Жизнь Пчелой, глава the first

ГАЗон ревел, пробираясь по бездорожью.
Я схватился за руль, согнулся в три погибели, стараясь рассмотреть путевые рытвины до непосредственного на них наезжания.

Трясти ГАЗон не хотелось - в кузове находился хрупкий груз.

Хотя, конечно, летки я позатыкивал, но вдруг у какого улья крышу снесёт? В смысле, крышка съедет, которая над сотами.

И всё, хана пальту, капитулирэн сплошной, разъярённые насекомые в закрытой кабине.

Еду на гречишные поля, от родной деревушки километров за двести.

А чего, собственно? У нас в округе сельское хозяйство заглохло ещё на зачаточном этапе, за исключением нескольких кустарных огородиков, заросших сорняками.

Да и соседей пчёлы напрягают знатно, чуть их какая муха укусит - на моих валят.

"Скорая" к ним мотается по три раза в неделю, сосед почему-то почитает себя чувствительной особой. Чувствительной особой с аллергией на абсолютно всё.

Самый, конечно, ярый раздражитель - это я. Слишком громко ульи гудят ... а у них бензогенератор поёт соловьиные трели?

Пока я думал такую безысходность, и вспоминал свои тошнотные ощущения, когда, выходя на балкончик покурить, видел престарелую соседскую жену, загорающую на крыше дровяника.

Но судьба меня наказала за такие хульные мысли - ГАЗ наехал на какую-то ржавую трубу и чуть не завалился на правый бок.

Ехал-ехал, а гречиха всё не показывалась. Может, не стали сеять в этом году? Я не спрашивал, не каждый же день мотаться за двести кэмэ.

Я сегодня в настроении абсолютно упадочном, так как жара стоит неимоверная.

Июль был горячим и сухим, настолько горячим, что у меня поплавилось довольно объёмное пластиковое ведро. Не помогло ни "Мэйд ин Джомани", ни веские заверения на этикетке, что ведро выдержит любую адскую температуру на мой личный выбор.

Брюзжание, конечно.

А всё от того, что завтракать надо вовремя. И обедать.

Но вот, наконец, и гречишное поле.

По краю виднелись низкорослые теплушки и частные домики, из которых я заключил, что поле всё-таки распродают. По частям. Под сугубо частную застройку.

Ну что же, такова судьба большинства среднерусских просторов.

Но мне, как среднерусскому пчеловоду, это не понравилось.

Я осадил своего железного коня и спросил у батрака из ближнего зарубежья, что тут за геморрой.

- Это не геморрой. Это дачное хозяйство "Ягодка", - пояснил батрак, - освоим поле, полноценных двадцать пять участков будет. А пока мало.

- Понятно. Двадцать пять - баба "Ягодка" опять. А мне, скажи, чего делать? У меня тут Главный Летний Медосбор. Я всего лишь мирный служитель Терпсихоры, но и я возмутюсь ... возмущусь.

- Терпсихора, вроде, муза танца? - проявил художественные познания батрак.

-Э, э-э ... Тебе бы не в полях калымить, а прямиком в институт имени Репина. А я, брат, действительно танцую. Перед летками без штанов.

"Брат" улыбнулся серебрянозубой улыбкой.

- А что такое "леток"?

- Ну, сударь, про Терпсихору знаешь, а про леток... такая дверца, пчёлы через неё туда-сюда летают. Ферштейн?

- На петлях она, дверца?

- На петлях ... дырка просто. Пчёлы хоть существа умные, а читать не умеют. Им не объяснишь, "На себя" дверь тянуть или "От себя" толкать. Во, блин ...
Я усмехнулся.

- Ладно, нечего мне с тобой балакать. Поехал я. Будь здоров.

- Прощай - прощай.

Хоть немножко кислороду в кабину впустил. Хотя, конечно, не совсем ясно, где его больше - снаружи, или в кабине.

По мне, так, кажется, в кабине.

Я поехал, путая следы - мало ли, кто в этих загородных резиденциях поселился, - доскакал по противоположного края поля.

Теперь ветер был на меня, и сухой воздух разнёс приятнейший в мире медовый запах светло-розоватых соцветий гречихи, похожих на зонтики.

Я выбрал недалеко от поля площадку, где когда-то, наверное, был фундамент - каменистая, с островками незаросшего бетона.

Площадка была практически абсолютно ровная, единственная плоскость среди этого царства неровностей и рытвин.

Пейзаж с трёх сторон удручал сухими небоскрёбами борщевника и жёлто-зеленоватой травой, с четвёртой радовала глаз густая гречиха.

От домиков сомнительного характера совершенно отвязаться не удалось - они маячили вдали, за розовой гречишной красотенью.

Под самым горизонтом, как грибы-поганки, выскочившие на стволе ещё недавно впечатляющего дерева - знак его болезни, или даже скорой гибели.

Такая вот глубокая философема - мы сами строим мир, мы сами его и пожираем.

Я убедился, что ветра тут господствуют довольно тихие.
Сам воздух был абсолютно сух и жарок, так что пчёл продуть ну никак не может.

Я первым делом напялил шляпу с противомоскитной сеткой. Комаров в такую жару не наблюдалось, зато солнце и пчёлы присутствовали в изобилии.

А осторожность нам не помешает.

Дальше - ульи. Я их вынес из кузова на вольницу.

Вывез, точнее, на сваренной из спинки кровати тачке. Тачка мне попала от какого-то умельца вместе с мешком навоза, ещё в те времена, когда я пытался засеять медоносными травами собственные угодья.

Засеять не удалось, но тачка пригодилась.

Ульи были покрашены во все цвета радуги. На каждый ушло по пять баночек гуаши, краски нестойкой, зато безвредной. Цветовые ориентиры, чтобы пчёлы распознавали свой дом и отличали от других.

Я расставил их в шахматном порядке, на расстоянии, чтобы у пчелосемей не происходило путаницы, "лицом" к полю.

И стал по-очереди открывать задвижки.

Летки открывались, утомлённые пчёлы целыми отрядами вылетали наружу.

Водоёмов поблизости не было, я расставил сделанные из пластиковых канистр поилки - всем животным надо пить.

Напоследок растянул над ульями тент, прихватив тенистый уголок и для себя любимого.

Там я поставлю шезлонг и примусь читать книги, исключительно благочестивого содержания.

Хотя, таковые найти было трудновато. Поэтому я запасся более понятными детективами и абсолютно неудобоваримыми журналами про моду.

Я, правда, никогда и не интересовался содержанием этих журналов. Гораздо больше меня занимали картинки.

Но до блаженного созерцания произведений фотоискусства вряд ли дело дойдёт.

Ибо моё жужжащее турне началось, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Солнце стоит в самом зените, руки, от перевозки ульев, ноют где-то в районе локтей, на голове шляпа, лицо звер-рское.

Поехали!