Бритва

– Присаживайтесь, Мистер Коулз. Поделитесь. Что вас беспокоит?

 И я расскажу ему все. Подонок не услышит ничего нового. Зато освежит в памяти мельчайшие подробности старого. Я буду излагать мысли медленно. Специально. Как говорится, кто платит, тот заказывает музыку.

 Он будет делать вид, что внимает каждому слову. Его дорогущая ручка из нержавеющей стали начнет мельтешить перед носом. Новенькие клиенты наверняка уверены, что человек с болезненно-желтым цветом лица действительно пытается разобраться в их проблемах. Бедняги. Этот скользкий тип, который вальяжно расселся в кожаном кресле, на самом деле, отвлекает внимание.

 Весь процесс – один хитро спланированный трюк.

 Пока вы изливаете душу, и распространяетесь о самом сокровенном, он прикидывает, как бы развести вас на дополнительный час терапии. Надо убедить пациентов в том, что они действительно в полной заднице. Причем, настолько глубоко, что без квалифицированной помощи им оттуда выбраться не светит.
 
 Он – фокусник. И как у любого порядочного иллюзиониста, в его арсенале находится весь необходимый реквизит.

 Ламинированные дипломы и сертификаты лучших университетов Англии красуются на фоне темно-зеленого бархата, которым обиты стены. Развешаны хаотично. На первый взгляд. На деле, это все – еще один элемент мистификации. Куда бы вы ни бросили взгляд, на глаза попадется неопровержимое доказательство профессионализма собеседника, обрамлённое в рельефную рамку. Крайне эффективно.

 Я заканчиваю перечисление своих ежедневных раздражителей. Начинается самое интересное.

– Прекрасно вас понимаю, Мистер Коулз. Позвольте заметить, что, несмотря ни на что, выглядите вы отлично.

 Они называют это методом сэндвича. Любого, на ваш вкус. Мне больше нравится с тунцом. И майонезом. Образно говоря, сейчас этот самодовольный ублюдок достал кусок свежего хлеба. Он приготовит каждому, кто переступит порог здания за номером 62 на Санкфорт стрит, сытный бутерброд. Поверьте, вам хватит до ужина. Может даже, до завтрака следующего дня.

– Мне кажется, причина всех несчастий кроется в вашей личной жизни, Мистер Коулз. Мы оба знаем, что с женой у вас не все так гладко, как хотелось бы. Но это вполне нормально, проблемы с эрекцией и исполнением супружеского долга не чужды мужчинам вашего возраста.

 Он зализывает свои и без того примятые волосы еще сильнее. На его лице, словно прорубленный армейским ножом, появляется ехидный оскал. Только что этот мошенник открыл старую консервную банку и вывалил на пшеничный мякиш кучу тунца. Пахнет на весь кабинет.

– Кроме того, работа в театре – крайне нервная и требует много сил. Больших ролей давно нет, и не предвидится в ближайшее время. Вы волнуетесь. Стресс – неотъемлемая часть нашей жизни.

 А вот и майонез. Заботливо размазан по зловонной рыбной массе. Остались завершающие штрихи.

– Очень важно говорить о своих проблемах, Мистер Коулз. Не держите негатив в себе! Выплескивайте наружу эмоции! Такому замечательному человеку как вы просто невозможно отказать в беседе.

 Ароматная булочка, только что приземлившаяся сверху, довершает изысканное блюдо.

Схема проста до неприличия.

 Сначала говоришь парочку дешевых комплиментов. Необходимо расположить наивного страдальца к себе. Отметь его прическу. Похвали за отсутствие километровых синяков под глазами. Восхитись отменным подбором одежды. Не важно, какие эпитеты прозвучат. Тебе нужно заставить жертву почувствовать себя в полной безопасности. Словно вовсе не она только что самолично пришла к хищнику в берлогу и начала размахивать руками.

 Дальше – делай работу. Настало время тунца. Не стесняйся. Вываливай на доверчивого горожанина все дерьмо. Отходы, которые скопились за время его пустой и бесполезной болтовни. Режь по живому. Говори про импотенцию и безработицу. Про изменяющую жену и умерших родителей. Про алчных друзей и прогрессирующие болезни. Толкай речь. Импровизируй. Добавь майонеза по вкусу.

 Главное, не забудь накрыть начинку еще одним куском хлеба. Иначе конструкция развалится. Поведай о том, как ценно доверие со стороны гостя. Заверь, что нужно обсуждать проблемы. Намекни о необходимости еще десятка сеансов и заверши неочевидным комплиментом. Готово. Откинься на спинку кресла и наблюдай, как дорогущая ручка и купленные по интернету дипломы сделают остатки работы за тебя.

 Это называется метод сэндвича. Во всяком случае, в Лондоне.

 Но мне все равно. Я продолжаю приходить в четырехэтажный дом из красного кирпича два раза в неделю. Я не перестаю делиться одними и теми же историями, потому что новых в моей жизни не появляется. Я все так же по часу сижу в окружении поддельных сертификатов и дорогой мебели. Почему? Потому что я хочу, чтобы меня выслушали. Чтобы сказали комплименты. Чтобы похвалили. Я хочу две питательные булочки. Я переживу литры говна посередине. Вытерплю запах протухшего тунца и испортившегося майонеза, чтобы добраться до верхушки бутерброда. Я уже несколько лет ем сэндвичи, от которых меня тошнит. И не могу остановиться.

 Но я не обманываю себя. Не кормлю сознание ложными надеждами и не питаю иллюзий. В отличие от тех семейных пар, что заходят в кабинет до меня и тех социопатов, которые заходят после. Я не плачу за дополнительные часы приема. Не соглашаюсь на усиленный тренинг по реабилитации. Мне просто нужны мои шестьдесят минут два раза в семь дней.

 Но скоро, все изменится.

– Спасибо, мистер Уайт.

 Я встаю с кресла и направляюсь к выходу. В моем кармане вибрирует мобильник.

– Не за что, Тревор. На следующей неделе, как всегда, жду тебя.

 Он нервно щелкает ручкой, еще не зная, что на следующей неделе я не удостою его визитом.

– Обязательно, Мистер Уайт.

 Потому что не будет нужды. Все изменится. Ведь завтра…

 Завтра Генри наконец умрет.

                ***

 Уверен, вы всё неправильно поняли. Генри – не мой личный психолог. Это не он вешает людям лапшу на уши, наживаясь на чужом горе. Откровенно говоря, я понятия не имею, кто такой Генри. Только знаю, что сегодня, его не станет.

 Генри. Генри – феерический урод, если верить предоставленной информации. Не уважает других. Эгоист. Настоящая обуза.

 Со стороны и не скажешь, что типичный вест-эндский театр на Шафстбери Авеню – настоящий рассадник слухов и сплетен. Здание и ближайшие улицы, как один большой муравейник, день и ночь кишат актерами, рабочими и потенциальными зрителями. До сегодняшнего дня я ловил себя на мысли, что меня выворачивает от нахождения в подобном окружении. На самом деле, цирк уродов никуда не делся. На репетициях приходится иметь дело с настоящими фриками.

 У нас есть Блевотный Билл. Так его называют, потому что бедолагу разносит с двух рюмок White Horse и потом нужно ждать, пока уборщица приведет все в порядок.

 Есть Дастин. Отмороженный козел, который считает себя умнее остальных и постоянно опаздывает на читки.

 Есть Фернандо. Если в его шариковой ручке закончатся чернила, он не купит новую. Он отправится в ближайший магазин канцелярских товаров и найдет сменный стержень, чтобы пластиковый агрегат за пол фунта снова смог писать. Никогда не знаешь, что у таких людей на уме.

 В конце концов, есть Ветреная Мэри. Так ее прозвали не из-за распутного характера или объемной истории любовных похождений. О нет. Девушка исполняла роль Розы в бессмертном Титанике. Для последнего прогона, перед премьерой спектакля, построили макет верхней палубы и носа корабля. Чтобы создать эффект развивающихся волос, сзади установили приличных размеров механический вентилятор, который прикрыли кабиной капитана. Вроде, много раз проверили конденсатор и пропеллер. В итоге, когда вентилятор в первый раз включили во время репетиции, произошло замыкание, и мощнейший поток воздуха просто столкнул Мэри за борт. К сожалению, внизу ее ждали не холодные воды Атлантики, а угловатые доски театра Гилгуд. Сотрясение мозга и сломанная челюсть. Получите – распишитесь. Теперь красавица стоит во втором ряду массовки. Я попаду в ад за то, что смеюсь над этим.

 Это лишь немногие примеры. Я вижу их на работе каждый божий день. Они везде. Но сегодня. Сегодня – они не вызывают отторжения. С Блевотным Биллом мы поздоровались за руку. Мэри целый день улыбалась, и мне не хотелось надеть ей на голову пакет из McDonalds. Спасибо, Генри, кем бы ты ни был. Мысли о твоей скорой кончине помогают мне сохранять спокойствие. Смерть одного человека, который портит жизнь всем в театре, избавит меня от необходимости посещать психолога.

 Почему? Хороший вопрос. Как я неожиданно выяснил, наш театр – обитель интриг.

 Первый раз о Генри заговорили в гримерке перед очередной репетицией. Я не являлся непосредственным участником диалога, но идиотки общались настолько громко, что мне не пришлось напрягать слух.

– Как я его ненавижу. – сказала женщина в выходном платье.

– Полностью согласна. Эта гнида портит всю атмосферу. – поддержала ее молоденькая девушка, которая накладывала третий или четвертый слой румян на щеки.

 Они залились противным, режущим слух смехом.

– Ничего. Осталось потерпеть совсем немного. Все почти готово.

– Ох, Генри! Если бы ты хоть раз подумал о других. Индифферентный кусок дерьма.

– бранные выражения элегантно уравновешивались умными словечками.

– Пошли. – поторопила размалеванная актриса. – И захвати веер.

– Без нас не начнут.

 Они вышли из комнаты, прихватив реквизит и черновые варианты пьесы с собой.

 Анна Доминик – та, что в белоснежном платье с рифленым подолом. Чертовски обаятельная и космически стервозная тварь. Завсегдатая исполнительница главных ролей. Джулия Робертс могла бы поучиться у нее искусству закатывать истерики на ровном месте и посылать куда подальше журналистов. Вторая – ее протеже, Кристин Норт. Дочь банкира и французской фотомодели. Что я могу сказать. Девочке досталась мамина внешность и папина любовь к деньгам. Увидишь в гримерке валяющийся без присмотра бриллиантовый браслет, к гадалке не ходи, Кристин забыла.

 Меня они не заметили. Но, даже если бы я попался им на глаза, уверен, ничего страшного не произошло бы. Звезды не водятся с исполнителями второстепенных ролей и актерами массовки. Имидж не позволяет.

 На самом деле, плевать на них. Я много раз говорил им это в лицо. А что они сделают? Настучат? Лишат меня крупных ролей? Я итак играю всякий шлак вроде прислуги, прохожих и третьего солдата во втором ряду с правой стороны. Дно давно достигнуто.

 Я остался в гримерке на пару лишних минут. Хотел прикончить стакан имбирного капучино. Все наслаждение прервали продолжительные гудки. Раздражающий звук доносился с левой стороны и сопровождался прерывистым жужжанием. Я выглянул из-за ширмы. По столу из стороны в сторону ездил мобильник.

 Знаю. Порядочный человек не поступил бы так. Но, знаете что? В жопу порядочность. Я двадцать четыре часа в сутки, на работе и дома, окружен идиотами и кретинами. Поставьте себя на мое место. Не сладко, да?

 Первое впечатление оказалось обманчивым. Звонков на телефон не поступало. Вместо этого я увидел на квадратном экране Nokia четыре непрочитанных сообщения. Судя по блестящим стразам, которыми несчастный гаджет был облеплен со всех сторон, агрегат принадлежал Кристин.

 Сомнения по поводу того, кто являлся владельцем, отпали окончательно, когда оказалось, что на мобильнике не установлен пароль. Бедная Кристин. Как тяжело тебе придется в жизни.

 Я начал читать.




1

 У нас все готово. Я договорился с ребятами, они достанут необходимое. Напишу, как только «реквизит» будет у меня. Никаких ответных сообщений. Сразу очисти историю. До скорого.

2

 «Реквизит» будет ждать в мусорном баке. Понедельник. Задний двор театра, первый контейнер слева. Забери с 9:00 до 12:00. Не позже. Смотри, не оставь отпечатков. Не звони. Очисти историю. До скорого.

3

 Оставишь «реквизит» в мужском туалете на втором этаже. Самая дальняя кабинка, положи в сливной бачок. Проследи, чтобы за тобой не было хвоста. На вахте веди себя естественно. Очисти историю. До скорого.

4

 По поводу твоего давнишнего вопроса. Оговоренная сумма будет ждать в мусорном баке на заднем дворе. Вечером того же дня. После премьеры заберешь. Если, конечно, все пройдет удачно. Очисти историю. До скорого.

 Оказывается, наш театр живет своей жизнью. Приятно осознавать. Сомнения терзали мою лысеющую голову. Но, откровенно говоря, не долго. Я зашел в настройки и установил переадресацию на свой номер. Все гениальное просто. Буду находиться в курсе событий, не вызывая подозрений.

 Я строил догадки. Что заговорщики понимали под «реквизитом». Какая сумма была уготована Кристин. Впрочем, не суть важно. Потому что свою награду она все равно не получит. Почему?

 Видите ли, кое у кого намного более короткая и незначительная роль в грядущей премьере. И этот кое-кто освободится намного раньше. Без сомнения, он первым окажется в обусловленном месте, на заднем дворе вест-эндского театра. И уж будьте уверены, этот кое-кто приберет к рукам все ценное, что обнаружит на дне мусорного контейнера. И кое-кому больше никогда не понадобится личный психолог.

 Улавливаете?

 Я вышел из гримерки и поспешил на репетицию. Такого искреннего кайфа от своих двух с половиной слов за пьесу я давно не получал.

                ***

 Утро понедельника выдалось странным.

 Накануне я пытался трахнуть свою жену. Не получилось. У меня не встал. Гори в аду доктор Уайт и все твои психологические приемы. Хотел взять Тиффани силой, как она когда-то любила, с порога повалить на обеденный стол и всадить по самое не хочу. Увы и ах. Почему я не отчаиваюсь?

 Все просто. Потаскуху все равно хорошенько натянет ее мексиканский фитнес-тренер. Один из тех стероидных дебилов с объемом бицепса больше чем диаметр твоей ляжки. Я давно смирился. Зато не приходится переживать и пачками глотать таблетки, от которых через несколько лет твой член начнет светиться в темноте.

 Меня вообще мало что волновало.

 Последние дни я начал понимать, что Генри ненавидит практически весь театр. Гримеры, художники по костюмам и декорациям, суфлеры, актеры и актрисы. В перерывах между репетициями я ненароком подслушивал разговоры и по крупицам собирал необходимую информацию.

 Похоже, Генри действительно отвратительный тип. Все только выиграют, если засранца внезапно не станет. Поразительно, как сотни людей могут быть одного и того же мнения о конкретном человеке.

 Генри мог быть кем угодно. Возможно, одним из охранников. Или даже уборщиком. Редко отвратительный характер и взаимная ненависть приводят к активным действиям. Видимо, этот случай, исключение.

 Полагаю, Генри действительно всех достал.

 Тем лучше. Не для Генри, разумеется. Для меня. Когда еще представится возможность, не запачкав рук, избавиться от обузы. И обогатиться. За один вечер.

 День премьеры, наконец, настал. Все изматывающие репетиции подошли к концу. Остался контрольный прогон и спектакль отправляется в свободное плаванье, начиная с сегодняшнего вечера. Обычно актеры испытывают возбуждение и нескончаемую гордость. Я не ощущал ни первого, ни второго.

 Полагаю, что дело в самой пьесе. Мир современной драматургии в принципе не блещет стоящими произведениями. «Бритва» – история о ветеране Вьетнамской войны, отставном полковнике, который переживает кризис в своем дорогущем особняке.

 Все, что вам нужно знать о сюжете, можно уложить в нескольких недлинных предложениях.

 Главный герой – настоящий параноик, считает, что его жена изменяет ему с бывшим братом по оружию. Он решает шпионить за своей суженой. Их общая дочь тем временем шляется по притонам и ведет себя как не подобает юной леди из семьи О’Доннеллов. Когда худшие опасения мистера О’Доннелла подтверждаются, он окончательно впадает в депрессию. Холодной декабрьской ночью, приняв на грудь лишнего, полковник решает свести счеты с жизнью, перерезав жене и себе горло лезвием бритвы. Конец.

 Не впечатляет? Вы не одиноки.

 Может, дело в том, что мне во всем этом сценарном пиршестве досталась роль престарелого дворецкого, которого полковник О’Доннелл постоянно отчитывает. Я в ответ понимающе киваю и молчу, разумеется.

 Может, дело в том, что ставит пьесу непосредственно ее автор – Джеффри Гилберт.

 Не знаете кто это? Вы не одиноки.

 Я специально потратил драгоценное время, чтобы найти послужной список этого парня в интернете. Выяснилось, что главным достижением юного дарования считается юмористически-пародийный спектакль «Тысяча и одна дрочь». Душераздирающая история про путану восточного происхождения, которой диагностировали рак легких, и она решила перед смертью героически обслужить тысячу и одного мужика. Говорят, в зале аплодировали. Куда катится этот гребаный мир.

 Я бы заказал банде заговорщиков именно этого молодого человека, а не Генри. Но уже поздно.

 На мой телефон продолжали поступать сообщения, после которых Кристин требовалось незамедлительно очистить историю. В большинстве из них таинственный незнакомец напоминал про отпечатки пальцев и осторожность. Интересно, он знает, с кем имеет дело? Подозревает, что у Кристин в голове опилки вместо мозгов?
И почему я думаю об этом?  Моя роль, что в постановке, что в этих интригах проста до невозможности.

 Нужно оказаться в нужном месте и в нужное время.

                ***

 Ровно 9:00 утра. Я не сдержался.

 Говорят, красота – страшная сила.

 Любовь – страшная сила.

 Не верьте.

 Любопытство – вот страшная сила.

 Забавно. Я осознал, что за годы работы в театре Гилгуд мне не довелось побывать на заднем дворе. Как оказалось, слава богу. Редкостный бомжатник. Пригородные вокзалы выглядят в разы лучше.

 Высокие кирпичные стены не пропускали сюда отвратительный Лондонский климат. В дальнем углу валялись полуразбитые бутылки. Наверняка Блевотный Билл постарался. Компанию стеклянным сосудам составляли непонятные тряпки, видимо, в былые дни, служившие кому-то одеждой.

 Утренний шум проезжающих машин, который буквально оглушал на Шафстбери Авеню, здесь был едва слышен. Несомненно – плюс.

 Надо поторапливаться. Скоро должен начаться финальный прогон. Впрочем, беспокоиться поводов не было. Такие уж мне достаются персонажи. Я давно разработал собственную методику погружения в роль. Секрет прост. Я не погружаюсь в роль. И если кому-то кажется, что такой подход не достоин настоящего актера, у меня для вас плохие новости – прием работает как часы.

 Я беру пьесу. Нахожу свои реплики. Учу их. Запоминаю сцены со своим участием. Дальше мне нужны «маячки». Чаще всего, это отдельные слова актера, которые служат сигналом к моему появлению. К примеру, если испанский инквизитор кричит…

– Сожжем ведьму! Сожжем ведьму! Придадим отродье дьявола огню!

 …То в следующие секунды выбегает ваш покорный слуга с липовым факелом в руках и подпаливает хворост со словами:

– Гори в аду!

 Ну и так далее. Вы поняли принцип.

 Я не вникаю в сюжет. Не ищу скрытого смысла между строк. Тем более там, где его нет и быть не может. Усложнять себе жизнь – удел дилетантов, готовых идти по головам и грызть глотки, чтобы их восковую фигуру поставили в музее мадам Тюссо.
Обогнув дорожку из сигаретных окурков, которая пролегала от арочного проема до первого этажа театра, я добрался до заветного контейнера. Запах стоял как после гнилого тунца в кабинете мистера Уайта.

 Не хотелось, чтобы кто-то из труппы видел меня, роющимся в помойном баке. Поэтому я постарался сделать все максимально быстро. Массивная крышка со скрежетом открылась. Матерь божья. Никогда столько времени осознанно не рассматривал месиво из порванной макулатуры, не дожёванной пищи и прочих отходов. Особняком от вышеперечисленного стоял, а точнее, лежал прямоугольный сверток газеты UK Times.

 Я надел эластичные хирургические перчатки, которые предусмотрительно захватил с собой. Собирали пыль дома с давних времен, когда мы с Тиффани еще увлекались ролевыми играми. Таинственный заговорщик гордился бы мной – отпечатков не останется.

 Я подцепил завернутый кулек кончиками пальцев и притянул «реквизит» к себе. Он оказался намного тяжелее, чем выглядел со стороны. Ощущения, как будто распаковываешь красочную обертку рождественского подарка. Интрига.

 Одной тайной меньше. Честно, я даже немного огорчен. Генри умрет слишком банально, просто получив пару дырок из Кольта М1911 калибра 11,43 мм. Холодная сталь пистолета была изрядно поцарапана, а поверхность курка затерта до дыр. Кто-то слишком часто пускал оружие в дело. На секунду я представил Кристин, которая ничего опаснее плойки для волос в руках не держала. Черт возьми, где она вообще собралась проносить эту пушку. Зная ее наряды, скорее всего, в сумочке. Мне захотелось подождать мисс Норт. Увидеть выражение ее тупого лица, когда она начнет портить маникюр, роясь в помоях, а потом заметит меня, стоящего сзади с «реквизитом» в руках.

 Не волнуйтесь. Я не дегенерат. Лишь говорю то, что приходит на ум. Конечно, оставаться здесь – полное безумие. Мне еще доведется наблюдать физиономию Кристин. Каждый день в театре. Буду ходить и демонстративно пересчитывать ее оговоренную сумму. Извините. Мою оговоренную сумму.

                ***

– Да как ты посмел! Боги, за что я тебе плачу! Вон с глаз моих!

 Гарри как всегда импровизировал. Ненавижу эту сцену. Будем честны, я ненавижу все сцены. Но эту особенно. Когда Гарри досталась роль полковника О’Доннелла он стал хуже Дастина. Помните Дастина? Того, который постоянно опаздывает на читки и ставит себя выше других.

 Так вот Гарри – Дастин в квадрате. В кубе. В периоде. Так издеваться над оригинальными репликами, пусть и дерьмовых пьес, должно быть запрещено законом. Он коверкает фразы, добавляет от себя и появляется в тех моментах, где его персонажа быть не должно. Самое главное, моя система «маячков» сбоит, когда Гарри начинает извергать словесную желчь. Понимаете, когда вместо:

– Будь любезен, подойди.

 Тебе говорят:

– Сукин сын! Если ты сейчас же не подойдешь сюда, я найду и порешу всех твоих родных до девятого колена!

 Становится довольно проблематично отыгрывать свою роль. Уроду надо сесть на успокоительное. Охладить свой пыл и поумерить амбиции. Сколько себя помню, ему итак достаются все главные роли. Не мудрено, когда ты спишь с Анной Доминик, а та держит в ежовых рукавицах яички каждого человека в театре.

– Чего ноги расставил! Идиот. – Кристин пнула меня и устремилась в гримерку.

 Избалованная сука поскакала наводить марафет. Как мне хотелось крикнуть вдогонку что-то вроде:

– Родная, надеюсь, ты очистила историю сообщений?

 Или:

– Кристин, ты проверила, отпечатков не осталось?

 Не знаю, как я сдержался. Полет фантазии сдерживали мысли о сегодняшнем вечере. И я сейчас не про спектакль. До чего приятно быть чуточку впереди остального сброда. Не удивлюсь, если таинственным заговорщиком в итоге окажется Гарри. Эта великолепная троица всегда держится вместе. Широко известные в узких кругах истории про вакханалии, которые мисс Доминик устраивает в своем коттедже, до сих живут и передаются из уст в уста. Сарафанное радио работает как надо. Слышал, оргии что надо.

 Зал переполнен. Первые ряды, партер, бельэтаж и VIP ложи. До начала премьеры остались считанные минуты. Суматоха ужасающая. Джеффри Гилберт поглощает уже пятый к ряду кусок пиццы с грибами из местного кафетерия. Поздравляю с будущей язвой желудка. Искренне рад за него.

 Пока что, он раздает актерам последние указания и менторские наставления. Для меня его пафосные речи неактуальны. Я ведь дворецкий с двумя строчками текста.

– Да, сэр.

 И

– Есть, сэр.

 За это мне платят. Какой простор для импровизации! Есть где развернуться! Оценили? Знаю. Я грустный клоун.

 Вал аплодисментов. Три звонка уже прогремели. Огни погасли. Красный занавес открылся. Нервничаю ли я? Не смешите.

 До моего первого выхода полчаса времени. Все действо я тысячу раз видел на репетициях. Так что – нет. Никакого волнения. Интересно, как там Генри? Где он сейчас? Чем занят? Опять портит жизнь другим? Снова заставляет весь окружающий мир себя ненавидеть?

 В моей голове непроизвольно вырисовывались картины. Как Генри заходит справить нужду в мужской туалет и Гарри вышибает ему мозги. Они мелкими кусочками разлетаются по голубому кафелю и грязной раковине.

 Или так. Генри направляется к своей машине после тяжелого рабочего дня. Он открывает дверь, устало выдыхает углекислый газ, заводит мотор. Парень начинает поправлять зеркало заднего вида. Его охватывает ужас. В запотевшем стекле отражается дуло калибра .45 ACP. Бам! Пуля навылет. Внутренности наружу.

 Это нормально, что я вижу все в таких подробностях? Мистер Уайт сказал бы:

– Тревор, полагаю, проблема кроется в твоей личной жизни…

 Гениальная догадка, ублюдок.

 Неважно.

 Знаете, что общего в ситуации с туалетом и случае с автомобилем? То, что в это же самое время, я уже буду дома, принимать горячую ванну и любоваться горой денег.

– Скоро твой выход. – Джеффри запихивал в себя очередной кусок пиццы. – Готов?

 Он облизал пальцы, которые напоминали скукоженные венские сардельки.

– Готов. – я поправил рубашку и воротник фрака.

– Не подведи! – его сальная ладонь хлопками прошлась по моему плечу.

 Я отряхнул крошки. Выругался. Через несколько минут пошли «маячки».

– Где ты? Быстро подойди сюда или я за себя не ручаюсь! – Гарри вжился в роль полковника О’Доннелла.

 Я похрустел пальцами и уверенно зашагал вперед. Зрителей было даже больше, чем казалось. Ни одного пустующего места. Должно быть, билеты  раскупили еще за месяц до премьеры. Хорошая рекламная кампания и красочные афиши – залог успеха.

 Ботинки жали в районе мизинцев. Пытка.

 Я вышел на центр сцены и понимающе кивнул, одновременно выпрямив спину и поправив накладной ус. Гарри смотрел на меня своими узкими глазами. Зрачки, словно трусливые рядовые, еле-еле выглядывали из-за окопов. Нелепый рыжий парик ему абсолютно не шел. Но Джеффри настоял.

– Почему так долго, гнида?! – Гарри изображал пьяного вояку. Получалось посредственно, прямо скажем.

 Я уткнул нос в пол, якобы осознавая свою вину. Насколько же бесхребетен мой герой.

– Почему я каждый раз зову тебя? И каждый раз, ты приходишь с третьего или четвертого раза?! – он надрывал связки. – Я тебя спрашиваю! А?!

 Я показательно вздохнул. По тексту требовалось пустить слезу. Но, похоже, не в этот раз.

 Из зала не поступало ни единого звука. Декоративные свечи создавали искусственный полумрак. Любовник Анны Доминик не намеревался останавливаться.

– Знаешь что… – драматическая пауза. – Ты меня достал. Как. Ты. Меня. Достал. – он словно говорил азбукой морзе.

 Понеслась. Гарри начал импровизировать. Правильно, учить текст – для слабых. Лучше нести несусветную чушь.

– Все! Хватит! Пора платить по счетам, подонок!

– Что ты творишь, кусок дерьма. – пронеслось у меня в голове. –Окончательно зазвездился?

 Гарри демонстративно осушил граненый стакан с ирландским виски, который стоял на дубовой тумбе. Естественно, вместо алкоголя был налит черный чай.

– Что, нечего сказать, предатель?! – он смахнул увесистые книги и листовки со стола.

 Конечно, нечего сказать. Я же не занимаюсь паршивой самодеятельностью в день премьеры. Иначе твои уши свернулись бы в трубочку, кретин.

– Молчи! – он оттянул узорчатый край мундира и запустил руку во внутренний карман. – Я заставлю тебя заткнуться навсегда!

 В его руке показался продолговатый предмет.

 Подождите секунду!

 Что за…

– Умри!

 По моим барабанным перепонкам ударил резкий хлопок. Затем еще два. Затвор поцарапанного Кольта дергался как сумасшедший.

– Сдохни! – Гарри продолжал стрелять. – Тварь!

 Холодно. Изображение перед глазами поплыло. Каша из зрительских криков, возгласов Гарри и звона падающих гильз калибра .45 ACP.

 Очень холодно.

 Я начал хвататься руками за воздух, словно кто-то должен был скинуть мне спасительный канат. Протянуть руку помощи. Перед тем как удариться затылком о ветхие доски, я еще раз вспомнил, как сильно ненавижу цирк уродов вокруг.
Они начали хлопать. Вставать на ноги и бить ладонью о ладонь. Гарри оставался в образе. Он рычал и пыхтел. Разбил стакан. Если бы хоть один из тех, кто находится в зале, догадался, что все это не гениальные спецэффекты и не божественная актерская игра. На сцене умирает человек. Я умираю.

 Занавес начал закрываться. Гул не утихал. Они кричали:

– Браво! Браво! Браво!

 Безумно холодно.

 Что-то схватило меня сзади и потащило за кулисы. Рубашка стала походить на полотна Джексона Поллока.

 Кроваво-красный цвет снова в моде?

 Дышать становилось все сложнее. Я перестал чувствовать ноги.

 Они не прекращали. Женщины продолжали визжать. Мужчины орать. Дети не проходили на постановку по возрастным ограничениям.

 Занавес сомкнулся.

 Я слышал смех. Режущее слух хихиканье. Овальные лица Кристин, Анны, Джеффри и

 Гарри нависли надо мной. За их спинами виднелись силуэты актеров массовки и остального сброда, которые теперь казались призраками.

 Ненавижу.

 Их.

 Всех.

 Овации окутали театр Гилгуд. Ведь они восхищаются мной? Моей игрой? Тем, как я жадно боролся за жизнь. Как правдоподобно размахивал конечностями и эффектно приземлился на пол. Какое приятное ощущение. Я бы умирал каждый день, если бы они так же купали меня в своем восторге.

 Кристин развернулась и направилась в гримерку. За ней Анна.

 Следом Гарри.

 Из заднего кармана его классических брюк выпал небольшой лист. Я потянулся к бумажке и пододвинул ее к себе. Легкие пробивал кровавый кашель. Я пробежался глазами по напечатанным строчкам.

               
                Джеффри Гилберт.«Бритва».

                Гарри Купер в роли Мартина О’Доннелла.

                Анна Доминик в роли Трэйси О’Доннелл.

                Кристин Норт в роли Кэтти О’Доннелл.

 
 Много имен. Настоящих и вымышленных. Моих в черновом варианте пьесы не было. Зато здесь они красовались в самом конце.

               
                Тревор Коулз  в роли дворецкого Генри Бирнса.


 Я высморкался красной жидкостью. 

 Как я их всех ненавижу.

 Антракт.