Цыган

Это случилось в далёком 1890 году, когда я, восемнадцатилетний круглый сирота без крыши над головой, странствовал по Франции и делал то, что умел лучше всего- играть на гитаре. Этим я зарабатывал на кусок хлеба и комнату в провинциальной таверне.
К концу лета я оказался в нормандском городке Шовиньён. Я там уже несколько дней играл в таверне с согласия хозяина, которому нравилась моя музыка, так как она привлекала посетителей. Одним из них в тот вечер был молодой человек с длинным волосами, одетый в лёгкую тёмную одежду с высокими сапогами на высоких каблуках. Он был похож на лихого разбойника или всадника, даже лицо его, на вид спокойное, выдавало бойкий нрав. Он обратился ко мне:
- Дэвэс лачо! Мэ датэ побушала?
Я наклонился к нему и сказал:
- Извините, я не знаю цыганского. Только французский.
- Я поздоровался с вами и спросил, могу ли сесть здесь,- перевёл человек.
Я кивнул.
- Конечно.  Вам нравится моя музыка?
- Очень. Я прихожу вот уже третий день подряд, чтобы послушать вас, хотя раньше посещал её не чаще, чем раз в месяц,- потом цыган, улыбаясь, указал на мою гитару,- у вас очень красивая гитара. И сами вы играете замечательно. Я удивлён, что вы не знаете цыганского.
- Это гитара моего покойного отца,- объяснил я, не желая вдаваться в дальнейшие подробности,- но вы ошиблись- я не цыган и цыганей в роду у меня не было.
Цыган загадочно посмотрел на меня и пожал плечами.
- Кто знает, кто знает. Да и дело не всегда в крови,- заверил он, и поняв, что эти слова мне не интересны, тут же переключился на другую тему,- вы прекрасный певец и вам нужны деньги. А я жених и мне на свадьбу нужен музыкант. Мы можем помочь друг другу.
Предложение меня очень удивило. Звать чужака играть на свадьбе- это всё равно что просить льва охотиться в воде- глупо и неожиданно. Поэтому я спросил:
- Не сочтите за грубость, но неужели у вас самих нет достойных музыкантов?
- Конечно есть. Но это моя свадьба и моё желание на ней- закон. Мне нравится ваша игра и я хочу, чтобы играли вы. Плачу вам 50 франков.
Сумма заставила меня улыбнуться, как будто я услышал известный анекдот про шута и короля.
- Чему вы улыбаетесь?
- 50 франков за одно выступление- очень большая сумма. Обычно платят не больше 10. Вы меня разыгрываете!
Лицо цыгана застыло в каменной гримасе, только веки моргнули.
- Никогда не смейтесь над цыганами! - сказал он, и в его руке блеснул нож. Я дёрнулся в бок как от дикого зверя, но лезвие только порезало мешочек в другой руке длинноволосого человека. На пол упали монеты.
- Здесь 20. Если хотите остальные 30- идите за мной!
Я смотрел на него ошарашенным глазами, чувствовал, как неожиданно быстро запотели мои руки на гитаре и как потные пальцы нехотя скользят по струнам.
- Хорошо, постойте! - я поднял руку вверх как знак примирения,- только у меня есть договорённость с хозяином этой таверны. Я не могу просто уйти.
- Можешь. Он тебя отпустит.
Цыган повернулся к хозяину таверны, который в то время стоял за барной стойкой и наблюдал за нами. Его толстоватое лицо искривилось неприятной гримасой.
- Зурало,- обратился к нему цыган,- дай вольную малому, ему нужно погулять.
Зурало смерил цыгана осуждающим взглядом. Ещё секунда- и он пошлёт его к чёрту, думал я, но нет. Он махнул рукой и сказал «Пусть идёт».
Цыган вышел, а я пока собрался 20 монет, положил их в карман и ощутил прилив радости от столь неожиданного везения. Особенно странным оно кажется, когда всю жизнь тебе не везёт, а судьба поворачивается к тебе спиной. «Как только я мог не согласиться в первый раз?» - думал я, быстренько выходя из таверны под пристальными взглядами пьющих людей.
Он уже сидел на коне, а рядом была ещё одна гнедая кобылка поменьше.
- Ты привёз её с собой?
- Да,- кивнул цыган,- я был уверен, что ты пойдёшь.
- Почему? - спросил я, залезая на кобылу.
- Монеты звенят приятнее гитарных струн,- сказал он, - кроме того, должен тебе представиться- зовут меня Шако. А теперь поехали. Наш табор недалеко.
*******************
Вечер выдался ветреный и холодный. Большие тучи нависли над лугом, грозясь каждую минуту разразиться грозным дождём.
Мы доехали до табора за пол часа. Он занимал почту всю поляну: там стояло не менее 60 палаток, горели костры, звучали песни, женщины танцевали, подбирая свои огромные юбки, а мужчины упражнялись на саблях. Между ними пробегали босые полураздетые дети в поисках пищи. Табор шумел, как огромный улей. Но это были обычные будни цыган.  Их жизнь весёлая и разгульная, как сам ветер, жизнь.
- Езжай за мной и молчи. Свадьба будет через час, а пока я дам тебе палатку.
Мы ехали сквозь целые ряды лежачих, танцующих, кричащих людей, и все смотрели на меня с большим интересом. Я знал, что «белых людей» в таборе не любят, их считаю чужаками, которые никогда не смогут стать частью табора, но едущий впереди Шако вызывал у них уважение. Чистокровные цыгане зачастую обладали удивительной силой нрава и духа, цыганская община их всегда боялась и уважала в равной степени. Сильный имел власть над слабым, но равно над всеми стояла «Романипэ» - цыганский свод законов.
Мы подъехали к большой разноцветной палатке, возле которой стояли 3 молодых цыганки и одна старая, морщиниста баба. Они что-то им говорила и указывала на нитки, который видимо, запутались у тех. Морщинистая баба недовольно посмотрела на Шоку и что-то гневно ему сказала. Лицо цыгана разом переменилось. Он двинул коня вперёд и резко замахнулся, но старуха даже не подумала отойти.
Шоку опустил руки и сказал что-то спокойным голосом, указывая на меня. Старуха, хоть и недовольная, кивнула и как ни в чём не бывало вернулась к своему делу.
- Зоря! - позвал Шако.
Из шатра вышла стройна и красивая девушка с чёрными, как смог, волосами, в длинной разноцветной юбке, с заплетёнными волосами и множеством колец на тонких пальца. Картину портил только шрам в форме шпаги на шее, который та искусно скрывала волосами. Двигалась она проворно, как балерина.
- Это моя будущая жена. Спутница жизни,- Шако указал на Зорю,- а этот человек, любимая, наш музыкант.
Я протянул ей руку в честь знакомства, но она только удивлённо рассмеялась.
- Зачем ты тычешь руку? – спросил Шако гневно.
- Я не… у нас так здороваются! – объяснил я.
- Глупые у вас традиции. Здороваться нужно глазами, это путь к душе. Посмотри ей в глаза.
Я посмотрел. Что-то необычное было в тех зелёных кошачьих глазах. Я прекрасно знал людей, потому что много путешествовал, но вот о ней я не мог сказать ничего. Это была моя цыганская загадка.
- Ну хорошо, я вас познакомил. Теперь иди в шатёр, любимая. Готовься.
Зоря откланялась и скрылась. Шако кивнул и мы поехали дальше.
Цыган указал мне на небольшую шерстяную палатку на краю табора. Возле неё горел костёр, на которой молодой худой парень жарил кролика. Шако окликнул его, что-то сказал, тот быстро поднялся на ноги, и немного дрожа, ответил.
- Отдыхайте пока,- сказал Шако,- если что- просите этого «казачка». Его зовут Лекса. Он понимает ваш язык, что наверное, единственное его достоинство.
Шако развернул коня, уже было собирался уезжать, но потом развернулся и добавил:
- Я благодарен тебе. А цыганская благодарность дороже золота. Помни об этом.
Шако поехал и вскоре скрылся среди палаток и людей. Он мне не нравился, но в то же время было в нём что-то такое, что привлекало. И даже в тот момент, когда ненавидишь такого человека, с трудом для себя понимаешь, что в чём-то хочется быть похожим на него.
Я слез с коня, поправил ремешок, на котором крепилась гитана и пошёл к палатке. Есть мне не хотелось, пить вино- тоже, поэтому я решил просто поиграть для себя.
- Здравствуй! - сказал я Алексе, входя в палатку.
- Добрый день! - ответил он. В писклявом голоске слышался чуть заметный акцент.
В палатке было на удивление не тесно. На полу лежал ковёр, как в турецкой мечети. Я умостился, скрестив ноги крест на крест, и глядя в пол, стал припоминать какие-то мелодии или набрасывать новые в уме. Через пару минут меня отвлёк Лекса.
- Хотите покушать? - он протянул мне кусок мяса. Я отказался.
- Ладно,- Лекса стал в пол оборота, его тело вдруг свело судорогой, но в конце концов он развернулся ко мне и спросил:
- Можно у вас кое-что узнать?
Я перестал играть и резко кивнул- всё равно он сбил меня с ритма.
Лекса замялся и уже хотел было выпроводить надоедливого паренька к чертям, как он, немного заикаясь, всё же спросил:
- Зачем Шако привёз вас сюда? На свадьбу, что ли?
Моё удивление было почти таким же, когда я сам услышал его предложение.
- Да, ты прав. Он сказал, что через час начнётся,- ответил я и добавил,- а ты сам не знал об этом?
Лицо Лексы побагровела, он стыдливо опустил глаза.
- Я? -  он переспросил таким тоном, словно я задал ненужный вопрос о какой-то простой, всем знакомой вещи,-  таких как я не ставят в известность. Я думаю, это понятно даже по моему имени.
«В который раз уже люди думают, что я что-то смыслю в цыганской жизни?»
- А что не так с твоим именем?
- Лекса, это не совсем цыганское имя, не такое, как Баро, Куч или Шуко. Не исконно цыганское, а производное из другого языка, славянского. Такое имя дают прислужникам, пастухам, дуракам.
- Лучше быть прислужником, чем дураком! - сказал я.
- Лучше не быть вовсе никем из вышеперечисленных,- сказал Лекса.
- В любом обществе есть «высшие» и «низшие», сам подумай. Чего жаловаться-то? - я пожал плечами и сам подумал, что в своём мире тоже нахожусь в низах.
- Я не … жалуюсь!
Лекса открыл рот, как рыба, но ничего не сказал. Потом просто развернулся, встал и пошёл прочь нетвёрдой походкой, как пьяный.
Больше он меня не тревожил и следующий час я просто наигрывал разные мелодии, но из головы моей ни на минуту не уходил образ цыгана Лексы.
***********
 Вот уже пол часа я играл в честь праздника. Делал это так хорошо, как мог, и судя по весёлым лицам вокруг меня на время свадьбы меня приняли за своего. Огромная толпа людей стояла в кругу, все продолжали танцевали, подпевали в такт моей мелодии на цыганском и водили хороводы, как дети.
  Из толпы выпрыгнуло несколько акробатов, они сделали сальто, и привстав на одну ногу, выпустили из ножен сабли.  Покружив ими, они достали специальные кольца, смоченные воспламеняющейся жидкостью. Дунув туда, они, как волшебники, выпустили столб пламени и под бурные овации опять ушли в толпу. Та резко затихла, как по одной команде. Расступившись и сделав один проход, они пропустили идущих за руку Шако и Зорю.
Оба были одеты в яркую, праздничную одежду, Зоря улыбалась, а Шако шёл серьёзный, сосредоточенный. Проход вёл их к полному человеку с закрученными усами в богатой одежде с золотым крестом на груди. Это был сам Барон- глава табора.
Когда молодые подошли, он встал, протянул обе руки и стал что-то говорить. Говорил повелительно, но не громко. Его было хорошо слышно, потому что вся толпа в тот момент замерла.
В какой-то момент Барон вышел вперёд, развёл руками в толпу, словно делал на какое-то пожелание, но на деле это было другое.
В католических церквях во время свадьбы священник в определённый момент говорит такие слова: «Если кто-то против этого союза, пусть либо скажет об этом сейчас, либо пусть замолчит на век». Примерно то же самое, как мне сказали потом, происходило и там.
А дальше случилось совершенно неожидаемое. Я тогда ещё этого не понимал, но меня аж передёрнуло после того, как из молчаливой толпы вышел … Лекса.
На поясе у него была сабля. Он поклонился Барону и что-то сказал на цыганском. Я перевёл взгляд на Шако- лицо его покраснело от лютой злости, он быстро сделал шаг вперёд, вытащив саблю, но Барон жестом остановил его. Зелёные глаза Зори горели неподдельным любопытством, как будто она смотрела какой-то спектакль.
Барон что-то проговорил в толпу и та заревела в знак одобрения. Лекса и Шако стали друг на против друга с оголённым саблями в руках. Цыган-прислужник пристально смотрел на своего соперника, я даже на расстоянии видел, что рука его подрагивала, а стоял он неуверенно.
Барон хлопнул в ладоши и начался бой. Столкнулись сабли, чиркнула искра. Оба соперника танцевали смертельный танец. Шако наседал, легко уворачивался от ударов и сам делал глубокие выпады. Лекса, хоть был и худым, передвигался нечётко и с трудом, с каждым шагом он терял подвижность, всё слабее ложились его удары.
В конце первой минуты из левого запястья Лексы хлынула кровь. Он дёрнулся, опустил раненую руку за спину, споткнулся и буквально повалился на Шако. Оба упали на землю. Сабли со скрежетом сошлись, и теперь дело было только в силе. Чьи сабля соскочит, в того и ударит лезвие.
Грянул гром, сверкнула молния. Лекса, понимая, что не сможет пересилить Шако, резко перекатился вбок и встал. Шако ринулся за ним и в два удара выбил у него саблю. Третий раз он ударил коленом в живот, чем сбил Лексу с ног. Он разбил нос- хлынула кровь. Лекса попытался встать, но ещё один удар сапогом в грудь вернул его на землю. Он застонал, откинул голову, как собака, и приготовился умирить, пристально глядя в лицо Шако. 
Шако замахнулся саблей для последнего удара… и руки Зари мягко легли на эфес сабли. Она что-то сказала и покачала головой, затем обратилась к Барону. Тот с жалостью смотрел на Лексу и в конце концов махнул рукой.
И только Шако был недоволен. Но он не мог перечить ни Барону, ни закону, который давал первому власть. Поэтому Шако, замахнувшись саблей… ударил остриём о землю, от чего та вошла почти на треть в грунт, как какой-то меч из английской легенды.
 Свадьба была окончена и цыгане пошли каждый в свою палатку. Многие оглядывались на всё ещё лежащего Лексу, но никто не захотел ему помочь. Он был позором для табора, проиграв бой на свадьбе. Больше он был не достоин места в таборе, никто не захочет делить с ним еду, лошадь или кров, как с прокаженным.   Такие навсегда уходят прочь, если (что случается очень редко) остаются живы.
Маленькие капли окропили сухую землю точечками, предвещая сильный дождь. Где-то за долиной грянул очередной раскат грома. Ветер понёс редкие опавшие листья по траве, гнул ветки деревьев, похожи на когтистые руки, заставляю маленьких грязных детей бежать к родителям в палатки. Грянул настоящий ливень.
Лекса встал, оправив штаны от грязи и пошёл прочь, на дорогу, в сторону города. Шёл молча, опустив голову, придерживая рукой раненное запястье. Через пару минут он скроется за деревьями, уйдёт, как привидение и никто о нём толком и не вспомнит.
Я даже не заметил, как ко мне подошёл Шако. Он дотронулся до моего плеча и я вздрогнул, машинально ударив пальцами по струне. На его длинных волосах блестели капельки воды, стекая на шею.
- Ты хорошо играл! - сказал Шако и протянул мне мешочек,- если хочешь пересчитать, я раскрою его.
- Нет, спасибо. Я верю.
Шако улыбнулся, но тут же его густые брови нахмурились, когда он увидел, что я опять повернулся в сторону уходящего Лексы.
- Забудь о нём. Он никто. Не цыган.
Я забыл, что здесь если не цыган, то никто.
 - Он любил Зорю, да? - спросил я, пряча гитару в специальный футляр. Шако только усмехнулся.
- Какая разница? Наверное, любил. Раз готов был умереть.
- А Зоря? Она…,- я осекся, понимая, какую реакцию может вызвать такой вопрос. Но Шако был спокоен, как глыба, смотрел куда-то в даль, на летящие сюда чёрные облака.
- Не понимаешь ты, или не хочешь понять, что у нас живут по другим законам. Нет у цыганок любви, есть только уважение, а уважают …
- сильнейших! - договорил я.
- Вот-вот!
Я собрал гитару, сел на коня и вспомнил, что конь не мой.
- Бери его себя. Он довезёт тебя так далеко, как ты захочешь.
«Цыганская благодарность дороже золота» - вспомнил я, выезжая из табора.
- Прощай! – крикнул я Шако.
- Кармале!- попрощался он в ответ.
Я ехал по дороге в тёмном плаще, обливаемый дождём, а за кронами деревьев исчезал табор . Вглядываюсь вперед, я увидел идущего человека. «Лекса»- мелькнуло , как молния, у меня в голове. Это был он.
- Постой! – крикнул я, пришпорив коня.
Когда мы поравнялись, он посмотрел на меня, отвернулся и молча пошёл дальше.
- Возьми деньги! - я протянул ему ладонь с пятью монетами.
Но он только  махнул рукой, я выронил монеты и те упал в грязь. Лекса дрожал от холода, но всё равно его лицо горело гневом.
- Уезжай прочь! Не нужны мне твои деньги!- процедил он.
- Ну и чёрт с тобой! Ты дурак! - крикнул я в ответ. Мне было жаль Лексу и денег.
- Я любил её!! Любил больше жизни! – кричал он то ли мне, то ли всему свету. Но мир , как обычно, молчал.
- И сейчас люблю! - сказал он уже тихо, опустив голову.
 Мне нечего было ответить. Я ещё не любил, только влюблялся на горячую голову, да и всяком случае это бы не помогло. Я пришпорил коня и поехал дальше. Несколько раз хотел вернуться и уговорить его поехать со мной, но гордость пересилила.
Впереди виднелись очертания города, мигали фонари, были слышны отголоски криков и музыки. В кармане звенели монеты, они играли музыку путешествий и приключений.  История закончилась…, почти, но путь мой продолжался.
*************
Сорок лет прошло с тех пор. Теперь я живу на большой вилле возле Калле. Жизнь моя была не простой и я не намерен здесь о ней рассказывать. Но дописать эту часть к уже давно написанному рассказу меня заставила статья в газете « Мон Ямер».
Первая полоса. На фотографии был изображён грузный человек, сидящий в кожаном кресле и пьющий вино из бокала.  Рядом с ним на ковре сидела целая семья.  Настоящий цыганский барон.
Казалось бы- что меня должно было удивить? Сперва подпись- барон Алекса Яшко, а затем и его история.
« Разносчик газет в Калле, слуга графа Де ла Рошеля, который считал его сыном и на деньги которого он выучился, позже вернулся к цыганским истокам стал главарём табора, убив прошлого барона – Шако Дьяле на поединке чести. От его руки ещё погибло более 100 человек. Среди таборов его прозвали «Кровавый барон». Давно у цыган Нормандии не было такого предводителя. ».
Когда, прочитав это, я всмотрелся в фото получше, то увидел Зорю. Только глаза больше не блестели, только к старому шраму на шее добавилось ещё два на лбу в виде креста. «Символ Лексы».
« Первым бароном, которого он убил, был барон Шако…»- читаю я в газете.
Вот кем стал изгнанный.  Вот кем становятся те, кого бросают в грязь.