детский сад укрывательство

               
У   Егора  Жукова   Леночка   заметила   синие  пятна   на  попке.    Синяки   очертанием  напоминали  руку   взрослого  человека:   те  же  пять  пальцев  и  ладонь.   У  какого   злодея   поднялась  рука   на  такого  кроху? 
   -   Кто  же  тебя  так?  -  спросила  сожалеющее,   погладила  по  головке   с  мягкими,  как  пух,   белыми  волосиками.  Взяла   ребёнка  на  руки,   прижала  к  груди.   Егорка  притих,    как  птенчик:   глаза  большие  серые,  носик  пуговкой,   маленькие  губы  чуть  приоткрыты,  ручки   сжаты  в  кулачки.  Знает   Леночка  этого  злодея  -  папу  Егорки.  Высокий  крепкий  сероглазый   мужчина,   плотно   сжатые  губы,   руки  плоские  твёрдые,   и  этими   руками  он  бьёт  малыша. 
В  садике  его  хвалили.   Взял  ребёнка  прямо  из  роддома  (жена   гуляет  и  пьёт),   растит  его,  строит  дом,   он  хозяин  двух  больших  магазинов,   много  помогает  садику.   Как  же  Леночке   на  него   пожаловаться?   Кто  она  и  кто  он?   Погладила  ещё  раз  малыша,   уложила  спать,   бережно  укрыла  одеялом.  Детишки  спят,   а   Лена  не  могла  успокоиться,   пошла  пожаловаться  хоть   няне.   Аня   только  выслушает  даст  совет, это   именно  то,   в  чём  нуждается  сейчас  Леночка.  В  мыльной  пене  плескались  белые  с  красными  пятнами  кружки,   няня  ловко  перекидывала  их  в  другую  мойку,   прямо  под  струю   горячей  воды.  Чистые  кружки,   словно  сами  собой   опрокидывались,   ставились  на  подносы.  Лена   стояла   у  окна,   невольно  залюбовавшись   ловкой  работой  няни. 
     -  Что  Леночка?  -  Аня   отряхнула  руки,  бухнула  в  мыльный  раствор  тарелки,  -  все  спят? 
    -  Да,   а  у  Егора  я  заметила  синяки   на  попе.   У  какого  злодея  поднялась  рука   на   своего  ребёнка,   а  ещё  его  все  хвалят!
    -  Я  тоже  синяки  заметила,  -  чуть  нахмурилась  Аня,  не  ожидая  такой  бурной  реакции   воспитательницы.  -  Но  что  поделаешь  -  отец!   Я  своего  иной  раз  так  взбучу,   что  самой  жалко  станет.  Мать   поругает  - мать  и  пожалеет,   а  отец  Егорку  с  пелёнок  растит.  Няня   любила  девушку   и  хотела  успокоить  её,  предостеречь  её  от  необдуманных   поступков.   Бороться   с  папой  Егорки,   помогавшего  садику,   богатому,   сильному  и  так  выяснилось,   жёсткому  человеку,   очень  опасно. 
   -  Разве  так  можно?   Кто  дал  ему  право?   Думает,   раз   он  богатый,   то  ему  всё  позволено?  -  продолжала   возмущаться   Леночка,   но  возмущения   её  были  уже  плачущими,   не  угрожающими. 
   -  Так  ведь,   по  попке,   не   по  голове.   И  отец,   не  чужой  человек.  -  продолжала  успокаивать  няня. 
Именно  такие  слова  и  хотела  услышать   Леночка:   идти  сейчас   к  заведующей  с  жалобой   на  всесильного   человека   ей  пока  не  хотелось.  Сейчас,  после  разговора   с  няней,   воспитательница  успокоилась,   разделив   ответственность   за  побои  ребёнка  на  двоих.  Синяки   у  Егорки  пройдёт  через  неделю,  и  больше,   Леночке  так  хочется  надеяться,   не   появятся.  Она   каждый  день  смотрена  его  попку,  всё  сильнее   успокаиваясь,   но  через  неделю  синяки   в  виде  ладони  руки   появились  снова.
 Они  выглядели  даже   чётче  и  больше  прежних.   А  Егорка  выглядел  вялым,  он  не   играл  игрушками,   а  тихо  жался  к  её  коленям.  Леночка  рассердилась  на  отца  Егора,  на  няню,   на  себя.   Понадеялась  на  няню,  а  что  она  скажут?   Что  нянька  вообще  может  сказать?  Ведь,   ответственная  за  детей  она  -  воспитательница.    В  тихий  час,  когда   дети  заснули,    Леночка   пошла  к  заведующей,   жаловаться  на  папу   Егора.
   -  Что.  Лена,  -  приветливо  улыбнулась   Анна   Ивановна,   приглашая  к  разговору,  -  дети  спят?
  -   Да.  Все  спят,   а  у  Егора   Жукова  снова  синяк  на  попе,   отпечаток  руки  взрослого  человека   и  это  уже  не  в  первый  раз. 
   -  Что  же  ты  молчала?  -  забеспокоилась   Анна  Ивановна.  Она  взяла  ручку,   нервно  постучала  ею  по  столу,  -  А   если   Андрей   Николаевич  заметит?   А  может,  он  уже  видел?   Что  он  подумает  про  наш  садик? 
   -  Какой   Андрей  Николаевич?   -  не  поняла  Лена.
   -  Да,   отец  Егора,   что  он  подумает  о  нашем  садике? -  Анна   Ивановна   бросила  ручку.
    -  Да,   он  же  сам  это  сделал!
    -  Что  сам?  Сам   ударил,  своего  ребёнка?   Чушь  какая!  Он  так  любит  детей,  вот  и  садику  подарил  мячики,   обручи.  Это  сделала   Аня,   нянька   твоя. 
    -   Чушь  какая!  -  взбунтовалась   и  Леночка.   – Я   же  всегда  рядом  с  детьми,   это  не  она.
    -  Тогда  кто?  Андрей   Николаевич,   глубоко  порядочный  человек,  -  Анна  Ивановна   задумалась,   молчала   и  Леночка.  Она   намеривалась  и  дальше  не  давать  няню  в  обиду:   зачем  зря  обижать  человека?   Так   нельзя  делать  порядочному  человеку.   И  порядочному  человеку  нельзя  допускать  беззакония.  Анна   Ивановна  быстро  оправилась  от  испуга  за  репутацию  своего  садика.  Она  так  же  быстро  поверила,  что  ребёнка  наказывает  отец,   и  ничего  страшного  в  этом,   как  и  няня,   она  не  увидела.  Тяжело  ему  вот  и  бьют,   так  ведь  не  по  животу,  не  по  голове,   а  по  мягкому  месту,  по  которому  детей  всегда  учили  наши  деды  и  прадеды.  Однако  говорить  ему  про  дедов  и  прадедов   не  нужно.   Сейчас  другие  времена  и  пусть  думает,  что  совершил  тягчайший  поступок,  за  который  непременно    нужно  отвечать,   заглаживая  его  подарками   детям,  садику. 
   -  Иди,   Леночка,  -  отпустила   воспитательницу,  -  я  приму  меры.
Месяц  прожили  спокойно,  снег  растаял,   потеплело.  Позеленело  всё  кругом,  детей стали  выводить  на  прогулку.  И  снова  синяки  у  Егорки!  И   снова  он  тихий,  печальный   сидит  то  в  углу,   то  на  коленях,   игрушками  не  играет. 
Решила  Леночка  всё  прямо  отцу  сказать,    посмотреть  на  его  реакцию,   защитить  малыша. 
Он  пришёл  в  синей  футболке,   в  синих  брюках,   на  руках   массивные  часы,  тёмные  волосы  коротко  подстрижены.  Бережно  взял  на  руки  сына,   посадил  на  пеленальный  столик.
   -  Ну,  как  он  сегодня? 
   -  Очень  плохо!  -   выпалила   Леночка,  -  опять  синяки  на  попе!   И  как  вам  не  стыдно? 
    -  Это  не  я,  -  сердито  буркнул  он,  -  это  нянька.
   -  Анна   Петровна  не  бьёт  детей!
  -   Это  не  ваша,  -  сердито   и   угрюмо   пробурчал  он,  -  это  моя,   но  я  её  уволил.
Андрей   Николаевич   сердился  на  весь  женский  род,   на  всё  бабьё.   Ни  кто  ему  не  помогает,   все  только  ругают.  Жена   бросила  его,  где  то   гуляет,   пьёт.   Мать   называет  его  дураком,  уверяет,  что  ребёнок  не  его.   Медсестра  из  больницу  тоже  смотрит  на  него  с  подозрением,    подсчитывает  все  болячки  у  ребёнка,   стараясь 
его  уверить,   что  ему  одному  с  сыном  не  справиться.  Нанятая  няня,   при   нём  сюсюскающая  с  ребёнком,   без  него   бьёт   Егорку.  Заведующая    вкрадчиво   отчитала   его,   намекнула   не  доносить,   и   в  знак   молчания   надеялась  на  его  матпомощь  садику.   И  эта   тоже  хороша,   тоже  с  претензиями.  Но  стоит,   словно  она  провинилась,   пальчиками  теребит   Егоркин  носовой  платок.  Может,   из  всех  баб,   только  она  одна   и  любит  его  Егорку,   одна  она  и  сможет  помочь? 
   -  Может,   вы  пойдёте  ко  мне  в  няньки?  -  сердито  предложил  он,  -  я  буду  платить  вам  больше,   чем  вы  здесь  получаете.
   -  А   как  же  моя  работа?  -  удивилась  Леночка.
Он  переодел  обувь  ребёнку,  надел  ему  кофточку,  панамку  и  только  пожал  плечами.
   -    У  меня  много  работы,   не  бойтесь:   ваша  честь  не  пострадает.  Я  буду платить  вам  в  два  раза  больше,  чем  вы  получаете  здесь.
   Её  смущение  он  принял   за  скрытую  радость   от  предложенной   и  выгодной  для  неё  работы.  А   Леночка   просто  не  хотела  работать  вне  коллектива,   не  с  ребятами.
   -  Можно  ведь  и  совмещать,  -  предложила  она,  -  договоритесь   со  студентками  педколледжа:   они  могут  и  забирать  Егора  из  садика  и  сидеть  с  ним  до  восьми – девяти  часов. 
   -  Отдайте  платок,  -   буркнул  он,    не  довольный  её  отказом.  Но,   уже  через  минуту  усмотрел  в  её  отказе  и  положительную  сторону.   Девушка  знает  себе  цену    и  сможет  порекомендовать  ему  хорошую  студентку,   не  такую,   как   его  бывшая  жена,  как  его  няня,  заведующая,  и  даже  как  его  мать.   Она   действительно  переживает  за  его  сына.   -   Я   подумаю  над  вашим  предложением,   -  улыбнулся  он  на  прощание.