Западный Волобуй

(из древнейшей истории литературы)
      

«В Африке живёт племя, называющее себя Догонами.
Откуда пришли – не знают. Письменности у них нет,
ничего из истории не помнят. Одно твердят: их
ближайшие родственники живут на Сириусе», – из
журнала «Знание – сила».
      
      
      
      
      
      Мы ещё на хорошей бумаге пишем, грех жаловаться, а
далёкие наши предки по камню зубилами работали. Большие
писатели большие камни долбили, средние писатели брали камень
средний, маленькие – маленький, и так далее. Начинающие
прозаики на скалы забирались и стучали там, утёсы обрабатывая,
покуда их на землю за штаны не стягивали. Тогда они хватались за
булыжники для юморесок и пародий...
      На острове Западный Волобуй около Индонезии, а если
точнее сказать, возле Исландии, учёные раскопали древнейшую
цивилизацию. И ещё там нашли склад консервов, попробовали – по
вкусу «завтрак туриста» консервы напоминают. Плюс ко всему
наскальную письменность обнаружили. На всех скалах, на камнях
вообще – таинственные везде надписи. На консервах тоже. К банкам
были привязаны кирпичи, на которых по-древнему написано:
«Омары в тавоте, вес столько-то столько без учёта кирпича».
      Заодно и другие тексты расшифровали. Получилась вот такая
картина, вот такая история о Догонах, улетевших впоследствии на
Сириус.
      Жили-были Догоны в своей Исландии около Папуа,
замачивали на зиму селёдку, летом ананасы ели и тому подобное. И
вот однажды волобуевские товарищи зацепили сетями какого-то
омара. Быстро придумали из него консервы: рыбину соусом
намазали и в банки её закатали, этикетки каменные к банкам
привязали, на прилавки выставили.
      Стали Догоны консервы брать. Товар у них пошёл. С
картошкой, с огурцами – за милую душу в обед и ужин омаров ели.
      Один юморист, волобуевский писатель-шестидесятник, на
прилавке кирпич с баночкой увидал. «Возьму на ужин», – решил он,
тем более что банка тогда копейки стоила, а шестидесятник, этот
святой человек, был совсем на мели – был пропившись.
      И что его развеселило: то ли кирпич смешной, то ли ещё что?
– теперь никто не расскажет. Хохот писателя обуял, живот с
кишечником ему растрясло. И сочинил он юмореску, а если быть
точным, фельетон. Хотя не совсем ясно – когда он сочинил: до еды
или после. Одно скажем определённо: было побочное явление –
диарейный синдром. Может быть, омаров переел, а может быть,
вдохновение  живот взбудоражило – человека пронесло.
      Что бы потом ни говорили, юмореска удалась: волобуевцы
читали взахлёб. Из желающих почитать очереди выстроились.
Продавцы на Волобуе в ту пору жили ушлые: стали они давать в
нагрузку ещё банку омаров. Камень с юмореской, банку и кирпич –
всё в одни руки за деньги давали. Читали и стар и млад, животы от
смеха у читателей разболелись, и накрыла Волобуй эпидемия.
      Писатель был талантливый: помимо юмора и прочих высоких
чувств, передал массовому читателю между строк свои кишечные дела.
Завистники у него были, революционных качеств в юмореске не
увидали – списали расстройства организмов на санитарные
упущения правительства.
      Со скал молодёжь спустилась, за мелкий булыжник пишущие
ребята взялись, потому что был спрос. Каждый грамотный
гражданин норовил заготовить на ужин и новенькую юмореску, и
традиционные консервы. Население объедалось и зачитывалось.
Поедят-почитают и – не к столу будет сказано  –  в кусты. Молодые
писатели по части таланта не подкачали.
      Так и жили на Волобуе: портки не застёгивали, а руками
придерживали, чтобы, если смех после чтения накатит, без суеты
можно было и успеть сбегать, и над омарами посмеяться. Охота, как
говорится, пуще неволи: мучились они и всё равно читали, в кустах
плакали и смеялись.
      Мастера, выпускавшие консервы, чтобы юмору добавить,
намазали омара тавотом вместо томата и, вероятно, переборщили.
Санитарное начальство вмешалось, и чтобы население от смеха в
кустах не перемёрло, омаров запретило – и в тавоте, и в томате.
      С прилавков банки с кирпичами убрали. В литературе
консервированный омар  в юморе продолжал жить. Все прочие дела
Догоны забросили – тему расширяли , и углубляли. К омару они
присовокупили картошку, селёдку, ананасы и очень смешные
способы замачивания и жарения. Напоследок и капуста квашеная, и
даже огурцы солёные, которыми с древних времён Волобуй
славился, в сатиру и юмор отошли.
      «Китайцы солят огурцы – будем покупать. Мы не умеем», –
постановили волобуевцы.
      Догонские повозки с ножным приводом – те тоже не устояли,
на скрижали переехали.
      – Смех, а не тачки! Телеги! – радовался читающий народ. –
Ездить на них – себя не уважать. Гужевой транспорт за бугром
купим. Лошади у них оборудованы аэрбегами, и выхлопы у ихних
лошадей благородней. Сами ни фига не умеем…Только воровать.
      В Послеогурцовый период у одного папаши, а правильнее
сказать, у мамаши родился вундеркинд, какой-нибудь папуасский
будущий Кулибин или Эдисон. Даровитый малыш, гоняя
волобуевских собак между валунов, однажды во время перекура
прочёл на столичных камнях надолбленное, чему-то удивился, и
домой он пришёл с вопросом.
      – Послушайте, папаша, – спросила кроха легкомысленного
отца, – что-то я ваше старшее поколение никак не пойму. «Омары в
тавоте» – это что такое, и кого мы этим травим – акул или
тараканов?
      Весёлый папаша впервые наморщил солидный лоб и сказал
крохе так:
      – Вообще – юмор такой.
      – Ничего себе юмор, папа! – возмутился вундеркинд. –
Клопы с блохами заедают, целыми днями чешетесь, а вам, батя, всё
хиханьки-хаханьки. Значит так, папка, хватит скоблиться, а
быстро взял бабки у мамки и айда в магазин!
      В магазине «Омаров» не оказалось. Продавец призадумался.
      – Странно, – скрёб он затылок – сколько работаю, к нам такого товара
не завозили. А в журнале «Смех» вчера оно, это самое, опять было.
Интересно!
      Крошка-сын и его папа на импортной лошади в редакцию
журнала за омарами поскакали.
      Там на вундеркинда и папашу поглядели плохо: дескать, с
юмором у вас, господа, бывшие товарищи, туговато. У виска
пальцем им покрутили: мол, народ у нас совсем бестолковый.
      К двери их направили, ещё и пинка под зад папе отвесили,
чтобы нецензурно не выражался.
      Обиженный папа, долго не думая, закинул им через забор
анонимное каменное возражение, и попал нечаянно в садик у
редакции журнала «Наука и быт». В том садике научный сотрудник
под яблонькой отдыхал, открытие вымарщивал: ждал, когда яблочко
с верхотуры ему по лбу стукнет. Отчаялся уже человек ждать,
устроился за кустом пописать, и в это время анонимное письмо
размером с утюг на темя упало, удачно от яблоньки срикошетило.
Тряхануло хорошо, и на другой день на валунах было обнародовано
мировое открытие: «Смешному образу «омар в тавоте»
соответствует некое изделие наших предков, секрет производства
которого утрачен. Спасибо вам, уважаемые читатели, надоумили. А
подмётными писульками и прочими каменюками всё равно больше
не кидайтесь».
      А тут, одно к одному, сивый дед с бородой до пупа, тайно
подосланный оппозицией, объявился, и стал он мутить народ
провокационной байкой:
      – Бывало, да! Откроешь пару банок, углы ею помажешь, так
этому... клопу-то дышать нечем и хыть вешайся, чем жисть такая.
Уйдёт он, бывало, через дыры в щелки наружные, нос руками там
затыкнёт, а с улицы ротом дышит. Мы в это время и стихи
сочиняем, и романы – никто нам не мешает. Или Карла Маркса
читаем. Не кусают, ага.
      Кто-то у них на Шваброловке проморгал: пустили
деструктивного старичка, популиста переодетого, задарма по
телевизору выступить.
      Услыхав речи о клопах, волобуевский народ разбушевался. С
плакатами, с транспарантами заходили: камни они такие волокли.
Кто на телеге вёз, кто, если покруглей камень, катил вручную.
«Долой! – кричали. – Ишь вы какие! Консервами хотите клопов и
тараканов откармливать для скачек, с жиру беситесь на своей
Рублёвке! А мы все помойки обшарили, с утра не евши!»
      У дома правительства собрались и – скандируют:
      – Ома-ра! Ома-ра!
      Царь, в тот день тоже голодный и тоже трезвый, на балкон
вышел и говорит:
      – Тише, господа. Никто у нас не планирует клопов морить.
Как говорится, не до грибов. Мы тут, в правительстве, тоже не евши
с вечера сидим, харчи купить не на что, потому что нефть
кончилась. Где достать омара баночного, не знаем – сами поели бы,
а нету. Свалки мы проверили: там, в недрах, последняя партия
должна где-то лежать забракованная – не нашли! И газ пропал. Весь
выдохся. С пузырями наш газ любимый из болота в небеса вознёсся,
царствие ему там небесное. Огурцы наши смешные давно не
выращиваем. Так шта-а шабаш.
      Потом, утверждают учёные, собрали господа Догоны свои
манатки, последнее рваньё, от бабок и прабабок доставшееся, на
себя натянули, сели они в звездолёт, тоже вётхенький и тоже от
прежнего режима, и на Сириус за едой поехали. Побираться.
Долетели туда, нет – никто теперь не расскажет.
      Которые пешком на Сириус двинули, те до Африки дошли и
там обосновались. Глоннас, Моисей такой волобуевский, в пески их
завёл – за минеральной водой и продуктами. В пещерах теперь
живут. Живут плохо. Ничего не пишут, читать не умеют. Что с
Волобуя пришли, не знают и, откуда вообще взялись, не
интересуются. А родственники их ближайшие на звезде Сириус вроде бы
живут.