Просто от скуки

              К концу июля в Подмосковье наступают такие дни, когда в воздухе начинаешь чувствовать близость осени. Неизбежную близость. И еще вроде бы тепло, и зелено, и дети барахтаются в речке, только ночи уже длиннее, прохладнее, зачем-то зацветают осенние цветы и нет той радости, какая бывает весной, когда впереди еще много-много летних, теплых и веселых дней. В это время мне почему-то становится как-то пронзительно сиротливо и даже страшно просыпаться по утрам. Острое чувство тоскливого одиночества долго не покидает меня и чувствуется какая-то неустроенность все время: пока умываюсь и пью кофе, пока одеваюсь, все прекращается только тогда, когда сажусь в электричку, которая повезет меня на работу. Среди людей становится легче. А на следующий день все повторяется с пугающей неизбежностью.
       Эта неизбежность и привела меня к врачу, моему старому знакомому. Он, правда, был совсем не психологом по образованию, а лечил женские болезни и неплохо ко мне относился. Думаю, он был в меня влюблен, и хотя никогда об этом не говорил, но было заметно.  Он был намного старше меня. И умный, я люблю умных. Про таких обычно говорят: врач от бога. Только фамилия у него была совсем не врачебная, а какая-то растительная. Грибов. (Хотя у Пирогова тоже фамилия не врачебная, но каким он был ученым!) Ну да бог с ними, с фамилиями! Главным было то, что, обращаясь к нему за советом, я всегда могла быть уверена, что получу помощь не только квалифицированную, но и искреннюю, не зависящую от оплаты. 
И я поехала к нему в больницу, отвлекать от работы.
- Что случилось? – спросил он, улыбаясь.
- Плохо просыпаюсь! – ответила я.
- Бывает…- он опять улыбнулся. - Давай, рассказывай. У меня мало времени!
Грибов заботливо выслушал и выписал мне успокоительные таблетки.  И еще добавил при этом, что такое случается у женщин моего возраста. Климакс. Это такое состояние организма, когда ты еще считаешь себя молодой и полной сил, а твой организм так не думает. И в результате -  тревожные мысли и прочее.
       Я прилежно стала пить все, что было велено Грибовым. Но это меня совсем не устраивало. Нельзя же всю оставшуюся жизнь для хорошего настроения таблетки жевать! « Наверное, - думала я,- он, при всей своей образованности, не совсем прав. И, видимо, давно безразличен к женскому полу, раз не делает в отношении меня никаких авансов»!
И я решила лечиться сама. Я решила влюбиться. Запретить сие действо мне никто не мог – я давно уже была вдовой, а единственная дочь жила далеко от меня своей жизнью и в мою не вмешивалась.Я огляделась вокруг. Внимательно.  Выбрала себе среди окружающих объект поинтереснее (ну чтобы не совсем урод и не глуп) и давай внушать себе, что к нему неравнодушна.
Сначала это получалось не очень. Выбранный мною товарищ был не без изъянов и к тому же, по его словам, терпеть не мог женщин. Но я старалась недостатки не замечать, а достоинства всячески преувеличивала. Фамилия у него была гастрономическая - Пельменев. Борис Алексеевич. Как это ни странно, люди совершенно спокойно живут с такими фамилиями, что тут такого! У меня в институте были друзья по фамилии Поздяйкины. И ничего. Прекрасно обходились.
Он умный, начитанный, и внешностью бог не обидел! – внушала я себе. Старалась не замечать его занудства. С упорством очарованной женщины подыскивала оправдание его некрасивым поступкам «мы все не боги!». И так я этим занятием увлеклась, что не заметила, как действительно влюбилась. Как кошка из подвала. Эмоции зашкаливали. Жизнь, как ей и следует при этом, окрасилась в розовые тона, душа пела любовные рулады и снова хотелось делать глупости… словом, все тип-топ. Лишь одно только не вписывалось в общую картину – он-то об этом и не подозревает!
А это уже было неправильно. Его участие во всем этом (уж и не знаю, как это назвать!) было необходимо. И я решила признаться ему в любви. Чтобы было как в настоящем любовном романе. Ну, как полагается.
Не откладывая в долгий ящик, на следующий же день, я, отозвав предмет своего обожания в сторонку, чтобы нам не мешали – раскололась. И…ничего. То есть совсем ничего. Правда, очень смутила человека. Он опешил от такого наплыва чувств.
- Давайте не будем об этом – вот и все его слова.
А вот тут то все и началось.
К тому времени я уже влюбилась по-настоящему и рада бы обратить все это в шутку, но не получалось уже. Быть отвергнутой в молодости, когда все еще впереди – это куда ни шло. А вы попробуйте быть отвергнутой в сорок! Мне было уже не до смеха.
Говорить о чем-то другом, кроме как о нем, я просто не могла. Я надоела своим друзьям, расписывая свои страдания и его достоинства. Я писала стихи, словом делала все положенные в этом случае глупости. Похудела с тоски. Подруги советовали не огорчаться – ведь это так прекрасно – быть влюбленной в моем возрасте и даже смеялись.
С Пельменевым мы работали в одной организации. А поскольку молчать я не могла, скоро всем стало известно о моих терзаниях. Сотрудники отнеслись к этому по - разному. Кто смеялся, кое-кто даже завидовал, а одна дама даже возненавидела меня натуральным образом. До моего появления, как выяснилось, он оказывал ей знаки внимания, а я со своей глупой влюбленностью ей испортила всю картину. Она потихоньку пыталась даже делать гадости.
Но тогда мне было все до лампочки. Я им заболела. Я ничего кругом не замечала. Кроме него. Самый умный, самый красивый, самый желанный. Жила я только в его присутствии, все остальная жизнь была тусклой и неинтересной. Готова была целовать следы его ног. При его появлении меня познабливало, ноги подкашивались. Каждый раз огромных усилий стоило привести себя в чувство, чтобы окружающие ничего не заметили.
Но боже мой, какое это было блаженство исподтишка наблюдать за ним: как он ходит, как говорит, как злится. Меня в нем умиляло все – даже когда он сердился. В гневе мало кто выглядит привлекательным. А мне нравилось на него даже просто смотреть, а уж говорить с ним - ну просто блаженство, правда при этом я плохо соображала, о чем речь.
Время шло. Прошел год, а все оставалось по-прежнему. Правда, он по-другому стал поглядывать на меня, ничего при этом не говоря и не делая никаких попыток к сближению. Стала замечать, что старается не оставаться со мной наедине. Он-то был нормальным человеком, не мог влюбиться по заказу. И, наверное, на самом деле я его не привлекала, как женщина. А быть может, его вообще не тянуло к женщинам. (Такое вполне могло быть, если учесть его возраст!)
Один раз я все-таки заманила его к себе домой. Под предлогом ремонта. У меня действительно упала книжная полка и нужно было в стену вбить гвоздь. Ох уж эти мне пресловутые гвозди в стену! Он, к великому моему удивлению, согласился. Пришел, повесил полку, но от чая отказался. Так и ушел, на прощанье, поцеловав меня в щеку.
- Это все? – не удержавшись, спросила я.
- Все. – Был его ответ.
Я недоумевала. Не потому, что я такая растакая распущенная и на все готовая. Просто редкий мужик, если он действительно мужик, не использует такую ситуацию!  А тут …
Правда, что-то в наших отношениях все равно изменилось. Мы больше стали общаться (на работе), он чаще стал со мной разговаривать на отвлеченные темы, жаловался на жизнь. Я заметила, что мужики очень любят жаловаться, не меньше, чем женщины. И любят, когда им соболезнуют. Он на самом деле был неплохим ученым, с ним и просто поговорить и работать было интересно. О любви я больше речи не заводила. Держала себя в рамках приличия. Старалась держать. Со стороны, наверное, все равно было заметно.
Мне тогда было очень горько, ведь я любила его! И мне хотелось всего, что полагается в таких случаях: объятий, встреч, поцелуев.… Очень обидно было сознавать, что лучшие годы уже позади, что потеряла свою привлекательность и состарилась. Страдала я от этого ужасно. «Другие женщины тоже ведь и дурнеют, и старятся, но при этом они не влюбляются, а занимаются с внуками, - говорила я себе. - Или садом-огородом. А я вот как влипла»!
Вконец измученная любовью, я решила уволиться с работы. С глаз долой, как говорится. Написала заявление об уходе. Но тогда стало еще тяжелее и непереносимо больнее оттого, что я его даже видеть не буду. Свет померк, жить не хотелось. Моя близкая подруга посмотрела на это все и сказала:
- Сходи и забери свое заявление.
Забрала. Принялась жить дальше. Ну, думаю, не может все это длиться вечно! Когда-нибудь ведь это прекратится! Так оно и случилось. И очень даже неожиданно для меня.
Меня пригласили на юбилей, где собрались все старые друзья и знакомые по прежней работе. Ну, выпивка, то - се…. Смею вам заметить, что я-то не пью. Совсем. Просто не люблю. А тут расслабилась, и давай, конечно, всем рассказывать о нем, опять о нем. Совала всем под нос его фотографию, приставала с рассказами о несчастной любви. Слушали, ведь давно не виделись, сочувствовали. Не смеялись, у меня хорошие друзья. Выпито было много. Для меня, пожалуй, слишком много…
А проснулась я на рассвете оттого, что мне тесно в постели. Рядом со мной кто-то спал, похрапывал даже. Огляделась – я вроде бы у себя дома, на своем любимом диване. Присмотрелась к соседу – молодой мужчина, обнаженный, а что самое удивительное – я, оказывается, его в первый раз вижу. Я тоже, в чем мать родила. Как я сюда попала, не помню. Этого молодого человека на юбилее точно не было, там все свои, проверенные, в постель ко мне не полезут. А вот в выпивку чего-то намешать могут. Что и сделали, видимо, черти!
Не успела я как следует обдумать ситуацию, как он открывает глаза и тоже начинает меня изучать.
- Ты кто? – спрашиваю.
- Саша.
- У нас что-то было?
- Не помню. (Хороший ответ!)
И тут я, окончательно очнувшись и протрезвев от удивления, замечаю, что он очень даже ничего, довольно милый и так вкусно пахнет… (ну и что я теряю, ведь кажется, я ему тоже нравлюсь и, наверное, у нас уже все было!)
А дальше я уже ничего не выясняла, и выяснять совсем не хотелось.
Он целовал и любил меня. Очень-очень нежно, бережно так. Будто в постели с ним не женщина, а хрупкая фарфоровая кукла и он боится ее нечаянно расколоть каким-нибудь неловким движением. Мы почти не разговаривали. И так это было странно – чувствовать себя любимой и желанной. После целого года унижений и страданий.
 
И …отпустило. Какой-то комок внутри меня, который я носила все это время, растаял, стало теплее и свободнее, как не было уже давным-давно.
Расстались мы только на следующий день. Конечно, это не имело продолжения, но отпустило ведь!
В понедельник на работу я не шла, я летела! Я улыбалась всем встречным. Хотелось петь и дурачиться…
А через месяц я уволилась с работы. Пельменева я больше не видела. Оказалось, что быть свободной от любви так божественно!
Теперь, когда приближается осень, когда настроение портится уже только от одного вида падающих на землю желтых листьев, я вспоминаю обо всем этом, вспоминаю Сашу, свою несчастную любовь и мне становиться легче жить. Правда.