Не наша сказка 9

Стоял морозный предзимний день, хлесткий ветер сшибал с ног, будоража темный океан и рассеивая в колючую пыль снежинки. Я, как обычно, сидела на подоконнике Вилёнкиной спальни, потягивая вино и закутавшись в одеяло, и наблюдала замковую жизнь. Дольгар вот уже несколько дней как уехал ссориться с соседом, и ничто не мешало моему одиночеству. Внизу, у ворот, как раз сменились часовые, когда дверь распахнулась, и в комнату, оскользнувшись на пороге, влетел встрепанный Варших.
  — Госпожа Аретейни! – начал он, от волнения позабыв все наши уговоры. – Там… там вашего охотника из подвала выпустили!
  — Тадеуш на свободе?.. – зависла я. Сердце ухнуло куда-то вниз. Не могли его просто так выпустить! Или Дольгар передумал?.. Надежда вспыхнула яркой лампочкой, и я вскочила. – Где он? Что говорят?
  — На заднем дворе. – Варших с трудом переводил дыхание. – И вам следует поспешить.
Мы вихрем неслись по коридорам, и на все мои вопросы парень отвечал одно и то же – «скорее, госпожа». Я даже за «госпожу» не ругалась – не было времени. А на выходе Варших затормозил и отступил обратно в коридор.
  — Ступайте, – сказал он. – Мне туда нельзя, еще увидят, что я не работаю, и высекут.
  — Дольгар высечет, – согласилась я. – Благодарю тебя, Варших.
  — Ага. – Парень как-то тоскливо поглядел на меня. – Ну, я пошел.
  — Ступай. – Я придержала плащ у горла – фибула впилась под ключицу – и выбежала под снег.
От увиденного неприятно закружилась голова.
…Задний двор имел практическое назначение – на нем занимались стиркой, выгулом и кормежкой скота, здесь же находилась левада. Напротив псарни имелась тщательно огороженная территория, нечто вроде собачьей площадки, чтобы животные могли побегать и размять лапы в любое время.
Итак, по ту сторону решетчатой калитки нетерпеливо повизгивали собаки – голов пятнадцать. Кормили их редко, да все больше натаскивали – Дольгар любил на досуге поохотиться. Как на лисичек, так и на представителей своего вида. Собаки извелись, не в силах достать стоявших снаружи людей, среди них скалой возвышался здоровенный угловатый Ришцен – ни с кем не спутаешь. Он-то и держал за связанные за спиной руки спотыкающегося Тадеуша. Даже отсюда было видно, что охотник едва держится на ногах – еще бы, столько времени проторчать в подземелье. К тому моменту, как я опомнилась и обрела потерянный, было, дар речи, калитку быстро открыли, кнутом отогнав собак, и охотника втолкнули внутрь.
На какое-то мгновение мир, казалось, замер. Ветер, сумеречный снег, несколько человек на нетронуто-чистом белом покрывале. Глухое рычание.
А потом собаки бросились.
Мы сорвались с места все одновременно – я, Тадеуш и собаки. Охотник споткнулся и растянулся в заиндевевшей грязи, Ришцен со товарищи заржали и полезли на лежанку дров для лучшей видимости, а я, на ходу скинув плащ, чтобы не мешал, не помня себя, даже не осознавая, что я, собственно, делаю, кинулась на выручку.
Разум работал как-то странно на тот момент, и не знаю, работал ли он вообще – осталась только одна мысль: спасти человека. В два прыжка одолев расстояние между нами, я дернула Ришцена за рукав.
  — Ты что делаешь?! – Я, наверно, все еще не до конца осознавала, на что способны люди, и считала, что это какая-то ошибка. – Они же его сейчас загрызут!
Тадеуш вскочил, побежал, хромая и цепляясь за ограду, собаки играли – вертелись вокруг, хватали зубами за руки и одежду. Они привычно загоняли жертву. Вот только веселья хватит ненадолго – жертва им попалась слабенькая.
Солдаты заржали вдвое громче.
  — Ути, княжна! – Ришцен издевательски поклонился. – Не для ваших нежных глазок!
  — Ты идиот? – Я увернулась от протянутой руки. – Он погибнет!
Сквозь хохот и непристойные шутки, сквозь восторженный собачий лай и визг, я едва слышала собственный голос, однако Ришцен, кажется, обладал превосходным слухом.
  — Какая досада!.. – Смех взвился новой волной.
  — Его все равно собирались казнить, – добавил кто-то. Я ощутила, как меня охватывает бешенство и бессильно сжала кулаки.
  — А ну, прекратите эту мерзость! Отзовите собак!
Ришцен аж завизжал от смеха.
  — А то – что?! Мужу своему расскажешь?!
  — А и расскажу! – Я чуть не плакала. Они так плотно столпились, что, захоти я прорваться к калитке, пришлось бы кинуть гранату. – Пользуетесь отсутствием Дольгара для мерзких развлечений? Я – свидетель, и я все расскажу!
Ришцен резко оборвал хохот.
  — Расскажи, княжна из-за моря. – Холодные голубые глаза впились в меня. – Мы тоже подтвердим. Это же ты решила избавиться от него, чтобы твой муженек его не мучил за твои провинности. Это же ты захотела быть свободной. А мы не успели тебе помешать.
Злость ярко вспыхнула и – выгорела после этих слов, оставив холодную ярость.
  — Кто ж это придумал? – спокойно спросила я. – Врацет?
  — Врацет и не знает. – На какое-то мгновение Ришцен растерялся. – Это я придумал.
  — Ложь. – Я обернулась на остальных. Те молчали. – Ты слишком глуп для этого. И слова это не твои. Отдай ключи! – Я, примерившись, резко вскинула руку и ударила его в запястье – пальцы рефлекторно дернулись, позволив мне выдернуть связку ключей. Не дожидаясь, пока солдаты опомнятся, я бегом пустилась в обход, к двери в псарню.
  — Да пусть бежит, – сказал кто-то. – Толку ей от этих ключей…
Обледеневший замок холодом обжигал пальцы. Наконец, дужка щелкнула и степенно посторонилась, замок повис. Я обеими руками подняла засов и, пригнувшись, оказалась в душном тепле псарни. Светлым прямоугольником впереди маячил выход на площадку. У входа висел кнут, который я и прихватила, вылетев наружу. Собаки неслись полукругом, хватая жертву за штаны.
  — Тадеуш! – Я кинулась наперерез. – Сюда!
Охотник не услышал, и я, не задумываясь, врезалась во всю эту свалку, щелкая кнутом по ногам и ухитрившись перехватить Тадеуша за руку. Одна из собак вцепилась в подол – черт, ненавижу эти тряпки – но, к моему счастью, старенькая ткань, годы пролежавшая в сундуке, легко треснула, отчего гончая смешно шлепнулась на зад с куском платья в зубах. Следующая собака куснула за ногу, я отогнала ее кнутом и потащила охотника в сторону калитки. Он едва не падал. Я перекинула его руку через свое плечо – не задумываясь, как таскают тяжелораненых и, согнувшись под тяжестью, продолжила путь.
  — Ты чего? – опомнился Тадеуш. По грязной рубахе поползли кровавые пятна, но он все еще переставлял ноги, хоть и с трудом. – Ты откуда?
  — Из замка, - прохрипела я и невольно вскрикнула – одна из собак надумала укусить всерьез. И получила от Тадеуша сапогом в морду, заскулила, осталась позади. Солдаты что-то кричали, громче всех кричал Ришцен, а потом я услышала голос Патрика. В какой момент мы буквально вывалились из калитки – я так и не поняла. Солдаты молча смотрели, как я помогаю Тадеушу подняться, а шут загоняет собак обратно и закрывает калитку. Лай стоял такой, что уши закладывало.
  — Ты зачем? – снова прохрипел Тадеуш, отирая кровь с лица. Я свалилась наземь и закрыла глаза. Навалилась свинцовая слабость.
  — Они бы тебя насмерть загрызли. А эти ублюдки смотрели бы.
  — Ну, теперь попробуйте толкнуть версию с чужой инициативой, кретины. – Я ощутила, как жесткая ладонь Патрика резко касается щек. – За княжну вам попадет!.. Вставайте, миледи. А вы – отведите парня к врачу, чего встали!
  — Не бойтесь, госпожа княжна. – Растмилла?!.. – Ох, горе-то какое… вы не ранены, госпожа княжна?..
  — А вот эта кровь, по-твоему, чья?.. Пусти, я жгут наложу.
  — Что теперь будет?..
  — Ты зачем, Аретейни?..
  — Да уведите его уже!
  — Идемте. – Растмилла осторожно подняла меня.
  — Да я в порядке. – Я только теперь осознала, что правая нога чуть выше колена и левая рука пульсируют болью, попытавшись сделать шаг и взять Растмиллу под руку.
  — А ты чего раскомандовался, урод?!
  — А вы своим умишком не додумаетесь, потому что.
  — Чего-о?!..
  — Того. Руки убери, дубина. Незаменимых питекантропов с цепами не бывает. А вот, незаменимые шуты – очень даже.
  — Что здесь происходит? – Олькмер пришел! Я даже выпрямилась и шагнула вперед.
  — А мы тут… эта…
  — Я расскажу.
  — А тока вы ей…
  — Молчать, – спокойно оборвал командир. – Рассказывайте, госпожа. Я слушаю.
  — Они хотели Тадеуша собаками затравить, – громко и четко сообщила я. Олькмер нахмурился.
  — А вы почему в таком виде?
  — А она меня спасала, – ответил вместо меня охотник.
  — Молчать, – повторил Олькмер. – Вы, правда, его спасали?
  — Ну, да, – удивилась я. – А что мне еще оставалось делать?
Повисла пауза. Даже Ришцен испуганно, как мне показалось, молчал.
  — Идемте, госпожа.
Я позволила Растмилле и Патрику себя увести, оставив группу людей, молча стоявших под колючим снегом, и гончих в полном разочаровании.
Мы добрались до входа в донжон и принялись подниматься по лестнице.
  — За что они его, хоть? – вздыхала Растмилла, а я стискивала зубы, стараясь не застонать, а потому все никак не могла ответить.
  — За то, что могут, – резонно заметил шут, который нес факел.
  — Вот, попадет им от господина…
  — Пока что, им попадет от Олькмера. А там уже, глядишь, и Дольгар вернется. И добавит острых ощущений.
  — Ох, Высшие…
Когда раны оказались промыты и перевязаны, а волосы просохли, на дворе уже окончательно стемнело. Можно было надеяться, что Олькмер не допустит кровавых развлечений, но я все равно переживала за Тадеуша. В подвале раны, вообще, имеют свойство плохо заживать, а ран на нем хватает.
Совершенно позабыв о своих собственных ранах, я неосторожно повернулась, и повязка на руке пошла расплывчатыми пятнами. Должно быть, я успела привыкнуть к боли, но двигалась опять с трудом, и пришлось обреченно усесться на постель. Беспокойство грызло, как голодная крыса. Сколько я уже здесь?.. И до сих пор не могу выбраться. А если Дольгар таки осилит создание новой жизни, я окажусь прикована к цитадели окончательно – не побегу же я зимой в неизвестном направлении с маленьким ребенком на руках.
От кровопотери, или от пережитого страха, сделалось холодно, и я завернулась в одеяло.
Подведем итог. Я застряла, и, похоже, надолго. Как только будущее дите вырастет, Дольгар наверняка найдет способ аккуратно убрать меня, так же, как и убрал в свое время Вилёнку, под любым благовидным предлогом. Впрочем, за предлогами далеко ходить не надо – теперь, когда я еще и кинулась у всех на глазах спасать Тадеуша, ему грех будет этим не воспользоваться. В общем, ломать голову зарлицкому господину не придется.
А вообще, где я, черт их всех побери?..
Стемнело, Ниллияна принесла ужин. Рыба, хлеб и тушеные овощи, я снова поймала себя на мысли – хорошо хоть, без мяса. Первое впечатление, самое сильное, сделало из меня, похоже, вегетарианца.
«Парня надо суду предать…»
«А может щас их?..»
«Провинишься – отрублю ему руку…»
Я покосилась на поднос; есть не хотелось.
  — Вам надо восстанавливать кровь, госпожа. – Голосочек девушки – тоненький, тихий, дрожащий, словно дымкой таял в холодном воздухе. – Вам нехорошо? Может, позвать Варшиха, очаг растопить?
  — Я сама, не надо никого звать. – Тело налилось свинцовой тяжестью. – Ниллияна… а в кого влюбилась Вилёнка?
Девушка вздрогнула. Большие блестящие карие глаза в тусклом свечном свете казались черными озерами. Тонкие руки вздрогнули и едва не упустили кружку.
  — Нам нельзя об этом говорить… простите, госпожа.
  — Угу, я так и думала. Ты ступай, отдохни. Чего ты все бегаешь…
  — Слушаюсь, госпожа. – Девчонка поклонилась, а я ни с того, ни с сего взорвалась.
  — Я не приказывала!
Она замерла, будто покорно ожидая удара. Я решительно откинула одеяло, сцепив зубы, и встала.
  — Сядь. – Отчего я потеряла самообладание? Служанка ведь ни в чем не виновата. Ни в моем нахождении здесь, ни в издевательствах над пленниками. Ни в чем!
Ниллияна плюхнулась на пол, запрокинув голову и не отрывая от меня взгляда. Злость душила, я принялась ходить туда-сюда.
Не виновата. Ни она, ни Растмилла, ни Патрик – никто из них не виноват в этом паскудном укладе. И я тоже не виновата. Мы все – жертвы обстоятельств. Покорные, как скоты, послушные жертвы. На нас и кнута не надо. Довольно прикрикнуть, довольно спустить гончих – и вот уже из нас можно рабов лепить.
Вот, черт… я, похоже, с ума схожу в этой тюрьме.
Дыхание все еще сбивалось.
  — Ниллияна. – Я опустилась перед ней на колени, и теперь мы обе сидели на ковре. – Как ты думаешь, что с нами будет? Если Дольгар не сможет их победить.
Она сглотнула, но не отвела глаз, в которых дрожали слезы.
  — На… – голос сорвался. – Нас продадут, наверное. Или уведут в другой замок.
  — А ты хочешь в другой замок? – Взгляды будто сцепились. Ниллияна покачала головой.
  — Нет, не хочу, госпожа. Наш господин добрый. Он ни на кого не нападает. А того господина мы не знаем, какой он человек.
  — Они все – не люди, – пробормотала я.
  — А кто же? – удивилась Ниллияна.
  — Упыри.
  — Что-о?!.. – И без того огромные, глаза девушки распахнулись. Я прикусила язык.
  — Да не в буквальном смысле упыри! Я фигурально выразилась… э-э… ну, понимаешь, вроде как, в переносном значении… Ниллияна… – Поздно. Девчонка затряслась как осиновый лист и вцепилась в оберег на груди. – Дольгар живой, – скорбно растолковала я, жалея, что вообще тронула средневековые суеверия. – Точно живой.
Девчонка затравленно оглянулась. Хоровод дерганых теней создавал зловещее впечатление.
  — А… а упыри где?
  — Там, – брякнула я, неопределенно крутанув здоровой рукой в воздухе. – На кладбище.
  — Где? На складе?! – подскочила Ниллияна. Ах, да, у них же тут раннее средневековье. Покойников наверняка сжигают.
  — Да это не у нас, – совсем уж туманно пояснила я. – А за морем…
Не убедила. Пересохшие губы Ниллияны что-то быстро зашептали. Должно быть, обережный заговор.
  — Не бойся, – покровительственно сказала я. – Упыри огня не выносят, а у нас тут свечи повсюду горят. – Ну, кто меня тянул за язык?!.. – Слушай. – Я подвинулась ближе и обняла девушку за плечи. Та притихла. – Ну, перестань дрожать. Я не хочу, чтобы ты меня боялась… и упырей тоже. Я сорвалась. Прости меня. Ладно?
Повисла тишина, только шумел ветер. Девушка казалась хрупкой, как маленький теплый котенок. Длинные волосы рассыпались по худым плечам, и по ним соскальзывала рука. Сколько ей лет? Тринадцать, четырнадцать? Совсем еще ребенок. А какой была я в ее возрасте?..
  — Ну, так что? Мир?
Девушка вскинула блестящие глаза. В том момент мне особенно остро захотелось сбежать отсюда. Прихватить ее и сбежать – куда глаза глядят. Не тот мир, не те возможности… На дорогах куда опаснее, чем в замке, да и кому мы, вообще, нужны. Раненая женщина и зашуганная девчонка.
  — Вы меня не накажете, госпожа?
Я глубоко вдохнула и мысленно сосчитала до трех. Сказать ей, что никто не имеет права ее «наказывать»?.. Не поймет.
  — За что? – прикинулась я шлангом. Поставь собеседника в тупик, сбей с проторенной дорожки  – безотказная тактика. Ниллияна потупилась.
  — Ну… я вас рассердила…
  — Не ты, а Ришцен, ублюдок. А ты не при чем. Ясно?
Кажется, она повеселела. Во всяком случае, расслабилась и доверчиво прижалась ко мне.
  — Я тебя с собой заберу. – Быстрый шепот бисером рассыпался с губ, плясали нервные ночные тени. Я неотрывно глядела на пламя в очаге и гладила растрепанные волосы. – Обязательно заберу, вот увидишь. Я найду способ вернуться домой, и увезу тебя туда, где ты будешь в безопасности.
  — А ну, прекрати это. Немедленно!
  — Патрик?.. – вскинулась я. Звенящая сталь, такая непривычная в обычно мягком голосе шута, заставила меня вздрогнуть. – Я не слышала, как вы вошли.
  — Это я понял. – Он стоял вполоборота, в обманчиво-спокойной расслабленной позе, точно собирался с нами драться. Тени хищно отплясывали на лице, оставляя неровные кляксы рыжего света – будто кровь. – Вставайте и одевайтесь, быстро.
  — В чем дело? – Я послушно поднялась, припав на укушенную ногу. Таким я его еще не видела ни разу. В меня швырнули моим же плащом. Я машинально поймала его, вопросительно глядя на Патрика. Тот, в свою очередь, критически оглядел меня, затем и Ниллияну. И вдруг – выхватил из поясных ножен длинный нож.
  — Обрежьте платья.
  — Мы уходим? – Теплая от чужой руки рукоять надежно легла в ладонь. Платье было жалко.
  — Не хватало еще в них запутаться.
Хорошо, половину оторвала собака. Ткань поддалась легко – старенькое сукно и тонкий лен рубахи.
  — А Дольгар где?
Патрик наблюдал за нами, и было видно, что снизу, да еще одним только глазом это делать нелегко. Я в который раз подавила непрошеное чувство неловкости.
  — Внизу, на дороге. Отбивается от засады.
  — Отобьется?.. – засомневалась я, передавая нож Ниллияне. Та испуганно отскочила, пришлось резать ее подол самостоятельно. Девчонка тихонько всхлипывала. Ее нож в моей руке пугал, или неизвестность?..
Шут кивнул.
  — Вполне. Но он задержится.
  — А мы?
  — Пока твоего мужа отвлекают – несколько товарищей в черном перебежками двинулись в сторону цитадели. Как ты думаешь, они к нам колядовать пришли?
Я даже замерла, повернувшись к нему.
  — Да ну, нет… это же замок, Патрик. Замок! Сюда так просто не пробраться.
  — Похоже, они считают иначе. – Шут усмехнулся. – Проберутся и откроют ворота. Или колодцы отравят.
Я лихорадочно соображала.  Дольгар, которому не играл на руку численный перевес противника, отозвал на бой почти всех своих солдат, оставив в крепости горстку глупых увальней, вроде Ришцена, и тем самым лишая ее и без того, ничтожной, защиты. Для владельца лакомых территорий ему следовало подумать о безопасности. Почему он этого не сделал? Надеялся на крепкие стены?
Цитадель стоит на утесе, внизу широкая река, рядом корабельный лес – идеальное место. Лучше не придумаешь. Ее легко защищать, она способна выдерживать осаду долгие месяцы. И чтобы взять ее, нужно просто выманить хозяев наружу, что и сделали дорогие соседи, причем, сделали мастерски. Спалили парочку деревень, перебили немного крестьян, обстреляли замок горящими стрелами, учинив небольшой саботаж, и ушли домой. А Дольгар, как собака по кусочкам мяса, потащился следом. Попался в расставленную ловушку… Ох, и вряд ли. Не с его умом в мышеловки лезть. А если посмотреть с другой стороны?
Деваться ему было некуда – или защищать своих крестьян и приструнить обнаглевшего врага, или отсиживаться в крепости, пока не потеряет все. Не так уж хороши его финансовые дела, чтобы содержать крепкую армию? Что ж, вот и оставалось рискнуть. Поставить на карту последнюю возможность победить.
Смелый и решительный поступок. Единственное, что поможет сохранить не жизнь – так, хотя бы, достоинство.
Молодец, господин.
Ну, а нам что делать?
Я бессильно уронила руки, опустившись на кровать. Пробормотала:
  — У нас проточные колодцы…
  — В любом случае, я не хочу рисковать непричастными к этому конфликту жизнями. Вас надо спрятать, и как можно скорее. Идем.
Патрик шел впереди, мы с Ниллияной старались не отставать. Миновали коридорчик, спустились по лестнице, прошли по темной галерее, и снова оказались в начале коридора.
Ниллияна вскрикнула, мы резко затормозили. Навстречу ловкой тенью метнулась фигура, вся в черном. Даже лицо до самых глаз закрывал черный платок. В руке незваный гость сжимал легкий арбалет.
Одну мучительно долгую секунду висела гробовая тишина. Затем черный вздрогнул и – без единого звука повалился на пол.
Патрик шагнул вперед, наклонившись, выдернул из глазницы убитого длинный метательный нож. Вытер о рубаху покойника – тело все еще дергалось, подчиняясь остаточным рефлексам, с шорохом задевали пол мягкие сапоги. Процедил сквозь зубы:
  — Слишком долго болтали.
Мне пришлось прижать Ниллияну, чтобы не закричала. Девчонка и без того зажимала рот сразу двумя руками.
  — Пошли, – обернулся Патрик, перешагивая через мертвое тело.
  — Ловко вы его, – призналась я. – Я даже не заметила.
Шут обернулся.
  — Одним глазом целиться легче, княжна.
Все б ему шуточки… профессиональная привычка, наверное.
У меня окончательно разнылись раны, и разговаривать не хотелось. Мы бежали, а коридоры и лестницы казались бесконечными. Наконец, спустились в подвал.
  — Факел, – коротко велел Патрик. Я на ходу выдернула факел из кольца. Сам бы он не дотянулся.
Винтовая лестница привела нас в обширное помещение с низким потолком, длинное и широкое, оно терялось в темноте. Здесь царил душный холод, он будто сочился вязкими струйками из древних камней, проникая в тело. На ближайшей стене хищно поблескивало многочисленное оружие. Были здесь мечи, цепы, ятаганы, ножи, кинжалы, длинные копья и сулицы, похожие на мультяшные мины булавы и легкие сабли. Чуть ниже, составленные в ряд, теснились щиты.
Патрик уверенно провел нас в сторону от всего этого оружейного великолепия и показал с виду ничем не примечательный кирпич в стене. Кирпич как кирпич, не хуже и не лучше других.
  — Нажмете на край. Откроется проход. Только сделаете это сразу после того, как сюда начнут ломиться. Заметят, куда вы ушли – добьют поодиночке. Все ясно?
  — Угу. – У меня закружилась голова, и я сползла по стенке. – А вы, Патрик?
Шут усмехнулся. Опять этой холодной, незнакомой усмешкой.
  — А у меня еще три ножа. За меня не беспокойтесь.
  — Нет уж. – Какого черта мне отсиживаться в безопасности, пока другие дерутся?! – Я тоже могу сражаться. Я пойду с вами.
  — Прекрасная мысль. – Патрик шагнул ко мне – и вдруг стальные пальцы впились в рану на кисти. Я захрипела, согнувшись, боль взорвалась, ослепила. – Берите что полегче, миледи. – Пока я пыталась снова вдохнуть, шут с издевательским поклоном протянул мне сулицу. – Удержите?
  — Вы с ума сошли! – вскинулась я, стараясь не разреветься. – Зачем так делать?! Больно же!
  — Выйдешь отсюда – еще больнее будет. Правда, недолго.
  — Да вы мне опять рану разодрали! – На повязке проступили красные пятна.
  — Это тебя ненадолго задержит. Достаточно, чтобы я успел закрыть дверь снаружи, и ты не кинулась в бойню, – невозмутимо пояснил шут.
  — А я кинусь! – попыталась я вскочить и тут же упала обратно. Обида душила слезами, и я совершенно позорно расплакалась, усевшись на холодном полу. – Ну, что вы за человек… Вы – мой единственный друг здесь, зачем вы так?! Зачем оставляете в подвале, а сами лезете в драку?! А если вас убьют?!
Патрик, развернувшийся, было, к выходу, замер, будто его оглушили мои слова. Голос прозвучал тихо и твердо.
  — Затем, что не хочу, чтобы убили тебя.
Я разревелась окончательно. От ран била дрожь, и одолела слабость. Он совершенно прав – куда мне драться… я и двух минут не продержусь. Глупая, ненужная храбрость. Безрассудство.
Я съежилась, обхватив колени руками – бесполезное копье звякнуло об пол.
  — Замки… рыцари… прям, сказка…
  — Верно. – Патрик не обернулся. – Да только не наша сказка. Прощай, княжна из-за моря.
  — Прощай… – прошептала я закрывшейся двери. Ниллияна больше не плакала. Она просто сидела, затаившись. Потом погладила меня по плечу.
  — Зачем он нас спасал?
Я вздохнула и вытерла слезы. Нечего реветь, у меня тут ребенок, которому хуже, чем мне.
  — Потому что он наш друг. Друзья всегда спасают.
  — А если придут?..
  — Упыри? – Я улыбнулась. – Тогда мы сбежим от них через подземный ход.
Факел заискрил, догорая. Вскоре и он погас – нас окутала темнота. От холода онемели пальцы; я обняла Ниллияну обеими руками, и так мы и сидели, прижавшись друг к дружке и стараясь согреться.
А утром за нами пришел окровавленный, уставший и шатающийся Дольгар.
  — Все в порядке, – сказал он и вскинул ладонь, опираясь о стену. – Можете выходить.