День благодарения Глава шестая

Еще до того, как мачеха принесла альбом с фотографиями, Борис знал, кого на них увидит.  Он медленно листал альбом, некоторые фото вытаскивал из пластиковых кармашков, подноси поближе к глазам, хотя и так прекрасно видел, кто на них изображен. Смуглая леди сонетов, как он ее называл, своенравная красавица Любовь.
Фотографий было много, Любочка с коляской, с мальчиком школьного возраста на ВДНХа, с ним же, повзрослевшим, на пляже, в окружении веселой компании, в вечернем платье на каком-то банкете. А вот она в роскошном длинном  платье рядом с лысоватым дядькой с военной выправкой, в мундире с генеральскими погонами. У нее в руке - букет гладиолусов, у него на локте - фуражка, как на старинных фото. Свадьба, значит, и дата: 3сентября 1991г. Примерно, через два месяца после... Выходит, он - слепой дурак, у нее с этим хмырем давно роман был! А та ночь - всего лишь прощальный подарок наивному кавалеру. Оу, шиит, шиит! Да нет, какой там шиит, просто дерьмо!!!
  Мачеха тем временем доставала из кармашков другого альбома фото мордатого, смуглого, похожего на цыгана, парня. И все рассказывала, и рассказывала о своем любимце Павлике, каким он хорошим ребенком рос,  каким послушным, трудолюбивым, как матери помогает, как невесту свою любит.
  - Ей все прямо так и говорят, мол, не жених у тебя, а подарок на Восьмое марта! Это потому, что он в марте родился.
  - В марте? Ну вот, а ты говорила, брат порядочный был! - не удержавшись, съязвил пасынок. - Выходит, совратил молоденькую домработницу, а потом испугался, в ЗАГС потащил.
  Мачеха поджала губы, отобрала у него альбом, унесла к себе в комнату. Обиделась. Потом все-таки снизошла до объяснений:
  - Недоношенным малыш родился, крупненький был, а недоношенный. Брат так и сказал всем, Любочка до свадьбы честная была!
  Ага, честная! Не вам говорить, не нам слушать. А вдруг , вдруг этот парень... Сегодня Борис уже мог поверить во все, что угодно.
  Из прихожей послышалось:
  - Наташа, а что это у нас двери нараспашку? Заходи люди добрые, бери кому, чего на... - вошедшая женщина замерла на полуслове.
  Если бы Борис встретил ее на улице, ни за что бы не узнал в этой солидной, одетой в элегантный  костюм, даме,  свою давнюю симпатию. Роскошные косы сменила модельная стрижка, темные глаза прятались за дымчатыми очками в тяжелой, стильной, оправе, умелый макияж делал кожу на лице намного светлее, чем двадцать лет назад.
  Зато она его узнала сразу.
  - Это откудова к нам такого красивого дяденьку замело? Иль чё забыл, сказать пришёл?  - за фразой  из старого фильма, она старалась скрыть скрыть свое смущение. И тут же, отбросив церемонии, первой кинулась его обнимать. Напряженности от неожиданной встречи как не бывало.
  - Павлик, - повернулась Люба к стоящему в дверном проеме парню, - ну вот, знакомься, это и есть твой заочный кумир, Наташенькин сыночек, "наш американский Боря"! - и повернувшись к Борису пояснила, - Ты, наверное, не знаешь, это фильм такой был,уже после твоего отъезда. Познакомься с моим сыном Павликом, можешь считать его своим фанатом, он просто в восторге от твоих ранних работ.
  - Очень приятно познакомиться! - парень протянул Борису смуглую, как у матери, руку. - Вы действительно в молодости были очень талантливы, жаль, что  в Америке не получили признания. Наверное, сменили профессию?
  - Ну да, что-то в этом роде. Мне тоже очень приятно познакомиться с сыном..., - Борис замялся - ...с сыном своей давней знакомой.
 - К столу, к столу! - захлопотала Наталья,  - у меня как раз чайник закипел, сейчас чайку попьем, с пирожками.
"Господи, - думал Борис, с аппетитом уплетая один за другим  нежнейшие мачехины пирожки с мясом,  - да что же это такое, я весь день ем, ем, ем, и еда такая, давно забытая, нездоровая, жирная, соленая. Как бы опять в больницу не угодить."
 Он прислушался в своим ощущениям, нет, вроде все нормально, желудок не бунтовал, будто припомнил, что когда-то с легкость переваривал подобные "деликатесы".
  За столом каждый рассказывал о себе. Мачеха - о том, что давно мечтала вот так, по-семейному,  повидать Бореньку, Люба  - про то, как работает главным экономистом в крупной туристической фирме. Павел - что после аспирантуры сюда не вернется, в Москве останется, ему уже место в одной солидной организации предлагали.  Борис спросил, а почему парень в Художественное не поступил, не взяли?
  - Да я и не поступал туда. Рисование для меня хобби. Мне отец с детства внушал: у мужчины должна быть профессия, причем такая, которая стабильный заработок дает, чтоб семью обеспечивать, чтоб ни жена, ни дети ни в чем не нуждались. Они за ним, как за каменной стеной должны быть. А художник - что, сегодня есть заказ, завтра нет, богема, опять же, свободные нравы... Несерьезно, одним словом.
  - Ты рассуждаешь, как замшелый дед! А как же  творчество, вдохновение, полет? Что, все это под ноги семье, жене, детям, бросать? Превратиться в дойную корову, а себя забыть?
  - Корова должна быть дойной, если ее не доить, она начинает болеть. А у настоящего мужчины должен быть кто-то, кого он любит, о ком ему хочется  заботится, за кого он в ответе. Меня так отец учил.
  Самое смешное, что в двадцать пять лет Борис и сам так думал. А потом испугался, решил жить по-другому. И теперь этот парень, возможно его сын, бьет  Бориса его же оружием, которым вооружил его какой-то чужой дядька, которого Павел, по недоразумению, считает своим отцом. Чудны дела твои , Господи!
  - Но ведь бывают обстоятельства... - Борис сам понимал, что голос его звучит не убедительно, но сдаваться без боя не хотел.
  - Бывают! Но и они не снимают ответственности с настоящего мужчины. Иначе, на них слишком много можно списать.
  - Это тоже отец говорил? - ревниво спросил Борис.
  - Тоже. Мама, я побегу,  меня Лиля ждет. Я же не знал, что у нас гость будет, заранее договорился.  Вы когда уезжаете?
  - Сегодня ночью у меня самолет, вернее, завтра, в три часа.
  - Ну так я Вас в аэропорт отвезу, в это время пробок нет, минут за сорок домчим.
    На вопрос Любы, чем он занимается, Борис честно рассказал, что удачно вложил небольшие деньги в одну фирму и теперь получает проценты, живет на них. Еще - иногда уроки рисования дает. Поверила!  А кто бы не поверил, глядя на его "милитари".
   Они еще болтали и болтали о пустяках, но все это время художник мечтал остаться с Любой наедине и задать ей только один вопрос:"Почему?!" Ну и еще про сына, а вдруг?!
  Спросил. Она сама предложила ему после ужина погулять, тогда и спросил. Они шли по набережной, вдоль основательно пересохшей за лето реки, огороженной старым, крошащимся, а местами и вовсе обвалившимся парапетом. Чудом уцелевшие во время многочисленных строек платаны  заслоняли густыми кронами редкие фонари, свет от них почти не попадал на дорожку, по которой шла пара, стоящие невдалеке дома в потемках казались театральной декорацией, а рассказ Любы - сюжетом женского романа
 
  - Тогда, много лет назад, и я сама не понимала, люблю тебя, или нет. Знала, что ты многим девчонкам нравился, такой необычный, ни на кого не похожий. Пил мало, матом не ругался, все время рисовал что-то. Высокий, опять же, смазливый. Я и решила, мой будет! Глазками, наверное, неделю стреляла, пока ты заметил!
  - А мне казалось, я сразу, как тебя на танцах увидел, так танцевать пригласил, домой провожать пошел.
  - Да ну, сразу! Ну, может, не неделю, но точно не в первый день. Да я просто  ужом вилась, чтоб тебе понравиться. Потом сама не заметила, как влюбилась. Только ты какой-то, - она запнулась, подбирая нужное слово,наконец нашла - какой-то тающий всегда был,как весенний снег, вроде есть, а уже и нет, не удержать. Помнишь, как ты меня называл "Любимая, на данный момент, девушка"?  Ключевое слово "На данный момент"! А я хотела навсегда! Поэтому когда ты про Москву сказал, поняла, все, не будет у нас ничего, бросил ты меня. Видишь, права оказалась. И так мне горько тогда сделалось, так одиноко, что я решила: если не ты, то все равно кто! На выпускном сама напилась, двух мальчишек, тех, кто покрасивее, подпоила, взяла с собой еще бутылку какой-то дряни домашней  и в сад школьный потащила.  Пока пили,  хи-хи там, да  ха-ха, вроде ничего было, а как они целоваться полезли, так мне противно стало, так мерзко, что я еще бормотухи хлебнула, и все, ничего больше не помню.
  Утром очнулась, лежу голая, голова трещит, не пойму где я. И квартира чужая, и диван чужой, а уж чем я  на этом диване занималась, мне объяснять не надо. В комнате никого нет, чьи-то брюки и рубашка на полу валяются,  из ванной шум воды слышен. А кто там - хоть убей, не помню. Стыдуха! Я вещички натянула и бегом домой, там переоделась и на вокзал, в Москву, к тетке, от себя и от всех подальше.
  - В ванной был я, - хриплым от волнения голосом, произнес Борис. - я на самолете прилетел, тебя искал, потом ухажеров твоих в парке раскидал. Я видел, что ты пьяна, но не понял, насколько. Тем более, нам так хорошо было. Ведь было?!
  - Не помню. Я! вообще! ничего! не помню! - Люба уже не говорила, а кричала на всю улицу, а Борис только успокаивающе гладил ее по плечу.  - Я все эти годы ничего не знала! Я себя презирала!  Я сыну не могла сказать, кто его отец! И я не понимала, почему Павлик так на тебя похож! Сволочь! Почему ты меня не нашел!!!
  -Я искал! Вернее, не искал, а ждал, ждал, когда ты вернешься... - голос звучал жалко, неуверенно, потому, что сам понимал - это не правда. Ведь знал, что у нее в Москве родня дальняя была, мог бы догадаться к ним съездить. Вместо этого  он тогда решил - все правильно, он - неудачник,  таких, как он сама жизнь учит, им иметь красивых жен не полагается. Им вообще ничего не полагается.