День благодарения Глава седьмая

 Они сидели на лавочке, не касаясь друг друга, и молчали. Люба вытирала бумажными салфетками мокрое от слез лицо, судорожно вздыхала. Борис  сгорбился, безвольно свесил руки между коленями, смотрел прямо перед собой, а видел того двадцатипятилетнего, растерянного, недоумевающего, обиженного Бориса, стоящего в опустевшей комнате мачехиной квартиры . Все, что он мог сказать, сейчас не имело никакого смысла.  Наконец, немного успокоившись, женщина стала рассказывать дальше.
  - Я, когда в Москву приехала, сразу к тетке пошла. Правды ей не говорила, сказала, что поступать приехала. Она, конечно, не в восторге была, да делать нечего, племянница, сиротка, на улицу не выгонишь.  Но я у них и не собиралась оставаться, как только дали общагу, сразу туда переехала. Потом экзамены, все сдала, но баллов недобрала, предложили  на заочный. Из общаги, конечно, придется съехать. Что делать, где жить, на что? Решила, домой точно не поеду, к тетке тоже не хотелось, их и так, как селедок в бочке, квартира двухкомнатная, а у нее двое сыновей,  почти моего возраста. Но знаешь, свет не без добрых людей, девчонки подсказали, надо домработницей устроиться, с проживанием. Так я к Илье Павловичу и попала. Хороший был, добрый,  одинокий очень. Его жена с детьми в аварии погибли, он себя в этом винил, потому, что  сам машину ей купил. Всей родни - одна сестра, а у сестры  муж - партийная шишка и сын Витька. Балбес балбесом, но красавец писаный. Папаша его в институт запихнул, потом  от армии отмазал, на непыльную работу в горком комсомола пристроил.  Илья Павловича им очень помогал, связями, деньгами, а его квартиру они уже своей считали. Как говориться, все в шоколаде у них было, если бы не одно "но".  Был у папаши начальник, а у начальника дочка, "золотая молодежь", ни в чем отказа не знала. Приглянулся ей этот Виктор, а что, собой недурен, родители  правильные, дядя генерал, как бонус. И вообще, муж ей по статусу уже лет пять как положен был, не девочка давно.  Сынок ужом вертится, но чувствует, никуда ему от этой перезрелой клубнички не убежать.  Как-то пришел он к дядьке в надежде очередную субсидию получить, а Ильи Павловича дома нет,  одна я на кухне сижу, реву в три ручья. Он парень не злой был, стал расспрашивать, что, да как, я ему, с отчаяния, и про ребенка сказала, и о про то, что не знаю, что с ним делать.  Балбес-то он, балбес был, но не дурак, "Давай, -говорит, - скажу своим, что ребенок мой, и что ты грозишься мне на работу пожаловаться. А у нас с этим строго, мигом за аморалку вышибут, да еще и с волчьим билетом.  Поэтому, на дочке начальника я женится никак не могу, а, наоборот,  как порядочный человек, обязан жениться на тебе. Потом разведемся, обычное дело, не сошлись характерами. Ты получишь  московскую прописку и статус порядочной женщины, а я - полную свободу. Ребенка на себя запишу, но, чтоб ты потом с меня алименты не требовала, садись, пиши письмо под мою диктовку." И диктует мне, гаденыш, мол так и так, дорогой Вася, у нас будет ребеночек, но тут за мной богатый лох ухаживает, так я его на бабки разведу, потом к тебе вернусь. Это, чтоб, как он сказал,  у тебя потом соблазнов не было что-то с меня поиметь.
  А я согласилась! Хоть какой-то выход, думаю, а дальше как-нибудь образуется. Он диктует, а я  пишу, плачу и пишу. Только я вместо "Вася", написала "Боря", про тебя думала, хотя тогда, конечно, не подозревала, что ребенок твой. Как вошел Илья Павлович, мы не заметили. А он, оказывается, еще из коридора все слышал. Я его ни до, ни после, никогда таким не видела, красный весь, глаза выпученные.  "Вон, - кричит Витьке, - чтоб духу твоего тут не было, аферист чертов. Не сметь девочку в свои комбинации впутывать!" "Да какая она девочка, шлюха она, черте с кем ребенка нагуляла, я ей помочь хотел! "- кричит Витька.  А генерал ему в ответ:"Да как ты смеешь, это мой ребенок, не позволю мою жену оскорблять!"
 Витька плюнул дядьке под ноги, послал его к подальше и ушел. Я сижу ни жива, ни мертва, что делать не знаю, то ли вещи собирать, то ли обед подогревать. Илья Петрович сел напротив меня и говорит, твердо так:
  - Ты, Любаша, ни о чем не беспокойся, поженимся мы фиктивно, ребенка родишь - на себя запишу, растить, как своего буду. И завещание на него составлю.   Ну, а встретишь кого, держать не буду, при условии, конечно, что  не лишишь меня сына.
  Он, почему-то, сразу решил, что будет сын. А я тогда, как корова на веревочке, кто повел, тот и хозяин.   В фиктивный брак я, конечно, не поверила, это ж из области фантастики, чтоб нестарый еще мужик  от молодой, красивой бабы добровольно отказывался. В тот же день сама к нему в комнату пришла. Он и не отказался. Так и стали жить. Сначала мне неловко было, я его все Ильей Павловичем величала. Потом, когда Пашка родился,  папочкой звать стала, а  он ко мне в спальню все реже и реже приходил, потом совсем перестал. Зато каждый год одну на курорт отправлял, почти на два месяца. Понимающий мужик был, такие редко бывают.
  Мы с ним хорошо жили, спокойно, а когда Наташа приехала, вообще благодать началась. По дому все она делала, сын полностью на Илье. Я два института окончила, экономический и инъяз, на хорошую работу устроилась, тринадцать лет, как в сказке пролетели. Потом Илья умер, онкология. На похоронах его сестра с мужем шушукаться стали, мол какой покойник золотой мужик был, байстрюка, как своего растил, Пашка и услышал. Потребовал, чтоб правду сказала. А какая она, эта правда? Так и сказала, что не знаю, кто его отец, беда тогда со мной случилась. Только про то, что беду эту я сама себе организовала, промолчала. Павлик меня выслушал и говорит:" Отец у меня и так есть, я его всю жизнь любить и помнить буду. Только я все-равно найду, кто тебя обидел, найду и убью".
  Знаешь, ведь я ему поверила, что найдет. Отцовский характер, Ильи Павловича то есть. Решила, чего голову в песок прятать, поеду на родину, сама поищу. Поехала, собрала подружек-одноклассниц, стала аккуратненько про выпускной расспрашивать.  Так и узнала, кто меня тогда провожал, только что толку. Один спился и умер, другой в Испанию на заработки уехал, или в Грецию, девчонки точно не помнили. Ну, значит судьба, решила я и  успокоилась.
  Одно меня смутно беспокоило, Павлик, подрастая, все больше и больше на тебя походил. Нет, не лицом,  тогда я, может, что-то бы и заподозрила. Он - полностью моя копия, а вот повадками, вкусами во многом тебя напоминал. Решила, мои фантазии, тем более, рядом Наталья ходит, причитает:" Ну как на сыночка моего похож!" Я решила, это нам, женщинам, свойственно, черты любимых в других видеть. Кто же  знал, что ты ее пасынок.  Пашка , как и ты, рисовать всегда любил, ему советовали дальше учиться, а он свое заладил, буду, как отец, военный.
  - Это я знаю, но, как мачеха сказала, Бог миловал. - впервые перебил Борис.
  - Да, не было бы счастья... У него со зрением проблемы, вот и не взяли. Но и в Художественное не пошел. Ну, это ты уже слышал от него.
  - А когда ты узнала, что тетя Наташа - моя мачеха?
  - Относительно недавно. Наталья, когда приехала, какие-то картины в гостиной повесила, так я же в этом ничего не понимаю. Вот сыну они очень приглянулись, он их все копировал, говорил, в них какая-то загадка есть. Так они и висели, мне в голову даже не пришло, что они - твои. А потом как-то ко мне в гости знакомый пришел, большой знаток живописи, коллекционер. Увидел он эти картины и давай торговать.Сначала копейки предлагал, вроде как в шутку. Наталья только отмахивалась. Мужик не отстает, в раж вошел, цену набавляет. Наталья перепугалась, вообще говорить с ним отказалась.  Тогда он признался, что это - копии с картин какого-то американца, причем очень хорошие, и начал уже серьезные суммы предлагать. Мы совсем растерялись, я к Наталья плачет, сроду таких денег у нее не было, тут еще я подкатываю, давай продадим, домик приличный построим, Павлику машину купим. Она в слезы, как же я продам,это же сыночка подарок.
  - Да, тетя Наташа очень красочно описала, как он ее деньгами соблазнял и как она не устояла.
  - Так и было. Однажды обмолвилась, что еще рисунки есть, карандашом. А когда она твои наброски вытащила, я, среди прочих, свой портрет увидала. Спрашиваю, а это кто рисовал? Так все сыночек, говорит, мужа моего сын, выходит, и мой тоже. Я прямо обалдела, надо же, как судьба ворожит.  Наброски мы твои все-таки этому жуку продали,  только рисунок этот я себе оставила, а Наталья мне с тех пор еще роднее стала. Ну ладно, пошли, что ли, еще успеем чаю попить, и тебе ехать пора. Вот только не знаю, - женщина остановилась в задумчивости, - говорить Павлику, не говорить, что он - твой сын?
  - Знаешь, давай я вас всех к себе в Америку приглашу, там и скажем.  - он уже представлял, как гости удивятся его шикарной машине с шофером, увидят его роскошные апартаменты, как он поведет их в дорогие рестораны, магазины, а потом в свою галерею, и там признается, что тот самый знаменитый американский художник и есть он сам. - Я и  дорогу оплачу, не беспокойся, я не такой уж бедный.
  - Пожалуй. Впопыхах точно этого делать не стоит.
Когда они вернулись домой,  за накрытым на веранде столом их уже ждали Павлик и Наталья. Борис уселся в удобное плетеное кресло под большой финиковой пальмой в деревянной кадушке и подумал, что вот сейчас все так, как он и представлял, ЕГО дом, ЕГО семья, ЕГО сын... Возможно, и дерево где-то уцелело. А если нет, так еще не поздно посадить. Тетя Наташа, улыбаясь, подала ему чашку крепкого чая в высокой расписной кружке, с лимоном и мятой, как он любил, и смеясь спросила:
 - Что, Боренька, а деревце ты это не узнаешь? Это же ты его когда-то посадил!
  И обращаясь к Любе с Павликом, пояснила:
  - У меня цветок на окне в горшке рос, а Боренька, когда финики ел, всегда косточки в туда закапывал. Я ругалась, а он оправдывался, это, говорит, я хочу пальму вырастить! Долго ничего не было, а потом вижу, и правда, росточек проклюнулся.
 И она счастливо рассмеялась.
Борис тоже  рассмеялся и  блаженно откинувшись, прикрыл глаза. "Настоящий мужчина должен... Я уже никому ничего не должен, и я  - настоящий мужчина!"
 Он почувствовал, как к нему мягкими шагами подошла Люба, положила ему руку на плечо и низким мужским голосом проговорила:"Again you all slept" (опять ты все проспал).