай.
- Я тебя провожу до лестницы.
:=:
Катю постепенно закручивало в давно начавшуюся и никак не заканчивающуюся трубу. Ползя по трубе, она всё время повторяла: ещё немного, ещё… Стены трубы вначале ощущались только ногами. Затем что-то стало мешать и рукам. Голова же в трубе отсутствовала, но каким-то хитрым способом воспринимала всё, что творилось с телом. Иногда тело соединялось с головой, и тогда Катя просыпалась в другом сне, в котором она попадала к доктору. Он брал изогнутые маникюрные ножницы и начинал ковырять в Катиной руке тем их концом, которым Кате меньше всего хотелось. Вены на руке начинали набухать и расплываться как чернильные пятна на промокашке. После чего Катя снова попадала в трубу, но уже более узкую. Она, перебирая руками и ногами, ползла по ней с настойчивостью маньяка, выполняющего никому ненужную работу. Однажды ей показалось, что в трубе стало сыро, ей пришлось отодвинуть сто-то липкое и сколькое. Но это было давно, ещё до появления доктора с ножницами…
:=:
Очнулась она в середине дня в другой комнате, не в той, в которой она закрыла когда-то глаза. Что с ней было в период затянувшегося моргания, она не помнила. Мучило пересохшее горло и отсутствие чего-то непонятного. Рядом с кроватью стоял баллон синего цвета с блестящим циферблатом на макушке. Из баллона за Катину голову тянулся шланг, конец которого она не видела. Она прислушалась к телу, ощутив посредине его пустоту. Она хотела пощупать живот, но кто-то настойчиво остановил движение её правой руки, прижав её к кровати.
- Кажется, очнулась, - произнёс голос, хозяина которого не было видно. – Сестра, следите за капельницей, не более 30 в минуту. Я в ординаторской.
Невидимый источник стал издавать шлёпающие звуки, исчезнувшие за скрипом дверных петель.
- Вы меня видите? – Над Катей склонилась женское лицо в высоком белом колпаке.
- Да, но плохо. Сквозь воду, - прошептала Катя. – Что со мной было? – Катя попыталась снова поднять руку.
- Осторожно, не надо двигать рукой.
- Что со мной было?
- Всё уже позади. Теперь вам станет лучше.
- А где?...
- Вам нельзя говорить, все вопросы потом. Закройте глаза и постарайтесь уснуть.
:=:
Андрей пробыл в больнице двое суток, всё то время, пока Катя бала без сознания. Он бродил по маленькому коридору с кафельным полом и со стенами на две трети выкрашенными в цвет, который он потом не мог вспомнить. Сидел на банкетке , уставившись в дверь с забелёнными стёклами в ожидании выхода кого-то от кого завесила Катина жизнь. Как тот скажет, так и будет. Иногда Андрей забывался в полусне, скорчившись на короткой банкетке, и во сне видел всё тот же коридор с двумя дверями. К концу первых суток он уже не помнил через какие двери его привели и из которых следует ждать известий. Мимо него то и дело ходили люди, не различимых из-за одинаковости халатов. Но того, которого он ждал, всё не было. Как-то мимо него провезли каталку, покрытую простынёй.
В середине второго дня к нему подошёл палатный доктор.
- Андрей Петрович, ваша жена вне опасности. Теперь ей нужен только покой. Завтра сможете её увидеть.
- Что случилось? Мне никто ничего не говорит.
- Самое страшное позади. Ночью отошли воды, и во время не смогли… Ребёнка спасти не удалось. Будем надеется, что всё обойдётся без осложнений, и она сможете ещё родить. А теперь ступайте домой. Вам тоже нужен отдых.
- Можно на неё посмотреть?
- Ладно, идём…
:=:
В конце сентября Катю выписали из больницы. Придя домой, она села на диван, положила руки на колени и замерла. Андрей говорил за двоих, помятуя наставление врача о необходимости постоянного контакта.
- Я написал матери. Она завтра приедет. Будете вдвоём. Веселее будет. Она столько… Помню в детстве мы с Анютой забирались ей под крылышко, и она нам сказки рассказывала, каких ни в одной книжке не найдёшь. Не сказки, а сказы. Чудес мало, а всё больше про житьё-бытиё. Вся деревенская технология в них расписана. Они специально кем-то были написаны, чтобы детки с мальства крестьянскую работу осваивали. Чудеса забылись, а вот что со льном делать до сих пор помню. У нас в школе был учитель, математик. Вот также, но в стихах, нас математике учил. Вот послушай.
По праву в стихах быть достояна воспета
О свойстве корней теорема Виета.
Что лучше, скажи, постоянства такого,
Умножишь ты корни, и дробь уж готова.
В числителе с, в знаменателе а.
А сумма корней тоже дроби равна.
Хоть с минусом дробь эта, что за беда?
В числителе b, в знаменателя а.
- Ты, наверно, с этой теоремой мучилась, а у меня перед глазами этот стих.
Андрей сел рядом с женой.
- Катюша, девочка моя. Ну что мне сделать, чтобы так не смотрела? Песню спеть? Вприсядку пойти? Не молчи, скажи что-нибудь. Ты видишь меня? Да очнись, ты.
Не дождавшись ответа, Андрей пошёл на кухню, где Клавдия Ивановна готовила обед.
- Клавдия Ивановна, что делать? Мне страшно на нё смотреть. От неё половина осталась.
- Ничего Андрюша. Надо подождать В войну я работала в столовой при детской больнице. Туда из Ленинграда детей привозили. Они вот также сидели и молчали. Даже еда, от которой отвыкли, не могла их привлечь. Сидят и молчат и как будто видят, что другим не было видно. – Клавдия Ивановна вздохнула. - А потом ничего, щебетать стали. Кто через месяц, кто побольше, но со временем все отошли. Не лекарство лечит, а время. Иди к ней. Её одну оставлять нельзя. Я скоро, немного осталось, сейчас только закипит. Кормить вас буду. Вот беда будет, если и ты свалишься.
Свидетельство о публикации №215011101036